Текст книги "Легионы идут за Дунай"

Автор книги: Амур Бакиев

Часть пятая ОРЕЛ И ДРАКОН

1

Истертые, облезлые кисти на навесе носилок колыхались в такт шагам носильщиков. Холод проникал даже под плотно подоткнутые занавеси из шерсти. Если бы не солидных размеров тыквенная фляга разбавленного с медом вина, к которой Сервилий то и дело прикладывался, можно было давно закоченеть. В оставленную для глаз щелку виднелись только облачка морозного пара, выдыхаемого шестью лектикариями. Мужики тащили на себе лектику[175]175
  Лектика – носилки с навесом (лат.). Лектикарии – носильщики (лат.).


[Закрыть] и переругивались сиплыми голосами. Агент привалился к пуховым подушкам и надолго задумался.

«В том, что нанял носилки, а не повозку, я поступил заведомо правильно. Один вынос на парадной лектике стоит порядочно. Солдаты сразу поймут, что заявился не какой-нибудь вшивый перекупщик, но солидный торговец и с тугой мошной. Н-да... У кого бы спросить, зачем я делаю это? Разве такое объяснишь словами? Для того, чтобы понять, нужно родиться по ту сторону Данувия. Кто расскажет словами плач тростниковой свирели дакийского пастуха? Прости меня, Великий Замолксис. Я сын своего народа».

Снаружи донеслось поскребывание:

– Почтенный Сервилий, мы прибыли!

Купец последний раз булькнул содержимым сосуда, отер губы и скомандовал:

– Опускай потихоньку!

Раздался легкий толчок. Стойки мягко коснулись запорошенной снегом земли. Сервилий одернул полог. Яркий свет, отраженный от белой поверхности, хлынул внутрь. Сидевший выпростал ноги в зимних скифских сапогах и, потягиваясь, вылез наружу. Широкий двор, обнесенный с четырех сторон стенами из дикого камня, истоптан следами конских ног. Там и сям бугрились комья лошадиного навоза. Носильщики грудились вокруг, потирая побелевшие уши. Под черепичным навесом четверо легионеров в плащах на дешевой заячьей подбивке играли в кости. Сидящие старательно делали вид, что приезд гостя их абсолютно не интересует. Но Сервилий несколько раз поймал на себе внимательный изучающий взгляд. Низенький плотный крепыш с выбитым зубом, по-видимому, проигрывал. Суетился и ворчал. Наконец, посчитав достаточным время, отведенное посетителю на ожидание, все четверо разом повернулись к купцу.

– Кто такие? Чего надо? – раздраженно буркнул высокий и костлявый римлянин. Левая рука его висела на перевязи.

– Агент торгового дома Цезариев в Рациарии Деций Сервилий, – представился маклер. – Хотел бы встретиться и поговорить с вашим начальником.

– Ишь чего захотел. Он сейчас отдыхает. Стоит ли его будить?

Сервилий напустил сожалеющее выражение на лицо.

– Ну что ж, в другой раз... Жаль.

– Да ты погоди! Выкладывай, зачем явился? – Все четверо поднялись и выступили из-под крыши.

– Насчет ваших рабов. Хотел посмотреть. Глядишь, может, и сторговались бы.

Легионеры переглянулись. Высокий с нашитым на плече знаком старшего по палатке кивнул крепышу:

– Ну-ка, Юст, сходи за Ювением! Быстро!

Низенький сорвался с места. Отсутствовал он довольно долго. Но поручение выполнил добросовестно. Вернулся в сопровождении мордастого здоровяка-центуриона. Сотник, облаченный в дакийские штаны на беличьем меху и дакийскую же баранью дубленую куртку, заговорил зло:

– Какие еще рабы? Сказано было, мы ими не торгуем! Нет, они прутся и прутся. Вчера одного такого пришлось взашей со двора вытолкать.

Сервилий понял, что пришла пора брать инициативу в разговоре.

– А не отойти ли нам, уважаемый Ювений, в сторонку для беседы? Она не займет много времени.

Центурион шагнул к столику с костями, покинутому игроками. Жестом пригласил садиться торговца.

– Ну!

– Я хочу, чтобы вы, уважаемый, только выслушали мои соображения, а решать будете без меня или при мне, это уже как угодно. Итак. То, что вы держите своих рабов и не выставляете на обозрение, – ваше дело. Поступок вполне логичный, если подумать, что, придержав самый ходовой сейчас товар, вы, когда спрос на людей вновь поднимется, спустите его с максимальной выгодой. Но не забывайте: цены на пленных даков сильно упали. Рынки обеих Мезий забиты ими. До весны плата вряд ли составит сотню денариев, а это лишь на двадцать, тридцать денариев больше того, что за них дают сейчас. Ваши рабы, если и переживут зиму, то потеряют вид, и вы продадите их за те же деньги, если не дешевле, к тому же, как говорят все в округе, весной император собирается возобновить войну. Не пришлось бы потом в спешке сбывать за половину стоимости заморенных скотов с отмороженными струпьями кожи. Я уверяю вас, Ювений, в Африке и на Востоке цены на живой товар никогда не превышают в лучшее время пятьдесят или семьдесят монет. Дети идут от двадцати пяти и ниже. Сдав своих пленников по сотне, вы возьмете наибольший барыш из всего возможного.

Центурион кисло слушал собеседника. Внутренне он не мог не согласиться со справедливостью его слов, но приобретенный за годы службы в армии командирский гонор и деловое тугодумство мешали принять окончательное решение.

– А ну как завтра цены повысятся?

– А ну как завтра вы выступите за Данувий? – в тон вопросу спросил Сервилий.

Начальник надолго задумался. Потом подозвал к себе костлявого десятника. Зашептались. Десятник убеждающе несколько раз что-то показывал на пальцах. Сотник хлопнул пятерней по колену.

– Ладно... Посмотрим... Какие в аварийном состоянии, тех, может, и сплавим вам, если договоримся, конечно.

Купец про себя усмехнулся. Полдела сделано. Остальное пойдет как по маслу. Сервилий знал людей. Жадность – одно из основных чувств, правящих миром.

Легионеры прицепили мечи и разобрали прислоненные к столбу, заточенные до игольной остроты копья. В глубине подворья находился скрытый среди хозяйственных построек длинный глинобитный сарай. Римляне сняли тяжеленный дубовый засов и распахнули скрипучие ворота.

– Выходи! Все, живее... мать вашу!

Послышался кашель, шорох соломы, и из помещения, щурясь на блеклое зимнее солнце, вышли пятнадцать мужчин и юношей разного возраста.

Все они были даки. У некоторых сквозь распахнутые вороты грубых холщовых рубах виднелись татуированные тотемные изображения животных. Коней, волков и рысей. Один показался странно знакомым. Сервилий вгляделся в заросшее исхудалое лицо. Не может быть. Скориб?! Вмиг в памяти всплыли картины далекой юности. Осенние состязания. Скориб положил тогда на лопатки всех противников и сбил стрелой платок с шеста. Он чуть не задохнулся от ярости, когда увидел взгляд Дриантиллы. Победитель при всех вручил ей свой приз. Наверное, именно в тот миг в ее сердце проснулась любовь к Скорибу. Сколько лет прошло! И вот они снова встретились. Он – человек без имени. Агент Цезерниев. Соперник – пленник, предназначенный для продажи в рабство. И все-таки он спасет его. Ради Дриантиллы. Ради своей первой, так до конца и невыстраданной любви.

– Кто-нибудь из вас говорит по-дакийски?

Солдаты Ювения грубо захохотали.

– Для того, чтобы вспороть варвару брюхо или связать веревкой, вовсе не требуется ломать себе язык их звериным ворчанием!

– В таком случае, – Сервилий тоже улыбнулся, – я буду разговаривать с ними сам. Должен же я знать, что они умеют делать.

– Валяйте!

Сервилий повернулся к пленникам. Скориб потупился. «Он узнал меня».

– Как вы попали в руки к римлянам?

Заслышав родную речь, даки гордо распрямились. Сервилий говорил на наречии горных костобоков. Племени, испокон веков славившемся за Данувием своей храбростью.

– Трое после сражения под Тапэ ранеными... Другие – при штурме Берзовии. А я и эти пятеро, – угрюмый патакензий указал на своих соседей с голубыми рысями на правом полукружье груди, – когда защищали город. Римские собаки подожгли стены. Мы почти задыхались в дыму, но пускали стрелы до конца. Когда очнулись, на нас уже были веревки.

Скориб молчал, не глядя. Торговец обернулся к Ювению и легионерам и решился.

– Слушайте меня внимательно. Я такой же дак, как вы. У меня есть деньги, и я хочу выкупить вас у солдат. Когда спрошу вас, что умеете делать, показывайте жестами, как работают плотники, кузнецы или гончары. И еще. Даки! Вы должны стойко вынести всю процедуру продажи. Я буду осматривать на совесть. Иначе враги тут же нас заподозрят.

И перейдя на латынь, добавил, обращаясь к центуриону:

– Похоже, уважаемый Ювений, я нашел среди этих скотов умеющих держать в руках молот или топор.

– Уж что-что, а топоры они таскать умеют! – с ненавистью процедил долговязый Лутаций и ни с того ни с сего ударил древком копья крайнего парня по животу.

Сервилий тщательно ощупал каждого из пленных. Заставлял раскрывать рот. Смотрел зубы. Порой даже проверял на шатание. Ругался с Ювением.

– Я же не собираюсь продавать тебе всех, – рычал старый служака, обиженный за нелестные отзывы о состоянии его рабов. – Возьмешь трех, и хватит с тебя!

Наконец Сервилий угомонился и вытер пальцы о штаны.

– Дерьмо! Ни одного стоящего болвана. Они годны только для шахт! Ты что, сутки напролет лупил их по морде? Ни одного с неиспорченным и крепким зубом! Если бы не указание патрона, я бы тотчас ушел. И ты еще надеялся держать подобную падаль до весны?! Ну ладно, мои замечания вы мне не оплатите! Итак, последнее слово такое: вот те четверо малость показистее, я даю за них по восемьдесят денариев и ни одним медным ассом больше, клянусь Меркурием и Консом! Но предлагаю и другой вариант. Если отдадите мне всех разом, дам за каждого по семьдесят пять денариев.

Центурион побагровел:

– Что-о?! Нашел придурков! Четверых по восемьдесят – еще куда ни шло, но всех по семьдесят пять?! Ищи дураков в другом месте!

Лутаций с рукой на перевязи сделал начальнику знак. Матерясь и возмущаясь, центурион приблизился к десятнику.

– Ювений, верь мне! Сделка выгодная. Я торговал черепицей в Бурдигале и знаю, что значит сдать оптом. По семьдесят пять за рыло – самая подходящая цена. Учти, за сопляков и двух стариков нам никогда не дадут больше пятидесяти. А так – все по семьдесят пять! По семьдесят пять, Ювений!.. Итог составит тысячу сто двадцать пять денариев. Считай по двадцать денариев на человека в центурии. И даже больше! Ведь нас в строю осталось сорок семь человек. Хватит и на подношение трибуну. Соглашайся, Ювений!

Они секретничали битый час. Легионеры мерзли, переминаясь с ноги на ногу. Соображения центуриона были исчерпаны. Он сдался.

– Хорошо! Пусть будет по-твоему, грабитель! Но у нас условие! Весь барыш ты уплатишь нам золотыми ауреями. Иначе мы не согласны.

– Идет! Ну и жук же ты, Ювений! В ауреях эта сумма составит... составит... Двести восемьдесят один золотой и один серебряный денарий. Такие деньги есть у меня с собой. Я добавлю к ним еще по денарию на человека, если ты выделишь мне воинов для транспортировки купленной скотины до дома.

– За этим дело не станет!

Легионеры, переминаясь, принялись надевать на шеи проданных рабов увесистые деревянные колодки, скованные одной железной цепью.

– За упаковку товара сорок сестерциев!

Сервилий вяло махнул рукой, широко зевнул и зашагал устраиваться в манящие раскрытыми занавесями носилки.

* * *

Скориб глотал куски вареного мяса, не разжевывая. Исхудавшей волосатой рукой хватал глиняный кубок с красным хиосским вином и буквально вливал в горло. Две бараньи ляжки и кусок на десяток ребер обглодал в считанные мгновения. Насытившись, тяжело облокотился о стол и, не мигая, уставился на Сервилия.

– Тебе надо отдохнуть, Скориб. Только прежде чем ты отправишься спать, расскажи мне, как там... как все было?

– Мукапор... я не буду говорить: «Я никогда не забуду, что ты для меня сделал!» Но если тебе понадобится жизнь товарища твоей юности, я без колебаний отдам ее!

Сервилий наполнил два кубка густой красной жидкостью.

– Скориб! Ты можешь отблагодарить меня уже сегодня. На это потребуется очень немного. Чаще обращайся ко мне по имени Мукапор.

Несколько минут оба молчали. Потом выкупленный на свободу раб заговорил:

– Мы бились как... как даки! Никто не посмеет упрекнуть нас в понесенном поражении. Сколько римских свиней полегло под Центуль-Путеей, под Берзовией? Мои орудия ни разу не подвели Децебала! Но их больше, Мукапор! Видел ли ты когда-нибудь, как надвигаются закованные в железо легионы? Такое не опишешь словами. Они не люди. Кажется, что движется само железо, ожившее на погибель народов. На место одного убитого тут же встают двое живых. При Тапэ я сам наводил с холма баллисту. Громадные камни убивали по пять римских упырей сразу. Но они ни разу не побежали, Мукапор. Мы стреляли до конца. Мимо нас неслась отступающая сарматская конница, уходили костобоки и патакензии Котизона, а мы, аппаратчики Децебала, накручивали свои канаты и били, били, били! Все полегли там. Совсем молодые парни. Сасса, Гета, Диспор. С ним и я строил машины в лесу Тибуска. Но они раньше меня обрели бессмертие на небесных полях Кабиров. Самое обидное не в том, что я попал в плен. Нет. Погибшему всегда найдется замена. Самое обидное это то, что мои аппараты, захваченные римлянами, теперь станут рушить стены дакийских городов и пронзать тела даков. И потому я должен немедленно вернуться назад, за Данувий.

– Скориб, через три дня я всех вас переправлю на ту сторону. Не пустыми. Повезете серу и оружие. На том берегу барки встретят наши люди. Но у меня к тебе будет просьба.

Мастер Децебала отставил вино.

– Сделаю все, что ни попросишь.

Мукапор не мог удержаться от лукавой улыбки:

– Измерь Траяну задницу.

Брови плотника удивленно взметнулись вверх.

– Ха-ха-ха-ха!!!

– Гм-гы-гы-хы-ха-ха-ха-ха!

Похлопывая друг друга, оба бывших соперника долго хохотали.

– Ну, а теперь серьезно. Нашим нужно знать, какие легионы остались по Карашу, в Транстиерне и Дробете, а какие император разместил здесь, в Мезиях. И где расквартированы обескровленные в боях части с большим числом раненых легионеров.

Глаза у Скориба начали слипаться. Сказывались усталость и голод, месячное сидение в затхлом сарае. Слова Мукапора доносились, как из тумана:

– Ты задержишься у меня на срок, который понадобится, чтобы все выведать и рассмотреть. А когда я соберу сведения, отвезешь в Сармизагетузу. Эсбен, раньше занимавшийся доставкой моих писем, запропастился с начала войны. Вся надежда теперь на тебя, Скориб. От того, как мы справимся с разведкой, зависит весь дальнейший ход борьбы.

– Эсбен? Какой Эсбен? Сын старейшины из нашего селения?

– Да.

– Он не вышел из боя под Тапэ. Сам План несколько раз справлялся о нем.

Мукапор ничего не ответил. Он только налил до краев чашу, плеснул на пол в память об ушедшем друге и так же молча выпил остальное.

– Он был смелый воин, Мукапор. Кабиры даровали ему бессмертие.

– Я знаю, Скориб. Он... А ведь я выкупил у Орестиллы Хлою. Хотел порадовать его, как только заявится. У старухи теперь пополнение. Римляне пригнали с той стороны много молоденьких девчонок. Впрочем, это долго объяснять. Иди спать, приятель.

Когда оба отправились ложиться, помощник и наперсник Сервилия силач Денци, изображающий глухонемого, погасил светильники, устроился на лавке и махом допил оставшееся в кувшине хиосское.

2

Пятый выпад едва не свалил его с ног. Светоний отступал под бурным натиском Адриана, но когда друг, зарываясь, сделал три длинных броска вперед, резко отпрянул в сторону и коротким ударом сверху опустил меч противника долу и тут же увесисто стукнул того по плечу и лицу в плетеной медной каске.

– Это конец! Ты мертв, Адриан.

Племянник императора с досадой бросил серповидную дакийскую фалькату и, сняв с головы учебный шлем, вытер пот со лба.

– Да, для колющих движений она малопригодна. И все же под Тапэ мы имели время убедиться, что в умелых руках фальката ужасна.

Скрипнула дверь, и в гимнасий неслышно вошел слуга Лаберия Максима галл Беровист.

– Наместник Верхней и Нижней Мезии просит Элия Ариадна и Светония Транквилла в таблин.

Трибун кивнул:

– Передай, сейчас будем.

Ополоснувшись теплой водой, друзья надели шерстяные туники, набросили поверх узорчатые галльские плащи с бахромой и, шагая в ногу, отправились в кабинет правителя обеих Мезий.

В комнате было приятно тепло. Рабы, топившие гиппокаус, старались на совесть. Максим, уютно устроившись в светлом ореховом кресле, держал на коленях жирного фракийского кота с пушистой мордой и длинными усами. Вошедших встретил приветливо:

– Прошу, садитесь где вам будет удобно. Феаген советует при головной боли брать на руки эту домашнюю тварь и гладить. Утверждает, что таким способом лечились в Египте фараоны. Не знаю, как там, в Египте, но мне действительно помогает. К тому же стервец, – проконсул тряхнул животное, – удивительно умиротворенно мурлычет.

Кот открыл огромные зеленые глаза с вертикальными, через все яблоко, зрачками, и предостерегающе качнул хвостом туда-сюда. Уловив шкурой слабину в сдерживающих его руках, мягко соскочил на пол. Задрал хвост трубой и, испуская громкое «р-р-р-р-р-р-р», заходил под столом, потираясь о ноги гостей. Вдруг зверь присел на все четыре лапы и, судорожно крякнув, кинулся вон из комнаты. Лаберий Максим удивленно раскрыл веки. Адриан, наоборот, низко наклонился, давясь беззвучным смехом. Он прекрасно видел изо всех сил придавившую хвост кота ступню Светония.

– Наверное, кошку почуял, – бесстрастным тоном резюмировал Транквилл. Наместник укоризненно покачал головой:

– Ах, Светоний! Ты не можешь без своих фокусов. В наказание за проступок почитай-ка нам «Энеиду»!

Секретарь Адриана смущенно потупился. Потом расправил плечи и, обратись на пламя светильника, начал прекрасно поставленным голосом декламировать бессмертные строки Вергилия:

 
Битвы и мужа пою, кто в Италию первым из Трои –
Роком ведомый беглец – к берегам приплыл Лавинийским.
Долго его по морям и далеким землям бросала
Воля богов, злопамятный гнев жестокой Юноны.
Долго и войны он вел, – до того, как, город построив,
В Лаций богов перенес, где возникло племя латинян[176]176
  Публий Вергилий Марон (70-19 г. до н.э.) «Энеида». Перевод С.Ошерова. Стих. 4. 5. Цитируется по изданию: Античная литература. Рим. М, 1980.


[Закрыть].
 

Поэма увлекала, чеканные строфы будили скрытые в глубине души чувства патриотизма. Старый проконсул в такт водил кистью по воздуху и время от времени тихо восклицал: «Великолепно!»

По окончании первой книги оба слушателя искренне поаплодировали чтецу.

– Видят боги, но ты, Транквилл, лучший декламатор из всех, с кем мне доводилось встречаться. Бато! – хлопнул в ладоши Максим, – принеси нам вина и печенья. Сейчас самое время подкрепиться.

За десертом правитель Мезий изложил цель вызова.

– Сегодня утром я получил письмо от Нигрина. Он просит тебя, Адриан, и твоего друга отправиться вниз по Данувию от Эска до Тоэзма и Диногенции проинспектировать состояние зимующих когорт. Выздоровевших легионеров направлять в легионы. Оставшимся обеспечить хороший уход. На носу февральские иды (13 февраля). К началу марта центурии необходимо пополнить. Особое внимание – состоянию вспомогательных подразделений.

Адриан задумчиво следил за игрой пурпурной влаги в стеклянной чаше в свете трех горящих фитилей.

– Когда мы должны уехать?

– Завтра же! Пропуска с моими печатями и коней получите утром. Эскорт – на ваше усмотрение.

Светоний, по-мальчишески аппетитно уплетавший печенья на медовом сахаре, ввернул:

– Одной турмы из алы граждан V Македонского легиона будет вполне достаточно.

* * *

Под черепичными кровлями, на грубо обтесанных деревянных столбах манипулы V Македонского легиона занимались ежедневными военными упражнениями. Кампигены из ветеранов учили молодых солдат сражаться с двумя и тремя противниками. Молодые старательно рассыпали удары во все стороны. На заснеженном поле конная ала на скаку метала дротики во врытые и обмотанные соломой бревна. Зима зимой, а учеба продолжается. Освободиться от нее дано лишь нескольким десяткам иммунов или тем, кто в состоянии сунуть на лапу своему центуриону десяток-другой сестерциев.

Адриан и Светоний с отрядом кавалерии привлекли внимание. Командир алы и пехотный трибун толково объяснили положение дел. Здесь, на шестнадцатом милевом столбе от Эска, стоят третья и четвертая когорты и отдельная фракийская ала. Остальные – дальше. Сам командир легиона Помпедий Фалькон – в Эске. Другие когорты – за городом по дороге на Димум. Советуем быть осторожнее. Солдаты, ходившие в лес за дровами, видели позавчера незнакомых всадников. Числом до сотни человек. Скорее всего даки. На Данувии лед трухфутовой толщины. Варвары спокойно могут переходить реку. Схватят – никто не успеет прийти на помощь. Перемирие – басня для школяров.

Адриан поблагодарил и рысью повел маленький отряд по засыпанному снегом тракту. Решили объехать Эск стороной и следовать прямо на Азамум. Помпедий Фалькон сам разберется в делах своего легиона.

Светоний, нахлестывая коня, спросил на скаку Адриана:

– Ты узнал префекта алы?

– Еще бы! Это тот самый Домиций Януарий, который до начала войны встречал императора и преторианские когорты возле Виминация.

– Да-а, только тогда у него не было шейного отличия.

– Ничего удивительного! В летней кампании он наверняка заслужил свою награду.

Эскорт, вздымая за собой мелкую снежную пыль, тройками в десять рядов поспешал сзади широким галопом.