Текст книги "Отважная лягушка. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Анастасия Анфимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

– Так ты отвечаешь на мою доброту?! – продолжала бушевать грозная начальница, и лицо служанки святилища обожгла хлёсткая пощёчина.

Сознание моментально прояснилось. Одним движением вскочив на ноги, Ника легко перехватила занесённую для повторного удара руку.

– Не надо меня бить! – твёрдо отчеканила она, глядя сверху вниз на остолбеневшую от подобной наглости верховную жрицу. – Желаете отправить на каторгу? Пожалуйста! Но бить себя я не позволю!

Легонько отшвырнув совершенно обалдевшую главу святилища, путешественница торопливо прошла к алтарю, вглядываясь в смутно белевшее в темноте мраморное лицо богини.

– Уж ты-то, бессмертная, точно знаешь, что я ни в чём не виновата! Тогда почему эта женщина...

Она развернулась, указывая пальцем на всё ещё пребывающую в ступоре Маммею.

– Которая каждый день клянётся тебе в любви, так терзает меня?!

– Да, как ты смеешь!? – придя в себя, вскричала верховная жрица. – Нахалка...

– Пусть нахалка! – совершенно неожиданно для собеседницы согласилась та. – Пусть даже я достойна взыскания за такое поведение... Но в том, что Луна не очистилась, моей вины нет!!! Но вы, госпожа Маммея, продолжаете наказывать меня за то, чего я не совершала!

Несколько растянутых в вечность секунд женщина только бестолково хлопала ресницами и безмолвно раскрывала рот, явно не зная, что ответить на прозвучавшие обвинения.

А Ника, вновь обернувшись к молча наблюдавшей за их диалогом скульптуре, воздела руки над головой, давясь всё же вымученными слезами.

– О луноликая хозяйка ночного светила, сколько ночей я провела в твоём святилище, умоляя простить за то, чего не делала, каясь за преступление, в котором нет моей вины! Но я же простая смертная, и силы мои не безграничны. Как я могу справиться с богом сна Яфромом, если мне не дают и минутки поспать?!

Внезапно представление, которое не на шутку перепуганная попаданка затеяла только затем, чтобы навешать лапши на уши разъярённой Маммее, как-то само-собой переросло в настоящую, рвущую душу обиду. Стало так жалко себя, что больше не пришлось притворяться. Слёзы потоком хлынули из покрасневших глаз, рыдание сотрясало тело, как в лихорадке.

– Ступай, – внезапно прозвучал глухой, сдавленный голос верховной жрицы. – Только больше не спи. Я скажу сестре Доре, чтобы она дала тебе время отдохнуть.

Так у служанки святилища богини Луны появился официальный "тихий час". Жрица, скрепя сердце, позволила подремать ей минут двадцать перед обедом.

Теперь переносить "ночные вахты" стало легче, и Маммея уже не заставала Нику врасплох. Однако, она больше не заговаривала с ней о планах разоблачения затесавшейся в ряды служительниц Рибилы предательницы. А девушка опасалась заводить беседу на столь щекотливую тему, смирившись с тем, что её гениальное предложение по какой-то причине не заинтересовало верховную жрицу.

Однако, как-то раз Клио вернулась с утренней церемонии гораздо раньше обычного, когда служанка святилища ещё не закончила мыть пол в мастерской. Поймав её удивлённый взгляд, жрица тихо сказала:

– Я знаю, как сделать краску, которая проявится, если добавить в воду сок жужельника. Но она очень пахучая.

Никак не ожидавшая подобных слов Ника растерянно захлопала ресницами.

– Любой её почувствует, как только войдёт в зал! – досадливо поморщилась "сестра хранительница знаний".

– С маслом мешать не пробовали? – сама не зная почему, ляпнула девушка.

– Нет, – удивлённо покачала головой собеседница. – Думаешь, поможет?

– Если нет, запах можно перебить каким-нибудь вонючим благовонием, – выдала новое предложение Ника. – Которое кто-нибудь случайно прольёт в храме.

Подумав, Клио кивнула и направилась к уставленному плошками столу. Девушка ещё немного постояла, но жрица упорно делала вид, будто не замечает её присутствия.

Пожав плечами, служанка святилища вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Какое-то время в святилище богини Луны не происходило ничего из ряда вон выходящего, так что его обитательницы начали потихоньку успокаиваться. К Доре вернулась её обычная самоуверенность и безапелляционность. Как и прежде она устраивала подчинённым регулярные выволочки, упражняясь в крике и оскорблениях. К счастью, жрица стала чаще пропадать в городе, очевидно, выполняя некие поручения "старшей сестры". Сама Маммея как-то резко постарела, осунулась, завела себе посох и часто ходила, опираясь на него.

Стена отчуждения, которую поспешно воздвигли помощницы жриц между ними и служанкой святилища, никуда не делась, но стала значительно тоньше. Прокла Комения уже вела себя так, словно ничего не случилось. Нике порой казалось, что она даже бравирует этим перед подругами.

Стряпуха иногда, словно забываясь, принималась болтать со своей помощницей как раньше: то жалуясь на несправедливость жизни, то вспоминая какие-то смешные случаи, или живо интересовалась обычаями варваров Некуима.

Аполия Тарма как раз слушала рассказ о том, как у аратачей происходит сватовство, когда через открытую дверь донёсся требовательный стук в ворота.

Сейчас же отозвался дребезжащий голос Гвоздя.

– Кто там?

– Претор Помп Курий Аст к госпоже Маммее! – донеслось из-за забора.

Девушки переглянулись. Положив нож и недочищенную морковку на стол, Ника торопливо выскочила из кухни.

– Сейчас доложу, господин Курий. – заблеял привратник.

– Нам что, на улице торчать?! – возмущённо рявкнул чиновник. – Открывай немедленно, старый хрыч!

Притаившись за углом, путешественница наблюдала, как в калитку вошёл знакомый претор в сопровождении мужчины средних лет в отороченном чёрным мехом плаще и пожилого невольника в длинной тунике из толстого сукна с холщовой сумкой через плечо.

– Кто решил нарушить покой святилища луноликой Рибилы? – сварливо поинтересовалась верховная жрица, очевидно, выбравшаяся на лестничную площадку перед дверью своей квартиры.

– Здравствуйте, госпожа Маммея! – громко, но почтительно поприветствовал её чиновник.

– Рада видеть вас, господин Курий, – с холодной вежливостью отозвалась женщина. – Кто эти люди, и что они здесь делают?

– Анк Минуц Декум, – представил своего спутника претор. – Коскид и доверенное лицо Итура Сепсиса Даума, регистра Трениума из Радла.

Охнув, Ника шустро прикрыла рот и прижалась к стене, чувствуя, как бешено заколотилось сердце.

– Он желает посмотреть... на ту девицу, которая называет себя Никой Юлисой Терриной.

– Ну, что там? – спросила стряпуха, и широкая улыбка торопливо сползла с её лица при виде настороженной помощницы. – Юлиса, я не расслышала, кто пришёл?

– Там, – девушка перевала дух, мельком подумав, что всё ожидаемое почему-то всегда случается внезапно. – Там человек от моего дяди.

– Сенатора?! – вытаращила глаза Аполия Тарма.

– Нет, – досадливо поморщилась собеседница. – От Итура Сепсиса. Дошло, значит, письмо магистратов до Радла.

– Так чего же ты тут стоишь?! – всплеснула руками повариха. – Иди к нему!

– Нет, – покачала головой Ника. – Он пришёл к госпоже Маммее. А если я понадоблюсь, меня позовут.

Послышались торопливо приближавшиеся шаги. Быстро схватив морковку, помощница стряпухи принялась её чистить, от волнения едва не порезав себе палец.

– Юлиса! – окликнула её жрица, заходя на кухню.

– Да, госпожа Клио? – обернулась девушка, с удивлением почувствовав себя совершенно спокойно.

– Пойдём со мной, – велела собеседница, пряча глаза. – Тебя хочет видеть старшая сестра.

– С госпожой Маммеей что-то случилось? – довольно правдоподобно изобразила озабоченность служанка святилища.

– Нет, – покачав головой, Клио неохотно добавила. – Пришёл господин Курий и с ним ещё кое-кто.

Вытерев руки, Ника сняла фартук, что в последнее время делала довольно редко, и повесив его на колышек в стене, с готовностью направилась вслед за "сестрой хранительницей знаний".

Поднимаясь по скрипучей лестнице, та несколько раз оглядывалась, словно проверяя, не отстала ли её спутница.

– Вот, господин Минуц, – сказала верховная жрица, не поднимаясь из-за стола. – Эта девушка называет себя Никой Юлисой Терриной.

Сидевший в кресле без спинки мужчина ленивым, барственным жестом протянул руку, в которую стоявший позади невольник торопливо вложил что-то вроде маленькой дощечки.

Глянув на неё, посланец главы администрации одного из столичных районов обернулся к рабу, вытиравшему враз покрасневшие глаза.

– Что скажешь, Солт?

– Да, что говорить, господин Минуц! – громко шмыгнул носом тот. – Одно лицо с госпожой... Только та пониже росточком была...

– Это портрет моей мамы? – дрогнувшим голосом поинтересовалась девушка, кивнув на тёмный прямоугольник.

– Это Тейса Септиса Верунда, – усмехнулся Минуц. – А кто... вы такая, я не знаю.

– Я – Ника Юлиса Террина из рода младших лотийских Юлисов, – металлическим голосом отчеканила путешественница, разозлившись на собеседника за то, что он даже не показал ей картинку. – Дочь Лация Юлиса Агилиса и Тейсы Юлисы Верты!

– И вы сможете это доказать? – насмешливо хмыкнул мужчина.

– А почему я должна вам что-то доказывать? – нахмурилась девушка, даже не пытаясь скрыть раздражения. – Кто вы такой?

– Я – Анк Минуц Декум, секретарь господина Итура Септиса Даума! – гордо вскинул подбородок собеседник.

– Это правда, господин Курий? – словно испытывая сильное сомнение, спросила Ника у претора, удобно устроившегося на точно таком же сиденье.

Насмешливо хмыкнув, чиновник кивнул.

– В таком случае я готова предоставить доказательства, – согласилась девушка.

Посланец возможного дяди не нравился ей все больше и больше.

– Вы куда, Юлиса? – нахмурилась верховная жрица.

– Пойду, принесу письма отца, госпожа Маммея, – объяснила она начальству. – Я же с собой их не взяла.

Кивнув, женщина откинулась на спинку кресла.

– Ну, что? Как там? – почти в один голос спросили Прокла Комения и Аполия Тарма.

Видимо, девушка заскочила на кухню по своим делам, но задержалась, услышав потрясающую новость.

– Пока никак, – отмахнулась Ника, пробегая в спальню.

Там она вытащила из-под лежанки свою корзину, на дне которой прятался мешок со шкатулкой. Когда будущая аристократка шла обратно, на кухне к двум помощницам жриц, активно обсуждавшим визит столичного гостя, прибавилась Патрия Месса, проводившая её долгим настороженным взглядом.

Торопливо поднимаясь по лестнице, девушка лихорадочно обдумывала линию поведения в предстоящем непростом разговоре.

– А вы не очень торопились, – сварливо проворчал коскид Итура Септиса.

– Вы тоже, господин Минуц, – не выдержав, огрызнулась Ника. – Я, между прочим, здесь с первого дня дриниар, а вы только появились.

Пока явно не ожидавший подобной отповеди собеседник решал, как лучше ответить, чтобы не уронить своё мужское достоинство, она сняла с шеи кожаный шнурок и, обернув его вокруг ладони, так чтобы вырвать его было бы весьма затруднительно, показала посланцу дяди печатку.

Минуц примерно с минуту разглядывал вырезанный на золоте герб.

– Это всё?

– Нет, – невозмутимо ответила девушка, возвращая семейную реликвию за отворот платья и доставая круглую, деревянную шкатулку.

– Здесь письма моего отца к своему шурину, а так же к его матери и сёстрам.

– Госпожа Урба Грания Тука умерла в прошлом году, – сухо сообщил мужчина, наблюдая, как Ника с трудом открывает плотно сидевшую крышку со следами смолы.

Опять-таки не давая ему в руки, девушка продемонстрировала четыре свитка с чётко написанными поперёк именами адресатов и потрескавшимися восковыми печатями.

– Давайте сюда, – решительно потребовал собеседник.

– Но они предназначены не вам, господин Минуц.

– Господин Септис уполномочил меня на любые действия, чтобы установить вашу личность! – напыщенно заявило доверенное лицо регистора Трениума. И повторил не терпящим возражения тоном. – Ну, давайте!

– Надеюсь, вы не откажетесь подтвердить свои слова письменно? – поинтересовалась Ника с приторной вежливостью. Поведение Минуца уже начинало выводить её из себя. После письма сенатора путешественница не видела смысла терпеть наглость какого-то коскида, по сути слуги, пусть даже обличённого доверием ближайшего родственника.

Мужчина встрепенулся. Густые брови грозно сошлись к переносице, а крылья носа раздулись, как у племенного жеребца перед кобылой.

– Кто вы такая, чтобы сомневаться в моей честности?!

– Своё имя я вам уже называла, – нахмурилась девушка, сохраняя полное спокойствие. – И я пока ничего не ставлю под сомнение, хотя вижу вас первый раз в жизни. Однако, вас может не оказаться рядом, когда господин Септис получит это письмо, и мне совсем не хочется объяснять, почему сломана печать на свитке, предназначенном ему лично.

– Я буду сопровождать вас до Радла, – успокаивающе заявил собеседник. – И лично провожу к своему покровителю.

– Дорога дальняя, – задумчиво покачала головой девушка. – А боги любят зло шутить над людьми. Я настаиваю. В противном случае, письмо вам придётся отнимать у меня силой.

Какое-то время коскид Септиса и его племянница бодались взглядами при полном молчании зрителей. Мужчина опустил глаза.

– Ну, хорошо, – губы его скривились в брезгливой гримасе. – Госпожа...

Он чуть поклонился в сторону Маммеи.

– ...не найдётся ли у вас чернил и листа папируса?

Предоставив гостю письменные принадлежности, верховная жрица, видимо по рассеянности, забыла предложить табурет, так что Солту пришлось пододвинуть к столу сиденье без спинки.

– А вы, господин Курий, не могли бы заверить расписку своей подписью? – обратилась Ника к претору, который явно наслаждался, наблюдая за мрачно сопящим Минуцом.

"Столичных пижонов нигде не любят", – сделала очевидный вывод попаданка, поймав одобрительный взгляд Маммеи.

Закончив, дядин посланец вопросительно взглянул на претора. Не заставляя себя ждать, тот не только расписался, но даже поставил печать.

Пробежав глазами текст, удостоверяющий, что Анк Минуц Декум вскрыл письмо, предназначенное Итуру Септису Дауму, по его поручению, путешественница торжественно протянула мужчине свиток.

Надо отдать должное, обращался он с ним очень осторожно. Аккуратно отделив печать, так же бережно развернул длинный, склеенный из нескольких листов свиток, и отвернувшись к окну, углубился в чтение.

Не собираясь оставаться на ногах, Ника бесцеремонно уселась на сундук.

– Вы удовлетворены, господин Минуц? – нарушил наступившую тишину претор. – Если да, то я пойду. У меня нет времени здесь сидеть.

– Прошу вас, господин Курий, ещё минутку, – не отрывая глаз от папируса, сделал знак рукой коскид регистора Трениума.

Тяжело вздохнув, чиновник замолчал с таким скорбным видом, словно оказывал столичному визитёру важную, но ужасно обременительную для себя услугу.

Резко обернувшись к рабу, Минуц приказал:

– Подай письмо, Солт.

Невольник быстро извлёк из сумки деревянный футляр с тоненьким свитком. Развернув его, мужчина посмотрел на послание Лация Юлиса Агилиса.

"Почерк сравнивает", – сообразила девушка.

Знаком приказав рабу приблизиться, Минуц без слов показал ему оба папируса. Молча кивнув, Солт тихо вернулся на место.

"Ого! – усмехнулась про себя Ника. – Невольник-то не прост. Ещё неизвестно: кто в этой парочке главный?"

– Мне нужно поговорить с вами..., госпожа Юлиса, – с нескрываемым усилием выдавив из себя последние слова, мужчина старался не смотреть ей в лицо. – А к вам, господин Курий, я завтра зайду в базилику, и там оформим все документы.

– Хорошо, – кивнул довольный претор, поднимаясь.

– Разговаривайте здесь, господин Минуц, – неожиданно предложила верховная жрица. – Мы с сестрой вас покинем. Мне что-то нездоровится.

– Господин Лаций Юлис Агилис подробно описал обстоятельства, которые привели его с супругой на край света, – сказал коскид Септиса. – К сожалению, я не дочитал письмо до конца, чтобы не занимать время уважаемых людей.

Он кивнул на дверь в соседнюю комнату, где скрылись жрицы.

– Поэтому расскажите мне, как ваши родители оказались в такой дали?

"Неужели он думает, будто я не знаю, что написано в письме? – мысленно удивилась девушка. – Ну и дурак"

– Почему бы и нет? – пожав плечами, она пересела с сундука на освободившееся сиденье без спинки. – Мой дед, сенатор Госпул Юлис Лур, и его старший сын Скунд пали жертвой клеветы во время разоблачения заговора Китуна. Боги распорядились так, что известие об этом застало родителей в имении Домюлис у бабушки. Дед прислал письмо с приказом бежать. Но его гордая супруга Нерида Юлиса Гения отказалась, решив принять смерть дома. Отец рассказывал, что предлагал маме развод, надеясь тем самым спасти её от гнева Императора. Но она отказалась, предпочтя разделить с мужем горькую судьбу изгнанников. Кто-то из небожителей сыграл с ними злую шутку. В погоню за младшим сыном сенатора Юлиса послали Нера Фабула Ценсора – человека, который давно и настойчиво добивался любви моей матери.

Ника перевела дух, восстанавливая в памяти заученную историю.

– Родители надеялись перебраться на Западное побережье и затеряться в одном из тамошних городов. Чтобы сбить с толку преследователей, они пересекли Рифейские горы не по имперской дороге, а по одной из тропинок, известных только местным жителям. Во время перехода мама чуть не погибла. Хвала богам, всё обошлось, и они добрались до Канакерна, где затаились, сняв квартиру в какой-то жалкой халупе. Мама почти не выходила на улицу, приходя в себя после тяжёлого путешествия, которое, к сожалению, оказалось не последним. Неизвестно, случайно ли Фабул со своим отрядом оказался в том же городе, или ему кто-то указал, где искать беглого сына сенатора Юлиса? Понимая, что хора Канакерна не захочет ссориться с Императором из-за двух жалких беглецов, отец ещё раз предложил маме вернуться к родителям. Но та сказала: "Где ты, там и я."

Девушка сделала паузу, но не только затем, чтобы дать возможность слушателям проникнуться трогательной серьёзностью момента. Она искренне восхищалась преданностью Тейсы Юлисы Верты своему супругу, не представляя, способна ли она сама на нечто подобное? При этом Ника ничего не придумала. Об этих словах жены, не скрывая слёз, часто рассказывал Наставник. Только произнесла она их перед тем, как отправиться с мужем в Рифейские горы.

Подавшись вперёд, Минуц пристально наблюдал за собеседницей. Почему-то казалось, что его интересует не столько история Лация Юлиса Агилиса, сколько сама рассказчица. А вот Солт, наоборот, слушал очень внимательно, даже выставил вперёд правое ухо.

– Оставив надежду найти спасение в цивилизованных землях, – продолжила девушка. – Отец решил попытаться скрыться у варваров из тех, что живут подальше и не отличаются особой кровожадностью. Тогда-то бессмертные послали ему купца Вотуниса Мерка, который предложил переправить родителей в Некуим. Путь в эту лежащую за океаном землю известен далеко не всем мореходам Западного побережья, а в Империи многие вообще не верят в её существование. Надеясь, что там их точно никто не отыщет, отец согласился...

Поведав в двух словах о том, как хорошо встретили изгнанников тамошние варвары, Ника, не задерживаясь, перешла к истории своей жизни, хотя Минуц об этом пока не спрашивал.

– Мама умерла через пять лет после моего рождения, поэтому я её почти не помню. Отец очень переживал, замкнулся в себе. Мы ушли из племени и стали жить отдельно. Он даже потерял интерес к событиям на Континенте, хотя раньше, встречаясь с Мерком во время его ежегодных визитов к дикарям, подолгу расспрашивал о новостях Империи.

Рассказчица вновь замолчала, старательно делая вид, будто собирается с мыслями. На самом деле у неё просто пересохло в горле. Слушатели терпеливо ждали. Посланец регистора Трениума машинально потирал гладко выбритый подбородок. Солт, слегка подавшись назад, прижался спиной к каменной стене. Видимо, уже устал стоять, а Минуц даже не подумал предложить ему сесть.

Добавив в голос драматизма, девушка заговорила о том, как пять лет назад Лацию Юлису Агилису приснился сон о содержании которого он так никому и не рассказал. Но встретившись с Картеном, сыном Вотуниса Мерка, попросил выяснить судьбу своих родственников.

– Когда на следующий год мореход рассказал, что сенатор Юлис и его сын Скунд оправданы, а оклеветавший их негодяй понёс заслуженное наказание, отец не поверил, испугавшись, что Мерк мог что-то напутать.

– И как всё выяснилось? – впервые за время беседы подал голос Минуц.

– Один из торговых партнёров господина Картена во время посещения Радла зашёл в сенат, где ему показали выбитое на стене имя Госпула Юлиса Лура.

– Тем не менее, вы прибыли одна, – заметил собеседник. – А господин Юлис остался. Почему? Что удерживает его среди дикарей?

– Старость и слабое здоровье, господин Минуц, – вздохнула Ника. – Путешествие через океан трудно перенести даже молодому и здоровому человеку. А отец почему-то очень не хотел, чтобы его похоронили во владениях Нутпена.

Мужчина задумчиво кивнул.

– Вот и всё, – пожала плечами девушка. – О том, как я оказалась здесь в столь плачевном положении, вы, наверное, уже знаете от господина Курия?

– Да, – согласился собеседник. – Он сказал, что вы нарушили закон Этригии, когда прятались от убийц на склоне священной горы Дрина в первый день праздника владыки недр.

– Хвала богам, городской суд отнёсся ко мне очень снисходительно, – Ника подумала, что будет не лишним высказать пару добрых слов о местных властях, чтобы столичный гость не решил, будто она на них обижается.

– С вами должен встретиться мой покровитель, господин Итур Септис Даум, – после короткого размышления заявил мужчина. – Завтра я от его имени воздержусь от предъявления обвинений в самозванстве, а потом мы отправимся в Радл.

– Благодарю, господин Минуц, – не вставая, склонила голову путешественница. – Только придётся немного подождать. Мой срок пребывания здесь закончится нескоро.

– Я сумею добиться вашего освобождения, – с апломбом заявил столичный гость.

– Это было бы замечательно, – улыбнулась девушка, всё же посчитав нужным дать совет. – Только не теряйте времени в Этригийском суде. Мой адвокат уже пытался. Попробуйте обратиться сразу к префекту.

– Ваш адвокат? – вскинул брови собеседник.

– А разве господин Курий не рассказывал вам о моём судебном процессе? – искренне удивилась Ника. – Я слышала, многие считают, что он получился очень интересным.

– Нет, – покачал головой Минуц. – То есть он что-то говорил, но я не думал, что тот человек до сих пор... работает на вас.

– Не на меня, – рассмеялась девушка. – На своего покровителя. Сенатор Касс Юлис Митрор из рода старших лотийских Юлисов захотел со мной встретиться.

– Вот как! – вскинул брови собеседник. – Мне об этом ничего неизвестно.

– Наверное, господин Ротан уже добрался до Альтиры? – предположила Ника, наблюдая за реакцией собеседника. – Но думаю, если к просьбе члена сената присоединится регистор Трениума, префект не откажет мне в помиловании?

– Да, да, – торопливо закивал озабоченный Минуц, поднимаясь со своей сидушки. – Но я всё же предварительно поговорю с магистратами.

– Я всецело доверяю вашему опыту и знаниям, – слегка польстила ему путешественница. – Уверена, что господин Септис не послал бы со столь ответственным поручением в такую даль человека, неспособного отыскать выход из любой самой сложной ситуации.

– Мне доводилось выполнять гораздо более сложные задания своего покровителя, – моментально надулся от важности столичный гость. – Можете считать, госпожа Юлиса, что помилование уже получено. Осталось лишь привести его из дворца префекта в Альтире.

– Да помогут вам небожители, господин Минуц, – ответила девушка, с неприязнью подумав: "И чего выпендривается? Минуту назад почти нормальный человек был. Откуда что взялось?"

Посланец решительно направился к дверям, но Ника его остановила:

– Разве вы не собираетесь попрощаться с хозяйкой, так любезно предоставившей нам для разговора свою комнату?

– Ах, да! – досадливо махнул рукой столичный хлыщ. – Совсем забыл.

"Козёл!" – поставила окончательный диагноз попаданка , громко постучав в дверь.

– Госпожа Маммея? Госпожа Клио?

– Дорога – вам не ипподром, господин Ротан, – устало ворчал возница в ответ на очередное замечание беспокойного пассажира. – А мой осёл – не четвёрка запряжённых в колесницу лошадей. Мы и так быстро обернулись.

– Быстро! – передразнил собеседника возмущённый Олкад. – Да твоя скотина еле плетётся! Можно подумать, ему сто лет, и он вот-вот сдохнет от старости!

Не желая слушать пустых оправданий, молодой человек, махнув рукой, спрыгнул с повозки и зашагал рядом, с тоской поглядывая на нестерпимо медленно приближавшиеся стены Этригии. Он с предельной ясностью понимал, что слишком рано покинул Альтиру. Всё-таки следовало дождаться возвращения префекта из крепости Ен-Гади, куда тот укатил как раз перед самым приездом Ротана в главный город провинции.

Правда, писцы в канцелярии, получив своё серебро, дружно уверяли, что никаких проблем с получением помилования для родственницы сенатора Юлиса не возникнет. Как только начальство изволит появиться на службе, документы будут надлежащим образом оформлены и отправлены магистратам Этригии. Зная, насколько помощники префекта дорожат репутацией добросовестных взяточников, Олкад в этом почти не сомневался. Но тем не менее ужасно жалел о том, что не может больше позволить себе отсутствовать на руднике. Зная, чьи поручения он выполняет, управляющий с первым писцом, возможно, и простят задержку на день или на два, но испытывать их терпение дольше – молодому человеку не хотелось. При желании эти двое могли доставить ему массу неприятностей, от которых даже покровитель не спасёт.

Вот и пришлось бедному второму писцу рудника "Щедрый куст" разрываться между долгом коскида перед сенатором и служебными обязанностями. К тому же на день его отъезда из Этригии господин Косус Антон Кватор не получил от своего компаньона Касса Юлиса Митрора письма с просьбой выдать Олкаду Ротану Велусу тысячу риалов.

Имелась и ещё одна причина, по которой молодой человек спешил вернуться. Последняя встреча с госпожой Юлисой зажгла в его душе огонёк надежды на ответные чувства со стороны девушки.

Возможно, после письма сенатора, фактически признававшего свою дальнюю родственницу, жрицы храма Рибилы позволят ей прогуляться по городу со своим адвокатом? А уж ему известно, где легко можно снять комнату на пару часов.

У Олкада невольно захватило дух, когда он представил в своих объятиях обнажённую Нику. Огорчённо крякнув, молодой человек подумал, что если в ближайшие пару дней свидание сорвётся, придётся идти к проституткам, иначе эта навязчивая картина так и будет стоять у него перед глазами, не давая думать ни о чём другом.

На ближайшем перекрёстке за городскими воротами писец рассчитался с возницей и пешком поспешил на квартиру. Следовало умыться с дороги, переодеться, сходить к цирюльнику и избавиться от успевшей отрасти щетины, а уже после на крыльях любви лететь к храму богини Луны.

Благодаря щедрости родовитой клиентки, Олкад смог существенно обновить гардероб и теперь, поднимаясь по лестнице, размышлял над тем: что лучше одеть на предстоящую встречу.

Видимо, услышав шум приближавшихся шагов, Жирдяй приоткрыл дверь, и тут же распахнув её настежь, застыл в глубоком поклоне. Некоторое улучшение материального благополучия хозяина отразилось и на рабе. Сейчас он щеголял в старой, страшно мятой после стирки тунике писца и его сандалиях с обрывками верёвок вместо ремешков.

– Тёплой воды! – едва переступив порог, скомандовал молодой человек.

– Уже ждёт вас, господин, – растянув губы в угодливой улыбке, невольник указал на заботливо прикрытый тряпьём кувшин и деревянную лохань.

Несмотря на холод, раздевшись до гола, писец с наслаждением смыл пот и дорожную пыль. Подумав, он решил идти на свидание в набедренной повязке, а короткие, вязаные штаны оставить дома. Они хотя и тёплые, но всё же больше приличествуют какому-нибудь варвару. Да и с белой материей на чреслах он безусловно будет смотреться гораздо мужественнее.

Далее последовала тонкая короткая туника, за ней – длинная из плотного сукна с привязанными рукавами и наконец зелёный плащ с коричневой каймой по подолу. Глянув на себя в ярко начищенное медное зеркало, Олкад с удовлетворением подумал, что осталось только побриться, и ни одна девушка в Империи перед ним не устоит.

Помогая хозяину привести себя в порядок, раб одновременно отчитывался о расходовании оставленных ему денежных средств. Не собираясь вникать в плутни невольника и с первого взгляда не найдя к чему придраться, хозяин тем не менее отвесил Жирдяю несильную, но звонкую оплеуху. Просто так, на всякий случай. Пока согнувшийся в поклоне раб потирал покрасневшее ухо, господин отдавал распоряжения, приказывая позаботиться об ужине и о жаровне на ночь.

Спускаясь по скрипучим ступеням, молодой человек увидел внизу явно поджидавшего его соседа. "Опять будет деньги клянчить!" – с раздражением подумал писец, проходя мимо и старательно не замечая приглашающих жестов Патра Кроя.

Сообразив, что его игнорируют, тот вскричал:

– С возвращением, господин Ротан! Как съездили?

– Хвала богам, удачно, – не останавливаясь, кивнул Олкад.

– А у нас тут много новостей, – продолжал мужчина, развалившись на лавке и откинувшись спиной на стол.

– Потом расскажешь, господин Крой, – отмахнулся писец. – Сейчас я спешу.

– Так они как раз о вашей подзащитной, господин Ротан! – язвительный голос собеседника заставил его остановиться.

– Что вы сказали?

– Да вы присаживайтесь, – радушно пригласил сосед. – Чего же я вам через весь двор орать буду?

Скрепя сердце, молодой человек подошёл, разместившись на лавке с противоположной стороны стола, заставив Кроя развернуться и сесть нормально.

– Что здесь случилось?

– Да церемония в храме Рибилы прошла как-то не так, – понизил голос собеседник. – Сами понимаете, господин Ротан, нас, мужчин, это вроде как не касается, но женщины говорят, что если это, не приведи Дрин, повторится, город ждут большие беды.

– Причём тут госпожа Юлиса? – нахмурился озадаченный Олкад.

– Так говорят, что это из-за неё, – усмехнулся рассказчик. – Вроде как разгневалась Рибила на то, что служить ей богохульницу поставили, ну и за друга своего сердечного, владыку недр, обиделась. Разное болтают. Но у всех ваша подзащитная виновата, да ещё верховная жрица. За то, что согласилась принять её в святилище.

Писец задумчиво потёр колючий подбородок.

– А вы, стало быть, не знали, господин Ротан, – сочувственно покачал головой сосед.

– Откуда! – досадливо поморщился молодой человек. – Я только что вернулся из Альтиры.

– За помилованием ездили, – понимающе кивнул Крой. – И как, привезли?

– Префекта нет в городе, – нехотя ответил Олкад. – Писцы сказали: как вернётся, сразу оформят.