Текст книги "Сдать королевство, женить Императора (СИ)"

Автор книги: Аманда Франкон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

– Пленных в подземелья, от трупов избавиться, – начал распоряжаться я, как только убедился в том, что Жером умер. – А этого, – я кивнул на залитое кровью тело бывшего короля, – вывесить из окна самой высокой башни.

Судьба трупа и реакция народа Войцехи меня сейчас интересовала гораздо меньше, чем ее жизнь. Только обретя ее через много лет разлуки, я до ужаса, до холода в жилах боялся ее потерять.

Отыскать комнату, где ее оставили гвардейцы, не составило труда – у двери стоял один из них. Заметив меня, он посторонился и отворил дверь.

Я влетел в тесную комнатушку, едва не сшиб лекаря – сухого старичка, который из врожденного человеколюбия с одинаковым рвением лечил и северян, и моих гвардейцев, и людей Жерома, не деля на чужих и своих. Старик печально покачал головой и, подойдя ко мне, прошептал на ухо – «Прощайтесь».

Я стиснул зубы так, что челюсть свело, и, подойдя к кровати, где лежала избавленная от маски и брони, раненая, но все еще такая красивая Войцеха, не нашел в себе сил стоять. Буквально рухнул на колени. Осторожно взял все еще горячую – слишком горячую – руку королевы и прижался к ней губами.

Сердце разрывалось от невероятной боли. Я будто только сейчас проснулся и осознал, как сильно мне все эти годы не хватало ее смеха, ее прямоты, спокойствия, резких шуток. Не видел в полумраке всего ее лица, но может – и к лучшему, иначе, наверное, не сумел бы сдержать слез.

– Прости меня, – шепот получился хриплым, молящим. – Я не должен был тебя оставлять, ни тогда, ни теперь.

Ощутив, как ее пальцы слабо сжали мою руку, я осмелился поднять глаза на бледное лицо. На нем все еще играла ироничная улыбка, влажные глаза Войцехи блестели то ли от слез, то ли от жара.

– Прощаю, – одними губами прошептала она, и я заметил, как тонкая красная струйка течет по подбородку.

Содрогнулся при мыли о том, что задето легкое, и что я совершенно ничем не могу помочь. Снова поцеловал тонкие пальцы, разрываясь от желания и невозможности хоть как-то облегчить ее боль.

– Я люблю тебя, – признался, и часть груза запоздало свалилась с души, уступая место новым, куда более тяжким тревогам.

Ответного признания услышать на надеялся, Войцеха ничего и не сказала. Она шумно вдохнула, закашлялась, глаза ее закатились. В тот момент мне казалось, что я умру вместе с ней, но хлопок двери отрезвил.

Обернувшись, чтобы выставить наглеца, я заметил матушку. Сделав несколько резких шагов через комнату, она протянула мне раскрытую ладонь, на которой поблескивало кольцо – то самое, заставляющее человека, надевшего его, выполнить обещание.

Глава 25

Войцеха

Я где-то лежала – не знаю, где именно. Лайонел извинялся дрожащим голосом, сжимая мою руку. Впервые я слышала, чтобы он говорил так – тихо, устало, почти обреченно. Я его простила, слова даже немного меня согрели, но какой они теперь имели смысл?

Каждый вдох отдавался в теле ужасной болью, по рукам и ногам расползалась слабость, что наводило на мысли о каком-то яде. Неужели я умру вот так глупо? Прямо на пороге почти осуществленного плана? Впрочем, разве бывают осмысленные смерти?

По крайней мере, я уверена, что корона достанется Лайонелу. Он, конечно, тот еще интриган, но на голодную смерть страну не бросит, раз уж взял над ней управление: ему самому это будет невыгодно.

Казалось, сознание вот-вот уплывает в небытие – уже окончательно. От боли и слабости я уже почти хотела этого, еще немного – и думала, перестану пытаться вдохнуть, прекращу эти бессмысленные конвульсии, но когда тьма уже почти накрыла разум…

«Нет, девочка моя, держись! Мы еще поборемся!» – в мысли бесцеремонно вклинился Этцель.

«За что поборемся?» – я бы рассмеялась, будь у меня силы. – «Рана серьезная, да еще и с ядом. Лекарь говорил, что жить мне осталось пол часа».

«Она обещала, она придет», – упорствовал Этцель, и сейчас мне казалось, что только его цепкие объятья – объятья самого бога – удерживают меня от окончательной капитуляции перед смертью.

«Почему ты не даешь мне забыться? Кто обещал? Кто придет?» – мои мысли уже путались, Этцель ясность вносить не спешил – молчал, еще крепче сжимая меня в эфемерных объятьях. Да что с ним такое?! Раньше я никакой особенной теплоты между нами не чувствовала. – «Помру – найдешь другого человека».

«Ты даже не представляешь, как это каждый раз трудно – отпускать человека», – вдруг выдал Этцель. – «Я все сделаю, чтобы устроить твою судьбу. Она пришла!».

Спросить, кого же именно он ждал, я не успела. Над самым ухом раздался шепот Лайонела.

– Войцеха, обещай мне, что выживешь. Мы вместе приведем в порядок твою страну, подавим мятеж, выдадим замуж твоих племянниц, – шептал он, и я чувствовала, как гладит мои влажные от пота волосы.

Такой теплый, родной голос, прямо как тогда, на его шхуне в ту последнюю ночь. Я даже улыбнулась сквозь боль. Я, как дурочка последняя, все еще его любила.

– Какой в этом смысл? Очевидно ведь, что умру, – прохрипела с трудом, но вроде бы разборчиво.

– Не умрешь, прошу тебя. Пообещай, – горячие губы коснулись моего лба, щеки, подбородка. – Прошу, – Лайонел умолял, и это настолько меня поразило, что, кажется, на несколько мгновений я даже забыла о боли.

«Пообещай ему. Трудно тебе что ли?» – подтолкнул меня Этцель.

В самом деле, ведь теперь от меня не зависит, жить мне или умереть. Правда, получится, что последние мои слова перед смертью оказались ложью, но не все ли равно?

«Обещай ему!» – теряя терпение – а такое с Этцелем происходило крайне редко – приказал бог. Он вклинился в мой разум и давил в сторону нужного решения своей нечеловеческой волей. Впервые мой покровитель принуждал меня что-то сделать. Я решила не сопротивляться – из любопытства.

– Хорошо, – собственный хриплый голос казался мне жалким и оттого противным, – я обещаю, что выживу и буду полностью здорова, – последнее я прибавила с иронией, как нечто невозможное.

Пальца на левой руке коснулся холодный металл. Мне показалось, что это пуговица от камзола или пряжка от ремня.

– Прости меня. И спасибо.

Лайонел не уходил, продолжая то гладить мои руки, то целовать лицо, шею, волосы. Его тепло, само его присутствие утоляло боль. Я ждала, что провалюсь хотя бы в сон, или в полудрему, но желанное забвение не спешило наступать. Его Императорское величество не мог оставаться со мной слишком долго – через какое-то время – я давно потеряла ему счет – он ушел.

А я осталась здесь, между явью и забытием. Казалось, что я труп, жизнь в котором неведомая сила поддерживает искусственно. Боли становились все сильнее, пока не сделались и вовсе нестерпимыми. Я должна была бы уже упасть в обморок от таких мучений, но лишь сжимала зубы – не могла ни кричать, ни ругаться, только дышать и слышать биение собственного сердца, которое продолжало работать вопреки всякому здравому смыслу.

Этцель больше не говорил, но я чувствовала его ободряющее присутствие. Через несколько минут – а может и часов – я уже мысленно молила о смерти, не в силах вынести тех мерзких ощущений, которыми сполна одаривали меня рана и яд. Но ничего не происходило, я оставалась в сознании и могла только ждать.

Чувствовала, как время от времени кто-то меняет на мне покрывало, насильно вливает в меня воду, чистит рану от гноя. Доставляя, конечно, дополнительную боль, однако она ни в какое сравнение не шла с той, которую я чувствовала постоянно.

Рядом часто оказывался Лайонел – я ощущала его прикосновения, слышала его шепот, и в те моменты, когда я готова была проклинать судьбу за бессмысленные страдания, только он заставлял меня потерпеть еще немного, и еще немного, и еще совсем чуть-чуть. Я ощущала его слезы на своих руках, слышала тяжелое дыхание, он без конца просил прощения, но мне недоставало сил, чтобы ему ответить. И так – снова и снова.

Казалось, пытка необъяснимым бессмертием продолжалась вечность. Я не знала, сколько прошло времени с момента раны до того дня, когда я вдруг поняла, что боль уже не терзает меня как пытка из бездны, а сосредоточилась в боку мягким комочком, который по силу вытерпеть любому нормальному человеку. Убедившись в том, что плоть моя – болезненная тюрьма души – больше не терзается меня невыносимыми страданиями, и что я даже могу связно думать, я распахнула глаза. И увидела перед собой низкий свод какой-то комнаты. Судя по цвету камней и кладке, я лежала в своем замке.

Войцеха

Я где-то лежала – не знаю, где именно. Лайонел извинялся дрожащим голосом, сжимая мою руку. Впервые я слышала, чтобы он говорил так – тихо, устало, почти обреченно. Я его простила, слова даже немного меня согрели, но какой они теперь имели смысл?

Каждый вдох отдавался в теле ужасной болью, по рукам и ногам расползалась слабость, что наводило на мысли о каком-то яде. Неужели я умру вот так глупо? Прямо на пороге почти осуществленного плана? Впрочем, разве бывают осмысленные смерти?

По крайней мере, я уверена, что корона достанется Лайонелу. Он, конечно, тот еще интриган, но на голодную смерть страну не бросит, раз уж взял над ней управление: ему самому это будет невыгодно.

Казалось, сознание вот-вот уплывает в небытие – уже окончательно. От боли и слабости я уже почти хотела этого, еще немного – и думала, перестану пытаться вдохнуть, прекращу эти бессмысленные конвульсии, но когда тьма уже почти накрыла разум…

«Нет, девочка моя, держись! Мы еще поборемся!» – в мысли бесцеремонно вклинился Этцель.

«За что поборемся?» – я бы рассмеялась, будь у меня силы. – «Рана серьезная, да еще и с ядом. Лекарь говорил, что жить мне осталось пол часа».

«Она обещала, она придет», – упорствовал Этцель, и сейчас мне казалось, что только его цепкие объятья – объятья самого бога – удерживают меня от окончательной капитуляции перед смертью.

«Почему ты не даешь мне забыться? Кто обещал? Кто придет?» – мои мысли уже путались, Этцель ясность вносить не спешил – молчал, еще крепче сжимая меня в эфемерных объятьях. Да что с ним такое?! Раньше я никакой особенной теплоты между нами не чувствовала. – «Помру – найдешь другого человека».

«Ты даже не представляешь, как это каждый раз трудно – отпускать человека», – вдруг выдал Этцель. – «Я все сделаю, чтобы устроить твою судьбу. Она пришла!».

Спросить, кого же именно он ждал, я не успела. Над самым ухом раздался шепот Лайонела.

– Войцеха, обещай мне, что выживешь. Мы вместе приведем в порядок твою страну, подавим мятеж, выдадим замуж твоих племянниц, – шептал он, и я чувствовала, как гладит мои влажные от пота волосы.

Такой теплый, родной голос, прямо как тогда, на его шхуне в ту последнюю ночь. Я даже улыбнулась сквозь боль. Я, как дурочка последняя, все еще его любила.

– Какой в этом смысл? Очевидно ведь, что умру, – прохрипела с трудом, но вроде бы разборчиво.

– Не умрешь, прошу тебя. Пообещай, – горячие губы коснулись моего лба, щеки, подбородка. – Прошу, – Лайонел умолял, и это настолько меня поразило, что, кажется, на несколько мгновений я даже забыла о боли.

«Пообещай ему. Трудно тебе что ли?» – подтолкнул меня Этцель.

В самом деле, ведь теперь от меня не зависит, жить мне или умереть. Правда, получится, что последние мои слова перед смертью оказались ложью, но не все ли равно?

«Обещай ему!» – теряя терпение – а такое с Этцелем происходило крайне редко – приказал бог. Он вклинился в мой разум и давил в сторону нужного решения своей нечеловеческой волей. Впервые мой покровитель принуждал меня что-то сделать. Я решила не сопротивляться – из любопытства.

– Хорошо, – собственный хриплый голос казался мне жалким и оттого противным, – я обещаю, что выживу и буду полностью здорова, – последнее я прибавила с иронией, как нечто невозможное.

Пальца на левой руке коснулся холодный металл. Мне показалось, что это пуговица от камзола или пряжка от ремня.

– Прости меня. И спасибо.

Лайонел не уходил, продолжая то гладить мои руки, то целовать лицо, шею, волосы. Его тепло, само его присутствие утоляло боль. Я ждала, что провалюсь хотя бы в сон, или в полудрему, но желанное забвение не спешило наступать. Его Императорское величество не мог оставаться со мной слишком долго – через какое-то время – я давно потеряла ему счет – он ушел.

А я осталась здесь, между явью и забытием. Казалось, что я труп, жизнь в котором неведомая сила поддерживает искусственно. Боли становились все сильнее, пока не сделались и вовсе нестерпимыми. Я должна была бы уже упасть в обморок от таких мучений, но лишь сжимала зубы – не могла ни кричать, ни ругаться, только дышать и слышать биение собственного сердца, которое продолжало работать вопреки всякому здравому смыслу.

Этцель больше не говорил, но я чувствовала его ободряющее присутствие. Через несколько минут – а может и часов – я уже мысленно молила о смерти, не в силах вынести тех мерзких ощущений, которыми сполна одаривали меня рана и яд. Но ничего не происходило, я оставалась в сознании и могла только ждать.

Чувствовала, как время от времени кто-то меняет на мне покрывало, насильно вливает в меня воду, чистит рану от гноя. Доставляя, конечно, дополнительную боль, однако она ни в какое сравнение не шла с той, которую я чувствовала постоянно.

Рядом часто оказывался Лайонел – я ощущала его прикосновения, слышала его шепот, и в те моменты, когда я готова была проклинать судьбу за бессмысленные страдания, только он заставлял меня потерпеть еще немного, и еще немного, и еще совсем чуть-чуть. Я ощущала его слезы на своих руках, слышала тяжелое дыхание, он без конца просил прощения, но мне недоставало сил, чтобы ему ответить. И так – снова и снова.

Казалось, пытка необъяснимым бессмертием продолжалась вечность. Я не знала, сколько прошло времени с момента раны до того дня, когда я вдруг поняла, что боль уже не терзает меня как пытка из бездны, а сосредоточилась в боку мягким комочком, который по силу вытерпеть любому нормальному человеку. Убедившись в том, что плоть моя – болезненная тюрьма души – больше не терзается меня невыносимыми страданиями, и что я даже могу связно думать, я распахнула глаза. И увидела перед собой низкий свод какой-то комнаты. Судя по цвету камней и кладке, я лежала в своем замке.

Глава 26

Через день после того, как я пришла в сознание, слуги перетащили меня в более привычные покои. Лайонел с тех пор не появлялся, но все мои просьбы слуги исполняли особенно тщательно, и все как заведенные твердили «Ваше Величество». Значит ли это, что Император решил сохранить наш договор в силе, или что он издевается надо мной?

Подавив некстати появившуюся надежду, я пыталась выведать у слуг хоть что-нибудь, но безуспешно. Девушки в ответ на все мои вопросы лишь краснели и прятали лица, лекарь лукаво улыбался и качал головой. Сама ходить и подслушивать новости я пока не могла, потому все время лечения оставалась в полном неведении.

Простенькое колечко на пальце левой руки я заметила только на третий день пребывания в собственных покоях. Оглядев его и не найдя никаких логичных объяснений тому, как оно могло оказаться на моей руке, попыталась снять.

«Стой! Оставь его!» – загремел в голове голос Этцеля, да так сильно, что голова разболелась. Я непроизвольно дернулась, от чего заныла еще не до конца зажившая рана.

«Это еще почему?» – тут же ухватилась за шанс во всем разобраться я.

«Это кольцо – артефакт. Если надеть его, дав кому-нибудь обещание, то придется непременно его выполнить, иначе кольцо ниспошлет смерть. Если снять его до того, как обещание будет выполнено, оно тоже убьет носившего его», – быстро пояснил бог.

Осознав силу и жестокость украшения, я ощутила, как по коже бежит холодок, и даже отставила руку подальше, правда, быстро устыдилась такой глупости и снова откинулась на подушки. Прикрыла глаза, пытаясь осознать услышанное.

«Но зачем кому-то обрекать себя на смерть? Есть ведь множество случайностей, над которыми человек не властен? Что, если обещание не будет выполнено по чужой вине? Все равно умирать?» – засыпала я мысленными вопросами.

«Кольцо не только обязывает, но и помогает выполнить обещание: направляет руку, показывает путь, придает сил», – на последней фразе Этцель сделал особенный акцент.

Я тут же вспомнила просьбу Лайонела: «Обещай, что выживешь». Вот оно, значит, в чем дело. А я еще и пообещала, что буду полностью здорова! Глупая, кольцо-то вряд ли понимает сарказм.

«Не волнуйся. Теперь, когда ты в сознании, все будет хорошо», – в голосе Этцеля послышалось непривычное тепло. – «Я рад, что все обошлось».

«Ты знал о кольце», – скорее констатировала, чем спросила я.

«Более того, мы вместе с Мирэкки устроили все так, чтобы оно оказалось в замке. Ты даже не представляешь, какая мука – договариваться с этой стервой!», – легко признался бог.

Я замерла от любопытства, силясь понять, для чего богам заботиться о моей маленькой жизни. Этцель рассмеялся в ответ на мои мысли. Я ждала, что он что-то скажет, объяснится, но стервец промолчал. Только фыркнул напоследок то ли издевательски, то ли ободряюще, и ушел.

В попытках «полностью выздороветь» и выполнить таким образом свое обещание, я провела еще около недели. И за это время так извелась от безделья, что готова была лезть на стену. Меня мало кто навещал: пару раз заходили Дорота и Ханна, они рассказали, что Жулита заперта в своих покоях. Ташо иногда развлекал меня делами, но слишком долго засиживаться ему не позволяло чувство такта.

Ни Лайонел, ни Рейк ко мне не заходили. Тот факт, что я давно не видела друга, особенно сильно беспокоил. Я помнила, насколько плохо выглядела его рана, когда я оставляла его в руинах, и стало не по себе.

Как раз в ту минуту, когда я снова задумалась о том, почему Рейк ни разу не пришел, дверь отворилась. На пороге появился он – без брони, с подвешенной на бинты рукой и широкой улыбкой.

– Рейк! – я подпрыгнула с кресла, в котором отдыхала и, совершенно не стесняясь того, что одета лишь в простенькое домашнее платье, рванулась к другу, чтобы обнять. Но вовремя остановилась, вспомнив о его ранах.

– И я рад тебя видеть, – воин, обычно суровый и сдержанный, сейчас едва ли не светился от счастья. И мне показалось, что дело тут не только в моем выздоровлении, его сердце согрело что-то еще. Но расспросить я не успела. – Но пришел ненадолго. Только хочу предупредить, что завтра вечером Лайонел просил тебя выйти в сад. Твой лекарь разрешил.

Я внутренне напряглась и всмотрелась в лицо северянина. На нем, вопреки обыкновению, при упоминании об Императоре отразилось не презрение или брезгливость, а спокойствие – почти уважение. Я покосилась на закатное солнце за окном и тяжело вздохнула: мне предстояло томиться в ожидании еще целые сутки.

– Так ты придешь? – уточнил северянин.

– Разве я могу отказать Его Величеству Императору? – пожала плечами я.

До вечера слонялась по комнате, не находя себе места. Вспоминала, как Лайонел приходил, когда я валялась едва живая или вовсе не живая от боли, как шептал какие-то глупости про любовь, про то, что никогда больше меня не оставит. На душе теплело каждый раз, стоило лишь вызывать в памяти его тихий голос. Но не померещилось ли мне это все в больном бреду? Что мне делать, если окажется, что он давно охладел ко мне, что ему плевать? А что делать, если не плевать?

Заметив, что нижний краешек солнца коснулся горизонта, я резко выдохнула, окончательно убедившись в том, что воевать мне гораздо проще, чем разбираться с капризами собственного сердца. Нет смысла гадать – буду действовать по ситуации.

За то время, пока я лежала в полузабытии, землю уже покрыл тонкий слой снега. Он будто приветствовал меня, земля сверкала и, казалось, праздновала мое выздоровление. Ну или мне просто нравилось так думать.

Я выбрала простое шерстяное платье, голубое с белыми вставками, похожее на небо с облаками. Оно скрывало горло, так что я не стала брать с собой никаких накидок или шалей: хотелось ощутить дуновение холодного ветра на коже, которое я так ненавидела, впервые приехав на север, но так любила, покидая его.

Когда уже почти стемнело, слуга провел меня в сад. Еще издалека я заметила вереницу огней, они напомнили мне праздник первого дня зимы в княжестве Рейка. Чем ближе мы подходили к беседке, где меня, судя по всему, уже ждал Лайонел, тем сильнее становилась ассоциация.

Приблизившись почти вплотную к первому огоньку, я улыбнулась: он оказался лиловым, ярким и теплым. На севере шаманки добавляли в пламя специальные травы, чтобы оно меняло оттенок, но я даже подумать не могла, что их можно найти здесь.

Убедившись в том, что теперь я и сама вижу дорогу, слуга откланялся. Я медленно пошла вдоль тропинки, подсвеченной зелеными, ярко-желтыми, белыми и красными огнями, установленными на высоких жердочках с жаровнями, на лице сама собой появилась улыбка, вспомнились слова песни, которую пели незамужние девушки в этот снежный день.

– Гори закат, как яркий маков цвет,

И ниспошли мне в сон того героя,

С кем через битвы понесу обет

Любви святой, что сохранит от горя.

Залюбовавшись огнями и снегом. который сверкал в их свете, как россыпь драгоценных камней, я повернулась к беседке спиной.

– Не знал, что вы так красиво поете, Ваше Величество, – вдруг раздался откуда-то из-за плеча голос Лайонела. – И рад, что вам понравился этот маленький сюрприз.

Я нисколько не испугалась. Только повернулась, напоминая себе, что я снова правительница пусть небогатой, но пока еще целой страны. Император подал мне руку, помогая переступить через низкий порожек, отделявший чисто выметенный пол беседки от заснеженной земли. Я приняла помощь чисто символически.

– Вы так формальны. Даже после того, как выяснили, что я – лишь северянка из маленького княжества? – я изогнула бровь и, повинуясь приглашению Лайонела, опустилась на скамью, заботливо устеленную теплым пледом.

– С моей точки зрения все иначе: я выяснил, что та северянка оказалась принцессой, затем – Королевой, и вынужден просить прощения еще и за панибратство, – Лайонел опустился рядом, подхватил при этом со столика в центре беседки пару бокалов вина.

Я позволила себе немного расслабиться и пригубила из бокала. Терпкий вкус показался мне знакомым, спустя несколько мгновений я вспомнила. что именно это вино хвалила лет семь назад, когда впервые ступила на палубу шхуны Лайонела. Надо же – запомнил.

– Обещаю, впредь я не забуду, что передо мной – королева. Однако и вам стоит помнить, что замок наполнен моими людьми, – Император ядовито улыбнулся, а мое сердце рухнуло куда-то в пучины, где таились темные боги.

Осознав, что зря рассчитывала на что-нибудь, кроме очередного раунда политических торгов, я отставила бокал в сторону, сжала зубы, сглотнула соленый ком, появившийся в горле, и приготовилась выслушать новые условия. Уверенно подняв на Лайонела взгляд, я без слов показала, что намерена стоять за своих людей до конца, и не соглашусь на требования, которые могут им навредить.

– На правах того, кто помог вам вернуть власть, я прошу о частичном изменении договора, – Лайонел медленно мерил шагами беседку, то ли скрывая нервозность, то ли пытаясь меня взбесить.

Однако слово «частичном» меня приободрило: оно означало, что Император как минимум не откажется хотя бы от некоторых условий, направленных на помощь стране. Я попыталась взять себя в руки и запихнуть поглубже разочарование вперемешку с легким стыдом, который точил меня, как прожорливый червяк яблоко: я поверить не могла, что надеялась на что-то большее, чем просто разговор. Дура!

– И какие же пункты вы желаете изменить? – настолько холодно, насколько позволяло самообладание, уточнила я. В глаза Лайонелу старалась не смотреть – просто не могла, поэтому поигрывала наполовину опустевшим бокалом и наблюдала, как переливаются на его гранях блики разноцветных огней.

– Во-первых, тот, который касается неприкосновенности мирных договоров с северянами княжествами. Я хочу дополнить и расширить их, а также продлить, – охотно пояснил Император, а затем шагнул ближе. – Во-вторых, я желаю, чтобы последний пункт из договора был полностью вычеркнут.

Осознав, чего именно он хочет, я вздохнула с некоторым облегчением. После всего того, что произошло, я бы тоже на его месте не захотела жениться на одной из дочерей почти обезумевшего короля. Правда, это означает, что род Милик потеряет власть над своими землями и вряд ли уже сумеет когда-нибудь ее восстановить, однако по крайней мере люди, которые уже страдают от голода и холода, будут спасены.

– Это все ваши условия? – я чувствовала такое сильное напряжение, что встала, лишь бы хоть немного размять ноги, и отставила в сторону бокал. Подошла к выходу из беседки и подняла голову. Небо затянули светлые тучи, с них сыпался мелкий снег, настолько невесомый, что не мог погасить пламя, и теперь оно отражалось не только на земле, его цветные искры плясали в самом воздухе.

– Да, – простой ответ Лайонела отвлек от созерцания ледяной красоты, и я обернулась.

– Что ж, пусть будет по-вашему, – кивнула я и снова устремила взгляд вдаль.

Мы оба замолчали. Я смотрела на мрачные стены замка и думала о том, что буду делать, когда передам Лайонелу корону. Если по приезде сюда я только и мечтала о том, чтобы вернуться на север, то теперь все изменилось: подчиненные мне люди, которых раньше воспринимала абстрактно, обрели в моих глазах плоть и кровь, я взяла ответственность за них и вряд ли перестану чувствовать ее после того, как золотая побрякушка с драгоценными камнями перестанет украшать мою голову и перейдет к новому владельцу.

К тому же… Подавив желание обернуться и взглянуть на Императора, я только призналась себе, что все это время неосознанно надеялась на взаимность. Прятала в глубине сердца мечты о том, что Лайонел, как и я, помнил те ночи на шхуне и свое обещание найти меня, что чувствовал ко мне хоть отчасти то же, что испытывала к нему я все эти годы. Разумеется, о роли его жены я даже не думала, но, быть может, советница, наместница в моей стране? Я готова была на любую роль, только бы не бросать свои проекты по восстановлению пораженных войной и голодом территорий. Но сильно сомневалась, что Император захочет оставить меня в замке, от этого на сердце почему-то становилось горько. Впрочем, может, лучше вообще его не видеть, чем…

– Я скучал, Эр-ха, – хриплый голос, коснувшийся волос, заставил мои щеки разом запылать. Но мне хватило самообладания, чтобы не показать эмоций.

– Отчего же не навещал? – спросила я, нервно дернув плечом, чтобы убедиться, что Лайонел не нависает прямо надо мной по своей излюбленной привычке. Он стоял достаточно далеко, чтобы избежать удара.

– Тебе все известно, и я знаю, что не имею никакого права на прощение, – судя по звуку голоса, Лайонел шагнул назад, – знаю, что поступил подло и после жалел об этом решении каждый раз, когда смотрел на холодное зимнее небо.

Он замолчал, и я больше не могла сдерживать любопытства. Обернулась, чтобы увидеть его лицо, и впервые за месяц не заметила в нем ни насмешки, ни злобы. Печальный, но спокойный, сейчас Лайонел, казалось, готов был смириться с судьбой и любым моим решением. От такой его искренности и даже беззащитности я не нашлась, что ответить. Когда молчание затянулось, Император шагнул ко мне. Я бы отстранилась, но за спиной оказалась деревянная балка беседки, в которую я уперлась лопатками.

– Я знаю, что опоздал на целых шесть лет, но все же… – он опустился на одно колено и взял мою руку в свою, – если ты дашь мне еще один шанс, я никогда тебя не оставлю. Даже если вся Империя полетит в бездну проклятых богов. Эр-ха… Войцеха Милик, прошу, будь моей женой.

На осознание всего, что он сказал, у меня ушло несколько секунд, не меньше. По их прошествии я осознала, что стою, вытаращившись на него, и часто дышу, как загнанная в окружение охотничьих псов лисица.

Видя, что я не спешу с ответом, Лайонел мрачнел. Он склонился над моей рукой, едва ощутимо коснулся ее губами и собирался отстраниться. Осознав, что могу окончательно испортить момент, я с огромным трудом все же выдавила из себя два заветных слова.

– Я согласна.

Уже в следующий миг я оказалась в его сильных объятьях, почувствовала, как тяжело он дышит, а заодно осознала, что и сама дрожу. Несколько секунд он сомневался, вероятно, опасаясь, что я приняла его предложение из благодарности, из-за его людей в замке или проклятым ведомо по какой причине. Чтобы развеять его сомнения, я поднялась на одну ступеньку, так, чтобы сравняться с ним в росте, и поцеловала такие знакомые губы.

Эпилог

Лайонел

С трудом, но я все же уговорил Войцеху устроить достойное торжество, на котором одновременно будет объявлено и о передаче короны, и о нашей помолвке. Правда, для этого пришлось дождаться обозов с провиантом и драгоценностями, которые тащились из Империи несколько недель, но сейчас, когда угроза нового перехвата власти миновала, у границы стояли мои войска и гвардейцы Империи охраняли вместе с людьми, которые остались верны Войцехе, охраняли замок. Опасаться больше нечего.

Ожиданием я искренне наслаждался. После шести лет разлуки просто не мог выпустить Войцеху из рук, первое время казалось, что стоит отдалиться от нее на пару шагов, как она исчезнет, растворится, словно видение.

Через неделю после разговора в беседке она сама пришла ко мне и заявила, что ждать официальных объявлений не хочет. Я не захотел ей отказывать, да и не смог бы – таким ярким и откровенным оказалось ее желание. Да и к тому же, мы ведь и раньше были близки, что сейчас изменилось?

Воспоминания о том наслаждении, которое я испытывал, целуя и лаская гибкое тело, слушая ее хрипловатый голос, да и просто прижимая ее к себе, грело сейчас, когда мы принимали поздравления гостей: немного испуганные, но, кажется, довольные тем, что войны наконец прекратятся, местные аристократы по очереди подходили, чтобы сказать нам все приличествующие случаю слова.

Теплая ладонь Войцехи покоилась на моей руке, я слегка сжал ее, когда почувствовал, как она покачнулась. Видимо, устала от духоты и суеты, но нам предстояло провести в зале еще как минимум час.

Вместо того, чтобы слушать льстивые речи очередной придворной дамы, которая как-то очень уж не к месту демонстрировала глубокое декольте, я нашел взглядом Жулиту. Она стояла рядом с молодым Ташо, племянником Гаскона, которого я, как и обещал, оставил в прежней должности. Если бы не протекция старшего родственника, я бы не освободил мелкого интригана, но министр уверил меня, что отошлет его как можно дальше и передаст титул другому ближайшему мужчине в роду, а этому оставит только деньги и часть земли, таким образом лишив его любого влияния. Молодой красавец что-то с тихо обсуждал с принцессой, боязливо поглядывая в нашу сторону.