Текст книги "Другой взгляд"

Автор книги: Аманда Квик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Глава 14

– Существует причина, по которой фотография в течение долгого времени считалась темным искусством. – Венеция опустилась в кресло перед камином и стянула перчатки. – А точнее, две.

– Из-за применения цианида? – Гейбриел перекинул пальто через спинку стула. Не снимая фрака, он ослабил галстук и расстегнул воротничок рубашки.

Для человека, только что пережившего такое потрясение, Венеция держалась на удивление спокойно, но молодой человек видел, как она взволнована, как напряжена.

– Да, – кивнула она. – На протяжении многих лет журналы по фотографии выступали против использования цианистого калия в качестве фиксатора. – Она аккуратно положила на стол перчатки из черной телячьей кожи. – А все потому, что существует вполне эффективная и безопасная замена.

– Вещество, которым ты пользовалась в Аркейн-Хаусе? Кажется, ты называла его гипо…?

– Гипосульфит. Он применялся с самых первых дней существования фотографии, но находились люди, утверждавшие, что цианистый калий справляется с задачей намного лучше. Кроме того, до появления новых сухих пластин, несколько лет назад цианид широко использовался для удаления черных пятен на ладонях, коврах и других предметах. Эти пятна образовывались после извлечения снимков из ванны с серебром.

– Фотографию считали темным искусством еще и из-за пятен?

Венеция мрачно кивнула.

– До тех пор, пока недавно не стали говорить о том, что фотографа можно распознать по его пальцам. Они чернеют из-за постоянной работы с нитратом серебра, который используется для приготовления влажных пластинок старого образца. К счастью, моя карьера началась уже после изобретения сухих пластинок, так что с пятнами от серебра я не мучилась.

– А некоторые до сих пор используют цианид?

– К сожалению, да. Во многих лабораториях вы не найдете ничего, кроме него. Разумеется, никого не удивит тот факт, что он оказался так кстати в лаборатории у мистера Фарли сегодня вечером.

Гейбриел опустился на корточки перед камином и разворошил пламя.

– Я не раз читал в газетах заметки о фотографах, отравившихся цианидом.

– Им травятся не только фотографы. Очень часто жертвами оказываются члены семей. Например, ребенок может глотнуть из любопытства. Или разочаровавшаяся в любви молодая горничная. Иногда умирает собака. Никто не знает, скольких людей случайно или умышленно сгубил этот яд.

Гейбриел выпрямился и подошел к столу, на котором стоял графин с бренди.

– Если бы Бертон хотел свести счеты с жизнью, он мог бы принять чистый цианид, но яд попал к нему в организм вместе с бренди.

Венеция задумалась.

– В принципе он мог подумать, что так будет легче его принять.

– Ты права. – Гейбриел сконцентрировался, пытаясь понять секреты, окутывающие лабораторию Фарли. – Как я уже говорил, полностью согласен с твоим видением событий сегодняшней ночи. Бертона убили.

– Ему потребовалось сделать всего один глоток, – прошептала Венеция. – Сильная доза цианида убивает мгновенно.

Гейбриел открыл графин и плеснул бренди в два бокала и несколько мгновений молча рассматривал их.

– Над этим стоит поразмыслить, не правда ли? – заметил он, поднимая бокалы.

Венеция посмотрела на напиток, который он держал в руках.

– Стоит.

Она разжала руки и взяла бокал. Гейбриел заметил, что ее пальцы слегка дрожат.

Опустившись в другое кресло, мужчина отпил из бокала. Венеция сделала глубокий вдох, наморщила носик и слегка картинно опрокинула в себя бокал.

Гейбриел улыбнулся.

– Ты вообще в добрых духов веришь?

– Нет.

– Иногда помогает.

– Может быть.

Оба ненадолго замолчали, глядя на огонь. Гейбриел наслаждался тишиной дома. Было уже далеко за полночь. Когда они вернулись домой, все уже спали, даже миссис Тренч.

«Слава Богу! Завтра у нас будет полно времени на объяснения».

Откинув голову на спинку стула, он подумал о сегодняшнем разговоре с полицией.

– У меня создалось такое впечатление, что детектив склоняется к версии о самоубийстве, – проговорил он.

– Это, разумеется, самое простое объяснение. Только оно никак не соответствует намерениям того человека, который вышел из комнаты незадолго до того, как я обнаружила тело.

– Согласен, не подходит, – отозвался Гейбриел.

Детектив довольно подробно расспрашивал Венецию о человеке, которого она видела на лестнице, но она не смогла дать удовлетворительного объяснения.

Гейбриел просто вынужден был скрыть тот факт, что почувствовал флюиды жестокости, исходившие от дверной ручки. Детектив посчитал бы его сумасшедшим. В любом случае ощущения не могли послужить уликами. Какими бы сильными они ни были, они могли принадлежать любому человеку, который входил в кабинет, помышляя об убийстве.

Гейбриел взглянул на Венецию.

– Ты сказала, что вечером пошла за Бертоном, потому что хотела выяснить, действительно ли это он посылал тебе эти гнусные снимки?

– Да.

– Как ты думаешь, почему он это делал?

Венеция вздохнула.

– Думаю, он мне завидовал.

– Завидовал твоему успеху?

– Это единственный мотив, который приходит мне на ум. – Венеция сделала глоток бренди. – Мистер Бертон отличался скверным характером. Как фотограф, он так и не получил должного признания. Это весьма конкурентная профессия, знаете ли.

– В самом деле, сегодня вечером у меня сложилось именно такое впечатление.

– Умение делать хорошие снимки – это лишь малая толика того, что необходимо для привлечения респектабельных клиентов. Люди из общества очень непостоянны в своих пристрастиях. Чтобы добиться успеха, фотограф должен иметь безупречный стиль и буквально источать уверенность в собственной значимости. Он должен вести себя так, словно занимается фотографией из любви к искусству, а не ради денег.

– Осмелюсь предположить, – заметил Гейбриел, – Бертону такое поведение было несвойственно.

– Ты прав.

– Но ведь есть множество других фотографов. Они также пользуются большим успехом. Почему Бертон решил выместить свою злость на тебе?

– Наверное, потому что я женщина, – тихо проговорила Венеция. – Ему очень не нравилось, что другие мужчины его обошли, а когда на сцене появилась женщина, да еще сразу же завоевала симпатии публики, он пришел в ярость. Пару раз он сталкивался со мной на разных мероприятиях и намекал, что это не женская профессия.

– Когда тебе стали приходить гнусные снимки?

– Первый подкинули мне иод дверь в начале недели, второй пришел через пару дней. Я сразу заподозрила Бертона. Я знала, что сегодня вечером он будет на выставке, и хотела потребовать от него объяснений. – Венеция закрыла глаза и потерла виски. – А теперь я не знаю, что и думать. Скорее всего у него были какие-то темные делишки с человеком, который убил его.

Гейбриел протянул ноги к камину.

– Есть у тебя какие-нибудь соображения относительно личности убийцы?

Венеция открыла глаза и скорчила гримасу от недоумения.

– Кроме самой себя, что ли? Могу сказать только, что Бертон не слыл всеобщим любимцем. Это был хитрый, беспринципный махинатор. Обычно он вращался среди отбросов фотографического общества. Держал небольшую галерею в одном из бедных районов города, но чем он зарабатывал на жизнь, я не знаю.

Гейбриел продолжал поигрывать бокалом.

– Я хочу посмотреть фотографии, которые он тебе прислал.

– Они лежат у меня в нижнем ящике стола. Сейчас достану.

Венеция отставила бокал с бренди, поднялась и прошла но мягкому ковру к столу, затем достала маленький ключик из отделанного кружевом бархатного мешочка, висевшего у нее на поясе. Открыв ящик, она извлекла оттуда две фотографии. Не говоря ни слова, Венеция вернулась в кресло и протянула ему один из снимков.

Гейбриел несколько мгновений подержал фотографию лицом вниз, прислушиваясь к некоему шестому чувству. Неожиданно он ощутил отголоски ярости и гнева. Скорее всего их вызвала Венеция. От самих же снимков веяло холодным спокойствием, за которым явно скрывалось нечто похожее на яростную одержимость. На сей раз Гейбриел был уверен, что это все исходило от того человека, который подбросил ей фотографии.

Перевернув фотографию, он стал рассматривать ее в пламени свечи.

– Этот снимок пришел первым? – осведомился он.

– Да.

На первый взгляд снимок выглядел вполне безобидно, хотя и довольно странно. На нем был изображен траурный кортеж, впереди которого находился черный катафалк, запряженный черными лошадьми. Процессия стояла у кованых ворот кладбища. Между прутьями решетки виднелись памятники, склепы и могильные камни.

И только присмотревшись внимательно, можно было заметить в углу фигуру женщины, облаченной в модное черное платье и черную широкополую шляпу.

У Гейбриела сжался желудок.

– Это ты? – тихо спросил он.

– Да. Это кладбище находится неподалеку от моего дома. Я прохожу мимо него каждый день по дороге в галерею. – Она протянула ему вторую фотографию.

Взяв снимок, Гейбриел снова помедлил, пытаясь уловить невидимые глазу флюиды. Он вновь ощутил остатки гнева и раздражения Венеции, но к ним прибавилось и кое-что еще.

Страх!

А под всем этим угадывалась знакомая по первому снимку яростная одержимость.

Он перевернул фотографию. На ней было изображено изысканное надгробие. Сначала Гейбриел не понял, в чем суть, а потом прочитал имя на камне и весь похолодел от ужаса.

– «Светлая память Венеции Джонс», – произнес он вслух.

Венеция поморщилась.

– Вот, смотри, до каких вершин способен дойти талантливый ретушер. Когда я получила этот снимок, мы с Амелией специально пошли на кладбище посмотреть, есть ли там такое надгробие.

– И что вы обнаружили?

– Оно существует, – Венеция помедлила, – только на нем начертано имя Роберта Адамсона.

– А этот Бертон… форменный сукин сын!

Венеция сделала еще глоток бренди.

– Полностью разделяю твое мнение.

Гейбриел снова взглянул на первую фотографию.

– Это тоже ретушь?

– Нет. Как-то я проходила мимо кладбища, возвращалась с прогулки по парку. Я как раз поравнялась с воротами, когда подъехала похоронная процессия. – Она помедлила. – Может быть, у меня паранойя, но мне кажется, последнее время Бертон меня преследовал.

Гейбриел положил фотографии на стол.

– Уверена, что он автор?

Венеция бросила взгляд на снимки.

– Настолько, насколько это возможно ввиду отсутствия прямых доказательств. Это похоже на его стиль и композицию. Бертон был талантливым фотографом и ретушером. Я мидела кое-что из его работ. У него была особая склонность к архитектурной съемке. Первая фотография, с похоронным кортежем, явно была сделана спонтанно. По одному только этому снимку трудно распознать почерк автора. Но вот второй снимок был выполнен с особой тщательностью.

Гейбриел посмотрел на снимок с надгробным камнем.

– Я понял, о чем ты. Памятник снят под необычным углом.

– Молния также смотрится очень эффектно, и это в стиле Бертона. Что касается надписи, то, как я говорила, Бертон талантливый ретушер. – Венеция покачала головой. – Думаю, он хотел не только произвести на меня впечатление, но и одновременно напугать. Он хотел доказать, что умеет обращаться с камерой лучше, чем я.

– Говоришь, Бертон тебя преследовал?

– Я не видела его в тот день, когда наткнулась на погребальный кортеж, но встречалась с ним несколько раз в течение предшествующих дней. Он как будто все время рыскал где-то поблизости от моего дома.

– Опиши ситуации, при которых ты с ним встречалась.

– Я дважды видела его в парке неподалеку. Он все время держался на расстоянии и делал вид, что не видит меня. Потом мы с Амелией как-то пошли за покупками на Оксфорд-стрит. И там я снова встретила Бертона. Он стоял в дверях магазина. Когда я хотела подойти к нему и поговорить, он растворился в толпе. Сначала я подумала, что это простое совпадение, но в последнее время я ощущала себя оленем, которого преследует охотник: – Венеция поджала губы. – Честно говоря, происходящее начало внушать мне беспокойство.

«Скотленд-Ярд расценит это как еще один мотив к убийству», – подумал Гейбриел.

– Если полиция снова начнет расспрашивать нас о смерти Бертона, мы не станем упоминать того факта, что он тебя преследовал, – проговорил он вслух. – Ясно?

Венеция смерила его упрямым взглядом.

– Не возражаете, если я задам вам вопрос, мистер Джонс?

– Смотря какой.

– Есть некоторые обстоятельства. – Она помедлила, подняв вверх палец. – Ничего серьезного, прошу заметить. Но все же кое-что есть. Так вот, они указывают на меня как на возможную подозреваемую в этом деле.

– Я это заметил.

– Ты же знаешь, что я вышла из зала за несколько минут до того, как ты обнаружил меня рядом с телом Бертона. За это время вполне можно было налить бокал бренди и подмешать в него цианистый калий. Почему ты так уверен в том, что убийца не я?

Гейбриел задумался над тем, какую часть правды ей можно открыть. Сгусток сильных человеческих эмоций окутал дверь и пространство кабинета. Гейбриел почувствовал одержимость, возбуждение и страх, свившиеся в причудливый комок. Все эти эмоции испытывали люди, заходившие в кабинет в разное время. Без сомнения, Бертон касался дверной ручки. Так же как и убийца, как и Венеция. Эти трое добавили своих переживаний в общий котел.

В одном Гейбриел был уверен: Венеция не убийца. Они были очень близки во время ее пребывания в Аркейн-Хаусе. Он бы сразу почувствовал в ней решимость совершить столь изощренное, хладнокровное преступление.

– Ты сказала, что кто-то вышел из кабинета перед тем, как ты вошла, – отозвался он. – Я тебе верю.

– Спасибо за доверие. Но почему ты так уверен, что я сказала правду?

– Скажем так, за время нашего пребывания в Аркейн-Хаусе я узнал тебя достаточно хорошо, чтобы больше не сомневаться в твоей честности.

Пока все было правдой.

– Я рада, что произвела на вас благоприятное впечатление, – сухо проговорила она.

Гейбриел понял, что Венеция ему не поверила. Что ж, у нее тоже имеются от него секреты.

– Произвели, мадам, – сказал Гейбриел. – Так вот, придерживаясь той версии событий, которую мы с вами поведали полиции и которая появится в утренних газетах…

– Газеты! Об этом я даже не подумала! Мистер Отфорд из «Флайинг интеллидженсер» был на выставке! Нетрудно догадаться, в каком свете он все это представит!

– Об этом подумаем после. А сейчас мне хотелось бы узнать, почему ты солгала мне и полиции, сказав, что не узнала человека, которого видела на лестнице?

Глава 15

Уловка сработала. Вопрос застал ее врасплох. Она метнула на Гейбриела взгляд, полный тревоги и удивления, как будто он спугнул ее из укрытия.

– В самом деле, я не узнала его, – поспешно проговорила Венеция. – Я же сказала, что видела его лишь мельком. Этот человек мне точно не знаком.

Поднявшись с кресла, Гейбриел взял железную кочергу и поворошил угли в камине.

– Ты что-то видела, – мягко проговорил он.

– Человека в длинном пальто и высокой шляпе. Все это я честно рассказала. – Сделав небольшую паузу, она добавила: – Во всяком случае, я думаю, что это был мужчина.

Гейбриел насторожился.

– Ты не уверена?

– Единственное, в чем я уверена, это то, что человек был одет как джентльмен. Как я уже сказала детективу, он показался мне довольно высоким и хорошо сложенным. Больше я ничего не смогла разглядеть в темноте.

– Однако интересное предположение, что убийцей могла оказаться женщина! – заметил Гейбриел, отставив кочергу. – Учитывая то, что одет незнакомец был по-мужски, вряд ли кому-то пришло бы в голову сомневаться в его половой принадлежности.

– Если задуматься об этом всерьез, понятно, что лучшая маскировка – это переодевание в одежду противоположного пола.

Гейбриел задумался.

– Кроме того, существует теория, согласно которой яд – это чисто женское орудие убийства.

– Принимая во внимание все обстоятельства, я не думаю, что моя догадка верна. Убили фотографа, и нет ничего удивительного в том, что в качестве яда выбрали именно цианистый калий.

– Я тебя понял. – Гейбриел облокотился о каминную полку. – Ты уверена, что этот таинственный незнакомец тебя не видел?

– Почти, – отозвалась Венеция. – Он не обернулся ни разу за все то время, что я наблюдала за ним. У меня за спиной почти не было света, а он пару раз попадал в лунный луч.

– Звучит правдоподобно.

Венеция скривилась.

– Позвольте мне напомнить вам, сэр, что я фотограф. Уверяю вас, мне хорошо известны свойства света и тени.

– Не сомневаюсь в вашем профессионализме, мадам, – ответил Гейбриел, смело встретив ее взгляд, – но я по-прежнему хочу знать, что из увиденного сегодня ночью вы скрыли от полиции.

Венеция крепко сцепила пальцы.

– Однако ты очень настойчив! С чего это ты взял, что я видела что-то еще? Помимо того, о чем рассказала тебе и детективу?

– Можно списать все на мужскую интуицию. За время нашего короткого пребывания в Аркейн-Хаусе я успел изучить некоторые особенности вашего характера, миссис Джонс. Например, вы умеете подмечать малозаметные обычным людям детали. И я до сих пор удивляюсь, как вы узнали, что в лесу прячутся двое людей?

– Я заметила их, когда они попали в лунный луч.

– Сквозь ветви деревьев не проникает лунный свет, но оставим этот вопрос. Учитывая серьезность сложившейся ситуации, мне необходимо знать правду. Итак, что еще ты видела сегодня ночью?

Венеция молчала так долго, что Гейбриел уже начал сомневаться, что вообще что-либо услышит. Винить ее за это было нельзя, ведь она ничем ему не обязана. И все же Гейбриела беспокоил тот факт, что Венеция не полностью доверяла ему. Он вдруг осознал, что хочет вернуть ее безраздельное доверие, как это было в Аркейн-Хаусе.

– Ничего из того, что я увидела, не пригодится полиции, – тихо проговорила она.

Гейбриел мгновенно напрягся.

– То есть… ты все-таки что-то приметила?

– Да. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Если я скажу тебе правду, ты подумаешь, что я либо сошла с ума, либо у меня разыгралось воображение. В лучшем случае ты сочтешь меня лгуньей.

Гейбриел подошел к ней, взял за плечи и поднял с кресла.

– Уверяю тебя, что бы ты ни сказала, я не подумаю о тебе плохо.

– Правда? – На лице Венеции отразилось сомнение. – Почему ты так уверен?

Он еще крепче сжал ее плечи ладонями.

– Похоже, ты забыла, что три месяца назад мы провели несколько дней вместе?

– Нет, мистер Джонс, я ничего не забыла. Об этом я не забывала ни на минуту.

– Я тоже. И я уже сказал, что не сомневаюсь ни в твоем характере, ни в твоем душевном здоровье.

– Благодарю.

– Но существует еще одна причина, по которой я скорее всего поверю любым твоим словам, – добавил он.

– И что же это за причина, сэр?

– Я слишком сильно хочу тебя, чтобы хоть в чем-то сомневаться.

Губы ее приоткрылись в изумлении.

– Мистер Джонс!

«К черту вопросы! Я слишком долго ждал и не могу больше бороться с искушением».

Гейбриел наклонил голову и завладел ее губами в поцелуе.

Глава 16

От одного только прикосновения Гейбриела она буквально загорелась. После всех этих недель и месяцев тоски, когда она считала его погибшим, а потом боялась, что вернулся он не ради нее, этот человек снова целовал ее!

Объятия Гейбриела потрясли Венецию еще сильнее, чем в прошлый раз. Тепло его тела, чувственный вкус его губ, сводящая с ума сила его рук привели ее в неописуемое возбуждение.

– Ты хоть представляешь себе, – прошептал Гейбриел, – сколько ночей я провел без сна, мечтая, что снова поцелую тебя?

– А как ты думаешь, что я испытывала? Я чуть с ума не сошла, когда услышала о мнимом пожаре. Не могла в это поверить. Я была уверена, что ты жив. Твердила себе, что если бы ты умер, я бы это почувствовала. Но от тебя не было ни весточки.

– Прости, моя милая. – Одной рукой он мягко отвел голову Венеции назад, чтобы поцеловать ее в шею. – Клянусь, я не хотел, чтобы до тебя дошли слухи о моей смерти. Как я мог предположить, что ты обратишь внимание на крохотную заметку в лондонской газете? Я же думал, что ты сидишь себе спокойненько в Бате.

– Ты должен был сообщить мне обо всем заранее, – повторила Венеция.

– Прости, – прошептал Гейбриел ей на ухо. – Я надеялся, что со всей этой чертовщиной будет покончено очень быстро. Я хотел вернуться к тебе, но без шлейфа тайн и интриг.

Гейбриел запустил ей руки в волосы. Шпильки мягко посыпались на пол. Волосы рассыпались у нее по плечам. От мужской близости Венеция задрожала. Сжав его плечи, она наслаждалась хрустом крахмальной белой сорочки и перекатывающимися под ней стальными мышцами.

В следующее мгновение мужские пальцы оказались на застежке лифа. При мысли о том, что сейчас Гейбриел ее разденет, Венеция запаниковала.

«Все происходит слишком быстро», – подумала она.

Гейбриел вел себя так, словно и в самом деле хочет ее. Но нельзя забывать, что он приехал в Лондон совсем не по зову страсти. Кроме того, сейчас она находилась не в отдаленном, уединенном Аркейн-Хаусе, о существовании которого вообще мало кто подозревал, да и Гейбриел перестал быть мечтой. Теперь она уже не могла предаться любви без страха навлечь на себя позор.

Господи, да они ведь находились в ее кабинете! Амелия, Беатрис и Эдвард спят наверху, миссис Тренч – в маленькой комнатке за кухней. Если кто-нибудь из них проснется, они могут услышать шум и примчаться на помощь.

«Мы находимся в реальном мире, – напомнила себе Венеция. – Здесь все по-другому».

Но Гейбриел уже развязывал лиф ее платья. Его губы, страстные и неистовые, не отрывались от губ молодой женщины. Она задрожала, прикрыла глаза и прижалась к нему, пытаясь не упасть.

– Я ведь не ошибся, правда? – выдохнул Гейбриел голосом, хриплым от желания.

– Насчет чего? – спросила Венеция.

– О той последней ночи в Аркейн-Хаусе. Ты ведь хотела быть моей, ты хотела меня?

Венеция ощутила острый приступ неуверенности. Та ночь была идеальной или почти идеальной. Но сегодня все было совсем не так. Обстановка не та, да и Гейбриел больше не таинственный и загадочный мужчина ее мечты, которого можно спрятать ото всех где-то в уголках сознания.

«Господи, да он теперь живет совсем рядом, на чердаке. Завтра утром мы снова встретимся за завтраком, на глазах у всей семьи».

– Да, – прошептала она. – Но это было тогда, а сейчас все по-другому.

Гейбриел замер.

– У тебя появился кто-то еще? А я надеялся, что за столь короткий промежуток времени ты не утратишь интереса ко мне. Хотя, должен признать, когда ты вышла из зала сегодня вечером, я подумал, что просчитался.

«Какое странное слово – просчитался», – подумала Венеция.

Так можно сказать о несработавшем плане, но чтобы это слово употребил любящий человек!

Она убрала руки и уперлась ладонями ему в грудь.

– Так появился кто-то другой? – бесцветным тоном переспросил он.

В отблесках пламени глаза Гейбриела приобрели загадочный блеск.

– Нет, – призналась девушка. – Все это время мне некогда было даже подумать ни о чем таком. Я занималась переездом в Лондон и устройством галереи. Когда мне было искать другого? Дело не в этом.

Гейбриел улыбнулся и заметно расслабился.

– Понимаю, – проговорил он, поглаживая ее шею. – События сегодняшнего вечера выбили тебя из колеи.

«Неплохая отговорка», – подумала Венеция.

– Да, ты прав. – Она сделала шаг назад. – Прошу прощения, сэр. За сегодняшний вечер произошло много невероятных событий. Это похоже на снежный ком. Сначала твое возвращение, потом эта тайна формулы алхимика, наконец, убийство Бертона. Просто кошмар какой-то! Боюсь, сейчас я не способна рассуждать здраво, как того требует ситуация.

Губы молодого человека изогнулись в улыбке.

– Напротив, миссис Джонс. Это одна из тех редких ситуаций, когда человеку не стоит полностью полагаться на разум и логику. – Он осторожно прикрыл лиф ее платья. – Но я не буду давить на тебя. Нужно время, чтобы пережить случившееся.

– Вот именно. – Венеция прижала к груди платье, не зная, как реагировать на подобный поворот событий. Если всего несколько минут назад он пылал такой страстью, то почему теперь даже не попытался ее уговорить? – Я ценю вашу чувствительность.

Гейбриел слегка подался вперед и прикоснулся к ней губами.

– Это не чувствительность, а прагматичность, моя милая, – возразил он, словно прочитав ее мысли. – Когда мы снова займемся любовью, я хочу, чтобы у тебя не было ни малейших сомнений на этот счет.

Венеция не знала, как реагировать на эти слова. Почему-то сегодня все, что было связано с их отношениями, было окрашено печалью. Пока Гейбриел жил только в ее мечтах, все было гораздо проще.

– Спокойной ночи, сэр. – Прижимая к груди лиф платья, Венеция бросилась к двери. – Я сегодня перенервничала и очень устала.

Она и в самом деле ощущала непонятную слабость во всем теле, но все равно чувствовала, что сегодня ей не удастся быстро заснуть.

– Прежде чем вы уйдете, позвольте мне сказать еще одну вещь, миссис Джонс.

Слова, произнесенные таким спокойным и решительным тоном, буквально пригвоздили ее к месту. Девушка испуганно оглянулась. Он стоял перед камином в расстегнутой сорочке, с развязанным шейным платком. Весь его облик дышал чувственностью. Венеция вновь ощутила неловкость.

– Ради Бога, – вежливо проговорила она.

– Ты не ответила на мой вопрос. – Он подошел к столику, на котором стоял графин с бренди, и наполнил свой бокал. – Что ты увидела, когда убийца спускался по лестнице?

«Он не отступит, – подумала Венеция. – Если уж Гейбриел Джонс наметил себе какую-то цель, он будет идти к ней до конца. Как хищник, почуявший добычу. Волнующее зрелище, завораживающее. Есть в этом что-то первобытное».

Венеция задумалась, как ответить, чтобы не открывать всю правду. Вряд ли он поверит в ее сверхъестественные способности. И все-таки это удивительно проницательный человек! Он сразу понял, что она заметила нечто недоступное простому смертному. Немногие из ее знакомых подмечали такие моменты.

Но ей было очень любопытно, как Гейбриел отреагирует, если услышит всю правду?

– Сомневаюсь, что ты мне поверишь, – начала она, приготовившись услышать скептический смешок, – но я увидела ауру физической энергии вокруг убегавшего человека.

Гейбриел замер с бренди в руках.

– Проклятие! – наконец проговорил он очень мягким тоном. – Я подозревал нечто подобное, но не был уверен до конца.

– Прошу прощения?

– Не обращай внимания, лучше расскажи об аурах, которые ты видишь.

Венеция ожидала недоумения, но уж никак не вполне разумного вопроса, поэтому она не сразу собралась с мыслями.

– Они проявляются в виде волн энергии, пульсирующих вокруг человека, – сказала она.

– Ты видишь эти ауры у всех людей, которых встречаешь? Наверное, это очень нелегко чисто физически.

– Я вижу их только в том случае, когда концентрируюсь. То же самое, если рассматривать негатив. В таком состоянии я могу разглядеть человеческую ауру.

– Интересно.

– Ты можешь мне не верить, но я точно знаю, что если встречу убийцу еще раз и догадаюсь посмотреть на него с точки зрения ауры, я его узнаю.

– А сейчас не хочешь? – мягко осведомился Гейбриел.

Венеция не знала, как реагировать на такой вопрос, поэтому пустилась в дальнейшие объяснения:

– Теперь ты понимаешь, почему я не стала рассказывать об этом офицеру из Скотленд-Ярда? Я сомневаюсь, что он бы мне поверил. Ты сам видел, как он со мной разговаривал. Он решил, что я испытала шок и находилась на грани истерики.

– Да уж! – Гейбриел прислонился к столу. – Пожалуй, он даже больше говорил со мной.

– Потому что ты мужчина.

– И потому, что он считал меня твоим мужем.

– И поэтому тоже, – поморщилась Венеция. – Даже если бы я рассказала об ауре, детективу это бы не помогло. Какой смысл рассказывать о психической энергии личности тому, кому это понятие совершенно недоступно.

Гейбриел молча взглянул на молодую женщину.

– Ауры у всех индивидуальные?

– Да. Они даже имеют цвет, но я не могу назвать оттенки, потому что они отличаются от тех, что я вижу обычным зрением. Я составила свой собственный словарик, но тебе он ничего не даст. Кроме того, плотность и состав ауры у всех людей индивидуальные.

– Ты можешь определить пол человека по его ауре?

– Нет, поэтому-то я и не знаю, был ли убийца мужчиной или женщиной.

– А можно что-либо сказать о характере или личностных свойствах?

«Очень хороший вопрос», – подумала Венеция.

– Да, потому что иногда эти самые свойства весьма очевидны.

– И что ты можешь сказать о человеке, которого видела сегодня вечером в коридоре? – осведомился Гейбриел.

Венеция сделала глубокий вдох.

– Если бы речь шла о животном, я бы сказала, что это хищник, который легко может убить свою жертву, если это необходимо. В царстве зверей такие животные занимают свое место по праву. Они убивают ради того, чтобы жить. Но человека с такими наклонностями обычно называют монстром.

Гейбриел похолодел. С его лица пропало всякое выражение.

– Я понял, – проговорил он. – Монстр, значит?

– Так, во всяком случае, мне показалось. Это хладнокровный и очень страшный человек. Если честно, я надеюсь, что мне никогда больше не придется встретиться с ним или с ней.

Гейбриел ничего не ответил.

От его облика исходила какая-то темная неподвижность. Это же Венеция почувствовала и тогда, когда наблюдала за убийцей, как тот покидал место преступления.

– Спокойной ночи, мистер Джонс, – сказала она.

– Спокойной ночи, Венеция.

Она вышла в коридор и бросилась к лестнице, а потом полетела наверх по ступенькам, словно ее преследовал тот самый хищник, о котором она только что рассказывала Гейбриелу.

Добравшись до спальни, она с трудом перевела дух. Собственное отражение в зеркале потрясло ее. Волосы в беспорядке, платье расстегнуто, глаза превратились в темные бездонные озера.

Такая откровенная чувственность могла шокировать кого угодно. А ведь такой ее видел Гейбриел!

Венеция отвернулась от зеркала, поспешно разделась, облачилась в ночную рубашку, скользнула под одеяло и выключила свет. Прислушалась, не раздастся ли каких-то звуков в тишине дома.

Она так и не услышала, как Гейбриел поднялся по лестнице. Но до нее донесся легкий шум сверху, и она поняла, что мужчина лег спать.

Уже проваливаясь в глубокий беспокойный сон, она все-таки решила задать себе вопрос, мучивший ее с тех самых пор, как Гейбриел появился на пороге ее дома.

Он ясно дал понять, что нуждается в ее помощи в каком-то темном деле. Может, попытка соблазнить ее – это лишний метод убеждения?

В этот момент мучивший ее клубок эмоций неожиданно распутался, приняв строгие ясные очертания.

Их отношения с Гейбриелом Джонсом приняли такое развитие, потому что она утратила полный контроль над ними.

В Аркейн-Хаусе игра шла полностью по ее правилам. Она соблазнила Гейбриела, чтобы исполнить свою заветную мечту о романтической ночи.

Теперь же Гейбриел сам пытается устанавливать правила. Нужно вести себя крайне осторожно.