Текст книги "Плохие привычки"

Автор книги: Анатолий Горбов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА 33
Про чифирь на брудершафт с киллером

Гвозди бы делать из этих людей.

В мире бы стало гораздо гвоздей.

Из т/с «Агентство НЛС» (2001)

Точнее, меня одурманило специфичным ароматом пороховых газов.

Запах! Я блаженно улыбнулся и прикрыл глаза, втягивая результат сгорания великой выдумки древних китайцев и автоматически продолжая щипать бедную ногу. Запах исчез очень быстро, а вместо него мой мозг посетила звуковая комбинация без каких-либо интонаций, сложившаяся в несколько простых слов, спасших жизнь окончательно: «Дядю Вову не срисовал[4]4
  Срисовать – опознать кого-то (узнать).


[Закрыть]. Будяк[5]5
  Будяк – плохо, голимо, отстойно.


[Закрыть] какой-то. Валить[6]6
  Валить – убивать, резать; уходить.


[Закрыть] его и валить отсюда».

Прежде чем он приподнял гипертрофированное из-за глушителя дуло пистолета, я, все еще с улыбкой, промямлил:

– Дядя Вова? Да я тут шеро[7]7
  Шеро – голова.


[Закрыть] недавно запятнал, сейчас и старшего дворника не призна́ю…

– А он мне т-туфту[8]8
  Туфта – в т. ч. мошенничество, подделка, ложь.


[Закрыть] толкал, что пациент – л-лох голимый, филки[9]9
  Филки – деньги.


[Закрыть] з-захамничал[10]10
  Захамничать – не отдать взятые в долг деньги или вещи; не отдать проигранное.


[Закрыть]… – проворчал начало оправдательного приговора киллер.

Такого напряжения мозговых извилин я не испытывал ни на одном невыученном экзамене. Приходилось, пользуясь своими куцыми знаниями фени, одновременно переводить «с» и тут же «на». Из-за этого я тормозил с ответами, и дядя Вова окончательно уверился в том, что голову я поранил существенно, причем в самом уязвимом месте.

Выделение норадреналина организмом велось по принципу «Пятилетку за три дня». Мои короткие волосы были залиты потом, словно рис на вьетнамских полях. Было страшно наклонять голову – почему-то казалось, что этот бассейн тут же выплеснется и зальет палас. Робко постучавшейся в сознание мысли о том, что поверхность головы выгнута, а не вогнута, вообще никто не открыл – весь остальной мозг боялся. Руки мои не тряслись только потому, что я их вообще не чувствовал.

Откуда мне был знаком голос, особенно заикание, и лицо этого киллера, я не помнил. Кроме варианта белого пятна ночи пятницы тринадцатого, в голову ничего не приходило. Когда он предложил мне сигарету, закуривая сам, а я в ответ махнул головой и скрестил руки, этот вопрос окончательно решился в пользу пятницы, ибо Вова, кивнув, продымил кольцами:

– А, ну да, б-была ж у тебя маза[11]11
  Маза – заступничество, поддержка, круговая порука; хорошая мысль, замысел, намерение, план, идея.


[Закрыть] з-завязать[12]12
  Завязать – покончить с преступным прошлым; покончить с дурной привычкой.


[Закрыть]…

В голове откуда-то всплыла фамилия дяди Вовы – Заяц. Даже нашел силы мысленно улыбнуться способности современного общества эволюционировать (или все же деградировать?) травоядного зверя в матерого хищника. Ведь его показательная фамилия в прозвище не отразилась совершенно…

Из тяжелого для меня по причине языкового барьера разговора и непосредственной близости огнестрельного оружия я узнал, что от смерти Толика Толиковича спасло не то, что он – уважаемый Крашанок. Точнее, не совсем это. Оказывается, Свин, оплативший заказ, сказал, что нужно убрать обычного обывателя, не желающего платить долги.

Голова же Крашанка стоила явно больше, и вообще – убирать авторитетного вора (вор я, оказывается!) было связано с определенными проблемами и решением воровского совета – ну, во всяком случае, для представителей старой школы, к которым дядя Вова и относился.

Решающим фактором, искривившим траекторию первой пули и отменившим вылет следующих свинцовых подарков, был недостаточный размер гонорара. Что бы дядя Вова ни рассказывал о понятиях…

Я посвятил киллера в подробности недавней автомобильной аварии со свиновским внедорожником, в результате которой я якобы и повредил себе голову, а также обрисовал свои планы взыскать со Свина за базар – не вдаваясь в подробности полученных мной оскорблений. Что-то мне подсказывало, что если бы их действительно услышал Крашанок, то Свин, один раз шлепнувшись на газон, больше бы оттуда не поднялся.

В ходе долгой беседы мы чифирнули – к счастью, в кухонном шкафу нашелся антикварный мелколистовой черный чай, который, видимо, принадлежал хозяевам квартиры, так как я такой никогда не пил. Дядя Вова взялся готовить чифирь[13]13
  Чифирь – крепчайший чай.


[Закрыть] сам (вот я бы ему наготовил!), бухнув в пол-литровую кружку с надписью «Boss», почти доверху наполненную кипятком, всю пачку, и накрыл сверху минут на десять тарелкой. Потом отцедил густую жидкость перелил в кружку поменьше, сделал три глотка и, передавая кружку мне, причмокнул от удовольствия:

– Ядово[14]14
  Ядово – очень круто, великолепно.


[Закрыть]…

Я сделал также три внушительных глотка и передал кружку, словно косяк, обратно, многозначительно кивнув и сжав губы, боясь выплюнуть эту горячую терпко-горькую жидкость, которая к тому же нестерпимо противно воняла сгоревшим порохом.

Никак не удавалось вызвать новую синестезию. Сначала я пробовал зацепиться за тактильные ощущения, но кружку псевдослесарь постоянно подавал ручкой ко мне, а сам абсолютно спокойно держал горячий фаянс прямо за бока. За вкус его поймать тоже не удавалось – видимо, этот любимый им и абсолютно непривычный для меня напиток дарил нам разные вкусовые ощущения. А может быть, я просто сильно отвлекался на арго-переводы и не мог сконцентрироваться на желаемом?

К концу первой кружки мое сердце вернулось к уже выученной им пляске святого Витта и изобретательно придумывало новые па, больше походившие на акробатический рок-н-ролл.

Когда мы закончили, я сильно взмок. По́том были пропитаны даже носки. Руки начали обретать чувствительность и при этом предательски – нет, не вздрагивать – дергаться в судорогах. Не иначе, сердце и до них добралось и научило плохому.

Вскоре Вова, открутив глушитель, уложил свой инвентарь в ящик для инструмента и стал окончательно походить то ли на сантехника, то ли на слесаря-инструментальщика, причем непременно героя социалистического труда. На татуировку в виде перстня с кинжалом, обвитым змеей[15]15
  Кинжал, обвитый змеей – символ агрессии и тайной угрозы, владелец перстня отбывал наказание за умышленное убийство.


[Закрыть], я старался не смотреть и глупо улыбался, демонстрируя последствия придуманной черепно-мозговой травмы.

Собравшись уходить, дядя Вова поинтересовался, как скоро я разрулю проблемы со Свином. Я ляпнул, что в течение недели – и угадал насчет реальности срока, потому что киллер, видимо, оценив по памяти охрану Свина, задумчиво кивнул. В участии, которое дядя Вова проявлял ко мне, больше всего было заметно мерцание трехгранного вопроса про бабло – сто́ит ли отдавать задаток, или запросить существенной добавки, или пока лучше подождать?

– Я те, по х-ходу, антик[16]16
  Антик – антикварное изделие.


[Закрыть] п-покоцал[17]17
  Покоцанный – дефективный, поломанный, побитый, некачественный.


[Закрыть] децала[18]18
  Децал, децил – мало, немного.


[Закрыть]. Ну, хоть не набурагозил[19]19
  Бурагозить – вести себя как попало, нарываться на неприятности. Обозначает безудержную эмоциональную активность, обычно с неприятными последствиями.


[Закрыть] по п-полной! – он хохотнул, показав испорченные чифирем зубы. Коротко потер указательные пальцы друг о друга, сжав остальные в кулак. Я знал, что это – жест одобрения. Похоже, Свина не очень-то любили…

Киллер перешагнул порог, забрав с собой все мое напряжение…

Хотя нет – психологическое напряжение спало, а вот чифирь давал о себе знать настойчиво, будто неуемный кредитор.

Я прошелся взад-вперед, пытаясь вспомнить, чего же не хватает в квартире. Не хватало Джина – это стало ясно при взгляде на нетронутую миску с творогом, который уже заветрился.

Такого с пушистым пронырой не случалось. Не то чтобы он был ярко выраженным рабом желудка, растущий организм требовал свое, и мыть за котом миски приходилось очень редко – конечно, отчасти из-за лени, отчасти из-за того, что все вылизывалось до зеркального блеска. Чего нельзя было сказать о его личном туалете – ну, тут тоже на кота роптать было нельзя, ведь он нигде, кроме отведенного для этого места, сюрпризов не оставлял. Не соврала та женщина, котенок к лотку был приучен.

Поиск в комнатах результатов не принес, но немного помог утихомирить сердце – а может, просто выдыхался чифирь. Проверив все знакомые мне нычки и не найдя там никого, похожего на полосатого исследователя, я озадачился.

Оставался последний козырь – я бы даже сказал, джокер. Вынув из морозилки пайку мелкой рыбешки, которую продавали на рынке живьем за сущие копейки, я поместил ее размораживаться в микроволновку, а сам крикнул с кухни:

– Джин, рыбки хочешь?

Тут же где-то послышался приглушенный мяв, который, подобно поисковому биперу, больше не замолкал ни на секунду – до того самого момента, когда я извлек бедного Джина из санузла. Там он оказался еще утром, пока я брился, и был случайно захлопнут в кафельном плену. Амнистированный котенок был приговорен к двойной порции рыбешки, с чем он, хрустя и урча, справился за пару минут. А потом, умывшись и хорошенько подумав, доел и творог…

А что? Голод не тетка. И даже не дядька. Как сказал великий Шиллер, «Любовь и голод правят миром»…

ГЛАВА 34
Перелом

Человек начинает жить лишь тогда, когда ему удается превзойти самого себя.

Альберт Эйнштейн

На душе было скверно. Как-то совсем уж. Наступающий на меня кошмар никак не мог быть исправлен известными и привычными мне способами. А пока я мешкал и выжидал, он с каждым днем усугублялся и являл новые неприятные сюрпризы.

Мною проживался короткий временной отрезок, после которого бездействие будет самоубийством. Чтобы немного собраться с мыслями, я вышел прогуляться, с удивлением наблюдая погодные изменения, на которые не обратил внимания в первой половине дня. Исключительно по причине молниеносных перемещений между домами и маршрутками.

На улице недобросовестная осень спешно готовилась к зиме. Некоторые листья, как предвещал ветер, не успели пожелтеть и не стали, вальсируя в прощальном танце, опускаться на землю. Они так и примерзли к ветвям зелеными. Унылая пора стремительно ушла в декретный отпуск, обещая вернуться через девять месяцев снова. А то, что не доделала она, приходилось быстренько отрабатывать зиме. Та действовала, как могла – сердце за промахи в чужой работе у нее не болело.

Застывший холодец из разноцветных листьев и льда выглядел красиво, но непривычно. Ветви деревьев не выдерживали веса обледеневших листьев и их страстного желания коснуться земли и ломались. В замерзших лужах мутно отражались провисшие электрические провода и озябшее небо, с которого наконец-то перестало капать.

Я ходил по аллеям парка Фрунзе, наматывая круги большого радиуса около Вечного огня. Мне всегда лучше думалось, когда я ходил. Неизменный плеер плакал Стингом, и такой саундтрек неплохо подходил к моему состоянию.

Почему-то не работало мое пари про некурение. Такого раньше не бывало. Я всегда был готов к разным неприятностям, которые возникали сразу же после отказа от привычки целоваться взатяг с сигаретой. Говорят, что на человека после исповеди практически сразу обрушивается какое-нибудь испытание. Для проверки твердости. Или искренности исповеди. Не знаю точно, никогда не исповедовался. С отказом от сигареты всегда было что-то похожее, выбивающее тебя за поля обыденной жизни.

Как ни странно, Свин, невзирая на всю серьезность его темных замыслов, в рейтинге Гадостей занимал не первое место. Самым больным и неприятным было расставание с Ирой. А форма этого расставания была вовсе чудовищной.

Потом следовали штучки-дрючки с синестезией. Причинно-следственное резюме моего текущего положения выглядело неутешительно: я бросил курить, и вследствие этого полностью прекратились мои любовные отношения и сексуальная жизнь, и, вдобавок, поехала крыша.

И еще, сразу же после письменного заключения пари на категорический отказ от сигарет в мою жизнь врезался Свин. Ничего себе, сходил за хлебушком…

Из изначально хороших событий можно назвать приобретение «Густава Беккера». Для моего мозга, сердца и души такой размен не выглядел равноценным.

Я брел по аллеям парка и думал: а может быть, все не так плохо, и я просто не пользуюсь теми благами, которые мне добросовестно подкидывают Высшие Силы – участники пари? Быть может, не стоило отдавать деньги, потерянные пацаном у рынка домашних животных? Да нет, чепуха, ну стал бы я немного богаче, а ребенку влетело бы от родителей, еще не известно, сколько они зарабатывают. Хотя, конечно, и отправлять одного ребенка с такой суммой было откровенным безрассудством с их стороны…

Меня терзало непонимание вопроса: я же просил оставить и упрочить мои отношения с любимой женщиной. А они рухнули. Они вообще оказались не такими взаимными, как я полагал. А может быть, это как раз и есть хорошее событие? Мысль была явно притянута за поросшие редким пушком звуковые уловители и звучала слишком глупо.

Я понял, что сам себя пытаюсь обмануть – ведь если нарушен основной пункт пари, само пари не выполнено. И никогда не будет выполнено противной стороной. И тогда я могу не выполнять свою часть обязательств.

То есть можно смело купить в уставленном табачными изделиями киоске, мимо которого я как раз проходил, обойму в двадцать зарядов и с наслаждением расстрелять собственные легкие и остальные внутренние органы.

Даже слюнки потекли. Как я сейчас понимал Еву, надкусившую яблоко… Силы воли хватило лишь на то, чтобы отвести свое тело от соблазна подальше, пообещав ухмыляющемуся и потирающему руки демону, что сигареты я куплю на следующем кругу…

Стинг закончился, в наушниках зазвучало «Утро» Грига. Мои знакомые приходили в ужас от количества и разнообразия моих музыкальных привязанностей. В этом плане я был практически всеяден. Главное, чтобы настроению соответствовало.

Через пять минут, оказавшись в глубине парка, я окончательно понял, что голос внутреннего соблазнителя-закурителя, вещавший о неисполнении условий пари моими оппонентами, принадлежал не рассудочному реализму, а коварной привычке. К этому времени я уже должен был выкурить сигарету и щелчком отбросить окурок, и пари было бы мною проиграно абсолютно и бесповоротно.

Демон курения был напорист и убедителен, но, к моему счастью, он очень быстро выдыхался. Каждая разоблаченная его маска и проваленная провокация автоматически присваивали мне очередное звание из табели о рангах Силы Воли или награждали меня заслуженной медалью за успешное взятие очередной высоты.

Только что взятая высота как минимум тянула на орден. Похоже, к концу этой битвы, если я выживу стану маршалом и кавалером ордена Великой Оздоровительной Борьбы. Заслуженно и честно побеждать – всегда приятно. Побеждать себя – приятнее в тысячу раз.

Я внутренне улыбался, поздравлял себя, пока Макаревич пел «Однажды этот мир прогнется под нас», и рассеянно присел с краю на одну из деревянных лавочек. Она оказалось жутко холодной, что неудивительно при минус 3 °C, но мне было уютно. Я только что победил себя и стал чуточку лучше.

Организм разжалобился и выделил Толику толику дофамина или какого-то другого гормона радости, и жить стало лучше, жить стало веселее…

Как-то внезапно и очень сильно захотелось чуда – даже под ложечкой засосало. Где находится ложечка для чуда, я не знал, но был уверен, что она у меня огромных размеров, как и эмоциональный голод из-за отсутствия чудес и положительных событий в жизни.

Что же делать? Вот хочется хороших шашлыков – идешь в проверенное кафе и покупаешь. Или напрашиваешься в гости на дачу кого-нибудь из друзей. Ну, или механически жуешь пельмени, думая, что будет и на твоей улице праздник. А с чудом как? Чудо можно было только заслужить.

Купить немного чуда в ближайшем магазинчике не мог, хотелось того, что не купишь за деньги. И денег не было. Завтра нужно расплачиваться за покраску, а денег ноль. Выплата по страховке когда еще будет!

И тут я поймал себя на революционной, хотя и вполне очевидной мысли. Я понял, что по жизни всегда был потребителем и ведомым. Я осознал, что жил так всю свою жизнь. Потреблял только те чудеса, которые мне дозволялись. И шагал только по тем утоптанным направлениям, которые были ко мне поближе. Я думал, что хочу этого. На самом деле я просто не хотел другого, и на фоне общего минуса даже мой серый ноль воспринимался как нечто положительное.

Я понял, что большую часть своего существования, за исключением самого раннего детства, я старательно жевал чью-то безвкусную стряпню, называя это собственной жизнью. И я тут же осознал, что стряпня эта мне надоела. Во-первых, она полнит своей скучностью. Кроме того, отсутствие остроты и пикантности может в конце концов сделать из меня тупое жвачное животное. И еще – она вредна, как любой фаст-фуд, ибо может привести к заболеваниям психики.

У меня была склонность к трем вариантам психической онкологии – телевизоромания, тупые компьютерные игры и лень обыкновенная. Во всех трех случаях я тупо плыл по течению и абсолютно не задумывался – кто же мною рулит. Но главное, что этот тупизм занимал практически все мое существование.

Сейчас в моей жизни созрела ситуация, когда я уже не мог себе позволить такую роскошь – раздавать свое время, эмоции, чувства, любовь и вообще себя. Оно и понятно – ведь мысли мои сейчас были заняты другим. Они сейчас были заняты тем, чтобы устранить все неприятности, в которые я вляпался за последние 10 дней. Зачем? Затем, чтобы скорее вернуться к прежнему спокойному растительному существованию!

А оно мне надо? Прежнее спокойное растительное существование? Мой ответ на этот вопрос прозвучал приятным искренним откровением. Мне это не нужно! Хочу интересной жизни – чтобы потом не было мучительно больно… Я хочу прожить свою жизнь сам, а не следовать лекалам, которые зомбируют подавляющее большинство людей. Я хочу делать свои ошибки и совершать свои подвиги. Я хочу жить и хочу чуда! Я хочу такого, чего никогда раньше не имел!

Домой мне шагалось легко. Я чувствовал себя окрыленным нежданным счастьем. Душа была полна сил, тщательно перемешанных с мощнейшим энтузиазмом. Я ощущал себя, словно молодой специалист, только что совершенно неожиданным образом принятый на весьма престижную, очень высокооплачиваемую и бесконечно интересную работу.

На самом деле столь мощный эффект был создан твердым намерением начать работать на собственное чудо. Всего лишь. Такая, казалось бы, очевидная и естественная для человека мысль… Точнее, намерение. Но как долго я оставлял его на завтра. А ведь, завтра – это тот день, который никогда не наступит…

Похоже, что-то в моей тонкой психологической машинке хрустнуло и сломалось. Или, наоборот, не сломалось, а как раз завертелось в нужную сторону. Я жаждал переквалифицироваться из ведомого в ведущего. И даже знал, как это сделать.

Как сказал кто-то до меня: хочешь то, что раньше никогда не имел – начинай делать то, что раньше никогда не делал…

ГЛАВА 35
Как кота вы назовете, так и требуйте с него

Делай что должен, и случится что суждено.

(Приписывают Катону Старшему,

царю Соломону, считают французской поговоркой

и одним из принципов Карма-йоги)

Прежнее мое паническое беспокойство ушло с того самого момента, когда я принял на себя ответственность за свою жизнь. Вечер я провел в написании плана действий. Просто сел и начал себе задавать письменные вопросы. Тут же давать на них эмоциональные, но тоже письменные, ответы. Под это дело я смолотил большую часть фруктов от Большой Кепки.

Эта работа показала мне весьма перспективные направления и вселила намек на уверенность в завтрашнем дне. Тупая депрессия под воздействием трудотерапии куда-то укатилась. Желание чуда не ушло. К уже имеющемуся гаранту всяких приятных событий и чудес, письменному пари, я решил для надежности добавить кое-что. «Кое-что» как раз игралось с огромным бантиком на ниточке. Чтобы завладеть вниманием неугомонного кота, пришлось бантик отобрать.

– Вот скажи, Джин, отчего желания не исполняешь? – я издевался над котом, не давая тому завладеть бумажной игрушкой. – Или мне нужно сначала приобрести для этого специальную лампу?

Котенок, неожиданно охладев к игрушке, быстро обернулся туда, где обычно мышь осуществляла свои настораживающие поползновения.

Я глянул туда же с замиранием – ибо с появлением кота звуки из-под пола и, должно быть, сама мышь пропали, не оставив своего нового адреса. Хитрая же зверюга Джин, воспользовавшись моим рассеянным вниманием, обхватил бантик передними лапами. Эта сволочь валялась на пушистой полосатой спине и с наслаждением кусала один конец бумажной игрушки, ритмично избивая ее другой конец задними лапами. А венец природы, обведенный вокруг пальца, растерянно хлопал глазами. Я чувствовал себя тем парижским старьевщиком, которому Виктор Люстиг продал Эйфелеву башню, навешав лапши, будто гордость Парижа продается на металлолом из-за больших расходов муниципалитета на ее содержание.

– Ну ты стратег, блин! – восхитился я. Но потом мстительно заметил: – Это все оттого, что лампы на тебя нет! – и тут же спохватился. – Постой-ка, постой, и лампа на тебя найдется!

Я извлек из шкафа беленькую китайскую лампу-прищепку, которая, пришпиленная к монитору, была незаменимой вещью при ночной работе. Повертев ее в руках и убедившись в исправности, я расплылся в широчайшей улыбке, обнаружив абсолютно непонятную маркировку «for JN 259».

– Вот видишь, тут написано: «Для Джинов, родившихся двадцать пятого числа девятого месяца», – я с самыми честными на юге России глазами протянул котенку электроосветительный прибор. Тот им заинтересовался, на время оставив полуистерзанный бантик, потрогал лапой, понюхал и смешно чихнул.

– Сейчас я потру лампу – и ты будешь мне должен три желания! Да нет – больше, больше… – заговорил я голосом Михаила Евдокимова и действительно потер лампу. Потом, подражая классическим гопникам, поскреб небритую шею и хрипло заявил Джину:

– Че, брателло, попал? Ты мне теперь торчишь три желания, – говорить хриплым голосом было трудно, и я съехал на другую тему – мультипликационную.

И продолжил уже, как «Вовка в Тридевятом царстве» про «пирожное и морожное», едва сдерживая хлынувшие слюни, начал перечислять, загибая пальцы:

– Хочу богатства – раз, душевного спокойствия – два, и любви – три! Любви к доброй, порядочной и красивой умнице! Причем взаимной любви!..

Я поймал себя на мысли, что на самом деле озвученные желания имели для меня приоритетность, обратную озвученной. Вспомнились Стивен Кови и матрица Эйзенхауэра. Способ разбиения дел на 4 группы по характеристикам срочности и важности.

Важны лишь несрочные важные дела. И их единственных только и нужно делать, никогда не доводя до категории «срочные и важные». Остальное просто мусор, который ворует время, силы и вообще жизнь. И я сейчас это лишний раз подтвердил, подсознательно отодвинув именно то, что нужнее всего, на «потом». А ведь завтра – это день, который никогда не наступит…

* * *

Лешич умер месяц назад. Официально – от передоза. Но, скорее всего, его очередное изобретение оказалось смертельным не с отсрочкой, как все наркотики, а убийственным сразу и бесповоротно.

Это был сумасшедший и гениальный сукин сын. Нашел его еще покойный Зула, но при нем Лешич выполнял лишь стандартные действия штатного химика, а именно: осуществлял проверку качества наркоты. Той, которую покупали – с ней проблем практически не было. И той, которую сбывали на точках Свина – там бодяжничество случалось нередко. Дилеров исправно карали, но всегда находились те, которые считали себя умнее и хитрее «начальства».

Еще тогда Свин понял, что Лешичу неплохо было бы дать свободу действий, что он и сделал, когда занял место Зулы. Круг интересов Лешича не ограничивался одной химией – он давал советы в вопросах организации бизнеса, осуществления надзора и даже разработал действенную тактику общения с коррумпированными полицейскими и чиновниками.

Он изобретал новые наркотические препараты и практически все пробовал на себе – при всем своем высокоразвитом интеллекте Лешич был бесконечно жаден до кайфа. Торчал он постоянно – сгорая в этом адовом огне, генерировал гениальные идеи.

Свин надеялся, что химика хватит еще хотя бы на три года, но ошибся. Когда Лешича нашли холодным в его лаборатории, толстяк чуть не плакал – он успел привязаться к этому чудаку и по-своему даже полюбить.

Кроме того, за последние полгода прибыль от сбыта наркоты увеличилась почти на 40 %, а это были огромные деньги. И весь этот прирост был организован и осуществлен именно Лешичем. Теперь этот завоеванный прирост будет потихоньку уменьшаться: кое-что переймут конкуренты, кое-что устареет и отомрет само. Жизнь не стоит на месте…

Свин перезвонил дяде Лешича и договорился о новой встрече. Встреча состоялась в людном месте на набережной Дона и подтвердила худшие опасения Бориса Михайловича. Его шантажировали. Дядя Алексея, Вадим, был ненамного старше своего племянника и некрасивыми темными глазами производил ощущение неприятного человека. Человека, который своего не упустит.

Он и не упустил. Сказав, что у него есть о-о-очень интересный фильм, который был обнаружен в отошедшей ему по наследству от племяша видеокамере. Фильм этот стоит полмиллиона евро и ни центом меньше. Посмотреть? Утром деньги – вечером просмотр. О чем хоть фильм? О, он, будьте уверены, того стоит! Но анонса не будет. Единственное, что дядя согласился указать в дополнительных сведениях, что снято видео было в День Независимости США, 4 июля этого года.

Когда была произнесена дата съемки, Свин почувствовал себя выброшенной на берег рыбой – он дважды судорожно вдохнул, но воздуха все равно не хватало. Именно с этим днем было связано одно из самых главных событий последних лет, а может быть – и всей его жизни. Именно это событие нельзя было афишировать ни в коем случае. Это было, мягко говоря, очень опасно.

Похоже, от Вадима не укрылась столь явная заинтересованность лысого толстяка, и в его белесых глазах начало проскальзывать сожаление об озвученной величине гонорара. Но, закуривая сигару «Montecristo» (Свин это узнал по оставленному сигарному банту, такие же вонючки курил его адвокат Юровский, он еще говорил, что это любимые сигары… как его? а, Хичкока!), алчный дядя зацепил взглядом троицу охранников наркоторговца, и его денежный аппетит заметно притупился. Во всяком случае, пока.

В связи с тем, что Свин соврал, будто на сбор денег необходимо какое-то время, встречу с просмотром видео и последующим его выкупом назначили на среду, 23 ноября. Провести ее решили в людном месте, и хитрый толстяк предложил кафе «У Рыцаря». На что Вадим, выпустив густой сигарный дым в лицо Борису Михайловичу, улыбнулся и выбрал одну из сетевых кофеен в центре. Свин должен был прибыть туда без охраны к часу дня с дипломатом купюр по 100 евро.

Свин даже не был зол, когда шел к своей машине. Он был напуган.

* * *

Сон был ярким и четким, словно жизнь без наркотиков. Мы что-то делали с Ирой за одним столом, причем стоя. Друг напротив друга. То ли пельмени лепили, то ли деловые бумаги разбирали и разговаривали. Это совершенно не важно. Она случайно меня задела, и я в шутку бросил:

– Грубиянка!

Она заканчивала фразу и не сразу среагировала. И только через целых 3, а то и 5 секунд деланно возмущенно воскликнула:

– Я грубиянка?! – и бросилась за мной вокруг стола с твердым намерением отшлепать. Я, убегая и давясь от смеха, успел припомнить ей эту паузу:

– Нет! Ты – тугодумка! – и рванул в другую комнату. Она догнала меня там, мы обнялись – как-то чересчур нежно, но совсем не как любовники, хоть и целовались – или я просто слизывал ее слезы? Она с болью в голосе произнесла:

– Ты моя шишка. Мне хочется больше уделять тебе внимания. Потому что сам ты себя жалеть не можешь…

Я подумал, что шишка – это из-за того, что я на видном месте и ей больно от меня. Но узнать правильность моих выводов мне не довелось. Зазвенел будильник. Я проснулся, хотя все еще находился всем своим существом в ее объятиях, безумно ласковых, но при этом абсолютно не сексуальных. Было ясно, что чувства переполняли и ее. Правда, это была не любовь. Точнее, не страсть и не желание, а что-то вроде ответственности за тех, кого мы приручили.

И еще, у нее был какой-то странный акцент – он легко узнавался, был приятен, и его вполне можно было бы вписать в графу особых примет. Акцент чувствовался в каждой фразе – сначала сила голоса нарастала, а с середины фразы с такой же скоростью затухала. Это было как езда на горках. И на этих горках я бы катался всю оставшуюся жизнь. Даже если во фразе было всего одно слово, состоящее из нескольких слогов, оно тоже подчинялось этому закону, иногда даже казалось, что Ира с ловкостью опытного фокусника делает в слове два ударения, и это было очень мило. Потому, что больше никто не умел так говорить. И потому, что это была Ее особенность…

Пробуждение прошло больно. Разница между нашими текущими отношениями и теми, что были во сне, не хотела помещаться в голове. Безумно хотелось позвонить Ирке и начать все заново. Просить прощения, прощать самому, глотать свои слезы и слизывать ее.

Хорошо хоть вовремя очухался какой-то изначальный хохмач в моей голове, выдувший огромный переливающийся мыльный пузырь с надписью «Недостаток соли в организме?», и тут же громко его лопнул неприличным звуком, разом вернув меня на землю.

Было ясно, что, если я начну развивать эту тему, депрессия вернется, и вместо ожидаемого сегодняшнего крохотного шажка вперед я сделаю два шпагатообразных шага назад. А то и вовсе разревусь и убегу в детство…