Текст книги "На пороге Будущего"
Автор книги: Анастасия Петрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)
В комнате долго висела тишина, тяжелая как тучи. Наконец Евгения пошевелилась, подняла голову с его груди.
– Ты оказался человеком, одиноким в незнакомом мире. Но очень скоро ты стал первым здесь. Думаешь, они этого от тебя хотели?
Алекос раздраженно передернул плечами.
– Правила их игры мне известны, но я давным-давно отказался в ней участвовать. Все равно, чего они от меня ждут. Хотя, конечно, они не оставили выбора: только став главным здесь, я смог вернуться к своим прошлым занятиям. Власть, войны, богатство – это лишь способ достижения цели, а цель – знание.
– Возможно, именно этого они и не хотят!
– Если они читали в моей душе, то поняли, что остановить меня даже им не удастся. Я хочу воплотить все то, о чем ты рассказываешь, что в нашем с тобой мире появилось лишь через две тысячи лет. Я знаю, что могу это сделать.
– Мой мир для тебя – лишь площадка для опытов.
– Таких миров много, – засмеялся он. – Испортим один – найдем другой. И в конце концов сделаем какой-то из них красивым и счастливым!
Она тоже засмеялась – невесело, тревожно.
– Но тебе нужен наследник. Рано или поздно ты отсюда уйдешь, и кто после тебя останется?
– Ни в коем случае! Я рад, что не могу иметь детей. Сама подумай, появление наследника будет означать, что всего лет через сорок мне придется передать ему власть. К этому времени я не осуществлю и половины своих планов, а новый правитель, не имеющий моего опыта, развалит все в несколько лет. А несколько детей – еще хуже, это обязательные склоки и новые войны. Нет, об этом и речи быть не может!
29
Обычно Алекос просыпался и уходил задолго до рассвета, но сегодня слугам пришлось их будить. Они заснули всего пару часов назад. Их поединки в постели бывали подчас не менее неистовы и беспощадны, чем первая встреча, но здесь он нередко позволял ей одержать над собой верх и сейчас спал, совершенно измотанный.
Лела поскреблась в дверь, шепотом позвала:
– Госпожа! Госпожа Евгения!
Евгения с трудом приподняла голову с подушки.
– Уже восемь часов! Господин Бахтир говорит, в половине девятого у государя прощальный завтрак с островитянами!
Дверь закрылась. Евгения повернулась к Алекосу, погладила по заросшему светлой щетиной подбородку. Он открыл глаза.
– Через полчаса у тебя завтрак с островитянами.
Одеваясь, он сказал:
– Вот что я еще подумал. Помнишь нашу идею с ученым конгрессом? Затея эффективная, если правильно взяться за дело. Нашелся человек, готовый приняться за организацию этого собрания. Однако надежды на него у меня нет. Займись-ка конгрессом сама.
– Я? – изумилась она. – Как я могу?..
– Будет тебе серьезное занятие вместо того, чтобы лечить глупых женщин и сплетничать обо мне с Айнис. Ну, счастливо.
Он ушел. Евгения недоуменно посмотрела на закрывшуюся дверь, откинула с лица спутавшиеся локоны, пожала плечами.
Она подумала, что Алекос неудачно пошутил, однако уже через несколько часов прибежал помощник Бахтира с просьбой прийти в дворцовую канцелярию. Там Евгению встретил молодой Тирнен, тот, что занимался подготовкой к конгрессу. Она впервые услышала об этом.
– Царь хочет дать вас мне в помощницы, – без обиняков сказал Тирнен. – У меня, честно говоря, и на основной работе хлопот невпроворот, а такое крупное дело в одиночку просто не осилить. Поэтому я считаю, надо нам с вами действовать вместе. Составим план, подготовим смету и начнем работать. Моя помощь вам необходима, поскольку формально все будет организовываться по моему распоряжению. Но и вы мне очень нужны, госпожа. С этим собранием ученых людей столько трудностей и непонятностей на каждом шагу, что у меня голова кругом! А вы ведь уже делали что-то подобное в Ианте, да и вообще у вас управленческий опыт побольше моего. Поможем же друг другу, – говорил он с кокетливой улыбкой молодости, сознающей свое обаяние.
– Все это хорошо, и я готова вам помочь, – ответила Евгения. – Но есть одна трудность: я сама. У меня нет никакой должности. В каком качестве я буду организовывать конгресс? Меня же никто не станет слушаться!
Тирнен лишь отмахнулся.
– Великий царь изволил повелеть, чтобы этим занялись вы. А больше ничего не требуется! Распоряжайтесь.
Евгении это не очень понравилось, но выбора у нее не было, и в любом случае она была довольна, что наконец появилось настоящее дело.
Идею с конгрессом в ту ночь она предложила Алекосу спонтанно, просто потому, что вдруг вспомнила это слово. Сейчас же проведение такого мероприятия казалось ей само собой разумеющимся. Без угрызений совести удалось отмахнуться от мысли, что когда-то она сознательно запретила себе влиять на матагальпийскую науку. Признав победу своего соперника, Евгения тем самым признала его право изменять жизнь и мировоззрение людей, как он посчитает нужным. Если Алекос полагает, что Матагальпе пора шагнуть в двадцатый век, она поможет ему. Да, их взгляды во многом не совпадают, и ей бы не хотелось, чтобы Матакрус стал подобием промышленной Европы… Но как она может тому помешать?! У нее нет такой власти. Зато есть, оказывается, очень важное – влияние на Алекоса. Он прислушался к ее мнению, готов осуществить ее предложение и – о чудо! – доверил ей эту работу! Если она справится, его доверие возрастет. И тогда можно будет надеяться, что будущее они создадут вместе!
В любом случае перемены уже не остановить. Не остановить, пока Алекос здесь, в Матагальпе.
Теперь Евгения видела все свои ошибки. Прожив несколько месяцев в Шурнапале, рядом со своим бывшим врагом, она осознала, насколько оказалась беспечна. Ей следовало всерьез обеспокоиться сразу же, как только Бронк назвал нового шедизского царя – олуди! Нужно было вернуться в тот, второй мир, чтобы он дал ей силы летать и быть невидимой в этом мире. Тогда она тайком отправилась бы в Этаку. Увидела Алекоса, прочла его мысли и убедилась, что он опасен. Убила бы его. Да, его нужно было убить в первые же месяцы после взятия Этаки! Забыть о честности, в которой воспитали ее иантийцы, о доброте… о чем там положено помнить благородным людям? Он был как плесень, грозящая задушить выращенный ею цветущий сад. Как пущенная в карповый пруд щука. Нет, больше – он был словно метеорит, способный разрушить все по обе стороны гор! Его следовало любой ценой остановить на подлете! И сколько было способов это сделать! Убить его своими руками. Если б не хватило на это воли – усыпить и выкинуть в океан в сотне тсанов от берега. Ради такой угрозы стоило даже отправиться в океан самой, найти другую землю, пусть даже в десятке тысяч тсанов от Матагальпы, и перенести Алекоса туда. Пусть бы завоевывал другие континенты!
Вот что следовало сделать. Евгения знала, что каждый из предшествующих ей олуди поступил бы именно так. Ликвидировал угрозу своему благополучию любой ценой. А теперь в том, что ее мир разрушен, виновата только она сама. В конце концов, можно было хотя бы официально встретиться с Алекосом, как она и предлагала однажды Халену. По крайней мере, такая встреча убедила бы ее, что они столкнулись с серьезным препятствием.
Алекос правильно назвал ее ребенком. Она недостойна быть царицей, когда есть он.
Но… Алекос ни разу не упрекнул ее за эти ошибки. Более того, он дал понять, что рассчитывает на ее поддержку. И Евгения понимала, что это значит: когда-нибудь она сможет встать рядом с ним. Вот чем отозвалось ее глупое благородство. Поэтому больше она не совершит промаха!
Конгресс – это значит, что в столицу приедут ведущие ученые стран. Алекоса в первую очередь интересуют физики и химики. Однако почему бы не пригласить представителей других естественнонаучных дисциплин – астрономов, биологов? Это событие станет отправной точкой новой науки, так пусть оно будет по-настоящему масштабным!
Несколько молодых чиновников столичной администрации, похожих на Тирнена своей инициативностью, вызвались взяться за дело, привлеченные скорее красотой и славой олуди, нежели профессиональным интересом. Оставив канцеляристу заботы об оформлении документов и финансовых хлопотах, Евгения с помощниками в три дня составила план первейших мероприятий. Затем встретилась с учеными коллегами Алекоса, побывала в нескольких научных институтах Рос-Теоры. Были составлены и посланы приглашения ведущим ученым Матакруса, Мата-Хоруса, Ианты и Шедиза. Определен список секций…
Она была счастлива не столько занятию, которое будто вернуло ее в прежние времена царствования в Ианте, сколько тому, что вырвалась наконец из золотой клетки Шурнапала. Теперь почти каждое утро она отправлялась в поездки, порой за сотни тсанов: в новый камалондский технический институт, в старейшие крусские университеты, в больницы, даже на заводы. То и дело Евгения заставляла Тирнена готовить новые приказы. «Государь это не подпишет, – возражал тот. – Он еще десять раз все перепроверит и изменит, я же знаю!» После этих споров Евгении приходилось по нескольку дней гоняться по дворцу и городу за Алекосом, который то выслушивал отчеты строителей моста в провинции Дароа, то инспектировал свои новые заведения, а по ночам пропадал в лаборатории. Порой ей казалось, что он и сам не рад, что дал ей поручение. Презрев его советы, она отнеслась к организации конгресса более чем серьезно, и то, что Алекос вначале представлял себе как однодневную встречу нескольких специалистов, воплощалось в жизнь как масштабное мероприятие, требовавшее все больше средств и внимания.
Дел хватало. Она все реже виделась с Айнис, с которой прежде они были неразлучны. Та притворно сердилась и ревновала, но иногда выезжала в город вместе с Евгенией. Она была со всеми знакома, со всеми в хороших отношениях и этим помогала подруге разрешать многие проблемы. Две красивые дамы легко получали свое там, где даже самые высокопоставленные мужчины столкнулись бы с трудностями. Будь среди людей, с которыми Евгения была вынуждена сейчас общаться, бывшие военные, она не добилась бы быстрого успеха. Она знала, что те еще не забыли и не простили ей смерти своих соратников в иантийских горах. Но Алекос, сам хороший администратор, постарался ограничить своим солдатам путь к гражданским должностям. Для них остались армия и полиция – пожалуй, самые мощные структуры на сегодняшний день, которым хватало работы и в Матакрусе, и в остальных странах, в первую очередь в Ианте.
Евгения с головой ушла в новую работу. Правда, дело тормозила занятость Алекоса, с которым ей приходилось советоваться и получать разрешение на очередные свои предложения. Попасть к нему на прием было непросто. Конечно, она один-два раза в неделю видела его ночью, но считала недопустимым решать рабочие вопросы в спальне. Поэтому, рисуя вместе с ним по ночам яркие картины будущей жизни, днем она ощущала себя всего лишь крохотным винтиком в сложнейшей государственной машине. В Ианте такого не случалось, там все было намного проще. И все же иногда Евгения ловила себя на мысли, что ей нравится – да, очень нравится ее сегодняшнее существование, и старалась убедить себя, что ей даже чем-то нравится неопределенность ее положения.
– Я собираюсь к Зеркальному озеру на пару дней, – сказала однажды Айнис. – Моя служанка-старушка обещает, что хорошая погода простоит еще около недели. Надо этим пользоваться. Поехали со мной!
– Мне нужно показать царю очередной отчет. Боюсь, только завтра смогу это сделать.
– Ой, опять ты о работе. Оставь это на своего красавчика-канцеляриста, пусть он дышит пылью в приемных. И все равно господин Алекос раньше завтрашнего вечера не вернется из своей инспекции. Поехали, Эви.
Евгения замялась. Тогда Айнис беззастенчиво прибегла к запрещенному приему:
– Ты посмотри на себя, у тебя же жир на боках висит. И у твоего любимого Ланслота тоже!
– Я сейчас обижусь! – предупредила Евгения.
– Ну и глупо. Поедем верхом? Ах да, ты же у нас теперь важная дама и передвигаешься исключительно в карете с царским гербом!..
– Ладно! – рассмеялась та. – Уговорила. Ланселот и впрямь застоялся, надо дать ему волю.
Озера Зеркальное, Темное и Серебряное располагались неподалеку от города и принадлежали царю; отдыхать здесь имели право лишь несколько привилегированных семей. Дамы выехали верхом, но в сопровождении огромной свиты друзей и слуг – по-иному в Рос-Теоре было невозможно. Евгения боялась, что Ланселот на радостях будет хулиганить, но он вел себя хорошо. С тех пор, как он воссоединился со своей хозяйкой, с ним больше не было проблем, и он позволял чужим людям ухаживать за собой.
Айнис, выглядевшая неженкой в своих пышных светлых одеждах, держалась в седле уверенно. Она взяла с собой восемнадцатилетнюю дочь, такую же русоволосую, голубоглазую и обаятельную, как она сама. Средний сын Мерианов служил в военном министерстве, старший работал у отца. Глядя на лицо Айнис с его неизменной кокетливой улыбкой, никто не подумал бы, что у нее уже подрастает внук. В эти дни она была озабочена подготовкой к свадьбе дочери, но даже хлопоты не могли помешать ей развлекаться.
Бледно-голубое осеннее небо и лес отражались в воде. Изящные домики – еще одно творение Сактара – почти все время пустовали: все гуляли по берегам озера, наслаждаясь последними теплыми днями, которые осень отвоевала у наступающей зимы. Подруги проводили в седле долгие часы, объезжая озера и беседуя со своими кавалерами. Айнис пригласила с собой нескольких жен важных сановников «из новых», как она выражалась, – хотела показать им, что такое утонченное общество, и научить хорошим манерам.
Евгения сама не очень хорошо себе представляла, что есть изысканное общество. В Ианте основной задачей рассов была работа – военная и гражданская служба, управление предприятиями, выполнение поставленных Домом провинций планов. Отдыхали и развлекались они в домашнем кругу, а общие встречи случались лишь по большим праздникам. Да и отношения правителя с подданными были просты. В то время как правителей Матакруса отделяла от обычных людей бездонная пропасть, Хален знал по имени многих горожан и жителей придорожных населенных пунктов, по собственному желанию вступал с ними в разговоры, расспрашивал о делах и проблемах. Какой непринужденной была жизнь Евгении в Ианте! Когда ей требовалось повидать кого-то, она шла или ехала к этому человеку сама. Когда хотелось прогуляться, достаточно было сказать об этом, и через полчаса она могла отправиться куда угодно в компании всего лишь двух гвардейцев и одной-двух подруг. В Рос-Теоре о подобном невозможно было и подумать! Когда требовалось с кем-то встретиться, нельзя было пойти к этому человеку самой – дворцовый этикет требовал, чтобы сначала визит согласовали помощники. С тех пор, как она начала выезжать из Шурнапала, ее свита увеличилась еще втрое, а каждая прогулка с Айнис превращалась в настоящее шествие, занимающее целую улицу. Драгоценное время тратилось на сборы компаньонов и на разнообразные церемонии, без которых, по мнению Евгении, можно было обойтись. Однако Айнис считала, что все эти условности – непременный атрибут той изысканности, которой она требовала от окружения своей подруги.
Дело кончилось тем, что Евгения вновь вынуждена была отдавать людям мысленные приказания для того, чтобы хотя бы ненадолго оставаться одной. Она не могла допустить, чтобы слуги стали ее хозяевами, как то нередко случалось со знатными крусскими дамами. Она желала держать все и всех под контролем, но на это уходило очень много сил, и ей просто необходимо было время от времени оставаться в одиночестве.
…Неожиданно начался сильный дождь. Люди с визгом и смехом бросились кто куда. Стоя на деревянной веранде, Евгения без слов отправила всех своих в ближайшую комнату, где они могли видеть ее, но не мешали. Шум ливня заглушил все звуки. Озеро потемнело. Ветер гнал по воде полосы ряби. Лес раскачивал верхушками деревьев, оставаясь у земли каменно неподвижным. Попрятались даже птицы, и всего через несколько минут все вокруг будто вымерло.
Краем глаза она заметила движение на деревянной лестнице. Из-под пола один за другим выбирались тирьи, прижимаясь к ступеням и недовольно ероша шерсть в лужах, поднимались на веранду. Бурые грызуны, похожие на крыс, только крупнее и симпатичней, жили под домами, питаясь кухонными отходами, насекомыми и корнеплодами. Они с трудом поддавались приручению, однако людям особо не мешали, так что легко уживались с селянами. Дождь залил их обиталище под домом, спрятаться от воды было больше негде, и зверьки решились прийти к людям. Они расселись вдоль задней стены веранды, вылизываясь и недовольно поглядывая во двор, превратившийся в одну большую лужу. На Евгению тирьи обратили ровно столько внимания, сколько вообще удостаивались от них люди: «Мы здесь ненадолго, тебе не мешаем, так и ты не мешай».
Во дворе показалась неясная в пелене дождя фигура. Подняв над головой сюртук, по которому отвесно били и отскакивали водяные струи, к дому бежал Капоэли – адъютант Алекоса. Он был сейчас в отпуске, и Айнис уговорила его поехать на озера вместе с женой. С топотом взлетев по ступеням, он приосанился, горделивым шагом прогарцевал к Евгении. Зверьки неодобрительно провожали его черными бусинками глаз. Заметив их, он цыкнул и топнул ногой. «Нет!» – беззвучно приказала олуди. Капоэли так и окаменел, вытаращив глаза.
– Ох, – сказал он, поняв, что ему не послышалось. – Прошу прощения, – и прошел в дом.
«Вот и учи этих шедизцев хорошим манерам», – подумала Евгения. Впрочем, Каоса, супруга Капоэли, была к ней и к Айнис очень внимательна и впитывала тонкости придворного искусства как губка. Айнис ей симпатизировала. Евгения могла бы рассказать своей подруге, что в душе Каоса презирает их обеих и использует лишь до тех пор, пока они ей нужны. Но не говорила: это расстроило бы Айнис. Самой Евгении было все равно. Она теперь очень редко давала себе труд заглядывать в души окружающих ее людей. В этом было что-то недостойное, вроде нарушения прав человека, о которых здесь мало кто догадывался. И потом, вокруг нее было такое количество людей – каждый со своими мыслями, эмоциями, желаниями! – что она сошла бы с ума, пытаясь разобраться в этом шуме.
– Мне кажется, есть прогресс, – говорила Айнис во время сборов домой. – У милых дам даже манера изъясняться поменялась, не знаю только надолго ли… Опять ты со своими вениками, Эви. Ты неисправима!
Жадность к лекарственным травам у Евгении так и не прошла. Даже осенью она могла найти в лесах что-то полезное, и пока чужие слуги укладывали вещи и седлали коней, она следила за тем, чтобы ее люди поплотнее набили сумки ветками, которые она своими руками собрала на берегах озер. Наконец все было готово, сумки и корзины уложены, слуги забрались в повозки, Глар помог ей подняться в седло, и кавалькада двинулась к городу.
– А способны ли вы, госпожа Евгения, решиться со мной наперегонки? – спросила Айнис.
– Дорогая, тебе скоро сорок лет. Тебя дома внук ждет. Какие гонки?
– Жестокая! Как ты смеешь мне такое говорить, да еще когда рядом наши подопечные? – вскричала Айнис, с хохотом бросила лошадь вперед.
Евгения с веселым криком устремилась следом. Они далеко обогнали спутников. Гнедая кобылка оказалась неожиданно резва, и Евгения не спешила ее догонять. Внезапно Ланселот перешел с галопа на шаг и остановился. Седло поехало вбок. Едва успев спохватиться, Евгения оказалась на земле. Айнис спешила обратно.
– Что случилось? – крикнула она, глядя на Евгению сверху вниз.
Та присела рядом с седлом, взялась за одну подпругу, потом осмотрела вторую, показала Айнис.
– Смотри.
Оба ремня оказались аккуратно перерезаны почти на всю ширину, и только кончики растянулись – порвались во время скачки. Подъехали Глар и слуга Айнис, которому та велела никого не подпускать.
– Небольшая авария! Сейчас мы вас догоним! – весело крикнула она спутникам. – А я еще заставила тебя скакать! Если бы мы ехали как обычно, ничего бы не случилось!
– И так ничего не случилось. Погоди, не мешай мне.
Прислонившись к боку Ланселота и закрыв глаза, Евгения мысленно обшаривала удаляющуюся толпу. Нет, человека, сделавшего это, здесь не было. Она подозвала Глара.
– Кого из слуг недостает?
– Не знаю. Их слишком много, я со всеми не знаком.
– Немедля скачи за ними и постарайся выяснить, кого не хватает! Только не болтай лишнего, – распорядилась Айнис. – Эви, ты понимаешь, что это значит? Кто-то хотел тебя покалечить. Мало того, подозрение падает на меня. Если б я не заставила тебя пустить коня в галоп, тебе бы ничего не грозило!
– Не паникуй. Я прекрасно знаю, что ты не имеешь к этому отношения.
– Алекос же меня убьет!
– Ему об этом знать необязательно.
Айнис растерянно смотрела на подругу. Она была в отчаянии.
– Ты не скажешь ему?
– У него есть дела поважнее. Я сама разберусь. Не говори никому, ладно?
– Я-то не скажу… Но мне это очень не нравится. Я ведь предупреждала тебя, что от «новых» можно ждать чего угодно, даже такого старого трюка! Какой ужас, какой ужас! – все сокрушалась Айнис. – А если это кто-то из тех дам, что я пригласила? О небо! Как я буду смотреть в глаза царю?
Слуга наконец принес другое седло.
– Поехали, – сказала Евгения. – Успокойся пожалуйста, моя дорогая. Те, кто это сделал, не знал меня и Ланселота. Со мной ничего бы не случилось. Ты забыла, что меня не так-то легко выбить из седла?
Она хотела заняться этим делом после возвращения в Шурнапал, но ее уже ждал в нетерпении Тирнен, сразу повез осматривать корпус медицинского института, который ему удалось получить под проведение конгресса. Потом Евгении пришлось отправиться в редакцию правительственной газеты, где отпечатали сигнальный экземпляр специального номера, целиком посвященного предстоящему событию. Вечером Алекос позвал ее на ужин и упрекнул за долгое отсутствие, а на следующий день она в течение нескольких часов знакомила его с ходом работ.
Настал день, когда в Рос-Теору приехали первые гости.
– Знаете, я, наверное, никогда не был так счастлив, – сказал Тирнен. – Но очень страшно. Осталась всего неделя, а столько еще не готово! Вы могли бы помочь? Мне нужно будет по нескольку раз в день разъезжать между Шурнапалом, лабораторией, гостиницей и институтом. Да еще проконтролировать своевременную доставку питания и для людей, и для лошадей. Да еще переводчики. И литература, которую никак не закончат печатать. И… И… И я уже не помню что еще, у меня вот здесь все записано, – он показал блокнот, распухший от вложенных в него бумажек. – Умоляю, госпожа моя, займитесь институтом!
– А в твоем блокноте написано, что именно там еще нужно сделать?
– Да, да!
Он принялся торопливо перебирать листки. Евгения отобрала блокнот:
– Хорошо, я все сделаю.
О происшествии с Ланселотом она к тому времени забыла. Глар напомнил было, рассказав, что не смог узнать, кого из людей не оказалось на пути от озер в город, но она успокоила его и услала куда-то. Она и так знала женщин, которые ее ненавидели. Будь время и желание, постаралась бы выяснить, не они ли велели перерезать подпругу. Но ни того, ни другого сейчас не имелось. Нельзя заниматься глупостями, когда на носу важнейшее событие!
Среди приехавших гостей были старые знакомые – иантийские врачи и биологи. Устроившись в гостинице и узнав, что их обожаемая олуди заведует подготовкой мероприятия, они сразу же пришли в институт, где она бегала между залом и кабинетами, следя, чтобы везде хватало мебели и письменных принадлежностей. Тирнен постарался: все было подготовлено на самом высоком уровне – и жилье, и питание, и темы секций, методические материалы, доклады…
Следующие дни Евгения не видела Алекоса: он заперся в лаборатории и сутками работал там вместе с несколькими прибывшими учеными. Его трактат об электричестве был напечатан. Участники конгресса, даже те, кто никак не был связан с физикой, с интересом его читали. Правительственная типография напечатала еще десяток научных работ, авторы которых должны были выступить на конгрессе. Евгения очень хотела с ними ознакомиться, но свободное время появилось у нее только в последние дни конгресса, да и то она проводила его со своими старыми друзьями. Хорошо еще, что удалось поприсутствовать на нескольких диспутах и экспериментах, которые каждый день проходили в здании института.
Она пришла и на заключительное заседание, после начала его, когда никого не осталось в коридорах, быстро прошла на верхний балкон, с которого было видно весь зал. Обычно в нем выступали с лекциями матакрусские профессора медицины. Но никогда еще ни один лектор не собирал здесь столько слушателей. Все пятьсот кресел были заняты, в проходах стояли стулья. С высоты Евгения видела множество голов: черных и русых, завитых и лысых, надушенных и растрепанных. Здесь были математики, физики, химики, астрономы, биологи из Матакруса, Мата-Хоруса, Ианты и Шедиза. Они общались на крусском языке, ко многим были приставлены переводчики. Все помещения института оказались завалены бумагами, стендами, макетами; Тирнен сбился с ног, в течение этих двух недель несколько раз доставая новые партии перьев, карандашей, готовален и прочих настольных принадлежностей. Целые поезда карет и колясок возили гостей в царскую лабораторию, на заводы и в учебные заведения Рос-Теоры. Гостиница простояла наполовину пустая, потому что многие участники конгресса сутками оставались в здании института, проводя опыты и дискутируя. Среди них постоянно находились преподаватели и студенты – хозяева здания, которые решительно отказались подчиниться приказу Тирнена покинуть его на эти две недели и даже послали прошение царю, умоляя разрешить им присутствовать на заседаниях. Это был успех – глядя со своего балкона на гудящий зал, Евгения вполне это осознала. Когда на трибуну взошел Алекос, его встретил гром аплодисментов.
– Друзья мои, – сказал он. – Наша встреча здесь лучше всех слов доказала: время войн закончилось. Объединение стран дало нам возможность трудиться вместе и вместе вести науку к новым вершинам. Я шел к этой цели много лет, и многие из вас могли своими глазами убедиться, что моей главной задачей было и остается постижение тайн природы, овладение ее силами, о которых мы пока так мало знаем. Мы стоим лишь в начале этого пути, и от нас зависит, насколько труден и долог он будет. Я готов всемерно содействовать вашим научным изысканиям, чего бы они ни касались. Пообщавшись с вами, я убедился, что многие ведут важные исследования. Кто-то из вас получил предложение остаться в Рос-Теоре и присоединиться к моей работе. Кто-то получит от меня финансовую поддержку своих трудов. И думаю, что сами вы выиграли от этого общения даже больше, чем я. Вы увидели, что не одиноки и что вас есть кому поддержать. Вы нашли новых коллег. Я благодарен каждому из вас за этот важный для меня визит. Ну что ж, а теперь, – он обвел взглядом притихший зал, – давайте перейдем к итогам нашей двухнедельной работы. Приглашаю первого оратора, господина Лепсита Себариада, директора медицинского института – Дома Абима из Киары.
Евгения с любовью смотрела на маленького, старенького Лепсита, самозабвенно размахивающего руками с трибуны, из-за которой едва виднелась его лысая голова. Он был счастлив. Только позавчера он в ее гостиной точно так же махал высохшими руками, рассказывая о непотребствах нового управителя Ианты, по сравнению с которым Кафур Рам казался образцом чести и достоинства. В это время к Евгении зашел царь. Лепсит никогда не был силен в дипломатии и в ответ на расспросы Алекоса рассказал всю правду, как он ее понимал: о ныне закрытых больницах, которые ему и его коллегам удавалось содержать даже во время войны, о тысячах людей, лишившихся крова и изгнанных со своих земель, умирающих в лесах и на городских улицах, о погибающих от голода ученых, медиках, архитекторах, художниках, которые оказались не нужны новой власти. Алекос его выслушал и распрощался, ничего не сказав; а сегодня утром прислал ему чек на большую сумму для хозяйственных нужд института и медицинских учреждений Киары.
В эту минуту Лепсит не помнил ни о несчастьях иантийских врачей, ни о щедрости царя. Он говорил о результатах общения с матакрускими и шедизскими коллегами, сделанных ими открытиях и перспективах будущей совместной работы. Следом за ним на трибуну поднялся Али-Хазар, в последние два года полностью ушедший в тайны химии. Уроженец Островов, он присоединился к Алекосу, когда тот еще был правителем в Шедизе, и жил сейчас в Этаке.
Евгения вышла с балкона, вернулась в Шурнапал, чтобы подготовиться к приему, на который царь пригласил всех участников конгресса. Она сшила для этого вечера новое платье, на которое ученые гости вряд ли обратят внимание, не такие они люди, – но которое Алекос непременно заметит. Он любит яркие, красивые вещи. Он редко делал ей комплименты, но взгляд, каким он окидывал ее новый наряд или прическу, значил больше любых слов. И уж конечно, больше самых громких слов говорили дорогие подарки, которые он преподносил ей с серьезным и торжественным видом. Вот и сегодняшний наряд – роскошное платье из золотистой парчи – она сшила специально под недавно подаренный им изумрудный гарнитур. Не в силах сдержать улыбку, она смотрела, как Лела застегивает пряжки туфель на высоком и тонком каблуке. Таких каблуков здешние модницы тоже отродясь не видали. Когда она впервые появилась в этих туфлях на публике, многие дамы позеленели от злости и едва не шипели ей вслед. А уже через несколько недель вся женская половина Шурнапала вдруг заметно подросла и обувщик Евгении купил загородное поместье.
Вернувшись в институт – прием решили устроить тут же, – Евгения столкнулась в дверях с блондинкой, устремившей на нее вызывающий взгляд. Никресая Рам по-прежнему оставалась самой ярой ее недоброжелательницей. От природы она была русоволоса, как большинство шедизок. Но знакомство цивилизованных земель с кочевниками отразилось и на женской внешности: в моду вошли светлые волосы. Выразив свое мнение о наряде Евгении поднятием бровей и громким фырканьем, дама важно проплыла в двери. Не ее ли люди перерезали подпругу, подумалось Евгении. Никресая или кто-то из ее подруг – к примеру, супруга главного казначея, или начальника караульной службы, или та же Каоса, жена любимого адъютанта Алекоса. Вся эта дружная компания Евгению терпеть не могла, давала ей это понять и из кожи вон лезла, чтобы затащить царя к себе в постель. Он не особо и сопротивлялся. Ему нравились смелые, инициативные женщины, для которых любовь была не только супружеской, но и светской обязанностью. Евгения не позволяла себе обращать на это внимание. Она понимала этих женщин, использовавших единственное доступное им оружие. Они чувствовали, что со стороны Алекоса ввести ее в их круг было так же нечестно, как выпустить на утиный пруд лебедя. Пусть дуются, и сплетничают, и говорят за ее спиной гадости, пытаются переманить ее портных и парикмахеров, обращаются к колдуньям и колдуют сами в тщетной надежде лишить ее симпатии царя. Все равно один-единственный его взгляд, такой как в эту минуту, дает им понять, как мало у них шансов.
