Текст книги "Воскрешенные (СИ)"

Автор книги: Анастасия Коробкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

10. Дипломатия

I

– Так Дарх может видеть меня и без духов? Как будто сверху?

– Может. Если обратит на тебя свой взгляд. Свое внимание. Ты ведь тоже не видишь все в своей трехмерности, но лишь то, на что смотришь. И ты не смотришь неотрывно на один и тот же предмет. Кроме того, думаю, он не владеет этим приемом – не умеет искать по образу, как ты. Как ни странно, в этом ты управляешься с четырехмерностью лучше, чем он.

– Я управляюсь с четырехмерностью?

– Да. Ты выходишь из одного трехмерного мира и входишь в другой. Переход совершается в четырехмерности. Ты создаешь связь с человеком, находящимся в другой трехмерности, вызывая в памяти его образ, а ведь на самом деле механизм такой связи гораздо сложнее. Ты легко можешь спрятаться от Дарха, а он от тебя – нет.

– Толку-то… Он угрожает моим друзьям.

Салдах помолчал. Конечно, я понимала, что к нашей, трехмерных, смерти, у богов гораздо более философское отношение, и он не считал значительной потерей гибель кого-то из людей. Но и он должен был понимать, что это личная потеря – моя – и для меня она значительна.

Ну, я ж не бог. Кстати, давно хотела спросить кого-нибудь из них:

– Скажи, на самом деле вы помогаете людям?

– Помогаем. Если считаем нужным. И уж точно просить нас об этом бесполезно. Мы не любим просящих. Однако, есть среди нас боги, кто выполняет просьбы ради обретения человеческого признания, но им всегда противостоят другие, и те находят способ обернуть результат во вред.

– Почему?

– Потому, что человеческие желания сами по себе имеют потенциал к исполнению, и если они не исполняются, это значит, что им противостоит более сильная воля – собственная как неверие в возможность исполнения, божья, либо человека, пользующегося покровительством бога. Помочь слабому значит вступить в конфликт с сильным.

– Мне никто не покровительствует?

– Никто. Ты часто забываешь, что ты не человек.

– А почему вы не любите просящих?

– А за что их любить? Те, кто не ищет возможностей сделать что-то самостоятельно, не представляет ценности. Они не интересны. Они не излучают энергию.

Надо же – всё так, как предполагал Денис. Человек.

Боги не хотят предопределенности, они хотят удивляться.

Впрочем, мы весьма удалились от причины моего визита.

– Ничего, если я к тебе за помощью?

Салдах улыбнулся.

– Кого-то убить или обогатить? Ты не помощи просишь, а всего лишь разрешения посмотреть в окно. Смотри.

Я поняла! Его башня тоже четырехмерная, поэтому из нее открываются виды во всех направлениях моей родной трехмерности!

…Итак, Оуэн Брюс. Высокий, худой. Длинные, вьющиеся, седые, как у Салдаха, только с солнечно-рыжими тонкими струйками, волосы. Серо-голубые, очень внимательные, окруженные настоящими мелкими морщинками глаза. Острый нос. Тонкогубый рот. Все вместе – лицо человека, хранящего огромную тайну от целой планеты. Нагло рискующего. Располагающего преданностью посвященных. Взявшего на себя заботу о землянах, оказавшихся далеко от Земли.

Наверняка знакомого богам.

Он нашелся в роскошно обставленном кабинете, читающий газету и посматривающий на монитор компьютера. Что в газете? Ой, комментарии к судебным решениям… Что в компьютере? Проект договора на какую-то поставку. М-да. И долго он собирается это изучать? Мне тут неделю сидеть? Или больше?

Нажав кнопку селектора, Брюс вызвал кого-то в свой кабинет. Кто-то пришел через минуту – в темном костюме и туго завязанном галстуке, сжимая в кулак взволнованное лицо и трясущиеся руки. Брюс, по-прежнему поглядывая то в компьютер, то в газету, начал задавать вопросы. Речь шла об использовании при выполнении заказа неких секретных ноу-хау, по условиям договора имевших все шансы попасть в руки заказчика. Вошедший отвечал на что-то уклончиво, на что-то уверенно, однако обширная цитата из газетной статьи, приведенная шефом, повергла его в полное замешательство. После недолгой, но мучительной борьбы здравого смысла с самолюбием, он признал, что договор необходимо изменить. Брюс не стал его отчитывать, отпустил с миром…

Далее я пережила довольно длительное совещание, из которого стало ясно, что Оуэн Брюс возглавляет и как собственник девяносто пяти процентов активов, и как руководитель, скромный заводик по производству сельскохозяйственной техники и еще один, производящий мебель. Интересно, рабочие, собиравшие космический корабль, знали, для окучивания каких просторов предназначался этот «трактор»?

После трудового дня Оуэн Брюс отправился домой, задействовав огромное черное авто с водителем, хотя проживал в двух кварталах от офиса – естественно, в трехэтажном особняке, окруженном сложным пересеченным садом. Чуть позже туда приехала красивая стройная женщина с медовыми волосами, уложенными в пышное каре, и понимающим нежным взглядом.

С ней, Белиндой, Брюс говорил о делах консульских: Белинда напомнила о поездке, которую необходимо было предпринять через месяц, а Брюс поинтересовался, как продвигаются поиски девочки с необычными способностями. Услышав отрицательный ответ, он весело нахмурился и задал риторический вопрос пространству:

– Дитя звезд, ты совсем не хочешь править этим миром?

– Не хочу, – автоматически отозвалась я.

– И чем же мы тебе не угодили?

Вот это номер! Впрочем, откуда ноги растут, совершенно ясно: от Капитана-Командора. Он зачем-то решил наладить дипломатию, но выдал минимум информации, а лишние вопросы ему уже никто не осмелится задавать. Со своей стороны, Оуэну Брюсу невозможно терпеть нерешенной такую задачку, вот он и мается.

Белинда обратилась к скайпу. Она связалась с приветливой японкой и спросила о ее успехах в поиске перворожденной в «том регионе». Гм. Очевидно, это другой клан, владеющий технологией космических перемещений – Дина говорила, что их три или четыре на Земле. И все они, похоже, дружат… Поговорив с японкой, Белинда набрала еще один номер. Потом следующий.

Тщетно. Никто ничего обо мне не слышал.

Еще бы. Обо мне никто не слышал в ЭТОМ мире, моем родном – за исключением оставшейся без внимания постройки брига, я ничем себя не проявила. За бригом, правда, гонялась какая-то «объединенная эскадра», но вряд ли ее неудача стала известна широкой общественности. Изредка «засвечивались» лишь мои целительские способности, но уж они точно визитной карточкой Перворожденных не являются. Даниил Егорович, к примеру, считает меня не больше, чем экстрасенсом, но даже об этом он никому не расскажет.

Пленив и отдав мне на откуп множество альтернативных реальностей, Королева, по сути, меня спрятала. Если бы не Остров – долго бы я сидела мышкой дома? Что бы сделала со мной «объединенная эскадра»?

Чего от меня хочет Оуэн Брюс? Этот вопрос надо просто выбросить из головы, чтобы не отвлекал от более важного: не он ли строит порталы?

Сопроводив его до постели, я поняла, что вести эту слежку придется долго.

Ну, надо, значит, надо. И все-таки так жаль времени…

– А есть способ узнать прошлое? – с надеждой спросила я Салдаха.

– Богу легко узнать прошлое каждого человека в общих чертах. Узнать подробности можно, если за человеком наблюдали духи, – ответил он. – Они хранят память и могут передать информацию о том, что видели. Но я не знаком с духами, питающимися у этого человека, и не буду просить их о такой услуге.

– Почему?

– Потому что богу это ни к чему. Смотреть картинки и любоваться лишь записью энергетических вихрей, не получая самой энергии – занятие для деградирующих.

– Вам безразличны люди? И неважно, что они скрывают?

– От нас не скрыть ничего важного. Мы все видим.

– Можно, угадаю? Вам важно совсем не то, что нам?

– Пожалуй. Вы, трехмерные, делаете вывод о том, каков человек, по его словам, поступкам, выражению лица и внешнему облику, а мы видим именно то, каков человек. Что он сделал, сказал, и как посмотрел – неважно.

Оказывается, допустить, что боги четырехмерны – слишком просто. Они еще и видят иначе. Ладно, я знаю, что сама способна видеть больше цветов, чем доступно человеку, и мое восприятие не смущают яркие излучения, но тут ведь дело не в спектре видимого света, да? Это мне уже недоступно, и всё.

– Хочешь посмотреть на людей глазами бога? – вдруг предложил Салдах.

Он знал, что я соглашусь, поэтому, не дожидаясь ответа, показал рукой на окно и направил в меня поток образов из своего сознания.

Собственным зрением я увидела в окно городскую площадь, окруженную старинными роскошными зданиями, одно из которых было театром, другое – музеем, третье – дорогим отелем, а остальные – жилыми домами с магазинами и кафе на первых этажах. Центр площади занимал сквер с памятником и расставленными в кружок кованными скамейками. Знойный полдень разогнал людей с площади, и на ней остались лишь несколько человек: группа парней и девушек на скамейке, одиноко сидящий у подножия постамента мужчина, еще один мужчина в огромной блестящей машине с опущенным стеклом, поигрывающий брелоком, и красивая женщина, спешащая к нему. К отелю подъехал длиннющий лимузин.

Тут картина перекрылась образами Салдаха: люди исчезли. Вместо них площадь заселили переливающиеся, живые сгустки света… И не только площадь! Стены домов стали прозрачными, потеряв свое значение, и сгустки света засияли повсюду. Было не видно и не ясно, что они делают и что говорят, но сами они были потрясающе разными. Тот, что одиноко сидел у памятника, еле тлел, маленький и серый, лишь где-то в глубине хранящий крошечную светлую искорку. Ребята на скамейке ровно переливались, кто-то светлее, кто-то темнее, одни чуть больше, другие чуть меньше, хотя сияние одного, слегка темное, затмевало остальные. Оно выглядело несколько странно: то лилось ровно, то колыхалось, но не выходило за некий невидимый предел, будто заполняло форму. Я подумала, что предел есть у всех людей, и лишь до такой степени можно заполнить собой пространство, но потом поняла: нет, это личные границы. Мужчина в машине сиял ярко, хотя и темновато, но занимал еще меньше места. Подошедшая к машине женщина светилась красиво – недалеко, не слишком интенсивно, но смотреть на нее было приятнее, чем на мужчину и на подростков. Она была похожа на розоватую жемчужину. Странное дело: как только женщина села в машину на переднее пассажирское сиденье, на мужчине вспыхнуло и осталось темное пятнышко.

– Он ее ненавидит, – вырвалось у меня.

– Можно и так сказать, – согласился Салдах. – Он к ней очень привязан, и, чтобы не потерять, старается сделать ее зависимой. Видя, что она по-прежнему свободна, впадает в отчаянье.

О, вот как выглядит безответная любовь!

Лимузин привез к отелю несколько светящихся сгустков. Все они были ярче и больше, чем обитатели площади, но один из них особенно выделялся – он сиял объемно, ровно и светло. Я знаю, что это странно звучит – «светлое сияние» – но, как оказалось, для видимого богам излучения вполне нормально быть темным, и на его интенсивность это нисколько не влияет. Находящийся здесь же, в машине, человек сиял чуть меньше, но так же ярко и при этом темно. Темные пятна словно пачкали красивый абажур, и лившийся сквозь него свет не притягивал и не грел. На него даже смотреть не хотелось.

– А кто в машине? – спросила я.

– Талантливый везунчик, – ответил Салдах. – Пишет сценарии, которые нравятся всем, его ценят и любят. Никто никогда не вставал у него на пути, и никого ему не приходилось устранять. О тех, кто от зависти его ненавидит, и на чьем пути стоит он сам, ему ничего неизвестно. Рядом – его помощница, она делает для него всю формальную работу, устраивает встречи, готовит контракты и прочее. Чтобы занять это место, очень денежное и заметное, ей пришлось наступить на несколько голов – намеренно и расчетливо. Она полностью оправдывает все свои поступки, не чувствуя никаких угрызений совести, но каждый из них оставил след в ее существе. Человеческим зрением ты увидела бы очень привлекательную, стройную и ухоженную особу – полную противоположность тому, что видишь сейчас.

– Темные поступки – это грехи?

– Грехи – это, кроме прочего, поступки. Ты ведь слышала, что грехами считаются еще и желания, а также ощущения и мнения. Гордыня, к примеру, похоть. Хочешь увидеть убийц?

– Убийца убийце рознь! – запротестовала я. – Нельзя равнять тех, кто убил, защищая, с теми, кто убил ради выгоды.

– Можно. Они убийцы. Тут главное – реализованное пренебрежение жизнью, а мотивы вторичны.

– Но…

Я помню многих убивших, которых язык не поворачивался назвать убийцами: восставших, защищавших, отомстивших – и не осуждала их, однако Салдах оборвал меня:

– Ты знаешь это. Ты сама никого не убила, никогда не испытала желания убить. Ты думаешь, что нужно убить Дарха, но ты этого не хочешь. Вопреки здравому смыслу ты ценишь его жизнь настолько, что это связывает тебя. Убийцы.

Салдах посмотрел, увлекая и мой взгляд, в глубину отеля. Минуя всех прочих, он показал один световой сгусток, не маленький, но весь испещренный черными, уходящими вглубь и похожими на смерчи, пятнами. Их было настолько много, что скорее пятнами можно было назвать светлые участки.

– Участвовал в вооруженном конфликте, – сказал Салдах. – Совершенно легально, поэтому ни за одно убийство не осужден, и не скрывается. Сейчас работает в охране.

– Он хоть кому-нибудь симпатичен?

– Из людей – да, вполне. Среди духов тоже есть любители такого рода излучения.

– А среди богов?

– Нет. Покровителей ему не найти. Он излучает слишком слабо. Но его можно, да и не жалко, использовать.

Мне не хотелось думать, что все, кому пришлось убить человека, становятся такими же уродами. Есть ведь какой-то выход?

– Салдах, а раскаянье? Искупление вины?

– Раскаянье – это не чувство вины. Чувство вины уродует душу еще сильнее, чем грех, вдобавок оно ее ограничивает. Раскаянье – это изгнание греховных мыслей, мнений, чувств и желаний. Те, кто отрицает совершенное убийство – искренне, перед самим собой – те раскаиваются и очищаются. Полагаю, этого краткого обзора достаточно. Теперь я посмотрю на твоего знакомого, и ты увидишь, насколько он грешен.

Такого подарка я, признаюсь, не ожидала. Салдах обратил взор на особняк Оуэна Брюса и самого его, давно спавшего рядом со светловолосой женщиной.

Они оба были красивы. Маленькие затемнения на их жемчужном блеске лишь заставляли очаровательно переливаться испускаемое ими излучение, объемное и живое, причем светились они одинаково.

– Вот так просто? – даже не поверила я. – Может, во сне все ангелы?

Салдах рассмеялся.

– Все на самом деле очень просто. Смирись.

Ну что ж. Остаются еще другие кланы.

Однако в тот миг мне показалось невозможным просить Салдаха проверить их.

II

Конечно, я об этом пожалела, ведь другого способа проверить причастность покидающих Землю к рукотворным порталам не было.

От сожаления меня на время отвлекли мысли о том, как мог выглядеть в глазах бога Денис. Я пыталась представить его огромную душу творца и убийцы, оценивающего жизнь слишком дифференцированно, мощно излучающую во всех направлениях свет, задевающий всех, свет, темнота которого никого не волновала. Наверное, вокруг него «питалось» множество духов. Наверное, он привлекал к себе богов.

А что сейчас? Нечто маленькое, мутное, дрожаще-мерцающее? Мой грех. Ничего с этим не сделать.

И моя вина, от которой не спасет покаяние.

Посещение форта по возвращении на Остров избавило меня хотя бы от сожаления о невозможности проверить кланы. Поднявшись в зал, я случайно попала на собрание, и тихо пристроилась на подоконник.

– Всё же в графике? – говорил Тим.

– У нас да, – ответил Толя.

– И у нас, – сказал Юра.

– У нас все сделано, – сообщил Володя.

– Герман? – спросил Тим, нарушив разбившую оптимизм паузу.

Герман поднял темный взгляд. Он очень устал, это было видно издалека, и абсолютно неудовлетворен.

– В графике, но пока это все зря.

– Почему? – деланно удивился Тим.

– А то ты не знаешь! – взорвался Герман. – Даже если мы сделаем еще десять объемных матричных «компасов» и будем видеть все возникающие порталы, мы не успеем ничего сделать! У нас нет скоростных средств передвижения между мирками и по миркам!

Тим непроизвольным жестом обхватил ладонью лоб.

– Однажды вы успели вовремя, – пытаясь успокоить Германа, напомнил он.

– Что ты называешь «успели»?! Успели к уже собранной, работающей установке, к уже мертвому лесу! – возмущение Германа было ненормально громким. Наверное, он не спал всю прошлую ночь. Взяв себя в руки, он относительно спокойно пояснил: – Я понял систему: они создают порталы сериями по два-три, и после появления первого, которое определить невозможно, могу сказать хотя бы, где появятся второй и третий. Мы можем встретиться с ними только там. Но нет никакой гарантии, что естественные порталы выведут нас туда, куда надо, а духи не проделают их так быстро.

Парни, помрачнев, опустили глаза.

– Хорошо, – не пожелал сдаваться Тим. – Что нужно, чтобы успевать?

– Транспорт вместимостью от двух до десяти человек, на воздушной подушке, развивающий скорость за четыре секунды до ста километров в час, с максимальной скоростью не менее пятисот километров в час.

– О-о! – с разной тональностью выдохнули парни и многие, не в силах сдержать разочарования, опустились на скамьи или отвернулись к стене.

Тим, впрочем, гораздо лучше знал Германа – как и команда «Тайны», никто в которой даже не пошевелился.

– Что нужно, чтобы получить такой транспорт? – терпеливо спросил он.

– Кроме двигателей – всё, – ответил Герман. – Двигатели и некоторые части управления мы сможем сделать сами…

– Ты изобрел такие машины?! – изумленно перебил Юра.

– Да, ну и что? – резко подтвердил Герман. – Для их производства нужен завод, а мы с имеющимися возможностями будем отливать и вырезать детали по одной не меньше года!

Наступила тишина, в которой смешались преклонение перед Германом, разочарование в производственных мощностях и отчаянная тревога.

– Так-так-так, – подавляя всё это, проговорил Тим. – Почему бы нам не заморочить директора автомобильного концерна? Ваше Величество?

В ту же секунду какой-то дух почесал мне за ухом.

– Да ясно, – тихо буркнула я в ответ.

– Ася? – тут же среагировал Тим.

– Потом, дай обдумать, – отмахнулась я.

– Но хоть какой-то шанс есть? – вдруг крикнул он.

– Да! – пришлось крикнуть в ответ.

– Это еще не все наши проблемы, – усмехнулся Герман. – Далеко не все.

– Что еще?

– Представь: добрались мы до места раньше, чем пришельцы собрали установку. Что мы с ними будем делать? Не забывай: там уже изменен климат, они меняют его раньше, чем высаживаются, да и сами они, судя по тому, чем дышат – из чего сделаны?..

– Что-о-о? – объяснение Германа прервало множество голосов.

– Кто чем дышит? – спотыкаясь на каждом коротком слове, спросил Тим. – ЭТО НЕ ЛЮДИ?!

Герман растерянно огляделся, а потом, словно вспомнил нечто важное, зажмурился и закрыл рукой лоб.

– Черт, я думал, что уже сказал.

– О ЧЕМ?

Он действительно очень устал – от недосыпа и напряженной работы. Как я когда-то, он путал намерения с реальностью, уже не разбираясь, что сделал, а что только собирался сделать. Он не мог успокоиться, пока не будут решены все поставленные задачи, или, хотя бы, пока не станет виден путь их решения.

– Это не люди, – глубоко вдохнув и выдохнув два раза, сказал он. – Гибель органики вокруг установок является следствием локального изменения химического состава атмосферы. Воздух вытесняется соединениями, с которыми земная жизнь несовместима, но в которых комфортно работать тем, кто это делает, – инопланетянам, причем негуманоидного типа. Чтобы эффективно им противостоять, нам нужна одежда не просто с радиационной защитой, а с защитой от химического воздействия, в природе и составе которого я до конца не разобрался. Что так же важно – нам нужно оружие против них, и я не уверен, что наше, разрушающее установки, сможет причинить хоть какой-то вред им самим.

Он замолчал, по-моему, просто утеряв нить своей речи – усталость все сильнее затормаживала его внимание и стирала связь с действительностью.

– Гений и есть гений, – уважительно резюмировал кто-то.

У не вполне адекватного Германа эта реплика вызвала всплеск раздражения:

– Я не знаю, что такое гениальность, – резко бросил он. – Я лишь ставлю вопросы и доверяюсь интуиции…

Кажется, он еще что-то хотел объяснить, но его неверное внимание опять попыталось ускользнуть в спасительную прострацию.

– Все свободны, – повелительным тоном сказал Тим. – Герман, прямо сейчас в лазарет, марш!

– Зачем? – с подозрением спросил тот.

– Тебе нужно отдохнуть, – ласково сообщил Тим.

– Пока еще соображаю, я в отдыхе не нуждаюсь! – естественно, взвился Герман.

Выражение лица Тима изменилось – на то, которое я терпеть не могла.

– Марш! Твой организм истощен, и пока ты не примешь дозу витаминов, я тебя отсюда не выпущу.

На это Герман не нашел возражений и лишь безвольно кивнул.