Текст книги "Россия и Япония: Узлы противоречий"
Автор книги: Анатолий Кошкин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 37 страниц)
Штаб Квантунской армии разработал график проведения операций на случай решения о начале войны против СССР весной 1942 г.:
– начало сосредоточения и развёртывания войск – день X минус
5 дней;
– завершение развертывания – день X минус 2 дня;
– переход границы – день X;
– выход на южный берег реки Суйфыньхэ (Пограничная) – день X плюс 8—10 дней;
– завершение первого этапа наступления – день X плюс 21 день. Решение о начале войны должно было быть принято в марте, а начало
боевых действий – в мае 1942 г. {331}
Однако в отличие от командования Квантунской армии и ее сторонников в генштабе высшее военно-политическое руководство считало, что война с СССР чревата весьма серьезными последствиями для Японии. При этом важное значение придавалось опасениям того, что в ходе такой войны Японии будут противостоять объединенные советско-американские вооруженные силы.
В разработанном и одобренном на заседании координационного совета правительства и императорской ставки 7 марта 1942 г. документе «Оценка международного положения и достигнутых военных результатов» отмечалось, что «США и Англия… будут надеяться на то, чтобы СССР своими действиями сковал Японию или даже принял участие в войне против нее; в настоящее время США и Англия, возможно, рассчитывают на то, чтобы тайно приобрести в восточной части СССР базы для наступления против Японии».
Оценивая же в этом документе возможный «план действий Советского Союза», его составители указывали: «Исходя из затяжного характера мировой войны, СССР будет стремиться укрепить сотрудничество с США и Англией; основное внимание будет уделять войне против Германии; в настоящее время СССР будет стремиться сохранить существующую позицию в отношении Японии; нет опасности в том, что он вступит в войну против Японии по настоянию США и Англии; если же обстановка на германо-советском фронте во время весенней кампании сложится в пользу СССР, а военная мощь Японии будет ослаблена в результате боевых действий США и Англии, то не исключается возможность вступления СССР в войну против Японии; немалая опасность существует и в том, что СССР предоставит США военные базы на своей территории для нанесения внезапного удара по Японии, если последняя сочтет неизбежным использование вооруженной силы против СССР» {332} .
Стремление руководства США в той или иной форме привлечь СССР к войне против Японии с наступлением весны 1942 г. стало еще более очевидным. При этом американские представители, убеждая Москву в неизбежности японского нападения, по сути дела, подталкивали Сталина на «превентивный» удар по Японии. 23 апреля 1942 г. состоялась беседа Сталина с новым послом США в СССР У. Стэндли, в ходе которой был затронут вопрос о советско-японских отношениях. Из записи беседы:
«…Стэндли спрашивает, какие новости имеются с фронта на Дальнем Востоке. Сталин отвечает, что со стороны японцев не было попытки провоцировать инциденты на границе. Наша разведка сообщает, что японцы перебрасывают дополнительные силы на север. Мы не верим заверениям японцев, что они против нас ничего не имеют, и принимаем соответствующие меры в области укрепления нашей обороны на Востоке.
Стэндли говорит, что следует помнить пример Порт-Артура и Пёрл-Харбора. Сталин говорит, что Стэндли, вероятно, имеет в виду внезапность нападения. Мы хорошо об этом помним. Стэндли отвечает, что они также хорошо знали об этом, но, тем не менее, были застигнуты врасплох» {333} .
Предупреждения американцев основывались на достоверных данных разведки. Как уже отмечалось, решение избегать столкновения с СССР на период движения на юг имело временный характер и не означало окончательного отказа Японии от участия в войне против СССР.
По расчетам японского командования шансы на успех в войне против СССР во многом зависели от того, будут ли дальневосточные дивизии переброшены на советско-германский фронт в европейскую часть СССР. Однако к весне 1942 г. ожидавшегося японским командованием значительного сокращения численности советских войск на Дальнем Востоке и в Сибири не произошло. В феврале разведуправление генерального штаба армии представило данные, согласно которым «переброска советских войск с Востока на Запад не вела к ослаблению группировки Красной Армии, пополнявшейся за счет местных резервов» {334} .
В связи с этим командование армии обратилось к императору с рекомендацией приостановить военные действия на юге, закрепиться в оккупированных районах с тем, чтобы перебросить на север четыре дивизии. Вокруг этого предложения возникли серьезные споры. Сторонники продолжения операций на юге, напротив, требовали увеличения численности сухопутных сил для ведения военных действий не только на островах Тихого океана, но и с целью высадки и захвата Австралии. По расчетам командования армии для осуществления этих планов требовалось, кроме основных сил флота, привлечь от сухопутных сил до 12 дивизий. При этом только для переброски этих сил требовалось мобилизовать суда общим водоизмещением около 1,5 млн. тонн. Командование сухопутных сил не могло согласиться с этим в связи с планами войны против СССР. Его позиция сводилась к следующему: «Чтобы выделить такие крупные силы, необходимо значительно сократить военные приготовления против СССР в Маньчжурии и военные действия в Китае, что создаст для Японии крайне неблагоприятную общую стратегическую обстановку» {335} .
В конце концов, было достигнуто согласие армейского и военно-морского командования провести на юге ряд операций по захвату островов Самоа, Фиджи, Новой Каледонии, что не требовало значительного количества сухопутных сил. По планам японского генерального штаба предусматривалось оставить на южном направлении только такое количество войск, которое бы обеспечивало поддержание общественного порядка и проведение операций на внешних рубежах. Высвобождавшиеся войска должны были быть переброшены в Маньчжурию и Китай, а также частично в метрополию. Весной 1942 г. Квантунская армия была вновь усилена (сюда были направлены дополнительно две дивизии), достигнув своей максимальной численности {336} .
Предупреждения об опасности японского нападения на СССР с Востока имели основания, и их нельзя было рассматривать лишь как проявление стремления Рузвельта в своих интересах скорее втянуть Советский Союз в военные действия на Дальнем Востоке. Безусловно, фиксировавшееся разведками обеих стран (СССР и США) увеличение японских войск на севере было связано с планами выступления Японии против СССР в случае успеха летней военной кампании Германии, на который японские сторонники войны против СССР возлагали немалые надежды.
В середине июля развернулось наступление германской армии на южном участке советско-германского фронта с целью прорваться к Волге в районе Сталинграда, захватить этот стратегически важный пункт и крупнейший промышленный район и тем самым отрезать центр СССР от Кавказа. Понимая, что от результатов этого наступления во многом зависит успех всей военной кампании против СССР, Гитлер решительно требовал от Японии выполнения союзнических обязательств по совместному сокрушению Советского Союза. При этом он не обращал никакого внимания на наличие между Японией и СССР пакта о нейтралитете.
15 мая 1942 г. министр иностранных дел Германии Риббентроп телеграфировал японскому правительству: «Без сомнения, для захвата сибирских приморских провинций и Владивостока, так жизненно необходимых для безопасности Японии, никогда не будет настолько благоприятного случая, как в настоящий момент, когда комбинированные силы России предельно напряжены на европейском фронте» {337} .
Однако Япония была готова обрушиться на СССР с востока лишь при условии переброски если не всех, то большей части советских дивизий на советско-германский фронт. Только в этом случае она могла рассчитывать на захват советской территории имевшимися в наличии силами без ущерба положению на других фронтах, в первую очередь китайском.
Весной 1942 г. генеральный штаб сухопутных сил Японии разработал новый план «Операция 51», согласно которому против советских войск на Дальнем Востоке предусматривалось использовать 16 пехотных дивизий Квантунской армии, а также три пехотные дивизии, дислоцировавшиеся в Корее. При необходимости намечалось перебросить в Маньчжурию еще семь пехотных дивизий из Японии и четыре из Китая. В наступлении должна была принять участие танковая армия в составе трех танковых дивизий {338} .
Замысел операции состоял в том, чтобы путем нанесения внезапного авиационного удара по аэродромам уничтожить советскую авиацию и, добившись господства в воздухе, прорвать линию обороны советских войск на восточном направлении – южнее и севернее озера Ханка и захватить Приморье. Одновременно предполагалось форсировать Амур, прорвать линию обороны советских войск на северном направлении – западнее и восточнее Благовещенска и, овладев железной дорогой на участке Свободный—Завитинск, не допустить подхода подкреплений с запада. Осуществить операцию предполагалось в течение двух месяцев {339} .
Наличие этого плана не означало, что в японском руководстве было единодушное мнение о вступлении летом 1942 г. в войну с СССР. Серьёзное поражение японцев в сражении за остров Мидуэй свидетельствовало о том, что война на юге против США и Великобритании потребует концентрации всех сил империи. 20 июля 1942 г. начальник оперативного управления генерального штаба армии С. Танака записал в своем дневнике: «В настоящее время необходимо решить вопрос о принципах руководства войной в целом. Видимо, в 1942—1943 гг. целесообразно будет избегать решающих сражений, вести затяжную войну. Операцию против Советского Союза в настоящее время проводить нецелесообразно».
В это время среди иностранных наблюдателей и аналитиков высказывалась «гипотеза», согласно которой к лету 1942 г. между СССР и Японией было достигнуто что-то вроде «джентльменского соглашения». Смысл этого соглашения якобы состоял в том, что «русские, возможно, взяли на себя обязательство не позволять американцам использовать Сибирь для действий против Японии, на что взамен японцы заверили русских, что не осуществят нападения в Сибири» {340} .
Было такое «джентльменское соглашение» или нет, неизвестно. Известно другое – резко ухудшившаяся для СССР обстановка на юге страны, где германские войска разворачивали новое широкомасштабное наступление, заставляла Сталина сохранять нейтралитет с Японией. Отвечая на запрос Японии по поводу советско-английского союзного договора и советско-американского соглашения, советское правительство заявило, что эти соглашения не касаются советско-японских отношений, базирующихся на пакте о нейтралитете 1941 г.
Настойчивость американского правительства в зондировании позиции Москвы в отношении Японии была понятна. Ведь получи они возможность бомбить Японию с территории советского Приморья или Камчатки, Тихоокеанская война могла завершиться в считаные месяцы. Но в этом случае было не избежать советско-японской войны в весьма сложный для СССР период. Как показали последовавшие события, сдержать германский натиск и разгромить под Сталинградом крупную группировку немецких войск в значительной степени удалось благодаря переброске с советско-маньчжурской границы свежих и боеспособных дивизий.
5 августа Рузвельт телеграфировал Сталину: «До меня дошли сведения, которые я считаю определенно достоверными, что Правительство Японии решило не предпринимать в настоящее время военных действий против Союза Советских Социалистических Республик. Это, как я полагаю, означает отсрочку какого-либо нападения на Сибирь до весны будущего года». Это было подтверждением аналогичных сведений, поступавших в Москву и по линии советской разведки.
Возможность сотрудничества СССР с США в интересах войны против Японии не исключалась не только японцами, но и германским руководством. При этом Берлин использовал опасность для Японии такого развития ситуации с целью подталкивания Токио к нападению на СССР «до размещения на территории советского Дальнего Востока американской военной авиации». 9 июля 1942 г. Риббентроп запугивал японского посла в Берлине Осиму тем, что Владивосток может стать базой американцев для нанесения ударов по Токио. При этом он заявил, что 60 или 80 советских подводных лодок, находящихся во Владивостоке, якобы не могут причинить никакого вреда японскому флоту. Разъясняя стратегию Гитлера в отношении японо-советской войны, Риббентроп говорил: «До сих пор Гитлер считал, что Япония, достигнув таких больших успехов, должна сначала укрепиться на новых территориях, а затем уже осуществить нападение на Россию… Однако сейчас он пришел к выводу, что наступил благоприятный момент для того, чтобы Япония вступила в общую борьбу с Россией… Если Япония стремительным ударом захватит Владивосток, а возможно, и территорию Советского Союза вплоть до озера Байкал, положение русских на обоих фронтах будет необычайно тяжелым. Таким образом, конец войны будет предрешен». На это Осима отвечал, что «уверен в необходимости нападения Японии на Россию» {341} .
Но в Токио считали иначе. В ответе японского правительства германскому руководству от 30 июля 1942 г. сообщалось, что «выступление Японии против СССР приведет к чересчур большому распылению сил Японии», что японское правительство «предполагает в сложившейся ситуации ограничиться военными операциями на юге Китая». По словам японского посла, одним из серьезных доводов против японского выступления против СССР было «опасение, что во время этой операции США получат базы в Восточной Азии, с которых смогут бомбить Токио». При этом было заявлено, что ответ японского правительства не является окончательным и, «может быть, выступление против России окажется возможным еще до октября, а если нет, то не ранее следующей весны» {342} .
Между тем положение Японии на тихоокеанском театре военных действий ухудшалось. В начале февраля 1943 г. японские войска после длительных боев были вынуждены оставить имевшие важное стратегическое значение острова Гуадалканал (Соломоновы острова). Это совпало с капитуляцией германских войск в Сталинграде.
План «примирения» СССР с Германией
Понимая, что определившийся перелом в мировой войне произошел не в пользу стран оси, японское правительство решило прибегнуть к дипломатическим маневрам с целью попытаться выйти из войны на условиях выгодного Токио компромисса. Для этого был разработан план «посредничества» Японии в организации мирных переговоров между Германией и СССР. По замыслам японцев, в случае согласия Москвы на такие переговоры, даже если они не приведут к перемирию, сам факт подобных контактов СССР и Германии должен был посеять подозрения и недоверие в отношении Кремля со стороны США и Великобритании. В случае же успеха задуманного японцы рассчитывали на создание ситуации, когда, если прекратится война на основном фронте – советском, все силы Германии будут обращены против Великобритании и США. А это в свою очередь ослабит силы западных союзников на Тихом океане, что позволит Японии добиться здесь коренного изменения обстановки в свою пользу. В январе 1943 г. в Анкаре состоялась конференция руководителей японских информационных (разведывательных) отделов в Европе, которая определила, что основная задача этих бюро должна заключаться в том, чтобы прекратить советско-германскую войну путем соглашения между СССР и Германией {343} .
Первые попытки осуществить этот план были предприняты вскоре после поражения Германии в Сталинградской битве. Не исключено, что японцы постарались организовать «утечку информации» для американцев. 5 февраля помощник президента Гопкинс счел необходимым через советского посла поставить Москву в известность о том, что «будто бы немцы в последнее время делали настойчивые представления Японии и сам Гитлер говорил с японским послом о прекращении американских поставок во Владивосток. Япония будто бы на это ответила вопросом, зачем Германия ввязалась в войну с Союзом и почему она не старается, заключив мир с СССР, сделать его своим союзником» {344} .
Отреагировал на эту информацию и Рузвельт, который в тот же день в поздравительной телеграмме Сталину по случаю победы советских войск под Сталинградом особо подчеркнул необходимость «приложить всю энергию к тому, чтобы добиться окончательного поражения и безоговорочной капитуляции общего врага». В ответ Сталин выразил уверенность, что «совместные боевые действия вооруженных сил Соединенных Штатов, Великобритании и Советского Союза в скором времени приведут к победе над нашим общим врагом» {345} . Тем самым было дано понять, что ни о каком «перемирии» с Германией речь идти не может.
В результате очередной победы советских вооруженных сил летом 1943 г. в Курской битве соотношение сил на советско-германском фронте окончательно изменилось в пользу СССР. Лишь после этого японский генеральный штаб впервые за всю историю своего существования приступил к составлению на 1944 г. плана, в котором предусматривались не наступательные, а оборонительные действия в случае войны с Советским Союзом.
В августе 1943 г. в Берлине состоялось очередное совещание руководителей японских информационных бюро в Европе. Его участники пришли к выводу, что Германия, по-видимому, проиграла войну и ее поражение -лишь вопрос времени. К такому же выводу стали склоняться и наиболее здравомыслящие политики в Токио. При этом японское руководство учитывало, что после победы над Германией, а может быть и до нее, СССР может прийти на помощь союзникам по антифашистской коалиции и в целях скорейшего завершения войны выступить против Японии. Поэтому сторонники «замирения» СССР с Германией активизировали свои дипломатические маневры. МИД Японии дал указание своему посольству в Москве попытаться реализовать этот план. Однако в Кремле твердо придерживались союзнических договоренностей, которые не допускали сепаратных переговоров. Попытка посла Японии в СССР Н. Саго затронуть в беседе с Молотовым 10 сентября 1943 г. вопрос о посреднической миссии Японии была решительно пресечена советской стороной {346} . Не проявил интереса к японской дипломатической «инициативе» и Гитлер, который понимал, что после совершенных германскими войсками и оккупационной администрацией чудовищных преступлений против советского народа ни о каком компромиссном мире не могло быть и речи.
Встрече Сталина, Рузвельта и Черчилля в Тегеране предшествовала Московская конференция министров иностранных дел СССР, США и Великобритании (19—30 октября 1943 г.). В подготовленных для переговоров Объединенным комитетом начальников штабов США инструкциях особо указывалось: «Полное участие России в войне против Японии после разгрома Германии имеет важное значение для более быстрого и сокрушительного разгрома Японии с наименьшими потерями для США и Великобритании» {347} .
Вопрос о возможности участия СССР в войне с Японией был затронут Хэллом на состоявшейся сразу после Московской конференции 30 октября беседе со Сталиным. Сталин заявил тогда о готовности помочь нанести поражение Японии после разгрома Германии. Характеризуя занятую Сталиным позицию по дальневосточному вопросу, Хэлл сообщал в Вашингтон, что глава советского правительства «проявил глубокое стремление к сотрудничеству с США и Великобританией». Как писал Хэлл в своих мемуарах, Сталин сделал это заявление «уверенно, совершенно бескорыстно, не требуя ничего взамен». При этом он считал слова советского руководства «заявлением исключительной важности» {348} .
На проходившей с 28 ноября по 1 декабря 1943 г. в Тегеране конференции «большой тройки» – Рузвельта, Сталина и Черчилля – обсуждались вопросы разгрома Германии, Японии и их союзников, а также проблемы послевоенного мирного урегулирования. Для советской делегации в качестве основной стояла задача добиться от союзников твердого и окончательного обязательства открыть «второй фронт» в Европе не позднее 1944 г. На поставленный Рузвельтом вопрос об оказании Советским Союзом помощи США против Японии Сталин сделал в Тегеране важное заявление. Он сказал: «Мы, русские, приветствуем успехи, которые одерживались и одерживаются англо-американскими войсками на Тихом океане. К сожалению, мы пока не можем присоединить своих усилий к усилиям наших англо-американских друзей потому, что наши силы заняты на Западе и у нас не хватает сил для каких-либо операций против Японии. Наши силы на Дальнем Востоке более или менее достаточны лишь для того, чтобы вести оборону, но для наступательных операций надо эти силы увеличить, по крайней мере, в три раза. Это может иметь место, когда мы заставим Германию капитулировать. Тогда – общим фронтом против Японии» {349} .
Рузвельт не мог скрыть своего удовлетворения занятой Сталиным позицией и сразу попытался добиться от советского лидера решения ряда военных вопросов, связанных с предполагавшимися совместными действиями против Японии. Речь шла о предварительном планировании военно-воздушных операций в северо-западной части Тихого океана. При этом президент предложил начать такое планирование «незамедлительно». 29 ноября Рузвельт говорил. Сталину: «Мы считаем, что в целях сокращения сроков войны бомбардировка Японии с баз вашего Приморского края немедленно после начала военных действий между СССР и Японией будет иметь весьма большое значение, поскольку это предоставит нам возможность разрушить военные и промышленные центры».
На Тегеранской конференции впервые состоялся разговор о возможных результатах разгрома Японии для восстановления территориальных прав СССР на Дальнем Востоке. Причем инициативу такой постановки вопроса проявили западные союзники. Черчилль начал с того, «чтобы советский флот плавал свободно во всех морях и океанах». Отвечая на вопрос Сталина, что может быть сделано для России на Дальнем Востоке, Рузвельт предложил превратить, например, Дайрен в свободный порт. Сталин, заметив, что СССР фактически заперт японцами на Дальнем Востоке, на это отвечал, что «Порт-Артур больше подходит в качестве военно-морской базы». Как бы подводя итог предварительному обсуждению этого вопроса, Черчилль заявил, что «совершенно очевидным является тот факт, что Россия должна иметь выход в теплые моря». При этом, помня, что в результате поражения в Русско-японской войне 1904—1905 гг. Россия лишилась части своей территории на Дальнем Востоке, он особо отметил, что «управление миром должно быть сосредоточено в руках наций, которые полностью удовлетворены и не имеют никаких претензий».
Во время беседы зашел разговор об отношении Сталина к Каирской декларации США, Великобритании и Китая, в которой, в частности, отмечалось, что Япония должна быть лишена всех захваченных и оккупированных территорий. Советский руководитель заявил, что «русские, конечно, могли бы к этому коммюнике кое-что добавить, но после того, как они станут активно участвовать в военных действиях на Дальнем Востоке» {350} .
Как известно, окончательно политические условия участия Советского Союза в войне против Японии были сформулированы и закреплены на Крымской (Ялтинской) конференции глав правительств СССР, США и Великобритании.
Победы советских вооруженных сил в войне с Германией, ухудшение военного положения Японии в Тихоокеанской войне, дальнейшее сближение СССР с США и Великобританией в интересах скорейшего разгрома государств-агрессоров понуждали японское правительство предпринимать шаги для недопущения изменения позиции Советского Союза в отношении Японии, сохранения им нейтралитета. После провала попыток выступить посредником в переговорах между СССР и Германией о «перемирии» японское правительство поставило перед своей дипломатией задачу добиться подтверждения Советским Союзом положений пакта о нейтралитете 1941 г. Было решено в «обмен» на такое подтверждение, а также на согласие СССР подписать новую рыболовную конвенцию на выгодных Японии условиях вернуться к переговорам о ликвидации японских угольной и нефтяной концессий на Северном Сахалине.
Японское правительство при заключении пакта о нейтралитете взяло на себя обязательство ликвидировать эти концессии не позже октября 1941 г. Однако, воспользовавшись тяжелым положением Советского Союза после начала германской агрессии, правительство Японии вероломно нарушило свои обязательства, заявив в декабре 1941 г., что «для японской стороны разрешить вопрос о ликвидации концессий стало затруднительным» {351} . Японское правительство строило расчет на том, что советское руководство ради соблюдения Японией нейтралитета согласится «забыть» договоренности о ликвидации концессий. Более того, МИД Японии попытался добиться согласия советского правительства на продление еще на пять лет прав проведения японцами на Северном Сахалине разведки нефти. Хотя это предложение было отвергнуто советской стороной, японские концессионеры продолжали эксплуатировать недра Северного Сахалина, получая столь необходимые Японии нефть и уголь. Не желая обострять до крайности советско-японские отношения вокруг концессий, что могло быть использовано японским правительством и военными кругами как повод для развязывания войны, советское руководство, хотя и заявляло о необходимости выполнить соглашение о ликвидации концессий, вместе с тем было вынуждено мириться с создавшимся положением.
Однако по мере упрочения позиций СССР на советско-германском фронте, возрастания его роли на международной арене правительство СССР стало требовать выполнения Японией своих обязательств. В июне 1943 г. японскому послу в СССР Н. Сато была вручена памятная записка, в которой говорилось: «Советское правительство считает необходимым настаивать на выполнении японским правительством всех обязательств, вытекающих из пакта о нейтралитете».
В стремлении не допустить выхода СССР из договора о нейтралитете 19 июня 1943 г. координационный совет правительства и императорской ставки принял принципиальное решение о ликвидации концессий. Переговоры шли медленно и продолжались до марта 1944 г. Однако было очевидно, что японское правительство не желает ухудшения отношений с СССР и сознательно первоначально завысило свои условия с тем, чтобы затем, отказавшись от них, представить достигнутые договоренности как «жест доброй воли» в адрес СССР. Стремление продемонстрировать «дружелюбие» Советскому Союзу было связано с опасениями японского правительства по поводу возможных договоренностей союзников в Тегеране в отношении Японии. Хотя японцы едва ли могли знать о данном в Тегеране обещании Сталина выступить против Японии после победы над Германией, подозрения на этот счет в Токио существовали.
Во время состоявшейся 2 февраля 1944 г. беседы с послом США Гарриманом Сталин отмечал, что «японцы очень перепуганы, они очень беспокоятся за будущее». Он говорил: «Мы имеем с японцами договор о нейтралитете, который был заключен около трех лет тому назад. Этот договор был опубликован. Но кроме этого договора состоялся обмен письмами, которые японцы просили нас не публиковать. В этих письмах шла речь о том, что японцы обязуются отказаться до окончания срока от своих концессий на Сахалине: от угольной и от нефтяной… Нас особенно интересуют нефтяные концессии, так как на Сахалине много нефти. При обмене письмами японцы обязались отказаться от концессий в течение шести месяцев, то есть до октября 1941 года. Но они этого не сделали до настоящего времени, несмотря на то что мы несколько раз ставили перед ними этот вопрос. А теперь японцы сами обратились к нам и говорят, что они хотели бы урегулировать это дело».
Гарриман заметил, что это очень хорошее известие.
Сталин продолжал: «Наши люди, имеющие дело с японцами, сообщают, что японцы всячески стараются расположить нас в их пользу. Японцы идут на большие уступки, и поэтому не исключено, что по вопросу о концессиях скоро будет заключен договор.
Другой случай был во время приема в Токио по случаю Нового года. Мы не имеем в Японии военного атташе; там имеются лишь некоторые сотрудники аппарата военного атташе. И вот на этом приеме к одному нашему подполковнику подошел начальник генерального штаба японской армии Сугияма. Сугияма был, очевидно, навеселе и стал говорить этому подполковнику, что он не дипломат и что он хочет поговорить с ним откровенно. Сугияма сказал, что немцы для него никакого значения не имеют, что договор между Японией и Германией – пустая бумажка. При этом Сугияма спросил, может ли он поехать в Москву, чтобы встретиться со Сталиным… Мы, конечно, ничего не ответили и не собираемся ничего отвечать японцам. Но сам факт обращения Сугияма к какому-то подполковнику характерен. Это значит, что японцы боятся…» {352} .
30 марта был подписан протокол о передаче Советскому Союзу японских нефтяной и угольной концессий на Северном Сахалине. Советская сторона обязалась выплатить в качестве компенсации 5 млн. рублей и после окончания войны ежегодно экспортировать в Японию по 50 тыс. тонн нефти. Одновременно был подписан протокол о сохранении в силе еще на пятилетний срок рыболовной конвенции 1928 г. В этом протоколе в значительной степени были закреплены положения, которые СССР отстаивал в ходе рыболовных переговоров {353} .
В день заключения соглашений с японцами посол США был проинформирован о том, что теперь сахалинскую нефть Япония сможет получать лишь «после войны», а рыболовная конвенция заключена с выгодными для советской стороны изменениями условий.
В США в целом положительно отреагировали на советско-японские договоренности, расценив их как «показатель определенной победы Советского Союза». Вместе с тем в американских правительственных кругах мнения разделились. Большинство склонялись к тому, что заключение соглашения о ликвидации концессий является положительным явлением, во-первых, потому, что Япония лишилась сахалинского источника нефти, во-вторых, потому, что оно являлось показателем ослабления Японии. Другие же считали, что потеря сахалинской нефти для Японии не имеет существенного значения. Между тем факт заключения соглашений рассматривался как свидетельство того, что СССР и Япония могут находить общий язык при решении спорных вопросов. Последней точки зрения, сообщал посол Громыко, придерживаются многие в Госдепартаменте {354} .
Хотя в Тегеране Сталин говорил о возможности вступления СССР в войну против Японии через шесть месяцев после разгрома Германии, западные союзники продолжали рассчитывать на немедленное нанесение Советским Союзом по крайней мере воздушных ударов по японской метрополии сразу же после капитуляции Германии. На этом особенно настаивал Черчилль, который 27 сентября 1944 г. писал Сталину: «Я искренне желаю, и я знаю, что этого желает и Президент, вмешательства Советов в японскую войну, как было обещано Вами в Тегеране, как только германская армия будет разбита и уничтожена. Открытие русского военного фронта против японцев заставило бы их гореть и истекать кровью, особенно в воздухе, так что это значительно ускорило бы их поражение. Судя по тому, что я узнал о внутреннем положении Японии, а также о чувстве безнадежности, гнетущем ее народ, я считаю вполне возможным, что, как только нацисты будут разгромлены, трехсторонние призывы к Японии капитулировать, исходящие от наших трех великих держав, могут быть решающими. Конечно, мы должны тщательно рассмотреть все эти планы вместе. Я был бы рад приехать в Москву в октябре, если я смогу отлучиться отсюда…»