Текст книги "Первый свиток. Император (СИ)"

Автор книги: Анатолий Логинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Annotation

Сознание двух человек из середины 20 века после их смерти оказывается в головах граждан Древнего Рима. Мир обещал быть...

Как сложатся их взаимоотношения и как изменится история, автору интересно, не меньше, чем читателям...

Вечный Рим. Первый свиток. Император

Первый свиток. Император

Последний тайм Спартака. 682 г. от основания Рима (ab Urbe condita)

Смерть – только начало

Aliquid incipit, aliquid desinit

Остров невезения

Спартак против…

Проконсулы и триумвиры

Dux classis

Третья Митридатова Война. Начало

Галльская война. Дебют

Римские календы

Галльская война. Миттельшпиль. Бельгика

Галльская война. Миттельшпиль. Море-океан

Триумф и интриги

Галльская война. Эндшпиль

Предчувствие гражданской войны

Alea jacta est (Жребий брошен)

Время мечей

На острие меча

Африканская война

Три толстяка

Гром победы

Вечный Рим. Первый свиток. Император

Первый свиток. Император

Первый свиток. Император

Пролог

К I веку до нашей эры Рим становится практически самым могущественным государством Средиземноморья, контролирующим огромные территории: всю Италию, Балканский полуостров, большую часть Малой Азии, Испании, Галлии, Северную Африку. Одновременно нарастают кризисные явления в системе управления, не справляющейся с новыми реалиями, а также между сторонниками и противниками правления аристократических родов. Это была захватывающая эпоха гражданских войн и великих реформ, в которой доминировали сильные люди, такие как Марий, Сулла, Помпей Великий, Юлий Цезарь и Август (Октавиан) Цезарь…

Первым фактически единоличным правителем стал Марий, полководец, семь раз, вопреки обычаям, ставший консулом. Его соперник и противник Сулла смог после смерти Мария разбить его последователей и установил в Риме режим личной диктатуры. Отказавшись от власти незадолго до своей смерти, он оставил республику во взвешенном состоянии. К битве за власть готовились полководцы Помпей Великий, самый богатый человек Рима Марк Красс и великий понтифик (главный жрец) и хитрый политик Юлий Цезарь…

Император – древнеримский почетный воинский титул, наиболее распространённый в период Поздней республики. Слово произошло от латинского глагола «impero», значившего «командую», «повелеваю», «властвую». Соответственно, «imperator» – «командующий», «повелитель» или «властитель».

Справка для заклепочников:

На карте – раздел провинций между триумвирами в 56 году до н.э.

(завоевания Цезаря не показаны):

Цезарь: Цизальпийская Галлия, Нарбонская Галлия, Иллирик

Помпей: Ближняя Испания, Дальняя Испания Красс: Сирия

Серый цвет – другие провинции Римской республики и Италия

Последний тайм Спартака. 682 г. от основания Рима (ab Urbe condita)

Последний тайм Спартака.

682 г. от основания Рима (ab Urbe condita)

Горе одного – возможность для другого

Марк Красс

Утомленное творящимся внизу кровопролитием Солнце клонилось к закату, словно прощаясь с Землей. Мрачная тишина, воцарившаяся на поле битвы, озаряемом последними лучами заходящего светила, нарушалась стонами раненых и умирающих, лежавших вперемежку с мертвецами. Иногда в эту почти умиротворяющую картину врывался предсмертный вопль какого-нибудь неудачливого мятежника, которого не слишком опытный легионер не смог добить с первого удара. Цепь новобранцев, подгоняемая деканами и центурионами, неторопливо двигалась по полю битвы, добивая недобитых и собирая в кучи любые трофеи, от оружия до драгоценностей. Которые потом их товарищи и лагерные рабы относили в специально отведенные палатки. Работали легионеры с энтузиазмом, подкрепленным обещанием командующего войсками Марка Лициния Красса, богатейшего человека Рима, выдать воинам две трети стоимости от положенной ему доли трофеев…

Военный трибун ангустиклавий Луций Кассий Лонгин стоял у преторских ворот лагеря, наблюдая за тем, как работают легионеры. Одновременно размышляя о том, или он забыл, чему их учили на уроках истории совершенно, или все что он помнит – ложные воспоминания. Но все размышления приводили его к одному итогу. Наиболее вероятным вариантом, объясняющим все нестыковки и анахронизмы, могло быть только присутствие в свите Красса еще одного попаданца. Которого он очень хотел бы вычислить, а заодно попытаться понять, чего же этот попаданец добивается. И стоит ли им действовать вместе, или все-таки лучше продолжить выполнение пунктов своего первоначального плана. Тем более, что с деньгами на выполнение первых шагов плана после раздела трофеев станет немного полегче. Мысль о деньгах снова заставила вернуться к Крассу, а потом и к прошедшему сражению…

Длившееся уже второй год восстание рабов и гладиаторов под руководством фракийца Спартака вместе с действиями киликийских пиратов поставило Рим на грань голода. Пираты перекрыли пути поступления зерна из-за моря, а восставшие рабы разоряли сельскую местность в самой Италии. Дошло до того, что Сенат римский готов был отправить на борьбу с восставшими рабами консулов этого года. Но отзывать ведущие тяжелые бои в Испании и Малой Азии закаленные войной легионы под руководством лучших римских полководцев Гнея Помпея и Луция Лициния Лукулла Сенат не решился. Но и предложения сенаторов, как, по слухам, предлагали отправить на войну против рабов консульские армии, тоже не стали слушать. Вместо них сенатор Гней Амфидий Орест предложил снова отправить против восставших проконсула с диктаторскими полномочиями. И назвал имя этого полководца, как рассказывали, заставив изумиться сенаторов. Так как выдвинутого им в качестве военачальника Марка Лициния Красса весь Рим знал как расчетливого богача – торговца и ростовщика, и неплохого адвоката, а не воина. Но Орест напомнил об участии Красса в гражданской войне на стороне Суллы. И об успехе подчиненных ему войск в битве у Коллинских ворот Рима, результатом которого стала победа сулланцев. К немалому удивлению большинства сенаторов, Красс, приглашенный на заседание Сената, согласился принять назначение. В результате ему и поручили набрать войско и покончить, наконец, с восстанием. Красс не только справился с набором и организацией войска, он впервые достиг крупного успеха в этой позорной войне. С двумя легионами и личной вексилляцией*, состоящей из конников, он быстро выдвинулся в Апулию и уничтожил там десятитысячную армию под командованием Крикса, ближайшего соратника Спартака.

*вексилляция ( vexillatio ) – обычно:

отряд, выделенный из состава легиона (когорты)

для участия в боевых действиях либо патрульной службы,

когда часть выполняет другие задачи.

Первое упоминание о вексилляциях в значении

самостоятельных кавалерийских частей относится к 293 г.

Автор допустил сознательный анахронизм

В это время легат Красса Квинт Титурий Сабин закончил набор еще двух легионов и вспомогательных войск. С ними в армию Красса отправился и поступивший в военные трибуны Луций. Эти части подошли к городу Аскулу почти одновременно с армией гладиаторов. Красс, прибывший туда же вместе с авангардом своего победоносного войска, хотел атаковать войска Спартака немедленно. Но тут взбунтовалась часть легионов Сабина, набранная практически из бродяг городского дна. Они сказались утомленными непривычными пешими маршами и строительством лагерей, и требовали отдыха. Квинт Титурий оказался в затруднительном положении и готов был уступить, учитывая приближение войск восставших. Выслушав Титурия, Красс приказал становиться лагерем и отдыхать, выделив бунтующим когортам отдельную площадку внутри лагеря. Признаться, тогда Луций решил, что Красс совсем не военный. Какой полководец решится стать на виду вражеского войска и начать устраиваться на отдых, несмотря на опасность вражеской атаки. Но тут подошел авангард армии Красса, несколько кавалерийских ал. А за ними и вся вексилляция во главе с легатом Красса, прикрывшая стоянку войск конной завесой. Но, к удивлению Луция, Спартак зеркально повторил действия Красса, не решившись атаковать. Похоже, Спартак так рвался на помощь Криксу, что его войска не менее римлян были утомлены быстрыми переходами. Решающее сражение, таким образом, отложили на день.

Утром же, когда обе армии строились для боя, Красс приказал поставить «бунтовщиков» в первые ряды и обязательно в центре построения. А за центром на удобном холме, с которого обозревалось все поле битвы, расположилась ставка Красса. Которая, если вспомнить предыдущие бои Спартака, должна была притянуть его главный удар.

Две огромные армии, численностью около тридцати трех тысяч в войсках восставших рабов и двадцать пять тысяч римлян, построились на равнине друг против друга, похожие, словно близнецы-братья. Только вместо орлов сигниферы* восставших несли на древках изображения фригийского колпака. А еще разнообразие щитов у восставших делало их строй более пестрым.

* сигнифер – римский знаменосец,

несший эмблему когорты, манипула, центурии.

По статусу соответствует примерно

современному младшему офицеру

Битва началась с традиционной перестрелки вышедшей перед линиями войск легкой пехоты – лучников и пращников. Но вместо обычного длительного обмена залпами лучники успели выпустить не более пары – тройки стрел, пращники вообще по одной, редко – второй пуле. После чего легковооруженные воины были смяты, разбросаны и растоптаны атакующими бешеной лавиной гладиаторскими легионами. В нескольких десятках шагов рабы, идущие быстрым шагом, на ходу дружно взмахнули руками. Навстречу друг другу полетели метаемые твердой рукой пилумы. Они ударили в строй стремящихся уплотнить ряды римлян и бегущих в атаку рабов. Некоторые попадали в неудачливых бойцов, раня и убивая, другие застревали в щитах. Но даже скинуть их времени не хватило, с громкими боевыми кличами и грохотом передовые шеренги столкнулись. На землю, обильно поливая ее кровью, рухнули убитые и раненые. Римский строй не смог сдержать яростного натиска восставших и начал медленно отступать. Тяжелее всего пришлось центру, в который ударил отборный, хорошо вооруженный легион восставших. Здесь рабы пробили брешь в первых рядах римских войск. И сразу в этот разрыв устремилась конница восставших во главе со Спартаком, которая теперь вместе с тяжелой пехотой раскалывала римский фронт на две части. Спартак, сметая и круша все на своем пути, стремился к знамени Красса, желая лично сразиться с командующим римлян. Второй ряд когорт также не смог сдержать атакующего порыва восставших. Под ударами фракийца уже пали два центуриона, а сам он оказался совсем рядом с со стоящим на холме серебряным орлом Красса. Казалось, еще небольшое усилие и атакующие окончательно прорвут фронт римских легионов. А затем обратят их в бегство и добьют.

Но тут Красс ввел в бой свои резервы. Заревели, перекрыв на время шум боя огромные трубы – тубы и в атаку устремилась римская конница. На правом фланге, отбрасывая слабый конный отряд восставших, ударил сводный отряд легионной конницы, под руководством легата Марка Муммия. На левом фланге вступили в бой основные силы конной вексилляции под командой военного трибуна Квинта Марция Руфа. Всадники быстро смяли слабые отряды конницы, оставленные Спартаком для прикрытия флангов, и принялись постепенно окружать пехоту восставших рабов. Но самый неожиданный и сильный удар Красс нанес прямо по атакующим центр римского войска главным силам Спартака. Заслышав рев туб, легионеры перед строем спартаковской конницы стали разбегаться в стороны. Обрадованные восставшие рванули вперед, к заветному орлу. Но на встречу им уже мчались две алы* отборных кавалеристов в доспехах, на могучих конях, также прикрытых защитой из кольчужной брони и кожи, и с длинными копьями – контосами**.

* ала – отряд конницы,

состоящий из 10 турм по 30–32 человека,

придававшийся в то время легиону.

**Контос – кавалерийское копье.

В данном случае —

не обычное для того времени копье,

а нечто вроде

копья польских «крылатых гусар»

Без обычных боевых кличей, молча, опустив копья наперевес и непривычно прямо сидя в высоких седлах, они таранили строй врага. До крайности скученные сотни восставших, в которых перемешались пешие и конные бойцы, вздрогнули от удара, словно крепостная стена от попадания камня из могучей баллисты. Под треск ломающихся копий, опрокидываясь на спину, громко, дико и страшно ржали кони и не менее громко орали люди, пронзенные копьями и растаптываемые копытами коней римских катафрактов. Одним из первых пал пронзенный копьем всадника Спартак. Бросившиеся назад ряды рабского войска послали впереди себя волну давки и криков о гибели Спартака и паники. Только что храбро бившиеся бойцы поддались панике. Тысячи и тысячи восставших разбегались в тщетной надежде спастись, бросая щиты и мечи, подгоняемые страхом и громким победоносным боевым кличем легионов похожим на рев урагана. Но практически всюду их встречали беспощадные мечи и копья преследующей конницы. Однако не все оказались столь нестойки и неблагоразумны. Почти треть войска, стоявшая в центре и на правом фланге, сумела пробить ряды легионной конницы и отступить к ближайшим холмам. Разделившись на четыре отряда, они отбивали атаки конницы и одновременно пытались пробить в кружащих вокруг холмов кавалерийских алах проход к горам. Там они, понимая, что гибель их ждет в любом случае, продержались до вечера. Но были атакованы подошедшими легионами и в жестокой схватке погибли. За исключением нескольких небольших отрядов, сумевших ускользнуть к горам в наступающих сумерках. Захватить в плен удалось не более трех тысяч…

Красс приказал отправить погоню с утра, для чего из лагеря ушла вся конница и наименее пострадавший Первый легион. Остальные же части начали сбор трофеев и тел на поле сражения. Чем сейчас и занимались под командой своих военных трибунов.

Благодаря этому молодой военный трибун Луций Кассий Лонгин получил возможность в спокойной обстановке обдумать все отмеченные им несоответствия с теми знаниями, что имелись у него об этом времени. Например, вспоминая о восстании Спартака, он был почему-то уверен, что рабы должны были разбить еще и войска каких-то консулов. Но консулы этого года, Луций Геллий Попликола и Гней Корнелий Лентул, спокойно пребывали в Риме и отнюдь не спешили возглавить армию. Причем, что характерно, армию, состоящую из четырех легионов под номерами с первого по четвертый, хотя и возглавляемую проконсулом. Номерами, которые обычно носили только легионы, возглавляемые консулами. К этому следует добавить необычную для римской армии сводную кавалерийскую часть. Главное же, что удалось заметить Луцию, кавалеристы ездили не как все остальные конники, охлюпкой*. Нет, они пользовались седлами и стременами.

*охлюпкой – посадка на лошади при езде без стремян

Но ведь стремена появились, как ему казалось, только через несколько веков вперед после этой эпохи. Или все, чему его учили неверно, или он в этой эпохе точно не один. Потому что все остальные известные ему исторические факты точно совпадают с увиденным. Лучшие полководцы Рима воюют в Испании и Малой Азии, два разбитых восставшими рабами претора носят отдаленно знакомые имена Клавдий Пульхр и Публий Вариний. Рим практически точно соответствует запомнившимся со школы описаниям. Конечно, как и до остальных римлян, до него доходили слухи о странных торговых делах Марка Красса с покупкой коней и организацией конефермы. Но он не слишком об этом задумывался, как большинство граждан города привыкнув к некой экстравагантности олигарха. Ну, чем эти слухи отличались от слухов о покупке серебрянных рудников в Испании. В той самой Испании, где вовсю хозяйничали марианцы* под командованием Сертория. Которых никак не могли разбить уже несколько отправленных туда полководцев, включая недавно назначенного прославленного Гнея Помпея.

* Марианцы – участники римской гражданской войны

83−82 г. г. до н.э., сторонники умершего Гая Мария

и его последователей.

Противники сулланцев.

К 72 г. до н.э. (682 г. a . U . c .) проигравшие войну марианцы

продолжали удерживать Испанию

Так что эти рудники никак не могли попасть под управление Красса и их покупка, по мнению большинства, была лишь выкидыванием денег на ветер. Улыбнувшись, Луций вспомнил произошедший шесть лет назад случай. Соперники Красса, через некоего Плотина, как говорили – скрытого марианца, обвинили его и весталку* Лицинию в преступной связи. Действительно, Марк часто с ней встречался в городе, да и она не раз гостила у него в доме.

*Весталки – жрицы богини очага Весты.

Они должны были отказаться от брака

и соблюдать целомудрие,

в течение 30 лет выполняя

религиозные обряды в храме.

Считалось, что их служение является

залогом безопасности и благополучия Рима

Потеря невинности весталкой в Риме считалась ужасным святотатством и настоящей катастрофой, грозящей гражданам неисчислимыми бедствиями. Чтобы умилостивить богов, виновницу живой закапывали в землю. А ее любовника засекали насмерть розгами. Казалось, еще немного, и карьера самого богатого человека Рима закончиться, вместе с жизнью, самым печальным образом. Однако Марк Красс, который сам был неплохим адвокатом и не раз побеждал в судах, сумел себя защитить. Не нашлось ни одного свидетеля, показавшего, что Лициния и Красс оставались хотя бы недолгое время наедине. К тому же, Красс предъявил купчую на имение, принадлежавшее весталке, которое он сумел купить всего за двести тысяч сестерциев. При реальной цене как минимум втрое выше. Таким образом, он оправдал свои встречи со жрицей всего лишь корыстным стремлением. И выиграл дело. Его и Лицинию оправдали… а имение… И тут Луций Кассий Лонгин едва не повторил деяние знаменитого ученого Архимеда. Который, как известно, совершив открытие, потом бегал с криком: «Эврика*!» по Сиракузам. Но Лонгин сумел удержаться от столь бурных проявлений чувств, хотя и с трудом.

* Я нашел, греч.

А все потому, что он неожиданно вспомнил. Имение это, весьма неплохое, но расположенное в Кампании, в которой зародился мятеж рабов, Красс успел продать за несколько недель до разорения войсками Спартака. Причем продал за триста тысяч сестерциев, хотя при обычных условиях мог получить и больше. Словно Марк Лициний уверенно знал, пусть примерно, когда восставшие разобьют войска претора Клавдия Пульхра и начнут грабить окрестности. При этом, как помнил Луций, никто из ближнего круга Красса ничего подобного сделать не успел или не смог. Следовательно, решил Луций, вероятнее всего Красс и есть разыскиваемый им попаданец. Осталось только посмотреть, что он прикажет сделать с пленными рабами. Которых истинный Красс приказал распять на крестах вдоль дорог…

Смерть – только начало

Смерть – только начало.

675 год ab Urbe condita

Прошлое не изменить,

настоящее полно разочарований и утрат,

только в грядущем

мы можем найти утешение.

Марк Красс

В неведомых пространствах и временах. Диалог

– Я говорил тебе не трогать дельта-пентакварк-мюонный транслюкатор? Или не говорил?

– Говорил. А я что? Я ничего и не трогал…

– Ну да. Только включил. При этом переключатель стоял в положении «удаленный перенос».

– И ничего не случилось же. Никого и ничего не перенесло… Или (испуганно) все же перенесло?

– Не обнаружено. Зато детекторы в Службе Контроля сработали и сирены выли так, что все охранители на уши встали.

– Буквально встали? (похлопал ушами)

– Нет, конечно. В переносном смысле. Но нам с тобой от этого не легче. Готовься –на разговор с охранителями идем. Удалось только и выпросить, что самому за тобой съездить. Иначе тебя сейчас целая бригада с жезлами вязала. И не в переносном, а в прямом смысле.

– Ой…

– Вот тебе и ой. Пошли, флайер ждет.

Chi lascia la strada vecchia

per la nuova sa quel che lascia,

ma non sa quel che trova*

* Ит. пословица:

Покидая старые улицы, знаешь,

что теряешь,

но не знаешь, что найдёшь

Пожилой, потрепанный жизнью старик сидел за столиком в своем родовом поместье в Граццано-Монферрато и пил граппу. Ему уже некуда было спешить. Жизнь прошла. Мечта раздавлена вместе со страной. А мир так и не перевернулся. Жизнь текла своим чередом, абсолютно наплевав на переживания одного, пусть и заслуженного ранее человека. Дважды его пытались посадить на скамью подсудимых: сначала он был приговорен заочно к смертной казни по решению военного трибунала, созванного в Вероне Муссолини в конце 1943 года, а затем уже после войны – по обвинению международного трибунала. От тюрьмы его спасло только личное вмешательство знаменитого английского политика, сэра Уинстона.

Он укрылся в своем поместье. И все забыли о некогда гремевшем на весь мир имени маршала.

Теперь бывшему маршалу и бывшему первому премьер-министру первого антифашистского итальянского правительства оставалось только пить граппу и вспоминать. А еще с горечью размышлять о том, почему его страна стремительно скатывается на положение вассала заокеанской державы, для того чтобы не стать вассалом дикарей с востока. Эх, если бы можно было все переменить. И он понемногу, день за днем вспоминал всю свою жизнь. Лейтенантские погоны, первая поездка в Африку и страшная битва при Адуа. Итальянский экспедиционный корпус сражался в ней против орд эфиопов и погиб почти весь. Но его артиллеристы сражались достойно. Сумели спасти орудие и вынести тяжелораненого Пьетро из боя. А потом и отступить в месте с небольшим отрядом уцелевших войск. Потом была Ливийская война, не слишком удачная, но позволившая ему стать майором, а Италии получить еще одну африканскую колонию. И Первая мировая. Не менее страшные, чем битва при Адуа, но более масштабные и кровавые битвы. Два ранения во время кровопролитного наступления на Горицу и потрясающий успех его сводной бригады во время наступления на горный массив Саббатини. Потом он стал чисто штабным работником, но навсегда сохранил в сердце, как ему казалось тот самый фронтовой дух. Пьетро вспомнил, перекосились лица присутствующих, когда он, во время «похода» Муссолини на Рим, предложил устранить угрозу для страны огнем из пулеметов по фашистам. Он оставался убежденным противником фашистов и фашизма, но продолжал служить Италии. Впрочем, он же возглавил итальянское правительство, когда Муссолини был низложен. Но никто этого не оценил… Никто… Оставалось только пить граппу и вспоминать былое.

Он умер утром следующего дня – 31 октября 1956 года. Нервы, граппа и плохая погода оказались непосильным сочетанием для потрепанного сердца старого солдата. Пьетро Бадольо мирно отошел во сне, но переполняющие его эмоции не дали душе упокоиться с миром. Провидение или, вероятнее всего, боги Древнего Рима пошли ей навстречу, давая второй шанс…

Ночная тьма укрыла своим покровом огромный город. Покрылись тьмой холмы, включая Палатин и Капитолийский, базилики храмов и домусы, инсулы* и улицы, статуи знаменитых римлян на Форуме и даже сам Форум. Даже Селена-Луна скрылась с неба словно не желая видеть происходящего. На темных пустынных улицах одинокими звездочками мигали редкие факела, освещавшие путь случайным прохожим и повозкам золотарей.

* Домус – дом-особняк одного рода.

Инсула – многоэтажный дом,

в котором живет много семей

Дом Марка Лициния Красса располагался на Палатине, в районе, застроенным особняками богатейших и известнейших родов Рима. На фоне великолепных, украшенных барельефами и колоннами патрицианских домусов он выглядел достаточно скромно -небольшой, классических форм особняк. Но в этом небольшом скромно выглядевшем особняке все соответствовало канонам построенного по древним традициям римского домуса. Марк Красс, курульный эдил*, один из близких соратников бывшего диктатора Суллы, один из богатейших людей Города, любимчик судьбы и просто хороший римлянин, проснулся в холодном поту. Привстав с ложа, медленно оглядел темное помещение расположенной на первом этаже дома кубикулы (спальни). Кругом царила обычная ночная тишина…

* низшая магистратура (выборная чиновничья должность) в Риме.

Эдилы следили за снабжением города продовольствием и водой,

торговлей на рынках,

организацией общественных праздников, в т.ч. религиозных.

Курульные эдилы имели специальные полномочия

в разрешении хозяйственных споров и носили сенаторскую тогу.

Непонятный страх никак не уходил, заставляя сжиматься сердце. Так страшно нему не было ни разу, ни во время битвы при Адуа, ни во время бегства в Испанию от происков сторонников Мария или в битвах c марианцами…

'Боги, какая еще битва при Адуа? – недоуменно спросил он сам себя, с трудом сдерживаясь, чтобы не заорать от нахлынувших непонятно откуда воспоминаний. Красс снова упал на ложе и застыл на нем, словно скованный невидимыми цепями.

Заглянувший на шум раб, лежавший в отведенном ему закутке на входе в кубикулу, присмотрелся, понял, что Красс лежит спокойно и, кажется, снова заснул. Решил не беспокоить господина и бесшумно ступая босыми ногами по каменному полу, вернулся к себе на подстилку. Поворочался немного и заснул…

Спали в большинстве своем и горожане, населявшие великий город, столицу великой республики Средиземноморья. Спали порядочные граждане и рабы, мимы и обитательницы лупанария, гладиаторы и их наставники. В общем все, кроме тех, кто работал ночью.

Однако не спал еще один римлянин. Луций Кассий Лонгин, к удивлению семьи и домашних рабов, засел в триклинии. Пил, подобно варвару, неразбавленное хиосское. Как последний пролетарий, заедая его простыми лепешками с оливковым маслом и сыром. Причем время от времени начинал ругаться на непонятном языке. Принесенные кухонным рабом Галлом изысканные закуски отправил назад на кукину (кухню). А кувшин с чистейшей водой для разбавления вина отставил в сторону, приказав второму рабу, Непору, «оставить эту водичку на утренний opohmel». Раб, не понявший, для чего нужна эта вода, возражать молодому господину не стал и поспешно унес кувшин. Вошедший в триклиний отец семейства Гай Кассий Лонгин, пропустив Непора, встал прямо молча встал напротив ложа. Не возлежавший, а сидевший на нем, вопреки обычаю, Луций не сразу заметил отца, продолжая с руганью на двух языках наливать вино в чашу.

– Ты что творишь, сын? – грозно, насколько смог, спросил Гай. Действительно, пытающийся усидеть на ложе и неуклюже наливающий из кувшина в чашу вино сын выглядел смешно, словно мим на представлении в театре. Если бы только он, нарушая все обычаи не пил вино, да еще и неразбавленное. – Желаешь попасть в гладиаторы? – пока грозить младшему сыну Гай не собирался. Хотелось понять, что стало с мальчиком, еще недавно тихим и послушным, ничем не огорчавшим отца. – Или иного наказания ждешь?

До уже явно опьяневшего Луция слова отца дошли не сразу. Но дошли. Он преувеличенно осторожно поставил на стол кувшин и чашу. Попытался привстать, но его качнуло и он снова сел на ложе.

– Ой, я кажется напился, – непритворно удивился он. Посидел, старательно дыша через широко открытый рот. И с недоумением, как отметил Гай, словно впервые увидев, рассматривая обстановку триклиния.

– Прости, отец, – к удивлению Гая Кассия, Луций держался неплохо и говорил внятно. Разве что несколько медленнее обычного. – Но я испугался… Сон приснился такой… вещий, наверное. Но страшный, отец. Очень страшный…

Сообразив Гай дал знак рабам покинуть помещение.

– Не подслушивать, убью, – добавил он негромко, но таким тоном, что выходящий последним Галл даже споткнулся. – Рассказывай, – повернулся он к сыну.

– Сейчас, – Луций откашлялся, – Отец, я видел… падение Рима…

– Что? Кто? Когда? – надо признать, за несколько лет мирной жизни воинских навыков отец Луция не утратил. Быстро справился с неожиданным известием и вычленил главное, как хороший центурион, оценивающий обстановку перед боем. – Рассказывай…

На утро Марк Красс поднялся как обычно, с рассветом. Принесший ему воду раб помог умыться над тазиком. Спустившись в перистиль*, принял традиционное утреннее приветствие фамилии** и рабов. После чего приказал подать завтрак в экседру*.

* Перистиль – открытый внутренний двор домуса

используемый для личной жизни семьи.

Экседра – гостиная,

помещение по главной оси дома,

продолжавшее перистиль.

Зал для приема гостей и

столовая в летний сезон.

** Имеется в виду familia —

два или три поколения семьи:

отец с матерью, их дети и дети детей,

живущие в одном домусе.

Завтракал он необычно долго и все время о чем-то напряженно думал. Как и во время утреннего приема клиентов, тоже заметивших его необычно задумчивое состояние. Даже Тертулла, жена, обычно старавшаяся не вникать в дела Красса, не выдержала и спросила.

– Ты не болен, муж мой? Прости мою дерзость, но печать непонятных мне тревог на твоем лице тревожит не только меня, но и всю фамилию.

– Не стоит тревожится, жена. Ни тебе, ни фамилии нашей. Я просто продумываю новое дело, сулящее нам в случае успеха еще большее богатство, чем у нас уже есть, – усмехнувшись ответил он. – А пока прикажи приготовить мне выходную тогу, отправлюсь выполнять свои обязанности…

Почти также провел свое утро и Луций Кассий Лонгин. Почти – потому что как всего лишь сын, причем даже не старший, не участвовал в утренней встрече с клиентами. А как наказанный отцом, он сегодня еще и пропустил занятия в школе. Сидел дома, в галерее перистиля и о чем-то разговаривал сам с собой. Тут же рисовал на восковой табличке стилусом, стирал, о чем-то задумывался и снова болтал с невидимым собеседником.

А Луцию было интересно. Иметь волей богов у себя в голове собеседника, причем рассказывающего такие ужасно интересные, хотя и странные вещи. Кто из мальчишек откажется от такого? Признаться, когда ночью случилось это неожиданное происшествие, Луций сначала испугался и поселившийся в голове новичок смог на некоторое время полностью управлять телом. Из-за чего они чуть было не попали под жестокую отцовскую расправу. Хорошо, что он успел сговориться с поселившимся в его голове голосом. Они вместе сумели заговорить отца, выложив ему часть из того, что знал голос. Точнее, как потом догадался Луций, это оказался его личный гений*. Как бы гений не отрицал своей сущности, Луций был в этом абсолютно уверен.

* Гений – в римской мифологии

дух-хранитель, преданный человеку,

предмету или местности,

ведающий появлением своего «подопечного»

Луцию даже стало интересно, каждому ли из римлян удалось узнать, кто его гений и кем этот гений был в прошлом воплощении. Но голос в голове об этом не говорил. Шутил или просто отмалчивался. Зато рассказывал много интересного о своей жизни. Оказывается, он участвовал в гражданской войне, вроде той, что не так давно была в Республике. А до этого успел повоевать на фронте с германцами, которые и в его жизни тоже нападали на всех соседей. Почти как кимвры и тевтоны, которых разбил Марий. Как же интересно голос в голове рассказывал о войне в его сказочном мире! Особенно интересно – про оружие. Невиданные метательные орудия, ездящие, плавающие и даже летающие махины. Война на суше, море и в воздухе… Битвы и войны, по сравнению с которыми сражения Кимврской и Гражданской войн казались мелкими стычками. Морские сражения, в которых волшебные самодвижущиеся корабли, носящие броню подобно гоплитам, обстреливали друг друга из странных метательных машин магическими снарядами, взрывающимися подобно извержения вулкана. Настоящая магия, которую «гений» называл слово «наука». А истории о разных неведомых морях и странах…