Текст книги "Воскрешенные (СИ)"

Автор книги: Анастасия Коробкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

VII

– Это не то, капитан, – ничуть не смущенно, а с усталой досадой в глухом голосе, сказал Артем. – Я не влюбился. Скорее уж, я начинаю ее ненавидеть.

– Что так? – вскинул брови Герман. Угроза все еще звучала, но уже иначе – угасающим в искреннем изумлении отголоском.

– Неправильно это, – объяснил Артем и повесил голову – так, будто стремился закончить разговор.

– Что? – не отступил Герман – особое мнение команды на счет его сугубо личных планов раньше забавляло, а теперь стало злить. Вдобавок, к агрессии против НЕЕ он не мог относиться спокойно. Ненависть – агрессия.

– Она неправильно относится к тебе, – заступаясь за Артема, объяснил Серега.

– А как правильно? Как Эля? – громко фыркнул Кирилл.

– Да! – разом отозвались и Артем, и Серега, а этот еще и добавил: – Зачем уходить? Куда уходить? Где ей будет лучше, чем с тобой?!

Кирилл фыркнул уже без комментариев, а Герман, прикрыв глаза, с расстановкой спросил:

– С чего ты взял, что ей будет хорошо со мной?

– Ну, – Серега, не желая упускать наконец представившейся возможности, вышел из командного поста в коридор, словно боялся, что капитан опять уйдет от разговора. За несколько лет тема капитанской любви не перестала быть для него важной. – Ты… так ее любишь.

– А она об этом знает? – крикнул с командного поста Кирилл. – Может, ты ей рассказал?

– Нет. Но как будто не видно!

– Не видно!

Серега растерялся.

– Герман… Почему ты ей не скажешь? Ведь, действительно, она не видела картин в твоей каюте, она не видела тебя еще полгода назад, когда ты то ли был, то ли не был – без нее! Она не видела, как ты на нее смотришь, не знает, что ты перепробовал, чтобы ее найти.

Герман сначала собирался высмеять его и поставить на место, но после такого полного обличения, сопряженного с таким болезненным участием, отступил и ответил:

– Я пытался. Она не позволила.

Долгая секунда тяжелой тишины.

– Почему? – возмутился кто-то.

– Ей это не нужно, – холодно объяснил Герман. Холод, прозвучавший в его голосе, был лишь дуновением от льда, которым он обложил стонущее сердце – но кто это видел?

– А что ей тогда нужно? – тихо взорвался Артем. – Кто ей тогда нужен? Кто может быть круче тебя?

Герман мог бы по старой привычке прервать диспут, перешедший границу приличия, но ему не нравилось появившееся вдруг ощущение, что весь экипаж сейчас охватывает враждебный к Асе настрой. Это было несправедливо.

– Я просто человек, – вздохнув, возразил он. – А она – нет. Надеюсь, это понятно?

– Не понятно! – закусил удила Серега. – Она – человек-экстрасенс, а ты – человек-гений, в чем проблема?

– Не экстрасенс, – еле сдержав саркастический смешок, поправил Герман. – Ни один экстрасенс не способен вылечивать так быстро. И тебя не удивило, как быстро зажила ее собственная рана? И никого из вас не удивило, что она оказалась здесь настолько вовремя? Королева привела? Королева не в состоянии мгновенно реагировать на непредвиденную опасность, мы не раз в этом убеждались. Ася сама пробила портал. А как я смог понять, что от разрушенной Артемом установки идет излучение, ведь не ночь на дворе? Это она заметила. Стоит напоминать о всех прочих ее странностях? Они намного превосходят пределы человеческих возможностей. И ей, конечно, не подходит мужчина-человек. Биология: осьминог и ласточка, паук и кошка – могут составить брачные пары?

Теперь потрясенная, полная беспомощного мысленного барахтанья в аналогиях, тишина установилась надолго. Герман хотел надеяться, что оправдал Асю. Вызвать отвращение к ней он не опасался, ведь выросшие в компании инопланетянина и бесплотных духов островитяне никогда не страдали ксенофобией. Он понял, что она теперь знает о своей чужеродности, но не осознает себя чужой и не желает, чтобы ее такой считали. Они и не будут.

– Вот причем тут «детей не делать», – понял Слава.

– Неправильно! – упрямо отрезал Серега. – Осьминог не полюбит ласточку, а паук – кошку. Если вас связывает любовь, значит, и пару вы составить можете!

– Откуда ты знаешь, что паук никогда не полюбит кошку? – насмехаясь, заспорил Кирилл. – Сколько в природе примеров!

– Ты еще песни вспомни, – посоветовал Егор. – Дельфин и русалка, крокодил с жирафихой…

– Заткнись! – зло рявкнул Артем, словно идея о биологической несовместимости Аси с человеческими мужчинами задела его гораздо сильнее. – А кто тогда ей подходит? Кто круче тебя? Денис?!

– Нет, – с искренним спокойствием ответил Герман. – Думаю, Капитан-Командор.

9. Наоборот

I

С «Тайны», едва спрыгнув на берег, я сразу ушла домой. С тем же успехом, конечно, можно было остаться с парнями, которые тоже собирались на Остров, но присутствие Германа мешало мне определить план собственных действий.

Кроме того, я поняла, что мне вновь необходим «компас», припрятанный в сундуке. Рассуждения Германа и ребят о космическом происхождении излучения дали повод думать, что оно безвредно для меня – на почти совсем лишенных атмосферы планетах-сестрах я и не такого нахваталась. Из этого следовало, что в местах «пространственно-временных аномалий» мне было бы удобнее работать, чем островитянам, но без «компаса» их не обнаружить. Кроме того, смутно беспокоило непонимание природы собственных способностей по пробиванию дыр, из-за чего я боялась утратить их в самый неподходящий момент и где-нибудь застрять.

Нужно было обдумать и еще один путь – добраться до Оуэна Брюса и выяснить, не причастен ли к аномалиям он сам или кто-нибудь другой из выходящих в космос кланов. Если причастен – станет ли он мне об этом докладывать? Как вообще до него добраться?

Перебирая все это, я вышла на Остров у крыльца своего домика.

На крыльце сидел новенький мальчик, из тех, с которыми меня навещал Валера. Он положил голову на локти и грустно смотрел на лес, в тот момент еще только смутно проступавший из предрассветных сумерек. Мое внезапное появление его не шокировало – значит, он решил, что просто не заметил, как я приблизилась.

– Ты чего здесь делаешь? – удивилась я.

Мальчик выпрямился и напрягся. Ему почему-то стало страшно.

– Тебя жду, – сиплым от долгого молчания голосом ответил он.

– Зачем?

Я подумала, что кто-то из ребят опять травмировался, и мальчик поведет меня в форт. Но он встал и широким жестом загорелой руки показал в сторону огорода:

– Ну, в общем, вот…

Я прошла несколько шагов туда, куда махнула загорелая рука, и, конечно, ничего не увидела. Темно было.

– Что?

Мальчик сопел мне в спину.

– Эльвина…

И тут я начала различать очертания кустов и грядок…

Наверное, Эльвина – это название маленького, но очень вредного торнадо.

Ой, нет, это же Эля.

– За что она их так?

– Сказала, что не позволит нам есть генномодифицированные продукты.

М-да.

Руки сами потянулись к покалеченным травкам. Вот черт. Еще один Дарх на мою голову. Как же обидно и тоже страшно: ведь это меня саму, только совершенно беззащитную, рвали и топтали…

Я знала, что могу срастить сломанные стебельки и ветки, и даже приживить оборванные плоды, но стоит ли это делать?

– А вы что?

Мальчик присел на корточки рядом со мной.

– Мы все вкопали обратно. Выбрасывать ничего не стали: думали, ты придешь и приделаешь.

Я стала приделывать. Даже если покушение повторится, не в моих силах оставлять свои творения в таком виде. Мне тогда ясно казалось, что они страдают от боли и унижения, и если я лишу их своей заботы, то случится что-то очень плохое.

Мальчик так и сидел, неотрывно следя за моими руками, и это не позволяло отвлечься, чтобы успокоиться и подумать об Оуэне Брюсе.

Едва рассвело, пришла расстроенная Валя.

– Привет, Ась. Вот что эта дура натворила. Ты сможешь исправить?

– Натворила я. А она разрушила. Пытаюсь.

Валя села прямо на землю.

– Не сердись. Я ее за волосы оттаскала.

– И что? Она обещала, что больше не будет?

– Нет, но… Эрик теперь сторожит. А я ей сказала, что еще раз – и сообщу Тиму. Он вмиг вернет ее туда, откуда взял.

– Эльвина – моя двоюродная сестра, – торопливо заговорил Эрик. – Если Тим узнает, то выгонит ее навсегда, а значит, и меня сюда больше не привезет. Не говори ему, ладно?

– Да ты тут при чем? – отмахнулась от мальчика Валя. – Думаешь, ради тебя одного портал не сделают? Брось.

Эрик шумно вдохнул носом и с тихим упрямством спросил:

– А если нет?

– Да за одними тоже ездят, – нетерпеливо обнадежила Валя. – Я о другом беспокоюсь… Эрик, иди поспи!

У мальчика, действительно, сами собой закрывались глаза, и она удачно использовала это, чтобы его спровадить. О чем-то ей не хотелось говорить при нем.

Однако Эрик отличался упрямством, абсолютно нормальным для всех островитян: он не двинулся с места и не свел угрюмого взгляда с оставшегося фронта работ. Поэтому я пообещала:

– Не скажу. Я сама с твоей сестрой разберусь. По-своему.

В этот момент мне пришли на память замечательные зеленые фурункулы, образовавшиеся на юных телах соседок по комнате в детском лагере. Хотя воспоминания эти крайне неприятны, сейчас я готова была повторить тот подвиг.

Угроза, основанная на четком представлении, как ее воплотить, звучит очень убедительно, и Эрик успокоился.

Когда он ушел, Валя спросила:

– Что ты с ней сделаешь? Можно посмотреть?

Бедная Эля! Ну никто ее не любит, даже двоюродный брат. Впрочем, если она все свои проблемы решает таким образом, то жалеть ее бесполезно.

– А о чем ты волнуешься?

Валя страдальчески поморщилась.

– Лицо терять не хочу. Это же типично бабская разборка, и вовлекать в нее парней, знаешь ли, ниже моего достоинства. К тому же, она ведь именно шума и добивалась, чтобы не только мне с Эриком, когда мы ее застукали, а во всеуслышание заявить, как плохо из-за тебя мы тут питаемся, и как ты нам мозги запарила, раз мы этого не понимаем.

Засунув обе пятерни в грунт с повядшими растениями и убедившись, что в него, в виде живительной силы, проникает мое желание увидеть их здоровыми, я внимательно посмотрела на Валю.

Командир в юбке. Точнее, в шортах. Милые пушистые завитки, выбившиеся из короткой косички, и нежная кожа здесь никого не обманут – это не слабачка. Все проблемы мирного жизнеобеспечения островитян решает она, потому что у нее это получается лучше, чем у кого-либо другого. Даже независимая самовлюбленная Аля беспрекословно чистит картошку по ее указанию; даже Галя, способная в драке уложить ее одним приемом, пойдет куда она скажет и принесет то, что нужно; даже Тим, теперь и капитан, и командор, по одной просьбе, без выяснения необходимости, отправит ей помощников, сколько она попросит. Не сложилось у нее только с Элей. Почему – понятно. Эля не такая, как девочки-островитянки. Но чем, кроме непонятного для них желания демонстрировать агрессию, она отличается?

– Зачем вообще ее сюда привезли? – спросила я, не рассчитывая, что Валя сможет ответить. – Вас достаточно всегда было.

– Для Германа, – легко ответила она. – Ему было слишком плохо, когда ты пропала. И Королева, похоже, не надеялась, что ты вернешься, иначе так бы не поступила.

Э-э-э. О.

Я и забыла, что прямолинейность – неотъемлемая черта Валиной натуры. Что подумала, то и сказала.

– Что-то я не заметила, чтобы все здешние парни были обеспечены девочками, – подавив нервный смешок, возразила я.

– Но они и не в трауре, – отозвалась Валя. – Германа тогда надо было отвлечь от мыслей о тебе, переключить на что-то жизнерадостное и приятное… И как же она верно поняла свою задачу! А ведь Королева напрямую ничего ей не говорила, я точно знаю.

Ой, противно почему-то стало. Подпитываемые моей энергией растения, едва воспряв, всколыхнулись.

– А… нельзя было пригласить девочку, более подходящую для Острова?

– Такую, как мы? – правильно поняла Валя. – Мы подходим для Острова, а Остров подходит для нас, мы позаботимся и о сытной еде, и о чистом белье, и о веселых праздниках, но как от подруг, парням от нас толку ноль. Рохли мы.

– Что?

– Ну… не навязываемся, что ли. Не даем понять, что кто-то из парней в отдельности нам важен. Даже при том, что и мне, и Оле, и Юле кое-кто очень даже нравится… Мы говорили об Эле и пришли к выводу, что так себя вести, как она, просто не сможем. Даже если заставим себя, это будет выглядеть неестественно. Мы ждем, когда нас выберут те, кого мы выбрали, а они все не выбирают… Да что тебе объяснять. В этом смысле ты из нашего клуба.

Прямолинейность и интуиция.

Впрочем, на счет меня она не права: я однажды прижала Германа к стенке, прямо спросив, почему он держит дистанцию. В результате умерла.

– Вот если бы у тебя с Германом сложилось, – мечтательно продолжила Валя, и я сцепила зубы, – то это, почти наверняка, подтолкнуло бы и наших…

Выкручиваться, выкручиваться!..

– Эля же меня отравит! – нашлась я.

Она помрачнела.

– М-да. Надо убирать ее с Острова. Хоть бы Тим ее на себя переключил, что ли! Так ведь на дух не выносит, видите ли. Ради друга…

– Валь, не бормочи под руку. Ты извини, но лучше попытайся побороть в себе рохлю, потому что у нас с Германом ничего не получится.

Она замолчала надолго. Переходя от куста к кусту, я оставила ее наедине с мыслями о превратностях судьбы.

Ну, не подумала Королева о таких мелочах, как естественный инстинкт «плотных» образовывать пары, да и об обычном половом инстинкте не подумала, что с нее взять, другие задачи решала! Хотя странно. Несколько недель, которые я провела в школе, убедили меня, что половой инстинкт подростков не заметит только глухой, слепой и вообще паралитик. В моей параллели и девочки, и парни постоянно маячат друг перед другом, завлекают друг друга, насыщая окрестный воздух феромонами, а шутки – сексуальным подтекстом, ищут повод дотронуться друг до друга. Носить одежду без элементов легкой эротики там просто неприлично, и даже парни находят, что приукрасить в своей внешности.

А здесь он не заметен. Кровь кипит только у Юры и Эли. Остальным девочкам нужно внимание как подтверждение собственной женской сущности да нечто надежное, не более того. Но они всегда такими были. А парни?

Господи, они же взрослые. И я не о том, что некоторым из них уже восемнадцать, я о том, что в их поведении нет этого навязчивого и мешающего сексуально-исследовательского интереса. В этом смысле они похожи на Ветров, но те, разобранные на атомы, собранные вновь и воспитанные в спартанской обстановке – отдельная песня. Очаровательная, кстати… Так, ладно, вернемся к островитянам. Еще полтора года назад они были другими, обычными подростками, а сейчас – как будто весь нужный опыт уже получили. Ерунда какая-то. Может, им просто не до того? А до чего?

– Неправильно это, – горько сказала Валя, когда я, обойдя огород кругом, вернулась к ней.

– А что говорят про армию? – вдруг вспомнила я.

Она посмотрела непонимающе, а потом легонько хлопнула себя по колену.

– Дак восемнадцатилетние парни в армии. Ну, кто в осенний призыв попал.

Я так и села в грядку.

– Э?..

Валя, наконец, рассмеялась.

– Нет, Королева отмазывать не стала, и это вообще как само собой. Социализация же: сначала школа, потом армия. Раз действуют такие законы, значит, мы должны их соблюдать. Вот дальше учиться явно мало кто пойдет, если только заочно – это же по закону необязательно.

Какая последовательность!

– Хотя… – тут же засомневалась Валя, – ей почему-то важен престиж. Она никому не позволила ограничиться основным образованием – только полное, 11 классов. Да, наверное, отправит в институт. Представляешь Германа за партой?!

Ой, представляю: сидит этакий медведь и засыпает на лекции. Преподаватель думает, что от скуки, потому что глупый качок… И девчонки с задних рядов любуются его мускулистой спиной…

А в солдатском строю не представляю. Вообще никак.

– И Коля в армии?

– Угу… Уже четыре месяца.

Столько искренней печали было в этих словах, что стало ясно – она считает не месяцы, а недели или даже дни.

Однако печаль чужда ее натуре, поэтому очень скоро она отмахнулась от мыслей о Коле и собралась уходить:

– Пироги пора ставить. К хорошему-то быстро привыкается, как-никак, твой огород весь Остров кормит, а теперь вот опять… по полдня на кухне.

– Элю заставь помогать, – подсказала я.

Может, с ее стороны это и был намек, что, мол, не пошла бы я тоже пирогами заниматься, но меня вдруг обуяла злость: из-за своего достоинства она рисковала моими растениями. Или они с Эриком несут круглосуточную вахту? Ох, не верится.

II

Вроде бы, все стало, как было. Но этого казалось мало.

Мои растения по-прежнему беззащитны и напуганы – я чувствовала их смятение, угасавшее от прикосновения моих рук к земле. Это было новое ощущение, странное и тревожное, и я слушала его, вонзив в землю растопыренные пятерни. Молча я успокаивала травы с кустами, жалея и обещая поддержку, как утешают обиженного ребенка, хорошо понимая, что на самом деле защитить их не смогу. Сделать им шипы? А как же Валя, она же собирает плоды? Самой пустить тут корни? Отказ от этой идеи равносилен предательству, которое неизбежно… Всё плохо. Я плохая. Я не в состоянии обезопасить то, что привыкло к моей любви.

В те часы мне действительно хотелось остаться здесь навсегда, и на какое-то время я отбросила мысли обо всем остальном мире, о всех других местах, которые жаждала посетить, и обо всех нездешних, кому должна была помочь. Живут же так некоторые люди – не покидая своего двора, не помышляя отойти далеко от дома, в гармонии лишь с родными стенами и грядами… И мне представилось, что я здесь, неотлучно, уже много лет, и неважно, что пронеслось мимо, важен лишь покой подопечных – тех, чью жизнь я изменила, заставив служить себе, дарящих мне тень и пищу…

Пришли духи, залетали над огородом. Их появление сбило меня с этих мыслей, но я заметила, что созданные мыслями эмоции – частички цветного тепла, невидимые нормальному глазу – остались, накрыв растения.

И еще кое-что. От моих рук, как всегда при лечении, исходили потоки. Настроенным на духов зрением я увидела, что они цветные, но совсем не тех цветов осязаемого мира, к которым привыкли глаза, а новых, наверное, тех, что составляют свет «невидимый», инфракрасной или ультрафиолетовой части спектра.

Это открытие очаровало меня, но другое – поразило. От левой руки струился более сильный поток, более яркий и широкий, причем в истоке он был, наоборот, более узким. Я пригляделась: источником потока правой руки была вся ладонь, а источником левой – основная фаланга среднего пальца, камень, подаренный Черным Командором. Это он усиливал мое личное излучение.

Вот как! Конечно, Старший не одарил бы меня простым украшением – с его точки зрения, это было бы бессмысленно, и четкой огранки кристалл не был клеймом, в чем я до этого была уверена. Нет. Это бесценная вещь.

А вещь ли? Я ведь и тогда смутно угадала происхождение камня – он плоть от плоти нашей, Перворожденных, «детей звезд» – это часть Пульсирующей планеты!

– Сестренка, – вырвалось у меня вместе с образом нереально красивого ландшафта из мерцающих кружевных фигур, и камень в тот же миг ярко вспыхнул.

Эх, надо еще на другой палец кусочек Ледяной планеты! Та-ак… Этого можно было ждать от Белого Командора – он к ней ближе, там появился и вырос, и уж он-то в свое время имел к моему телу абсолютный доступ! Не мог не имплантировать! Он говорил, что мы с нашими планетами из одного теста, то есть вещества, по-разному структурированного, и ему пришлось заменить некоторые уничтоженные ткани моего организма, вырастив их из этого вещества, но должно быть что-то более выраженное, структурированное точно также, как вещество планеты!

– Сестренка, – я вспомнила застывшие гребни хрустальных волн и поднимающиеся ввысь снежинки, – отзовись во мне!

И тут же почувствовала ее нежное сияние – грудина целиком! Шикарно! Она усиливает излучения сердца!

То, что я пытаюсь приглушить!

От осознания, что я никогда не бываю одна, меня внезапно одолело бесшабашное веселье. Хохоча, я повалилась на землю, и духи закружили рядом, как оголтелые. Черный и Белый! Как много вы знаете об одиночестве!

Сес-тра. Какое красивое, какое непривычное слово! В наших сестрах проявляется наша нечеловечность: с ними не подраться подушками, не пошалить за спиной у мамы, у них не спросить совета. Они – наше начало, наша основа, наш дом…

III

Почему-то после этих открытий жизнь перестала казаться такой противной и сложной. Растения тоже успокоились, с жадностью впитав и настроение чуткого покоя, и настроение уверенной радости.

Найденный «компас» не показывал ничего аномального, что неудивительно, ведь аномалии, по словам парней с «Тайны», появлялись внезапно. Чтобы что-то заметить, надо глаз с него не спускать. Или подсоединить сигнальное устройство, как это сделал Герман… «Компас» еще и охватывает слишком мало пространства – и здешнего, и прилегающего, поэтому он – слабая помощь. Проведя дома два дня, я окончательно в этом убедилась и решила навестить форт.

Поводом послужили дозревшие баранки (по консистенции, а по вкусу – сырно-помидорный салат) и листовые грибы, не подать которые на стол после Элиной сельскохозяйственной диверсии было бы просто невежливо по отношению к огороду. Все это богатство я сложила слоями в огромную корзину, предусмотрительно оставленную Валей за домиком, и отправилась в люди.

В кухне форта была только Эля. С самым несчастным и обиженным видом она чистила морковь, причем, судя по горе неочищенных овощей, от нее ждали трудового подвига. Ну Валя и злыдня!..

Когда я поставила корзину на стол, она вздрогнула и вжала голову в плечи. Через силу перевела на меня глаза. Прежде она была более самоуверенной – похоже, физический труд не пошел ей на пользу. Что тут сказать?

– В жабу превращу.

Она застыла, но всего на секунду. Очевидно, такого рода сцены не были для нее внове, и она быстро нашлась:

– Ты угрожаешь?

Нет, анекдоты рассказываю! А на что еще это похоже?

НИКОГДА не следует отвечать на этот вопрос.

– Зеленую, скользкую, с пупырышками.

Тут бы повернуться и уйти, но от Эли исходила такая истинная, дарховская, злоба, что я поняла: как только я покину кухню, она засыплет содержимое корзинки какой-нибудь отравой. И не поленится сбегать за ней в лазарет. Вот ведь чудо-юдо какое… Поэтому я занялась перекладыванием еды на подносы.

Что-то она хотела мне сказать, я чувствовала, как лихорадочно она перебирает интонации и фразы, но, по счастью, скоро появился Юра.

– Ася, привет, – невесело произнес он, властным жестом выпихнув кого-то, шедшего следом, за дверь и оценивая обстановку.

Интересно, если мы с Элей начнем кидаться морковкой, чью сторону он примет? Я ему, как и всем близким Германа, сейчас антипатична, а Эля? Вроде бы, по официальной версии, в нашем с Германом разладе виновата она, но, с ее-то стороны, все наоборот.

– Ты угрожаешь! – на самой трагической ноте воскликнула Эля: началась игра на зрителя. – Что я тебе сделала?!

Юра нахмурился.

– У тебя ко мне дело? – спокойно спросила я у него.

– Угу, – ответил он.

– Юра! – взвыла Эля. – Она сказала, что превратит меня в жабу!

Надеюсь, она не заметила, какого труда Юрке стоило сдержать довольную улыбку – он воспринял эту угрозу как проявление ревности и поэтому принял единственно верную тактику, полностью исключив Элю из поля своего внимания.

– Да, – ответил он мне. – Мы сегодня отправляемся в Солнечный за твоей братвой. Если что-то нужно прихватить из дома, говори, привезем.

– Юра, ты меня слышишь?! – срывающимся высоким голосом вопрошала Эля.

– Митьку, – сказала я. – Очень соскучилась.

– Не обещаю, – рассмеялся Юрка.

– Юра! Что Герман скажет, если ты меня не защитишь?!

– Тогда ножницы. Я их Але за стрижку задолжала. Они в верхнем ящике стола в моей комнате. Попроси маму, она отыщет.

– Не забуду. Кстати, тебе идет… Но ты совсем иначе выглядишь.

– Юра! Мне нужна твоя ПОМОЩЬ!

Эля уже орала – поняв, что на Юрку рассчитывать бесполезно, она пыталась вызвать поддержку извне. Глушить такой бэквокал светской беседой становилось все труднее.

– А я думала, что «Каравелла» уже на приколе, и к ней гусеницы приделывают…

– Вот по возвращении из Солнечного и встанем на прикол. Хм, гусеницы…

Дверь распахнулась. Эля с надеждой посмотрела в коридор и набрала побольше воздуха, но в кухню стремительно ворвалась Валя. За ней маячил Женька.

– О! – без всяких «приветов» она обрадовалась корзине, как родной. – Наконец-то традиционная островитянская пища! Эля, брысь, больше не нужна со своей морковкой… А, нет, стой, мы сейчас эту вкуснятину с ней потушим, режь на тонкие ломтики. Ася, разжигай печи!

Ой, прямо как в старые добрые времена…

Эля закрыла лицо руками и вошла в образ Золушки.