Текст книги "Искусство непослушания (СИ)"
Автор книги: Аля Корс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
Глава 5: Прямой эфир с остриём бритвы
Лаборатория «ФармаСинтеза» напоминала стерильный муравейник, в который вот-кнули палку. Вместо привычной тишины, нарушаемой лишь гудением оборудования, пространство оглашали голоса, шаги и нервные команды. Посреди этого хаоса, как островок спокойствия перед штормом, стояла Вероника.
На ней был белоснежный лабораторный халат, наброшенный поверх того самого василькового платья. На груди – пропуск с улыбающейся фотографией, которая сейчас казалась издевкой. В руках она сжимала планшет с бегущей строкой комментариев из готовящейся онлайн-трансляции. Комментарии были предсказуемы: «Клоуны вернулись!», «Покажите, где вы прячете трупы», «Орлов решил окончательно добить свою компанию?».
Александр Орлов наблюдал за подготовкой из-за стекла наблюдательной комнаты. Его лицо было каменной маской, но пальцы, сжимавшие край стола, выдавали колоссальное напряжение. Он видел, как Вероника что-то говорила съёмочной группе, её жесты были чёткими и быстрыми. Она ловила его взгляд через стекло и на мгновение замерла, подняв бровь в немом вопросе: «Ну что, ещё не передумали?»
Он ответил едва заметным кивком. Поезд ушёл. Осталось только мчаться вперёд, надеясь, что мосты не рухнут раньше, чем они их пересекут.
Ровно в полдень красная лампочка на камере загорелась. Трансляция началась.
– Добрый день, интернет! – голос Вероники прозвучал бодро, без намёка на страх. Камера выхватила её на фоне сияющих хромом и стеклом лабораторных линий. – Вы хотели правды? Вы её получите. Сегодня мы не будем ничего рассказывать. Мы будем показывать. А комментировать происходящее будут не я и не менеджеры «Орлов Групп», а те, кто сомневается в нас больше всех.
В кадр один за другим вышли трое: тот самый язвительный блогер-разоблачитель, суровая женщина-журналистка из солидного медицинского издания и молодой, но уже известный своим цинизмом видеоблогер. Их лица выражали скепсис, любопытство и готовность к атаке.
– Правила просты, – продолжала Вероника. – Вы задаёте вопросы нашим сотрудникам. Любые. Они отвечают. Если ответ вас не устроит – давите дальше. Камеры всё транслируют. Мы ничего не редактируем и не останавливаем.
Первые минуты напоминали допрос с пристрастием. Блогер тыкал пальцем в графики на мониторах, требуя объяснить каждую аномалию. Журналистка дотошно расспрашивала лаборантов о протоколах испытаний. Видеоблогер снимал всё на телефон, комментируя шёпотом: «Выглядит убедительно, но чёрт его знает…»
Орлов, не отрываясь, смотрел на мониторы в своей комнате. Его сердце билось с непривычной частотой. Он видел, как напряжены его учёные, как капельки пота выступают на лбу у ведущего исследователя. Но он видел и нечто другое – их профессионализм. Под жёстким прессингом они не ломались, а начинали говорить ещё увереннее, погружаясь в детали, которые были понятны только специалистам.
И он видел Веронику. Она не вмешивалась, но была всегда рядом. Как тень. Как рефери на ринге. Её взгляд был сосредоточен, она ловила каждое слово, каждый нюанс. И в решающий момент, когда блогер, недовольный техническим ответом, начал переходить на личности, она сделала один шаг вперёд.
– Иван, – её голос прозвучал мягко, но ясно. – Ты спрашиваешь о том, почему данные по группе «Б» были обработаны позже. Доктор Петров объяснил – это стандартная практика двойного слепого метода. Ты не доверяешь методу? Или ты считаешь, что доктор Петров, который двадцать лет посвятил иммунологии, врет тебе, глядя в глаза?
Она не защищала. Она атаковала. Но атаковала, опираясь на факты. Блогер запнулся. В его глазах мелькнуло неуверенность. Он был готов к оправданиям, но не к такому уверенному встречному натиску.
Атмосфера в лаборатории начала меняться. Откровенная враждебность сменилась настороженным интересом. Журналистка стала задавать более глубокие, конструктивные вопросы. Даже циничный видеоблогер начал кивать, увлечённо вникая в процесс.
Кульминация наступила, когда та самая журналистка, указывая на сложный хроматограф, спросила: «И вы уверены, что это оборудование не даёт сбоев?»
Вероника, вместо того чтобы дать слово инженеру, повернулась к камере. Её лицо стало серьёзным.
– Абсолютной уверенности не может быть ни в чём. Ни в одном приборе в мире. Так же, как нет её в статьях, которые пишут люди. Есть вероятность. И есть процедуры, которые эту вероятность сводят к минимуму. Мы не просим вас верить нам на слово. Мы показываем вам эти процедуры. Риск был. Мы его признали. Сейчас мы показываем, как мы этим риском управляем. Это и есть правда. Не идеальная, не приглаженная, а живая.
В наблюдательной комнате воцарилась тишина. Орлов смотрел на неё, и что-то в нём перевернулось. Это была не пиар-щица, отрабатывающая свой гонорар. Это была женщина, которая искренне верила в то, что делала. Которая горела своей работой. И этот огонь был заразителен.
Трансляция закончилась через два часа. Когда камеры выключились, в лаборатории наступила мертвая тишина, а затем её нарушили редкие, но искренние аплодисменты сотрудников. Блогер, неловко потупившись, подошёл к Веронике и пробормотал: «Ну… было убедительно».
Она лишь кивнула, чувствуя, как с неё сходит адреналин, и её накрывает волна истощения. Она сделала это.
Первым, кого она увидела, выйдя из лаборатории, был Орлов. Он ждал её в коридоре, прислонившись к стене. Его руки были скрещены на груди, но на его обычно непроницаемом лице читалось странное, непривычное выражение – что-то среднее между одобрением и глубокой задумчивостью.
– Ну что, Александр Викторович? – её голос дрогнул от усталости. – Готовите мне блюдо или… орден?
Он не ответил сразу. Он подошёл к ней, медленно, сокращая расстояние. Они стояли в пустом, стерильном коридоре, залитом светом люминесцентных ламп.
– Вы, – начал он, и его голос был низким и немного хриплым, – самый безумный, безрассудный и раздражающий человек из всех, кого я встречал.
Вероника замерла, ожидая продолжения.
– И, – он сделал ещё шаг, и теперь они были совсем близко. Он был выше её на голову, и ей пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом. – … и самый блестящий.
Его рука поднялась, и он, не касаясь её лица, провёл пальцами по воздуху у её виска, смахивая воображаемую прядь волос. Этот жест был настолько нежным, настолько не характерным для него, что у Вероники перехватило дыхание.
– Вы выиграли не битву, Колесникова. Вы выиграли кампанию, – прошептал он. Его глаза тёмные, пронзительные, изучали её лицо, задерживаясь на губах. – Акции взлетели на пятнадцать процентов за последние два часа.
Она не могла вымолвить ни слова. Вся её острота, вся дерзость куда-то испарились, оставив лишь дрожь в коленях и оглушительный стук сердца в ушах. Она видела в его взгляде не просто оценку партнёра. Она видела голод. Тот же голод, который клокотал и в ней.
– Теперь, – его голос приобрёл прежние, властные нотки, но в них теперь чувствовалась иная угроза. Личная. – Идите и отдохните. Приказы больше не обсуждаются.
– А если я… ослушаюсь? – выдохнула она, находя в себе силы для последней искры неповиновения.
Его губы тронула та самая, редкая, волчья улыбка.
– Тогда я буду вынужден принять меры. Лично.
Он развернулся и ушёл по коридору, его шаги гулко отдавались в пустоте. Вероника осталась стоять, прислонившись к прохладной стене. Она провела рукой по лицу, как бы проверяя, реально ли только что произошедшее.
Глава 6: Игра в кошки-мышки на нейтральной территории
Триумф после прямой трансляции был оглушительным, но Веронику он не радовал. По крайне мере, не так, как должен был. Каждое утро она приходила в офис «Орлов Групп» – ей выделили постоянный кабинет, соседний с орловским, – и чувствовала себя школьницей, ждущей вызова к директору. Только директор был на двадцать лет старше, чертовски привлекателен в своей суровой власти и с тех пор в коридоре вёл себя так, словно ничего не произошло.
Тот момент в стерильном коридоре, его взгляд, его слова… казались сном. Он снова стал ледяным айсбергом, отдающим короткие, деловые распоряжения. Кашемировая шаль, аккуратно сложенная, лежала у неё дома на стуле. Она не решалась её носить. Это было бы капитуляцией.
«Он просто отблагодарил тебя, как благодарит породистого пса за хорошо выполненную команду», – твердила она себе, с яростью стуча по клавиатуре, составляя отчёт о медийной активности. Но образ его глаз, тёмных и голодных, не выходил из головы.
Ситуацию разрешил случай. Вернее, Аркадий Семёнович. Он зашёл к ней в кабинет с лицом человека, который нашёл таракана в дорогом салате.
– Колесникова, – начал он, с порога испытывая её на прочность. – Ваша «прозрачность» дала неожиданный побочный эффект. К нам нагрянула проверка из Министерства здравоохранения. Внеплановая. Видимо, кого-то из ваших интернет-друзей осенило, что можно не только в онлайне позубоскалить, но и реальные претензии предъявить.
Вероника вздохнула. Это была не её область.
– И что? Юристы пусть работают.
– Юристы работают. Но проверяющие – люди. Им, как вы любите говорить, нужна «человечность». Орлов хочет, чтобы вы поехали на завод вместе с ними. Сыграли роль гида. Смягчили острые углы. Если, конечно, вы не боитесь испачкать ваше прекрасное платье о производственную пыль.
В его тоне сквозила ядовитая надежда, что она откажется. Что она окажется просто пафосной пиарщицей, не готовой к настоящей работе.
– Передайте Александру Викторовичу, что я обожаю экскурсии, – сладко улыбнулась Вероника. – Особенно в компании скучных чиновников. Это мой естественный ареал обитания.
Час спустя чёрный внедорожник с тонированными стёклами мчался по загородному шоссе. Вероника сидела на заднем сиденье, глядя на профиль Орлова, который изучал документы на планшете. Он был в тёмном джинсовом костюме, без галстука, и выглядел опасно и по-походному привлекательно. Он ни разу не взглянул на неё с момента их отъезда.
– Я не знала, что вы лично принимаете участие в таких операциях, – не выдержала она тишины.
Он поднял глаза. Взгляд был отстранённым, деловым.
– Когда на кону стоит лицензия завода, я принимаю участие лично. А вы здесь для того, чтобы следить, чтобы кто-нибудь из этих клерков не написал в твиттер, что у нас в углах паутина.
Вероника фыркнула.
– Паутина – это признак экологичности. Без химикатов. Можете использовать это как маркетинговый ход.
Уголок его рта дёрнулся. Почти улыбка. Почти.
– Постарайтесь сегодня обойтись без шоу с переодеваниями, Колесникова. Здесь нужна тонкость.
– О, тонкость – это моё второе имя. Прямо после «безрассудство».
Экскурсия по заводу была адом. Чиновники, два мужчины и одна женщина с лицом бухгалтерского калькулятора, ходили по цехам, тыкали пальцами в самые неожиданные места и задавали вопросы, от которых у главного инженера дёргался глаз. Орлов шёл рядом, его лицо было непроницаемой маской, но Вероника видела, как напряжены его плечи.
И она работала. Она болтала с чиновниками о их детях, о дачах, вскользь упоминала, как сложно сейчас быть госслужащим. Она смеялась их плоским шуткам. Она превращала формальный осмотр в неформальную прогулку. И она видела, как лёд постепенно таял. Даже женщина-калькулятор один раз улыбнулась.
Кульминацией стал обед в заводской столовой. Орлов настаивал на ресторане, но Вероника уговорила его остаться. «Искренность, Александр Викторович! Пусть увидят, что мы едим ту же еду, что и наши рабочие».
За столом, за которым ели котлеты с пюре, главный чиновник, уже заметно расслабившись, сказал:
– Знаете, Александр Викторович, я много слышал о вашей жёсткости. Но вижу, вы смогли найти подход. Ваша помощница – молодец. Оживляет коллектив.
Орлов медленно положил вилку.
– Вероника – не моя помощница. Она независимый специалист. И да, – он на секунду встретился с ней взглядом, и в его глазах промелькнула та самая искра, – она обладает уникальным талантом нарушать любой порядок.
Это прозвучало как комплимент. Замаскированный под колкость. И от этого стало только теплее.
Проводив проверяющих до их машины, они остались стоять на парковке у завода. Был уже вечер. Пахло бетоном и скошенной травой.
– Вы справились блестяще, – не глядя на неё, сказал Орлов. – Они уезжают не с чувством выполненного долга, а с ощущением, что провели день с приятными людьми.
– Я же говорила, тонкость, – устало улыбнулась Вероника. Она чувствовала себя выжатой.
Он повернулся к ней. Закат окрашивал его лицо в золотые тона, сглаживая суровые черты.
– Голодна? – неожиданно спросил он.
– Что?
– Я спросил, голодна ли ты. В столовой ты больше работала, чем ела.
Он назвал её на «ты». Впервые. Просто, без церемоний. От этого у неё перехватило дыхание.
– Я… да, пожалуй.
– Я знаю одно место неподалёку. Без пафоса. Съедим?
Это было не предложение. Это была констатация факта. Приказ, замаскированный под приглашение. И она, к своему удивлению, не захотела отказываться.
Место оказалось маленькой семейной таверной в соседнем посёлке. Никаких телят трюфелей, только простые, но невероятно вкусные блюда. Они сидели за деревянным столом, и Орлов заказал красного вина.
– Я не знала, что вы спускаетесь с олимпа до таких… земных заведений, – заметила Вероника, с наслаждением пробуя запечённого карпа.
– Олимп – скучное место, – отпил он вина. Его поза расслабилась. – Здесь я когда-то начинал. С маленького цеха. Пахло совсем не олимпом.
Он рассказывал. О первых провалах, о борьбе, о том, как ночевал на складе, чтобы сэкономить на отеле. Он был другим. Не властным магнатом, а человеком. Уставшим, прошедшим через огонь и воду. Она слушала, зачарованная, и понимала, что это доверие дороже любой похвалы.
– А ты? – он внезапно спросил, перебивая самого себя. – Откуда эта… безрассудная храбрость?
Вероника опустила глаза, вращая бокал за ножку.
– Когда тебе в восемнадцать лет говорят, что твоя мама неизлечимо больна, а потом ты видишь, как врачи годами бьются, чтобы подарить ей лишний месяц, понимаешь две вещи. Во-первых, чудеса случаются только благодаря упрямству. А во-вторых, черный юмор – единственный способ не сойти с ума. Она… смеялась до самого конца. Над своими прогнозами, над болезнью. Научила и меня.
Она боялась поднять глаза, боялась увидеть жалость. Но когда посмотрела, то увидела в его взгляде не жалость, а понимание. Глубокое, мужское, молчаливое понимание.
– Она была сильной женщиной, – тихо сказал он.
– Да. И, наверное, поэтому я не выношу, когда сильные люди притворяются слабыми. Или наоборот.
Он протянул руку через стол и накрыл её ладонь своей. Его пальцы были тёплыми и твёрдыми. Это был не порыв. Это было осознанное действие.
– Сегодня ты была сильнее всех, – его голос прозвучал низко, только для неё. – И я это ценю.
Они молча смотрели друг на друга при свете керосиновой лампы. Вся игра, все маски остались где-то там, в городе. Здесь же были только они двое – уставший воин и его дерзкая, ранимая соратница.
Когда они вышли из таверны, уже стемнело. Он не отпустил её руку, пока они шли к машине. И когда он открыл ей дверь, его пальцы на мгновение коснулись её талии. Лёгкое, почти невесомое прикосновение, от которого по телу пробежали мурашки.
Обратная дорога прошла в тишине. Но это была не неловкая тишина. Это была тишина наполненности. Когда он остановил машину у её дома, она не сразу двинулась выходить.
– Спасибо, – сказала она. – За ужин. И за… доверие.
Орлов повернулся к ней. В свете уличного фонаря его лицо казалось высеченным из камня.
– Это не доверие, Вероника, – его голос приобрёл прежнюю, властную ноту, но теперь в ней слышалась иная интонация. – Это предупреждение. Я начинаю привыкать к твоему присутствию. А это опасно. Для нас обоих.
Он наклонился к ней. Она замерла, ожидая поцелуя, но он лишь провёл большим пальцем по её нижней губе, смахнув несуществшую крошку.
– Спокойной ночи.
Она вышла из машины, не в силах вымолвить ни слова. Сердце стучало где-то в горле. Она понимала, что только что пересекла некую невидимую черту. И отступать было уже поздно. Игра началась по-настоящему. И ставки стали максимально высокими.
Глава 7: Хрупкое перемирие и объявление войны
Неделя после ужина в таверне прошла в странном, звенящем напряжении. Офис «Орлов Групп» превратился в поле для новой, невысказанной игры. Вероника ловила на себе взгляд Орлова – тяжёлый, пристальный, изучающий – но стоило ей повернуться, он уже был поглощён документами или разговором по телефону. Он не делал никаких попыток возобновить личный контакт, но его присутствие ощущалось физически, как изменение атмосферного давления перед грозой.
Он стал уделять больше внимания её работе. Требовал отчёты не по электронной почте, а лично. Задавал вопросы, вникал в мельчайшие детали её медиа-планов. Его критика была жёсткой, но всегда конструктивной. Это уже была не проверка на прочность, а… обучение. Странная, суровое наставничество, в которой не было ни одобрения, ни мягкости, только безжалостная шлифовка.
– Твой план по работе с блогерами сыроват, – как-то утром он заявил, положив распечатку на её стол. – Ты даёшь им слишком много свободы. Свобода – это анархия. Им нужны чёткие рамки, как детям. Иначе нарисуют на стенах то, что тебе не понравится.
– Дети, которых держат в строгости, как раз и рисуют на стенах назло, – парировала Вероника, с трудом скрывая раздражение от его покровительственного тона. – Я предлагаю дать им кисти и указать, на каких стенах можно творить.
– Игриво, но наивно, – он упёрся руками в её стол, наклонившись. Его лицо было совсем близко. – Ты думаешь, они будут играть по твоим правилам из благодарности?
– Я думаю, они будут играть, потому что это интересно! – она встала, чтобы не чувствовать себя загнанной в угол. – В отличие от скучных пресс-релизов, которые ты, видимо, предпочитаешь.
Их спор длился ещё минут десять. Они спорили о тонах, о формулировках, о выборе площадок. Это было изматывающе и… невероятно возбуждающе. Вероника ловила себя на том, что провоцирует его специально, просто чтобы увидеть, как вспыхивают его глаза, как напрягаются мышцы челюсти. Ей нравилось это ощущение – быть равным соперником, способным его раскачать.
В пятницу вечером она засиделась в офисе, дописывая итоговый отчёт за неделю. Большинство сотрудников уже разошлись. В тишине пустого офиса скрип её клавиатуры казался оглушительно громким.
Вдруг дверь её кабинета открылась. В проёме стоял Орлов. Без пиджака, галстук был ослаблен, в руке он держал два хрустальных стакана и бутылку элитного виски.
– Работаешь допоздна, – констатировал он. Это не был вопрос.
– Кто-то должен подводить итоги вашей безупречной стратегии, – она откинулась на спинку кресла, с наслаждением чувствуя усталость в спине.
Он вошёл, поставил стаканы на стол и налил золотистой жидкости. Протянул один ей.
– «Безупречной»? – он хмыкнул. – Ты сегодня утром назвала мои методы «динозаврскими».
– Ну, так динозавры были безупречны в своём времени. Пока не упал метеорит, – она взяла стакан, их пальцы ненадолго соприкоснулись. Искра. Маленькая, но отчётливая.
Он присел на край её стола, нарушая все правила субординации и личного пространства. Он был так близко, что она чувствовала тепло его тела и запах его кожи, смешанный с ароматом виски.
– И ты считаешь себя этим метеоритом, Колесникова?
– Я считаю себя реалисткой. Мир изменился. Или вы до сих пор диктуете условия по факсу? – она сделала глоток. Виски обжог горло приятным теплом.
Он не ответил. Он смотрел на неё. Молча. Так долго, что Веронике стало не по себе.
– Что? – спросила она, смущённая.
– Я думаю, какой же ты раздражающий метеорит, – наконец сказал он. Его голос был тихим и хриплым. – И как чертовски трудно тебя игнорировать.
Сердце Вероники пропустило удар. Она поняла, что игра зашла слишком далеко. Она не просто хотела его победить. Она хотела его. Этого властного, строгого, невыносимого мужчину, который сидел на её столе и смотрел на неё так, словно хотел снять слой за слоем всю её защиту.
– Может, и не стоит игнорировать? – выдохнула она, сама удивляясь своей смелости.
Он медленно покачал головой.
– Это было бы большой ошибкой. Я твой работодатель. Ты – временный сотрудник. Всё это… – он сделал жест, охватывающий пространство между ними, – … слишком сложно.
– А я обожаю сложности, – она поставила стакан и поднялась, чтобы оказаться с ним на одном уровне. Теперь они стояли нос к носу. – Боитесь, Александр Викторович?
Его глаза сузились. В них вспыхнул опасный огонёк.
– Ты не знаешь, чего ты просишь.
– А ты боишься, что я не справлюсь?
– Я боюсь, что справишься, – он прошептал. И это прозвучало как признание куда более страшное, чем любой отказ.
Он наклонился. Она зажмурилась, ожидая поцелуя. Но его губы коснулись не её губ, а виска. Лёгкое, почти невесомое прикосновение, от которого по всему телу пробежали мурашки.
– Это не игра, Вероника, – его шёпот был горячим у неё уха. – Со мной не играют. Со мной либо остаются до конца, либо не начинают. Подумай. Хорошо подумай.
Он выпрямился, взял свой стакан и вышел из кабинета, оставив её одну с бешено колотящимся сердцем и полным стаканом виски.
Она просидела так ещё с полчаса, пытаясь прийти в себя. Он был прав. Это не игра. Это была ловушка. И самая ужасная часть заключалась в том, что она добровольно в неё шла.
В понедельник всё должно было вернуться на круги своя. Но не вернулось. Потому что утром в понедельник на пороге её кабинета появилась она.
Высокая, ухоженная, с холодной, как ледяная скульптура, красотой. Женщина лет сорока пяти в безупречном костюме от-кутюр. Алёна Орлова. Вторая, и, как поговаривали, самая циничная из бывших жён Александра.
– Вероника Колесникова? – её голос был сладким, как сироп, и острым, как лезвие. – Я слышала о вас так много. Полагаю, у нас есть пятнадцать минут, чтобы обсудить ваше… будущее. Вернее, его отсутствие в стенах этой компании.
Она вошла, не дожидаясь приглашения, и опустилась в кресло, как королева на трон. Вероника, ошеломлённая, медленно села за свой стол. Война только что вышла на совершенно новый уровень. И противник оказался куда более изощрённым, чем скептичные журналисты и чиновники.
Алёна улыбнулась ледяной улыбкой.
– Итак, милая, давайте начистоту. Сколько он вам платит за то, чтобы вы изображали из себя его юную спасительницу? Я готова удвоить сумму. При условии, что вы уйдёте. Сегодня.
