Текст книги "Полет над бездной (СИ)"

Автор книги: Анастасия Махомет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

17
«Играй»

Мы переполнены нежности к тем, кому делаем добро, и страстно ненавидим тех, кому нанесли много обид.

Жан Лабрюйер.

Вечером, приняв душ и переодевшись, Сэт закончил ремонтные работы на сегодня. Свою комнату он разворотил, поэтому разместился в родительской спальне. Закрыв за собой дверь и включив свет, он рухнул на огромную двуспальную кровать. Он глубоко вздохнул, блаженно улыбнулся и погрузился в воспоминания.

Виделась ему мама, которую он часто видел лишь утром и то спящей. Она допоздна работала и утром долго спала. Поэтому, прежде чем уйти в школу, он целовал ее в щеку…

После смерти Саши беременная мама часто плакала, а Сэт играл для нее на пианино, чтоб хоть чуть-чуть утешить любимую маму…

Сэт встал и подошел к любимому маминому инструменту, который сам Сэт уважал. Он провел рукой по поцарапанному дереву…

…После школы, пользуясь тем, что отца нет, Леша сел за пианино и играл мамину любимую симфонию. Он так увлекся, что не услышал, как пришел отец.

Павел не терпел музыки. Он сразу вспоминал покойную супругу. А эта симфония их познакомила, поэтому, когда он услышал родные, некогда любимые звуки, он ворвался в спальню, схватив ремень. Нет, он не собирался бить сына, он хотел уничтожить пианино. Он схватил Лешу за плече, отшвырнул в сторону и стал беспощадно колотить пряжкой не в чем не повинный музыкальный инструмент. От каждого удара оставалась одна или несколько царапин. Для музыканта, его инструмент, как часть тела, даже больше, жизненно важная часть тела. Инструмент покойного музыканта – это реликвия, его душа, его жизнь. Мальчик помнил, как мама расстроилась, случайно поцарапав инструмент. Для Леши это было дикое зверство. Он как музыкант не мог выдержать такого отношения, это было выше его сил. Он вскочил на ноги и закрыл собой инструмент.

Пианино было спасено, но его окропили капли алой крови и искренние слезы горя, обиды и бессилия…

После этого кошмара Сэт не рискнул играть на пианино, но теперь не удержался, да и не пытался удержать. Время страхов давно прошло! Он бережно поднял крышку, пробежал по клавишам и начал играть, ту мелодию, что звучала в его голове.

Никогда прежде он не писал музыку на пианино. Раньше лишь скрипка была его вдохновителем, лишь на нее ложились мысли, ноты, чувства, на нее ложилась жизнь. Скрипка всегда была его любимым инструментом, хотя он играл не только на скрипке, но и рояле и гитаре (последнему его научил Илья Николаевич).

Когда стемнело Наташа, по обычаю расправила крылья, взлетела в небо и скользила по облакам. Она всегда делала так, когда была в хорошем настроении. Летая над домами она инстинктивно снизилась возле дома Леши. Так она выражала свое уважение к нему, вот уже не один год, но только сейчас пролитая мимо, она услышала прекрасный звук пианино. Ее так заинтересовала музыка, что она приземлилась во дворе и сидя на ветке дерева слушала. В блаженстве она не знала, куда девать глаза и бессмысленно скользила взглядом по темной улице. Фонари были не зажжены, в окнах мрак, лишь в некоторых виднелись одна две одинокие свечи, но вдруг на седьмом этаже она увидела сияющее окно. Шторы в этой комнате были задернуты, но даже сквозь них сочился свет. Наташа присмотрелась и пораженно замерла, это было окно ведущее в спальню квартиры Карловых. Наташа вздрогнула. Она спрыгнула с дерева и побежала в подъезд.

Вдохновенный примирением с Наташей, Сэт написал симфонию и теперь, закончив ее нотную запись начал играть ее целиком. Ему показалось, что она рядом, что с каждой нотой она приближается и появляется ее запах, но он не смог даже допустить, что это правда и счел это миражем, рожденным его эмоциями. Ему даже показалось, что она здесь, что она стоит прямо за его спиной, но он лишь играл не открывая глаз, наслаждаясь иллюзией порожденной воображением.

Лишь когда она обняла его за плечи и нежно поцеловала его черные волосы, он наконец поверил своим ощущениям, чувствуя что они далеки от иллюзий и это осознание его откровенно шокировало. Он вздрогнул и музыка оборвалась.

Наташа нежно опустила его пальцы на клавиши и шепнула прямо в ухо:

– Играй. Я люблю, когда ты играешь…

Сэт закрыл вновь глаза, возвращая утраченное на миг настроение, чувствуя теперь ее запах не как иллюзию, а как свою жизнь. Он играл и музыка лилась именно так как он ее видел, как он ее задумал, будто и правда его мысли превращались в эти звуки и его чувства обретали форму. Она обнимала его, не отпуская и улыбалась, вслушиваясь в эту мелодию, пока она не утихла, таким бесконечно счастливым аккордом сбывающейся надежды.

Она поцеловала его в шею, прямо в метку черного мага, где кожа все же была теплее кожи рядом.

– Я люблю тебя, – шепнул он нежно, не спеша открывая глаза.

– Я люблю тебя, – как эхо отозвалась она, нежно прижимаясь к его крепкой спине.

Она была рядом. Причем так близко, что можно было почувствовать биение ее сердца, биение любимого сердца. Он обернулся и посмотрел ей в глаза. Она с радостью поймала его взгляд, глядя в его глаза как в смотрят в любимую душу. Они были так близко, что кожей ощущали дыхание партнера. Наташа отпустила его плечи и, опустившись на колени, нежно склонила голову к своим губам, будто требуя поцелуя. Сэт же не сопротивлялся, ведь ее желания были его желаниями.

Она коснулась губами его губ. Их языки слились в любовном танце. Он нежно обнимал ее, гладил ее талию, а другая его рука медленно ползла по бедру, сначала вниз, а затем вверх, под юбку. Наташа же тоже не оставалась в долгу. Она расстегнула его рубашку и, скинув ее с плеч, перешла к нижней части гардероба. Они оба не думали ни о чем. Их не волновали условности, в этот миг главное было лишь то, что они любят друг друга и хотят быть рядом, вместе. Как можно ближе друг к другу.

Но реальность была немного другой и требовала все же корректив. Зазвенел телефон и хоть мелодия была тихой, но достаточно заметной, но Наташа и не шелохнулась, понимая, что это не ее телефон, а Сэт тоже сделал вид, что отношения к этому не имеет или не слышит. Его правая рука скользнула по внутренней поверхности ее бедра, а другая блуждала под кофтой подбираясь к груди, и было это настолько легко и инстинктивно, будто только этим он всю свою жизнь и занимался.

Однако телефон не стихал, а за одним звонком следовал другой. Неожиданно Сэт вздрогнул и замер, будто окаменев, и вампирша тут же поняла, что что-то определенно не так. Она отстранилась и, открыв глаза, взглянула на возлюбленного. Сэт сидел с закрытыми глазами и на его лице было выражение борьбы с болью, а на шее, медленно появлялась кровь, сочась из метки, превращающейся в самую настоящую рану.

Наташа закрыла лицо руками, села на пол и совершенно шокированными глазами смотрела, на избранника. Она не знала, что было причиной его мучений и возникло, а мысли, что причиной могла быть она сама, что именно из-за этого поцелуя и слияния их столь отличных друг от друга энергий, вызвали такую боль, все это пугало ее, до дрожи.

Телефон продолжал звонить. Сэт поднял дрожащую правую руку и с подоконника ему в ладонь прыгнул мобильный, как по приказу. Он дрожащими пальцами ели дыша нажал кнопку и все так же дрожа поднес телефон к уху.

– Да, – тихо, что б не застонать, сказал Сэт.

– Тьма! Почему так долго? – спросил злобно Илья Николаевич, но Сэт не ответил: боль становилась все не выносимей, – Сэт, не молчи! – тревожно воскликнул Илья Николаевич. Неожиданно он понял причину молчания, уж слишком хорошо они знали друг друга. – Ладно, молчи, ты меня слышишь?

– Угу, – простонал Сэт.

– Слушай. Приезжал Иденбург с отрядом V. Он ищет тебя. Я сказал ему, где ты и сейчас приеду.

– Нет! Не надо! – резко воскликнул Сэт, глаза, которого испуганно подрагивали. – Не приезжайте, все будет нормально, обещаю.

– А почему твой голос дрожит?

– Пожалуйста, – прошептал Сэт, делая вид, что не слышал его слов. – Когда все кончиться я позвоню!

– Ладно, – шепнул Илья, понимая, что спорить нет смысла, а делать по-своему нет смысла, ведь тогда они поругаются, а обиженный Сэт, для Ильи самая страшная кара.

Сэт быстро отключил Илью и взглянул на Наташу.

– Прости, – шепнул он, вытирая с шеи кровь, он накинул на плечи рубашку и, встав на ноги, застегнул джинсы. – У меня небольшие проблемы.

Он подошел к Наташе и подал ей руку. Девушка несмело взяла его за руку и, встав, поправила одежду.

– Что это было? – спросила она, коснувшись его шеи.

– Знаешь о клятве повиновения? – спросил в место ответа Сэт.

– Ну, типа того…

– Такую клятву произносит каждый черный маг. Он после ее произношения обязан повиноваться главе ордена, то есть королю Тьмы. Если же глава не доволен или злиться на одного из магов он может вызвать у него эту неприятную реакцию. Сейчас король тьмы, Иденбург, едет сюда с отрядом обученных для захвата и убийства магов высших уровней. Они едут за мной. Я знаю в чем причина и знаю как спастись, но ты… должна временно уйти, – пока он говорил, Наташа смотрела на него преданными глазами и крепко зажимала его все еще подрагивающую ладонь. – Наташа пожалуйста поднимись на крышу и подожди меня там. Когда все кончиться я приду за тобой, обещаю. Посмотри, если же я буду вынужден уехать с ними, лети и жди моего звонка… Понимаешь меня?

– Да, – согласись Наташа и обняла своего героя, не зная как его утешить. – Я буду ждать тебя на крыше, – сказала и направилась к двери, но Сэт схватил ее за руку, притянул к себе и, страстно поцеловав, подвел к окну.

– Они уже в подъезде, – сказал Сэт и, открыв окно, подсадил девушку на подоконник, – Лети. Лети, любовь моя, – шептал он, глядя на удаляющиеся крылья.

Из-за отсутствия электроэнергии Иденбургу пришлось идти пешком, т. к. телепортация наделала бы много не нежелательного шума.

Подъем оказался очень тяжелым, особенно для старого правителя, от этого оказавшись на седьмом этаже он остановился, желая восстановить дыхание. Стоит признать, что именно на это и рассчитывал Сэт.

Он сам открыл дверь, держа в руках подсвечник.

– Здравствуйте, что привело вас в мою скромную обитель? – спросил почтительно молодой человек.

Тяжело дышавший Иденбург злобно посмотрел на парня и зловеще оскалился. И в тот же бинт белоснежный новый бинт на шее Сэта потемнел от новой крови.

– Я тоже рад вас видеть, – иронично сказал молодой Вересов и, освобождая проход, добавил куда более откровенно: – Ну, заходите, раз приперлись.

Как только Иденбург зашел в коридор, у него заболела голова. Во-первых от множественного рябящего сияние свечей в коридоре и небольшой гостиной, во-вторых от странного сладкого, чуть дурманящего запаха.

Он разозлился еще сильнее, и крови на бинтах стало еще больше, но Сэт лишь прикусил незаметно губы, делая вид, что ничего не произошло.

В гостиной Король тьмы сел на кресло. Двое из отряда стали по обе стороны от него. Еще трое окружили сэта, что внешне был спокоен, держа все свои страхи и тревоги внутри, собственного, чуть замирающего сердца.

– Зачем вы прибыли сюда? – спросил, опираясь о стену.

Так было легче стоять, да с опорой все что угодно выдержать легче, а что здесь будет, можно было лишь догадываться, а значит, готовиться морально надо было к самому жестокому. О смерти же речи быть не могло.

– Обычно я начинаю первым, а такие, как ты, молчат, пока им не позволят говорить! – напомнил раздраженно Иденбург.

С шеи, сквозь бинты, на грудь молодого человека потекла кровь, но это не умерило его пыл.

– Как прикажите, – холодно сообщил Сэт, сложив руки у груди.

Не заметно для наблюдателей, впиваясь пальцами в собственное плече, что бы отвлечься от боли, он старательно сохранял равнодушно уверенный взгляд, оставаясь снаружи непоколебимо уверенным в собственной безопасности.

– Вот и славно. Я имею подозрения, что ты незаконно вступал в контакт с чашей тьмы и пользовался ее силой, невзирая на свой низкий уровень.

– Как интересно, и как же вы это планируете доказать?

Терпение Иденбурга лопнуло. Он чуть заметно оскалился и резко, в повелительном жесте, выкинул вперед руку. Сэта передернуло, будто что-то внутри взорвалось, распуская по всему телу нити, а затем эти нити резко стянулись. Он с беззвучным криком согнулся, чувствуя, как по губам потекла кровь. С трудом глядя на пол, он видел, как она капает на пол, а затем исчезает. Боль отступала и он не спеша, немного осторожничая разогнулся и посмотрел на Иденбурга. Повелитель надменно смотрел на жертву, сидя в кресле, как в настоящем троне. Их взгляд был взглядом злейших врагов, будто оба были готовы убить другого, но Сэт слишком хорошо понимал не равенство сил. Парень закрыл глаза, умеряя собственный пыл, и, вновь оперевшись о стену, всем своим видом старался показать смирение и готовность подчиняться, слушать, а главное молчать.

Иденбург довольно улыбнулся, с легким разочарование в уголках глаз.

– Более того, – продолжил король тьмы, – Я знаю, что ты тайно проник в башню мрака.

Иденбург создал паузу, нагнетая обстановку и надеясь на реакции, но Сэт остался спокойным, однако чувствуя выжидающий взгляд, открыл глаза и посмотрел на правителя пустыми синимо глазами, без гордости, но и без страха.

Король прищурился, понимая, что мальчишка крепче, чем он рассчитывал, да и вся эта покорность. Была такой же защитой, как и хамство, хотя казалось, что мальчишка просто медленно сходил с ума от боли.

– Я хотел сразу убить тебя, но ты прав доказательств слишком мало, кроме как то, что кроме тебя на это больше никто не способен. Поэтому я нашел иной выход… только не сопротивляйся, – таинственно прошептал худощавый маг и. встав с кресла, направился к молодому магу.

Парень, будто ожив. С явным осознание и просветлением в глазах, чуть вздрогнул. Меньше всего на свете он хотел умирать сейчас, вот только… он совсем ничего не мог сделать. За ним была стена, два мага в черных масках крепко держали его за руки.

Иденбург был совсем близко, протягивая к нему свою старую худую костлявую руку. Сэт закрыл глаза, буквально жмурясь, только что бы, не видеть, не бояться, не дрожать, а главное не выглядеть слабым перед столь сильным врагом.

Острые пальцы короля, коснулись головы молодого человека, и тот с тихим стоном открыл резко глаза. В одно мгновение он вспомнил все: и кровавое проклятие на стене ванны, и тело брата, и убийство маленькой сестры, и инвалидное кресло, и отца, и кухню.

…полная алая ванна и белое тело…

…и на полу кроваво-водная смесь у перевернутой коляски…

…буквы на белой плитке…

…торт, в истерике брошенный на пол…

…дрожь…

…мамины слезы…

…постоянные врачи…

…больницы…

…гроб с ее телом, закрытый…

…запах гари…

…битые бутылки…

…плачь Лены…

…черные маги…

…огни…

…нож…

…как резали детское тело…

…и крик…

…не в силах вырваться…

…крик…

…кровь по асфальту…

…сердце в руках…

…смех…

…блеск огня…

…холод мокрого асфальта…

…дождь…

…удар в живот…

…слезы…

…пустота…

Все то, что он испытывал тогда, все это разом пришло к нему теперь.

Он пытался кричать, но ни воздуха, ни голоса не было. Больное сердце будто стояло и обжигающая боль, совсем обездвиживающее грудную клетку.

Иденбур отпустил мальчишку и дал знак отпустить его магам, те подчинились. Сэт сполз на пол, опускаясь на колени. По его щекам текли слезы и, глядя на дрожащие пальцы, он мог только отчаянно дышать, не имея сил даже закрыть глаза.

Король тьмы даже удивился, что обычный человек смог остаться в сознании после такого. Мысленно он даже уважал этого мальчика, признавая его мужество, именно поэтому он просто исчез, ушел, тихо, тем же путем, что и пришел, ведь его злоба была удовлетворена, однако теперь, он видел все немного иначе, даже понимая, это дерзкого ребенка. Его сын так зверски лишил жизнь маленькую сестренку этого мальчишки, что тот едва ли теперь мог с уважением смотреть на черных магов.

Наташа стояла чуть не рыдая от переполняющей его тревоги. Она укуталась в крылья и пристально смотрела на подъезд. Когда Король Тьмы и его пятеро спутников покинули здание, девушка облегченно вздохнула, понимая, что Сэта с ними нет, но счастье ее не было долгим. Сэт не пришел за ней. Она продолжала ждать, а время шло. Его не было десять минут, двадцать, тридцать… Больше она не могла. Забыв обо всем, что он говорил, она полетела вниз и ворвалась в открытое окно спальни. Комната была пуста. Наташа выбежала в коридор. Входная дверь осталась открытой на распашку, от чего внутри все переворачивалось, от ужаса. Она вбежала в гостиную и замерла от страха и недоумения: Сэт сидел у стены и смотрел вперед пустыми глазами. Таким она его видела только один раз в жизни…

…Сэта не было в школе несколько дней. Это случалось часто. Маленькая сестра, и вечно пьяный отец – какая тут школа?! Но ужас был в том, что он не просто не приходил на занятия, он не отвечал даже на звонки. Она так боялась за него и волновалась, что встревожила своего отца и однажды, когда Валерий Александрович, тоже не выдержал, а он хорошо знал о проблемах Леши и даже хотел его усыновить и помочь с лишением родительских прав, касательно отца, только мальчик очень боялся расставаться с маленькой сестрой, даже не на долго, поэтому упрямо отказывался от такой помощи, они с дочерью направились к Карловым.

Однажды так уже было и Валерий Александрович тоже приехал. В тот раз все обошлось: Леша просто сидел дома с больной Леночкой, а телефон отключил, только что бы учителя не звонили отцу.

Теперь же, все явно было не так гладко Валерий Алексеевич долго колотил в дверь 127 квартиры, прежде, чем ему открыли.

Павел едва стоял на ногах и дверь он открыл только по тому, что ему надоел этот упрямый стук в дверь.

– Где Леша!? – сразу злобно спросил Валерий Александрович.

– У себя наверно, – буркнул Паве и равно душно пошел обратно в спальню, даже не думая закрывать дверь.

Испуганная видом взрослого и вполне габаритного пьяного мужчину, маленькая Наташа вцепилась в руку отца.

Валерий Шпилев, приобняв дочь, прошел в квартиру и резко открыл комнату мальчика.

Наташа прижималась к отцу все сильнее. В комнате, казалось, никого не было, так уж сложно было заметить Лешу, что сидел на полу у пустой кроватки Лены, сложно было заметить. Он сидел молча и пустыми измученными глазами. Он сидел молча, с пустыми измученными глазами. Губа у него была разбита, на лбу кровавая ссадина. Левая штанина опалена, разодрана и окровавлена. Измазанный в грязи и крови свитер. Руки в ссадинах, а главное пустые глаза…

Именно таким его увидел Валерий Александрович, старательно изучающий комнату. Он отпустил свою дочурку и метнулся к Леше, оставив свою напуганную дочь в центре комнаты, дрожать, цепляясь рукой за перила кровати.

– Леша, – позвал он очень тихо мальчика, но тот не отзывался. – Леша. Леша! Леша!!!

Все было бесполезно. Мальчик не отвечал, лишь на его глазах возникли слезы.

– Где Лена? – спросил Шпилев, надеясь, хоть на что-то.

Но вместо ответа мальчик закрыл лицо руками и зарыдал.

Наташа села возле него. Она его совершенно не боялась, хоть ее и пугала общая атмосфера. Она хотела взять его руку, но увидев ободранные и окровавленные руки, к которым она с дрожью и ужасом не могла прикоснуться.

– Да что же он себе думает!? – воскликнул гневно Валерий Александрович.

Он в пылу гнева, вскочил на ноги и выскочил из комнаты, спальню, намереваясь выплеснуть все свое негодование на хозяина квартиры, не видя кроме него никаких иных виновных, но в коридоре, опомнился, вспомнив состояние ребенка, прекрасно понимая, что сейчас было важнее и первично. Закрыв глаза и вернув себе самообладание, вернулся в комнату.

– Леша, – в последний раз, попытался лон поговорить с мальчиком, намереваясь увозить его отсюда в больницу.

Мальчик молчал, а маленькая Наташа, несмело прикоснувшись вскользь к запекшейся на руке друга струйке крови, прошептала:

– Папа… он… почему он не реагирует? Пап…

В глазах девочки были слезы, которые никак не падали с ресниц.

– Все будет хорошо, – пообещал он дочери.

И стоило ему нежно вытереть слезы с ее ресниц, как мальчик безвольная фигура мальчика поехала в сторону и с неестественно глухим звуком упала на пол.

Наташа испуганно взвизгнула, отскочив, закрывая лицо руками, продолжая видеть все сквозь пальцы. Шпилев же, только свел брови, бережно взял мальчишку на руки и, убедившись все же, что тот жив, вынес его из комнаты, оживляя дочь голосом.

Наташа семенила за отцом по лестнице, старательно пытаясь быть как можно быстрее, со страхом и ужасом, заметив, что на ступеньки падала кровь…

После Леша долго лежал в больнице. Смотрел в одну точку и молчал, лишь изредка реагируя, кивая, но не имея сил что бы то ни было говорить. Валерий Александрович искал Лену, но безрезультатно, а через две недели, после внеочередного вопроса, Леша все же сказал:

– Они ее убили…

Это были первые его слова, стоившие ему огромных сил, после которых он хотел бы рыдать, вот только слез не было, вместо них он просто лишился чувств, чуть не упав с кровати…

Врачи говорили, что он уже никогда полностью не поправиться. Они утверждали, что у мальчика слишком сильная психологическая травма, и если тело его восстановиться, то разум прежним уже не будет никогда, боялись даже, что он не заговорит, но через две недели после происшествия он начал говорить, пусть и старательно выдавливая из себя слова и тратя на это силы, а через месяц ему хватило сил рассказать о том, что случилось той ночью. Он рассказал, как три черных мага убили его сестру, используя ее как жертву ритуала. Он так хорошо, все помнил, что от этих воспоминаний, его выворачивало. Он буквально заново видел, как она плакала, как даже звала его по имени, а он совсем ничего не мог сделать один против взрослых черных магов.

Говоря он плакал, но вытирая слезы, продолжал говорить, понимая, что правда была нужна, что бы все стало ясно и надеясь где-то внутри, что когда он все расскажет, ему станет хоть немного легче, ведь говорят, что порой душу стоит кому-то излить…

Он рассказал все, опустив конечно несколько деталей, тех от которых больное с рождение сердце упрямо стремилось остановиться. Он совсем не сказал, о том, как эти маги потом избили его, видимо что-то проверяя, и как потом просто кинули в реку. Он не смог сказать, как возвращался домой, совершенно ничего не понимая, почти не помня тот путь. Он не сказал, как уже дома, чудом вернувшись, он увидел кроватку Лены и как на этом для него все закончилось…

Он не говорил об этом, считая, только смерть своей сестры важным фактом той ночи…

Это было в прошлом, все это он уже пережил, но именно сейчас он сидел у стены именно с тем же взглядом, что до сих пор помнила Наташа. Он точно так же смотрел в одну точку, без малейшей жизни или воли в глазах.

Тогда маги-медики избавили его от этого прошлого, оставив ему лишь факты и никаких ярких картин. У него было лишь осознание и никаких воспоминаний и только тогда ему стало чуточку легче, ему перестали сниться кошмары и он перестал вздрагивать от вида огня, вот только теперь, когда Иденбург вернул ему все, перед глазами, как прежде так явно скользили огненные блики по асфальту, окропленному кровью и средь начертанных знаков лежало расчлененное тело его крохотной сестры…

Он будто попал назад… на десять лет назад, до конца уже не понимая, где прошлое, где настоящее и кто он есть, будто все что в нем было, сводилось к этому далекому болезненному воспоминанию.

– Леша, – шепнула нежно Наташа, опускаясь рядом на колени, а после понимая, что это не то имя, которое он ждет, и тут же исправилась. – Сэт… Милый мой Сэт…

Она нежно прикоснулась к его щеке и ресницы его вздрогнули, распуская по радужкам глаз волну прояснения. Это имя, эти руки, этот запах, это было напоминание о другом, о том, что есть, о том, что было сейчас важно, но он не смог отозваться, с трудом дыша при столь жгучей боли в груди.

– Прости меня, родной, – прошептала она, обнимая, желая хотя бы согреть это, будто оставленное душой тело.

Холодные руки медленно и неспешно, легли на ее спину. Он обнял ее и аккуратно, как сокровище, прижал к себе. Он закрыл глаза, и по левой щеке в ее черные волосы скользнула слеза. Единственная слеза, на которую у него хватало сил.

– Я тебя никому не отдам, – прошептал он тихо, но так будто собирался дать клятву. – Пока я буду жив, я буду защищать тебя.

Он так мучился и призирал ту далекую свою беспомощность, что теперь, когда он стал намного сильнее, просто не мог позволить хоть кому-то из дорогих людей страдать. Ему хотелось, что бы они это знали, ведь у него теперь было так много сил, что он мог даже невозможное на первый взгляд. Он хотел, что бы та, которую он любил, знала, что он готов на все, что бы защитить ее. Возможно, это было немного эгоистично, но он не мог позволить ей умереть, ни ей на Илье Николаевичу. Потерять кого-то из них было выше его сил, именно по этому ему казалось, что он скорее умрет сам, чем увидит одну из этих смертей.

Наташа спокойно прижималась к нему и так привычно теребила его волосы, теряющие окрас буквально на глазах, возвращаясь к изначальной привычной уже седине. Никогда магические окрасы не были не зависимы от сил владельца, так уж повелось в мире магии.

Наташа, конечно же, не знала, что именно тут произошло, не знала что Король Тьмы сделал с ним, но понимала, что спрашивать об этом не было смысла. Она совсем не знала о его делах, о его жизни. Так уж сложилась, что она была ему чужой, но родной сердцем. Она могла теперь только обнять его и быть с ним, понимая, что сейчас он испытывает боль.

– Все у нас будет хорошо, – шептала она тихо, боясь прикрыть глаза и так расплакаться, – я сама тебя никому не отдам.

Ей казалось, что она должна быть сильной, что бы он мог хоть немножко отпустить себя и побыть слабым, но она не знала, что этого он уже не мог, просто не умел.

– Оставь меня, – резко сказал он ей, отпуская, но поспешно добавил, понимая, всю холодность данных слов: – Подожди в другой комнате…

Наташа посмотрела в его спокойные глаза с тенью печали, коротко кивнула и вышла из комнаты, давая ему право побыть одному, направившись в спальню.

Стоило ей сесть на кровать, задумчиво глядя на, сложенные на коленях, руки, как зазвенел телефон. Она посмотрела на него, как будто пыталась его понять, а затем взяла, и посмотрела на монитор. Это был Илья Николаевич, именно так почтительно и подписанный в телефоне Сэта. Вересов так волновался, что просто не мог уже ждать и позвонил.

Наташа задумчиво смотрела на телефон, и ее медленно охватывал гнев. Этот человек значил для Сэта слишком много. Он будто был его жизнью, ее основой. Если сейчас Вересов позовет, Сэт тут же помчится к нему, забыв о ней… Этот человек был важнее ее, она это чувствовала. Да, она понимала, что этот предатель белых магов играл в жизни Сэта не малую роль, и был с ним больше, чем она, но именно ее он любил, именно ей все эти годы принадлежало его сердце…

Она ненавидела препятствия, предпочитая их уничтожать еще в начале роста! Поэтому просто сбросила упрямый вызов и отключила телефон, и поспешно бросила прочь, слыша шаги.

Сэт вернулся куда живее, чем когда она его оставила. Он был в расстегнутой темно-синей рубашке. В руках у него было полотенце, которым он неспешно, даже лениво вытирал мокрые седые локоны, которые окропляли его плечи водой.

– Мне показалось или звонил телефон? – спросил он неуверенно.

– Тебе показалось, – спокойно ответила Наташа, любуясь его таким не выглаженным домашним видом.

– Это вполне возможно, – прошептал Сэт, понимающий неясность своего сознания, пусть не сильную, но присутствующую.

Он упал на кровать, отбросив полотенце.

Наташа смотрела на него, медленно опускаясь к его лицу, глядя в тусклые глаза, освобожденные от линз.

– Таким ты мне нравишься больше, – прошептала она, восторженно улыбаясь.

Сэт пораженно посмотрел на нее, но ничего не спрашивал, надеясь, что она пояснит все сама.

– Такой ты – это ты настоящий, а не мальчик с обложки журнала, которого ждет общественность, такой прекрасный, прилизанный, желанный. Я люблю тебя вот таким, настоящим, серым, невзрачным, спокойным, родным и задумчивым, таким простым снаружи и сложным внутри, глубоким, с печалью в глазах. Именно таким я тебя всегда люблю, остальное это только для публики…

Он легко улыбнулся, понимая, эту логику профессиональной модели, так четко делящую жизнь на личную и публичную, в то же время, понимая, что она не учитывала, что в его жизни такого деления не было и не будет. Он скандалист? Пусть так, но все его скандалы были не работой на публику, а результатом его желаний, истоком из его позиций, но то, что его любили таким, какой он был, его действительно радовало, поэтому говорить, что либо о том, что она в чем-то заблуждается он не видел смысла.

Она нагнулась еще ниже и поцеловала его, понимая, что это не очень удобно и быстро перебралась с краюшка кровати на его живот. Несмелый легкий и нежный поцелуй так быстро перешедший в страстное желание, будто они оба целую вечность ждали этого мгновения, сдерживая себя.

Туфли… Тапки… Джинсы… Юбка… Топ и лифчик… лишь мгновение и оба они были обнажены, будто торопились избавиться от всего того, что их хоть немного разделяло. Он сам не понял, как перехватил инициативу, будто им вела привычка, а она, лежа на кровати, улыбалась, наблюдая за ним. Он не смотрел в глаза, любуясь ее ухоженным телом, нежно и трепетно убирая черные локоны с ее плеча. Прильнул губами к основанию ее шеи, скользя рукой с плеча к груди.

Она смотрела в потолок откинув голову, чувствуя, легкую дрожь скользящую по коже от этих легких, но столь желанных прикосновений. Ее крылья чуть дрожали от ожидания, готовые накрыть их обоих, создав тем самым их маленький кусочек мира.

Но он резко отстранился. Нежные губы исчезли, грудь лишилась ласки, и даже столь заманчивое скольжение по внутренней поверхности бедра ускользнуло прочь. Он сидел на кровати, глядя в стену, подпирая голову рукой, фактически закрываясь так от нее.

– Ты чего? – встревожено и непонимающе спросила Наташа.

Она села на кровать, рефлекторно прикрываясь покрывалом, глядя на его покрытую рубцами спину с рельефными мышцами.

– Наташа, – нерешительно начал Сэт. – Мы не должны… не должны спешить…

– Но я люблю тебя, – шептала Наташа, обнимая его за плечи. – И хочу быть твоей…

При этом через плече она взглянула на то, что сейчас ее так сильно волновало, боясь даже подумать, что совсем не возбуждала его, и убедилась в обратном быстро краснея от собственных столь низменно пошлых мыслей и восхищений. Как же ее все же манило его тело. Эти сильные плечи, что она обнимала, эти руки с единичными тонкими шрамами и следами ожогов. Этот рельефный торс, животик с кубиками и лесенками мышц, скользящих к спине и особенно то, на что она с таким стыдом сейчас смотрела, с трудом сдерживая желание, протянуть руки и по-настоящему понять силу, налившегося кровью органа.