Текст книги "Ингуш и осетинка: право на любовь"
Автор книги: Аминат Кулаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
Глава 37. Снова в Питере
Через пару дней мне нужно было уже уезжать в Питер. Я так радовалась! Наконец-то туда, где не будет такого кошмара.
Я очень соскучилась по Хаве и Мади, мы, как обычно, то и дело тараторили. После первого учебного дня мы поехали ко мне домой. Там мы, посидев за чашкой чая, рассказывали друг другу о последних новостях. От моей поездки Хава и Мадина были в шоке, они активно все это комментировали, возненавидели Ирбега за его поступки нехорошие. И, конечно же, порадовались за нас с Хаважем.
Мадина пищала от восторга:
– Иииии! Так мило Ами, что ты колечко дала ему! Эх, мило-мило-мило! Как представлю этот момент, прям как из фильма! Джеймс Бонд и его девушка! Ах-ха-ха!
–Ой, Мадин, на самом деле тогда было не смешно.
– Надеюсь, мы скоро погуляем на вашей свадьбе, м?
– Ой, девочки, давайте о другом.
– А ты маме не говорила, да?
– Неа, Мади…
– И когда скажешь?
– Не знаю...я даже не хочу думать об этом. Не знаю, как скажу.
Хава перевела тему быстро, потому что видела,что мое настроение начинает портиться. И мы еще долго-долго болтали, потом они разошлись по домам. Хаваж приехал где-то через недельку после того, как приехала я.
Наши отношения стали крепче с того момента, как я ему дала колечко. Мы стали больше ценить друг друга, дорожить друг другом. Не знаю, как описать, но изменения, они чувствовались.
Эту историю с Ирбегом мы больше не вспоминали. Я и Хаваж удалились с контакта.
Как-то он попросил меня испечь ему осетинские пироги. Прикалывался надо мной: мол, ты их не умеешь готовить и все такое, специально провоцировал, чтоб я ему их испекла. В один день он собирался у себя на квартире с друзьями, просто посидеть и попросил меня приготовить пироги, мол, смотри, не опозорься. Если не умеешь, скажи сразу!
Я не сдалась. Испекла три пирога: два с мясом (фыдджын), и один с сыром осетинским (уаелибаех).
Я их упаковала, приехал Хаваж, я спустилась и отдала ему тарелку с моими фирменными пирогами.
Я, конечно, не такой спец, но надеялась, что им все же понравится.
Вечером совсем он позвонил, нахвалил мои пироги.
– Было ну очень вкусно, серьезно, и ребятам понравилось. Самые вкусные осетинские пироги, которые я ел, Амишка.
– Хм, ты их еще где-то ел, так-так…
– Нет, ты что, не так подумала! Ха-ха, мы их в кафешках заказывали пару раз с друзьями.
– Ну тогда понятно. И хорошо, что понравилось. Я старалась.
– Вот бы их еще моя мама поела...мммм!
– ИншаАллах1, поест!
Глава 38. Сплетни и разборки
Позже появились такие вайнашки, которые за моей спиной говорили нехорошие вещи о нас с Хаважем. Опять эта тема, что он со мной временно, и женится на ингушке и все такое. Слушала я это все по десятому разу, а неприятно было, как в первый раз.
Мне это Диана рассказала, мол, со старшего курса есть пара девченок, которые тебя обсуждают. Они, мол, про тебя ерунду несут, а ты с ними дружишь.
– Да ну, я же не с теми общаюсь, кто говорит лишнее!
– Ой, да все они такие.
Я не обращала внимания, пока мне и Хава не доложила, мол, прикинь:
– Сидела я в столовке с Мархой и Бэллой (чеченки), они меня спрашивали о тебе, мол, правда, что она с нашим Хаважем общается? Я говорю, мол, да. А они такие, ехидно улыбаясь, осетин что ли ей мало, и все в этом духе. Я сказала, чтоб они не говорили лишнее, это не красиво.
– Спасибо Хава. Не понимаю, людям заняться нечем, кроме как обсуждать чужую жизнь? Сказали бы они при мне. Если я их увижу, я с них спрошу.
Я поделилась с этой новостью с Хаважем. Он посоветовал не реагировать. Мол, ни к кому подходить не нужно. Что я и сделала. Хотя, когда они мне попадались на глаза, так и несли меня ноги и язык в их сторону.
На этом все не утихло. Кое-какие девочки, осетинки, знали о том, что я с ингушом общаюсь, но никто ничего не говорил. А Марха и Бэлла нет-нет, да вставляли слово.
И в какой-то из дней я не выдержала. Подошла в столовой к их столику и присела к ним.
– Ассаламу Алейкум.
– Ва Алейкума салам.
Они очень удивились и не поняли, почему я подсела без разрешения к ним.
– Ты Марха? А Ты Бэлла, так?
– Ну?..
– А я Аминат. Осетинка. Общаюсь с ингушом. Мне тут птичка донесла, что вы чем-то недовольны, вот я перед вами. Слушаю вас?
Марха спросила:
– Девушка с вам все хорошо?
– Да.
– Не похоже.. Даже без разрешения сели за столик.
– Ты от темы не отходи. Я поговорить пришла. Если вы за глаза меня обсуждаете, может и в глаза скажете, м?
Бэлла высокомерно процедила сквозь зубы:
– Ты явно ошиблась, девочка!
– Чем? Столиком? Вами? Нет, не ошиблась. Хорошо, раз так, начну я. Вас, насколько я слышала, возмущает тот факт, что ингуш общается с осетинкой. Вы говорите, что мне, наверное, осетин мало и тому подобное. Так ответьте за слова! Вот мне, допустим, не приятно. Вы скажите в глаза, что замолкли.
Они реально сидели и молчали, то и дело косились.
– Нам не о чем с тобой разговаривать, иди куда шла,– наконец, выдала Марха.
– А я куда шла туда, и пришла. Что, хвосты поджали?
– Встала и пошла отсюда, малолетка.– Марха, видимо смелая самая была.
– Оо, сейчас ты встанешь и пойдешь от сюда... Да смотрю, далеко пойдешь...
Я так кипела! Больше, наверное, от их молчания. Потому что я пришла поговорить. Я внаглую взяла их тарелки с едой и положила на столик позади меня.
– Ты че делаешь, осетинка?!
– Я двадцать два года, как осетинка, а вы кто? лицемерки! Только за спиной можете говорить.
– А что, не правда?
– Правда. Я что, отрицаю? Я хочу понять, почему вас волнует моя жизнь?
– Нам вообще пофиг!
С этими словами Бэлла встала и пошла за тарелкой, но Марха сказала ей, чтоб та их оставила и, мол, пойдем.
– Куда? Сбегаете, как крысы с тонущего корабля?
Марха вспыхнула и двинулась на меня, ее лицо кривилось от злости:
– Кто тебе крыса? Ты за словами следи. Я то, что говорила, и в лицо скажу: твое дело, общайся с ним, только вот своя рубаха ближе к телу. Ищи жениха осетина, а не среди наших парней. И ингуш на осетинке никогда не женится. Свободна!
Я была в бешенстве! Такое отношение, такая надменность! Не удержалась, схватила ее сзади за воротник и резко дернула к себе:
– Я с тобой не договорила еще!
Она меня оттолкнула, точнее мою руку:
– Ты что себе позволяешь?!
– А ты что себе позволяешь?! Ты даже вести себя по-человечески не умеешь, сядь и нормально поговори, а не выделывайся! И я себе жениха не искала, он сам меня нашел! И если ингуш выбрал меня, а не ингушку, значит таким как ты нужно задуматься, почему?! Поняла?!
– Закрой рот свой, много берешь на себя, ты вообще тут кто такая? Ингуш ее выбрал! На время – да, для жизни – нет.
Она снова развернулась и пошла проч. А у меня от бешенства перед глазами красная пелена, кулаки сжались, думаю, не прибить бы ее ненароком. Но сдерживаться не получилось, я на нее налетела, помню, что крикнула: «Лови пригласительное на свадьбу!» и со всей дури влепила ей пощечину. Она в ответ кинулась на меня. Правда, подраться мы не успели, только сцепились. На ее щеке остался красный след, то самое «пригласительное» – как вспомню, так краснею от стыда.
Хаваж как узнал об этой заварухе, сначала заругался на меня. Мол, ты же девушка, как ты себя ведешь. А потом постоял и расхохотался. Видимо, представил, как этот шабаш выглядел.
Дело в том, что я очень эмоциональна, хотя обычно я тихая и спокойная. Если я испытываю положительные эмоции, то визжу и прыгаю, как ребенок, а вот с отрицательными беда. Если раз-другой я еще могу сдержаться, то потом меня просто несет. С Фатимой мы часто дрались и в школе бывало. Но только после того, как меня обидят! Первой я ни к кому не лезла.
Глава 39. Вот теперь настоящие проблемы
Хаваж заводил разговоры о свадьбе. Разговаривал об этом с родными, тети все еще бурчали, но не так активно, как раньше. Мама молчала. Тетки говорили, что, мол, это временно, пусть общаются, мол, жениться на ней – это временный бзик. Но он снова и снова вел «переговоры» через Макку, свою младшую сестру.
Со временем тети поняли, что племянник настроен серьезно и бурчать стали меньше.
Наступила весна – мое самое любимое время года.
На восьмое марта Хаваж утром приехал ко мне и попросил спуститься. Так как я этого не ожидала, я, как сонная матрена, вышла в халате и тапочках. Не было времени наводить марафет, и я сонно махнула на себя рукой – ай, думаю, фиг с ним, я и в халате красавица.
Хаваж стоял у подъезда, держа в руках большой букет тюльпанов.
– Это теперь традиция – дарить на восьмое марта тюльпаны?
– Получается, что так.
– Надеюсь, после такого с тобой ничего не случится? Ты и цветы в руках, как-то непривычно!
– Утро, никого вокруг нет, никто не видит, вроде не так стыдно…
Я взяла цветы, а Хаваж попросил уже заходить, мол, не хватало еще, чтобы ты простудилась, мило так.
Дома я поставила цветы в вазу в зале. Разумеется, я начисто забыла про тетю и про то, что ей надо что-то будет говорить.
Весь день я пробездельничала. Поела, позанималась то тем, то сем, потом села смотреть телек. Пришла тетя, зашла в зал, слово за слово и тут она заметила цветы.
– Ой...а это откуда?
Блин, такое неловкое положение, я вся зажалась, сижу на диване, еле дыша. Она подошла ближе, посмотреть на них.
– Красивые...откуда они, Аминат? Кто тебе их подарил? Ну-ка признавайся.
Она спрашивала с улыбкой и присела рядом. Ну, думаю, была не была – скажу, как есть, на свою голову.
– Эм...да один знакомый.
Тетя усмехнулась и шутливо подтолкнула меня в плечо:
– С каких это пор просто знакомые дарят цветы? Тем более, такой большой букет. Так кто он? Твой поклонник?
– Эм…ага.
– Чи у (кто он)?
– Зара...мне с утра позвонил он. попросил выйти на минутку, я вышла – а он с цветами.
– Какой молодец, смотри-ка.
– Ага...молодец он, да.
– Ну...так кто он? Можно идти покупать тебе золото на свадьбу, и?
Мне было так неловко...это ужас...я как дар речи потеряла.
– Он надеюсь осетин? Хотя да, ты на другого и не посмотришь!
Вот зачем было это говорить?
– Он не осетин, Зар.
– Как? А кто?
– Маехъаелон (ингуш)…
Она охнула и закрыла лицо руками, откинувшись на спинку дивана. Я почти не дышала, единственное, что билось в голове, это «зачем я это сказала»?!
– Нае хаедзар бабын ис (смысл – горе нашему дому), –это шепотом повторяла она.
Я молчала. Сидела как на иголках. Я уже представила картину, как она звонит маме, там начинается паника, приезжает за мной папа или мама, увозят и все. Начинается «ад»…
– Аминат, только не говори, что он...дае уарзон (любимый/парень)?
– ...
Она посмотрела на меня, вся в шоке:
– Аминат, ты шутишь? Скажи...поклянись, что ты общаешься с ингушом?
– Клянусь, Зар.
– Горе дому нашему...ты, Аминат, взрослая девушка – чем ты думаешь? Ты не знаешь кто такие ингуши? Не знаешь, что было в девяносто втором? Забыла, или как? Объясни! Они – враги наши, заклятые! Что ты творишь, ты безмозглая? Где твои мозги?! Да твой отец тебя разрубит… вместе со мной и твоей матерью! Я за тебя несу тут ответственность, а ты что творишь?
Она встала и начала ходить туда-сюда по комнате.
– Вот это да...Восьмое марта...ты сколько с ним общаешься?
– Мы знакомы года два, а общаемся полгода, чуть больше даже, ну, год от силы.
– Мда...мда...алелай, Аминат. Я не ожидала такого. Я была спокойна за тебя, ты всегда твердила, что выйдешь только за осетина. Забыла свои слова?!
– Я помню это, но Зара, я могу рассказать все, все как было...
– Что это поменяет?! Рассказывай, давай. Я послушаю!
Я, заикаясь, кое-как с горем пополам что-то рассказала. Не так много, коротко, но внятно. Упомянула и о том, что Ирбег пытался меня украсть. Она слушала молча, то и дело хватаясь то за голову, то за щеки и иногда произосила «мдя…». Она не говорила, что Хаваж на мне не женится, ничего такого.
– Аминат, ты понимаешь, что ты творишь? Да отец тебя убьёт! Ты не понимаешь ничего! Как? Как, скажи, ты будешь жить среди них? Да они тебя сами же и прирежут там! Куда ты лезешь, Аминат!! Одумайся!
– Никто меня не прирежет! Зачем ты так говоришь, Зара, ты не знаешь его! Он не такой
– Все они не такие! А вот как попадешь в их дом, сразу тебе твое место покажут, и узнаешь какие они! В том числе и твой Хаваж! Они ненормальные, слышишь?! И ислам у них другой. Их женщины ходят забитые, понимаешь?! Ты станешь такой же, паранджу на голову и сидеть будешь в четырех стенах.
– Это плохо?
– Что?! Ах, так это теперь хорошо?! У них слово женщины ничего не стоит. Ингуши – это даже не чеченцы, те мягче. Аминат, не делай этого! Я за тебя боюсь и за всю твою семью!
Я уже сидела и плакала в три ручья. Так неприятно было все это слушать.
– Зара, не говори так, не все такие! Не надо обобщать.
– Хорошо, ладно. Хорошо, пусть он тебя любит. Но все равно тебе ингуш, слышишь, не пара! Не позорь себя и семью! Оставь его, поняла?! Оставь! Твоя мать узнает – быстро тебя отсюда заберет!
– Не говори ей, пожалуйста.
– Тогда расстанься с ним, забудь его слышишь?! Меня послушай, я как-никак старше тебя, больше понимаю в жизни. Оставь! Ты подумай о семье, о себе – что будет с тобой?!
– Я не могу...
– Можешь. Алелай, Аминат, я просто в шоке, волосы дыбом стоят. Ты его оставь, поняла? Не общайся с ним. Любовь быстро пройдет, хотя какая там у вас любовь. Надумали не пойми-что себе, он быстро забудет тебя. Парни – они такие. И ты, неделька-другая и все. Поняла меня? Аминат?! Я тебе не позволю с ним общаться! А если будешь мне номера выкидывать – быстро тебя в Осетию отправлю.
Она смотрела мне в глаза, таким злым и испуганным взглядом. Я слушала ее, и соглашалась. Соглашалась с ее словами. Я понимала, что она права. Права в том, что это будет горем моей семье, позором, что меня точно заберут в Осетию и прочее. Но как...как расстаться с Хаважем? Как ему это сказать? Я же не смогу...
Зара вышла из комнаты, вся красная. Заметно нервничала. Я как сидела на диване, так и осталась сидеть, вся в напряжении. Как быть теперь? Что делать? Хаваж звонил. Я смотрела долго на дисплей, но не ответила. Опять переклин. Я не стала выключать телефон, чтобы он не дозвонился, как я это делала раньше.
Я встала и пошла в ванную, поплакала, умылась и пошла спать.
Легла я рано. Зара ходила по комнатам, то и дело повторяя «горе нашему дому», я это слышала. Опять сжималось сердце. Я укуталась в одеяло, залезла в телефон и листала историю наших смс.
Хаваж снова позвонил, и я ответила. Он спросил, как я, что не ответила на звонок его, что делаю. По голосу он понял, что что-то не так, допытывался. Я сказала, что болит голова и вообще, он меня разбудил и я спросонья. Тетя еще раз заходила ко мне в комнату, занесла вазу с цветами.
– Пусть они тут стоят. А лучше выкинь их.
И вышла.
Я не помню, как я заснула, но где-то в одиннадцать вечера меня разбудил Тамик, мол, пойдем покушаешь. Видимо его тетя прислала. Я встала и пошла с ним на кухню.
– Амина, тебя мама обидела моя, да?
– Нет, ты что!
– А я думаю, что она тебя обидела. Ты не обращай внимания на нее. Она меня тоже ругает бывает.
Меня так тронуло то, что он мне сказал, вернее, как он мне это сказал. Поддержал, успокоил.
Потом мы разошлись по комнатам и легли спать. От Хаважа было смс, мол, «ты спишь»?
Я не стала отвечать, не знаю почему. Слова тети на меня как-то, но повлияли.
На учебу я проспала и не пошла. Тетя вечером снова начала этот разговор.
– Ты подумала?
– Над чем?
– Над вчерашним разговором.
– А конкретно?
– По-моему, все, что я сказала, ты должна была учесть. Нет? Скажи ему, как хочешь, чтоб он тебе не звонил и не писал.
– Зара, зачем ты так говоришь? Зачем ты меня принуждаешь делать то, что я не хочу делать?!
– Ты эгоистка! Ты неблагодарная! Думаешь о себе! Сколько родители для тебя делали? А? Сколько я для тебя сделала?! И ты так отплачиваешь? Ты о чем думаешь? Я думала вчерашний разговор на тебя повлиял как-то!
В это время звонил мой телефон, это был Хаваж. Я сбросила. Зара уставилась на телефон...
– Кто? Кто звонил?!
– Зара, хватит уже.
– Если тебе звонит он, ответь. Зачем ты сбрасываешь?! Ответь при мне, чтоб я была уверена! Амина я тебе клянусь, если ты это не сделаешь, я позвоню домой тебе. Будет хуже!
Хаваж опять набрал...телефон звонил…
– Я не могу, пожалуйста, Зара, не надо давить на меня!
Она взяла телефон у меня из рук и посмотрела кто звонит.
– Тогда скажу я.
– Не надо, пожалуйста...
Я встала чтобы забрать у нее телефон, но она оттолкнула слега меня и ответила на звонок:
– Здрастье! Это не Аминат. Это ее тетя. Ты Хаваж, да? Я тебя очень прошу: не звони больше Аминат. Не пиши ей больше. Оставь ее. Ты создаешь лишь для нее проблемы. Мы не хотим позора, мы не хотим разборок. Ты ингуш, она осетинка. Сам пойми, это недопустимо. Из-за тебя у нее будут проблемы. Ты ей создаешь проблемы и всей ее семье!
Он ей что-то там отвечал, а она то и дело твердила: «Оставь ее, я вам не дам быть вместе. Найти себе ингушку и не беспокой больше Аминат. Не порть ей жизнь».
Я все это слушала и плакала. А что я могла сделать? Ничего.
Тетя не отдала мне мой телефон. Ругалась еще. Я не могла с ней ругаться, она старше меня. Я молчала, иногда что-то говорила, старалась помягче.
– Зара, зачем ты это делаешь? Ты замуж когда выходила, любила же Дзамбулата? Почему ты меня не понимаешь?!
– Дзамбулат осетин!
– Ну и что? А Хаваж ингуш, и что с того?
– Твои родители тебя прибъют, ты не слышишь? Ты о чем думаешь вообще, вот скажи? Пусть хоть все пороги вашего дома отобъет, тебя твой отец не отдаст. Зачем сеять вражду между семьями? Пусть живет себе там, своей жизнью. А ты своей, ты молода не понимаешь. Ты потом меня благодарить будешь, запомни мои слова!
– Это жестоко. Ты даже не пытаешься понять меня, сердцу не прикажешь.
– Прикажешь, дорогая, еще как прикажешь! Месяц максимум. И ты его забудешь. Стыдно еще будет за это все тебе.
– Не будет! Что стыдного? Он хороший парень. Не пьет не курит, ходит в мечеть, совершает намаз! Он уважает меня и бережет! Этого мало?!
– Все, я не хочу ничего слышать.
– Зара, дай мне телефон, пожалуйста.
– Нет.
– Зара...это мой телефон!
Она долго смотрела на меня, вынула из телефона симку и отдала его мне.
– Завтра я тебе принесу новую сим-карту. И только попробуй ему сообщить о новом номере. Не дай бог, он узнает твой номер – неважно, от тебя или от твоих подруг. Я позвоню сразу же твоей матери! Поняла, Аминат!?
Я молчала. Просто полный ступор и страх, что узнают дома. Хотя они рано или поздно все равно узнали бы.
На следующий день тетя принесла мне симку. Старую она выкинула. Номер я послала родителям, паре подружек из Осетии, и Хаве. Хаву попросила, чтобы номер она никому не давала, даже Хаважу. Я знала, что слово она свое сдержит.
Я пришла на следующий день в институт. Хава с Мади сразу осыпали вопросами, мол, почему меня вчера не было, и что с Хаважем у нас случилось. Я им все рассказала. Им стало жаль меня, начали утешать, поддерживать как-то, взбодрили немного.
Хаваж три дня не мог дозвониться. Первый день из-за тети, второй,третий – из-за нового номера. Ночами я плакала., да и на учебе сидела кислая. Я знала, что меня никто не поймет, не считая подруг. Но все равно не была к этому морально подготовлена. На четвертый день, по-моему, приехал в институт Хаваж. Я так была рада увидеть его, но радость сопровождала какая-то грусть, печаль.Что я ему скажу сейчас? И как мне себя вести? Пройти мимо или как?
Долго думать мне не пришлось – он сам подошел.
Он подошел...стоит смотрит на меня.
– Ассаламу Алейкум. Пойдем, отойдем.
Мы вышли во двор института. Туда, где не было народу.
– Аминат, что происходит?! Я себе места не находил все это время! Объясни мне, не молчи!
– Я не знаю, что сказать (я расплакалась, он начал вытирать мои слезы, стоял, ждал, пока успокоюсь).
– Хватит Ами, слышишь? Не плачь. Это твоя тетя была, да?
– Да.
– Что она тебе говорила?
– Много чего... Она забрала мою симку и сказала, что если ты еще хоть раз мне позвонишь или напишешь – она позвонит матери, чтобы меня забрали домой, в Осетию. Я не знаю, что мне делать…
– Амин, я не хочу создавать тебе проблем. Но и оставить тебя не хочу и не намерен. Как ты скажешь – так все и будет.
– Я не знаю. Не звони мне пока, Хаваж.
– Как? А как мы будем общаться?
– Хаваж, я прошу: не надо.
Он смотрел мне прямо в глаза долго-долго, потом сказал, чтобы я берегла себя, и что он будет ждать моего звонка.
Я попрощалась и ушла. Неделю я держалась, я не писала и не звонила. Это было тяжело. Он через Хаву узнавал, как я, хожу ли на учебу. Просил один раз номер, она не дала его, как и обещала.
Я никуда не ходила – только на учебу. Даже к Хаве или в кафешку с подругами тетя меня не отпускала.
В один день Хава принесла мне симку.
– Это Хаваж передал. Напиши ему с этого номера, когда тети не будет. Если уж твои телефонные звонки она может проверить, сделав распечатку, тогда пиши и звони отсюда. Он будет ждать, Ами.
– Спасибо.
– Напишешь?
– Да.
Это было лучшей идеей, до которой я не додумалась сама.
Я перед сном написала ему. Спросила, как он, мы немного попереписывались. Он попросил меня завтра увидеться. Я не пошла на последнюю пару, и мы с Хаважем увиделись в нашем привычном суши.
Мы долго разговаривали, и я поняла, что не смогу отказаться от него.
– Ами, ты только скажи, и я увезу тебя. Одно твое слово...
– Я боюсь.
– Чего?
– Всего. Родных, их гнева и вообще... Твои тоже против.
– Я со своими вопрос уладил Ами, я знаю, что делаю. Я знаю, чем это закончится, но летом я готов прислать сватов. Я постараюсь сделать все по-честному – нормально прийти и посватать.
– Вас на порог не пустят, что ты говоришь!
– Я так и предполагаю, но я не боюсь. Я пришлю старших
– Нет.
– Что нет, Ами? Ты дала согласие, дала мне кольцо, а что теперь? Амиш, что с тобой?
– Это грех.
– Что грех?
– Грех – ослушание родителей. Я не знаю, не знаю, как быть. Мне не разорваться.
– Ответь на один вопрос: ты передумала?
– Нет! Хаваж, нет. Я просто боюсь.
– Я в пятницу пойду в мечеть. Я поговорю с имамом – посоветуюсь, хорошо? Что-нибудь придумаем.
Так мы и переписывались по ночам, иногда созванивались, когда я была в институте или дома, без тети.
В апреле Хаваж уехал в Назрань, по каким-то своим делам.
Один раз я случайно оставила свой телефон дома. В это время мне звонил Хаваж и тетя увидела звонок, поняла, кто это, но не ответила.
Вечером, когда я вернулась с учебы, разделась в прихожей и зашла в зал, тетя подошла ко мне, взяла за плечи и начала трясти. Говорила, что она меня предупреждала, что матери все расскажет. Спрашивала, в кого я такая родилась. При мне позвонила маме и сказала ей, что ее дочь общается с ингушом. Мама попросила меня к телефону, я подошла с
– Да, мам…
Дальше была ругать. Мама долго отчитывала меня, называла бестолочью и так далее. Она сказала, что немедленно выезжает за мной, побудет в Питере до конца сессии и увезет в Осетию.
Тетя мой телефон забрала. Всю ночь я не спала, я плакала. Было очень страшно от того, что будет дальше.
Когда я была на учебе, я попросила Хаву, чтобы она написала Хаважу. Мы на перерыве набрали ему смс. Хаваж позвонил.
– Ами, что случилось?
– Хаваж, тетя забрала мой телефон. У меня теперь совсем нет телефона. Она все рассказала моей маме. Мама едет за мной, Хаваж.
Такого поворота событий он явно не ожидал.
– Когда приедет, Ами?
– Не знаю, не знаю, ничего не знаю. Мне страшно...
– Ами, все будет хорошо, слышишь? Я тебя не оставлю...
Он начал злиться, пожалел, что так рано уехал в Назрань. Потому что планы у него были на май туда поехать, а получилось на месяц раньше. Мы договорились, что будем на связи через Хаву.
Через пару дней тетя мне сообщила, что мама приедет через две недели. Время морально подготовиться к буре есть. Я очень переживала, мне было страшно. Но что сделано, то сделано.
Днем мы созванивались с Хаважем, я рассказывала о том, что происходит дома, что моя мама звонит в день пару раз, всегда проверяет, во сколько я пришла домой, дома ли я. Постоянно на телефоне с тетей.
Хаваж нервничал, иногда злился, что сделать ничего не может, не сможет защитить меня, и так далее. В какой-то день Хаваж позвонил, это было уже ближе к маминому приезду.
– Амиш, я на днях поеду в Осетию. К вам. Точнее не я, а мои родственники.
– Куда?!
– К тебе домой...
У меня сердце в пятки ушло.
– Хаваж, не надо. Меня там нет, смысл?
– Ты мне там и не нужна, Ами, я к твоим родным пришлю своих родственников.
– Их на порог не пустят, Хаваж…
– Я решил, что тебе так будет лучше. Ты не там, тебе не достанется. А пока ты доедешь до дома, твои родные успеют все обдумать и успокоиться.
– Хаваж, не надо.
– Надо. Сколько ждать? Пусть и не пустят на порог. Пусть выгонят. Да хоть что! Я не хочу в крысу красть чью-то дочь. Я хочу по-человечески все решить. Понимаю, что по-человечески не получится, но считаю, так будет правильнее. Я хочу показать свои намерения. Серьезность в уважение какое-то к твоим родным. Я пришлю родственников, дам знать о себе. Мои родные проявят уважение, что вот, пришли, а не украли втихую. А если откажут и укажут на дверь – уедем. Но тогда я уже буду действовать по-другому.
– Что ты надумал?!
– Потом расскажу.
Спорить с ним было бесполезно, отговаривать Хаважа от принятого решения – гиблое дело, мне оставалось только ждать неминуемых последствий этого события. Две ночи я не могла спать, меня трясло от страха. Да, я не дома, не рядом с родными, но мне все равно было страшно. Есть я тоже не могла.
***
Утром следующего дня раздался телефонный звонок, это была мама. Они долго разговаривали с тетей, она то ругалась, повышая тон, то начинала успокаивать маму. По обрывкам диалога я поняла, что сваты Хаважа приехали к нам домой.
Потом тетя просто влетела ко мне в комнату, схватила за волосы, стащила с кровати на пол и начала орать, не выпуская волосы из рук:
– В тебя шайтан вселился! Какой дурной ребенок, ужас, ты что творишь? Зачем прислала его родных, зачем?!
– Я не посылала никого, я не просила... Он сам все решил, Зара! Сам!
– А ты не могла отговорить? Не могла отказать?! А? Ты тупая, безмозглая просто девушка! В голове ветер, ты не думаешь ни о ком! Только о себе, ты неблагодарная! К вам домой приехали его родственники! Твой отец был дома!! Когда они сказали, кто они и по какому поводу, твой отец чуть умом не тронулся!!!
Она кричала на меня и трясла меня за волосы, я слушала ее крики, заливаясь слезами.
– Твоя мать разговаривать с тобой не желает. Горе, горе дому... любовь у нее! Мозгов бы тебе!!
Она наконец-то отпустила меня, развернулась и вышла. Потом снова зашла через минуту.
– Твоя мать и брат приедут через пару дней. Аслан с тебя шкуру спустит!
Она снова вышла. Я осталась сидеть на полу, поджав ноги, ни жива, ни мертва. Слезы текли по моему лицу, но я не издала не звука, просто молча плакала, без единого писка. Мне было очень больно, меня ломало. В голове проносился миллион мыслей, страх. В институт я не ходила, четыре дня до приезда родных сидела дома. Я практически ничего не ела, тетя со мной не разговаривала, только ходила по квартире, хлопая дверьми.
***
Через четыре дня они приехали. Я слышала, как они раздевались в прихожей, слышала голос Аслана, который спросил тетю, мол, где она.
Я привстала с кровати. Аслан залетел в комнату и ринулся ко мне:
– Ты что творишь, сволочь? – Он стоял прямо напротив, сверля меня диким взглядом и орал. – Я тебя спрашиваю, ты с кем повелась тут, мразь?! Ты кого позоришь? Ты в ингуше себе пару нашла, отвечай! Ты сюда учиться приехала или жениха искать?!
– Я никого не искала, Аслан.
Он ударил меня по лицу со всей силы, я упала на кровать, он схватил меня за волосы и еще пару раз ударил по лицу, орал. Мама с тетей прибежали и стали оттаскивать его от меня.
Первый удар был очень болезненным, а все остальные я уже не чувствовала.
– Давай еще, ударь еще… (произнесла еле слышно я ему)
Он схватил меня за горло и тоже шепотом сказал мне:
– Я тебе глотку вырву слышишь...
– Вырви. – Согласилась я. – Хочешь – убей, мне все равно.
Он сжимал мне горло, сверля меня злым взглядом и тяжело дыша. Мне было трудно вздохнуть, но я не пикнула. В тот момент весь мой страх куда-то ушел. Я больше не боялась того, что будет дальше. Убьет он меня или дальше будет колотить – мне было все равно, страха и боли я не чувствовала. А вот душа болела.
Аслан вышел из комнаты, тетя за ним. В комнате остались я и мама вдвоем.
– Аминат, что ты наделала? Как ты могла связаться с ингушом, где твоя голова?!
– Мама, не плачь...
Мне хотелось подойти к ней, успокоить ее, но она остановила меня.
– Не подходи! Стой, где стоишь. Ты не представляешь себе, что творилось у нас дома. Твой отец сцепился с ними, стоял такой шум! Я думала все, сейчас он их выдворит, и нам всем достанется. Ты что творишь?!
– Мам, я не могла его отговорить, он бы поступил все равно по-своему...
– По-своему? А кто он? Кто он такой, а?! Как он смел так поступить… Как ты смела так поступить! Чем вы думали, когда познакомились?! Аминат, отец не знает, что сделает с тобой, когда вы встретитесь. Мне тебя жаль, но я не смогу помочь.
Мама вышла их комнаты, они с тетей сидели на кухне и долго разговаривали. Я в тот день ни разу не вышла, все время лежала кровати и плакала.
При каждом дуа я просила Аллаха помочь, помочь мне в этой ситуации или же хотя бы облегчить всю эту боль для всех.
***
Два дня я не была на учебе. На третий день пошла. Хава с Мади накинулись на меня с вопросами, мол, куда я пропала, до меня не дозвониться, в институте меня нет, что такое мол. Я им обо всем рассказала, они даже не нашли, что ответить. Хава приобняла меня и попыталась найти хоть какие-то слова поддержки.
Когда я им все рассказала, они от волнения даже не знали, что сказать. Хава приобняла меня и, пытаясь хоть как-то поддержать, спросила:
– Ами, что сказать Хаважу? Может, передать что от тебя, когда он с Хайдаром будет разговаривать?
– Просто скажи, что у меня нет телефона. Что мама с братом тут, и все. Через пару месяцев я уеду. Навсегда…
Хава не знала, что еще сказать или спросить, у нее был потерянный взгляд какой-то.
Нотации дома не прекращались ни на один день. Меня постоянно уговаривали, рассказывая, какие ингуши плохие, какая я плохая дочь и бестолковая племянница.
Аслан ходил ко мне на учебу, следил за мной. Мы не разговаривали, он только пригрозил, что если узнает, что я с «ним» хоть как-то общаюсь, то он пристрелит нас обоих.
В доме была напряженная атмосфера. Мама несколько раз говорила с папой по телефону, меня не приглашали – он не хотел меня слышать, только через маму передавал свои проклятья и угрозы того, что он со мной сделает. Мне было очень страшно.
***
Так прошла неделя. В один из дней Хава во время учебы передала просьбу Хаважа позвонить ему после занятий, с телефона подруги, конечно. Все складывалось удачно: Аслана в этот раз со мной не было.
