Текст книги "Ворон, каркни на счастье (СИ)"

Автор книги: Анастасия Разумовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Когда начало смеркаться, Гарм разбудил меня тихим ворчанием. Я сползла со стога сена, вытащила из кос соломинки и высунула нож наружу. Пёсик выбежал первым и уверенно направился вперёд. Я зашагала за ним. На улице быстро темнело. Это были последние дни перед солнцеповоротом, самые тёмные дни в году. Дул резкий ветер, заметая тёмные улицы снегом, и редкие прохожие отчаянно кутались в шерстяные плащи, пытаясь спрятаться от дыхания севера.

А ведь в моём детстве зимы не были столь холодны. В конце декабря могло выпасть немного снежка, в котором любила играть детвора, лужицы покрывало льдом, а в феврале уже распускались первые цветы. Всё изменилось прошлой зимой. Помнится, я встала с одра болезни, едва не ставшего одром смерти, и увидела в окно совершенно белую улицу. Это была ужасная зима, дрова отпускали едва ли не по цене золота, и длились холода до самой весны – таять снег начал лишь в марте. Нянюшка любила повторять, что люди стали злы, а потому гибель мира очень близко.

– Помяни моё слово, антихрист уже народился…

Но мне зима нравилась. Особенно снег. Особенно в лесу.

Когда мы добрались до собора, на небе багровела туча – солнце только-только зашло, и его отсветы разливались кровавой лужей по небу. На нежно-лавандовом фоне готический храм выглядел едва ли не зловеще, и как-то сразу вспомнились истории о призраках, которые бродили тут по ночам. Отец Аббас, жадный сквалыга, доведший служку до смерти от голода и не простивший бедной вдове долг в полмедяка, отчего та повесилась в сарае и теперь вечно преследует призрак жадины. Кровавая Женевьева, отравившая шесть мужей и под присягой клявшаяся в своей невинности. Её застали с поличным, как раз когда мачеха пыталась утопить сына своего последнего мужа. Отец Фабиан, обожавший между мессами разбойничать на большой дороге. А его внебрачный сын заманивал влюблённых девушек в лес и там убивал их. Последняя из «невест» последнего случайно застала расправу над предпоследней, подобрала отрубленный пальчик с кольцом, смогла сбежать и обвинить жениха в непотребстве. Но Ксавье в соборе бродит только от Пасхи до Троицы, проклиная своего батюшку за сожительство с матушкой, а в остальное время предпочитает завывать или на большой дороге, или на Рыночной площади, где был когда-то повешен.

Кстати, на той самой большой дороге, куда предстоит выйти мне… Да ещё и в тёмные дни, когда дьявол сумасбродничает перед Светлым Рождеством Христовым.

В соборе было темно – редкие свечи не могли разогнать мрак из-под высоких сводов. У исповедальни бубнил свои грехи кто-то из прихожан, да ещё пара вдов читали молитвенники при зажжённых свечах. Кто-то принёс в храм ёлки, и они, мохнатые, тёмные, выглядели по сказочному жутко.

Гарм снова спрятался под мою юбку.

– Боженька, прости, – прошептала я, окунула пальцы в святую воду при входе и коснулась лба. – Знаю, собакам нельзя, но… это ж твоё творение, верно? И мы сейчас уже уходим.

Потом пришлось снова просить прощения, так как я стянула одну из недавно зажжённых свечек из подсвечника перед святым Николя.

Мы юркнули на каменную винтовую лестницу, ведущую в крипту. Теперь бы вспомнить, где этот самый ход… Когда-то, когда я была совсем маленькой, мне его показывала матушка. Она была племянницей аббата, очень доброго дедульки с лучиками в уголках глаз, с карманами, полными орешков.

Мои воспоминания прервал Гарм, тявкнул, вырвался и решительно бросился влево.

– Ты знаешь, где вход? – глупо спросила я, а потом сообразила: наверное, пёсик чует сквозняк…

И тут же рассмеялась: да просто, наверное, крыса там. Но пришлось идти за ним. Наш путь в почти кромешной темноте преградила запертая кованая решётка, и я вдруг вспомнила: да, точно! Именно там он и есть. Вот только как проникнуть? Замка не было, но щеколду снаружи открыть было невозможно…

– Кажется, мы попали, – пришлось признаться после пяти неудачных попыток.

А, кстати, если дверь заперта изнутри… Но додумать я не успела. Гарм проскользнул в узкий проём между прутьями, прыгнул, ударив лапками по щеколде, затем ещё и ещё раз. И снова. Ему понадобилось совершить десять или больше, прыжков прежде чем я дотянулась до щеколды и смогла её дооткрыть.

Мы вошли, и я снова заперла решётку. А затем присела на корточки, стиснула уши пёселя, притянула морду к себе и поцеловала в мокрый носик.

– Молодчинка, Гарм! Ты ж мой спаситель! Лучше уж я за тебя замуж выйду, чем за седьмую ворону.

Ещё минут десять ушло, чтобы вспомнить, как открывается тайный ход. Потом я надавила на кирпич, повернула выпуклость на небольшой могильной колонне, а затем надавила плечом на дверь, и та открылась.

Уф.

Гарм бросился вперёд, я за ним. И едва не полетела вниз по узким, влажным ступенькам. Схватилась за стену, обдирая кожу на ладони.

– Гарм, не торопись, пожалуйста! Мне за тобой не успеть!

Впереди зажглись два красных кружка.

– Тяф! – возразил друг.

Это прозвучало как: «давай, двигай ножками», но Гарм всё же замедлил бег.

Ход оказался довольно широким – распахнув руки, я не могла бы достать сразу до его обеих стен. Полукруглый, он покоился на арках. Здесь было очень душно, я задыхалась. Через некоторое время свеча погасла, и пришлось идти, держась одной рукой за стену. Вскоре голова совсем закружилась, стала тяжёлой, мир зашатался.

Гарм подбежал ко мне, схватил за подол и потащил вперёд рыча. Я шла из последних сил, потом упала, хватая воздух ртом. По лицу, щипая глаза, по телу обильно тёк пот. Пёсик принялся вылизывать моё лицо шершавым языком. Стало чуть легче. Я снова поднялась на колени, затем встала. Шагов через пятьдесят неожиданно стало легче, а ещё через сотню я перестала задыхаться. Выход близко?

Гарм вдруг выпустил мою юбку и стрелой понёсся вперёд.

Ещё пятьсот или тысяча шагов – я их не считала – и я споткнулась о ступеньку, едва не расшибив лицо. Осторожно двинулась наверх и вскоре увидела очень слабый свет. Дверь. Приоткрытая дверь. Дошла, надавила плечом и оказалась в небольшом восьмигранном помещении с незастеклёнными окнами. Вокруг сиял снег, слепя глаза, привыкшие к темноте, он отражался на сером мраморном полу, на побелённых стенах.

Снаружи лаял Гарм, и я поняла, что врагов нет – он бы их почуял. Вышла на ступеньки крыльца и замерла.

Как красиво! Посеребрённые сосны. Тёмные свечи елей. Драгоценная россыпь звёзд и луна. Ветер запутался в хвое. Где-то глухо ухало, где-то далеко кто-то вдруг завыл, и Гарм, перестав лаять, задрал мордочку вверх и тоже завыл, тоненько и самозабвенно. Я рассмеялась.

– Мы победили, да, друг? Мы вырвались на свободу, и теперь её никто у нас не сможет отнять!

Я вскочила, закружилась, раскинув руки.

Как же хорошо!

Где-то в чаще каркнул ворон. Не ворона, нет. У ворон «кар» жёсткое, грубое, а лесной ворон издаёт что-то вроде «карь» или даже «кра», а то и вовсе «кря», но почти «кра». Я вздрогнула и замерла, внезапно почувствовав, что в лесу очень холодно и ночь. А выть могли, например, волки.

А ещё: это не победа. Победа будет, когда я доберусь до короля. И если он меня выслушает.

Вот только я не знаю дороги через лес, через зимний лес. А свернуть на большую дорогу – значит рисковать нарваться на погоню. Ведь за мной непременно должна быть погоня. Впрочем, для этого ещё надо выбраться на большую дорогу.

– Ну что ж, – прошептала я, – Гарм, нам повезло один раз, отчего бы не повезло во второй, верно? Вперёд, на поиски приключений на пятую точку. Будем решать задачи по мере их появления. Думаю, всадников ты услышишь раньше, чем они увидят нас, а, значит, главное – выбрести на эту самую большую дорогу. Что ж, лучше замёрзнуть в лесу, чем стать рабыней кочевника, верно?

– Тяф!

И мы отправились вперёд. Или назад. Всё зависит от того, что назвать передом, а что задом.

Эйдэн, третий ворон кагана

Глава 5

Долг подруги

Гарм весело бежал впереди, а я шла за ним, пытаясь определить по небу, в какой стороне дорога. Кажется, луна должна быть на западе? Или на востоке? Или она может быть вообще с любой стороны неба, где ей заблагорассудится? Очень быстро мои ступни заледенели, и подол юбки встал колом.

Далёкий вой давно стих, видимо, это действительно были не волки. На землю опустилась тишина. А я вдруг подумала: как хорошо было бы набрести на небольшой домик, с очагом, крепкими стенами и плотной крышей, даже если соломенной. Я бы осталась в лесу. Конечно, непонятно откуда было бы добывать еду, но…

Внезапно мимо меня пронеслась громадная тень и упала на пёсика. Сова! Или филин. Я завопила и бросилась спасать друга, но птица стремительно взмыла ввысь и в мгновение ока скрылась между деревьями.

– Тяф! – заявил Гарм, оставшийся внизу.

Не тронула? Поняла, что не заяц?

– Знаешь что, друг сердечный, – сердито заявила я, – не убегай от меня так далеко. А то я тебя и догнать не смогу, чтобы защитить.

– Р-р-р!

– Ой, ну конечно! Ты сам способен себя защищать, я поняла. Но вдвоём легче выживать, чем по одному. Друг прикрывает спину друга…

Часа через три мы вышли на дорогу, в свете луны казавшуюся рекой. К этому времени я совершенно перестала чувствовать ноги и ковыляла на них, словно на ходулях.

– Эдак я до Бремена не дойду, – пробормотала и села на камень.

Несмотря на толстые шерстяные гетры, кожаные туфельки совершенно не спасали ступни. А если их… утеплить? Я сняла тёплый платок с шеи.

– Давай разорвём его пополам, Гарм?

С помощью острых зубок мы смогли распополамить прямоугольник, я сняла с ног и туфельки, и гетры, крепко растёрла икры, пальцы, пятки снегом, насухо вытерла носовым платком, снова натянула гетры и замотала каждую ногу в половинку шерстяного платка. Туфельки уже не налезли, но я хотя бы ощутила себя двуногой.

Гарм снова летел впереди, и я подивилась: как он не мёрзнет, такой маленький.

Дорога была совершенно пустынна. Ещё бы! Городские ворота давно были закрыты. Кому бы пришло в голову шататься по ночам в горах? «Может, он не мёрзнет, потому что прыгает?» – пришло мне в голову, и я тоже принялась прыгать, а вернее – скакать. Стало теплее. И веселее. И как-то невольно запелось:

– Жирный барон уселся на трон…

Да знаю я, что политические памфлеты не имеют срока давности и карают за них жестоко. Но ведь нет никого? И вообще, Гильом де Геррон, основатель королевского рода Родопсии, так-то и бароном стал тоже скоропостижно, а до этого был простым воякой.

– Принц Марион снова влюблён,

Даме навеки вновь предан он…

Эту песенку я помнила с детства, и мне за неё не раз доставалось по губам. Но уж больно хороши были бродячие артисты, забредшие в наш городок лет… десять, наверное, назад. Особенно Кот.

– Малыш Дезирэ плутует в игре,

Дыбы и плети – его карильон.

Гарм затяфкал, подхватывая весёлую мелодию. Досталось всем: «удачливому» принцу Гильому, свалившемуся на охоте с коня, самому покойному королю Андриану, его красавице-супруге, выбравшей между юным любовником и старым хрычом того, у кого была потолще мошна, а когда мы дошли до тёмного мага Фаэрта – кузена покойного короля Андриана, дорога вильнула, открыв справа крутую бездну, и в ярком свете луны отчётливо графично прорисовались чёрные шпили Холодного замка герцогов Ариндвальских. Я невольно замерла. От неприступной твердыни повеяло ледяным ужасом.

Резиденция принца Фаэрта, которого чаще называли Чертополохом. Сейчас она, как и всё герцогство Ариндвальское, принадлежала новому хозяину, но… Замок размещался на вершине огромной скалы, неприступной со всех сторон. Говорят, сам Чертополох, чтобы пробраться в него, создавал волшебный воздушный мост. Скорее всего, так оно и было, т. к. никаких иных путей в замок не предусматривалось.

– Логово дракона, да? – я присела, Гарм подскочил и принялся облизывать мои щёки тёплым язычком. – Как ты думаешь, Чертополох сгинул или до сих пор обитает где-то там?

– Тяф, – уверенно ответил пёсик, но я не поняла, что он имел ввиду.

– Хотя, знаешь, своё чудовище как-то роднее чужих. Вот прямо сейчас я, наверное, не отказалась бы от встречи с тёмным магом. Уверена, он бы легко справился с воро́нами. Ну или хотя бы встретить Дезирэ. Уверена, его бы заинтересовал и заговор с кочевниками за спиной короля, и попытки меня отравить… Я, наверное, скажу сейчас ужасную вещь, но, наверное, каждому доброму и милосердному монарху нужен свой жестокий помощник, который бы делал всю грязную работу, потому доброту, увы, иногда надо защищать силой…

Гарм запрыгнул на мои колени и принялся ожесточённо выгрызать сосульки между мохнатых пальчиков.

– Хотя… нет, с Дезирэ я погорячилась. Он слишком ужасен. Ты замёрз, да? Бедный малыш!

Пёсик сердито заворчал. Я рассмеялась.

– Ладно-ладно, большой и ужасный пёс. Мой защитник и герой. Зачем мне принцы Чертополох и Дезирэ, когда у меня такой ужасный-преужасный хищник?

Я схватила его за уши и принялась целовать уворачивающуюся мордочку.

– Ладно, всё, хватит сантиментов. А то я так и до оправдания Люцифера дойду. Вперёд-вперёд, мой верный Росинант.

И мы продолжили путь.

Когда я уже почти падала без сил, и ноги снова превратились в ходули, внезапно чуть впереди и слева засияли жёлтые огоньки. Неужели… неужели… Ух ты! Домик Ноэми! Вернее, её сводной сестрицы Синдереллы, но у той давно был собственный дворец в Бремене, а в домике на окраине столицы никто не жил. Или жил? Мы с Ноэми дружили с детства, да и с Золушкой я… нет, не дружила, но вроде как общались мы тепло. И я столько раз останавливала злость подруги, что… В любом случае – в таком состоянии до королевского дворца мне не дойти. Ноги окоченели, бёдра невыносимо болят, голова кружится.

Я распахнула калитку. Гарм зарычал, неожиданно вцепился в мой подол и потянул назад.

– Перестань! Мне нужно поесть и согреться. И выпить чего-нибудь горячего.

– Р-р-р!

– Да, понимаю, опасно. Но мы потихоньку заглянем в окна, да?

Зрелище, представшее передо мной в сиянии свечей и камина, заставило кровь прилить к щекам. Я отпрянула, прижала к ладони к лицу и зажмурилась. С другой стороны… Ноэми – взрослая женщина, а Офет – её супруг, так что… И всё же… и вот это… Если я выйду замуж за седьмого ворона, то мне тоже…

– Ну уж дудки! – прошептала я, наклонилась, зачерпнула снег, растёрла пылающие щёки. Попрыгала, похлопала в ладоши, подождала ещё минут десять, а затем подняла дверной молоточек и решительно постучала.

Ноэми, прости. Понимаю, что тебе сейчас точно не до старых друзей, вот только мне не к кому больше пойти.

Мне пришлось постучать дважды, прежде чем я услышала громкую визгливую ругань подруги, затем тяжёлые шаги, а потом дверь распахнулась, едва не ударив мне в лоб. Или нос. Но я успела отпрыгнуть. А потому что нечего стоять перед закрытыми дверями, в которые ты только что стучался.

– Какого дьявола⁈ – рявкнул светловолосый мужчина в одной рубахе и кальсонах.

В его руках трепетала жёлтым язычком масляная лампа.

– Гони в шею, – взвизгнула откуда-то из темноты его супруга.

– Ной! – крикнула я. – Офет! Помогите.

Мужчина прищурился, схватил меня за ворот, подтянул ближе, вгляделся в лицо, и светлые глаза распахнулись в изумлении.

– Госпожа фон Бувэ? Ноэми, это твоя подруга.

– Чушь! Моя подруга не…

Но Офет втянул меня в прихожую.

– Моя соба…

Я не успела договорить – увидела в темноте два круглых красных огонька. Значит, пройдоха уже внутри. А потом мои ноги подкосились, и я упала бы, если бы Офет меня не подхватил. Мир закружился, вспыхнул красным заревом и потемнел.

* * *

Очнулась я в кресле, обложенная подушками и грелками, завернутая в одеяла. Блаженство!

– Элиза, я, конечно, рада видеть, что рассудок возвращается к тебе, но бога ради! Ночью! По снегу! Пешком! О чём думала твоя матушка⁈

Я открыла глаза и увидела совсем близко узкое, вытянутое сердитое лицо подруги. Позади неё маячил хмурый Офет. Супруги уже успели привести себя в порядок. Ноэми красовалась в строгом сером платье с угольным корсажем. Даже причёска её была подобрана, и тёмные волосы подколоты булавочками гладко-гладко, а Офет успел надеть не только бархатный дублет, но и нахлобучил на светлые волосы синий берет с фазаньим пером.

– О том, как понадёжнее выдать меня замуж, – ответила я, чувствуя, что вся дрожу.

Озноб? Неужели я заболела?

Ноэми подняла тонкие брови. Уголки её губ поползли вниз.

– Элиза, замужество – это удел любой благочестивой женщины, которая, конечно, не избрала монашескую стезю. Или ты хочешь поступить в монашеский орден?

– Нет, но…

– Значит, твоя доля – выйти замуж и родить супругу детей. В Писании…

– Ной! – крикнула я в отчаянии. – Подожди. Я это всё и без тебя знаю. Но скажи, ты же любишь Офета?

– Мой долг – любить и почитать своего супруга, – сурово ответила она.

Ну да. Долг. Ага. Мне вспомнилась её коленопреклонённая поза, и я невольно отвела глаза, чувствуя, как снова начинаю краснеть. Зачем я только заглядывала в чужое окно? Как теперь мне смотреть в благочестивое лицо подруги детства?

– Даже если супруг стар летами или не очень красив внешностью, – продолжала наседать Ноэми, – христианский долг благочестивой женщины…

– Он молод и хорош собой, но что это меняет?

– Ничего, – неожиданно согласилась подруга. – Потому что красота скоропроходящая, а молодость проходит ещё быстрее. Браки заключаются на небесах, моя милая, и Господу виднее, какого мужа для тебя получить душеспасительнее…

Ну вот, теперь не только щёки, но и уши полыхают.

– Или ты хочешь скатиться в тот же омут разврата, как и моя сестрица Золушка? Да, соглашусь, что иметь свой собственный дворец, предаваться в нём обжорству, танцам до утра и блуду, наверное, кому-то может показаться пределом мечтаний, но вот только расплата потом придёт непременно, и после смерти черти…

Я закрыла глаза. Перебивать Ноэми, севшую на любимый конёк – адские мучения грешников – было бессмысленно. Говорить же ей, что я видела их страсть – бесполезно. Вряд ли Ноэми даже самой себе признается, что полчаса назад не просто выполняла супружеский долг благочестивой жены, а испытывала от его исполнения удовольствие. Ну что поделать – такой она человек. Ей очень нужно верить в собственную святость, хотя, конечно, Ноэми бы яростно отрицала её вслух.

Дождавшись окончания нотации, я выпила кружку горячего пунша, молча поданную мне Офетом, а потом устало попросила:

– Хорошо, Ной, я согласна с тобой. Благочестие – превыше всего и всё такое, но… Ты – придворная дама, сестра жены брата короля. Ты можешь помочь мне встретиться с государем? Это очень важно. Боюсь, что у меня есть сведения о готовящемся заговоре…

Ноэми закатила глаза, раздражённо забрала у меня кружку.

– Ты бредишь, дорогая. Какой заговор? Ты о чём вообще?

– Меня хотят выдать замуж за язычников из Великой степи, – выдохнула я.

– Что? – удивлённо переспросил Офет. – Что вы имеете в виду? Как это возможно? Это же наши враги, и потом… Я же – командир бременской стражи, я бы непременно знал, если бы…

Я чуть не спрыгнула с кресла и не затанцевала от радости: так значит, я права! Это действительно заговор против короля! А тогда Его величество вмешается, и мачеху арестуют, а я… я смогу больше не строить дурочку, и мы с папой будем жить нормально и…

– Офет, – вздохнула Ноэми и с упрёком посмотрела на него. – Элис просто устала. Да, милая? Пойдём, я устрою тебе постель.

– Меня выдают за Кариолана, седьмого ворона кагана, – быстро ответила я.

Ной, пожалуйста. Ты же должна понимать, что я не могла такое выдумать?

– Кого? – удивился Офет.

Ноэми пихнула его в бок острым локотком.

– Может, всё не так плохо, Элис? Зато у тебя будет муж, который летает, а это редкость в наши дни. Да и вряд ли птица…

– Это не птица! – крикнула я и вскочила. – Это титул у кочевников. А я не сошла с ума. Спасибо за пунш, и что пустили, и… Я, пожалуй, согрелась.

И я решительно направилась к дверям. Ноэми вдруг обняла меня и прижала к себе.

– Ну подожди… Не торопись. Знаешь, очень сложно во всё это поверить, когда… Ну вообще, сложно. Сейчас глубокая ночь, в королевский дворец тебя всё равно не пустят, а завтра Офет поговорит с герцогом Ариндвальским…

– Герцог Ариндвальский – такой же заговорщик, как и моя маменька. Он был при сватовстве…

– Ну, значит, не с ним, а с самим королём. У него в час дня ежедневный доклад в королевском кабинете. А ты как раз выспишься и приведёшь себя в порядок.

В её словах была разумность. Ноэми вообще обладала здравым складом ума, в отличие от меня. Я задумалась.

– Ты мне веришь? – спросила подругу прямо.

Она вздохнула:

– Нет. Это слишком невероятно. Твоя матушка была фрейлиной королевы Белоснежки, она не может не понимать, во что ей могут обойтись подобные интриги. А ты, прости, но… год назад ты только мычать была способна, и я не могу быть уверена, что у тебя сейчас с головой полный порядок…

Увы, Ноэми была права. Я понимала её. И вряд ли моё откровение о том, что изображать сумасшедшую мне пришлось, чтобы избежать яда. Заглянув в хмурое лицо, я тихо спросила:

– И всё же ты согласна мне помочь?

– Мы же подруги. Наш долг…

Я просто обняла её и поцеловала в щёку.

– Спасибо.

Продолжая благочестивить, Ноэми взяла лампу и повела меня наверх. Лестница под нашими ногами скрипела просто отчаянно и казалась какой-то нереально бесконечной. Комнату я узнала сразу – это была спальня средней из сестёр – Дризеллы. Той самой, на которой женился принц Марион.

– Ложись, – предложила Ноэми, – я сама растоплю печь. В этом доме нет слуг: мы с супругом уединяемся здесь для поста и молитвы перед Рождеством, и не очень хочется, чтобы…

Только усталость помешала мне расхохотаться во весь голос. А ведь ещё недавно я искренне полагала, что Ноэми сама верит в свои благочестивые слова. Но, пожалуй, с моей стороны было нечестно подглядывать и… Не в силах смотреть в суровое лицо подруги, я забралась на постель и юркнула под одеяла. Прямо так – в верхней одежде.

Ноэми вышла, и спустя очень короткое время я услышала, как в дверь заскреблись. Пришлось выползать из-под одеяла, всовывать ноги в чьё-то сабо (видимо, всё той же Дрез), плестись и открывать дверь.

– Гарм, – простонала я, – давай быстрее. Надеюсь, ты уже чего-нибудь съел…

Но вместо того, чтобы прошмыгнуть в комнату, пёсик внезапно цапнул меня за щиколотку, а затем побежал вниз. Я вскрикнула, потёрла ногу. Что это с ним? Хотела было вернуться в кровать, но потом представила, что придётся вставать снова, впускать Гарма… ох. И медленно-медленно, словно мартовская муха, поползла вниз.

Внезапно хлопнула входная дверь. Должно быть, Ноэми отправилась за дровами.

– Гарм! – прошептала я.

Ответа не было.

– Гарм, гадёныш такой хвостатый! Немедленно возвращайся! А то пострику под льва.

И тут до меня дошла: так ведь хлопнула дверь с фасада, а в дровяник ведёт дверца из кухни и…

А тогда… тогда…

Я пересекла сени и вышла на улицу. И увидела всадника, скачущего по направлению… Уж точно не к королевскому дворцу. Ещё через минуту я осознала: это Офет. И несёт его лошадь в Маленький замок. А что, простите, забыл муж моей подруги ночью в городе, где у него ни друзей, ни родных?

– Элиза, ты чего тут? Закрой дверь, а то напустишь холоду. И так дрова стоят, точно сандаловые!

– Ноэми, – прошептала я и обернулась, – ты говорила, что мы подруги… А куда поскакал Офет?

Позади в темноте белело сердитое лицо девушки.

– Не спрашивала. Знаешь ли, королевская служба– неженского ума дело.

Я прислонилась к двери, сморгнула слёзы. Ну как же так!

– Королевская служба? В Маленьком городе?

Горло сдавило рыдание. Ноэми, я же… я же так верила тебе! Подруга сбросила дрова на пол и нахмурилась.

– Ты меня предала. За что, Ной? Что маменька пообещала тебе?

– Ну знаешь ли! Что за бред! Самой не стыдно, Элис? Кем ты меня считаешь?

– Не ври! Офет направляется в Маленький…

– Конечно, направляется! – Ноэми подошла ко мне, решительно отстранила от двери и захлопнула её. – И хватит вот этого бреда. Госпожа Сессиль очень достойная и благочестивая женщина, и всегда заботилась о тебе, как родная мать. А всё остальное – бред твоего воспалённого сознания. Ты больна, Элис, и мой долг…

– Я здорова! – закричала я. – Знаешь, почему я чуть не умерла год назад, Ноэми? Это был благочестивый яд благочестивой госпожи Сессиль…

И запнулась. Ноэми раздражённо закатила глаза.

– Я тебя не виню, – выдохнула я устало. – Может быть, на твоём месте, я бы тоже не поверила. Но, прости, мне пора.

Распахнула дверь, шагнула, но… в моё плечо впились крепкие пальцы.

– Никуда ты не пойдёшь, Лис! Чтобы ты обо мне не думала – это на твоей совести, а мой долг позаботиться… А-а-а!

Она завопила и запрыгала на одной ноге. Гарм выскочил из-под длинной серой юбки и бросился вперёд. Я – за ним.

ПРИМЕЧАНИЯ для любознательных

Карильон – механический музыкальный инструмент, из закреплённых проволокой неподвижных колоколов. Часто использовался на колокольнях католических храмов. В России наиболее известен тот, который в Петропавловской крепости. Известен с XV века

Ноэми, Синдерелла, Дрез, Марион, Фаэрт, Дезирэ и пр и пр – герои книги «Отдай туфлю, Золушка»

Ноэми. Шляпка, конечно, была другой, да и одежда не такая уже…

Глава 6

Проданная дружба

Мы бежали, не оборачиваясь на стихающие крики Ноэми, вдоль обрыва, по направлению к городской ратуше, затем повернули на Каштановую, а потом всё выше и выше. Сабо грохотали по брусчатке, или мне казалось, что они грохочут. Остановилась я только у ролланда – каменного защитника города. Прислонилась спиной к гранитному постаменту и выдохнула. Гарм прыгал вокруг и звонко тяфкал, словно призывая меня идти дальше, но я поняла: ещё несколько шагов, и я просто упаду на мостовую и не смогу подняться. Живот скручивали спазмы голода.

– Ты как хочешь, а я в таверну, – решительно заявила я.

Гарм протестующе залаял.

И оказался прав: таверна ещё была закрыта. Было, наверное, уже часов семь утра, а, может, и восемь, но небо всё ещё не развиднелось. И как всегда перед восходом – невыносимо холодно.

– Ладно, твоя взяла, – вздохнула я, поднесла руки ко рту, согревая дыханием. – Только не задавайся…

Мы пошли по бульвару Семи Рыцарей, который в народе называли «Бульваром Лентяев», так как вдоль него располагались особняки и дворцы аристократов. А вот улицу через площадь напротив называли «проспектом Трудолюбия». Впрочем, городская беднота выбирала название поярче: «Тугая мошна». Корявые липы были посеребрены снегом, пилястры, фронтоны, колонны и ступеньки – тоже.

В одном из дворцов окна второго этажа сияли от света, и даже через стёкла до меня доносились звуки весёлой музыки, повизгивающей скрипками, и пьяный смех.

– Давай попросим корочку хлеба? – нерешительно обернулась я к Гарму.

Он зарычал.

– А что? Я умру с голоду, не дойдя до дворца. Сейчас я совсем не похожа на дочь рыцаря, так что сойду за нищенку.

Гарм протестующе тяфкнул. Я вздохнула, сделала ещё несколько шагов, а потом схватилась за живот. Ух ты ж больно-то как!

– Прости, я… не герой я. Не отважный рыцарь… Мне обязательно надо поесть.

И под ворчание пёселя, я несмело подошла и ударила в дверной молоточек. А потом, подождав, ещё раз. На двери приоткрылся глазок.

– Простите, я… я увидела, что у вас не спят. Нельзя ли мне краюшку хлеба и несколько глотков воды? – взмолилась я.

– Пшла вон, нищебродка! – рявкнул привратник.

И тут вдруг в приоткрытое (из-за духоты, видимо) окно высунулась чья-то изящная головка. Уверена, совершенно милая, судя по тёмному абрису на фоне света.

– Ой! Собачка! – запищало прелестное создание. – Там собачка. Эй, девочка, твоя собачка умеет ходить на задних лапках?

Гарм зло рыкнул. В слове «собачка» содержалось целых два оскорбления. Я обернулась, присела на корточки и взмолилась шёпотом:

– Ну пожалуйста, ну будь другом!

– Р-р-р!

– Если он походит на задних лапках, я дам тебе, девочка, лепёшку с мёдом, а твоей собачке – куриную ножку.

Гарм сглотнул, как будто понял её слова. А затем вдруг встал на задние лапки и прижал передние.

– Ах, какая прелесть! – взвизгнула прелестница, за её спиной показались ещё головы. – Синди, глянь, какая прелесть! А теперь, если она потанцует, то получит кусок ветчины! А хозяйка – горячий суп.

– Танцуй, Гарми, – умоляюще зашептала я.

Да что ж за умница! Мой отважный пёс послушно покрутился на задних лапах, раза три вокруг себя.

– Ганс, немедленно пусти их внутрь! – запищала девица.

Я подхватила Гарма на руки, дверь распахнулась, и мы торжественно вошли, мимо старика, неодобрительно взирающего на нас. Прихожая внутри поразила мозаикой из керамических плиточек. Хмельные вакхи хватали сабинянок за идеально круглые груди, из рогов изобилия сыпалось всякая всячина. Но может даже больше фривольного обрамления стен, меня потрясли две жарко натопленные полукруглые печки. Вот прямо здесь, при входе, чтобы у холода не было ни единого шанса пробраться внутрь.

От холла прихожую отделяла ещё пара дверей, а там, за ними, начиналась мраморная лестница, волной сбегающая со второго этажа. С розовыми амурчиками, с мраморными широкими перилами, в сиянии сотни свечей в золочёных подсвечниках.

Я поёжилась. Когда-то давно мне довелось бывать в королевском дворце. Тогда ещё жив был король Андриан, и был какой-то крупный праздник… Вроде сватовство принца Мариона к королеве Белоснежке… Или… или я что-то путаю? Ведь в итоге повелительница Эрталии вышла замуж за старшего принца, ныне – короля Гильома? Да неважно. Так вот, там была подобная роскошь. Неужели тут тоже кто-то из королевского рода живёт? Я нерешительно застыла перед ступеньками.

– Давай-давай, раз уж госпожа хочет тебя видеть.

Мне было страшно пачкать такую белизну… Гарм, не испытывавший пиетета к роскоши, помчался вперёд, оставляя на ступеньках мокрые, грязные следы. И где умудрился найти грязь зимой? Я медленно двинулась за ним.

На втором этаже из пены волн рождалась обнажённая Афродита. Она лукаво улыбалась, скромно потупив глазки, и перстом касалась собственной розовой мраморной груди. Я почувствовала, что краснею. Интересно, конечно, быть родопсийским аристократом: осуждать девицу, если подол её платья показал носочек туфельки, но при этом украшать дома голыми каменными женщинами, очень реалистичными.

И тут же я забыла и про Афродиту, и про парадоксы вельможного благочестия: мясо. Запечённое, с кориандром, с базиликом и шафраном, с… Я потянула носом и вошла в распахнутые раззолоченные двери.

Покрытый алой атласной скатертью стол, уставленный серебряными и золотыми блюдами с мясом, дичью, фруктами, соусницами, сливочниками… Чуть не захлебнувшись слюной, я перевела взгляд на людей. Четыре кавалера, две дамы. Одна из дам в шёлковом ярко-синем платье с высоким кружевным воротником, присев, тискала Гарма, и мой пёс… мой пёс… вилял хвостиком! Ах ты шкура продажная!