Текст книги "И снова Испания"

Автор книги: Альва Бесси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

2

Снова Испания? Да, в 1974 году. Мы с Сильвиан приехали сюда весной и увидели ее такой же, какой покинули семь лет назад. Но многое изменилось. Отчасти в лучшую, а отчасти и в худшую сторону. Лучше стало богатым и «лучше» – бедным. Кавычки относятся к так называемой экономической теории «перетекания», которая утверждает, что чем интенсивнее богачи потребляют, расходуют, вкладывают или даже проматывают свой капитал, тем больше денег «перетекает» в карманы бедняков. Коль скоро речь зашла об этой «теории», невозможно не вспомнить огромное количество фильмов, в которых богачи осушают бокалы шампанского и затем весело швыряют их в камины. Больше работы для бедных стеклодувов!

Конечно, если взглянуть с подобной точки зрения на то, что по всей стране возводятся десятки новых пластиковых гостиниц, жилых домов, мотелей, вилл, баров и ресторанов, которые, оскверняя и обезображивая ее, мешают увидеть то, что от нее осталось; если иметь в виду, что Испания – это единственная в мире страна, где число туристов (в 1973 году 35 560 000 человек) превосходит число жителей; что эти «оккупанты» оставляют миллиарды долларов (более трех миллиардов в 1973 году) в разных валютах в гостиницах, барах и ресторанах, они арендуют дома, покупают виллы, посещают публичные дома, снимают меблированные квартиры и расхватывают всякие дрянные сувениры – все эти дешевые гитары, андалузские шляпы, миниатюрные и в полную величину шпаги и боевые топоры, а также кожаные бурдюки, вино из которых они отказываются пить после первого же глотка, и бесконечные изображения Дон Кихота и Санчо Пансы всех размеров, – то да, в карманы испанского рабочего класса действительно денег попадает несколько больше, чем прежде.

За это «экономическое чудо» ответственность несут не только американские туристы, многонациональные корпорации, банки и наша военщина – именно они властвуют сегодня в стране вместо нацистско-фашистской оси, приведшей к власти Франко, – но и немцы из ФРГ, и голландцы, и даже японцы (и частные лица, и корпорации). Вот, следовательно, те две «прочные» скалы, на которые опирается сейчас испанская экономика: 1) туризм и 2) три миллиона испанцев, работающих за границей, в основном в Западной Европе, которые посылают значительную часть своего заработка домой.

Что сказать об испанском рабочем? Официально минимум заработной платы поднялся с девяноста шести песет в день в 1967 году до ста восьмидесяти шести (три доллара двадцать шесть центов), но инфляция растет еще быстрее. Это значит, что многим по-прежнему приходится работать на двух работах или сверхурочно, иначе концы с концами не сведешь. Мало того, работать вынужден каждый трудоспособный член семьи.

Большинство водителей такси в больших городах на вопрос, как идут дела, ответят «плохо», и почти каждый из них скажет, что работать приходится по пятнадцать-шестнадцать часов в сутки – ведь надо выплатить за машину и принести что-нибудь домой.

Обычная барселонская газета «Вангуардиа эспаньола», многостраничная и иллюстрированная, в обычный день, 14 мая 1974 года, отдала двадцать восемь страниц под рекламу – объявления, набранные всевозможными шрифтами и касающиеся всего на свете: что можно нанять, снять, купить или продать, начиная от земельных участков и домов до дипломированных бухгалтеров и чернорабочих.

Международной организации требуется «квалифицированный ревизор» со знанием английского языка, оклад четыреста тысяч песет в год (семь тысяч семнадцать долларов). Секретарша со знанием немецкого, английского и испанского языков, которая, кроме того, безупречно печатает на машинке и владеет стенографией, будет зарабатывать в год пять тысяч двести шестьдесят три доллара.

С другой стороны, девушки, продающие конторские калькуляторы и бланки, зарабатывают сто пятьдесят долларов в месяц. В объявлениях, касающихся чернорабочих, размер заработка обычно вообще не указывается, но официанту предлагается 3400 долларов в год, а электротехник со стажем работы в электропромышленности не менее трех лет может рассчитывать на зарплату от 4385 до 5263 долларов – как вышеупомянутая секретарша. Требуются также подмастерья и посыльные в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет, заработок не указывается.

Горестно сложилась судьба домашней работницы, с которой мы познакомились. Ей двадцать лет; у нее диабет, и она уже потеряла коренные зубы; на лечение уходит очень много денег, и мать гонит ее на работу, потому что уже не в состоянии помогать ей.

Андалусия работает в двух местах, и у нее нет друзей, потому что «нет времени», да и вообще «я люблю побыть одна».

Ростом она ниже полутора метров, у нее кукольное личико и голос восьмилетней девочки. Однажды она пыталась покончить жизнь самоубийством, врач-психиатр, женщина чуткая и добрая, рассказала о ней своей состоятельной разведенной приятельнице, и та пригласила ее жить к себе.

Андалусия пишет песни и поет их. Ее любимая песня называется «Я такая, как есть». Единственное развлечение – телевизор. Ежедневно она проводит восемь часов на службе, где работает на фотокопировальной машине, учится делопроизводству и печатанию на машинке – семь тысяч песет в месяц (сто семнадцать долларов). Женщина, у которой она живет, платит ей еще тысячу песет в неделю (шестнадцать долларов шестьдесят шесть центов) за уборку квартиры и другую помощь. Девушка всегда бодра – во всяком случае, когда видит, что на нее смотрят. Она говорит, что ненавидит Испанию и ждет не дождется, чтобы скопить достаточно денег и уехать «хоть на край света».

О заработках класса, который и по сей день представляет собой большинство испанского народа – сельскохозяйственных пеонов, – справок лучше не наводить. От Республики он впервые в жизни получил землю. Франко отобрал ее назад и вернул прежним владельцам: помещикам и церкви.

В сообщениях о волнениях в Испании эти вечные труженики упоминаются редко. Тут на первом месте промышленные рабочие, горняки и студенты. Недовольство постоянно нарастает и доходит до точки кипения по крайней мере раз в год, вынуждая режим вновь захлопывать крышку и садиться на нее.

3

Стабильность режима? Последние семь лет в Испании – это история непрекращающейся борьбы. Не проходит и месяца без демонстраций протеста и митингов, разгоняемых полицией (в форме, в штатском, жандармерией и солдатами) со все возрастающей жестокостью. Постоянно ведутся политические процессы (их называют уголовными), представляющие собой насмешку над правосудием – приговор известен до того, как предъявляются «улики». Число политических заключенных, именуемых «уголовниками», все растет.

Ежедневно арестовывают мужчин и женщин за попытки организоваться, чтобы улучшить свою жизнь. Их бросают в тюрьмы за то, что они протестуют, когда полиция разгоняет их собрания. В тюрьме, если они продолжают отстаивать свои принципы, их подвергают пыткам. Повальные обыски и аресты происходят после любых индивидуальных актов отчаявшихся людей.

Когда в Бильбао за руководство рабочими демонстрациями арестовали и «изолировали» священников, в Барселоне тотчас вспыхнули волнения. В Сан-Себастьяне убивают ненавистного шефа полиции – тут же арестовывают двести пятьдесят человек, и смертная казнь грозит любому, кто выступит в их защиту. В то же время США и правительство Франко начинают переговоры о продлении сроков аренды военно-воздушных и военно-морских баз, которые мы держим здесь с 1953 года (ракетные тоже). Франко просит больше денег. США отказывают, потом дают.

В стране, где запрещены забастовки, их с каждым годом становится все больше. В 1970 году состоялась колоссальная забастовка рабочих метрополитена в Мадриде; в Гранаде в бастующих строительных рабочих стреляли, и трое были убиты. В 1971 году объявили забастовку 10 000 рабочих автомобильного завода «Сеат» в Барселоне. Они пытались захватить завод, и многие были ранены – полиция пустила в ход слезоточивые газы и автоцистерны, из которых под высоким давлением била вода. В 1972 году прогремело убийство пяти судостроительных рабочих в Эль-Ферроль, когда полиция разгоняла демонстрацию протеста против увольнения шести рабочих. Еще 28 были ранены.

Август того же года был отмечен совсем уж неожиданным протестом: секретариат всех находящихся под контролем правительства объединений указал на то, что цензура губительно влияет на испанскую кинопромышленность, которая в 1971 году потерпела убытки в 6,6 миллиона долларов. «Одна из проблем, – заявил секретариат, – заключается в методах работы киноцензуры… (она) пользуется трафаретными критериями, которые снижают и ограничивают коммерческий успех наших картин». (Ни звука о художественных достоинствах.) Хаиме Камино высказал ту же мысль в двух смелых интервью в 1967 и 1970 годах.

Высшего накала борьба рабочих достигла в ноябре 1972 года, когда Марселино Камачо, выдающийся лидер Рабочих комиссий, и Эдуарде Саборидо получили по двадцать лет тюрьмы, а священника, который вместе с ними был на митинге, приговорили к девятнадцати годам. Это было началом тяжких испытаний «карабанчельской десятки», кульминацией которых стал суд над ними в 1973 году, когда их признали виновными в том, что они «противозаконно объединились с целью возглавить движение». Иными словами, они занимались законной и принятой в любой цивилизованной стране деятельностью – добивались повышения позорно низкой зарплаты и улучшения условий труда.

Десятка – это десять рабочих (Карабанчель – название мадридской тюрьмы, в которую они были заключены). Процесс над ними носил настолько явный политический характер и был настолько явно рассчитан на то, чтобы деморализовать рабочее движение и сломить оппозицию режиму Франко, что немедленно привлек внимание международной общественности. Выражение возмущения во всем мире: в Бельгии, Франции, Западной Германии, Великобритании, Италии, Польше, Венесуэле, Болгарии, Индии и Канаде (но не в Вашингтоне) – было столь велико, что процесс пришлось отложить до осени. Организация, занимающаяся гражданскими правами, 27 августа 1973 года обвинила испанские власти в том, что «они широко и неограниченно подвергают жестоким пыткам противников режима Франко, заключенных в тюрьмы. Испанская полиция назвала это обвинение «клеветой», исходящей от Коммунистической партии Испании, и словно бы не заметила документальных его доказательств, занявших тридцать шесть страниц.

В любом обществе все события тесно взаимосвязаны, а поэтому остановимся сначала на волнениях испанского студенчества и нынешнем положении католической церкви, а уже потом перейдем к кульминационному моменту истории «карабанчельской десятки», к баскским патриотам (о чем ниже) и к крупнейшему взрыву народного негодования за последние семь лет.

На протяжении этих семи лет крупнейшие испанские университеты открывались и закрывались, словно вращающиеся двери, и полиция все время торчала где-то поблизости. В 1968 году мадридские студенты выступили с протестом против войны во Вьетнаме, и полиция нещадно их избила, после того как они согласились выйти из-за баррикад и вступить в переговоры. В Валенсии они протестовали не только против войны и режима – они также требовали свободы студенческих союзов, не контролируемых государством, и возражали против права полиции вторгаться на территорию университетских городков без разрешения деканов.

В январе 1969 года полиция стреляла в студентов Мадридского университета, протестовавших в связи с «самоубийством» арестованного студента. Университет закрыли, начались массовые облавы; сотни студентов были брошены за решетку, последовал приказ о введении чрезвычайного положения (на три месяца), и, разумеется, удалось «раскрыть международный заговор» против непорочного испанского правительства. Режим выразил свое неудовольствие по поводу сообщения прессы о принятых им репрессивных мерах.

Испанские студенты отнюдь не хранили спокойствия в течение следующих двух лет, и в январе 1972 года вспыхнули сильнейшие волнения в Мадридском университете. Взбешенные власти изгнали из университетского городка тридцать тысяч студентов, двести пятьдесят человек были арестованы, а остальные подвергались избиениям со стороны полиции во время митингов и стычек, не прекращавшихся четыре дня.

Два года спустя, в марте 1974 года, их ненависть к происходящему достигла апогея: студенты Мадрида, Барселоны, Гранады, Сан-Себастьяна, Сарагосы и Бильбао выступили с протестом в связи с казнью двадцатишестилетнего каталонского анархиста Сальвадора Пуига Антиха. Чтобы убить этого опасного молодого человека, режим воскресил орудие казни XIV века – так называемую гарроту. Это железный ошейник с винтом, при вращении которого он затягивается, ломая позвонки и разрывая спинной мозг. Такое вопиющее варварство вызвало бурю возмущения во всем мире, в ответ на что его превосходительство, сеньор дон Паскуаль Виллар Альберто, новый испанский посол в Австралии, счел нужным 19 марта заявить следующее:

– Гаррота более гуманная форма казни, нежели любая другая. Она работает быстро, надежно и бескровно.

4

С тех пор как Наиглавнейший в интервью для «Лондон ньюс кроникл» 29 июля 1936 года обещал «спасти Испанию от марксизма любой ценой», крови в Испании пролилось очень много.

На вопрос: «Значит ли это, что вы готовы расстрелять половину Испании?» – был дан ответ: «Повторяю: любой ценой».

Половину Испании он не перестрелял – всего четыреста тысяч человек. Но эта кровь отравила землю и продолжает символизировать вражду между Франко и одним из его бывших главных помощников: испанской католической церковью.

В 1969 году церковь протестовала против чрезвычайного положения, и Франко отменил его, гордо заявив, что его правительство произвело семьсот девятнадцать арестов и «уничтожило» ЭТА – Организацию освобождения басков{[73]73
  Баскская националистическая организация.


[Закрыть]}, Объединенную социалистическую партию Каталонии, а также Рабочие комиссии.

В 1970 году влиятельная организация светских католиков и духовенства «Дело господне» стала большой силой в правительстве. Им нравилось наименование «технократы», и они фактически заменили единственную политическую «партию» Франко – фалангу. Одновременно каудильо назначил своего ближайшего помощника, адмирала Луиса Карреро Бланко, вице-президентом.

Но накануне суда над шестнадцатью басками, которым вменялась в вину революционная деятельность, среди церковников произошел раскол относительно того, какую следует занять позицию, поскольку процесс, несомненно, должен был получить международную огласку, Подсудимые содержались в тюрьме уже два года по обвинению в незаконном владении оружием и за убийство Мелитана Мансанаса – ненавистного шефа полиции Сан-Себастьяна. Обвинение требовало смертного приговора для шести подсудимых, а для остальных десяти – тюремного заключения на общий срок в семьсот пятьдесят два года.

Один из обвиняемых был священником, и на суде он гордо признал себя членом тайной баскской партизанской группы.

Произошло бурное столкновение между обвиняемыми и полицией, баски запели народную песню свободы, а публика разразилась аплодисментами и приветственными криками. На суде присутствовали иностранные наблюдатели, и суд отложил вынесение приговора. Вновь было объявлено чрезвычайное положение – власти опасались волнений. И не напрасно.

В тридцати милях от Барселоны, в монастыре Монтсеррат, на крутой вершине, собрались триста представителей испанской культуры и науки. Зная, что их заявление не будет напечатано в испанских газетах, они пригласили иностранных журналистов и выпустили прокламацию, разоблачающую судебный процесс над басками, стоящий у власти режим и его жестокие репрессивные меры.

Теперь оппозиция объединилась. Она включала всех: от стоящих вне закона (и поэтому «несуществующих») коммунистов до либеральных католиков. Гражданские свободы, и без того призрачные, были временно отменены с целью «охладить» атмосферу, и Карреро Бланко объявил, что правительство реорганизуется и укрепляется и во всеоружии встретит новую «угрозу коммунистической крамолы».

В Бургосе подсудимые получили именно то, на чем настаивало обвинение: шесть двойных (!) смертных приговоров и длительные сроки заключения для остальных. По всей Испании и в Европе начались демонстрации. К милосердию призывали представители итальянского, австрийского, датского, норвежского и бельгийского правительств – но ни слова от Ричарда Никсона, который тайком проскользнул в город 2 октября, был принят в Эль Пардо и столь же незаметно убрался восвояси.

Сторонники Франко в армии раскололись на два лагеря: троглодитов, которые жаждали возвращения времен католических королей (1479–1504 гг.), и военных чуть помоложе, возглавляемых лицом в ранге нашего председателя Комитета начальников штабов, генералом Мануэлем Диесом Алегриа (запомните это имя!). Они обращались к Карреро Бланко, ничего не добились и воззвали к Франко, настаивая на проведении умеренных политических реформ, а может быть, и на устранении самого Бланко. Франко стравил эти группы между собой.

Затем 30 декабря 1970 года Франко, чтобы показать, что его не зря называют «добрым христианином», заменил смертные приговоры баскам тридцатилетним заключением. Даже члены его кабинета не оказали ему единодушной поддержки. Вспыхнула новая волна забастовок, повторные протесты заявили Западная и Восточная Германия, Швеция, Ирландия, Франция, Швейцария и СССР. Ричард Никсон молчал.

Заключенные баски, однако, ликовали. Они рассказали своим адвокатам, что берегли положенную им к Новому году порцию вина, но прошлым вечером выпили его до капли – не пропадать же добру, если их утром казнят.

Что происходило в кулуарах испанской церкви, пока остается тайной, но после объявления приговора и его смягчения, которое льстивая испанская пресса приписала «личному великодушию» Франко, полностью игнорируя давление международной общественности, и после созыва в ноябре 1971 года другого нелегального собрания в Барселоне – «Ассамблеи Каталонии», – которое потребовало покончить с режимом Франко и не заменять его монархией, церковь внезапно заговорила – и попросила прощения у испанского народа за ту роль, которую она сыграла во время гражданской войны!

«Необходимо бороться с нынешним социальным устройством, – говорилось в специальном церковном Послании справедливости и мира, – потому что нельзя требовать от людей, чтобы они поступали справедливо, если им приходится жить под бесчеловечным игом несправедливых систем.

…Проблема правосудия… стоит для нашего народа особенно остро. Мы часто слышим, что мир в испанском обществе был установлен 32 года назад силой оружия, но, возможно, многие не отдают себе отчета в том, какая большая и горестная дистанция отделяет мир, официально обещанный после завершения гражданской войны, от так называемого мира, который мы имеем сейчас».

Затем церковь, которая в 1931 и 1936 годах объявляла своей пастве, что подача голоса за либералов равносильна смертному греху, которая благословила «крестовый поход» Франко и устами своих служителей отпускала грехи жардармам после расстрелов, продолжала:

«Мы смиренно признаем свою вину и просим прощения за то, что не сумели в нужное время стать вестниками мира, когда наш народ был разделен братоубийственной войной…»

Далее утверждалось, что испанцам, по сути, не гарантировано «право физической неприкосновенности – то есть защита от телесных и духовных пыток…». Священнослужителям, говорилось затем, при обычных обстоятельствах не следует принимать участие в сугубо политических движениях, но они могут возвышать свой голос, когда речь идет о правах человека. «Молчание в таких случаях делает церковь соучастницей преступления». Аминь.

5

Франко отнюдь не был в восторге от этого революционного заявления, но через два года его ждал новый удар. В стремлении увековечить свое имя он подготовил себе чудовищно вульгарную гробницу, по размаху – хотя и не по величине – вполне соотносимую с усыпальницами фараонов, и дал ей название «Долина павших». Он тешил себя мыслью, что там будут покоиться в мире не только каудильо и его погибшие «националисты», но даже и – какое великодушие! – дерзнувшие бороться против него «преступники». Однако их родственники наотрез отказываются перенести туда прах своих близких.

Но чтобы обеспечить долгую жизнь режиму, который вы создали и выпестовали в течение десятилетий, мало выбрать, взрастить и подготовить преемника, нужно еще укрепить сам режим, найти надежных друзей и привязать их к себе… Ну скажем, даже с помощью золота.

Его друзья: с 1953 года различные правительства Соединенных Штатов Америки.

Эти правительства перекачали миллиарды долларов американских налогоплательщиков в карманы испанского диктатора как взятки за приобретение оружия, за право расквартировывать войска и за другие ценные услуги, как выражаются юристы, а также за аренду военно-воздушных, военно-морских и ракетных баз.

Аренду нужно регулярно возобновлять, и каждый раз Франко требовал больше денег, и каждый раз американские друзья говорили «нет», а потом изрядно платили. В 1969 году срок договора истек, и Франко прозрачно намекнул, что примет самые решительные меры, если не получит от нас того, на что рассчитывает. (Это было как раз в те дни, когда одного мадридца приговорили к семи месяцам тюрьмы за то, что он шел по улице с плакатом: «Смиренно прошу свободных выборов».)

В конце концов было достигнуто соглашение о временном возобновлении наших аренд, и газетный обозреватель Дрю Пирсон намекнул, что дело не обошлось без закулисной сделки. В 1953 и 1963 годах Франко довольствовался «арендной платой» в 100 миллионов долларов за эту недвижимость. Теперь он потребовал пятилетнего соглашения и 300 миллионов долларов. Чтобы показать, сколь безмерен его демократизм, он провозгласил «амнистию» испанским республиканцам, приурочив ее к тридцатилетию своей победы, – но заключенные не были освобождены из тюрем. Монархисты, сторонники Хуана Бурбона (отца Хуана Карлоса), провели антифранкистскую демонстрацию.

На ежегодном параде победы, в 1969 году, когда ожидалось прибытие 16 миллионов туристов, вооруженные силы Франко были оснащены американскими самолетами и танками. Стороны пришли к соглашению, и наша аренда была продлена на 15 месяцев всего лишь за 175 миллионов долларов, вынутых из кармана американских налогоплательщиков. Наш собственный каудильо разрешил американским солдатам проводить маневры совместно с испанскими. Если верить статье Флоры Льюис в «Ньюсуик», они практиковались в подавлении воображаемого «мятежа». Государственный департамент признал, что такие «военные игры» имели место, но «уклонился от ответа на вопрос», обязалась ли наша страна защищать Испанию… от испанского народа.

(«Сан-Франциско кроникл энд экзаминер», 14 июня 1969 г.)

В 1970 году постоянные махинации Франко с нашими базами снова всплыли на поверхность, и появились симптомы, что на этот раз Никсон подпишет долгосрочный пакт, но как «исполнительное соглашение», а не договор. Договор ведь должен ратифицироваться сенатом, а соглашение – нет. Сенатор Уильям Фулбрайт, председатель Комиссии по иностранным делам, сразу понял, чем тут пахнет, и поднял шум, тем не менее тогдашний министр обороны Мелвин Лэйрд отправился в Мадрид и подписал соглашение, которое за пять лет должно было обойтись нам всего лишь в 385 миллионов долларов.

В 1970 году Испанию посетило 24 миллиона туристов – на 11,2 % больше, чем в предыдущем году. Они оставили в Испании 1 миллиард 700 миллионов долларов. Однако охота за басками продолжалась, и еще пятнадцать было арестовано через несколько часов после того, как Франко «великодушно» смягчил приговор. Его великодушие не распространилось на «образцовую» мадридскую тюрьму, где 28 марта 1971 года 70 «несуществующих» политических заключенных начали шестидневную голодовку «в знак протеста против жестокости полиции и дурного обращения тюремных властей».

Затем наш временный вице-президент Спирс Armo прибыл в Испанию с официальным визитом, чтобы принять участие в праздновании годовщины фашистского мятежа 18 июля. Он также навестил Сукина сына, сыграл в гольф, и, по утверждению монархического листка «АБЦ», его присутствие придало ежегодному празднику «особую торжественность». Процерковная «Иа», однако, не согласилась. Она позволила своему обозревателю попенять высокому гостю за его «опасное упрощенчество» в вопросах, касающихся войны во Вьетнаме, и за его нападки на американскую прессу. «Иа» назвала его «представителем крайне правого крыла». (Браво!)

В начале 1972 года «уничтоженная» Организация освобождения басков похитила баскского промышленника. Он был отпущен, когда согласился восстановить на работе 183 уволенных им рабочих.

Весь январь 1972 года полицейские снова пытались утихомирить мадридских студентов.

Мемориал Гражданской войны в баскской части страны был взорван членами Организации освобождения басков (как позднее будет уничтожена и «Долина павших»).

Когда в Бискайе пытались арестовать четырех человек по подозрению в принадлежности к Организации освобождения басков, был убит полицейский. Те, кого пытались арестовать, бежали.

Девять юношей были арестованы в Бильбао за «подрывную пропаганду». На французской границе возникла перестрелка, двое басков нашли убежище во Франции, а третий был убит.

В октябре отмечалась 36 годовщина пребывания Франко у власти в роли «вождя Испании милостью божьей». Упоминалось о его приближающемся восьмидесятилетии, о том, что он намерен оставаться на своем посту, пока бог, чьей милостью он занял этот пост, «сохраняет мне жизнь и ясный разум». Однако инфляция начинала брать свое, и повсюду вместе с ростом стоимости жизни росло недовольство. Попытки режима «взять прибыли под контроль», как сообщала «Лос-Анджелес тайме», провалились. Затем стали известны тщательно скрываемые результаты опроса общественного мнения, который правительство провело в 1971 году с целью выяснить политические склонности испанского народа. Вот эти результаты:

коммунисты и левые социалисты – 40 %;

христианские демократы – 40,5 %;

либералы – 13 %;

социал-демократы – 4 %.

Такого рода сведения, а также волнения вокруг «карабанчельской десятки», которую «готовили» к процессу, побудили Франко затянуть гайки потуже. В Барселоне временно закрыли три университета, а еще в пяти ввели чрезвычайное положение (то есть ввели полицию на их территорию).

Затем Франко назначил своего человека, Карреро Бланко, о котором говорили, что он больше Франко, чем сам Франко, премьер-министром. Считалось, что это шаг к «передаче власти» из дряхлых рук восьмидесятилетнего диктатора с тускнеющим разумом в руки его духовных и физических преемников.

Семидесятилетний Бланко срочно набрал в свой кабинет самых узколобых реакционеров, покончив с прежним так называемым центристско-технократическим правительством. Людей, которые делали «божье дело», начали смещать, и на арене вновь появились штурмовики фаланги.

Покуда шли приготовления к процессу «карабанчельской десятки», было объявлено, что за первые шесть месяцев 1973 года Испания «заработала» 1,2 миллиарда долларов благодаря увеличению количества туристов по сравнению с 1972 годом всего на 4 %. Однако прибыль, полученная от этих четырех процентов, увеличила наличные получения почти на 21 %. Туристы, по-видимому, принадлежали к более высокому разряду, чем прежние.

В Барселоне были арестованы два человека, которых объявили коммунистами и упрятали в тюрьму на срок от шести месяцев до шести лет, а 28 октября в том же городе были арестованы в церкви и брошены в тюрьму 113 человек второй «Ассамблеи Каталонии».

Прекрасно понимая, кто намазывает ему хлеб маслом, Франко 26 ноября заявил, что «в следующий раз» за возобновление прав на размещение американских военных баз он потребует как минимум договор с США об обеспечении безопасности. «Нью-Йорк тайме» по этому поводу писала: «Некоторые официальные лица, особенно в Пентагоне, будут, очевидно, склонны согласиться, поскольку подобный договор лишь официально оформит неписаное обязательство защищать Испанию, которое США, в сущности, взяли на себя, заключив существующие соглашения». Поскольку никто на моей памяти Испании не угрожал (во всяком случае, после 1898 года, когда ей угрожали мы), «защищать» правительство Франко надо от одного противника – испанского народа{[74]74
  10 июля 1974 года агентство Ассошиэйтед Пресс передало из Мадрида два сообщения: 1) Франко положили в больницу; 2) вояжирующий Киссинджер поддержал соглашение, направленное на «укрепление военных связей» между США и Испанией и «координирование их с Атлантическим союзом» (Испания не входит в НАТО). Сообщалось, что согласно оборонительному пакту 1970 года мы имели «три военные базы в обмен на примерно 300 миллионов долларов в виде дотаций, займов и военных поставок». Американские представители заявили, что Испания «еще не сообщила о своих условиях возобновления договора. Переговоры должны начаться в ближайшее время». Приятно узнать, что, если мы подвергнемся нападению, франкистская Испания встанет на нашу защиту, поскольку, как сообщило Ассошиэйтед Пресс, «оборонительные связи между двумя нашими странами необходимо сохранять во имя их безопасности». – Прим. автора.


[Закрыть]}.

В начале декабря 1973 года кардинал Висенте Энрике-и-Таранкон, архиепископ Мадридский и высший католический авторитет Испании, призвал правительство дать испанцам больше политических свобод. Высший «никсонический» авторитет, Генри Киссинджер, на следующей неделе посетил каудильо и договорился о встрече с его министром иностранных дел, чтобы возобновить «соглашение о дружбе и сотрудничестве, которое включает 25 000 американских военнослужащих и лиц вспомогательного состава, находящихся в Испании».

Именно в этот узловой момент произошли два взрыва: один фигурально, другой – буквально.