Текст книги "Бессонница (СИ)"

Автор книги: Анастасия Эльберг

– Это Мара, – поспешила представить я. – Хозяйка этого заведения и моя хорошая подруга.

– Очень приятно, – ответил Винсент.

 
Мара протянула ему руку для поцелуя, но когда он легко сжал ее пальцы и наклонил голову, вздрогнула и поборола желание отойти на пару шагов. Руку она не убрала, скорее всего, решив, что это будет уж слишком невежливо даже для нее и подождала, пока Винсент снова выпрямится.
 

– Ты странное существо, – сказала она медленно, изучая его. – Древнее… кто ты такой?

 
Винсент улыбнулся в ответ.
 

– Чуть более древнее, чем ты, но между нами есть кое-что общее.

 
Мара поднесла ладонь к уху, делая вид, что внимательно слушает.
 

– В детстве меня кормили кровью вакханок. Те, кто воспитывали меня, поговаривали, что это сделает меня более жизнерадостным. – Он сделал паузу и добавил: – Шучу.

 
На эту шутку Мара отреагировала непредсказуемо: довольно заулыбалась и, наверное, подпрыгнула бы на месте пару раз, если бы не высокий каблук.
 

– Так ты каратель! Второй член Ордена за две недели, и оба приходят в мой клуб!

– Второй? – переспросил Винсент.

 
Мара задумчиво пригладила безымянным пальцем аккуратную бровь.
 

– Да. Первым была женщина. Красивая. Сероглазая шатенка. И, если верить моим ощущениям, постарше тебя. Ее звали… не помню. Впрочем, какая разница? Она повеселилась, вот и все. Даже ничего у меня не спрашивала. Хотя от корибанта не отказалась! – Она весело подмигнула собеседнику. – Ты ищешь сбежавшую жену? Не знала, что от вас сбегают жены. Если верить слухам, в постели вы так хороши, что с вами не сравнится никто. – Она повернулась ко мне. – Это правда, дорогая? Надеюсь, ты уже успела проверить? Потому что пары, которые приходят в клуб и до этого не успевают друг с другом переспать, должны делать это на публике, это скромный ритуал посвящения. – Она снова перевела взгляд на Винсента. – Шучу.

– Мы пришли поразвлечься, – сказала я. – Кстати, если уж упоминали корибантов и их… женский вариант – я на тебя в обиде. Я думала, ты мне доверяешь.

 
Мара передернула плечами с таким видом, будто она не понимает, о чем я.
 

– Ты что, не знала, что я вакханка, милая?

– Ну как бы тебе сказать… нет. Но ты могла бы меня предупредить. На всякий случай. Чтобы я знала, чего от тебя ожидать.

– На что это ты намекаешь? Или ты думаешь, что я могу тебя обидеть? Знаю, что о вакханках говорят много плохого, и, конечно, часть из этого правда, у нас нехорошая история, но… – Она сложила руки в умоляющем жесте. – Поверь, мы не делаем ничего плохого уже сотни лет! И уж тем более не причиняем вред своим друзьям!

– Я, скорее, о том, что ты могла бы мне рассказать, что ты за существо. Знаешь, как… люди иногда рассказывают другим людям о том, какую религию они исповедуют.

 
Мара посмотрела на Винсента, и этот взгляд вполне можно было охарактеризовать как угрожающий.
 

– Что ты ей порассказал? – спросила она с вызовом.

–  Правду.

– Так я тебе и поверила! Лучше бы рассказал, что вы пьете нашу кровь! Это точнобыло бы правдой!

 
Я повернулась к Винсенту.
 

– Это правда?

– Конечно! – ответила за него Мара. – Их хлебом не корми – дай только присосаться к кому-нибудь из нас. Недаром вы чуете вакханок за версту!

 
Мы с Винсентом переглянулись, и он покачал головой.
 

– Лорена, это долгий разговор.

– Ты притащил меня сюда ради крови вакханки?!

– Ты ведь сама сказала, что мы пришли сюда для того, чтобы поразвлечься, так?

 
Я покрепче сжала сумочку и вздохнула.
 

– Так. Но при чем тут кровь, черт побери?

– Я тебе все расскажу, но чуть позже. Как уже было сказано, это долгий разговор.

– Извини, если обидела, но до тебя я еще членов Ордена не встречала, так что я не в курсе твоих наклонностей.

– Это хорошо, – вмешалась Мара. – Если бы ты была в курсе всех его наклонностей, то не смогла бы спокойно спать ночью. – Она погладила Винсента по плечу и улыбнулась. – Ну, будет. Мне кажется, наше знакомство началось плохо. Не нужно держать друг на друга зла. Сейчас я вам кое-что принесу, а вы пока проходите во второй зал. Столик номер двадцать пять, там есть табличка с номером и с вашими именами.

 
Пару секунд мы с Винсентом смотрели вслед удаляющейся Маре, а потом направились в сторону второго зала.
 

– Можешь начинать рассказывать, – сообщила ему я.

– Даже не знаю, с чего начать. – Он помолчал. – Ты знаешь, что такое Темный Совет?

– Не имею понятия.

– Это высшая власть в нашем мире. Мы называем его темным – в противоположность вашему, светлому. Семь существ, не имеющих тела и контролирующих все, что происходит в темном мире. Для большинства своих подданных эти существа вездесущи, видят и знают все. Исключение составляем мы, каратели. Мы можем скрывать от Темного Совета некоторые вещи. Правда, не факт, что потом это не выйдет на свет.

 
Молодой человек, как две капли воды похожий на встреченного на улице, открыл перед нами двустворчатые двери и пропустил нас во второй зал, после чего проводил до столика и, кивнув на прощание, удалился. Винсент помог мне сесть, подвинув стул, и сел напротив меня.
 

– Звучит как сказка, – вынесла я свой вердикт касательно его слов. – И откуда же появился Темный Совет?

– Он создал сам себя из Великой Тьмы, которая была до того, как появились добро и свет.

– То есть, сначала были тьма и зло, а потом уж появилось добро?

 
Винсент подпер рукой щеку и посмотрел на меня так, будто я сказала глупость.
 

– Разумеется. Войны, болезни, несчастья, боль – именно они заставляют людей двигаться, но никак не добро. Люди быстро привыкают к добру, потому что их с детства учат, что добро – это хорошо. У вас есть религии, вы говорите о Боге, о карме, о судьбе… между тем, никто не знает об этом мире столько, сколько знают существа на темной стороне. Миром движет зло, Лорена. А доброразвращает людей, делает их ханжами и лицемерами.

 
Я перебирала в руках пачку сигарет.
 

– И… ты на самом деле в это веришь?

– Мне не нужна вера. Я знаю.

– Ладно, предположим. Если Темный Совет такой великий и вездесущий, то зачем ему Орден?

 
Винсент поднес зажженную спичку к моей сигарете, а потом закурил сам.
 

– Темный Совет, даже будучи вездесущим, не мог уследить за происходящим в мире. А поэтому был создан Орден. Мы – глаза и уши Темного Совета. У Ордена есть три части. Первая – законодатели. Что-то вроде ваших «белых воротничков». Они должны писать законы, но на самом деле они просто записывают их и передают на обсуждение. Это самая низшая ступень. Они смертны, правда, живут чуть дольше обычных смертных – около трехсот лет. Долгожители – около четырехсот. Сверхъестественных способностей практически не имеют, так как они им не нужны. Зато их свобода почти не ограничена – например, они могут вступать в брак и продолжать род, не получая разрешения от Темного Совета. Вторая часть Ордена – исполнители. Составляют примерно две трети от нас, самая многочисленная часть. Они приводят в исполнение законы, принятые Темным Советом, если требуется их присутствие, присутствуют. Для того чтобы они выполняли свои обязанности как можно лучше, им даруют основные сверхъестественные способности: они могут общаться друг с другом с помощью телепатии, чувствуют темных существ и отличают их друг от друга. Исполнители тоже смертны, но живут они дольше законодателей – самому старому исполнителю сегодня почти тысяча лет. Ну, а когда у исполнителей появляются проблемы – или же когда у темных существ возникают проблемы с законом – то появляемся мы, каратели. Раньше нас звали инквизиторами, но теперь это… как вы говорите? Неполиткорректно.

– И сколько же лет самому старому карателю?

 
Винсент и бровью не повел, услышав этот вопрос.
 

– Скоро исполнится пять тысяч, – ответил он спокойно. – Но мы, в отличие от остальных членов Ордена, бессмертны. Мы – элита. Карателей не избирают и не назначают за какие-то заслуги – ими рождаются. Раньше, очень давно, должности карателей занимали вампиры, но Темный Совет обратил внимание на то, что они зависят от своей пищи, а, значит, могут предпочесть порцию крови своей работе, если будут голодны. В итоге было принято решение создать новых существ: таких, которые сочетали бы в себе сильные качества вампира и слабости человека. Этот период у нас называют Реформой. Сильные качества вампира не позволяли бы нам любезничать с нарушителями, а в случае непослушания Темный Совет мог бы сыграть на наших чувствах и тем самым заставить нас делать то, что требуется.

 
Винсент подвинул к себе пепельницу.
 

– Нет, все сложнее. Примерно раз в пятьсот лет тщательно отобранные смертные приносят потомство. Детей забирают, и они получают новый дом – дом их будущего создателя, одного из карателей. До двух лет они растут как обычные смертные, а потом им предстоит пройти церемонию первого посвящения. Для этого их отвозят в лес и оставляют там на двое суток.

– Двухлетних детей? – ужаснулась я.

– Они находятся под защитой Темного Совета, и не повезет тому, кто приблизится к ним с целью нанести вред. Потом на землю приходит Прародительница. Она изучает детей, берет некоторых из них и уносит с собой. По возвращении у них на спине появляется «дурной глаз» – тот самый, который есть и у тебя, и у меня. Только…

– Да-да, я помню, в твоем случае Лилит делала остановку в Аду.

 
Винсент со смехом покачал головой.
 

– Эту сказку рассказывают всем нашим детям. К сожалению или к счастью, смертным туда дорога закрыта.

– А что происходит с остальными детьми?

– Их тоже принимают в Орден, но либо в законодатели, либо в исполнители. Их растят как обычных детей, разве что воспитывают иначе. Тех, кто получил от Прародительницы Дар – проще говоря, тех, кому предначертано стать карателем – тоже растят как обычных детей. Только кормят не обычной человеческой едой, а кровью создателя. Того, в чьем доме он живет. Если это муж и жена, то кровью обоих.

 
Меня передернуло от отвращения.
 

–  Кровью?

– Да. С кровью мы приобретаем силу, бессмертие и часть способностей. До восьми лет нас кормят кровью, потом в наш рацион начинают включать человеческую еду. К пятнадцати годам нас отучают от крови и разлучают с создателем. Это психологическая травма, так что создатель заставляет нас забывать этот период. – Винсент улыбнулся. – У смертных это называют переходным возрастом.

– Так и называют. – Я приложила ладонь к губам. – Ты пил кровь в детстве? У тебя… есть клыки?

– Тебя я кусать не собираюсь, если ты об этом. Я даже не знаю, какой вкус у человеческой крови. Кроме того, она мне ничего не дает. От людей мы обычно берем другие вещи.

 
Я потушила сигарету в пепельнице и сложила руки перед собой.
 

– Ну, а что происходит после того, как вас разлучают с создателем?

– Нас собирают на заседании Темного Совета, и там мы выбираем себе наставника из членов Ордена. Потом нас начинают обучать. Это длительный процесс, иногда он затягивается на двести-триста лет. После того, как наставник решает, что мы достаточно сильны для того, чтобы начинать собственный путь, мы проходим вторую церемонию посвящения, долгую и сложную. Мы получаем мантию члена Ордена и перстень, символизирующий нашу власть.

– А потом?

– А потом мы приступаем к своим обязанностям.

 
Я откинулась на спинку стула.
 

– Вы на самом деле имеете неограниченную власть над всем, что вас окружает?

– Да, если мы говорим о силах природы. Да, если мы говорим о смертных. Нет, если мы говорим о темных существах – я уже говорил тебе, что в этом случае существует ряд ограничений.

– Ты умеешь читать мысли?

– Да.

– Тогда скажи, о чем я думаю?

 
Винсент вгляделся в мое лицо, и на его губах снова появилась улыбка.
 

– Ты думаешь о том, что тебе хочется как можно дольше оставаться со мной наедине.

 
Я почувствовала, что краснею.
 

– Неправда…

–  Ужеправда.

– Ты не читал мои мысли!

– Я редко прибегаю к чтению мыслей, когда речь идет о смертных. У вас достаточно выразительная мимика. Ваши мысли можно прочитать по лицу.

 
Он положил руку на стол, и я накрыла его пальцы ладонью.
 

– Мара занята, – сказал Винсент. – К ней пришел Эрик.

– Эрик? – переспросила я.

– Да. Эрик Фонтейн, криминальный авторитет из Мирквуда. И его сестра Долорес, которая почти всегда приезжает сюда с ним. Эрику нравится это место. Мара приводит ему мальчиков-азиатов. Он твердит всем вокруг, что предпочитает мужчин славянского типа, но на самом деле любит восточный тип.

 
Я сморщила нос.
 

– Надеюсь, она в курсе, что работорговля – это противозаконно.

– Главное – чтобы она жила в соответствии с законами темными. А их она соблюдает неукоснительно. Можешь спросить у нее, она идет сюда, несет нам бутылку шампанского и огромное блюдо приготовленных на огне креветок с чесночным соусом. Я знаю, что ты их любишь.

 
Мара в сопровождении рыжеволосых девушек появилась на пороге зала минуты через три. Одна из ее подруг несла ведерко с бутылкой шампанского, а вторая – блюдо с креветками. Я улыбнулась, помахав ей рукой, и решила для себя, что если уж судьба свела меня с самым настоящим членом Ордена, то теперь мне не стоит ничему удивляться. И самое главное – не впутаться в неприятности. Впрочем, что-то внутри мне подсказывало, что в неприятности я все же впутаюсь. Если это ужене произошло.
 

– А вот и мы! – Мара заняла один из стульев и жестом предложила девушкам оставить все, что они принесли, на столе. – Ох, какой же этот Эрик болтун! Ему точно не следует пить. – Она посмотрела на меня. – Ты ведь знаешь Эрика? Он такой милый.

 
Одна из девушек открыла шампанское и достала из ведерка бокалы.
 

– Ты придешь на мой день рождения, Лорена? – снова заговорила Мара. – Не забудь, в пятницу.

– Но твой день рождения в воскресенье!

– Да, но мы начнем праздновать раньше – тогда мы сможем праздновать дольше. – Мара повернулась к Винсенту. – Тебя я тоже приглашаю. Первые пару дней у нас будет большая вечеринка, а потом мы поедем охотиться. Это будет самая настоящая охота, не такая, когда специально подсовывают дрессированных зверей! Потом мы устроим еще одну вечеринку, прямо в лесу, и спать будем под открытым небом. И обязательно организуем пир! Настоящий пир, не эти жалкие креветки и не пикники. А потом, – она посмотрела сначала на меня, а потом – снова на Винсента, – мы устроим оргию. На всю ночь. Вам нравится?

– Да, отличная идея, – натянуто улыбнулась я. – Особенно оргия.

 
Мара махнула на меня рукой.
 

– Ох, Лорена, порой ты бываешь такой скучной. Или ты считаешь, что оргия – это плохо?

– Конечно, нет. Просто нас будет много…

– Разумеется, нас будет много! Ты говоришь странные вещи. Втроем или вчетвером оргии не получится. Я пригласила своих детей, ты с ними познакомишься, это будет здорово! Пригласила всех десятерых, но приедут только пятеро… у остальных дела.

 
Наверное, от удивления у меня округлились глаза, так как Винсент и Мара смотрели на меня в полном недоумении.
 

– Детей? Десятерых?! Мара, у тебя есть дети… десять детей?!

 
Мара с деланным кокетством заправила за ухо золотой локон.
 

– Да. И они все такие лапочки. Похоже, я тебе не рассказывала…

– Но… – Не находя подходящих слов, я описала в воздухе силуэт женской фигуры, намекая на то, что после десяти родов Мара вряд ли выглядела бы как фотомодель. – Твое тело…

– Вакханки уже давно не вынашивают детей сами, – пришел Маре на помощь Винсент. – На дворе двадцать первый век, не составляет никакого труда перенести оплодотворенную яйцеклетку в организм другой женщины. Для этого у нее есть подруги.

 
Мара подозвала жестом одну из девушек и обняла ее за талию.
 

– Правда, они замечательные? – спросила она у меня.

 
Я оглядела девушек, и они заулыбались.
 

– Они соглашаются вынашивать детей? И рожать?

 
Винсент взял один из бокалов.
 

– Дети вакханок рождаются легко – никакой крови, никаких обезболивающих. Они часть этого мира, фактически сама природа, поэтому они приходят в мир так же естественно, как, к примеру, солнце восходит каждое утро. Оно не испытывает боли. Вот и они не испытывают. А детей они вынашивают максимум месяц.

– Хорошо, если бы это было так и у человеческих женщин…

– Не будем о грустном, милая! – Мара погладила меня по руке, и на лице ее выразилось искреннее сочувствие. – Мне жаль смертных женщин – они заводят так мало детей… но на их месте я бы поступала точно так же. – Она тоже взяла бокал. – За знакомство!

 
После того, как мы опустошили бокалы, Мара наполнила их в очередной раз.
 

– А теперь давайте выпьем за перспективу близкого знакомства, – объявила она.

– У меня есть пара вопросов, – сказал ей Винсент. – Ничего личного, просто вещи, которые меня интересуют по работе. Ты не будешь против?

– Лучше бы это было что-то личное. Я ответила бы с удовольствием. – Мара тронула непослушный локон, выбившийся из прически. – А вот на вопросы по работе я отвечать не хочу… точнее, хочу, но с одним условием. Если ты сегодня поедешь ко мне домой.

– Договорились, – с готовностью согласился Винсент.

 
Я посмотрела на него.
 

– Ты шутишь? А… как же я?

– Я дам тебе ключи от машины и от моего дома, ты можешь переночевать у меня. Эмили уже спит, так что ты ее не разбудишь. Можешь поужинать, принять ванну, посмотреть телевизор… да и вообще, устраивайся так, будто это твойдом.

 
Мара открыла сумочку.
 

– Совсем забыла, вот ключи от твоей машины, мне их передали. У тебя «порше»! Он быстро ездит?

– Ты оставляешь меня тут… одну?! – снова возмутилась я, обращаясь к Винсенту.

– Конечно, нет, дорогая. У нас впереди весь вечер и вся ночь. Мара покажет нам новый фиолетовый зал, я уверен, что на него стоит взглянуть.

 
Мара нахмурилась и посмотрела на него.
 

– Откуда ты знаешь? Ах, черт. Я постоянно забываю, кто ты такой. – Она кокетливо улыбнулась. – От вас ничего не скроешь. Подождите несколько минут, мы сейчас вас позовем. Девочки, мы идем показывать Кристиану и Лорене фиолетовый зал! Вы должны помочь мне проверить, все ли готово. Не отставайте.

 
Когда Мара с девушками удалилась, я сгребла со стола сумочку и поднялась.
 

– Ну, знаешь, это уже чересчур! Лезть под юбку моей подруги прямо у меня на глазах?!

– Во-первых, под юбку ей никто не лез – заметь, она сама предложила, а я согласился. Во-вторых, запомни: единственный способ получить от вакханки то, что ты хочешь – это дать ей то, что хочет она.

– Ты будешь трахаться с ней до утра, а я буду мерзнуть в одиночестве?!

– Ревнуешь?

 
Винсент тоже встал и, вернув на место стул, подошел ко мне.
 

– Нет, – ответила я, опуская глаза. – Но просто у людей… не принято так себя вести.

– Как? Делать то, что они хотят? Да, я заметил, что у людей это не принято. Я долго живу среди них, их взгляды остаются одними и теми же на протяжении веков.

– Ладно, забудь. Я уже поняла, что с тобой бессмысленно играть в словесные игры.

 
Винсент осторожно поднял мою голову за подбородок, наклонился ко мне и поцеловал.
 

– В этом мире нет ни одного существа, которое полностью мне принадлежит – и я, соответственно, не принадлежу полностью ни одному существу. Но ты можешь поехать со мной. Я дам тебе попробовать то, что ты никогда не пробовала. Тебе должно понравиться.

– Это звучит очень соблазнительно, но я откажусь.

– Тогда пойдем и посмотрим на фиолетовый зал. На него на самом деле стоит взглянуть.

 
Глава шестая
Винсент
(1)
Она была молода. Пожалуй, таких молодых вакханок я еще не встречал – по моим ощущениям, ей было чуть больше ста лет. В этом возрасте они уже полностью осознают то, кем являются, но еще не успевают устать от слишком долгой, по их меркам, жизни. Ее кожа едва ощутимо пахла вином – терпкий, сладковатый запах, который мог бы показаться неприятным, если бы не оставлял легкого послевкусия: такое обычно ощущаешь после пары глотков качественного напитка. В первые минуты я чувствовал, что она немного скованна, даже смущена, но, скорее всего, потому, что наши с ней статусы были слишком разными, а не по причине того, что она боялась меня разочаровать. Последняя маска слетела с нее довольно быстро. Наверное, она сама не поняла, как и когда именно это произошло.
Мы редко говорили об этом вслух, но в наших кругах связи с вакханками считались чем-то недостойным – вроде похода в бордель для политического деятеля, который блюдет свою репутацию. Вместе с тем, если бы кому-то из нас предложили провести приятный вечер в такой компании, он согласился бы (пусть и не публично). Это был один из очень немногих соблазнов, перед которыми не мог устоять никто. Особым шиком считались вакханки, которым уже исполнилось триста лет: обычно они являлись хозяйками заведений, в которых можно было устроить такое веселье, и принимали на работу, в основном, своих ровесниц или женщин постарше. К молодым вакханкам относились с легким презрением – они были глуповаты, в их обществе было скучно, если речь шла о чем-то, кроме секса. А еще потому, что с молодыми вакханками, в отличие от старших представительниц их рода, было довольно сложно растягивать удовольствие – так, как мы привыкли делать это со смертными. Вакханки чувствовали наше влияние и начинали ему сопротивляться.
Мара мне не сопротивлялась. Не знаю, что пробуждало во мне нетерпение: тот факт, что она мне не сопротивляется, или же мысль о том, что мне не так уж хочется растягивать удовольствие, и я хочу получить то, что полагается мне как существу, стоящему выше нее в темной иерархии. С каждой минутой держать себя в руках становилось все сложнее, а их кровь я не пробовал целую вечность, и это подливало масла в огонь. Я хорошо помнил, какова она на вкус. Наверное, даже слишкомхорошо. Эти ощущения нельзя было забыть и при большом желании.
Определение «приятные» вряд ли подошло бы: я не был уверен, что существуют подходящие эпитеты. Секс с вакханкой еще можно было воссоздать искусственно в фантазиях или снах, но со вкусом их крови это не прошло бы. Его невозможнобыло описать. В этом было что-то издевательское и порочное… в этом была наша слабость. Одна из немногих, но непреодолимая.
 

– Ну, сколько же можно? – спросила Мара, глядя мне в глаза. В ее взгляде читалась искренняя мольба. –Ты меня уже измучил!

– Ты устала, дорогая? Мне тоже кажется, что нам нужно передохнуть.

– Нет! – Она крепко обняла меня за плечи. – Я убьютебя, если ты остановишься, понял?

 
Кожа у нее на шее была тонкой, нежной, почти прозрачной. На мгновение я испугался, что не смогу ее прокусить, но отбросил эту мысль – уж слишком она была нелогична. Мара проследила за моим взглядом, и в ее глазах мелькнуло недоумение.
 

– Только попробуй… – начала она угрожающе, понимая, что к чему.

– Только попробую, милая, обещаю.

 
Она попыталась подняться, но я положил ладонь ей на щеку и прижал ее голову к подушке.
 

– Нет, пожалуйста, – взмолилась Мара, пытаясь меня оттолкнуть.

 
Кожа поддалась легко, так, будто тонкий материал, который может порваться от одного прикосновения. Мне казалось, что я смогу выпить сколько угодно, но на деле у меня получилось сделать разве что пару глотков. Этого хватило для того, чтобы знакомые ощущения захлестнули меня с головой. Я почувствовал головокружение, потом – легкое напряжение, и, в конце концов, абсолютное спокойствие. Такое, будто весь мир с его проблемами отдалился от меня, и я оказался в своей личной реальности, куда заказан вход остальным. И пребывал бы там несколько минут, если бы к миру с его проблемами меня не вернула пощечина Мары.
 

– Ты меня укусил! – завопила она. – Как ты мог?! Ты чертов наркоман и маньяк! И я впустила тебя в свой дом?! Сейчас же уходи!

– Зачем же распускать руки? – спросил я, потирая щеку.

 
Мара подошла к зеркалу и, откинув с шеи волосы, внимательно оглядела две небольшие алые точки.
 

– Да ты настоящий психопат! Как я выйду из дома в таком виде? Что обо мне скажут?!

 
Я поднялся и подошел к ней, и она инстинктивно сделала пару шагов назад.
 

– Наркоман, маньяк, вампир, психопат, – перечислил я. – На твоем месте я бы подумал перед тем, как высказывать следующее оскорбление. Следы от укуса пройдут максимум через пару часов, так что нервничать не стоит. Но помни о том, что я нахожусь на добрый десяток ступеней выше тебя в цепочке выживания.

 
Мара поджала губы.
 

– Что-то я не заметила, что сейчас ты находился на грани жизни и смерти, – сказала она. – Совсем наоборот – ты очень хорошосебя чувствовал!

– Верно. Поэтому я выпил меньше, чем мог, и твоя жизнь и здоровье под угрозой не оказались. Или ты плохо себя чувствуешь?

– Нет. Но ты мог сделать это более цивилизованно. Попросить у меня разрешения, например. Но уж точно не кусать! Вообще-то, я испугалась!

 
Я шагнул по направлению к ней, и Мара предостерегающе подняла руку.
 

– Я не хотел тебя напугать. Но дело в том, что я, в отличие от вампиров, не смогу выпить ни капли, если твое сердце бьется в нормальном ритме. В момент оргазма, как ты понимаешь, оно бьется быстрее. Говорят, в таких случаях кровь приобретает особый вкус.

– Ну ты… – Мара осеклась, вспомнив о моем предостережении, и снова взглянула на себя в зеркало. Одним из самых положительных моментов в поведении вакханок было то, что у них практически полностью отсутствовал инстинкт самосохранения: она могла испугаться, чудом избежав автомобильной аварии, но уже через пять минут думала о том, что ей нравится ощущение опасности, и проделывала опасный маневр на дороге еще раз. Вот и теперь она улыбалась своему отражению, и страха в ней уже не осталось. – Ты знаешь, наверное, я перегнула палку. Подумаешь, какие-то следы. Мне даже понравилось. В этом есть что-то… животное и первобытное. – Она подошла ко мне и заглянула в глаза. – Хочешь еще чуть-чуть?

– Очень, но тогда я не выйду из твоего дома на своих двоих.

– Это скучно. – Она помолчала, внимательно изучая мое лицо. – Пойдем, поплаваем под луной?

 
Я обнял ее за плечи.
 

– Как-нибудь потом. Ты мне кое-что обещала, помнишь?

 
На ее лице появилось скучающее выражение.
 

– Ах да. Вопросы. Что ты хочешь узнать?

– Эта женщина из Ордена. Подумай хорошенько и попытайся вспомнить – она точно ничего у тебя не спрашивала? Может быть, о своих коллегах? Или обо мне?

 
Она посмотрела на меня с улыбкой.
 

– Если это на самом деле твоя сбежавшая жена, то вкус у тебя отменный, не могу не признать. Но о тебе она не спрашивала. Я уже сказала, что она ни о чем не спрашивала. Просто пришла и ушла.

 
Мара вернулась в кровать, захватив с туалетного столика щетку для волос, и принялась причесываться.
 

– Зачем ты приехал в Треверберг? – спросила она. – Ищешь Незнакомцев?

– А ты можешь мне в этом помочь? Они любят увеселительные заведения, может, они заглядывали и к тебе.

 
Она задумчиво провела щеткой по волосам.
 

– Давно. Один раз. Это был молодой мальчик, максимум лет пятьдесят. Он вел себя настороженно, всего боялся… ну, ты знаешь, как это с ними бывает. Было бы глупо ожидать от создателя, который насильно обращает кого-то, ускоренного курса «как быть вампиром».

– И что же мальчик?

– Поискал жертву, но никто не отозвался. И он ушел ни с чем. Скорее всего, уехал из города. А теперь… теперь тут либо никого из них не осталось, либо они хорошо прячутся. И, скорее всего, последнее. Этот город создан для таких, как они.

 
Я сел на кровать, потом лег и замер, глядя в потолок. Мара примостилась рядом, свернулась клубочком и положила голову мне на грудь.
 

– Назови мне свое настоящее имя, – попросила она.

– Хочешь попробовать меня приворожить? Я могу притвориться, что у тебя получилось.

– А как же Лорена?

– Лорена – это особый разговор.

 
Она вздохнула и потянула на себя разноцветное лоскутное покрывало.
 

– Я немного подремлю, – заговорил я. – Но тебе я спать не советую.

– Это почему же? – удивилась Мара.

– Когда я сплю потому, что чувствую усталость, мне иногда снятся плохие сны. Если кто-то спит рядом с нами, то ему снится то же самое.

– Хорошо. Тогда я просто полежу с закрытыми глазами, а ты отдыхай. Я буду охранять твой сон.

 
(2)
Ирландские луга и озера прекраснее всего весной. Нигде в мире нет такого воздуха, даже возле океана, даже в горах, даже на далеких островах, куда не ступала нога человека. Сама природа прикасается к тебе, ты чувствуешь себя ее частью, продолжением. Полдень уже давно миновал, солнце продолжает свой путь к линии горизонта, стало прохладнее, но наша кровь слишком горяча, чтобы это чувствовать. Хотя, наверное, слишком холодна, чтобы обращать на это внимание. Мы с Даной спускаемся к озеру, прокладывая себе путь в высокой траве и обходя немногочисленные деревья. Я держу ее за руку, а она смотрит на солнце, прикрывая глаза ладонью.
– Для моих предков появление на солнце означало смерть, а я смотрю на него без страха, – говорит она мне. – Мне кажется, это прекрасно.
Я оглядываюсь.
– Похоже, мы тут не одни.
Дана прислушивается.
– Да, тут кто-то есть. Но далеко… рядом с озером. – Она неожиданно вырывает руку и бросается вперед, крича на ходу: – На перегонки!
Я знаю, что догнать ее у меня не получится, но все же пробегаю сто-двести метров, останавливаюсь и смотрю на удаляющуюся фигуру. Дана на секунду оборачивается, показывает мне язык, и вот уже фигура в длинном белом платье снова отдаляется от меня.
– Винсент, догоняй! – слышу я ее голос, но все мои шансы, если они и были, упущены.
Через пару минут Дана спускается к озеру и пропадает из виду. Я изучаю обстановку и после недолгих колебаний взбираюсь на ветвистое дерево. Отсюда можно хорошо разглядеть окрестности, в том числе, и озеро. На берегу сидит светловолосый молодой человек. Чуть поодаль пасется стадо овец, которое охраняют большие мохнатые собаки.
Дана, конечно же, видит молодого человека, но не торопится приближаться к нему. А он слишком сосредоточен на своих мыслях и не замечает, что теперь не один. Несколько минут она бродит по берегу в некотором отдалении от него, осторожно опускает ногу в воду и пробует температуру – холодная, почти ледяная, как и должно быть в такое время года – после чего сбрасывает платье и с разбегу прыгает в озеро.
Молодой человек, встрепенувшись, поднимает голову и испуганно осматривается. Собаки уже навострили уши, но, осознав, что опасности нет, успокаиваются. Пастух поднимается, не отрывая взгляда от спокойной глади озера – неужели ему показалось? Он ждет, а Дана не торопится показываться из-под воды – скорее всего, опустилась на самое дно и ищет там что-то интересное, что можно было бы привезти домой в качестве сувенира. Она может позволить себе не дышать под водой хоть несколько дней, но пастух, конечно же, этого не знает. Он идет по берегу и, наконец, находит ее платье: белый шелк запутался в ветвях колючего кустарника. Пастух поднимает платье, стараясь не касаться колючек, натыкается на одну из них, и на ладони появляется крошечная красная капля.
Дана тут же выныривает из-под воды и смотрит на молодого человека, но не подплывает к берегу. Он машет ей рукой, а она качает головой и снова ныряет, а через минуту показывается на другой стороне озера и выходит на берег. Она поворачивается к пастуху спиной и потягивается, а потом садится на траву, скрестив ноги, принимает выжидательную позу и манит его пальцем. Но тот, похоже, не собирается купаться в холодной воде.
Наконец, Дане эта игра надоедает. Она снова соскальзывает с берега в воду и, подплыв к пастуху, протягивает руку, требуя, чтобы он вернул ей платье. Но и эта просьба остается без внимания. Дана повторяет свой жест, на этот раз, более настойчиво, и, понимая, что платье ей не отдадут, выходит из воды, остановившись на расстоянии нескольких шагов от пастуха. Он смотрит на нее во все глаза, гадая, что же это за существо, сумевшее пробыть под водой так долго и плавающее так быстро. Длинные, почти до колен, волосы, с которых крохотными ручейками стекает вода, делают ее похожей на русалку.
Пастух делает шаг по направлению к ней, и Дана поднимает руку, предостерегая его, но он и на этот раз решает ослушаться. Когда между ними остается всего лишь несколько сантиметров, Дана бросается наутек, а молодой человек после секундного колебания пускается в погоню, забывая про стадо и собак. Она зовет меня мысленно, но я не отзываюсь – мне интересно, что будет дальше.
Дана, тело которой и без того является воплощением женской красоты, бежит как львица или пантера: ее движения исполнены изящества и природной силы. Сначала она двигается медленно, стараясь, чтобы пастух не потерял ее из виду, и водит его кругами, но в какой-то момент дыхание его сбивается, а силы заканчиваются, и тогда она использует свои способности для того, чтобы скрыться. Когда она приближается, я зову ее по имени, и она поднимает голову.
– Высоко же ты забрался, Винсент!
Я спускаюсь с дерева и смотрю на нее.
– Кажется, ты что-то потеряла?
– Наглый смертный мальчишка украл у меня платье.
Она падает на траву, раскидывает руки и смотрит на небо. Я ложусь рядом.
– И как же мы теперь вернемся? В городе нас не поймут.
Дана гладит меня по щеке, проводит пальцем по губам и улыбается.
– Мы переночуем тут. Я уже нашла, чем подкрепиться. – Она закрывает глаза и мысленно зовет пастуха: – Мы тут мальчик. Иди сюда.
– Я люблю тебя, – говорю я ей.
Вместо ответа она приподнимается и целует меня. Я беру в руки ее лицо, заправляю влажные волосы за уши, а потом опускаю ладони ниже, лаская плечи и спину. Дана поднимает голову, подставляя моим губам шею.
– И я люблю тебя, – произносит она тихо, почти шепотом. – И раздевайся уже. Или ты боишься замерзнуть?
Я прижимаю ее к себе и чувствую, как бьется ее сердце. Я могу почувствовать это на расстоянии сотен километров, но сейчас мне хочется прикоснуться к ней.
– Оно бьется так, будто я перепуганная смертная, – выдыхает Дана мне в ухо и смеется. – Ты – первый мужчина, рядом с которым оно бьется так часто… а ведь мое сердце обычно бьется медленнее твоего, правда?
Она не дает мне ответить – легко отталкивает и смотрит в какую-то точку за моей спиной, по-прежнему улыбаясь.
– А вот и мальчик. Подумать только, как быстро он нас нашел, Винсент! Если бы я его не позвала, он блуждал бы тут целую вечность!
Увидев нас, пастух останавливается, как вкопанный. Он до сих пор держит в руках платье Даны, так аккуратно, будто это самый дорогой в мире материал. Он переводит взгляд с меня на нее и обратно, пытаясь отдышаться. Дана снова ложится на траву и принимает довольно-таки развязную позу, при виде которой щеки нашего гостя заливаются краской. Теперь я вижу, что он действительно очень молод – ему не исполнилось даже двадцати, и в очертаниях его лица еще угадывались плавные детские линии.
– Тебе нужно попросить прощения, мальчик, – сообщает ему Дана. – Мы с моим мужчиной кое-чем занимались, а ты нам помешал. И, если уж на то пошло, это нехорошо – красть у женщины платье и подглядывать за ней, когда она купается.
Пастух качает головой, и я перевожу ему сказанное. Если до этого он был смущен, то теперь у него такой вид, будто он готов провалиться в Ад – только бы мы оставили его в покое. Наконец, он, не поднимая глаз, отвечает мне парой слов.
– Твой ужин спрашивает, уйти ли ему, – перевожу я, сдерживая смех.
– Винсент, это не ужин, это изысканный десерт. – Дана смотрит на молодого человека. – Ты останешься и присоединишься.
Эти слова она сопровождает повелительным жестом, понятным без слов, и пастух послушно опускается перед ней на колени. Она приподнимает его голову за подбородок.
– Старайся. А то я разозлюсь, и ты станешь ужином.
К своему счастью, молодой человек не понимает ни слова, но улавливает интонацию и, с жаром кивая, наклоняется к ней. Дана запускает пальцы ему в волосы и запрокидывает голову. Я смотрю на спину пастуха: рубашку он забыл на берегу и, конечно же, не подумал о ней, так как торопился догнать хозяйку платья. У него очень светлая, с синеватым оттенком, кожа – типичный представитель здешних широт. Гладкая, ни единого волоска, ни одной шероховатости. Я ловлю себя на мысли, что мне хочется прикоснуться к нему, и не вижу смысла сдерживаться – провожу пальцами по его позвоночнику. Пастух мгновенно напрягается и поднимает голову, но, похоже, не осмеливается повернуться ко мне и посмотреть в глаза. Дана кладет ладонь ему на грудь.
– Не бойся, дурачок, тебе не будет больно. Ведь ему не будет больно, Винсент?
– Ни капельки, – отвечаю я.
И, конечно же, говорю правду. Если он когда-нибудь решится попробовать такое еще раз, то будет неприятно удивлен, так как ощущения будут менее приятными и очень болезненными. Но сейчас пастух не сдерживает тихий стон, а потом расслабляется, почувствовав прикосновение моих рук к его плечам, и снова наклоняется к Дане. Мы с ней смотрим друг другу в глаза, ее взгляд становится все более туманным, мысли начинают путаться, инстинкты постепенно одерживают верх над разумом и здравым смыслом, и я слышу свое имя, но она обращается ко мне на языке своих предков, и этого языка я не знаю.
– Дана, я не понимаю, – говорю я ей.
– Не торопись, Винсент. Дай ему… войти.
Я останавливаюсь, и Дана немного отодвигается от пастуха. Он поднимает голову, и она делает очередной повелительный жест, но он медлит, не предпринимая более решительных шагов, а потом снова говорит несколько слов.
– Догадываюсь, что он имеет в виду: «Я еще никогда такого не делал». – Я киваю, и Дана нежно гладит молодого человека по шее. – Мы не причиним тебе вреда. Наоборот, тебе будет хорошо. Очень хорошо. Вряд ли ты когда-нибудь испытаешь такое еще раз за свою коротенькую жизнь.
Сердце у пастуха бьется так, будто ему тесно в груди, и оно вот-вот оттуда выпрыгнет. Целая гамма чувств: непонимание, восхищение, смущение, страх. Он пытается понять, нравятся ли ему новые ощущения, сделал ли он что-то, что можно было сделать, или же совершил что-то запретное. Сейчас он чувствует даже некое подобие любви – такой любви, которая балансирует на грани поклонения и ненависти. Он наклоняется к Дане для того, чтобы поцеловать, но она отворачивается, выгибает шею назад под почти немыслимым углом и впивается ногтями в его спину, оставляя на ней следы. С ее губ срывается стон, и она медленно убирает руки, словно демонстрируя свою слабость и покорность. Я смотрю на кровь, выступающую на спине у пастуха, и думаю о том, что если бы наши с Даной сущности были бы чуть более похожи, то мы бы разделили десерт поровну. Но человеческая кровь не пробуждает во мне ни аппетита, ни возбуждения, ни отвращения.
– Винсент, – нарушает тишину Дана.
Трудно сказать, кого она так называет – меня или пастуха, потому что до сих пор лежит, закрыв глаза, и мыслями далеко от происходящего. Наконец, она берет своего нового знакомого за волосы, привлекает его голову к себе, наклоняется к его шее, выпускает клыки и уже почти касается его кожи, но в последний момент отпускает его.
– Ты был хорошим мальчиком, – говорит она ему. – Можешь считать, что я сделала тебе подарок.
Дана касается пальцем его лба.
– Тебя разморило на солнце, и ты уснул. И тебе приснился сон, но ты забыл его. Ты пытался вспомнить, но встретил двух путников, которые были голодны, и ты зарезал лучшего барана из своего стада, а потом разделил с ними ужин. С бараном можешь разобраться сам, мы скоро придем и поможем тебе развести костёр.
Я перевожу ее слова. Молодой человек кивает, встает и начинает одеваться.
– Платье, – коротко напоминает Дана.
Он поднимает с земли платье, бережно отряхивает его и с поклоном отдает, после чего делает несколько шагов назад, не поворачиваясь к нам спиной, кланяется еще раз и быстро скрывается в зарослях травы. Дана хохочет и снова ложится на спину.
– Наверное, он принял нас за древних богов, – говорю я.
– От истины он недалек. Ну что же, я отказалась от десерта в пользу сытного ужина.
Несколько минут мы лежим молча, а потом Дана поворачивается ко мне.
– Ты сказал, что любишь меня, Винсент. А как долго мы будем любить друг друга?
– Странный вопрос. Вечно. Или ты собираешься умереть раньше?
– Конечно, нет. – Она делает паузу. – Я хочу, чтобы ты любил меня дольше.
– Ради тебя я готов прожить бесконечное количество вечных жизней. И во время каждой из них я буду любить тебя. Всегда.
 
 
Глава седьмая
Эдуард
(1)
… – «… после того, как вампир выпил ее крови, он откусил ей голову, и голова скатилась в кусты возле реки. Туда, где ее никто бы не нашел».
 

– Вампиры не откусывают головы, – возразила Эмили, доедая остатки мороженого с блюдца.