Текст книги "Выбор единорога (СИ)"

Автор книги: Алия Якубова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

Глава 6.

Единороги живут очень долго. Они не абсолютно бессмертны, как наги или живучи, как драконы, но тем не менее.

На момент рождения Андре, его матери Верине уже было более четырехсот лет, и этот городок был пятым на ее памяти, где она решили задержаться.

Городок как городок. Небольшой, торговый, с замком королевского вассала, и расположен так далеко на севере Италии, что это уже почти Франция. Хотя это волновало жителей лишь в периоды уплаты податей.

Верина обустроилась даже не в самом городке, а в крохотном домике на окраине. Практически на границе леса. Местные посчитали ее знахаркой, и женщина не спешила разочаровывать их, так как действительно знала толк в травах и пользовала тех, кто решался обратиться за помощью.

То, что она жила одна, порождало немало толков, но все странности списывались на то, что знахарок без них не бывает. А эта хоть не уродливая старуха, а настоящая красавица.

Верина не походила на местных женщин: высокая, статная, но самое главное – у нее были очень светлые волосы при карих глазах. Не сказать, что в этих краях блондинок не было совсем, но очень мало.

Когда беременность Верины стала очевидна любому, слухов поползло еще больше, но немногие приобретенные друзья постарались как можно быстрее заткнуть злые языки, и им это почти удалось.

Андре родился не в доме на мягкой постели, а в лесу, в шалаше, под последние капли ночного дождя. Это убежище Верина выстроила в самом глухом уголке леса задолго до родин. Ни одну повивальную бабку ни подпустила бы она ни к себе, ни к ребенку.

Прежде чем разрешится от бремени, женщина почти сутки металась по лапнику, служившему ей ложем. Крохотную поляну огласил первый младенческий крик. Не было родни или членов табуна, дабы помочь ему войти в мир. Только мать и дитя. А в течение первого часа, как и должно, произошло первое превращение.

Лишь слегка спеленатое новорожденное дитя изменилось, вместо него появился белоснежный единорожек. Правда, рога еще и в помине не было. Лишь серебристая звезда на том месте, где ему суждено вырасти. Жеребенок судорожно перебирал копытцами, силясь встать на неокрепшие ножки. Но пока не удавалось.

Изменилась и сама Верина. Белый с серебристой лунной гривой единорог склонился к своему детенышу. Перемена помогла справиться с последствиями родов, вернула силы. Теперь нужно исполнить первый долг матери – накормить дитя молоком.

Вскоре после этого единорожек вновь стал младенцем. Следующее превращение ожидается не ранее, чем лет через пять, и только по зову матери. Самостоятельно это станет возможным лишь годам к четырнадцати, точнее к половому созреванию по человеческим меркам. Хотя у единорогов больше этапов взросления. Например, удивительные силы тоже начинают появляться где-то в четырнадцать, когда вырастает первый рог, но взросление заканчивается позже, лет в двадцать пять, а после этого единорог стареет очень-очень медленно.

С самого детства Андре знал, что отличается от других детей. И дело не только в практически белых волосах и пронзительно-синих глазах, которые с самого рождения так и не поменяли свой цвет. Мальчик был гораздо сильнее других ребят, и мог вытворять множество вещей, которые другие посчитали бы странными: например по запаху различать свойства трав, видеть в темноте, как кошка. И, конечно, никому нельзя было рассказывать, что время от времени он с матерью уходит в лес, где становится другим. И это так здорово! Но запретно.

Когда Андре стал чуть взрослее, то часто спрашивал мать:

– Почему мы от всех таимся, особенно когда меняемся? Это грех?

– Нет, сынок. Конечно, нет!

– Тогда почему мы сторонимся других людей?

– Просто мы к ним не принадлежим. Мы не люди, а более древние существа – единороги. Но если об этом узнают, то мы можем погибнуть. Они не любят непохожих.

– Тогда почему нам не уйти к своему народу?

– Их очень сложно отыскать. Нас слишком мало, дорогой. И будет еще меньше, если мы не поостережемся.

– Я всегда осторожен!

– Дай-то бог!

Верина улыбнулась сыну. Еще года три, и начнется взросление, появится рог. У них еще есть время, чтобы она успела объяснить особенности их существования. Конечно, лучше бы сыну иметь перед глазами и пример других из его народа, но… Что ж теперь поделать?

Не смотря ни на что у нее есть множество причин гордиться сыном. Рослый, красивый, добрый и отзывчивый. Очень открытый мальчик. Худоват немного, но это пройдет, когда начнется пора взросления. К тому же человеческие мальчишки в городе вообще почти сплошь худосочные голодранцы. Да и бездельники. Уж что-что, а это точно к Андре не относится. Его пытливый ум постоянно требовал себе занятия. Конечно, не обходилось и без мелких неприятностей типа ссадин и шишек, но все заживало на нем очень быстро. Это тоже могло послужить источником подозрений.

Андре боготворил мать, ведь она была единственным дорогим ему существом. Он жадно впитывал все, чему она его учила, но это не могло насытить его тягу к знаниям. Лет с одиннадцати Андре начал мечтать научиться грамоте. Неслыханная роскошь для простолюдина. К сожалению, этого Верина сыну дать не могла. Но вскоре мальчик вошел в пору взросления, и появились совсем другие заботы.

Мальчик становился юношей, но человеческий аспект – это лишь тень того, что происходило с юным единорогом. У Андре начал расти рог, а вместе с тем и проявлялась природная магия, которой обладал его народ. Она возникала стихийно из-за сильных эмоций, и именно от них следовало избавляться, загнать под контроль.

Отправляясь в глубь леса и превращаясь вместе с сыном, Верина говорила:

– Эмоции всегда вторичны у нашего народа. Поэтому тебе нужно учиться справляться с ними.

– Как, их совсем не должно быть?

– Нет. Это довольно плохо, когда нет совсем, хотя среди нашего народа иногда случается. Но нужно просто контролировать эмоции, чтобы они не брали верх. Есть специальные… тренировки, чтобы этого достичь.

– Понятно. А что я смогу, когда стану взрослым?

– О, тогда твоя сила разовьется в полной мере. Ты сам сможешь превращаться в краткий срок, станешь властелином лесов. Мысли и слова животных станут для тебя открытой книгой. И людей тоже. И ты станешь обладателем самого грозного оружия.

– Какого, мама?

– Твой рог. Он уникален, несет смерть любому, кого пронзит, будь то человек, вампир, оборотень, колдун или кто еще. Даже демон. Лишь боги и еще некоторые высшие существа могут противостоять тебе. Любая защита: стальная или магическая, не устоит перед нашим рогом. Но в нем же таиться и опасность для нас.

– Опасность?

– Да. Колдуны тоже очень ценят рог и не только, поэтому охотятся на нас. Запомни, если нам вырезать рог – мы можем погибнуть. Но мало кто знает, что у взрослого единорога можно отрезать рог, но не больше трети – это нам не повредит. Пара лет – и все снова отрастет.

– Я понял.

– Хорошо. Запомни, сынок, ты должен быть очень осторожен. Никому не следует знать, кто ты такой на самом деле. Обещай быть осторожным!

– Я обещаю!

Андре сдержал слово, но это все равно не помогло отвести беду. Дурная молва может стать губительнее разбойников

Как уже подмечалось, Верина была очень красива своей необычной красотой. Многие заглядывались на нее, и не только заглядывались. Кто-то принимался ухаживать, а кто-то норовил обойтись как с продажной девкой. Но все они встречали неизменный отказ Верины.

Кто-то уходил посрамленным, кто-то разочарованным или огорченным, а в ком-то клокотала жгучая обида. И среди поклонников оказался тот, кто не смог забыть ни обиды, ни досады, и кто пошел к пастору. Пошел не с исповедью, а с жалобой и грязными наветами.

В те года святые отцы были суровы до жестокости, и костры инквизиции полыхали очень высоко. А жалоба, подкрепленная звонкой монетой "на пожертвования храму" оказалась очень веской. И если ранее святой отец лишь присматривался к странноватой знахарке, то теперь от него требовали действий. Он бы и замял дело, но отвергнутый уже пустил молву. Теперь закрыть глаза нельзя, иначе тень падет на саму святую церковь. И приказ был отдан.

Глава 7.

Верина с сыном как раз возвратились из леса. Сегодня был особенный день: Андре впервые перевоплотился сам. Так, в четырнадцать лет, у него начался второй этап взросления. И рог уже был. Наверное, лишь с треть обычного, но тем не менее.

Поэтому возвращение было радостным. До тех пор, пока не вышли к дому и не увидели, что по нему рыскают с полдюжины стражников из замка. А управляет ими святой отец. Заметь они визитеров чуть раньше – и можно было скрыться в лесу, но сейчас уже поздно. Не успеют, даже если изменятся.

Стража заметила их и окружила плотным кольцом.

– Мама? – в одном этом слове были вопрос и предложение.

– Нет, Андре. Что бы ни случилось – молчи и ничего не делай. Ничего.

Юноша лишь кивнул, а воины встали плотнее, впрочем, пропустив к ним святого отца. Тот прочистил горло и сказал, пряча при этом глаза:

– Верина, тебя обвиняют в ведовстве и других богомерзких деяниях. Вот эдикт, составленный святой церковью и нашим сеньором. Ты и твой сын арестованы.

– Но его за что? Ведь обвинение касается только меня! – вскричала женщина.

– Ты могла развратить его. Досточтимая инквизиция установит меру вины каждого из вас.

Андре прекрасно помнил тот леденящий ужас, который пробрался в его сердце при этих словах и поселился там надолго. Повинуясь воле матери, он безучастно наблюдал, как ее заковали в кандалы, и не проронил ни слова, когда с ним поступили так же. Но ему стало очень страшно. Душу терзали дурные предчувствия.

Не медля более, стражники повели их в город, в тюрьму. Этот путь Андре запомнил очень хорошо. Именно тогда он отрекся от доброты к людям. Поглазеть на них собралась целая толпа, и лица практически всех искажала ненависть и отвращение. Некоторые даже кидали в них камни. И этих людей его мать лечила! Собирала травы, готовила зелья и настои. И вот какая отпущена за то благодарность! Вера в правду и справедливость растаяла без следа.

Дальнейшие события сплетались из вороха фатальных случайностей. Неожиданно запавший в душу донос и последующий арест. В ходе процесса еще можно было смягчить приговор, но в город с визитом-проверкой приехал епископ. Ярый поборник устоев церкви и инквизиции, он лично взялся за рассмотрение дела со всем рвением, какое только мог изобразить.

В конце концов, Верине пришлось общаться с палачом. Поняв, куда идет дело, и что ее, как женщину, и, значит, изначально порочную, слушать не будут, Верина задалась лишь одной целью – спасти хотя бы сына! Ради этого она на все была готова, признать любую вину.

А палач был умел и жесток. Единороги выносливее людей и быстро излечиваются, но каленое железо может быть очень разрушительно для плоти. Скоро стала очевидна способность Верины к заживлению, а чуть позже проявилась и ее суть.

Так пошло изначально, что, получая сильные ранения, чтобы оправиться, единороги всегда принимают звериный облик. Легенды гласят, это оттого, что именно он является истинным.

Когда-то давно, на заре времен, они вообще не могли принимать человеческий облик. Они жили в лесах и не общались с людьми. Но появилась жуткая сила, которая попыталась поработить единорогов, заперев их в море. Это почти удалось. Почти. Тогда один из последних единорогов, чтобы обмануть врага и спасти сородичей, впервые изменил облик на человеческий. И ему удалось победить, освободить своих. Но с тех пор постепенно все единороги приобрели способность обращаться человеком. А в случае тяжелых повреждений или нервных потрясений они неизменно возвращались в свой истинный облик единорога.

А вот теперь… Святой отец размашисто перекрестился, епископ поспешно выставил перед собой крест, охрана попятилась, а палач выронил свой инструмент, так как измученная женщина обратилась белоснежным единорогом, лежащим на соломенной подстилке с тяжело вздымающимися боками.

Понимая, что теперь она разоблачена, Верина собрала последние силы и ринулась в атаку. И еще одна роковая случайность. При всех своих талантах Верина не была воином, да и сил почти не осталось… А инстинкты палача оказались безупречны. Он выхватил меч и рубанул.

Описав дугу, сталь опустилась почти на самое основание рога. Меч, прыснув снопом искр, треснул, половина клинка упала на солому, а вместе с ним и рог единорога.

Раздался душераздирающий вопль, вспышка – и снова на соломе женщина. Корчиться и извивается, держась руками за лоб. Сквозь пальцы течет кровь. С рогом ушли и все силы Верины. Не в состоянии более терпеть боль, она лишилась чувств.

Епископ, наконец придя в себя, перекрестился и сказал:

– Думаю, более нет сомнений в бесовской сути этой женщины. Сжечь ее! Завтра же! Дабы она не совращала честных людей своими богомерзкими чарами.

Святой отец вздохнул, но все-таки позволил себе спросить:

– А как быть с ее сыном?

– Хм… Его допрашивали?

– Это бесполезно. Похоже, он онемел.

– Наверняка эта ведьма забрала его голос, дабы сын не поведал нам о богомерзких деяниях матери. Отправьте его в отдаленный монастырь Бенедиктинцев. Их обязанность призревать убогих. Пусть станет послушником, а братья следят за ним. Ежели выяснится, что бесовская скверна коснулась его, то отроку придется разделить участь матери.

– Слушаюсь, Ваше Высокопреосвященство!

– Отправьте парня сразу же после казни.

– Да, Ваше Высокопреосвященство, – кивнул святой отец и почему-то вспомнил рассказы из детства, в которых говорилось, что тот, кто причинит вред единорогу, навлечет на себя беду.

Священнослужители удалились. Палач приковал узницу и тоже собирался выйти, когда решил найти обломок меча. Вместе с ним он нашел и рог. Чуть поколебавшись и убедившись, что его никто не видит, он поспешно запихнул диковинку за пазуху.

Андре плохо помнил свое заточение. Те несколько дней слились для него в один. Отчаянье и горе душили его. Все это время юноша просидел в углу, погруженный в себя, игнорируя еду и не обращая внимания на внешние раздражители.

А вот казнь каждым мигом врезалась, выжглась в его памяти. Андре под охраной ранним утром вывели на площадь, где уже собирался народ. Кандалы не надели, просто связали руки за спиной. Стоило увидеть сложенный на эшафоте костер, как тотчас все стало ясно. Сердце ухнуло куда-то вниз, отказываясь биться.

Вскоре вывели его мать. Та шаталась от слабости, ноги не слушались ее, лицо превратилось в восковую маску, а посреди лба зияла кровоточащая рана. У Андре что-то оборвалось внутри. Рог… Они вырезали ей рог! Это конец! Верная смерть! Андре стиснул зубы, чтобы не завыть.

Проходя мимо сына, Верина нашла в себе силы улыбнуться ему. Собственная смерть ее не страшила, главное, он будет жить! Поэтому она гордо взошла на эшафот. Ее привязали к столбу, и епископ зачитал приговор – сборник нелепиц.

Андре смотрел, не в силах отвести взгляд. Рядом оказался святой отец, сжавший его плечо и тихо говорящий:

– Не смотри, мальчик. Отвернись. Тебе не годится видеть это.

Но Андре ничего не чувствовал и не слышал. Его взгляд оставался прикованным к эшафоту. Вот палач подошел к его матери, а когда отстранился, то ее тело безжизненно обвисло. Перед тем, как сжечь, ее задушили. И это можно расценивать как акт милосердия. Сгореть заживо – очень страшная смерть.

Заполыхал костер, а Андре стоял и смотрел, словно вкопанный, даже, кажется, не дышал. Ни звука, ни всхлипа не срывалось с его губ, только слезы текли по щекам, которых сам парень даже не замечал. Потом он не раз задавался вопросом: как ему удалось сдержаться, не потерять контроль и не превратиться. Тогда на него словно ступор нашел.

Когда все было кончено, и люди начали расходиться, стражники повели Андре к уже готовой к отправке телеге. Так, под надзором двоих крепких стражников, его и отправили в монастырь.

Дорога была извилистой и трудной, так как святая обитель находилась в весьма глухом месте. Но Андре было все равно. Он полностью замкнулся в себе. Ничто его не трогало.

Сдав парня с рук на руки монахам и объяснив в чем дело, подтвердив слова эдиктом епископа, стражники поспешили укатить восвояси.

Как ни странно, но братья-бенедиктинцы отнеслись к юноше очень благожелательно. Возможно, одной из причин стала внешность Андре. Со своими тонкими чертами лица, длинными белокурыми волосами и бездонными синими глазами, даже своей немотой он походил на ангела.

До сих пор Андре не проронил ни слова и не собирался выдавать себя впредь, так же как и совершать необдуманных поступков. С гибелью матери что-то непоправимо изменилось в нем самом. Все человеческое куда-то ушло, уступив место холодной расчетливости и цинизму, а также инстинкту выживания. Столь не свойственные в таком юном возрасте качества. Лишь много лет спустя Андре понял, что в ту пору звериная сущность взяла над ним верх, дабы сохранить разум.

Поначалу парень вместе с другими послушниками и монахами выполнял различную работу в поле или монастыре, пока настоятель не обнаружил феноменальную способность Андре к обучению. Тогда его начали учить грамоте, дабы сделать писцом. Многие книги монастыря изветшали и нуждались в переписи. К тому же немота для подобной профессии лучшая рекомендация.

Андре был несказанно рад этому новому занятию, поэтому обучение шло очень быстро. Наставники не переставали хвалить его.

Но все же жизнь в монастыре оставалась тяжелой и имела свои минусы. Как то неусыпный надзор и наказание за малейшие провинности, приобщение к церковной жизни и последующему постригу ("немота" хотя бы спасала Андре от заучивания молитв, к тому же он не видел в этом никакого толка) и воспитание абсолютной покорности и аскетизма. Это юноше давалось особенно тяжело и пугало больше, чем самый тяжелый физический труд. Но он давно запер все чувства глубоко внутри, решив, что ему надо просто выучиться, и тогда можно идти на все четыре стороны.

Так Андре провел в монастыре два года. Два года он не проронил ни слова, и ни разу не принимал своей истинной сути, хотя однажды снизошло понимание, что он может сделать это в любой момент.

Наступила вторая весна в монастыре, и Андре всерьез задумался, что пора и честь знать. Вся его натура рвалась прочь, подальше от тесных каменных стен монастыря. Окончательную точку в этом решении поставил брат Франц, который начал относится к молодому послушнику вовсе не по-братски. Сначала это были лишь намеки, и "немой" Андре усиленно делал вид, что ничего не замечает. К тому же неискушенный парень в самом деле смутно представлял, что от него хотят.

Послушникам запрещалось выходить без сопровождения за пределы монастыря, но нужно было пасти овец и коз обители, поэтому обычно эту работу выполняли монах и два послушника. Чем и воспользовался брат Франц.

Они, как и положено, вышли втроем, но третьим оказался туповатый Анхель – родня была рада избавиться от него, отдав в монастырь. Парень годился только для самой примитивной работы и умом так и остался пятилетним ребенком.

Стоило выгнать стадо на пастбище, как брат Франц тотчас начал свои притязания. Сначала издалека, но потом все ближе и настойчивее.

– Ты такой красивый! – подсаживаясь рядом и ловя недоуменный взгляд парня. – Настоящий ангел! А ангел не должен отказывать в своей благодати. Ну же, иди ко мне. Такой скромный, такой добродетельный.

Монах начал откровенно распускать руки, а Андре после заключения вообще не терпел, когда к нему прикасаются. Поэтому ошеломленный брат Франц услышал приятный, но холодный как лед, голос:

– Пошел вон!

– Что?

Монах хлопал глазами, потом решил, что ему показалось, а глаза парня горят вовсе не от гнева, и возобновил попытки. Еще секунду спустя он получил копытом в лоб. Последнее, что увидел брат Франц, – это серебристо-белую морду с длинным сияющим рогом.

Обернувшись единорогом, Андре коротко всхрапнул и, решив, что святой обители с него достаточно, скрылся в лесу. В монастыре попричитали, сделали зарубку о внеочередном чуде, так как то, что рассказал Франц, было или чудом или бредом, поставили свечки кому надо, на том и успокоились.

А Андре окунулся в лес, словно очутившийся на свободе дикий зверь. Он несся сквозь чащобу, не зная устали и ничего не опасаясь. Голод ему не грозил, хищники тоже. Звери в этом были умнее людей, и даже самый голодный волк или медведь обходил единорога стороной, как и любую другую нечисть. Что до лихих людей… Звериное чутье предупреждало о них задолго до появления. Да и слишком глухие это были места.