Текст книги "Танковые рейды"

Автор книги: Амазасп Бабаджанян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Подходим – на земле распростертый человек. Сняли с него балахон, под ним оказалась немецкая военная форма, к поясу привязан небольшой мешочек со взрывчаткой – килограммов пять. А больше ни документов, ни чего-либо другого нет, чтоб установить земное происхождение «привидений».

Оставалось только гадать – не то немецкие диверсанты, не то бандеровцы – бандиты-националисты, о которых нас уже предупреждали перед вступлением на Украину…

Пробка впереди рассосалась – приказал танкистам двигаться с зажженными фарами вперед на большой скорости, в направлении Чернорузки.

19-я и 21-я гвардейские механизированные бригады нашего корпуса, преследуя отходящие части 25-й танковой дивизии противника, в течение ночи продвинулись на 30–35 километров и вышли к подступам Казатина, важного узла железных и шоссейных дорог. 20-я механизированная, 1-я танковая гвардейские бригады, наступая на пятки отходящей 19-й немецкой танковой дивизии, успешно продолжали продвигаться к Чернорузке.

Утром у Чернорузки произошло встречное сражение бригад нашего корпуса с колоннами вновь подошедшей сюда 20-й мотодивизии противника. В ходе короткого, но стремительного боя наши 1-я танковая и 20-я механизированная гвардейские бригады наголову разбили два вражеских мотополка, захватили большое количество техники, артиллерии, минометов, автомашин, самоходных орудий. Основные силы бригад выскочили к южной окраине Казатина.

У села Чернорузка я остановил свой танк, потому что дорогу ему преградила большая группа немецких военнопленных. Вглядевшись, я разинул рот от изумления – вся колонна, человек 300, двигалась в сопровождении всего лишь одного нашего бойца.

Остановив колонну, ко мне подошел совсем молодой автоматчик, вполне из того самого «пионерского лагеря», и четко доложил:

– Красноармеец Пигарев сопровождает военнопленных в количестве 273 человек!

– И вы – один – не боитесь, что эта орава может разбежаться?

– Да куда им деваться, товарищ полковник, – улыбнулся солдат. – Они нынче смирные стали…

Действительно, иные нынче времена…

При освобождении Казатина враг понес колоссальные потери, помимо техники и вооружения наши войска захватили множество складов продовольствия, горючего. В этих боях немеркнущей славой покрыли себя командир 69-го гвардейского танкового полка подполковник И. Н. Бойко, старший лейтенант В. Н. Подгорбунский, лейтенант П. Ф. Гриболев, старшина М. И. Бушилов – всем им присвоено было звание Героя Советского Союза.

И. Н. Бойко был назначен военным комендантом Казатина. Бойко явился ко мне и с порога заявил:

– Обращаюсь к вам как к начальнику гарнизона города Казатина. Я танкист. Могу танк водить, могу немцев бить, могу, наконец, полком командовать, а не со старушками дело иметь. «Сынок, у меня хату разбило, где мне жить теперь?» А другая тоже: «А где мне теперь свою скотину отыскать?..» А третья… тьфу, прости господи… Товарищ полковник! Официально заявляю: не справлюсь я с обязанностями коменданта. Освободите.

– Слушай, Иван Никифорович, ты же знаешь, что твое назначение – приказ командарма!

– Знаю, потому и обращаюсь по команде. Я строевой командир.

– А я, по-твоему, из интендантов?

Бойко смутился. Не дав ему опомниться, я продолжал:

– Ты знаешь, что Подгорбунского и Бушилова к Герою представили?

– Знаю… – непонимающе протянул Бойко. – Они эшелон с военнопленными, которых немцы живьем сжечь хотели, отбили…

– Не все знаешь. Еще в этом эшелоне было много мирных жителей, которых должны были отправить в Германию, в неволю. Теперь понял, к чему я? Не понял. Так вот, кто, по-твоему, ими сейчас заняться должен – кров им дать и хлеб? А кто порядок в городе наводить будет? По-твоему, если танкист, так тебе, кроме танков, ни до чего дела нет? Понял или нет?

Иван Никифорович понял. А дел у нас с ним было в Казатине по горло. Кроме всего, противник в бессильной злобе из-за потери Казатина решил смести его с лица земли дальнобойной артиллерией, которая остервенело била прямо в центр города. Пришлось срочно выводить войска, эвакуировать часть населения, вывозить захваченные трофеи.

Вскоре 11-й гвардейский танковый корпус далеко отбросил противника, артобстрел прекратился. Жизнь в городе входила в нормальную колею.

Однако противник не успокаивался. Он вновь 30 декабря при поддержке массированных ударов авиации перешел к контратакам. Пока главные силы 1-й танковой армии вели бои в районе Казатина, 44-я гвардейская танковая бригада полковника И. И. Гусаковского колонной подошла к восточной окраине Бердичева.

В это время гарнизон противника, оборонявший город, пропускал через минные поля и противотанковые рвы свои отступавшие войска. Воспользовавшись темнотой, два танковых батальона бригады Гусаковского с десантами автоматчиков на бортах пристроились к фашистским танкам и вместе с ними вошли в город.

А затем, устремившись по улицам города, сея огнем и гусеницами страх и панику в стане врага, овладели центром Бердичева.

Пять суток отважные батальоны танкистов А. А. Карабанова и П. И. Орехова с автоматчиками геройски сражались, окруженные врагами со всех сторон, и выстояли до подхода главных сил фронта. Здесь, в окружении, партийные и комсомольские организации батальонов получили 89 заявлений с просьбой принять в ряды партии и комсомола.

Один из командиров батальонов, ворвавшихся в Бердичев, майор П. И. Орехов и лейтенант Г. С. Петровский были удостоены звания Героя Советского Союза.

В конце декабря 1943-го – начале января 1944 года войска 1-го Украинского фронта, прорвав оборону противника на фронте более 300 километров, освободили помимо Казатина и Бердичева Радомышль, Коростень, Новоград-Волынский, Житомир, Белую Церковь.

5 января на кировоградском направлении перешли в наступление войска 2-го Украинского фронта. Над 8-й германской армией, оборонявшейся в районе Корсунь-Шевченковский, Звенигородка, Шпола, нависла угроза окружения.

Германское командование принимало экстренные меры, чтобы заделать брешь в системе своей обороны. Спешно перебрасывались сюда с других участков новые дивизии, вводились в сражение – в первую очередь против танковых армий, поскольку они представляли наибольшую опасность.

В ночь на 5 января 1-я танковая армия получила задачу совместно с частью сил 38-й армии наступать в направлении Монастырище, Умань, имея в виду расчленить группировку противника и создать благоприятные условия для окружения его 8-й армии.

1-я танковая, начав наступать 5 января, за два дня продвинулась вперед на 50 километров, овладев населенными пунктами Липовец, Ильинцы, Дашев, Корытна. Путь на Умань, по существу, был открыт.

И вдруг 1-й танковой приказано приостановить наступление на Умань и повернуть на 90 градусов.

В войне, где участвуют массовые армии, далеко не всегда можно предугадать действия противника, хотя тщательный анализ возможностей врага, скрупулезный учет предшествующего опыта борьбы с ним сопутствуют деятельности полководца.

Стремясь выручить свою 8-ю армию, попадающую в окружение, противник попытался действовать извне, с оперативной быстротой перебросил сюда резервы с других участков – на Винницу, через Львов, Проскуров (ныне Хмельницкий). Стояла распутица, а для движения на Винницу у противника в распоряжении была разветвленная сеть железных и хороших шоссейных дорог.

Враг, сосредоточив здесь крупную группировку, нанес сильный контрудар во фланг нашим войскам. Вот почему 1-й танковой пришлось срочно поворачивать на Винницу под прямым углом…

С середины 1943 года Красная Армия накопила весьма значительный опыт борьбы с противником, переходящим под ее мощными ударами к обороне. С противником, однако, все еще сильным, коварным, умным. Лишь глубокое изучение методов его сопротивления приводило к победам с наименьшими потерями. Несмотря на пресловутое пристрастие прусской военщины к шаблонам, противник вынужден был искать новые методы сопротивления – переходил к удержанию рубежей обороны путем организации многочисленных контрударов по всей линии фронта. Это было необходимо ему, чтоб затянуть бои, выиграть время. С этой целью он создавал на разных участках мощные резервы, позволявшие парировать удары наступающих наших войск.

6 января, когда 1-й танковой было приказано повернуть на Винницу, в части нашего корпуса приехали командующий М. Е. Катуков, член Военного совета Н. К. Попель и новый командир корпуса генерал И. Ф. Дремов.

Я находился у своего друга, командира 1-й гвардейской танковой бригады полковника В. М. Горелова, когда ему доложили о прибытии начальства.

– Пойдем, Армо, встречать. Не иначе что-нибудь важное случилось, когда разом столько начальства к тебе грядет, – сказал Владимир Михайлович, на ходу натягивая на себя шинель.

– …Вот что, полководцы, – сказал в обычной своей полушутливой манере М. Е. Катуков. – Понимаете, армия неожиданно получила новую задачу, направление наступления меняется – теперь на Жмеринку. Там у противника обнаружилась крупная группировка.

– «Обнаружилась»? – вырвалось у меня.

– Да, обнаружилась, – настороженно повторил Михаил Ефимович. – А что ты хочешь сказать, Армо?

– Сказать нечего, товарищ командующий, только спросить хочу: а где была разведка?

– Любишь задавать лишние вопросы, – ответил Катуков. – Разведка это и обнаружила. Задача состоит в том, чтобы не вопросы ставить, а «уконтропупить» эту группировку… А там видно будет. Сейчас командир корпуса растолкует ваши задачи, благо вы оба вместе.

Немногословный И. Ф. Дремов нарисовал стрелы на наших картах.

– Поняли?

– Поняли, – дуэтом ответили мы с Гореловым.

– Еще будут вопросы? – спросил Катуков.

– Один, – сказал я. – Вчера разведка одно доложила, сегодня – другое. А завтра третье?

– А, чтоб тебя! – разозлился Михаил Ефимович. – Всегда в своем репертуаре. Задачу положено не обсуждать, а выполнять.

– Есть, не обсуждать. А я не задачу обсуждаю, задача будет выполнена.

– Вот это по-военному, по-командирски. Ну, мы дальше – к Бурде в бригаду.

Когда они уехали, В. М. Горелов сорвался с места и зашагал из угла в угол, так что половицы затрещали.

– Не обсуждай, Армо, а выполняй, Армо! – передразнивал он командарма. – Ясно?

– Ясно.

– Попугай ты, Армо, ясно?

– Да заткнись же ты, Володя! – не выдержал я. – И так тошно.

– Тошно?! – заорал Горелов. – Тошно, говоришь? – еще более грозно вопрошал своим басом Владимир Михайлович. – Ординарец!

Ординарец вырос перед ним.

– Видишь, нервничаю – дай глотку промочить, а то сейчас Армо укокошу или хату кверху ногами переверну! – И сам расхохотался во всю ширь своих легких.

Потом, за солдатской фронтовой кружкой, я, чтоб успокоить не в меру расходившегося Владимира Михайловича, рассказал ему восточную притчу.

Халифу Гарун аль-Рашиду однажды приснился сон, что у него разом выпали все зубы. Призвал Халиф толкователя снов.

– Да продлится жизнь повелителя правоверных! – отвечал тот. – Сон твой означает, что вся твоя родня умрет прежде тебя, никого не останется.

– Кому я нужен без родни! – вскричал Халиф и приказал всыпать толкователю сто палок.

Затем призван был другой толкователь.

– О повелитель, – сказал он, – сон твой означает, что ты будешь долговечнее всех своих сородичей.

Гарун аль-Рашид наградил его ста золотыми динарами…

– Понял, Володя, в чем была моя ошибка? – закончил я.

– Э, восточный ты мудрец, – отвечал Горелов. – А то понял, что самому Катукову все эти повороты тоже не очень по душе?

Я отдал должное его проницательности.

В середине 7 января, перегруппировавшись, войска 1-й танковой перешли в наступление в западном направлении, форсировали реку Соб и к вечеру 8 января перерезали железную дорогу Винница – Гайсин на участке Гуменное, Фердинандовка.

Всю армию облетело известие, что танковый полк И. Н. Бойко, освобождая родное село своего командира – Жорнище, освободил его родителей, оставшихся в оккупации, что сам Иван Никифорович на своем танке подкатил к родному дому и навстречу ему вышли отец с матерью. Редко, но случалось такое на войне. Я не рассказываю подробнее, сколь трогательна была эта встреча, потому что ее уже описал в одной из своих книг член Военного совета нашей танковой армии Н. К. Попель.

Бригада В. М. Горелова, так же как недавно танкисты И. И. Гусаковского в Бердичев, ворвалась в Жмеринку. Здесь поднялась такая паника, что со Жмеринского аэродрома стали подниматься самолеты и улетать на запад. Только во второй половине дня враг сообразил, что в город вошли довольно небольшие советские силы. Горелову под натиском во много раз превосходящего противника пришлось отступить на левый берег Южного Буга, присоединиться к нашей 20-й бригаде.

Нелегко пришлось здесь и 40-й гвардейской танковой бригаде полковника Н. Г. Веденичева. В боях у населенного пункта Гнивань полегло немало танкистов.

Нынче здесь им неизменный для танкистов памятник – тридцатьчетверка. И, как мне говорили, рассказом об истории этого памятника начинается традиционно каждый первый урок в первом классе первого сентября в здешней средней школе…

Далеко оторвались от главных сил отдельные бригады танковой армии. Противник мог ударить в тылы наших корпусов – он сосредоточил здесь крупные резервы.

Ослабленные две дивизии 38-й общевойсковой нашей армии находились тоже в опасном положении – они были растянуты на широком фронте и не могли оказывать серьезного сопротивления контрударам противника.

20-я механизированная и часть 1-й танковой гвардейских бригад заняли оборону по левому берегу Южного Буга. И хотя успешно отражали натиск врага, но над ними нависла серьезная угроза.

Тут, к полной для нас неожиданности, появился наш новый комкор И. Ф. Дремов. Как он невредимым к нам пробрался, один бог ведает – автоматчик, бывший в его машине, убит, адъютант ранен, а в самой машине мы насчитали 20 пулевых пробоин.

– Что же вы так неосторожно, Иван Федорович?..

– Не учи ученого, молод еще, – проворчал Иван Федорович. – Вот что: поскольку Горелова изрядно потрепали, принимай оставшиеся у него танки и прорывайся к главным силам. А то, не ровен час…

Он недоговорил, но я понял, что он имел в виду: ушли мы вперед километров на восемьдесят, и без поддержки недолго и в окружение угодить. Такой сильной группировки противника наша разведка здесь не предполагала.

Я бросил взгляд на Горелова.

– Ну, руководи, восточный мудрец, – ответил Горелов.

Гитлеровский генерал Йодль на допросе в 1945-м обронил: «В 1943-м существовало правило – кто атакует, тот выигрывает». Сейчас шел сорок четвертый, и промахи разведки обходились недешево.

В ходе боев 20-й гвардейской, принявшей танки от 1-й гвардейской танковой бригады, пришлось, обеспечивая отход частей 11-го гвардейского танкового корпуса, выдержать довольно тяжелые бои. Но 13 января она все-таки была окружена врагом. И лишь на следующий день, только сосредоточив танки на одном направлении – на населенный пункт Иванивка, удалось прорвать кольцо окружения и присоединиться к главным силам армии.

В эти дни как-то понадобилось мне встретиться с командиром 11-го гвардейского танкового корпуса генералом А. Л. Гетманом. Запрашиваю по радио, узнаю, что он ночью выехал в село Вороновицу, которое, дескать, уже освободила 45-я танковая бригада. А тут мне мой начальник штаба говорит, что не может этого быть – 45-я, по его сведениям, вышла не к Вороновице, а к Шендерову.

Но дела требовали – поколебавшись, я решил, чуть рассветет, проскочить на южную окраину Вороновицы.

По дороге ни души, и это очень подозрительно. Придерживаю водителя за руку: медленнее, медленнее – не угодить бы в лапы к гитлеровцам.

Вот и Вороновица. У околицы стоит тридцатьчетверка, около нее ковыряется экипаж.

– Чей танк? – спрашиваю.

Докладывают:

– Генерала Гетмана.

Обрадовался:

– Отлично! А сам он где?

– Во второй хате, где большой сад.

Хотел было уж трогать и вдруг на всякий случай спросил:

– Кто обороняет село?

Танкисты пожали плечами:

– Генералу говорили – 45-я бригада…

– А сами вы ее видели?

– Никак нет, товарищ полковник.

– Немедленно по местам! А ты, – кричу водителю, – жми ко второй хате вовсю!

Подскакиваем ко второй хате. Тишина. Распахиваю дверь и вижу: на полу, закутавшись в какую-то немыслимую огромную волчью шубу, спит генерал Гетман, рядом на скамье вдвоем примостились его адъютант и ординарец. Толкнул этих двоих – сразу вскочили. Схватил Гетмана за плечо, трясу – никакого впечатления, спит богатырским сном. Втроем нам еле-еле удалось Гетмана усадить.

Андрей Лаврентьевич, не размыкая век, поднялся на ноги и вдруг как размахнет обеими руками в разные стороны – мы, как котята, разлетелись. Все так же, не открывая глаз, он пробурчал: «Какого черта! Дайте ж поспать!» И вновь повалился на бок, натянув на голову шубу, только могучий храп раздался.

– Да проснитесь же, Андрей Лаврентьевич, беда может быть!

– Что? Беда? Какая беда? – Гетман открыл глаза и вскочил. – А, это ты, Армо… Чего тебе? Какая у тебя беда стряслась?

– Да со всеми нами может беда случиться…

Тут меня прервал влетевший в комнату автоматчик:

– Немецкие танки!

Все повскакали, вылетели из хаты, рассыпались по саду. Гляжу – действительно, напротив дома стоят два танка с крестами на броне, двигатели стучат на малом газу.

А где Гетман? Опять исчез.

– Та він же за шубой пішов, – шепчет мне автоматчик.

В сердцах чертыхаюсь: «Нашел время заботиться о какой-то дрянной шубе!»

Действительно, из хаты наконец выскакивает Гетман, по земле за ним волочится эта немыслимая шуба. Хоть бы немецкие танкисты не заметили его генеральских погон!

Тут начинается беспорядочная перестрелка. Мы перебежками двигаемся к своим машинам. Танк Гетмана прикрывает нас огнем пушки.

Наконец нам удается уйти от беды, которая чуть не стала фактом.

– Спасибо, Армо, – тихо произносит Андрей Лаврентьевич, – вовек не забуду.

Пересаживается в свой «виллис» – и был таков…

Повстречавшись спустя много лет, вспомнили мы былое с генералом армии А. Л. Гетманом.

– Разве ж можно было, Андрей Лаврентьевич, так рисковать из-за какой-то волчьей шубы?

– Не из-за «какой-то», дорогой ты мой Армо. Это подарок был – от правительства Монгольской Народной Республики… И вот что я еще тебе скажу… Какой это год?

– Сорок четвертый.

– Так в сорок четвертом, ты ж помнишь, уже и такого страха смерти не было, как в начале войны…

Я согласился. Все тогда уже воспринималось нами по-другому. Нет, не беспечность родилась, отнюдь. Но какая-то внутренняя спокойная убежденность. Ведь впереди была теперь уж вполне осязаемая победа.

Враг пытался сопротивляться, хитрил, изворачивался, чтоб как-нибудь под сокрушительными ударами Красной Армии затормозить развал своей оборонительной стратегии. Кое-где это ему удавалось.

Бои продолжались с неослабевающим ожесточением. На различных участках внезапно возникали сложнейшие ситуации.

24 января в районе Винницы противник снова атаковал крупными силами наши стрелковые войска, прорвал их оборону и устремился на Очеретню, Погребище.

Меня вызывает М. Е. Катуков:

– У Москаленко на правом фланге противник накостылял стрелковым дивизиям. (Командарм любил применять и сам выдумывать острые словечки.) Там вступил в дело генерал Григорьев – 31-й танковый корпус. Но ему одному трудненько приходится. Возьми танковый полк своей бригады, танков 25–30 мы тебе дадим дополнительно, и за ночь махни в район Погребища. Приказываю: остановить противника любыми средствами. Помни, за Погребище ты в ответе. Как только прибудешь на место, тотчас сообщи по радио.

В танковом 68-м гвардейском полку моей бригады оставалось всего 12 исправных машин, потому пополнение, которое давал командарм, было очень кстати.

С генералом В. Е. Григорьевым мы уточнили мою задачу. Григорьев просил усилить боевые порядки его бригад, которые занимают высоты западнее Очеретни. На мой вопрос, нет ли противника в самой Очеретне, В. Е. Григорьев оскорбленным тоном ответил:

– Как видите, даже штаб моего корпуса в Очеретне, откуда же здесь быть противнику!

На этом мы с Григорьевым расстались, и я поехал ставить задачу своим батальонам. Пока они выходили в-намеченные пункты, наш радист развернул рацию. Докладывает: «Вас вызывает армейская радиостанция». Беру наушники – там такое: «Сорока, Сорока, Сорока, я – Волга. Как слышите? Прием…»

– Кто это – Сорока? – спрашиваю радиста.

– Ваш позывной, товарищ полковник, – отвечает он и не подозревает, что ему повезло: веков этак с десяток назад у моих кавказских предков за такие шутки головы рубили.

Впрочем, что это я на радиста окрысился, он тут, бедняга, ни при чем, это шуточки начальника связи армии полковника Захарова.

– Не отвечай ему. Сам он, видишь ли, Волга…

Но, конечно, тут не до шуток, я беру микрофон, но удержаться не могу:

– Волга, Волга, скажите Захарову: сам он сорока.

– Армо, ты чего это в эфир пузыри пускаешь? – слышу голос М. Е. Катукова.

– Виноват… Однако какая я ему сорока…

– Ладно, ладно, уйми свою кавказскую кровь. Значит, прибыл?

– Все в порядке.

– Вот и хорошо. Выходит, делом доказал: не сорока ты. Разрешаю перейти на запасной позывной.

– Спасибо, Волга! – И я выключил микрофон.

– Товарищ полковник, – робко сказал радист, – а запасной ваш позывной – Суслик.

Мы не раз после войны весело смеялись над этой шуткой с начальником кафедры Военной академии связи профессором, доктором технических наук Г. П. Захаровым…

Оставив у рации одного офицера дежурить вместе с радистом, мы все улеглись на соломе подле танка, чтобы подремать часок: рассветет – сразу ведь в дело. Хоть и зябко, сон одолел нас.

Просыпаюсь от толчка в бок. Спросонок ничего в толк не возьму, только слышу – беспорядочная стрельба. Меня тормошит командир танка старший лейтенант Алексеев:

– Товарищ полковник, скорее за танк! – А сам прыгает внутрь машины.

Вижу, прямо перед нами медленно проползает немецкий «тигр».

Еле успел заскочить я за корму, как грянул выстрел. «Тигр» застыл на месте. Из него выпрыгнул водитель, но тут же упал, скошенный автоматной очередью.

Из люка нашей тридцатьчетверки вылез улыбающийся В. Н. Алексеев:

– Видали? – И показывает на рваную пробоину в борту «тигра».

Пальба все продолжалась до самого рассвета, только к утру мы поняли, что тут произошло.

Оказывается, в Очеретне вместе с нами ночевали танки дивизии СС «Адольф Гитлер». (Упрек по поводу недосмотров разведки я в первую очередь адресую себе: беспечность бригадной разведки – и моя вина.) С первыми лучами солнца наши танкисты их обнаружили, быстро разделались с несколькими из них. Но первые же выстрелы послужили обеим сторонам сигналом к началу огневого боя. Противник потерял 17 танков, но и мы оставили на поле боя 6 машин.

Как выяснилось, две бригады из корпуса В. Е. Григорьева, оставив высоты западнее Очеретни, отошли на восток, не дав знать об этом штабу своего корпуса. И только во второй половине дня, с приходом резервов фронта, удалось стабилизовать положение.

В ходе Житомирско-Бердичевской наступательной операции войска 1-го Украинского фронта продвинулись от 80 до 200 километров, освободили ряд областей и районов Правобережной Украины.

Участвуя в проведении этой знаменитой операции, вошедшей в историю Великой Отечественной как одна из операций Советских Вооруженных Сил по уничтожению большого количества вражеских войск, 1-я танковая армия продвигалась по 17–18 километров в сутки. Бывали дни, когда темп наступления достигал 50–60 километров.

Если сопоставить темп наступления советских танковых армий с темпами наступления германских танковых сил в самый благоприятный для них момент – в начале войны, – сопоставление это окажется явно не в пользу последних. Их среднесуточный темп равнялся всего 6–8 километрам и только в отдельные дни достигал 25–40 километров.

А ведь погодные условия, не в пример тому, что было жарким летом 1941 года, зимою сорок четвертого отнюдь не благоприятствовали советским танкистам.

И все-таки советские бронетанковые силы в числе других войск Украинских фронтов добились колоссальных успехов, подготовили в начале зимы 1944 года условия для начала весенней наступательной кампании Красной Армии.

Вместе с тем, говоря об уроках, которые были вынесены бронетанковыми войсками из сражений этого периода, следует отметить, что здесь, на мой взгляд, можно было такие крупные подвижные силы, как танковые армии, применять решительнее, что позволило бы проникать им в более глубокий оперативный тыл врага, то есть препятствовать врагу маневрировать резервами, не давать ему парировать удары наших Вооруженных Сил.

Я не историк, и из истории Великой Отечественной мое дело – извлекать практические уроки. Потому и книга моя не преследует цели дать исчерпывающей полноты картину баталий 1941–1945 годов, а только остановиться на тех боях и сражениях, участником которых мне довелось быть лично, или на тех, уроки которых могут быть использованы для дальнейшего совершенствования советского искусства вождения танковых войск.

Но если война – продолжение политики иными, насильственными средствами, то уроки хода и финала войны, боев и победы не просто военные, а всегда военно-политические.

Потому не могу пройти мимо того политического резонанса, который получали важнейшие события войны.

Мир был потрясен размахом советского наступления, Красная Армия преподносила ему урок за уроком – стройную систему аргументов, что фашизм, какими бы силами и резервами он ни обладал, неизбежно обречен на погибель в столкновении с силами социализма. Первый в этом столкновении растрачивает свои силы и ресурсы, второй – чем дальше, тем становится сильнее.

Судя по книгам и мемуарам бывших высоких представителей гитлеровского вермахта, в таком обширном количестве появившимся после войны, они не вынесли для себя этого урока. Или пытаются обвести вокруг пальца своих читателей. В поисках оправдания они, как Э. Манштейн, доходят до прямой фальсификации известных исторических фактов, утверждают, что, например, под Корсунь-Шевченковским в окружение попало лишь 40 тысяч немецких солдат и офицеров и больше чем 30 тысяч из них вышло из котла. Между тем при ликвидации советскими войсками окруженной группировки противник потерял более 73 тысяч солдат и офицеров, из них 18,2 тысячи сдались в плен.

«Война, – говорил К. Маркс, – подвергает нацию испытанию – в этом заключается ее искупительная сторона. Подобно тому, как мумии мгновенно распадаются, когда подвергаются воздействию атмосферы, так и война выносит окончательный приговор социальным учреждениям, которые утратили свою жизнеспособность»[31]31
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 11. С. 551.


[Закрыть].

В схватке с фашизмом выходил победителем союз социалистических наций, руководимый и возглавляемый коммунистами. Восемьдесят процентов всей Коммунистической партии находилось в армии и в военном хозяйстве.

Кажется, все книги о Великой Отечественной войне, все фотовыставки обошел снимок советского военного корреспондента, изображающий политрука, поднимающего в атаку бойцов. Пистолет в протянутой вперед руке, рот полуоткрыт в призывном кличе, и, кажется, ты слышишь еще не переставшие звучать его слова: «Вперед, в атаку – за мной!» А сам – на бруствере, над окопом, открытый пулям врага, весь воплощение неотразимой воли, стремительности, убежденности – сама правда, за которой нельзя не броситься вслед.

Нам, советским людям, знаком этот образ, образ комиссара-большевика, коммуниста, еще со времен Гражданской. Великая Отечественная подтвердила его вновь и вновь.

В боях у населенного пункта Комсомольское сам поднимал в атаку бойцов 27-й гвардейской мотострелковой бригады начальник политотдела Ф. С. Потоцкий. Во главе десанта на танках 1-й гвардейской танковой бригады, рвавшейся к Попельне, был начальник политотдела подполковник А. Т. Ружин. Оба впоследствии героически сложили головы в боях на берлинском направлении.

Но время изменяет все, изменился и политрук в войсках. Время было такое, что только личного мужества и героизма было недостаточно, чтоб выиграть войну – войну иную, не такую, как Гражданская, войну моторов и техники, огромных людских масс, сложной тактики и стратегии. И овладения всеми премудростями военно-оперативного руководства война требовала уже не только от строевых командиров, но и от политработников.

Населенный пункт Иванивка в Винницкой области штурмовала 21-я гвардейская механизированная бригада под командованием подполковника Н. Т. Арутюняна, за неделю до этого боя перемещенного на командование соединением с должности начальника его политотдела.

Бригада успешно осуществила поставленную перед ней боевую задачу: овладела населенным пунктом, понеся при этом горькую утрату – погиб смертью храбрых ее командир Н. Т. Арутюнян, посмертно заслужив самую высокую награду Родины – орден Ленина.

В сражениях у города Немирова, когда 20-я гвардейская мехбригада с тяжелыми боями вырывалась из окружения, ее передовой отряд возглавил начальник политотдела А. И. Кортелев с автоматом в руках повел в атаку бойцов.

Когда бригада прорывала кольцо окружения, в адской свистопляске пуль и осколков появился член Военного совета нашей армии генерал-лейтенант Н. К. Попель.

– Вот, оказывается, какой вы! – восторженно сказал он, обнимая Кортелева. – Я-то полагал вас глубоко штатским секретарем райкома. А вы – в самое пекло…

– У вас учусь, Николай Кириллович, – ответил Кортелев. – Вы же вот тоже пробрались на самый порог прорыва – «в самое пекло»…

^{Н. К. Попель и М. Е. Катуков награждают орденом Боевого Красного Знамени бригаду А. Х. Бабаджаняна}

Личный героизм политработников был, наверное, одним из первых стимулов, побуждавших в воинах, идущих в бой за Родину, стремление приобщиться к славной когорте коммунистов и комсомольцев. В 1944 году в Советских Вооруженных Силах было свыше 3 миллионов членов и кандидатов партии, 3,5 миллиона комсомольцев. В нагрудном кармане каждого второго советского воина лежал свято оберегаемый партийный или комсомольский билет…

Беззаветно дралась за социалистическую Родину юность нашей страны. Из более чем 11 с половиной тысяч Героев Советского Союза, удостоенных этого высокого звания за отвагу и мужество, проявленные в годы Великой Отечественной, около 7 тысяч – комсомольцы и воспитанники Ленинского комсомола.

Уже в начале 1944 года человечеству стало окончательно ясно, что дни гитлеровского рейха сочтены, и в этом заслуга Советского Союза, об этом свидетельствуют успехи войск всех советских фронтов.

Немалый вклад в эти успехи вносили Украинские фронты – они отбросили противника далеко от Днепра, освободили Житомир, Бердичев, Новоград-Волынский, Ровно, Луцк, Казатин, Белую Церковь, Кировоград, Кривой Рог, Никополь и много других больших и малых украинских городов.