Текст книги "Танковые рейды"

Автор книги: Амазасп Бабаджанян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Далеко оторвались танковые соединения от остальных наших войск за эти десять дней стремительного наступления. Но вот 25 января появились колонны 29-го гвардейского стрелкового корпуса старого моего нетерпеливого друга генерала А. Д. Шеменкова.

Признаться, за эту декаду успели мы соскучиться по матушке-пехоте и очень обрадовались подходу частей 8-й гвардейской армии В. И. Чуйкова – на душе стало легче: не одни мы на этом огромном пространстве, да и что танки без «царицы полей»!

Корпус генерала И. Ф. Дремова захватил несколько аэродромов противника. Я не виделся с Дремовым с того самого дня, когда мы вместе ожидали приема у маршала Жукова. Видимо, квитаясь со мной за розыгрыш, что я учинил ему, Дремов спросил, лукаво улыбаясь:

– Хочешь, Армо, я тебя на самолете покатаю, у меня их много?

– Поди, еще сбросишь с высоты!

– Это только у вас на Кавказе обычай кровной мести! – понимающе рассмеялся добрейший Иван Федорович, и мы крепко обнялись.

^{Хорошая шутка перед боем никогда не помешает}

Познань окружена. Освобождена земля братского польского народа в полосе наступления 1-й гвардейской танковой армии. Возгласами «Нех жие Армия Червона!», «Нех жие Россия!» встречают нас поляки. Старики, женщины, дети и мужчины обнимают и целуют закопченных и промазученных танкистов, в руках у жителей красные и красно-белые флаги, нам подносят угощения. Но нам некогда, мы спешим на запад. На запад, к рубежам самой Германии.

К концу дня 26 января передовой отряд 11-го гвардейского танкового корпуса – 45-я гвардейская танковая бригада полковника Н. В. Моргунова – достигает города Альтершпигеля (Тшцель). Старая германо-польская граница. Отсюда 1 сентября 1939 года фашистская Германия развязала Вторую мировую войну. Река Обра. На том берегу Германия.

Сколько советских людей ждали этого дня, ждали как праздника, как награды за все муки, страдания и лишения, которые принесла им фашистская Германия! И вот советские танки у ее границ – советские воины видят воочию ее землю. Как тут остановиться, сдержать свой наступательный порыв! И передовой отряд пытается с ходу форсировать реку и ворваться на территорию врага.

Не тут-то было. Отойдя за реку, немцы взорвали все мосты, оказали нашему передовому отряду бешеное сопротивление.

26 января 45-я гвардейская танковая бригада вела бесплодные атаки в городе Альтершпигеле. В ночь на 27 января новый передовой отряд – 44-я гвардейская танковая бригада полковника И. И. Гусаковского – пошел в обход этого города на север, форсировал реку Обру и, не встречая сопротивления, устремился на город Хохвальде.

В три часа ночи авангард бригады – 3-й батальон майора А. А. Карабанова – вдруг уткнулся носом в железные надолбы на середине шоссе. Что такое?!

Саперы установили, что вправо и влево от шоссе сплошной и очень глубокий противотанковый ров с минными полями и гранитными надолбами. Но железные надолбы на середине шоссе не укреплены, а лишь вставлены в бетонные колодцы.

Тут И. И. Гусаковский догадался, что наскочил на укрепленный район противника. А вынимающиеся железные надолбы устроены как ворота для пропуска войск. Недолго думая, он приказал надолбы эти вытащить из колодцев, открыть дорогу и продолжал свое движение на запад.

Это был так называемый одерский треугольник, гордость немецко-фашистского военного руководства – Мезеритцкий УР. Весьма серьезная и очень сильная преграда на пути к Одеру. Передний край его предполья шел по западному берегу реки Обры. Вслед за предпольем – прикрытием – главная полоса обороны. Она находилась примерно в 20 километрах западнее реки Обры и проходила по рубежу: Шверин (Сквежна), Мезеритц, Швибус.

Одерский треугольник был действительно чрезвычайно мощным сооружением. Он состоял из огромного количества крупных долговременных – железобетонных огневых укреплений – «панцерверке», выполненных по последнему слову техники и эшелонированных на глубину до 6 километров. «Панцерверке» представляли собой двух-, трехэтажные сооружения, на поверхности которых имелись спускающиеся и поднимающиеся пушечно-пулеметные бронеколпаки. Толщина стен и покрытий дотов доходила до 2,5 метров, а толщина бронеколпаков – до 350 миллиметров. «Панцерверке» были между собой связаны системой подземных ходов сообщения, имели силовые и фильтро-вентиляционные установки, систему водоснабжения и канализации, склады боеприпасов и продовольствия. Они были усилены полевыми укреплениями и прикрывались естественными и искусственными противотанковыми заграждениями (противотанковые рвы, надолбы, ежи и минные поля). Перед главной полосой шли непрерывным строем озера, вытянувшись с севера на юг, как будто специально, чтобы помешать наступлению наших войск.

Земля, леса, холмы, реки, ручьи и озера – все пространство казалось закованным в бетон и сталь. Почти все проходы были заминированы. Оборонительный рубеж представлял собой гигантский подземный город, построенный из бетона и стали. Немцы были уверены, что за такими укреплениями им удастся отсидеться, остановить наступление советских войск.

В послевоенные годы немало «очевидцев» писало о прорыве одерского треугольника, немало и нафантазировано по этому поводу. Может быть, склонность к гиперболам у некоторых наших авторов порождалась искренним стремлением показать значимость этого успеха советских войск. Но – Платон мне друг, а истина дороже – пора нашим военным историкам дать подлинное описание прорыва Мезеритцкого УРа, имевшего место в действительности.

Итак, это было везение, что отряд Гусаковского наткнулся на «ворота» в железобетонной стене Мезеритцкого УРа. Но к этому времени в, казалось бы, неприступном УРе обнаружились и другие уязвимые места. Оборонительные сооружения переднего края были заняты противником не сплошь, а очагами, а это позволяло проникать в систему УРа в промежутках между дотами. Многие доты были заняты случайными отступающими группами солдат и офицеров противника, не знавшими системы УРа, не умевшими управлять «панцерверке». Некоторые «панцерверке» в глубине УРа и вовсе пустовали.

Бригада Гусаковского, миновав «ворота», воспользовалась молчанием врага и устремилась далее на запад, не предупредив главные силы корпуса. А противник, обнаружив пробоину в УРе, тотчас же задраил ее. И когда сюда подошла 45-я бригада, ее встретил ураганный огонь. Попытки прорвать здесь УР главными силами корпуса кончились неудачей.

Послали разведку на север и на юг. Она донесла, что южнее Хохвальде передний край УРа не занят войсками противника, что разведке удалось пройти систему дотов и установить связь с бригадой Гусаковского, а также частями мехкорпуса И. Ф. Дремова, которые, оказывается, тоже воспользовались этими «воротами» и проникли в глубь УРа.

Срочно, за полдня, наш корпус перегруппировался в район севернее города Швибуса и, не встречая особого сопротивления, вышел в тыл Мезеритцкому УРу. Почувствовав себя окруженными, многие гарнизоны УРа стали сдаваться нашим подходящим общевойсковым армиям.

При прорыве Мезеритцкого укрепленного района пали смертью храбрых многие танкисты, мотопехотинцы, саперы, артиллеристы. Погиб и отважный командир танкового батальона, первым вошедшего в УР, майор А. А. Карабанов.

Родина высоко оценила подвиг танкистов. Указом Президиума Верховного Совета СССР полковник Иосиф Ираклиевич Гусаковский был награжден второй Золотой Звездой Героя Советского Союза. Звания Героя Советского Союза были удостоены майоры А. А. Карабанов (посмертно), Ф. П. Боридько, М. С. Пинский, капитан П. А. Днепров, старшие лейтенанты А. М. Орликов (посмертно) и К. П. Никонов, лейтенант И. Х. Кравченко, младшие лейтенанты Н. А. Виноградов, П. Ф. Колесников, механики-водители В. М. Бенберин, С. Г. Амеличкин.

Я лишь сейчас расскажу о трагическом случае, который произошел в районе Познани, не только потому, что известие о нем запоздало – все поглотил штурм Мезеритцкого УРа, – но и потому, что нельзя было об этом сказать походя.

Погиб Владимир Михайлович Горелов. Погиб нелепо, глупо. Непростительно, хотя и некого винить в том, что не уберегли его.

Не знаю человека в армии, который бы не любил Володю Горелова. Да и поди попробуй не полюби его – он словно сошел с полотна художника, изобразившего славного голубоглазого гиганта – русского богатыря.

В сентиментальности меня трудно заподозрить, но и сейчас, спустя несколько десятилетий, не могу говорить о гибели Володи без спазм в горле.

Подлая пуля пьяного бандита скосила его, угодив в спину. Слишком дорогую жертву потребовал Марс за нашу победу на границе рейха, и тем страшнее оскалился для нас лик войны. Тем страшнее, потому что все мы уже видели ее близкий конец.

Тело Героя Советского Союза В. М. Горелова танкисты отвезли во Львов, похоронили с почестями на холме Славы. Пусть бегут годы, а я, как только появляется первая возможность, стремлюсь побывать на холме Славы во Львове, постоять молчаливо у могилы Володи Горелова. Нет на свете для меня ничего священнее боевого братства, опаленного Великой Отечественной…

К исходу января передовые подразделения нашего корпуса вышли к реке Одер в районе города-крепости Кюстрин. Штаб корпуса мы расквартировали в Кунерсдорфе. И, только уже расположившись и устроившись здесь, вспомнили, сколь знаменит этот населенный пункт в истории русской военной славы. Это ведь именно здесь в 1759 году русские войска под водительством фельдмаршала П. С. Салтыкова наголову разбили прусскую армию, которой командовал сам король Фридрих II. Одного урока истории оказалось, видно, недостаточно. С высот Кунерсдорфа отлично просматривалась вся Приодерская равнина. Знал фельдмаршал Салтыков, где определить свою диспозицию.

Но любоваться окрестностями некогда – нужно спешить, необходимо скорее форсировать Одер, чтобы захватить плацдарм на его западном берегу.

К вечеру 1 февраля стали подходить передовые части 8-й гвардейской общевойсковой армии. 8-й мехкорпус нашей 1-й гвардейской танковой армии вел ожесточенные бои в лесах восточнее Франкфурта-на-Одере.

«Русское наступление посеяло хаос между Вислой в районе Торунь и Одером восточнее Франкфурта», – сокрушается бывший генерал вермахта[42]42
  Типпельскирх К. История Второй мировой войны. С. 515.


[Закрыть].

Эта выдающаяся операция Советских Вооруженных Сил вошла в историю мирового военного искусства. Немецко-фашистским войскам было нанесено сокрушающее поражение, противнику пришлось оттянуть и перебросить сюда крупные силы с Западного фронта, тем самым облегчилось положение союзных войск, терпевших поражение в Арденнах, они получили возможность возобновления наступательных действий. За 16–18 суток наши танковые войска прошли с боями более 500 километров, совершили колоссальный скачок и стремительно вышли на дальние подступы к Берлину.

Что же следовало делать дальше? Может быть, развивать дальнейшее наступление прямо на Берлин, пройти еще 60–70 километров и взять с ходу германскую столицу?

Дело в том, что противник сумел ко времени подхода наших войск к реке Одер организовать достаточно прочную оборону. Даже уже после форсирования Одера частям и соединениям 8-й гвардейской армии потребовалось затратить немало усилий и времени (около двух недель), чтобы расширить на западном берегу захваченный плацдарм до размера, который позволил бы сосредоточить там необходимое количество войск 1-го Белорусского фронта для начала мощного наступления на Берлин.

Но и после захвата нашими войсками плацдармов на западном берегу Одера противнику удалось сохранить за собой предмостные укрепления с центром в городе Кюстрин. Значительная часть его войск хотя и была окружена, но продолжала удерживать такие важные в оперативном отношении населенные пункты, как Шнейдемюль, Познань, Бреслау, сковывая наши силы, в том числе и соединения 8-й гвардейской армии. Коммуникации наших войск оказались растянутыми на 500 и более километров, железные дороги не работали, железнодорожные мосты через Вислу были выведены из строя, запасы истощились, боевая техника и вооружение требовали восстановления и пополнения. О прямом наступлении на Берлин в таких условиях не могло быть и речи.

Да еще в дополнение ко всему противник удерживал всю территорию Померанской провинции вплоть до города Гданьска, сосредоточив на севере свою крупную группу армий «Висла». Вот и пришлось 1-й гвардейской танковой армии совершить марш в направлении Восточной Померании и, временно войдя в состав войск 2-го Белорусского фронта, ударить по Гдыне. Об этой операции я расскажу в следующей главе.

Опасения за правый фланг 1-го Белорусского фронта были не напрасны. Вот и Гудериан это подтверждает в своих «Воспоминаниях солдата»: «Немецкое командование намеревалось нанести мощный контрудар силами группы армий „Висла“ с молниеносной быстротой, пока русские не подтянули к фронту крупные силы или пока они не разгадали наших намерений».

Может быть, несмотря ни на что, следовало идти на риск, ибо любая военная операция связана с риском? Но риск в данном случае не был вполне обоснованным, и это достаточно убедительно показал Г. К. Жуков в своей книге «Воспоминания и размышления». Коль скоро все-таки был риск, значит, не исключалась и неудача.

В решении такой большой и ответственной задачи, как операция по овладению Берлином, в результате которой должна была последовать капитуляция Германии, рисковать было слишком опрометчиво.

Весь ход Великой Отечественной войны советского народа отвергал расчет на случай, безрассудный риск. Закономерными, глубокой всесторонне продуманными были победы под Москвой в 1941 году, под Сталинградом в 1942-м, под Курском в 1943-м, на Украине и в Белоруссии в 1944-м, наконец, между Вислой и Одером в 1945-м.

Советская военная школа стремится исключить элемент случайности. Для нас был бы невозможен случай, столь решительно изменивший расчеты и планы командования, подобный тому, что описывает Г. Гудериан: «15 февраля 3-я танковая армия генерал-полковника Рауса была готова к наступлению! Утром 16 февраля она перешла в наступление, за которым лично наблюдал генерал Венк, точно знавший все мои намерения и планы. 16 и 17 февраля наступление проходило весьма успешно, мы начали надеяться… на удачу этой операции… Но тут произошло несчастье – Венк после своего доклада Гитлеру вечером 17 февраля сел в свою машину… он сел сам за руль и уснул… он наехал на перила моста, сильно разбился. Был доставлен в госпиталь. Выход из строя Венка привел к тому, что наступление застопорилось и его не удалось вновь наладить».

Вот ведь как: пострадал в автомобильной катастрофе один генерал – и сорвалось наступление.

Бывает… Говорят же, что, если б не простуда Наполеона, ни за что бы его гренадеры не покинули русскую столицу.

Но то исторический анекдот, а вот генерал Гудериан совершенно серьезно усматривает причину «исключительно быстрого развития успеха русских» в Висло-Одерской операции, видите ли, в том, что Гитлер «с опозданием обратил внимание на Восточный фронт», и еще – в назначении профана (Гиммлера. – А. Б.) на должность командующего группой армий «Висла».

Если поверить ему, действительно нечего взять из опыта Висло-Одерской операции, которая, явив образец стойкости и мужества, массового героизма советских солдат, стала и образцом советского военного искусства. Какова была в ней роль танков? Поскольку, как говорится, сверху виднее, позволю себе полностью процитировать по этому поводу мнение командующего 1-м Белорусским фронтом Маршала Советского Союза Г. К. Жукова:

«Основная роль в развитии наступления на фронтах после прорыва обороны противника принадлежала танковым армиям, отдельным танковым и механизированным корпусам, которые во взаимодействии с авиацией представляли собой быстроподвижный таран огромной силы, расчищавший путь для общевойсковых армий.

Войдя в прорыв, танковые армии и механизированные корпуса развивали наступление с полным напряжением сил, днем и ночью не давая врагу передышки. Сильные передовые отряды наносили глубокие удары, в то же время не ввязываясь в затяжные бои с отдельными группировками противника.

Танковые армии и отдельные танковые корпуса в тесном взаимодействии с авиацией стремительными ударами дробили вражеский фронт, выходили на коммуникации его войск, захватывали переправы и узлы дорог, сеяли панику и дезорганизовывали тыл противника.

Глубокое проникновение бронетанковых войск в тыл противника не позволяло немецко-фашистским войскам использовать для обороны большинство заранее подготовленных рубежей. После прорыва привисленских укрепленных рубежей до выхода на познанский меридиан противник не сумел практически ни на одном из заранее подготовленных рубежей организовать прочную оборону»[43]43
  Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. С. 613–614.


[Закрыть].

Висло-Одерское сражение – прекрасный пример глубокой наступательной операции Советских Вооруженных Сил.

В период Висло-Одерской операции танковые армии стремительно развивали наступление, действуя на 100–120 километров впереди главных сил фронта, создавали общевойсковым армиям условия для продвижения в оперативной глубине с минимальными потерями в живой силе и технике, позволяя им свертываться после прорыва обороны противника в походные колонны и без серьезных боев двигаться вперед по дорогам на расстоянии 300–400 километров. Я говорю – без серьезных боев, не имея в виду тактических действий по ликвидации так называемых блуждающих котлов – окруженных групп противника, оставшихся в тылах танковых армий. Не тратя на них времени, танковые ударные клинья продолжали стремительно и глубоко вгрызаться во вражескую территорию.

Достижение стратегического успеха благодаря такому применению крупных танковых объединений можно считать важным уроком победы, который преподали нам Белорусская, Львовско-Сандомирская и Яссо-Кишиневская операции 1944 года, наконец, Висло-Одерская 1945 года.

Глава седьмая
Вперед… на восток

Да, опасения за правое крыло 1-го Белорусского фронта были не напрасны. В Восточной Померании противник накапливал значительные силы, сюда через балтийские порты Данциг и Гдыню морем прибывали все новые и новые его войска из Восточной Пруссии. Эта вражеская группировка под названием «Висла» угрожала не только правому крылу 1-го Белорусского фронта, но и всем его коммуникациям, тем более что войска 2-го Белорусского фронта вели затяжные бои в направлении Данцига и Гдыни. Продолжали сопротивление окруженные группировки врага в городах Познань, Шнейдемюль, Дойче-Кроне, Ансвальде.

В этих условиях необходимо было, уничтожив окруженные группировки, провести наступление на восточно-померанскую группировку врага, чтоб обеспечить надежность флангов войск, которым предстояло наступать на главном направлении – на Берлин.

Но я несколько отвлекусь от описания Восточно-Померанской операции, чтоб обрисовать общую стратегическую обстановку, сложившуюся к этому времени на советско-германском фронте.

Войска 3-го Белорусского фронта под командованием маршала А. М. Василевского, разгромив крупную вражескую группировку, окружили город-крепость Кенигсберг (Калининград), правое крыло этого фронта очищало от противника Земландский полуостров.

2-й Белорусский фронт – войска маршала К. К. Рокоссовского, прорвав один за другим оборонительные рубежи противника, вышли к Балтийскому морю севернее города Эльбинга, отрезав пути отступления восточно-прусской группировке на запад. Главные силы этого фронта, как я уже говорил выше, вели бои в направлении морских портов на Балтике – Данцига (Гданьска) и Гдыни.

В центре стратегического наступления войска маршала Г. К. Жукова (1-й Белорусский фронт) и И. С. Конева (1-й Украинский фронт), разделавшись с крупной группировкой врага, вышли широким фронтом к Одеру и захватили здесь важные для дальнейшего продвижения плацдармы.

На юге, на землях Венгрии, Югославии, Австрии, 2-й и 3-й Украинские фронты – войска маршалов Р. Я. Малиновского и Ф. И. Толбухина – отражали удары больших сил врага в районах рек Грон и Драва и одновременно готовились к переходу в решительное наступление на венском направлении.

Между правым крылом 2-го Украинского и левым 1-го Украинского – в Чехословакии – наступали войска 4-го Украинского фронта под командованием генерала армии И. Е. Петрова.

В первой половине февраля состоялась историческая Ялтинская конференция, подтвердившая требование стран-победительниц в отношении безоговорочной капитуляции Германии.

Успехи советского наступления позволили войскам западных держав незадолго до Ялтинской конференции возобновить свои наступательные операции в районе Арденн и нанести чувствительное поражение группе немецких войск, которой командовал генерал-фельдмаршал Рундштедт.

И вот что в этой связи пишет наш бывший союзник Дж. Фуллер:

«В нормальной войне поражение Рундштедта в Арденнах немедленно привело бы к окончанию военных действий. Однако вследствие требования безоговорочной капитуляции война отнюдь не была нормальной. Следуя этому идиотскому (!) лозунгу, западные союзные державы не могли предложить никаких других, даже самых суровых условий. Их противник также не мог просить о каких бы то ни было условиях, даже самых унизительных. И вот получилось, что Гитлеру, подобно Самсону, оставалось обрушить все здание Центральной Европы на себя, на свой народ и на своих врагов».

Хороши библейские ассоциации с Гитлером! И вполне недвусмысленна попытка обелить злодея, найти оправдание его последнему злодеянию.

Помните, как Гудериан называл требование безоговорочной капитуляции «жестокостью, преступлением против человечества»?

Сопротивляться далее, расплачиваясь народом за свои авантюры, было уже бессмысленно, но Гитлер продолжал безрассудное сопротивление. И кто – Фуллер, английский генерал, – его оправдывает: «Война уже была окончательно проиграна, его политической целью был теперь хаос, и из-за требования безоговорочной капитуляции Гитлер мог достигнуть этой цели»[44]44
  Фуллер Дж. Ф. С. Вторая мировая война 1939–1945 гг. С. 466.


[Закрыть].

Фуллер – Гудериан: какое трогательное единство чувств, какое христианнейшее всепрощение врагу… Диву даешься! Это после того, как Британские острова по приказу Гитлера подвергались жесточайшей и безжалостной бомбардировке и столько невинных жертв понесло мирное население английских городов?

Что это – пресловутая добропорядочность английского джентльмена?

Как бы не так! Все проще, все грубее. Оказывается, «политически Восточная Европа уже была потеряна для демократии», а «с точки зрения западных союзных держав, выиграть войну стратегически и проиграть ее политически означало признать войну потерявшей всякий смысл»[45]45
  Там же. С. 468.


[Закрыть].

И бессмысленное (это определение самого Гудериана) кровопролитие продолжалось. Гитлеровские гарнизоны на Западе с готовностью сдавались без боя англо-американским войскам, но остервенело сопротивлялись советским.

Тем не менее 11 февраля пала крепость Дойче-Кроне, три дня спустя – Шнейдемюль.

16 февраля войска группы армий «Висла» предприняли активные наступательные действия и даже потеснили на 8–12 километров 47-ю армию 1-го Белорусского фронта. Но 18 февраля упорными действиями наших войск вражеское наступление было парализовано.

В этих действиях приняла участие часть сил 1-й и 2-й гвардейских танковых армий, совершивших в это время перегруппировку в район Берлинхена, откуда должна была начаться операция по разгрому противника в Восточной Померании.

В этой операции участвовали войска 2-го Белорусского фронта маршала К. К. Рокоссовского (2-я ударная, 65, 49, 70-я армии, для усиления сюда передали 19-ю армию и 3-й гвардейский танковый корпус) и правое крыло 1-го Белорусского (3-я ударная, 61-я, 47-я армии, 1-я и 2-я гвардейские танковые армии, 1-я армия Войска Польского).

Враг для противодействия нашему наступлению имел 35 дивизий и значительное количество отдельных частей.

Восточная Померания вытянута вдоль южных берегов Балтийского моря, территория ее изобилует множеством холмов, лесов, рек, ручьев, озер и озерец – между ними узкие проходы. Все это, естественно, затрудняет наступление, но зато очень помогает противнику организовывать оборону сравнительно малыми силами.

И дороги! Они в основном – если говорить о дорогах с твердым покрытием – проложены строго с запада на восток, связывают Восточную Пруссию с центром Германии, и нет их почти совсем с юга на север, как это надо бы нам для задуманного наступления.

В полосе предстоящего наступления ударной группировки войск 1-го Белорусского фронта с юга на север шла единственная дорога с твердым покрытием – на Кольберг. Все прочие дороги грунтовые. А тут началась оттепель, мокрый снег, дожди.

^{В заснеженном лесу}

Разведка доносила: все дороги, межозерные и лесные проходы подготовлены врагом к заминированию, устроены лесные завалы, в населенных пунктах все готово к круговой обороне – подвалы и чердаки домов приспособлены для пулеметных точек, на улицах каменные баррикады.

В лесах бродячие группы немецких солдат и офицеров – остатки рассеянных еще в Висло-Одерскую операцию войск противника. Передвигаться в одиночку потому небезопасно – есть случаи нападения на наших бойцов и командиров.

Но большинство бродячих групп – деморализованные, голодные, обросшие, оборванные солдаты – выходят к расположению советских войск, прося пощады и хлеба.

Вот они, «победители Европы», какой плачевный конец! Ни дать ни взять отступающее наполеоновское воинство после Березины. И тоже переодетые в отнятое у населения гражданское платье и даже женскую одежду.

Бдительное око советского воина выявляет этих «героев», пытающихся пробраться за Одер, поближе к своим войскам. Их направляют на пункты сбора военнопленных, отделяя от прочих беженцев.

Беженцами повсюду забиты дороги. Они бегут на запад, от русских, от «языческого истребления», которым их запугивала геббельсовская пропаганда.

Они изумленно глядят, как советские воины освобождают дома для размещения их детей и больных, как заботливо помогают старушке взойти на лестницу, как отдают немецкому мальчугану свою краюшку хлеба.

Им, отравленным нацистским пропагандистским ядом, невдомек, что советскому человеку с первого дня войны внушали, что гитлеры и фашисты приходят и уходят, а народ немецкий остается.

Им неизвестно, что советский солдат-победитель воспитан не на тлетворных, зловредных идеях мести, хотя ему есть за что мстить, а на светлых идеях человеколюбия, глубокого уважения к народам мира.

Время бежит. 28 февраля я с группой офицеров прибыл на КП командующего 3-й ударной армией генерала Н. П. Симоняка, в полосе которой должен был вводиться в прорыв наш танковый корпус. Следовало в последний раз уточнить все вопросы взаимодействия.

Н. П. Симоняк принял нас как нельзя любезно и радушно. Работа наша затянулась до самого рассвета.

– Оставайтесь, – предложил генерал, – мы танкистов любим. Вместе позавтракаем, а там – айда на врага. Обеспечим вас связью, и отсюда сможете руководить своими войсками.

Мы поблагодарили, но остаться, конечно, не согласились.

– Ну, добре. Тогда поскорее тикайте отсюда, хлопцы, бо скоро начнется артподготовка, а под снарядами по полям прогуливаться не очень безопасно.

^{Комкор Бабаджанян ставит подчиненным боевую задачу}

И верно. Не успели мы проехать и полпути, как небо расколола артиллерийская канонада. Мы передвигались лощинками, петляли вправо, влево, пока не наткнулись на батарею 122-миллиметровых гаубиц. Оттуда выскочил старший лейтенант и довольно нелестно аттестовал нас. Приблизившись и увидев в машинах нескольких старших офицеров, извинился. Мы ответили, что ему незачем извиняться, мы действительно не очень умно поступаем, разгуливая под дулами гаубиц. Он пожелал нам счастливого пути, при этом так покачав головой, что было понятно – не слишком он изменил свое мнение о нас.

Но что поделать, надо же было поскорее добраться до своих частей, ведь артподготовка означала: наступление фактически началось.

Началось. Войска 3-й ударной, 61-й армий и 1-й армии Войска Польского двинулись вперед по всему фронту. Двинулись, несмотря на мокрый снег и туман, который в низинах был настолько плотным, что не было видно ни зги. За три часа удалось продвинуться всего на полтора-два километра.

И противник оказывал сильное сопротивление, опираясь на хорошо в инженерном отношении организованную оборону. Необходимо было ускорить прорыв ее тактической зоны.

Танкисты ждали, что вот-вот их бросят на прорыв вражеской обороны. Так и случилось. Передовые отряды 11-го гвардейского танкового корпуса в 11 часов утра 1 марта двинулись вперед, на север, вслед за ними начали движение главные силы корпуса. Правее нас действовал 8-й гвардейский механизированный корпус И. Ф. Дремова.

За несколько дней до этого на совещании в штабе армии, где уточнялись задачи корпусов и где было определено, что единственная дорога с твердым покрытием оказывается в центре движения моего танкового корпуса, ко мне подошел Иван Федорович, взял ласково под руку и отвел в сторонку.

– Скажи, Армо, я твой друг или нет?

– Несомненно, ты один из моих лучших друзей, – отвечал я, предвидя, что Дремов задает вопрос отнюдь не риторически.

– Скажи еще, это правда, что по кавказским адатам полагается: если твоему другу что-либо понравится, ты должен ему это подарить?

– Почти что так.

– Почему почти?

– Ну… потому что адаты не позволяют дарить жену, любимого коня…

– Правильные адаты, – перебил меня Дремов. – Жену нельзя дарить, коня у нас с тобой нету. А вот дорогу на Кольберг давай поделим поровну.

– Это как же: правая сторона шоссе тебе, левая – мне?

– Не темни, Армо, ведь ты понял, давай этой дорогой пользоваться вместе. Возражай не возражай, все равно и мой автотранспорт пойдет по этой дороге. Понял? Соответствует это твоим адатам?

– Ладно, Иван Федорович, пусть соответствует. Только уж смотри отрегулируй как следует движение колонн.

^{Подбитая «Пантера»}

Оттепель и весенние дожди сделали свое неблаговидное дело – все грунтовые дороги превратились в сплошную кашу. Повсюду застревали автомашины, артиллерия.

Пока мы с И. Ф. Дремовым вдвоем на шоссе, все куда ни шло. Но тут на единственное шоссе стали сворачивать и другие колонны наступающих войск. Образовалось великое столпотворение – пробки, пробки, пробки. Одно счастье – пасмурно, низкая облачность – нелетная погода, а то бы худо пришлось нам от авиации противника.

Офицеры штабов, досылаемые для ликвидации заторов на дорогах, ничего не могли добиться. В горячке на бой с пробками ринулись и мы с моим заместителем полковником П. А. Гаркушей.

Но ни наши увещевания, ни строгие окрики, ни настойчивые распоряжения не возымели серьезного успеха – все офицеры тыловой службы стремились со своими запасами не отставать от боевых порядков своих войск, и пробки на нашей дороге не рассасывались, а, наоборот, утрамбовывались.