Текст книги "На другом берегу любви (СИ)"

Автор книги: Анастасия Ригерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Глава 18.2
Придут, не спросят

ЛЕРА

Занятия с мамой с каждым днем становятся все продуктивнее. После драки с Янкой я многое для себя поняла и учусь контролировать силу, чтобы пользоваться ей в жизни, а не откладывать на крайний случай. Вот и сейчас помогаю своим домашним с поливом огорода, разбитого за домом.

Больше всех происходящим довольна Уля. Сегодня ей не нужно таскать воду в кадки, а затем бегать с огромной лейкой наперевес. Вместо этого они с Вольтом во всю резвятся под локальным дождем, который я по этому случаю устроила.

– Сюда, Лер! Вокруг капусты еще совсем сухо! – руководит поливом промокшая до нитки сестра, и я плавным движением руки перемещаю небольшое облако влево. Вольт скачет по тропинкам меж грядок рядом с ней, ловя дождевые капли высунутым языком, и я сама не могу нарадоваться на эту картину.

– Молодец! Вот теперь я вижу, что ты сосредоточена на деле, – подбадривает меня мама. – Как стихийник с каждым днем ты раскрываешься все больше. Видел бы тебя отец, он так бы тобой гордился, дочка.

– Спасибо, мам, – стараюсь не упустить контроль над облаком, которое подгоняет поднявшийся ветер.

Я и сама многое бы отдала, лишь бы хоть раз увидеть отца, обнять его, заглянуть в родные глаза вместо того, чтобы каждый вечер на пару с Ульянкой с непомерной тоской разглядывать его пожелтевший портрет на фото. Слишком рано он нас покинул. Если бы он только знал, как сильно все мы здесь нуждаемся в его любви и защите. Мне хочется произнести это вслух, но я вовремя замолкаю. Мама и так с самого утра сама не своя, словно ее что-то беспокоит.

Набрав в саду зелени к супу, я застаю ее за готовкой на кухне. Вроде все, как обычно, только мама неожиданно молчалива, голова опущена, плечи заметно напряжены.

– Мам, что-то случилось?

Мы встречаемся взглядами, и я понимаю, что оказалась права. Она бросает быстрый взгляд на дверь. Ясно, не хочет тревожить Ульянку. Но ее звонкий смех все еще доносится из сада, и мама признается:

– Пыльная буря, – произносит она всего два слова, от которых вдоль позвоночника бегут перепуганные мурашки.

– С новой волной зомбаков из-за гор? – зачем-то уточняю я, хотя и так знаю ответ.

Мама кивает.

– Мы ждали ее позднее, но она придет уже на днях. Все приметы к этому. И Вольт всю ночь вздрагивал во сне и светился, он из Змеиных пустошей, это верный знак.

– Что это значит для нас? Надо как-то подготовиться? Укрепить защиту по периметру?

– И это тоже, но мы с Улей за себя сумеем постоять. А вот если твой Егор не успеет вернуться, деревню защищать будет некому. Остаются только Добруш с отцом, но этого слишком мало. С каждой новой бурей мертвяков становится все больше. Вдвоем такое нашествие они могут не одолеть. Надо их предупредить.

– Только предупредить? Но я могу им помочь. Как считаешь, моих сил хватит?

– Лера, девочка моя, этого я и боялась, что ты не сможешь остаться в стороне. Особенно после того, как Ратмир пообещал вам свою защиту в деревне, и вы с Улей стали бегать туда каждый день.

Мама права. За последние дни я действительно сблизилась с новой семьей Егора, и все они оказались прекрасными людьми. Не знаю, как это удалось дяде Ратмиру, только местные больше не смотрят на нас с Улей, как на лесную нечисть. Разве что Янка и ее бабка Кабачковна, но их мы стараемся обходить стороной.

– Мам, Ульяна еще подросток, и ей необходимо общение со сверстниками. У нее там подружки появились, и с Добрушем они неплохо ладят.

– Да, но вы не такие, как они. Для обычных людей вы навсегда останетесь лишь ведьмами из леса.

– Оборотни тоже не такие. Но они защищают деревню и их люди приняли.

– Может, и так. Но ради этого ты не должна рисковать собой! Моя задача вернуть тебя домой, где ты будешь в безопасности, а не отправлять на бой с мертвецами. Это не твоя война!

На маминых голубых глазах проступают слезы.

– Мам, не надо, не переживай так. Во-первых, Егор еще может успеть вернуться. И я верю, что вернется. Во-вторых, я не буду собой рисковать. Просто останусь в деревне на подстраховке. А если почувствую, что не справляюсь, то отсижусь на мельнице. Она крепкая, туда зомбакам не пробраться.

Звучало, как план, в который я и сама готова поверить. Забыв про кипящий суп, свежую зелень, ножи и поварешки, мы с мамой принимаемся обниматься посреди кухни.

– Лерочка моя, Лера. Ты ведь с самого детства у меня такая смелая и упрямая, защитница. Помнишь, соседского Фильку? Конечно, нет, столько лет прошло. Сама-то была от горшка два вершка, а за друга заступиться не испугалась, так в песочнице и настучала его обидчикам пластиковым совочком.

Мы с мамой смеемся сквозь слезы, не размыкая объятий. В таком виде нас и застает Уля.

– Чего это вы тут ревете на пару, а меня не позвали? – искренне обижается она. Ревнует к маме, мне это уже давно ясно.

– Иди к нам, – раскрывает мама объятья, и Уля, будто птенчик, ныряет под крыло.

– И ничего мы не ревем, а смеемся. А это так, лук для супа резали.

– Пахнет вкусно, – облизывается сестра, заглядывая в кастрюлю. – После обеда в деревню пойдем?

– А ты уже по Добрушу соскучилась?

Мы с мамой переглядываемся. Тут и ведьмой не надо быть, чтобы понять: наша Ульянка впервые влюбилась. Стоит упомянуть о младшем оборотне, как на ее щеки выползает стыдливый румянец.

– Нет, Уль, прости, но сегодня без тебя. Будешь маме помогать защиту по периметру устанавливать.

Сестра обиженно надувает губы.

– Что там помогать-то? Защита и так работает. Да и буря нескоро еще.

– Скоро-нескоро, а мы должны быть всегда к ней готовы. Мертвяки придут, не спросят.

* * *

Жизнь в деревне идет своим чередом. Из леса по тропинке я спускаюсь к полю. Молодой паренек пасет стадо коров на лугу и приветливо мне улыбается, когда я прохожу мимо. Мужики постарше возвращаются с рыбалки, а увидев меня, дружно здороваются. Люди везде разные, но хороших все-таки больше. Узнав это место и его жителей получше, название «Пропади пропадом» теперь кажется мне чьей-то злой насмешкой.

Я спешу на мельницу, да только не застаю там ни Добруша, ни его отца, все закрыто. Идти к ним в дом мне неловко, но делать нечего. Я же не из прихоти своей прибежала, а сообщить важную новость.

– Дочка, постой! – окликает меня по дороге соседка. Старушка хромает на одну ногу и пристает с расспросами о какой-то целебной траве.

Из окон дяди Ратмира тем временем доносятся мужские голоса. У ворот стоят два загнанных коня, бедняги пьют воду из ведра и никак не могут напиться. Неужели Егор вернулся⁈ Сердце радостно подпрыгивает в груди. Я обещаю справиться о растирке для соседки у матери, и бегу к дому, не чувствуя собственных ног.

Стучать не приходится, дверь не заперта. Пульс оглушает ударами. Забыв от волнения о приличиях, я врываюсь в чужое жилище и спешу на голоса. Увидев меня, дядя Ратмир замолкает. Два незнакомца в черных плащах стоят ко мне спиной, и я уже не уверена, что среди них есть тот, кого я так ждала.

– Милош… – само собой срывается с губ вместе с надеждой, которая еще тлеет робким огоньком где-то внутри.

Мужчины оборачиваются. Собранные в тугую косу темные волосы, воинские доспехи из черной кожи и отполированных до блеска металлических вставок. Я едва узнаю его прежнего, полураздетого, с вечно разметавшимися на ветру волосами. Сейчас передо мной стоит не просто статный молодец, а настоящий воин.

– Лерка… Как ты здесь? Откуда? – подхватывает он меня на руки, всем телом прижимая к себе, и я робею. – Я ведь только приехал, как ты узнала?

– Почувствовала… – хочется раствориться в его объятьях, не сдерживать слов и эмоций, но Добруш вовремя закашливается в кулак.

Это в нашем мире давно размыты рамки приличий, и никто тебя за такое не осудит. А здесь все по старинке, и я стыдливо опускаю голову, не позволяя Егору себя поцеловать на глазах его отца с матерью, хоть жутко скучала по этим самым поцелуям.

– Простите, что вот так ворвалась. У меня есть очень важная информация, – невольно кошусь на второго в плаще с длинными ушами. Это эльф что ли? Тот самый, темный, из Сумрачного леса? От одного его взгляда медальон от нечисти на моей груди, спрятанный под платьем, начинает жечь кожу.

– Говори, девушка из леса, – тепло улыбается дядя Ратмир. – Всем находящимся в этой комнате ты можешь доверять, как самой себе.

– Пыльная буря начнется со дня на день.

– Но ее срок еще не пришел! – возмущается Добруш, словно это вопрос выбора.

– Знаю. Мама и сама удивилась, только велела передать, что времени совсем не осталось, все приметы указывают на скорую бурю, пора готовиться.

– Хорошо, что ты к нам вернулся, – хлопает старшего сына по плечу дядя Ратмир и переводит взгляд на ушастого. – Ну что, Фэйл, поможешь нам с этой бурей, или успеешь доскакать до своих? Еще один знатный воин нам бы пригодился.

Эльф не торопится с ответом, зато я не хочу трусить и оставаться в стороне.

– Я помогу, – мужчины удивленно поворачивают головы в мою сторону.

– Чем? Станешь приманкой, – с насмешкой выдает эльф, и я чувствую, как Егор напрягается, готовый в любую секунду встать на мою защиту.

– Да, мечем я не владею. Но от отца мне передалась магия стихий, и чему-то я уже успела научиться.

– Маг стихийник… – выразительные глаза с фиолетовым блеском смотрят на меня с нескрываемым интересом, будто эльф пытается залезть в мою голову. – Надо же, это многое меняет. Я был уверен, что все они сгинули в тумане.

– Как видите, не все, – выдаю с вызовом, и Фэйл не скрывает самодовольной ухмылки.

– Тогда и я остаюсь. Устроим мертвякам горячий прием.

Глава 19.1
Пыльная буря

Чистое голубое небо темнеет на глазах, будто где-то там, высоко над землей, собралось само зло. Порывистый ветер разносит листья и пыль по улицам деревни. Деревья скрипят под напором разбушевавшейся стихии, предвещая наступление бури.

– Началось, – подтверждает наши опасения Фэйл, навострив свои длинные уши.

Дядя Ратмир отправляет Добруша добежать до церкви, чтобы предупредить жителей о надвигающейся угрозе.

– Там и останешься защищать людей. Все как обычно.

– А кого и где защищать мне? – обращается к отцу Егор.

– Ты сражаешься у мельницы, на первом рубеже. Неужто и это забыл? – усмехается мужчина. – Лера тоже на тебе. Мы с Фэйлом будем рядом вдоль границы деревни.

Егор кивает отцу и тянет меня за собой. Знаю, после всех этих дней разлуки ему также, как и мне, не терпится остаться наедине, только времени у нас почти нет. Совсем скоро на этот уютный уголок на краю леса обрушится настоящий ад.

Стоит оказаться на улице, ветер клубит мои волосы, собранные в прическу, и бросает в лицо колкую пыль. Колокольный звон пронзает тишину. Люди в испуге суетятся, закрывают окна, укрепляют двери, спешно спускаются в подвалы и укрытия, у кого они есть. Соседская девчонка с косичками зазывает в дом кота, пока ее родители загоняют в клетки разбежавшихся по двору кур. В их глазах отражается страх перед опасностью, которая неизбежно подступает все ближе.

– Как там твои? Успели подготовиться к приему «гостей»?

Егор крепко держит меня за руку и старается сохранять спокойствие, но я чувствую, как на самом деле он взволнован. Для него эта пыльная буря, как и для меня, состоится впервые. Мы только с чужих слов представляем, чего ждать, а вот что делать на практике, чтобы выжить и защитить остальных, все еще остается для нас вопросом.

– Мама в норме. Они с Улей должны были укрепить защиту по периметру.

– Это хорошо. Мы здесь тоже как-нибудь справимся.

Я прищуриваюсь и вижу, как люди мечутся в поисках пристанища, как мать с детьми и старики спешат к церкви, опасливо вглядываясь в сторону гор.

– Под церковью есть убежище, – поясняет Егор. – Тот самый третий рубеж, за который отвечает Добруш.

Сердце бьется все сильнее. Я понимаю, что время на подготовку к страшной буре уже пропущено. Люди чувствуют себя беспомощными перед неумолимой силой стихии, и только надежда на спасение где-то внутри дает им силы двигаться вперед.

– Иди ко мне, – притягивает меня к себе Егор, едва мы оказываемся внутри мельницы.

Его горячие губы тут же находят мои. Сперва касаются нежно, бережно, и уже совсем скоро: жадно, с напором, будто меня держит в объятьях изголодавшийся зверь.

– Как же я скучал по тебе, Лер, – шепчет он в мои губы между поцелуями. – С ума сходил… Думал, на части порву этих чертовых эльфов, лишь бы к тебе поскорее вернуться.

– Я тоже скучала, – признаюсь я, ощущая удары обезумевшего сердца. – Зачем ты вообще отправился с ними в Сумеречный лес? Что делал там столько дней?

– Не сейчас. Слишком долгая история.

Наши взгляды, касания, поцелуи заставляют забыть обо всем остальном. Я чувствую нависшую над нами угрозу, но в этот момент сосредоточена лишь на Егоре, его прикосновениях и словах, которые заставляют сердце биться сильнее.

Меня охватывает жгучее желание быть с ним так близко, насколько это вообще возможно, раствориться в его тепле и любви. В этот момент я ощущаю себя полностью и непоправимо связанной с этим мужчиной, будто мы части чего-то целого.

– Помоги мне раздеться, – просит Егор, продолжая ласкать меня, целовать, опалять жарким дыханием оголенную шею. Я нервно сглатываю. Я тоже хочу его, и даже очень. Но свой первый раз я представляла как-то иначе. Не сейчас, когда на деревню вот-вот обрушится буря с мертвяками. – Лер, ты чего? – улыбается он, обхватив ладонями мое покрасневшее от смущения лицо. Кончики пальцев ласково приподнимают подбородок, Егор заглядывает мне в глаза. – Да я просто в этих латах не смогу обернуться в зверя. Волком на мертвяков мне как-то сподручнее, чем с мечом, – поясняет он.

– Ясно, – теряюсь я, закусив губу, и приступаю к делу, помогаю любимому избавиться от красивых доспехов.

– А ты о чем подумала?

Я не отвечаю. Стыжусь своих порочных мыслей. А еще будто кожей чувствую, что мы на мельнице не одни. Обвожу взглядом стога сена и мешки с зерном, но там никого не видно.

– Уля! Если это ты, то лучше сейчас же выходи, – кричу в пустоту, и Егор смотрит на меня с непониманием.

– Ей-то здесь откуда взяться?

– Надеюсь, что ниоткуда. Если такое случится, мама от волнения с ума сойдет. Просто в последние дни Ульянка часто за мной увязывалась, даже подруг себе в деревне завела. Вот я и подумала… Должно быть, показалось.

Оставшись в одних штанах, Егор снова меня целует. Мои ладони с упоением скользят по его крепкой рельефной груди. Как же не хочется снова расставаться! Только стены мельницы сотрясаются от очередного порыва ветра, и мы понимаем, что время пришло. Пора настраиваться на скорое сражение.

Открыв двери, мы с ужасом вглядываемся в сторону гор, откуда надвигается буря. Облако пыли медленно приближается сплошной стеной, закрывая собой все вокруг. Мертвяки, обветренные и ободранные, медленно шагают вперед, издавая жуткие звуки, которые доносит ветер.

Картина та еще. Увидев, как их много, меня охватывают страх и тревога. Уцелеть в этой буре смерти будет непросто, необходимо действовать слаженно и быстро. Сердце бьется сильнее, руки дрожат от напряжения. Я вглядываюсь в седые облака, пронизанные молниями, и понимаю, что борьба за выживание только начинается.

Глава 19.2
Прощение

За спиной остаются открытые двери мельницы, куда мы должны будем вернуться, растратив силы. Одним прыжком Егор оборачивается в волка и встает рядом со мной. Его зверь большой, грозный и сильный, но за него мне тоже тревожно. Сейчас, когда мы только открыли друг другу свои чувства, я еще больше боюсь его потерять.

В метрах ста от нас на позицию выходит Фэйл. Я не знаю, какая у эльфа магическая сила. В каждой руке он держит по мечу, разминается и, судя по всему, орудует ими искусно. Следом за ним на небольшом расстоянии стоит дядя Ратмир, так же обернувшийся волком. Вот и весь наш первый рубеж.

Не теряя времени, я выхожу вперед, готовая встретить армию мертвяков, которая с каждой секундой приближается, подгоняемая ветром. Я сосредотачиваюсь, концентрирую внутреннюю энергию и вздымаю руки к небу, вызываю силы стихий. Губы нашептывают заученное заклинание, и в небе образуется небольшая воронка. С каждым оборотом она все растет, превращаясь в управляемый смерч. Когда мой подопечный достигает нужных размеров, я направляю его прямиком на первую линию мертвяков, разом собрав их в кучу и подпалив молниями.

Выходит эффектно, сама не ожидала. Не будь сейчас у Фэйла в руках мечей, он бы точно зааплодировал.

Но буря стремительно приближается и нас вот-вот поглотит песок. Создав невидимую защитную стену, вроде той, что установлена у мамы по периметру территории, я даю нашим воинам хоть какое-то укрытие и возможность увидеть врага в лицо. Вопрос лишь в том, надолго ли хватит моих сил.

Из волчьей пасти вырывается грозный рык. Изуродованные тела мертвяков врезаются в защитную стену, в то время как над нашими головами пролетает пыльная буря. Егор вступает в бой, размахивая своими острыми когтями и используя свою ярость против зомбаков, тут и там клацающих челюстями.

Неподалеку Фэйл орудует мечами. Не знаю, как он это делает, но мертвяки буквально выстраиваются к нему очередь, послушно склоняя головы, и эльфу остается их только рубить направо и налево.

Я снова подключаю молнии, так быстрее, хоть и отнимает много энергии. Нос закладывает от вездесущего песка и запаха жженой плоти. Удерживать стену на длительное расстояние выходит с трудом, и некоторые зомбаки уже находят в моей защите бреши, ловко просачиваясь вперед. Волки и эльф быстро справляются с лазутчиками и сами идут в атаку.

Мы порядком вымотались, но зомбаков слишком много: молодые, старики и даже дети. Мне страшно подумать, что все они были когда-то обычными людьми. Что с ними стало за теми горами? Это какая-то эпидемия? Что за зомби-апокалипсис?

Егор, почувствовав себя увереннее, все больше оттесняет меня к входу на мельницу. Я помню, что обещала ему отступить, когда силы закончатся. Я уже много сделала для этой победы, но могу еще больше. Не время прятаться в убежище.

Резкий удар в спину заставляет меня опуститься на колено. Я не сразу понимаю, что со мной происходит. Брешь в защите растет, не время отвлекаться. Над лопаткой я чувствую резкую боль и жжение, рука начинает неметь.

«Мертвяк пробрался?» – проносится жуткая мысль, но нападавший оказывается очень даже живым.

– Будешь знать, как уводить чужих суженых! Возвращайся на тот свет, ведьма, откуда пришла! – звучит со злостью за моей спиной голос Янки, а когда я оборачиваюсь, вижу в ее руке окровавленный нож.

Я поражена и растеряна. В это же время, несмотря на ранение, которое лишает меня остатка сил, стараюсь удержать контроль над защитной стеной.

Как⁈ Откуда она здесь взялась?

– Совсем жить надоело⁈ Почему не в убежище с остальными? – срываюсь со злостью, но эта безумная снова собирается на меня нападать.

Не знаю, чего я в данный момент боюсь больше: вот так глупо умереть от ее руки, или не суметь из-за этого помочь Егору и остальным, не увидеть нашей славной победы, не ощутить больше его поцелуев на губах? Волки и Фэйл продолжают слаженно сражаться, уничтожая врагов одного за другим. Им сейчас точно не до меня.

Мне бы спалить ее молнией после такого, или отправить за защитный барьер к мертвякам, Ульянка была бы мной довольна. Но не я сама. Как жить-то потом, когда руки по локоть в чужой крови? Придумать, что с ней делать, я не успеваю, потому что и на Янку находится управа. Вынырнув из темноты за нашими спинами, показывается ее слепой дед с дубиной, и метко прикладывает родную внучку по голове.

– Ну что за дурная девка? Вся в бабку свою пошла! – причитает старик, подхватив внучку за ноги, и смотрит на меня своими белесыми глазами. – Ты прости, Агнешка, что раньше не подоспел. Ты, дочка, бросай все это, пока кровью не истекла, волки дальше сами справятся. И дуреху эту помоги на мельницу затащить, не бросать же ее здесь на растерзание.

Мы едва успеваем затащить Янку внутрь и закрыть дверь на мельницу, как магическая защитная стена окончательно падает. Под напором пыльной бури крепкое с виду строение сотрясается, зажженные по периметру фонари принимаются со скрипом раскачиваться, слабый свет мерцает, создавая еще более жуткую обстановку.

Пощупав у внучки пульс, слепой старец успокаивается и будто бы забывает о ней на время. При этом в пространстве ориентируется он вполне уверенно. Я и сама после этого песка мало что вижу. Добравшись до бочки с водой наскоро умываюсь, и кажется, только сейчас понемногу прихожу в себя. По спине горячей струйкой сочится кровь, теперь я это явно ощущаю.

Решительно отрываю от юбки лоскут ткани, чтобы закрыть рану, но расположена она так, что самой мне не справиться, едва достаю.

– Давай помогу, – снова приходит на помощь старик.

С его слепотой тот еще достался мне помощник, но выбирать не приходится. Шевелить правой рукой больно. Стиснув зубы, я спускаю с плеча платье, и он на ощупь осматривает мою спину.

– Рана не серьезная, жить будешь. Кровь бы только остановить.

«Аптечка здесь вряд ли найдется», – мысленно усмехаюсь, нервно осматриваясь по сторонам, и всякий раз невольно вздрагиваю от доносящихся снаружи звуков.

Я отрываю еще один лоскут от юбки, и старик сооружает что-то наподобие повязки.

– Ты не волнуйся, дочка, им там не впервой. И не с таким справлялись. Лучше приляг на сено, отдохни. До конца бури еще вздремнуть успеешь.

– Ага, как же, уснешь тут.

Я понимаю, что Егору тоже может понадобиться помощь, кто-то должен будет открыть ему изнутри дверь. Да и сам старик с внучкой не особо внушают доверие. Странно все это.

– Если ты из-за Янки беспокоишься, то напрасно, – будто читает он мои мысли, – она еще не скоро очухается.

– Я не понимаю, разве это не ваша внучка? Как вы можете так спокойно об этом говорить? И вообще, как вы здесь оказались в разгар бури, почему встали на мою защиту?

Старик нервно треплет седую голову, а спросив разрешения, подсаживается поближе.

– Виноват я перед тобой, Агнешка, вот и пришел покаяться, пока Господь не прибрал к себе мою грешную душу.

– Если вы за тот случай на берегу переживаете, то напрасно, – спешу его успокоить, и мужчина грустно улыбается. – Нет в этом вашей вины. Я зла ни на кого не держу.

– Я другого и не ожидал. Ты и прежде точно такой была, слишком доброй и открытой. Только давно все это было, поди сама и не помнишь. Иначе разговаривать бы со мной не стала.

Натруженные руки закрывают лицо, будто он сам себя стыдится, а мне уже интересно, что ему такое известно о прежней Агнешке.

– Так расскажите. Время у нас есть, – пристраиваюсь поудобнее, ощущая, что наложенная повязка уже пропиталась кровью, и останавливаться она не собирается.

– В те давние времена здесь все иначе было, не то, что сейчас. Дважды в год на главной площади у церкви собирали славную ярмарку, куда съезжалась вся округа. На реке работала переправа. А еще по ней регулярно ходили торговые корабли, и в наши края приезжали гости не то, что с другой стороны леса, а из-за самых гор, и еще дальше. Славные были времена, – тяжело вздыхает старик.

Я внимаю каждому его слову, пытаясь представить это место таким, каким оно было много лет назад, а еще прислушиваюсь к порывам ветра за стенами. Кажется, его сила понемногу начинает ослабевать.

– И дворов здесь тогда было больше, и детишек в каждом доме, и молодых на выданье. В ту пору первой красавицей в этих краях была Зорянка, купеческая дочь. Я у ее отца на службе ходил, корабли строил, да на дочку его, как и все остальные парни, заглядывался. Характер, правда, у нее был скверный, ото всех Зорянка нос воротила, будто мы ей не ровня. Но разве сердцу прикажешь? Думал, стерпится, слюбится. Молодой еще был, дурак совсем, – смеется над собой мужчина, и я невольно улыбаюсь, хоть на секунду забыв о том, где и почему нахожусь.

– А потом в деревню приехала бедная сиротка, Агнешка. Всю семью ее сморила тяжелая болезнь, одна она чудом выжила. Юная совсем, светленькая, робкая, кожа да кости, и голубые глаза будто два чистых озера, – вспоминает мужчина с таким теплом, что это невольно трогает мое сердце. – Оказалось, Зорянкин отец ее единственный дальний родственник. Да только не обрадовался зажиточный купец такой родне, не хотел еще один голодный рот кормить. Обратно восвояси не отправил, но и принял не как подобает, выделил холодный угол в подвале и сбагрил на бедняжку всю работу по дому.

– Что было дальше? – чувствую, как начинает кружиться голова от потери крови. Лишь бы до конца бури продержаться, а там мама меня подлечит, поставит на ноги.

– Не сломила сиротку тяжелая работа, привычная она к ней оказалась. Время шло, девичья красота расцветала день ото дня. Теперь добры молодцы к купеческому дому уже не на Зорянку из окна светлой горницы приходили полюбоваться, а на босую Агнешку в самом простом платье, что во дворе хлопочет, да каждому доброе слово найдет. Я и сам тогда голову потерял, – признается старик, и робеет, будто и не было всех этих лет за его плечами. – Помню, как она белье на реке стирала, да рубашку течение подхватило. А я ни секунды не думал, нырнул следом и вернул, лишь бы девчонка улыбнулась в ответ. Всего один раз в глаза заглянул и понял, не мила мне больше Зорянка. Такая как она нужна: добрая, чистая, открытая душой.

– А что Агнешка?

– Не привечала она никого, – снова вздыхает старик. – Добрых слов и улыбок не жалела, но ухаживаний не принимала. Сколько кругами не ходил, все в пустую. И когда отцвел последний страстоцвет, у священного огня никому она венка своего не отдала, будто все ждала кого-то особенного. Однажды он за ней и приехал.

Как же хочется верить, что у этой сказки будет счастливый конец, только я уже догадываюсь, чем она закончится. Но последние кусочки пазла все-таки хочется сложить в своей голове. И я поторапливаю седого старца продолжить рассказ, пока еще не отключилась без сознания.

– Отец привез Белогора из далеких краев для своей Зорянки, и та не возражала. Жених был знатен, богат и хорош собой. Да только увидев Агнешку, жениться на его дочке передумал. Даже от преданного отказался, только бы не противились и отдали ему бедную сиротку. Ох и шуму тогда было вокруг этой истории! Купец почуял свою выгоду, Зорянка затаила кровную обиду.

– А что же Агнешка? Пришелся ли ей по сердцу заморский жених?

– Да кто же ее тогда об этом спрашивал, – машет рукой старец. – Продали бы, как вещь, и дело с концом. Свадьбу назначили на следующий год, чтобы Белогор успел достойный выкуп за невесту собрать, будто она у них на шелковых простынях спала и одним медом питалась. Первый месяц Агнешка так в слезах и проходила, пока с этой мыслью не свыклась. Только жених ее не оставлял, приезжал снова и снова. То цветок заморский привезет, то птичку певчую, то весточку пришлет с торговым кораблем. Не знаю, как у него это получилось, только пришелся этот чужестранец Агнешке по сердцу. К весне, когда лед сошел, жизнь в купеческом доме стала совсем невыносимой. Она и сама уже той свадьбы ждала, а Зорянка пуще прежнего злилась, козни готовила. Оговорила она сиротку, чистую душу. Меня настроила и много кого еще, кому Агнешка отказать успела.

– Что значит, оговорила? Как?

– Якобы не ждала она своего Белогора, а всю зиму по мужикам прыгала. Охотников до клеветы за награду достаточно нашлось. Языком молоть, не работать, дело-то плевое, и ничего, что чужое счастье под жерновами перемелется. Кто за бедную сиротку заступится? Никто. Ни отца у нее, ни брата.

– Так прям и никто? На все селение ни одного честного человека не нашлось? Вам-то она что пообещала?

Старик снова закрывает голову руками, больно ему обо всем этом вспоминать, но и отступать некуда, сам захотел душу излить.

– Мне Зорянка пообещала, что, когда Белогор и все остальные от Агнешки отвернутся, она сама с радостью в мои объятья бросится. Так и сказала: «Молчи и наберись терпения, я все устрою». Прости меня, Агнешка, прости! – катятся слезы из его белесых глаз, а морщинистые руки тянутся к моему лицу, с жадностью ощупывая каждый сантиметр кожи. – Я ведь любил ее тогда, правда, любил по-настоящему. Ревность так застилала глаза, казалось, умру, если с другим уедет. Вот и смолчал, пока другие непорочную девушку грязью поливали. Взял такой грех на душу, что не отмыться. Кто ж знал, что все так закончится? Что моя Агнешка в подвенечном платье скорее прямиком на дно пойдет, чем останется жить без своего Белогора? Я ведь совсем чуть-чуть не успел, когда она на моих глазах с обрыва прыгнула. Никогда себе не прощу, никогда…

В глазах темнеет. Стоит представить, что пережила эта несчастная, грудь сдавливает болью. Или это последствия ранения и внутренние кровотечения? Мне холодно. Меня так колотит изнутри, что начинают стучать зубы.

– Агнешка! Доченька, – трясет меня старик, пытаясь привести в чувства.

– Я вас прощаю. Слышите, прощаю, – успеваю произнести, и мое сознание улетает куда-то далеко от этого места. Туда, где нет боли и застарелых обид, и любви, способной на такие жуткие предательства.