Текст книги "Помпа"
Автор книги: Анастасия Перфильева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Оставим на время Юльку с её волдырями в покое. Надоела, признаться. И обратимся к Гале, вернёмся назад.
Почему же Галюха повела себя с отыскавшейся сестрой так странно, почти враждебно, но и смущённо? О чём думала, что переживала в глубине своего горячего, чуткого и сдержанного сердца?
Что оно было горячим – за это можно поручиться. Чутким – тоже. А сдержанным оно было потому, что Галка всё время была занята делом, не то что Юлька-зазнайка. Разным делом, без которого в деревне не проживёшь: работой, хозяйством, бесконечными заботами по дому... Шутка ли – и хату вымой, и двор вымети, кабанчику поесть снеси, гусей выгони да ещё травы им, зобастым, нарви. А тут куры квохчут, и огород полоть надо. Сорняку ведь засуха нипочём!
Но вот если бы разложить по порядку всё, что перечувствовала и передумала Галюха до приезда и с приездом сестры-москвички, получилась бы примерно такая картина.
До приезда. Волнение и смутная гордость. Как же, объявилась родственница, да ещё из столицы! Какова она? Кем себя покажет, приехав к ним, в неизвестную Изюмовку? Самой бы ей, Галке, в грязь лицом не ударить... Хоть и повидала кой-чего, пока
ездила с батей и мамой по стройкам, а всё равно тревожно.
После приезда. Гостья – так себе. Вроде больше про свои достижения, английскую школу, гитару да моды болтает, а на их будничную жизнь с презрением поглядывает. Нет, что-то не по душе! Задавала порядочная...
Позже. А в общем, ничего. Случилась неприятность– к ней, Галке, прибежала поделиться, «в жилетку пореветь», как говаривала тётя Дуся...
Своя, значит, всё-таки. Родная. Кровная! В обиду её нельзя давать. А полюбить – можно, хоть сперва и скрытно. Подружкой может стать настоящей! Затаённые мысли бы ей поверять, помечтать, поделиться...
Тут, правда, в отношении Гали к Юльке очень скоро, почти с первого дня приезда, вклинилось совершенно новое чувство – ревность. Галя считала так: если подружки, то одна другой всё должна открывать. Без утайки, до донышка! Если подружки, то уж безразлучные! А в Юльке она очень быстро приметила тщательно скрываемое восхищение старшим братом, Петром. И заревновала. То ли Юльку к нему, то ли его к ней. Словом, раздвоилась. Смеет ли Юлька относиться так к Петру? Ведь только ей, Галке, дозволено следить за ним, жить его интересами, помогать, слушаться с первого слова... А с другой стороны, разве это восхищение зазорно? Что там Юлька! И Жанна расцветает, завидя Петрушу!
Галя очень гордилась любовью молоденькой красавицы фельдшерицы к своему брату. Особенно сейчас. Потому что в тот вечер, накануне ночного Юлькиного побега, в семье Лукьяненок произошло ещё одно важное событие... Но о нём – позже.
А пока снова о Юльке.
Раз уж она лучшая Галина подружка, раз они душа в душу, и стихи заветные вместе читали, и помпу разыскивали, а после ставили, и твисту её Юлька учила– раз так, чем же объяснить, что Юлька одна ночью удрала на водохранилище купаться? Какое там купанье! Не верила в него Галюха ни вот на столечко... Были тут, конечно, ещё причины. Не только то, что Пётр разнёс Юльку в пух и прах. Справедливо разнёс – чего уж там!.. Так почему же она не разбудила ночью, не подошла? Галя-то ведь за Юльку страдала, пока не заснула от усталости каменным, мёртвым сном! Галя-то ведь ждала, что Юлька поделится с ней своими мыслями, горем, переживаниями как с НАСТОЯЩИМ ДРУГОМ. И вдруг утром, открыв глаза, узнала от встревоженных родителей, что Юлька взяла и куда-то сбежала!
К тому же Галюху грызла совесть. Выдала ведь она сестру в то утро! Предательницей стала, вот кем... Взбудораженная Юлькиным исчезновением, когда мать с отцом и бабушка строили догадки, Галя, не выдержав, сказала:
– Может, она ещё знаете с чего убежала? Комнату у нас в доме приезжей курортнице посулила сдать! Да, да, той, что открытку присылала. Теперь, может, испугалась да и...
– Как это – сдать? – не поняла тётя Дуся.– Зачем? Кто просил? Ох безобразница, управы на неё нету. А ну выкладывай всё начистоту!..
Галя и выложила, проклиная свой язык, путаясь и вспоминая Юлькины слова у сарая с червями. Мать с отцом только гневно переглядывались. Баба Катя молчаливым присутствием как бы подтверждала сказанное.
– Ладно. Как в доме самовольничать – об этом мы с ней ещё особо потолкуем,– решила расстроенная тётя Дуся.– А сейчас шукайте мне её хоть под землёй!
Не медля больше ни минуты, Галка бросилась «шукать».
Не вслед за умчавшимся в город Петром, а в противоположную сторону. Что, если Юлька подалась в горы, к Агармышу? Босая, растрёпанная, бежала Га-люха по тропке среди валунов. Ежевика и шиповник хватали её колючками, мелкие камни сыпались из-под ног.
– Юлька! Юлька-а!..
Звонкий голос эхом раздавался вокруг. Перевела Галя дух лишь на гребне высокого холма. Нету! Нигде. Не мелькнули вдали знакомый сарафан или бриджи, не принёс ветер ответного: «Здесь я, Галюшка!»
Справа в долине притулилась под красной крышей молочная ферма. Дальше – птичья; возле неё словно снегу насыпано – бродят куры с утками. Выше Юлька не побежала бы! Там – лес, настоящий, непролазный лес, в каком партизанили наши во время войны. А если побежала? Нет, она же трусиха...
– Юлька! Сестричка! Милка-а!..
По-прежнему тихо, пусто. Бычков с фермы пастись
выгоняют, карабкаются из-за ограды по склону... И вдруг Галя замерла, пристально вглядываясь в подёрнутую синей дымкой, такую знакомую, открывшуюся сверху даль.
С гребня отлично, как на ладони, видна была вся Изюмовка: вон начальная школа, клуб, медпункт, магазин... А вон – шоссе. Шмыгая, бегут по нему бесконечные грузовики и автобусы... Но кто же это небольшой, проворный пристроился позади автобуса и катит, катит к их Изюмовке? Чёрные, зоркие Галины глаза были не хуже бинокля! Да, точно, мотоцикл. Голубой мотоцикл! Она разглядела даже водителя, Петра. И на заднем сиденье прилепившуюся девчонку, Юльку...
Катят! Едут! Только не со стороны города. Откуда же? Где подобрал Юльку Пётр? Значит, теперь всё в порядке? Они возвращаются, Юлька нашлась. Значит, всё уже хорошо? Нет, не всё в порядке. Не всё пока хорошо. И новая волна тревоги за взбалмошную Юльку омрачила Галюшку...
Постёгивая себя сорванным прутиком, стала спускаться она с горы к дому. А сама всё вспоминала, перебирала в памяти то, что произошло вчера поздно вечером, когда Юлька, разозлившись на справедливый разнос, уже удалилась в гордом одиночестве из-под малого ореха под большой. Вспоминала событие огромного значения и важности, само по себе радостное, если бы не наполнило оно доброе Галкино сердце новым беспокойством за сестру.
Дядя Федя, тётя Дуся, Галка и Пётр остались тогда сидеть под малым орехом в тягостном молчании. Баба Катя потихоньку убирала со стола. Нарушил молчание Пётр. Он встал и заходил под орехом. Мягкие жёлтые пятна света из окон дома перебегали по загорелому его лицу, по смуглым рукам и шее.
– Маманя и батя!—сказал Пётр.– Поговорить я с вами хочу... Баба Катя, ты тоже сядь, послушай...
Торжественное это начало, а главное, голос Петра– глубокий, взволнованный и серьёзный – заставили Галюшку насторожиться, притихнуть выжидающе.
– Говори, сын,– сказал дядя Федя.
– Маманя и батя! Хоть, может, и не очень ко времени сейчас, но я сообщить вам должен. Мы с Жанной решили, если, конечно, вы против ничего не имеете... В это воскресенье в город съездить хотим. В загс заявление подать! Так что жду вашего слова. Что вы мне на это ответите?
Отец с матерью довольно долго сидели тихо. Ведь знали, догадывались, чувствовали они, что сын вот-вот спросит у них совета, сообщит эту новость. Наконец тётя Дуся непривычно мягко проговорила:
– Что ж, Петруша, я – не против. Подавайте! Отец, а ты как, что скажешь? Тоже согласный? И ты, бабушка, семейству нашему верхушка?
Батя, потрогав большой ладонью усы, вместо ответа одобрительно крякнул. А баба Катя подошла, привстала на цыпочки и без слов поцеловала внука.
Значит, Петруша, решился! Значит, они с Жанной договорились и поедут не сегодня-завтра как жених и невеста подавать своё заявление. Значит, быть в их доме вскорости свадьбе. Значит...
И такое количество «значит», словно звенья одной цепи, появилось за первыми, что Галюшке не под силу стало сразу в них разобраться.
Утром начались поиски Юльки. И той, когда найдётся, кроме прочего, предстояло обо всём узнать. А ещё неизвестно, как она примет эту новость про Петрушу и Жанну! Потому что глупые, нескладные, юные такие девчонки, как Юлька с Галей, свои скрытые чувства и настроения, сколь бы незначительны и мелки ни показались они со стороны, принимают за очень важное, чуть ли не решающее в жизни. И зорко наблюдают друг за дружкой.
Вот почему Галюха, увидев, что Юлька благополучно возвращается домой, и обрадовалась этому, и впала в смятение. Вот почему, встретившись с Юлькой, прятала от неё смущённые и жалостливые глаза.
Вот почему, сердись на сестру, поспешила убежать из дома к червям-шелкопрядам, думая успокоиться в привычной работе.
Только не удалось ей успокоиться. В этот же день, наоборот, на неё свалилась ещё одна, совсем уже непредвиденная новость.
Работала Галка в сарае с шелкопрядами умело и ловко. Разносила свежие ветки шелковицы, бережно устилала ими полки-стеллажи, вытаскивала старые, следя, как бы случайно не погубить червя, мыла в проходах пол для испарения, открывала верхние фра-мужки в остеклённых стенах для проветривания – словом, делала всё, что полагается по уходу за тру-жениками-червями. Юльке они казались омерзительными, Галя берегла и холила каждого. В Изюмовке любой школьник знает им цену: пятьдесят граммов личинок шелкопряда приносят совхозу больше ста килограммов чистейшего натурального шёлкового волокна, который идёт на парашюты, на костюмы для космонавтов, а может, и на что поважнее...
Девочек-школьниц в сарае работало человек пять. Остальные поехали на грузовике за очередной порцией веток шелковицы – прожорливые черви обедали пять-шесть раз в сутки.
Черви шуршали и шуршали в зелёных листьях, девочки щебетали и щебетали, обсуждая всё на свете: последние деревенские новости, свои покупки, новые фильмы в клубе, вечер танцев...
Вошла бригадирша тётя Клава.
На её полном широком лице сияла улыбка. Девчонки стали приставать: что случилось? Тётя Клава отмахивалась, но молчала недолго. И рассказала: одну из юных её помощниц правление совхоза решило премировать за отличную работу путёвкой в санаторий на южный берег Крыма. Ах, южный берег Крыма, дикие скалы, чёрные кипарисы, тёплое лазурное море, белые кружевные здания, музыка, нарядные люди!.. Кому бы не хотелось попасть туда? Кто же получит путёвку?
Вы, конечно, догадались, что этой счастливицей оказалась Галина,
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
В изюмовский медпункт из дома Лукьяненок прилетел гонец, Шурец-Оголец... Встревоженная баба Катя послала его за Жанной. Но той на месте не оказалось – уехала в город получать медикаменты. Шурец с невероятной скоростью, поскольку в скважине работала помпа, воротился и доложил:
– Нету её.
– Кого? – простонала с кровати полыхающая заревом Юлька.
– Жанны. Докторши.
– Не хочу я докторши! Не хочу Жанны! – Юлька спряталась под простыню.—Слышите, баба Катя?.,
Старушка недовольно и подозрительно покачала головой. Вот грех тоже... Надо же совета спросить?
В глубине души баба Катя не очень-то волновалась: во-первых, она заставила Юльку смерить температуру, а Шурца посмотреть градусник. Тридцать шесть и семь – жару нет. Во-вторых, баба Катя уже имела опыт с появлением подобных Юлькиным красных волдырей на соседских ребятишках. Но всё-таки лучше показать девочку «медицине».
И Шурец снова, проверив усердно поливавшую огород бабушки Авдотьи помпочку, по приказу бабы Кати унёсся из дома. На окошке медпункта он прилепил слюнями бумажку с печатными буквами: «ЖАНА ПРИХОДИ ЛУКЬЯНЕНКО П ЗАБОЛЕ...» Буква «П» означала Юльку. Шурец по привычке назвал её Помпой. А конца дописать просто места не хватило.
После этого уже по собственной инициативе он побежал в сарай за Галей. Тотчас в сарае раздался девичий хор:
– Иди, ступай, мы докормим! Юлька-Помпа захворала! Ступай шибче... Иди!..
И Галюха немедля припустила за братишкой к дому.
В Юлькиной комнате было спокойно. Негромко и не спеша, как ручеёк по мелкой гальке, журчал ровный голос бабы Кати. Она что-то рассказывала. Галя прислонилась к притолоке и стала слушать.
– Ты ляжь, прикройся; не ровён час, застудишься. Разъяснить тебе, с чего её так, не по-нашему, по-чужому прозвали – Жанной? Не от гордости. И не для того, чтобы людям пыль в глаза пустить – вот-де имя какое заковыристое придумали! Все имена хороши, были бы человеку понятны. Наши, русские, само собой, сердцу ближе... А случилось всё так...
Галя увидела в щёлку, что баба Катя пересела ближе к Юльке, в ногах кровати, сложила на коленях натруженные руки.
Историю, которую их бабушка собиралась поведать сестре, Галя знала наизусть. И всё равно слушала не дыша.
– Тогда тебя на свете ещё не было, А я, старая, хорошо помню. Было время страшное. Было, быльём поросло, да кто его перенёс, вовек не забудет. Одно слово – война! Что удивилась? И Крым под фашистом был, как и другие наши страдательные земли... И здесь, в Изюмовке, вражины стояли. Да... Вот и стали они в тот страшный год девушек наших себе в Германию угонять. Жанниной матери в это время годков... восемнадцать было, не больше. Прятали её родные, как и других, берегли, да разве убережёшь? Словом, собрали звери-ироды с Изюмовки, как сейчас помню, двенадцать самых здоровых, литых девчат – и на машину. Кто в чём был, с узелочками, в пальтецах– а зима лютая выдалась,– под материнские крики и слёзы в город увезли. Там в теплушки нетоп-ленные погрузили – и к нашей границе, а дале через всю Германию в город Магдебур. Есть у них и посейчас такой город...
Баба Катя замолчала, и в комнате стало совсем тихо, только будильник монотонно тикал на комоде.
– Жанночки нашей мать – девушка из себя видная, толковая была,– мерно продолжала баба Катя.– Звали её Анюта. В этом самом Магдебуре попала она в лагерь. Кон-це-тра-ционный назывался чи как. Народу там было согнато – страшно сказать! С наших земель и с других стран, конечно. Да ты меня слушаешь? Не заснула?
– Слушаю, я слушаю, баба Катя,– горячим шёпотом отозвалась Юлька.
– Да... Поделили они, значит, в лагере девушек– кого на хозяев работать, батрачить по-старому, кого лес валить, кого уголь под землёй копать. Хорошей жизни ни у одной не было; что и говорить: враги кругом, чужбина... Жанны мать к лесорубам попала.
И что ты думаешь? Повстречалась она там с одним парубком, парнем, стало быть, не нашего происхождения, из страны Франции. Звали парня Жан. Имя французское. Хороший был человек, чудесный. По-нашему Жан – всё равно что Иван. Сколько же они с Аннушкой горя хлебнули, пока в лагере за проволокой сидели да голодных-холодных под конвоем лес их пилить гоняли,– словами не описать. Только молодые были, силёнки в них хоть и таяли, а жизнь сберегли. Короче тебе скажу: как стали наши войска фашиста гнать, как пошли на него стеной, удалось тем заключённым из города Магдебура в лагере побег устроить. Сколько-то человек погибли, навеки в проклятой земле остались, а сколько-то прорвались. И среди них наша изюмовская Анюта да дружок её верный, не покинувший, тот французский парень. Когда-нибудь тебе Жанна, дай срок, фотокарточку мамы своей с ним покажет... Да. Пробирались они долгие дни, страшные дни и попали на его родину. Ну-ка, который ей главный город, знаешь?—совсем другим, не напевным, как в сказке, а бойким голосом спросила баба Катя.
– Париж,– прошептала Юлька.
– Верно. А в Париже тоже фашисты ещё стояли. Жан с Анютой оттудова быстренько убрались, только с отцом его повидались. И стали – не скажу точно где – партизанить.
– Как то есть партизанить?
– А так: винтовку за плечи, одёжу-обужу потеплей, в горах где-то засели – у них во Франции горы поболе нашего Агармыша – и давай врага окаянного вылавливать! Покуда всей горькой смертоубийственной войне конец не пришёл и мир по всему миру не объявили! Тогда Анюта наша со своим Жаном повенчалась. У них это по-другому, конечно, называется. Расписались, словом. Вот как Петруша наш теперь скоро с Жанной заявление подадут, чтобы расписываться...
– А они разве будут подавать? Правда, баба Катя? Вы точно знаете?
– Дело молодое! И ты им тоже, девочка, счастья большого, вечного пожелай. От всего своего сердца...
Галя замерла за дверью. Юлька лежала спокойно. И баба Катя – тихая, тихая, всё-то она подмечала своими выцветшими от долгой жизни, мудрыми глазами!– заговорила снова:
– Поженились Анюта с Жаном, значит. И родилась у них вскорости дочь-крохотулька. Её по отцу Жанной и нарекли. Поняла теперь, откудова у ней имя такое, ласточка моя?
– А... а отец её с матерью где же сейчас? – спросила Юлька.
– Вернулась, годков двадцать уже тому назад будет, наша Анюта на родину. В Крым, в Изюмовку. Не одна вернулась. С Жанночкой – младенцем. Вся деревня на них посмотреть, как один человек, сбежалась. Кто плачет, кто смеётся... Мужа Анюта во Франции схоронила, он ещё в лагере кровью кашлял. И сама годков десять, не больше, на родной земле пожила, по той же причине. Умерла, страдалица, успокоилась...
– А... другие девушки, которых угнали? Тоже потом вернулись?
– Других только четверо на родине живут. Не выпало остальным счастья...
– А маленькая Жанна как же тогда одна осталась? – Юлька, забывшись, села на кровати.
–< Какая уж она маленькая была! С тебя, пожалуй. Ну, жизнь у нас в Изюмовке к тому времени обратно наладилась. Хотел колхоз Жанну в детский дом пристроить. Да родня, соседи добрые нашлись. Вырастили помаленьку, выучили. Теперь скоро докторшей будет! И жизнь у ней, как у людей, по-хорошему, в гору пошла. И беда лихая, что над отцом с матерью висела, забылась. Вот так-то, милок,..
Юлька долго молчала. Галя, прижавшись к двери, молчала тоже.
– Баба Катя! – вдруг окликнула задумавшуюся старушку Юлька.– Правда, что вы умеете сочинять стихи?
Та добродушно засмеялась.
– К чему же их сочинять? Складывать надо. Из слов простых. Я, бывало, тоска ли, радость к сердцу подступят, складывала..,
– Сложите сейчас! – Юлька порывисто потянулась к ней.—Для меня. Я вас очень прошу, баба Катя! Очень!..
– Как это для тебя? Про тебя, что ли?
– Да. Про меня. Или... про меня с вашей Галей. Я вашу Галю очень люблю. Очень!
– Про то, какая ты есть на самом деле, без прикрас?
– Да!
Баба Катя долго, изучающе смотрела на Юлькино изуродованное, но не страшное сейчас лицо, потому что оно было просто, доверчиво и по-детски озабоченно. Старушка еле заметно улыбнулась.
– Ладно уж. Так и быть, сложу. Вот погоди, придёт Жанна тебя посмотреть, поправишься ты у нас совсем, тогда и сложу. Уговорились?
– Уговорились,– ответила Юлька.
А Галя смело вошла к ней в комнату.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
От Юльки – родителям.
«Дорогие мамочка и папочка, здравствуйте!
Опять я вам целых сто лет не писала! У нас всё время что-то случается и случается, просто ужас. Во-первых, в Изюмовке заработали уже целых три помпы, не только наша. А потом я заболела. То есть не заболела, а меня укусила одна вредная ядовитая гусеница, когда я бегала ночью на водохранилище (вы только не пугайтесь). Потому что гусеница меня не укусила, а просто залезла в халат и обожгла какой-то жгучей гадостью (я бросила халат в кусты, где у неё было гнездо). И у меня по всему телу выскочили страшные красные пупыри и стали жутко чесаться. Жутко! Но тут вскорости пришла Жанна. Вы даже не знаете, что она ЖИЛА В ПАРИЖЕ, в настоящем Париже! Жанна прибежала как сумасшедшая, она думала, заболел Пётр. Притащила лекарство, горечь страшная, и заставила выпить. А баба Катя вымыла меня вместе с головой горячей водой с мылом, и через день всё прошло, как будто ничего и не было. А то я была похожа на бабу-ягу.
Мамочка и папочка! У нас такая масса случилась всяких новостей, что я просто не знаю, с чего начинать. Наш Пётр, Петруша, ЖЕНИТСЯ на этой самой Жанне! Конечно, настоящую свадьбу будем играть, когда вы наконец приедете в свой отпуск. А пока они уже съездили в город подавать заявление. И я с ними на мотоцикле ездила! Знаете это как? Стоит очередь, как всё равно в Москве в магазине подарков, и все подают заявление, что хотят пожениться. С ума сойти! И ещё есть одна очень важная новость. Нашей Гале, как лучшей по червям, дали премию – путёвку в санаторий «Лазурный берег»! А она взяла и отказалась. Из-за меня! Потому что как же я тут буду без неё одна? Но мы все целый вечер на неё кричали, и она сказала: «Ладно. Только пусть путёвка будет, когда они (мы) уже уедут». Я подарила Галке свой бадминтон, чтобы играть на этом «Лазурном берегу».
Мамочка и папочка, уже вам столько накатала, даже рука заболела, а половину новостей ещё не написала! Потом случилось вот что: тётя Дуся, баба Катя и все соседи сказали, что нашу хату надо заново белить. МОЛОДЫХ никто в небелёную не пускает, такая примета. А у нас ведь ещё и вы приедете! И уже одна жиличка, или жилица, живёт. За эту жиличку мне сперва здорово попало от тёти Дуси и дяди Феди. А потом тётя Дуся сказала: «Мы не какие-нибудь БУСУРМАНЕ; раз уж ты (я) её пригласила, пусть живёт, хоть в боковушке, хоть в спальне. А если хоть какие деньги с неё возьмёшь – руки оторву (мне)». Она ехала из Москвы в моём поезде. Помнишь, мамочка, ты всё ей говорила: «Присмотрите за ней (за мной)!» Не толстая, а другая, в болонье. Она, оказывается, художница. И когда мы с Галкой начали мазать хату, в общем белить... Нет, подождите, лучше по порядку.
В одно утро мы с Галкой побежали на коровью ферму. Помпочка так стала хорошо работать, за ней один Шурец усмотрит. Коровья ферма вроде длинной хаты с вагонетками, и потолок высоченный, под ним даже воробьи носятся. А коровы стоят, машут хвостами и – знаете что? – обожают лизать соль! Я сперва прямо не поверила... Потом смотрю: возле каждой такая глыбочка серая валяется, вроде снежного кома. Полижут, полижут и пьют из автоматической поилки!!! Очень смешно. Только нас дальше смотреть не пустили. Одна их доярка вышла. Сама в халате, как докторша, а из волос целую башню начесала. В общем, мы с Галкой набрали около фермы полную тачку коровьих лепёшек. Обыкновенных, понимаете? Гадость порядочная. Но, мамочка, на ферме живут ещё такие чудные жеребятки, я чуть с ума не сошла! Мохнатые, тёплые. Я одного через забор потрогала, он на меня как из ноздрей дунет! Так что мы с Галкой набрали ещё два ведра лошадиного навоза. Приволокли домой. Галка стала месить. Прямо руками. А я не могла. Потом месили уже с глиной, дядя Федя привёз с ручья две тачки. Потом начали мазать. Сначала просто ладонями или такой железякой, называется МАСТЕРОК. А потом, когда подсохло, все по очереди лохматой мочалкой белили. И вдруг как раз в это время к нам приехала та самая художница! Кошмар!!! Я не знала, куда деваться. Носила же извёстку, вся перемазалась. Но художница – представляете? – ни капельки не испугалась. Свалила чемодан и авоську под вишню и сразу, прямо с автобуса, давай нас с Галкой рисовать! Вытащила трёхногу с винтиками, называется МОЛЬБЕРТ, и сказала, чтобы мы хату мазали, на неё внимания не обращали, и тогда она пошлёт нас на выставку! Вот это да!! Представляете? В общем, мы с Галкой всё равно подглядывали. По-, моему, получились совсем не мы, а какие-то уродины, У меня одни волосы похожи, а у Галки ноги. Тут приходит с работы тётя Дуся. Напоила художницу молоком, накормила, и теперь та живёт у нас совсем. Очень хорошая, всё время говорит разные смешные вещи. Уф, устала! Пойду немножечко отдохну, посмотрю помпу...»
«Дорогие мои мама и папа!
Значит, продолжаю. Про все наши новости. В общем, главные я написала. Осталось ещё про свадьбу, про стихи, спросить, когда же вы наконец приедете, и всё. Ну вот. Свадьбу Петруши и Жанны мы будем играть так: сперва поедут самая близкая родня и гости в город, в этот самый загс. Жанна и Пётр, конечно, тоже поедут, там распишутся в книге. А мы с Галкой будем подружками! Я совершенно не знаю, какое надеть платье. У Галки есть с голубыми разводами, изумительное, а мне, мамочка дорогая, привези тоже, пожалуйста, новое! Какое-нибудь выдающееся!! На свадьбу в старом нельзя. У Петра будут не подружки, а дружки. Помните, я вам писала про клапан? Его сделал в своей мастерской один... не мальчик, потому что он уже работает, но и не взрослый. Его зовут Женя, и он похож на василёк! Этот Женя будет дружок, а кто ещё, не знаю. Когда распишутся в загсе, все мы поедем на разукрашенном цветами, новом автобусе, не на простом грузовике... Да, вы ведь даже не знаете, что это за грузовик! Такой высокий, с боками (чтобы не вывалиться), а в серёдке скамейки... Сейчас на нём, кто захочет, возят каждое воскресенье купаться. Мы с Галкой уже два раза ездили! С колхозного двора. Это никакой не двор, там амбары, амбары, а сбоку стоит очередь. Ну не стоит, а сидит – кто на камне, кто на каком-нибудь торчке. И когда приезжает грузовик, все в него лезут с лесенки и как попало. Мы с Галкой первый раз влезли с борта, а девчонки как заорут: «Юлька, давай сюда!» (Я же была с гитарой!) И все под мою игру пели, чуть не охрипли, а на поворотах визжали как сумасшедшие и валились друг на дружку – водитель был очень быстрый!!!
Ну так, значит, опять про свадьбу.
Когда мы вернёмся из города в НАСТОЯЩЕМ автобусе с цветами и песнями, начнётся уже НАСТОЯЩАЯ свадьба. Тётя Дуся сосчитала – одних столов надо от соседей десять штук принести, а уж стульев – кошмар! Столы и стулья расставим прямо во дворе, где холодок. У нас есть такой, вроде коридора с виноградной крышей. А наша художница обещала всякие фонарики разноцветные и украшения развесить, так что получится – блеск! Баба Катя уже варит бражку из мёда, давала мне пробовать, стреляет сильно. Угощение будет всякое; очень жалко, но зарежут кабанчика, сколько-то гусей, сколько-то ку-рей. И в городе закажут штук десять тортов, а один, самый большой, с кремовой надписью: «Поздравляем новобрачных!»
Жанна и Пётр уже купили ОБРУЧАЛЬНЫЕ кольца. Так что, мамочка и папочка, приезжайте как можно скорей, очень хочется погулять на свадьбе. И для нас с Галей пригласят гостей—не только одних столетних стариков со старухами. Всех наших девочек. Например, Верку-почтаршу, Нину Соломатину, Машу с Клашей, Зину с того края, Наташку. Ещё Таня-лаборантка будет обязательно, и много всякого народа. А из мальчишек – те, кто в Галкином классе учится. Например, Цыбуля, который в крышу провалился. Музыка будет такая: баян, гармонь, и у Жени, оказывается, тоже есть личная гитара! А потом телевизор же, приёмник! Вдруг как раз передадут какой-нибудь знаменитый джаз? И мы будем танцевать твист, девчата уже выучились, а мальчишки будут просто для пары. Папочка и мамочка! Если бы вы знали, какая Жанна красивая! Пётр сказал, что, когда кончится свадьба, они с Жанной поедут на мотоцикле в СЕВАСТОПОЛЬ, в БАХ-ЧЕ-САРАй, а потом мы все будем ездить на море, оно уже теплеет и теплеет. Или на мотоцикле, или в воскресенье на грузовике. Как тогда. А баба Катя обещала сложить про меня стихи.
Дорогие мои мамочка и папочка! Приезжайте скорее, мне так много надо вам рассказать. Мы все будем так рады!
Ваша дочь Юлия Майорова».
Телеграмма от Юлькиных родителей – Евдокии Петровне Лукьяненко.
«Выезжаем Москвы тридцатого июня. Встречать не надо доберёмся автобусом,
Тоня. Володя»,
Город. Светлый, оживлённый приморский город.
Где-то неподалёку дышит и бьёт волной о гальку огромное невидимое море. Белые чайки проносятся над крышей вокзала. Синее небо сверкает над ним, точно радуется погожему летнему дню. Жарко, но не душно. Морской воздух свеж и прозрачен.
Чу! Совсем близко зашумел подходящий поезд...
Стройный загорелый молодой человек стоит возле голубого мотоцикла на площади перед вокзалом. Рядом – темноволосая девушка в нарядном платье и рослая девочка со связанными на макушке волосами цвета соломы. Девочка держит в руках большой букет красных роз.
Все трое напряжённо всматриваются в шумную разноцветную лавину идущих с поезда пассажиров.
Пётр, Жанна, Юлька!
Вы, конечно, всё-таки приехали встречать Юлькиных маму и папу? А дома, в Изюмовке, их с нетерпением ждут Галя, тётя Дуся с дядей Федей, баба Катя, Шурец.
Встречайте, дорогие, встречайте!
Узнают ли тебя, Юлька, родители? Всего один месяц прошёл с тех пор, как они сами провожали тебя на КУРОРТ, Только тридцать коротких дней. Но каких дней! Ты, наверное, запомнишь их надолго. А на КУРОРТ вскоре поедет черноглазая умница Галюшка...
:
35 39 47 55 62 72 83 92 98 108 113 124 135 143 155 162 168
Глава первая
Глава вторая ...
Глава третья ...
Глава одиннадцатая .
Глава двенадцатая .
Глава тринадцатая .
Глава четырнадцатая Глава пятнадцатая .
Глава шестнадцатая . .
Глава семнадцатая . .
Глава восемнадцатая Глава девятнадцатая . .
Глава двадцатая .....
Для младшего школьного возраста
Перфильева Анастасия Витальевна
ПОМПА
Повесть
Ответственный редактор Л. Р. Баруздин а. Художественный редактор Н. И. Комарова. Технический редактор О. В Кудрявцева. Корректоры Э. Л. Лофенфельд и Т. Ф. Юдичева. Сдано в набор 18/У1 1970 г. Подписано к печати 7/1X 1170 г. Формат 60x84‘/16. Печ. л. 11. Уел печ. л. 10,26. (Уч.-изд. л. 7,33). Тираж 100 000 экз.
ТП 1970 Ш 2Б6. Цена 34 коп. на бум. М/III!
Ордена Трудового Красного Знамени издательство "Детская литература" Комитета па печати при Совете Министров РСФСР. Москва, Центр, М. Черкесский пер.» 1. ................
Ордена Трудового Красного Знамени фабрика , «Детски ! книга* № I Роет л аё пол играфарюма Комитета по печати при Совете Министров РСФСР, Москва, Сущевский вал, 49. Заказ № 837,
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА МОСКВА • 1970
