Текст книги "Но я люблю его (ЛП)"

Автор книги: Аманда Грейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Сажусь за туалетный столик и вытаскиваю из волос шпильки, наблюдая, как волосы рассыпаются по плечам. Смываю с лица косметику, которую наложила с таким трудом, и забираюсь в кровать. Кожу еще немного щиплет после умывания.

Зимний бал настал и прошел, а я на него так и не попала.

30 августа

Один год

Я слушаю мольбы Коннора по ту сторону двери, но не поднимаю голову с колен и не открываю глаза.

Он наверняка весь промок. Ведь, скорее всего, даже не надел куртку, максимум – термобелье под футболку.

Где-то далеко грохочет гром, то наращивая мощь, то снова затихая.

Коннор орет, пытаясь перекричать бурю.

Я поднимаю голову и смотрю в окно – на капли воды, струящиеся по стеклу. Как бы мне хотелось, чтобы боль смывалась так же легко.

Коннор понижает голос, стараясь достучаться до меня:

– Обещаю тебе. Клянусь, я больше никогда тебя не трону. В этот раз я обращусь за помощью. Я зашел слишком далеко, знаю. Я пойду на курсы по управлению гневом, к психологу или еще куда. Куда угодно. Пожалуйста, Энн, просто впусти меня. Разреши помочь. Ты нужна мне.

Я снова опускаю голову на колени.

Я знаю, что нужна ему.

В этом-то и проблема.

Я нужна ему, чтобы усмирять войны, которые он ведет с самим собой. Чтобы его душа не раскололась надвое.

Раньше мне казалось, я способна помочь ему.

Теперь уже нет. Люди не меняются только потому, что вы этого хотите. Они не глина, из которой можно лепить что угодно.

Коннор скорее сталь, о которую разбиваются все мои усилия.

Единственный, кто изменился, – это я.

Когда-то давно я улыбалась, смеялась, держала голову высоко, с нетерпением ожидая нового дня. А теперь даже не могу вспомнить, когда мечтала хотя бы о будущем без дождевых туч, ссор и нескончаемой серости.

И если я сейчас открою дверь, все продолжится в том же духе.

Если только…

Если только это не дно. Теперь-то Коннор должен понять, что курсы по управлению гневом и психолог – это единственный оставшийся вариант.

Он меня ударил. И на этот раз все не обошлось простым синяком. Кажется, у меня что-то сломано. Все тело ноет.

Я крепко зажмуриваю глаза, желая заглушить в голове звук его голоса.

Я долго держалась. Но пришло время сделать выбор.

Мне нужно решить, кого я люблю больше: себя или Коннора.

20 января

4 месяца, 21 день

Пока родителей Коннора нет дома, мы решили в спокойной обстановке составить дальнейший план действий. Разложили на полу газеты, заявления и резюме. Организаторские способности никогда не были моей сильной стороной, но сегодня для дела пришлось вооружиться маркерами, стикерами и блокнотом.

Наша цель – найти Коннору достойную работу. На предыдущей платили копейки, даже отложить на сберегательный счет было нечего.

Коннору не терпится съехать от родителей, поэтому мы ищем вакансии с зарплатой, которой хватит на оплату собственного жилья. Как только он переедет, все изменится. Мы наконец-то оставим его родителей и все воспоминания, связанные с ними, позади и будем только вдвоем. Все его мысли наконец сосредоточатся на мне и на нашем будущем. Нам ничто не будет мешать.

Я беру вырезку с объявлением.

– А как тебе это: «Требуется разнорабочий. Развивающаяся строительная фирма ищет трудолюбивого работника. Зарплата от девяти долларов в час»?

Коннор морщит нос.

– Вкалывать на стройке за девять баксов? Не знаю… это не так уж и много.

Пожимаю плечами. Мама заставляет меня работать только летом, да и то лишь бы я не болталась без дела, пока ее нет дома. Половину заработанных денег она откладывает мне на колледж, а оставшуюся часть я трачу как хочу. Тяжелым трудом я никогда не занималась, и не мне судить Коннора за такую реакцию.

– Ладно, что скажешь на это: «Помощник электрика. Зарплата зависит от стажа, опыт работы желателен». Думаю, отсутствие опыта – не критично, если они не найдут никого подходящего, то могут дать тебе шанс.

Коннор пожимает плечами, и я понимаю, что этот вариант не прокатит. Наверное, ему пока рано браться за такую работу. У него маловато опыта, за плечами лишь подработка в нескольких ресторанах и в компании по ландшафтному дизайну. Из-за постоянной драмы дома его сложно назвать надежным работником. Людям плевать на ваши проблемы, им просто нужно, чтобы ты приходил каждый день, даже если всю ночь пытался уладить конфликт матери с отцом.

Я протягиваю ему листок.

– Ладно, тогда просмотри это, а я займусь резюме. У меня почерк лучше.

Первой выбираю анкету в хозяйственный магазин и старательно вывожу известные мне данные: имя, дату рождения, адрес и номер телефона Коннора.

Когда добираюсь до пункта о причине ухода с предыдущей работы, приходится подключить фантазию. Про компанию по ландшафтному дизайну пишу, что не было перспектив карьерного роста. Это почти правда – уверена, никто не станет задавать вопросов. О каких перспективах там можно говорить? Он стриг газоны все лето.

Все это занятие похоже на упражнение по развитию творческого мышления. Чем ближе к концу, тем сложнее определить, чего здесь больше: правды или лжи. Но именно эта безобидная ложь и недосказанность может помочь Коннору получить работу и поскорее отсюда выбраться.

Когда он закрепится на новой должности, его жизнь изменится. Коннор сможет двигаться дальше и забыть обо всех этих глупых мелочах. Мы перепишем его прошлое, год за годом. Когда я окончу школу, мы оба начнем с чистого листа и вместе шагнем в светлое будущее. Все будет прекрасно.

Я не подала заявку в Вашингтонский университет, о котором всегда мечтала, поэтому мне придется пойти в местный колледж. Я пока не сказала об этом Коннору, но иногда мне хочется спросить у него, не желает ли он пойти со мной, записаться на пару курсов и сделать что-то для себя. Возможно, это помогло бы ему найти свое призвание.

В итоге получилось шесть готовых к отправке анкет, заполненных аккуратными печатными буквами, и мы нашли еще четыре места, куда нужно отправить резюме. Рука отваливается от усталости, но мне все равно.

У Коннора заметно повышается настроение при виде результатов нашего труда. Он понимает, что его вполне могут взять на новую работу. Ему нужно лишь показать, как воплотить свои мечты в реальность, как лучше действовать, тогда он увидит, насколько это легко. Все в его руках. И ничто не в силах его остановить.

Ничто не в силах остановить нас.

15 декабря

3 месяца, 15 дней

Достав учебники из школьного шкафчика, я закрываю дверцу и тут же подпрыгиваю от неожиданности – за ней, глядя на меня, стоит Эбби.

– Боже, ты меня напугала. Не делай так больше.

Я смеюсь, но ей совершенно не весело. Она все так же строго смотрит мне в глаза, а затем спрашивает:

– Неужели это так неожиданно – встретить свою лучшую подругу?

Серьезный вопрос в обличии шутки.

– Знаю, ты мне вчера звонила. Извини. – Опускаю взгляд на свои учебники. – Я собиралась тебе перезвонить. – Когда это я успела достать учебник по физике? Он мне не понадобится.

Поворачиваюсь обратно к шкафчику и начинаю набирать первые цифры кода – 32. Не знаю, почему, но у меня такое чувство, словно я сделала что-то плохое. Словно Эбби поймала меня за руку, когда я воровала печенье из коробки или типа того.

– Я и на прошлой неделе звонила. И на позапрошлой. – Она могла бы повысить голос, но нет, произносит это спокойно. Похоже, Эбби не злится на меня, хотя я в последнее время постоянно на нее забиваю. Она придвигается ближе. – План нашего проекта нужно сдать через три дня, но он готов лишь наполовину.

Я тяжело сглатываю и случайно прокручиваю шестерку на кодовом замке – теперь придется начинать заново. Меня раздирает чувство вины.

Не стоило избегать Эбби. Три месяца назад мы с ней были неразлучны.

Три месяца. Столько времени я встречаюсь с Коннором и ровно столько потребовалось, чтобы забыть, каково это – ежедневно зависать с лучшей подругой.

Отрываю взгляд от замка и смотрю на нее. Эбби стоит так близко, что можно разглядеть ее зрачки. Она не злится – ей больно, и от осознания этого мне становится еще хуже. Не стоило бросать ее так.

– Мы все наверстаем. Скоро. Пришли мне план, и я его дополню.

– То же самое ты говорила про список литературы. Мне пришлось заканчивать его самой на математике, потому что ты о нем забыла.

Я кривлюсь.

– Знаю. Я была плохой подругой. Мы поработаем над планом в ближайшее время, честно.

Боже, да что с этим дурацким замком?

– Может, сегодня?

Я снова останавливаюсь на цифре «32». Я знала, что Эбби это предложит. Именно поэтому мне так неловко сейчас с ней разговаривать. Раньше мы проводили вместе каждый вечер. Для этого не требовалось предварительных договоренностей, вопросов, мы просто встречались. Когда в моей жизни появился Коннор, я оборвала эту традицию.

Теперь я целыми днями думаю только о том, как увижусь с ним, чем мы займемся. Так мне хочется проводить время. Но как ей в этом признаться?

Я не могу.

– Позвони мне завтра, и мы обо всем договоримся. Накупим вредной еды и нагоним работу по проекту. Может, даже забежим вперед. Что скажешь? Я буду в твоем распоряжении весь вечер, обещаю.

Наконец открыв замок, я запихиваю учебник по физике в шкафчик и захлопываю дверцу, затем поворачиваюсь к Эбби. На ее лице отражается боль, причина которой мои слова. Я в очередной раз отталкиваю лучшую подругу и ненавижу себя за это. Но Коннор сказал, что сегодня меня ждет сюрприз. А еще обронил, что подумывает провести выходные на пляже. У меня уже есть планы, вот и все. Я правда хочу погулять с Эбби, просто не сейчас.

– Ладно, договорились.

– Точно?

Не знаю, зачем переспрашиваю. Как будто во второй раз ее ответ прозвучит более искренне.

– Конечно. Увидимся позже, – отвечает Эбби, после чего разворачивается и уходит, не дав мне больше сказать ни слова.

Интересно, как долго я смогу ее игнорировать, прежде чем она перестанет считать меня своей подругой?

10 декабря

3 месяца, 10 дней

Я жду его звонков. Перед сном уменьшаю громкость на телефоне, чтобы его не было слышно за пределами моей комнаты, и кладу трубку на подоконник, рядом с подушкой.

Так я успею ответить еще до того, как пройдет первый гудок. И мама ничего не услышит.

Ночи наполнены ожиданием и плохим сном: а вдруг телефон затрезвонит мне на ухо, в мгновение ока вырвав из дремы в реальность и заставив сердце гулко стучать в груди.

И вот раздается звонок. Я хватаю трубку, и в темноте загораются кнопки.

– Алло?

В моем голосе ни малейшего намека на сонливость. Никогда. Во сколько бы он ни позвонил, для него я никогда не сплю.

– Энн?

Мне сразу понятно, в каком он настроении, для этого даже не нужно слышать тон его голоса. На часах без десяти два. В такое время Коннор звонит только в состоянии депрессии. Потому что нуждается во мне.

– Да. Я здесь.

Перекатившись на спину, смотрю в темноту.

– Я не… я больше так не могу.

Его слова застывают в воздухе. Я долго не отвечаю, лишь часто моргаю и вглядываюсь в темноту – тяну время, стараясь подобрать правильные слова.

– Расскажи мне все.

– Это просто не… Я больше так не могу. У меня ничего нет.

– У тебя есть я. И я люблю тебя.

– Знаю, но я так устал. Ты даже не представляешь, как я устал от всего этого.

Я тоже.

– Просто поговори со мной, хорошо? Подумай о другом. Твой дядя устроил тебе собеседование. Если там не выгорит, мы возьмем газеты и разошлем резюме по всем подходящим вакансиям. Скоро ты сможешь съехать от родителей. Все станет лучше, я обещаю.

– Хотел бы я вырасти в твоем мире. Там, где нет места таким людям, как мой отец.

– Ты не в силах изменить прошлое, но можешь изменить будущее.

– Знаю. Но иногда я не понимаю, как это сделать. История повторится. Я стану таким же неудачником, как он.

– Нет. Ты умнее его. И ты это знаешь. Ты добьешься успеха. Ты далеко пойдешь.

Я уже не представляю, что отвечать ему во время таких разговоров. Все слова поддержки переиграны в различных вариациях бессчетное количество раз. Раньше ему было достаточно просто поговорить со мной. Его настроение улучшалось, как только я отвечала на звонок.

Но чем дальше, тем больше мне приходится прилагать усилий. С каждым разом все труднее помочь ему увидеть светлую сторону такой жизни.

– Я иду на мост, – произносит он. Его слова выводят меня из оцепенения, как будто сотрясая физически. В его голосе нет угрозы. Просто обещание. Просто реальность.

Я сажусь в кровати и натягиваю на плечи одеяло.

– Пожалуйста, не делай этого.

– У меня ничего нет, Энн. Ты не понимаешь.

– Просто не делай этого, – повторяю я. – У тебя есть столько всего. Ты ведь и сам это знаешь.

Коннор шмыгает носом. Наверняка плачет. Даже если внешне кажется, что он в порядке, я знаю, что его душевные раны едва зарубцевались. И сегодня швы разошлись и кровоточат, сегодня он может сломаться.

– Я приеду к тебе, ты дождешься?

Тишина в ответ оглушает. Мне кажется, я его уже потеряла.

– Дождусь.

– Буду через десять минут.

И я кладу трубку, пока он не успел возразить, пока не передумал. Нахожу вчерашнюю одежду и надеваю ее, но не спешу открывать дверь, прислушиваюсь. Спальня мамы находится на другом конце коридора. До меня доносится ее храп.

Она ничего не подозревает.

Я спускаюсь по лестнице и оставляю записку в блокнотике на холодильнике: «Ушла в школу пораньше. Готовлюсь к уроку по литературе».

Мама встанет в половине седьмого. Вся моя затея с запиской про подготовку к уроку шита белыми нитками, но мне все равно.

Она обо всем догадается, но не сможет ничего доказать. Иногда мне кажется, что ей проще поверить в очередную ложь, лишь бы не докапываться до истины и не признавать, что наши отношения далеки от идеала. Очень похоже на нее – прятать голову в песок.

Наша подъездная дорожка расположена на уклоне, и как только я снимаю с ручника, машина скатывается на проезжую часть. Тогда я завожу мотор и уезжаю.

В машине тихо. Я не включаю ни радио, ни печку – дрожу в тишине, проезжая под фонарями мимо темных домов. Интересно, чем заняты другие люди. Интересно, тепло ли им в безопасности своих кроватей, знают ли они о том, что происходит вокруг.

Наконец я на месте. Входная дверь в дом Коннора не заперта, и я крадусь в его комнату мимо родительской спальни.

Он лежит в своей кровати, по радио играет въедливая фортепианная мелодия. На мгновение я замираю у двери и смотрю на него. Какое-то время Коннор не двигается. Как будто спит. Но потом он шевелится и потирает глаза.

Только я подхожу и залезаю на кровать, как Коннор поворачивается ко мне, обнимает и зарывается лицом в волосы. Я протяжно выдыхаю, и напряжение покидает мое тело.

Мы не разговариваем. Просто засыпаем. Он нуждался в моем присутствии, чтобы расслабиться и заснуть.

А утром Коннор забудет об этой ночи. Завтра он проснется самим собой, мы предадим забвению весь этот разговор и просто будем вместе.

Я люблю Коннора и готова помогать ему снова и снова, пока это меняет его жизнь к лучшему.

Вместе мы непобедимы.

21 ноября

2 месяца, 22 дня

Дом Коннора сотрясает невыносимый грохот тяжелого рока. Приходится даже уши прикрыть, чтобы нормально дойти до нужной комнаты. Стоит только открыть дверь, как звук обрушивается на меня с удвоенной силой, вытесняя все мысли и чувства.

Коннор резко оборачивается ко мне, и я отшатываюсь, заметив вспышку ярости в его глазах. Но она вмиг затухает вместе с осознанием, что это пришла я.

Он притягивает меня к себе, чтобы я могла его услышать, и кричит сквозь музыку:

– О боже, прости, я думал, это отец. – Обнимает меня. – Я не хотел тебя напугать.

Я отстраняюсь, ощущая некий дискомфорт. Коннор заглядывает мне в глаза, и я понимаю, что выгляжу встревоженной, раз он жестом показывает подождать секунду и идет к стереосистеме. Звук резко стихает. В ушах звенит тишина.

Я жду его объяснений.

– У меня был длинный день. – Коннор плюхается в маленькое кресло, а я продолжаю стоять в дверном проеме. Меня заклинило на моменте нашей встречи, я прокручиваю в памяти его взгляд и ту неконтролируемую ярость, которая плескалась в его глазах. Это был не тот Коннор, которого я знаю. Это был кто-то другой, кого я никогда не видела раньше.

«Я бью вещи, а не людей». Так он сказал мне однажды. Но сегодня на какую-то секунду мне показалось, что он может ударить человека. Не меня. Но, возможно, своего отца.

– Хочешь об этом поговорить?

Коннор медленно и протяжно вздыхает.

– Не знаю. Ты уверена, что готова услышать правду? Я уже говорил тебе, что моя жизнь… это сплошной хаос.

Я захожу в комнату.

– Поделись со мной. Тебе станет легче.

На мгновение Коннор поджимает губы, сомневаясь, что я в состоянии с этим справиться. Но я справлюсь. Я знаю, что справлюсь. Только бы он позволил мне помочь.

– Отец взял любимые фотографии мамы и разорвал их.

– Зачем?

– Мама хотела на выходных проведать бабушку. Та вроде бы заболела. А он обвинил маму в том, что она им пренебрегает.

– Ох.

Я слишком часто отвечаю ему одним этим словом. Всегда только «ох». Почему я никогда не знаю, что сказать? Почему у меня нет нужных слов, которыми я смогу объяснить, доказать, что его отец больше ничего не значит?

Коннор складывает руки домиком, но затем нервно переплетает пальцы. Или же гневно? Я все еще не уверена.

– Он не имеет права так поступать. Отбирать и разрушать все. Это ее мать. И она пожилой человек. Если заболевание серьезное, бабушка может умереть, а он не разрешает с ней увидеться. – Голос Коннора становится тише. Думаю, гнев отступил.

Я подхожу к креслу, и мы почти соприкасаемся коленями.

– Ты прав. Это неправильно.

Коннор отвечает мне легкой печальной улыбкой, но не поднимает глаз.

– Я же говорил, что ты не готова к правде.

– Это не так. Я хочу знать о тебе все. Никаких секретов.

Коннор смотрит на свои руки и кивает. Я замечаю его облегчение, радость от того, что я не развернулась и не выбежала за дверь.

– Мой отец отбирает у людей все. Он жаждет всего. Если он не способен стать счастливым, то и тебе тоже нельзя. Он проделывал это со мной множество раз. Ты находишь нечто ценное для себя, что делает тебя счастливым, а он без колебаний это уничтожает.

Наконец Коннор обращает на меня свой взгляд, и я понимаю, что в нем отражается не гнев или ярость, а печаль. Потянув за шлевку на джинсах, он сажает меня к себе на колени и обнимает за талию. Я уютно устраиваюсь, прижимаясь боком к его груди. Чувствую тепло его тела и горячее дыхание на шее.

– Однажды он купил собаку – бигля, – раздается уже совсем шепот. – Я любил его. Назвал Арахисом. Но как только отец понял, что я дорожу этим псом, то избавился от него. Не знаю, что он сделал: отдал кому-то или пристрелил. Собака просто исчезла. Я проплакал целую неделю. – Коннор начинает выводить круги на моей спине. – Невозможно так жить. В этом постоянном хаосе. Я просто хочу, чтобы он закончился. Хочу, чтобы все это закончилось.

Что-то в его голосе звучит неправильно. Словно он говорит не о конце хаоса, а конце своей жизни. Я медлю с ответом, обдумывая каждое слово. Мои слова сейчас важны для него, как никогда.

– Однажды так и будет. Ты не будешь так жить вечно. Скоро ты найдешь работу, съедешь отсюда и оставишь все это в прошлом.

Я смотрю на наше отражение в зеркальном шкафу: на то, как Коннор уткнулся лицом мне в шею, на себя с усталым и огорченным видом. Все это напоминает какую-то жалкую и ничтожную картину, вызывая желание выйти из комнаты и накричать на этого горе-отца за то, что он все портит.

– Я говорил себе это годами. Обдумывал каждую деталь. Но этому нет конца. Мне никогда не выбраться. Маме нужна помощь. Все время. Как думаешь, почем он сейчас ушел? Мне пришлось встать на ее защиту, чтобы он отступил. Этому нет конца. Как же я хочу, чтобы все это закончилось.

И вот снова. Что он под этим подразумевает?

Я закрываю глаза, потому что больше не в силах видеть наше отражение, и концентрируюсь на успокаивающем ощущении его ладони на спине поверх моего свитера, на ощущении его дыхания на моей коже.

– Знаю, – произношу я, хотя не имею ни малейшего понятия, о чем он говорит.

– Иногда мне просто хочется… просто хочется… – Коннор замолкает, и я уже не думаю, что он закончит мысль, как вдруг: – Я так измучен, что хочу со всем покончить. Расквитаться с жизнью.

Вот оно. Признание, проскальзывающее между строк, теперь высказано вслух.

Я выпрямляюсь, чтобы повернуться и посмотреть на Коннора. Образумить его.

– Не говори так. Я люблю тебя. Все наладится, обещаю.

– Но как? Я погряз в этом. Я здесь родился, здесь и умру. В окружении такой жизни.

Не успевает он договорить, как я мотаю головой. Неужели он не понимает, что может изменить свою жизнь?

– Да, но теперь у тебя есть я. Мы пройдем через все это вместе. Я помогу тебе. Обещаю. Я буду рядом.

Все, что я говорю, звучит так глупо. Но вот Коннор смотрит на меня, и уголок его губ приподнимается в едва заметной улыбке. Она не затрагивает его глаз, но это все же улыбка.

– Ты так добра ко мне.

И я улыбаюсь ему в ответ. Он крепче обнимает меня, целуя шею, ключицу, руку, и я понимаю, что подобрала правильные слова.

Но, даже когда мы растворяемся в нашем поцелуе, я не могу стереть из памяти вспышку ярости в его глазах. Тот Коннор был чужим. Ему здесь не место.

Мой Коннор не такой.

19 ноября

2 месяца, 20 дней

Сегодня мы с Коннором играем в очередную настолку, на этот раз в «Морской бой». Играю я ужасно. Он реально хорош в таких играх, я – нет. Он уже потопил три корабля, а мне не удалось его даже ранить, но по какой-то причине я получаю невероятное удовольствие от происходящего.

– Б-7, – говорю я, взяв белую фишку.

– Мимо.

– О, откуда мне знать? Думаю, ты мухлюешь.

– Неправда.

Я откладываю игровую доску на пол и, сев на колени, пытаюсь заглянуть к нему, но Коннор закрывает расположение кораблей.

– Ну и кто теперь мухлюет?

– Клянусь, ты или передвигаешь корабли, или вообще их не расставил. Не может быть, чтобы я еще ни разу в тебя не попала. Это противоречит теории вероятности.

– Я просто хорош в этой игре, – улыбаясь во весь рот, отвечает он.

– Брехня.

Я прыгаю на Коннора, он от неожиданности заваливается назад вместе со мной, и мы начинаем бороться за доску.

– Так нечестно, я не могу тебе навредить! – улыбается он, наслаждаясь каждой секундой нашей схватки. Как и я.

– И что? Ты постоянно играешь нечестно.

Перекатившись, он в мгновение ока подминает меня под себя, и мысли о доске тут же отходят на второй план. Где-то там продолжает работать телевизор, освещая нас неясным голубым светом. Коннор смотрит на меня с такой страстью, что хочется смаковать это всю ночь, но потом он целует меня, и я закрываю глаза.

Каждый вечер мы приближаемся к этому моменту. Каждый вечер я все ближе подхожу к краю.

А сегодня готова спрыгнуть. Я была готова и раньше, но все же нервничала, хотя размышляла над этим уже довольно давно. Я не просто внушила себе, что готова, я действительно готова.

Коннор натягивает сверху одеяло, заключая наши тела в уютный кокон, и я теряю счет времени.

Он внимательно смотрит мне в глаза, и я киваю ему. Я не могу это сказать. Только не вслух.

Но он все понимает. Высунув руку из-под одеяла, он достает что-то из тумбочки и возвращается ко мне.

– Ты уверена? – шепотом спрашивает он, устраиваясь сверху.

Я снова киваю, наблюдая, как, подобно грозовой туче, темнеет его взгляд, затем зажмуриваюсь.

После сегодняшнего вечера между нами не останется больше преград.

Именно этого я хочу.

– Я люблю тебя, – признаюсь я.

– Я тоже тебя люблю, – шепчет он, опаляя дыханием мое ухо.

Всего на секунду, когда это происходит, меня пронзает острая боль, и я инстинктивно сжимаю ноги, причиняя себе еще больший дискомфорт.

В ответ Коннор замирает.

– Ты в порядке?

На мгновение у меня сдавливает горло, но затем боль отступает, и я киваю.

– Да. Просто давай помедленнее, – прошу охрипшим голосом.

Он целует меня в щеку, висок, ухо и, наконец, в губы, затем немного отстраняется и толкается вперед. Замерев на секунду в ожидании боли, я вдруг понимаю, что ее больше не будет, и с облегчением выдыхаю.

Мы двигаемся в одном ритме, дыхание Коннора учащается, как и мое, и в нашем коконе становится так жарко, что приходится стащить одеяло.

Из горла Коннора вырывается низкое тихое рычание, значение которого становится понятным, только когда он, хватая воздух ртом, наваливается на меня всем телом.

После секундного молчания он приподнимается и смотрит на меня, застенчиво краснея.

– Прости, я… в смысле, это закончилось… прости, что это не продлилось… э-э… дольше.

И тут я срываюсь. Начинаю хохотать. Мне приходится столкнуть с себя Коннора, потому что от смеха начинает болеть живот.

– Не думал, что это тебя рассмешит, – говорит он, но посмеивается вместе со мной.

– Знаю, просто у тебя такое выражение лица…

Мне удается унять смех, чтобы поцеловать Коннора.

– И мне действительно… это было идеально. Честно.

– Неправда. Но я исправлюсь. Обещаю.

– Если тебе повезет, я позволю доказать это.

7 ноября

2 месяца, 8 дней

Сегодня день рождения Эбби. Я потратила полдня на сборы, пока не перемерила все юбки, джинсы и брюки, которые нашла. Теперь вся комната завалена моими нарядами. Столик заказан на шесть вечера в Спейс-Нидл; мы планируем отправиться в город при полном параде, а я никак не могу решить, что надеть, подходящее случаю. По какой-то причине выбор кажется чрезвычайно важным.

Планировать вечер без участия Коннора непривычно. Мы встречаемся всего два месяца, но я провожу каждый день в его доме, наблюдая, как бой часов приближает мой комендантский час.

Как бы мне ни хотелось побыть с ним, сегодня я также в предвкушении от встречи с Эбби. Мы не тусовались вместе уже около двух недель, по большей части по моей вине.

Я не хочу бросать ее. Эбби – подруга мечты. Она из тех, кто всегда помнит о твоем дне рождении, помогает подготовиться к тесту и одалживает свою машину, когда ломается твоя, даже если у нее назначено свидание; главное, что ты доберешься куда надо.

Эбби просто… Эбби. Она не похожа ни на кого. Эбби переехала сюда из Техаса, так что вполне вероятно, ее отзывчивость объясняется южным гостеприимством. Благодаря ей техасцы представляются именно такими – с южным протяжным произношением и очаровательным бескорыстием. Уверена, что если когда-нибудь окажусь в Техасе, то буду разочарована, потому что окажется, что никто ей и в подметки не годится.

Она не пропустила ни одного моего дня рождения с тех пор, как переехала сюда в начале старшей школы, поэтому я не могу пропустить ее.

Надеваю через голову миленькую цветастую блузку и смотрюсь в зеркало. Джинсы выглядят повседневно, поэтому меняю их на брюки цвета хаки и проверяю результат. Неплохо. Достаю кардиган из шкафа на тот случай, если позже похолодает.

На улице раздается гудок, и я выглядываю в окно – Эбби вылезает из лимузина. Это ее восемнадцатилетие, так что родители раскошелились. Спускаюсь, перепрыгивая через две ступеньки, и оказываюсь у двери раньше, чем она успевает нажать на звонок.

– С днем рождения! – Обнимаю ее и вручаю подарок. – Но тебе придется подождать до ужина.

– Выглядишь здорово! – Эбби ведет меня к лимузину, и мужчина в водительской форме открывает нам дверь. Эбби дефилирует по дорожке, словно Ванна Уайт. – Ваш лимузин подан, дорогуша!

Я смеюсь, устраиваясь на элегантном кожаном сиденье. Все переживания вдруг отступают, и у меня вырывается вздох облегчения. Этот вечер – моя панацея.

– Ладненько, сейчас захватим Джессику, Рейчел и Джанелл и поедем развлекаться. Хочешь выпить?

Притворяться, будто в руках у нас не игристый сидр, а шампанское, глупо, но мы все равно это делаем, чокаясь бокалами и произнося тост в честь восемнадцатилетия Эбби. И пока мы болтаем, наверстывая упущенное, и подбираем остальных гостей по дороге, кажется, словно между нами ничего и не изменилось. Словно я не игнорировала ее последние несколько недель. Я хочу извиниться, хочу все объяснить, но поднимать этот вопрос в ее день рождения кажется неправильным. Поэтому я молчу.

Когда мы подъезжаем к центру, нас встречают мерцающие огни города и возвышающиеся здания на фоне темнеющего горизонта. Этот захватывающий вид отзывается внутри небольшим сожалением, что Коннор сейчас не со мной и не может оценить романтичную обстановку вокруг.

Наконец наша длительная поездка подходит к концу, и когда лимузин останавливается на кольце, мы все выбираемся наружу и направляется к подножию башни, цокая каблуками по асфальту. Чувствую себя утонченной, словно мы здесь частые гости. Словно мы завсегдатаи подобных мест.

Лифт находится в сувенирной лавке, заполненной великим множеством маленьких копий Спейс-Нидл. Пока я борюсь с искушением купить сувенир в память о вечере, наша компания заходит в лифт и двери закрываются.

Нас сопровождает настоящий лифтер в веселенькой фуражке и глупом смокинге. Для меня такое непривычно. Он рассказывает об истории этого места – что-то о Всемирной выставке, – но я не слушаю, потому что не могу оторвать взгляд от стеклянных стен. Лифт уносит нас вверх, в ночь, и меня завораживают огни города, мигающие под нами. С каждой секундой обзор увеличивается, открывая вид на Пьюджет-Саунд, центр города и все остальное.

Как только мы заходим в ресторан, нас провожают к столику у окна. Лучшие места с видом на город достаются нам с Эбби.

Официантка с огненно-рыжими волосами раздает нам меню в кожаных переплетах. Все выглядит аппетитно: фаршированная куриная грудка, каре ягненка и даже лося. Кто станет есть лосятину? Звучит отвратительно. Я решаю заказать курицу. Если она будет вкусной, я расскажу Коннору, и мы найдем рецепт, чтобы приготовить дома самим. Может, я даже куплю этот игристый сидр, чтобы устроить романтический ужин.

Официантка возвращается с клубничным лимонадом, в котором вперемешку со льдом плавают настоящие ягоды.

Потянувшись за стаканом, Джанелл нечаянно опрокидывает его. Кубики льда отскакивают по столу и падают на колени Рейчел.

Я тут же напрягаюсь, наблюдая, как по белоснежной скатерти расползается пятно, и жду, когда все начнут психовать, кричать и вскакивать из-за стола. Но ничего подобного не происходит.

Без понятия, почему у меня возникла такая реакция. Всем плевать. Эбби просто смеется и говорит, что не может поверить, как это Джанелл с ее координацией удалось возглавить команду чирлидерш.

Потом мы делаем заказ и любуемся ночным небом, которое проплывает мимо – весь обеденный зал вращается, поэтому вид за окном меняется. За час мы успеваем все рассмотреть, но этого кажется недостаточно.

Мне бы хотелось увидеть больше – остаться здесь на всю ночь и сосчитать каждый мерцающий огонек города. Мне бы хотелось, чтобы это длилось вечно.

29 октября

1 месяц, 29 дней

У меня плохое предчувствие. Я люблю Коннора, но не думаю, что мама его одобрит. Сомневаюсь, что ей по силам разглядеть, кто скрывается за нарочитым образом грубияна, и понять мои чувства.