Текст книги "Отважная лягушка. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Анастасия Анфимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Лишённая почётного права участвовать в утренней церемонии, служанка святилища направлялась в "лабораторию" Клио, где рассчитывала немного отдохнуть, поскольку только вчера помогала Патрии Мессе наводить там чистоту, и новая уборка вряд ли понадобится.

Однако, бдительная "сестра хранительница добра" не дала ей побездельничать, направив на кухню, где хмурая стряпуха велела почистить лук, чеснок и растереть в ступке сухие душистые травы.

На резонное замечание, что завтрак вроде как готов, а до обеда ещё далеко, Аполия Тарма с апломбом заявила:

– Для настоящего анимади баранину надо хотя бы полдня подержать в маринаде.

И глянув на растерянно хлопавшую глазами собеседницу, снисходительно пояснила:

– Часть жертвенного мяса пойдёт на праздничный стол.

– Так овечку сейчас зарежут? – спросила Ника, разламывая на дольки головку чеснока.

– Да, – подтвердила стряпуха, разглаживая случайную складку на парадном платье. – Верховная жрица проведёт жертвоприношение у дверей храма, чтобы его могли увидеть с площади как можно больше людей. Потом будет гадание на печени. Я слышала, Маммея пригласила Доната Кенсия Ротса – самого лучшего предсказателя в Этригии.

Вернулась Аполия Тарма нескоро и выглядела явно растеряно. Путешественнице показалось, что девушке как будто не терпится что-то рассказать, однако её сдерживает присутствие заявившейся вместе с ней Дорой.

Оказалось, жрица никому не собирается доверять приготовление маринада. Она лично залила в большую миску немного воды, добавила вина, уксус, соль, мелко нарезанный чеснок, а под конец велела Нике очистить другую луковицу, так как в приготовленной ей что-то не понравилось. Уложив мясо, Дора в последний раз попробовала маринад, довольно улыбнулась, прикрывая миску тяжёлой деревянной крышкой.

Едва жрица вышла, стряпуха, схватив свою помощницу за руку, шёпотом выпалила:

– Храм ждут большие потрясения!

– С чего ты взяла? – удивилась девушка.

– Донат Кесий сказал, едва увидев печень жертвенной овцы! – объяснила Аполия Тарма, опасливо косясь на запертую дверь. – Госпожа Маммея так растерялась. И я очень боюсь, Юлиса.

"А вот Дора выглядит на диво спокойной, – подумала Ника. – Не верит гадателю или знает, что потрясения ей лично ничем не угрожают? Странно".

– Ты меня совсем не слушаешь! – прервала её размышления раздосадованная повариха.

– Что ты, Тарма! – энергично запротестовала собеседница. – Мне очень интересно!

– Сначала всё шло очень хорошо, – затараторила удовлетворённая стряпуха. – Сколько людей пришло! И мужчины, и женщины. Я там видела на одной такую синенькую накидку. По краю полосой жёлто-зелёный узор, а в центре круглая вышивка, похожая на розу. Так красиво.

Ника демонстративно-тяжело вздохнула.

Аполия Тарма обиженно надулась, но желание поделиться новостью оказалось слишком велико, поэтому уже через минуту она вновь заговорила:

– Хвала богам, госпожа Маммея ловко перерезала горло овце и даже почти не запачкалась в крови. Ты же знаешь, какое это хорошее предзнаменование?

Не имевшая о том никакого понятия, слушательница важно кивнула.

– Тут ещё стая голубей села на фронтон, – продолжила рассказчица. – Мы все так обрадовались...

Наставник говорил, что радлане верят, будто именно эти птицы уносят чистые души в рай, однако Ника не поняла, почему их появление вызвало у собеседницы подобную реакцию.

– Когда овца перестала дёргаться, госпожа Маммея пригласила Доната Кенсия провести гадание, – в голосе Аполии Тармы послышались драматические ноты. – Его ученик вырезал печень и преподнёс учителю на серебряном блюде... Я сразу поняла, что что-то не так!

– Почему? – заинтересовалась путешественница.

– Он так странно на неё смотрел, – многозначительно прошептала повариха. – Так хмурился. На площади так тихо стало. Господин Кенсий вроде бы и негромко сказал, а все услышали, что храм Рибилы ждут большие потрясения. Люди так и охнули!

Качая головой, попаданка думала: "Неужели этот жулик действительно что-то разглядел в овечьих потрохах, или его попросили так сказать?"

Приглядываясь к обитателям святилища, она сделала вывод, что наиболее озабоченными выглядят Маммея и Клио. Дора тоже пыталась изображать беспокойство, и временами у неё это даже получалось. Но всё же чаще всего она казалась совершенно уверенной в себе.

И это сильно настораживало служанку храма богини Луны.

Видимо, из-за беспечности, свойственной молодым, помощницы жриц как-то быстро забыли о тревожном предсказании знаменитого гадателя. А, может, не вспоминали, чтобы лишний раз не расстраиваться?

Уже раскатывая тесто для лепёшек к обеду, Аполия Тарма болтала без умолку, то делясь способами приготовления курицы с тыквой, то со смехом вспоминая, как Приста Фабия объелась незрелого винограда и, чтобы не обгадиться, бежала с вечерней церемонии.

За столом, с хрустом разгрызая редко попадавшиеся среди варёных бобов куриные косточки, Патрия Месса с таинственным видом сообщила, что магистраты разрешили каким-то бродячим артистам устроить представление на площади перед храмом Рибилы.

– Можно будет посмотреть! – радостно захлопала в ладоши Прокла Комения. – Вот бы показали "Перевёрнутую чашу" Днима Виктаса, и смешно, и грустно, и про любовь.

– Уж лучше "Остров желаний", – скромно потупила глазки Патрия Месса. – Там в конце так красиво поют...

– А ты что хочешь посмотреть, Юлиса? – с лёгкой подначкой спросила Тейса Вверга.

После того, как ей едва удалось спастись от урбы Гу Менсина, Ника даже слышать не хотела об артистах и представлениях. Очевидно, вредная девчонка задала вопрос специально, чтобы её позлить. Ну такого удовольствия потомственная аристократка ей не доставит.

– Самую лучшую пьесу можно испортить никчёмной игрой актёров, – негромко проговорила она в наступившей тишине. – Причём часто это даже не зависит от их старания. Просто у одних лучше получаются драмы, у других– комедии. Если бы я знала, что предпочитает показывать эта урба, то смогла бы ответить на твой вопрос.

– Если трагедии? – подала голос Приста Фабия.

– Тогда "Царь Гпиар", – не задумываясь, ответила девушка.

– А если комедии? – спросила Патрия Месса.

– "Колодец у дороги" Касия Таральского.

Тейса Вверга опустила глаза, очевидно сообразив, что выставить Нику Юлису Терину полной невеждой и деревенщиной не получилось.

К вечеру наползли хмурые облака, подул ветер, стало темно, холодно и тревожно. Казалось, людям тоже передалась возникшая в природе настороженность.

Учитывая важность мероприятия, помощницы жриц собрались на церемонию в полном составе. Сбившись в две кучки, они с напряжённым вниманием ожидали появления Маммеи, которая о чём-то совещалась на квартире с "младшими сёстрами".

Когда они наконец-то стали одна за другой спускаться по лестнице, Ника обратила внимание, что на поясе верховной жрицы кроме привычного кошелька висел потемневший от времени кривой кинжал с каким-то блестящим камешком в навершии, а к поддерживавшему головной платок золотому обручу прикреплён большой, с ладонь, полумесяц, скорее всего из того же благородного металла.

Тут же быстро, но без суеты служительницы Рибилы выстроились в две колонны и чинно направились в храм.

Ещё в коридоре девушка услышала глухой ропот множества голосов, а когда вошла в зал, едва не споткнулась от удивления. Казалось, толпа закутанных в покрывала женщин заполнила всё помещение, оставив свободным лишь небольшой пятачок у светильников и алтаря. На нём возвышалась какая-то решётчатая конструкция из бронзы, напоминавшая семиконечную звезду, к каждому лучу которой крепилась металлическая ножка. А возле и под этой штуковиной лежали кучки поблёскивавших от масла щепок.

"Что-то вроде жаровни для барбекю", – усмехнулась про себя Ника, старательно сохраняя на лице приличествующие моменту постно-величественное выражение.

Повсюду на стенах и стропилах висели пучки и целые гирлянды из высушенных душистых трав, что наряду с дыханием десятков желающих лицезреть чудо делало атмосферу в храме сухой и спёртой.

Не забыли служительницы Рибилы украсить и статую своего божества. Вокруг мраморной шеи обвивалась гирлянда искусно высушенных цветов, а на руке с серебряной розой блестел золотой браслет.

Поскольку при совершения ритуала присутствовали все помощницы жриц, им пришлось выстроиться вплотную друг к дружке. Служанка святилища встала у висевшей на стене картины, рядом с передвинутым светильником. И хотя ей не нравилось быть на виду, более подходящего места в зале просто не оказалось.

Маммея затянула привычный речитатив о сотворении мира.

"Ну, и когда начнётся кульминация этого представления?" – с иронией думала Ника, машинально повторяя слова выученного наизусть гимна.

После слов:

Славе царице, Рибиле святой, белокурой богине,

С мудрым умом воспоём тебе слов похвалу.

Клио и Дора подошли к светильникам, чтобы зажечь от их пламени тоненькие сосновые лучинки. А когда пение закончилось, верховная жрица шагнула к статуе богини Луны, и приподняв край, скрывавшей низ скульптуры, покрывала, вытащила светло-серый треугольный камень со сторонами сантиметров в пятнадцать и толщиной в пять.

По рассказам Аполии Тармы путешественница примерно представляла дальнейший ход событий, но сердце почему-то тревожно ёкнуло.

Когда Маммея положила камешек с чётко различимой тёмной полосой от одного угла к середине противоположной стороны на "жаровню", "младшие сестры" подожгли щепки на алтаре. А старшая затянула новую песню, тут же подхваченную помощницами жриц.

Внемли, богиня почтенная, ночи источником света,

Честных зачатий помощница, жён милосердно хранишь,

В родах и прочих страданиях лишь на тебя уповая,

Счастье приносишь ты в дом, семью наполнив детьми.

Ты, о Рибила, как пестуешь радостью женские души,

Словно заботливый пастырь овец на крутом косогоре,

К счастью недолгому в сладостный миг наслажденья,

Всем помогая, кто просит тебя не зазорно.

Сбрось же ты грязную кровь, что кипит в твоём теле бессмертном,

С ней всё плохое отринь и отбрось беспощадно навеки,

К миру спасенья оставь лишь одну доброту, что безмерно

Ты изливаешь на мир, в небе сияя ночном.

Славя твоё прерожденье, хозяйка ночного светила,

Гимны поём, ожидая, как вновь своё место займёшь ты

Средь бездны звёзд, что рассыпаны щедрой рукою Сухара,

Чтоб опять помогать честным жёнам в зачатии, семьи наполнить детьми.

Время шло, и голоса служительниц хозяйки ночного светила звучали все неувереннее. Судя по словам стряпухи, камень на алтаре должен окраситься красным, вбирая в себя дурную кровь, которую Луна, перерождаясь, сбрасывает каждый месяц.

Вот только лежащий на решётке кусок породы оставался таким же серым. В толпе послышались обеспокоенные шепотки.

Ника почувствовала, как душная атмосфера наполняется тревожным недоумением, стремительно переходящим в настоящий страх.

"Беги отсюда!" – настойчиво посоветовал инстинкт самосохранения.

– О боги! – неожиданно всхлипнула незнакомая помощница жриц. – Что же будет?

Этот испуганный возглас оказался тем камешком, который, сорвавшись, вызвал лавину.

– Смотрите!!! – трясясь словно в эпилептическом припадке, тоненько закричала стоявшая в переднем ряду женщина. – Он не краснеет! Луна не очистилась!!!

Храм буквально взорвался.

– Что будет?! Горе нам, горе! Помилуй нас, Рибила!!! – вразнобой орали свидетельницы неудачного ритуала. – Как же так?! Почему?! Что нам делать?!

Помощницы жриц, сбившись плотной кучкой и позабыв про пение, таращились на происходящее полными ужаса глазами.

Бросившись к алтарю, Маммея попыталась схватить злополучную каменюку, но тут же с криком отскочила, дуя на обожжённые пальцы.

– Что это, Клио?!

– Не знаю, клянусь Рибилой! – "сестра хранительница знаний" замотала головой так, что удерживавший платок обруч со звоном упал на каменный пол.

– Луна не очистилась! – внезапно дико завизжала Дора. – Мы прогневали Рибилу! Горе нам, горе!

"Вот батман!" – мысленно охнула Ника, нутром чувствуя очень большие неприятности.

– Как теперь будут рождаться дети в семьях твоих, о Этригия?! – продолжала кликушествовать жрица, перекрывая своим звонким голосом нарастающий ропот толпы. – Кто будет заботиться о твоих стариках?! Кто упокоит мёртвых?! За что обрушила на нас гнев свой, хозяйка ночного светила?! Чем мы провинились перед тобой?

Паника в зале нарастала. Кто-то рухнул на колени, другие, сорвав с головы покрывала, ревели, размазывая слёзы по искажённым ужасом лицам.

Понимая, что оставаться в этом сборище сумасшедших становится с каждой минутой всё опаснее, Ника попятилась к выходу.

– Это всё она!!! – отчаянный, полный злобной радости визг заглушил вопли и рыдания. – Богохульница!! Рибиле не нужны каторжанки в храме, вот она и оставила нас своей милостью!

На какой-то неуловимый миг в храме воцарилась мёртвая тишина, так что стало слышно, как, потрескивая, догорают на алтаре политые ароматным маслом щепки.

"Вот батман! – с тоской чувствуя, как сознание окутывает чёрная пелена ужаса, подумала девушка. – Сейчас они меня на части разорвут. В прямом смысле".

Толпа, получив виноватого, вскипела многоголосыми криками, переходящими в утробный звериный рёв.

В трепещущем свете масляных фонарей путешественнице казалось, что искажённые безумием лица женщин на глазах превращаются в морды злобных, кровожадных монстров, а тянущиеся к ней руки со скрюченными пальцами – в волосатые лапы, вооружённые загнутыми, кривыми когтями.

С какой-то непонятной отстранённостью попаданка подумала, что данная сцена вполне подошла бы для какого-нибудь малобюджетного фильма ужасов. Тем более, что и время растянулось, как при замедленной съёмке. Всё двигалось как-то очень неторопливо, а вот мысли в голове, наоборот, мелькали с лихорадочной быстротой.

"Бежать? Догонят. Кинжал? Массой задавят. Так что же это всё? Нет, ещё побарахтаемся!"

Повинуясь внезапному порыву, она схватила тяжеленный светильник, представлявший из себя массивное бронзовое основание на ножках в виде львиных лап и торчавшую из него стойку с четырьмя установленными сверху посеребрёнными "чайничками". Из их сильно вытянутых носиков торчали пропитанные маслом фитильки.

Отчаянным усилием Ника махнула этой конструкцией перед собой. От резкого движения два светильника выскочили из креплений и, погаснув, рухнули на пол под ноги невольно попятившихся женщин. Не давая им опомниться, она подняла два оставшихся язычка пламени к картине, нарисованной восковыми красками на высохшем до хруста льняном холсте.

– Назад, или я всё здесь сожгу к Такере матери! Назад, я сказала!

То ли толпа ещё не дошла до такого состояния, когда отдельные её представители полностью теряют разум, или решительный вид потенциальной жертвы, явно намеревавшейся без малейшего колебания осуществить свою угрозу, пробудил в них страх перед пожаром и частичку здравого смысла, только женщины замерли, словно в ступоре.

Весы судьбы застыли в неустойчивом равновесии, готовые качнуться как в одну, так и в другую сторону.

– Нет!!! – с диким криком Маммея бросилась вперёд, и раскинув руки с обожжёнными пальцами, прикрыла собой готовую на отчаянный шаг девушку. – Рибила не простит нам гибели святилища!

– Она и так уже отвернулась от нас из-за этой богохульницы! – истерически завизжал кто-то в темноте.

– Нет!!! – с не меньшим отчаянием повторила верховная жрица. – Мы будем молиться, принесём богатые жертвы. Но, если святилище сгорит, придётся ждать, пока построят новое!

– Луна не очистилась! – отвечал тот же голос. – Дурная кровь не ушла.

– Но она же тоже женщина! – внезапно вступила в разговор бледная, чрезвычайно растерянная Клио. – Вдруг это случайность? Обычная задержка?

Несмотря на то, что мышцы выли от непомерной тяжести, а угроза жизни всё ещё не миновала, Ника едва не расхохоталась от столь идиотского объяснения.

Однако, на собравшихся в храме оно почему-то произвело совершенно противоположное впечатление. Звенящее, словно натянутая, готовая лопнуть струна, напряжение чуть-чуть, совсем не на много, но ослабло. Хотя девушка не смогла бы внятно объяснить, по каким признакам она это определила. Просто почувствовала и всё.

– Пусть она светильник опустит! – потребовал кто-то из толпы.

– Да! – поддержали другие. – Опусти, а то ещё, не приведи небожители, правда пожар устроишь.

– Юлиса! – не оборачиваясь, процедила сквозь зубы верховная жрица.

Зная, что начальство не любит повторять дважды, Ника с облегчением поставила тяжеленную штуковину на пол. Переводя дух, она обратила внимание на окаменевшее лицо Доры с прикушенной нижней губой.

Словно очнувшись, жрица чуть заметно кивнула, то ли мысленно с чем-то соглашаясь, то ли делая кому-то знак.

Последнее предположение тут же и подтвердилось.

– Рибила не простит нас, пока в её святилище живёт богохульница! – перекрыл ропот уже начинавшей успокаиваться толпы знакомый голос.

"Да у неё тут сообщница! – моментально сделала вывод девушка. – И, может, даже не одна".

– Не простит! – дружно поддержали женщины. – Пусть отправляется на каторгу! На рудники её, в рабские бараки!

Но прежнего энтузиазма и накала уже как-то не чувствовалось, видимо, поэтому Маммея, подняв руки, потребовала тишины:

– Нет! Луноликая Рибила добра и милосердна. Юлиса будет каждую ночь петь ей гимны и молить о прощении. Но уж если богиня не услышит, я сама попрошу магистратов отправить её на рудники! Клянусь Рибилой, Питром и Цитией!

Судя по доносившемуся из темноты недовольному ворчанию, данное предложение устраивало далеко не всех.

– Если Луна и в следующий раз не очистится, значит, богине вы обе не по нраву! – выкрикнула та, кого Ника не без основания считала сообщницей Доры. – Тогда и ты, Маммея, должна будешь уйти!

Глава святилища вздрогнула, словно от удара.

– Зачем городу жрица, не способная вернуть нам расположение богини? – продолжала витийствовать невидимая во мраке ораторша.

– Правильно! – на редкость дружно поддержала её толпа. – Пусть тоже уходит! Что, нам из-за них детей не рожать? Скажем мужьям, пусть требуют у магистратов убрать Маммею из храма! Пусть уступит место той, кто сможет вернуть милость Рибилы!

Верховная жрица обернулась к Нике, и от её разъярённого взгляда девушке стало не по себе. Кажется, главноначальствующая уже успела пожалеть о том, что поспешила с защитой служанки святилища от гнева толпы.

"Не там врагов ищешь, дура", – мысленно фыркнула путешественница, даже не думая опускать глаза.

– Что молчишь, госпожа Маммея? – спросила стоявшая впереди пухлощёкая женщина средних лет, поспешно поправляя свалившуюся на плечи накидку. – Сама уйдёшь, если Луна в следующий раз не очистится, или нам мужей на форум посылать?

– Не смогу вернуть благосклонность Рибилы, – зло зыркнула глазами верховная жрица. – Сама покину храм.

– Поклянись! – тут же потребовали несколько голосов.

Нике почему-то казалось, что их обладательницы буквально упиваются минутной властью над далеко не самым последним человеком в Этригии.

– Клянусь луноликой Рибилой, которой верой и правдой служу вот уже двадцать три года! – отчеканила Маммея. – А теперь идите отсюда, я буду молиться своей богине!

Толпа заколебалась.

– Ну, чего встали? – верховная жрица перешла на крик. – На площади вас мужья да рабы с носилками уже заждались! Выходите!

И женщины, которые лишь несколько минут назад были готовы на убийство, а потом чуть ли не силой вырвали у главы святилища весьма опрометчивую клятву, послушно потянулись к выходу из зала, возбуждённо переговариваясь, махая руками и, кажется, даже смеясь!

Последнее обстоятельство показалось Нике верхом того абсурда, что творился здесь весь вечер, и который, кажется, ещё не закончился.

– И вы идите, – устало махнула Маммея помощницам. – Завтра здесь надо будет хорошенько убраться.

Всхлипывая и испуганно перешёптываясь, девушки поспешили к выходу.

– А ты куда, Юлиса? – остановил её грозный начальственный рык. – Не слышала, что я сказала? Оставайся и проси прощения у богини!

– За что? – криво усмехнулась девушка.

Подстёгивающее нервы ощущение опасности исчезло, и теперь она с трудом сдерживала дрожь, вызванную царившей в зале прохладой, вцепившейся в покрытое потом тело. Хотя, возможно, организм так своеобразно пережигал лишний адреналин?

– За то, что именно сегодня, когда ты здесь, Луна не очистилась! – закричала разъярённая Маммея. – Уяснила?

– Да, – с трудом взяв себя в руки, поклонилась собеседница. – Только позвольте взять плащ. Холодно здесь.

– Не трудись, – подала голос Дора. – Я скажу твоей рабыне, она принесёт.

– Спасибо, – криво усмехнулась девушка, сообразив, что хитрая стерва ухватилась за первый попавшийся предлог, чтобы покинуть храм.

Проводив её долгим, немигающим взглядом, верховная жрица как-то резко ссутулилась, будто разом постарев лет на десять, и медленно поплелась к парадному входу в храм, выделявшемуся во мраке тёмно-синим, усыпанным звёздами прямоугольником.

Клио, подойдя к алтарю, принялась внимательно осматривать уже успевший остыть камень.

А путешественница, обхватив себя за плечи руками и кое-как успокоившись, наконец-то получила возможность более-менее спокойно подумать.

Совершенно ясно, что той ночью Дора подменила камень, спрятанный под покрывалом статуи Рибилы. Девушка не знала, каким образом жрицы заставляют выступать на нём красную краску, но не сомневалась, что данный процесс не имеет никакого отношения к магии. Иначе зачем его нагревать?

Одним камнем "сестра хранительница добра" мастерски угодила по двум зайцам: по получившей слишком мягкий приговор богохульнице и по своему непосредственному начальству, тормозившему её карьерный рост.

Однако, до следующего сеанса "очищения" почти месяц. Неужели Дора настолько наивна, что полагает, будто Мамммея ни о чём не догадается и оставит без достойного ответа подобные выкрутасы "младшей сестры"? Или жрица так уверена в своей "крыше"?

Лязгнул массивный засов на парадной двери.

– Что скажешь? – усталый голос Маммеи в пустом тёмном зале прозвучал гулко и зловещее.

– Ничего не понимаю, – растерянно пробормотала Клио, едва ли не обнюхивая злосчастный камень. – Я точно помню, что всё сделала правильно...

– Помолчи, – остановила её верховная жрица. – Возьми в мастерскую и ещё раз хорошенько проверь.

Задув все светильники, кроме одного, она обратилась к служанке святилища.

– Тебе хватит света, чтобы помолиться. Помни, слова должны идти от чистого сердца. Только тогда их слышат небожители. Если Рибила тебя не простит – пойдёшь на каторгу. Я своего слова не меняю.

"А ты куда... пойдёшь?" – мрачно усмехнулась про себя Ника и осторожно поинтересовалась:

– Как долго мне здесь... молиться?

– Я сама приду за тобой, – подумав, проворчала Маммея и предупредила с нескрываемой угрозой. – Но берегись, если найду тебя спящей! Тогда я не стану ждать следующего новолуния.

"Вот батман! – мысленно выругалась путешественница. – Ну почему она такая стерва?"

Ёжась от холода, она встала перед погружённой во мрак и от этого казавшейся неестественно огромной статуей богини Луны и скучным голосом затянула успевший набить оскомину гимн.

Послушав её несколько минут, верховная жрица неторопливо направилась к выходу, где едва не столкнулась с Риатой.

Не успевшая вовремя заметить начальство, рабыня резво отскочила в сторону и замерла в глубоком поклоне, прижимая к груди матерчатый свёрток. Но погружённая в свои мысли, Маммея, кажется, даже не заметила невольницу. Тем не менее, та выпрямилась только после того, как из коридора донёсся стук закрываемой двери.

Подскочив к продолжавшей распевать хозяйке, рабыня ловко набросила ей на плечи плащ и попыталась натянуть толстые, вязаные носки.

– Я сама, – отмахнулась девушка, присаживаясь и развязывая ремешки сандалий.

Утеплившись, она шёпотом поведала верной Риате о том, как "сестра хранительница добра" тайком бегала с мешком в храм, о том, что священный камень не покраснел, из-за чего собравшиеся на церемонию женщины решили, что Луна не очистилась, а виновата в этом, разумеется, Ника Юлиса Террина.

– Она его подменила! – невольница вытаращила на хозяйку полные священного трепета глаза. – Это же святотатство! Да как только Рибила не убила её на месте!

– Пока что чуть не прибили меня, – мрачно усмехнулась девушка и красочно описала охватившую храм панику, закончив рассказ историей своего чудесного спасения.

– Картина к балке привязана, а там гирлянда из сухой травы. Вспыхни она, всё бы кругом запылало.

– Пусть небожители и дальше хранят вас, госпожа, – покачала головой восхищённая, но явно испуганная Риата. – А что же теперь будет?

– Понятия не имею, – растерянно пожала плечами Ника. – Только, думаю, если бы не письмо сенатора, не стала бы Маммея за меня заступаться.

– Осмелюсь сказать, – почтительно проговорила невольница. – Она не только вас защищала, госпожа, но и себя.

– Это как? – не поняла хозяйка.

– Ой, госпожа, – покачала головой Риата, видимо, раздосадованная подобной непонятливостью собеседницы. – Да разве оставил бы её городской совет верховной жрицей после убийства в храме, да ещё во время церемонии. Это же позор на всю Империю!

– Откуда мне знать, какие тут у вас порядки, – раздражённо буркнула Ника, только сейчас уяснив коварный план жрицы и причины её смятения.

– А вы госпоже Маммее о госпоже Доре рассказывали? – робко, явно опасалась вызвать неудовольствие хозяйки, спросила Риата.

– Нет, – покачала головой девушка. – Не хотела влезать в их дела.

И досадливо поморщилась.

– Я же не знала, что эта меретта втравит меня в свои разборки?! Да и какая разница!? Думаешь, она бы мне поверила?

Рабыня тяжело вздохнула.

– Если Олкад за месяц помилование не выбьет, – продолжила Ника, обращаясь больше к самой себе. – Меня отправят на рудники.

– Ой, госпожа, да неужели Луна и в следующий раз не очистится? – вскричала рабыня.

– Думаю, Маммея уже обо всём догадалась или скоро догадается, – хозяйка пристально посмотрела на притихшую невольницу. – И теперь у Доры есть единственная возможность остаться в святилище. Стать верховной жрицей. Иначе Маммея её сожрёт.

– Как?! – вытаращила глаза собеседница. – Съест?!!

– Нет, конечно, – рассмеялась девушка. – Выгонит или придумает что-нибудь похуже, но такого предательства не простит. Дора это знает и будет делать всё, чтобы выжить Маммею. А я – самый подходящий предлог для этого. Поняла?

– Какая вы умная, госпожа! – восхищённо выдохнула Риата. – Как всё объяснили, даже я глупая поняла.

– Нет тут ничего сложного, – усмехнулась хозяйка, не без удовольствия слушая невольницу, однако тут же вспомнила, как сама же обрывала её льстивые речи, и нахмурилась. – Иди спать, а мне ещё Маммею дожидаться.

– Разрешите с вами остаться, госпожа, – попросила рабыня, скромно потупив глазки.

Ника критически осмотрела её тунику, пупырышки "гусиной кожи" на голых руках и покачала головой.

– Нечего тебе тут мёрзнуть. Отдыхай.

– Как прикажете, госпожа, – с плохо скрытым облегчением поклонилась Риата, и скоро торопливые шаги женщины стихли в темноте.

А её хозяйка довольно скоро пожалела о своём опрометчивом решении. Холодный мрак большого пустого помещения давил на психику, выжимая из памяти жуткие истории о притаившихся в темноте монстрах и чудовищах.

Разум много повидавшей путешественницы только посмеивался над подобными страхами, но древний, запрятанный в глубинах подсознания инстинкт не давал успокоиться.

Зная, что в храме довольно приличная звукоизоляция, девушка, разумеется, и не думала напрягать голосовые связки. Просто сидела, забравшись с ногами на обнаруженную возле главного входа лавку, кутаясь в плащ и бездумно глядя на чуть трепещущее пламя светильника.

Мало-помалу усталость начала справляться со страхом и беспокойством. Ника пригрелась. Потянуло в сон. Крошечный огонёк расплылся в жёлтое пятно.

Однако, разум, успевший за пару лет более-менее приспособиться к первобытному существованию, вырвал её из объятий Яфрома, едва уши уловили негромкий скрип.

Когда верховная жрица стремительно ворвалась в зал, девушка уже стояла на ногах возле светильника, и растягивая рот в зевке, пробормотала, не очень убедительно разыгрывая удивление:

– Рада видеть вас, госпожа Маммея. Мне можно идти спать?

– Да ты же и так спишь, Юлиса! – всплеснула руками женщина. – И почему я тебя не слышала? Ты поёшь или бормочешь себе под нос? Разве я не ясно сказала? Решила, раз о тебе сенатор вспомнил, так на мои слова можно не обращать внимание? Запомни хорошенько: сенатор в Радле, а я здесь. И мне достаточно...

Вымотавшаяся, лишённая нормального сна, усталая путешественница, не выдержав, сорвалась:

– Хватит пугать! Ну пойду я на каторгу и что? Тот, кто подменил камень, успокоится? Да не из-за одной меня всё это затеяно, а чтобы и вас из храма выгнать!

– Как подменили?! – отшатнулась женщина в притворном ужасе, картинно прижав руки к груди. – Да как ты смеешь, богохульница?! Сейчас же заткни свой поганый рот!

– Да я-то заткну, – проворчала Ника, отворачиваясь и мысленно кляня себя за несдержанность. – Что с меня взять? У дикарей жила, мокасином похлёбку ела, умных людей не видела. Только даже мне понятно, что ритуал сорвал кто-то из своих...

– Молчи, я сказала! – зло топнула ногой верховная жрица. – Иначе утром пойдёшь в тюрьму!

– Как прикажете, госпожа Маммея, – не удержавшись, девушка широко зевнула.

– Вон отсюда! – рявкнула разъярённая начальница.

Странно, но Ника почему-то совсем не боялась, более того, пребывала в уверенности, что до следующего новолуния или какого-либо другого чрезвычайного происшествия Маммея не предпримет по отношению к ней никаких радикальных шагов. И дело, судя по всему, не в письме сенатора, обратившего снисходительное внимание на дальнюю родственницу. Верховной жрице нужен козёл, в данном случае – коза отпущения, на которую можно свалить вину в случае новых неприятностей. И осуждённая за святотатство служанка святилища подходит для этой цели как нельзя лучше.

С этими мрачными мыслями девушка добралась до своей комнаты. К сожалению, раздеться тихо не получилось. Услышав грохот от падения табуретки, два голоса испуганно ойкнули.

– Кто тут? – тревожно спросила неразличимая в темноте Патрия Месса.

– Это я, Юлиса, – беззвучно ругаясь, отозвалась возмутительница спокойствия.

– Чего шумишь? – недовольно проворчала помощница Клио.

– Случайно получилось, – извинилась девушка. – Простите.

– У неё всё случайно получается, – с издёвкой проворчал кто-то.

– Да, да уж, – поддержала ещё пара голосов.

– Потише! – взмолилась стряпуха. – Ну дайте поспать!

"Надо же, – грустно усмехнулась Ника. – Совсем недавно поздравляли с получением письма от сенатора. Вроде как радовались за меня. А сейчас."