Текст книги "К югу от мыса Ява"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Николсон поднялся, опершись одной рукой о корпус подводной лодки, другую плотно прижав к бедру.

– Что, черт вас побери, вы собираетесь с нами делать? – Громко, почти срываясь на крик, спросил он с отрепетированной дрожью в голосе. – Убьете всех? Запытаете до смерти? Отправите в Японию, в свои проклятые концлагеря? – Теперь он действительно в страхе и отчаянии кричал, увидев, что спичка Вэньера не перелетела через борт и услышав неожиданно громкое шипение с бушприта. – Лучше уж пристрелите всех нас прямо сейчас, вместо того, чтобы…

С захватывавшей дух внезапностью с бушприта донесся яростный свист: два фонтана искр, огня и дыма взметнулись в темнеющее небо над палубой подводной лодки под углом шестьдесят градусов; и затем два сверкающих огненных шара ярко вспыхнули в небе, когда обе шлюпочные парашютные осветительные ракеты воспламенились почти одновременно. Человек должен не быть простым смертным, чтобы не поддаться невольному, непобедимому искушению взглянуть на два взлетевших в небо факела, – японцы тоже сверхлюдьми не являлись. Подобно марионеткам в руках неведомого кукловода, они полуобернулись от шлюпки, вытянув шеи и запрокинув вверх головы. Так они и встретили свою смерть.

Треск автоматических карабинов, винтовок и пистолетов постепенно стих, раскатившись эхом по безмолвному спокойному морю, и Николсон прокричал всем лечь ничком на дно шлюпки. В этот момент два мертвых матроса сползли с кренящейся палубы субмарины и рухнули на корму шлюпки. Один чуть ли не припечатал старшего помощника к планширу, второй, болтая безжизненными ногами и руками, падал прямо на маленького Питера и двух санитарок, но Маккиннон оказался на месте раньше: два тяжелых всплеска прозвучали почти как один.

Прошла секунда, две, три. Николсон стоял на коленях, смотря наверх и в напряженном ожидании стиснув кулаки. Сначала он слышал лишь шарканье ботинок и глухой ропот голосов, доносившийся из-за щита большого орудия. Минула еще секунда, потом вторая. Глаза Николсона рыскали по палубе подводной лодки. Быть может, кто-то еще желает принять славную смерть во имя императора. Старший помощник не питал иллюзий по поводу фанатичной смелости японцев. Но пока все было спокойно, как смерть. Застреленный Николсоном офицер устало свисал с боевой рубки, все еще держа пистолет в обмякшей руке; еще двое валялись поодаль от него. Четверо бесформенной массой лежали у подножия рубки. Двух, стоявших у кормовой пушки, не было вообще: автоматический карабин Фарнхольма снес их за борт.

Напряжение становилось невыносимым. Хотя у большого орудия и был небольшой угол склонения и оно не могло поразить шлюпку, в памяти у Николсона копошились обрывки слышанных историй об ужасном эффекте стреляющих прямо над тобой морских пушек. Кто знает, может быть, контузия от выстрела, произведенного со столь близкого расстояния, окажется фатальной. Внезапно Николсон стал тихо проклинать собственную глупость, затем быстро повернулся к боцману.

– Заводите двигатель, Маккиннон. Затем дайте задний ход, – как можно быстрее. Боевая рубка загородит нас от орудия, если мы…

Слова утонули в грохоте орудия. Это был даже не грохот – глухой, безжизненный щелчок бича, оглушительный по своей плотности. Длинный красный язык пламени вырвался из чрева орудия, почти касаясь шлюпки. Снаряд плюхнулся в море, вздымая внушительную стену брызг и столб воды, поднявшийся на пятьдесят футов в небо. Затем все утихло, дым рассеялся, и Николсон, отчаянно мотая головой, понял, что по-прежнему жив, что японцы судорожно готовят новый заряд и время пришло.

– Приготовьтесь, генерал, – сказал он, заметив поднимавшегося на ноги Фарнхольма. – Ждите моего приказа. – Он быстро оглянулся на бушприт, где прогромыхала винтовка.

– Промахнулся, – с раздражением в голосе проговорил Ван Эффен. – Только что через край боевой рубки выглядывал офицер.

– Держите винтовку наготове, – распорядился Николсон. Он услышал детский плач и понял, что разрыв орудия до смерти напугал ребенка. С яростно искаженным лицом старший помощник прокричал Вэньеру: – Четвертый! Возьмите сигнальный комплект. Запустите в боевую рубку пару ракет. Это отвлечет наших желтых друзей. – Говоря, Николсон вслушивался в передвижения команды субмарины. – Всем не спускать глаз с рубки и люков по всему корпусу.

Прошло, вероятно, еще пять секунд, прежде чем старший помощник различил звук, которого давно ждал: скрежет снаряда в казеннике и твердый хлопок закрывшегося затвора.

– Огонь, – скомандовал он.

Фарнхольм даже не потрудился поднять оружие к плечу и стрелял, зажав ложе карабина между локтем и боком, совершенно, казалось, не целясь. Это ему и не нужно было – он предстал еще лучшим снайпером, чем говорил. Произведя не более пяти выстрелов и положив все пули аккурат в ствол орудия, он камнем упал на дно шлюпки, когда последняя из них врезалась в снаряд, и тот сдетонировал.

Несмотря на страшный грохот, с коим обычно вылетает снаряд, звук разрыва в казеннике был странно приглушенным. Зато зрелищность последующего эффекта оказалась поистине неописуемой. Массивное крупнокалиберное орудие сорвало с лафета, и оно разлетелось на тысячи кусков покореженного металла, с неистовым лязгом отскакивавших от боевой рубки и со свистом проносившихся над морем, окружая субмарину кольцом беспорядочных брызг. Члены орудийного расчета, видимо, так и умерли, не ведая того, что на расстоянии вытянутой руки от их лиц взорвалось столько тротила, сколько хватило бы для уничтожения Лондонского моста.

– Благодарю вас, генерал, – вставая на ноги, произнес Николсон, стараясь говорить спокойно. – Прошу извинить меня за все, что я когда-либо про вас говорил. Боцман, полный вперед. – Две шипящие малиновые ракеты описали в воздухе арки и благополучно приземлились внутри боевой рубки, высвечивая комингс ярко-красным сиянием. – Отлично сработано, четвертый. Вы, можно сказать, решили исход сегодняшнего дня.

– Мистер Николсон?

– Сэр? – Николсон посмотрел на капитана.

– Может быть, благоразумнее задержаться здесь ненадолго? Никто из них не рискнет сейчас высунуть голову из люка или рубки. Через десять-пятнадцать минут станет достаточно темно, чтобы достигнуть того острова безо всяких выстрелов за спиной.

– Боюсь, что нет, – извиняющимся тоном отозвался Николсон. – Пока японцы в растерянности, однако довольно скоро очухаются, и, как только это произойдет, мы попадем под душ ручных гранат. А чтобы забросать шлюпку гранатами, – первая же из которых покончит с нами, – голову высовывать необязательно.

– Конечно, конечно. – Файндхорн грузно опустился на свою скамью. – Действуйте, мистер Николсон.

Николсон взялся за румпель, совершил тяжелый разворот на сто восемьдесят градусов, волоча за собой вторую шлюпку, обогнул тонкую, похожую на рыбий хвост корму субмарины, – в то время как четыре человека с оружием в руках не моргая следили за палубами, – и замедлил ход, немного не доходя до капитанского мостика, чтобы Фарнхольм длинной выверенной очередью размозжил хрупкий боевой механизм кормового орудия. Капитан Файндхорн медленно, понимающе кивнул.

– Долой осадное орудие. Вы не упускаете ничего, мистер Николсон.

– Надеюсь, что так, – покачал головой Николсон. – Очень надеюсь.

Остров лежал, наверное, в полумиле от субмарины. Пройдя четверть пути, Николсон нагнулся, достал одну из двух стандартных шлюпочных плавучих дымовых шашек, сорвал дисковую пломбу, выдернул разблокирующую вилку и тут же швырнул воспламенившуюся шашку за корму, достаточно далеко, чтобы ее успела миновать шлюпка Сайрена. Густое облако оранжевого дыма неподвижно повисло в безветренном воздухе, образовав за шлюпками непроницаемую завесу. Через одну или две минуты сквозь оранжевую стену начали пробиваться пули с подводной лодки, просвистывая над головами или врезаясь фонтанчиками в воду вокруг шлюпок. Ни одна из них не причинила никакого вреда: охваченные слепой яростью, японцы стреляли наугад. Четыре минуты спустя, когда первая шашка с шипением догорала, через борт полетела вторая, и задолго до того, как и она потухла, шлюпки благополучно достигли острова.

IX

Едва ли это можно было назвать островом. Островком – возможно. Но не более того. Овальный по форме, этот клочок суши протянулся всего миль на сто пятьдесят от своей северной оконечности до южной. Идеально овальным он тоже не был: по обоим берегам море проело две глубокие выемки, почти напротив друг друга, – так что островок практически был разделен пополам. Обойдя из предосторожности вокруг него, Николсон выбрал южную из двух бухт, где они и высадились на берег, зачалив шлюпки за пару тяжелых камней.

Восточная оконечность острова была низкой, каменистой и голой, но на западной рос низкорослый кустарник и чахлая трава. В южной же стороне возвышался холм, и примерно посредине склона они обнаружили небольшую пещеру, если не сказать нишу, куда Николсон и поторопил пассажиров после высадки. Капитана и капрала Фрейзера пришлось нести, однако маршрут был коротким, и не прошло и десяти минут, как все, нагрузившись запасами пищи, воды и переносным оснащением, укрылись в пещере.

С заходом солнца и легким бризом небо медленно заполняли шедшие с северо-востока облака, гася ранние вечерние звезды. Тем не менее было еще достаточно светло, чтобы воспользоваться биноклем, и Николсон не отрывался от него почти две минуты. Все в пещере беспокойно наблюдали за ним.

– Итак? – нарушил тишину Файндхорн.

– Они огибают западную оконечность острова, сэр. И довольно близко от берега.

– Но я их не слышу.

– Должно быть, используют аккумуляторное питание. Зачем, не знаю.

Ван Эффен прочистил горло:

– И каков, думаете, будет их следующий шаг?

– Понятия не имею. Останься у них хотя бы одно из двух орудий, они бы выбили нас отсюда за две минуты. – Николсон показал на каменистый кряж, опоясывающий пещеру с юга. – Возможно, они попытаются высадиться в нескольких местах и окружить нас. Возможно, атакуют в лоб. – Он снова поднес к глазам бинокль. – Как бы то ни было, уйти отсюда с пустыми руками они не могут, скорее сделают массовое харакири.

– Они не уйдут, – необычайно убежденно проговорил Файндхорн. – Погибло слишком много их товарищей.

Некоторое время тишину нарушал лишь приглушенный ропот голосов, потом раздался голос Сайрена:

– Мистер Николсон?

Николсон опустил бинокль и посмотрел через плечо.

– Да?

– Мы тут посовещались и хотим внести предложение.

– Обращайтесь к капитану. Командует здесь он. – Николсон опять поднял бинокль.

– Прекрасно. Дело в следующем, капитан Файндхорн: совершенно очевидно, что вы нам не доверяете. Вы вынудили нас занять отдельную шлюпку – и, полагаю, не оттого, что мы не принимаем душ два раза на дню. Вы считаете – и напрасно, уверяю вас, – что за нами нужен глаз да глаз. Я хочу сказать, что мы являемся для вас… мм-м… обузой. Мы, с вашего позволения, предлагаем избавить вас от нее.

– Ради Бога, давайте по существу, – с раздражением сказал Файндхорн. – У меня нет времени слушать ваши сладкие речи.

– Я предлагаю отпустить нас и избавиться от лишних хлопот. Мы же предпочитаем попасть в плен к японцам.

– Что?! – с негодованием воскликнул Ван Эффен. – Господи всемогущий, сэр! Да я скорее их всех поубиваю.

– Прошу вас! – Файндхорн с любопытством взглянул на Сайрена. – Просто ради интереса – как вы намереваетесь сдаться? Пойдете вниз по склону, по направлению к бухте?

– Хотя бы.

– И какова же гарантия, что вас не убьют где-нибудь на полпути? Или, если вам удастся попасть в плен, – что вас не запытают там до смерти?

– Не отпускайте их, сэр, – настойчиво вклинился Ван Эффен.

– Не тревожьтесь, – сухо проговорил Файндхорн. – Я не намерен удовлетворять эту смехотворную просьбу. Вы остаетесь, Сайрен, хотя, видит Бог, вы не нужны нам. Прошу вас, не считайте нас за идиотов.

– Мистер Николсон! – вскричал Сайрен. – Но вы же понимаете…

– Замолчите, – отрывисто сказал Николсон. – Вы слышали слова капитана. Насколько мы, по-вашему, наивны? Никто из вас не рискнет своей драгоценной шеей, существуй хоть малейшая вероятность попасть под пули или пытки японцев. Готов поспорить…

– Уверяю вас… – попытался перебить Сайрен, но Николсон остановил его.

– Поберегите легкие. Вы думаете, вам кто-нибудь поверит? Вы каким-то образом заодно с японцами – а у нас и так слишком много проблем, чтобы добавлять себе еще семерых противников. – Последовала пауза, после которой Николсон задумчиво продолжил: – Жаль, что вы обещали этому человеку виселицу, капитан Файндхорн. Думаю, Ван Эффен с первого раза попал в точку: дышать бы стало значительно легче, если бы мы пристрелили всю эту компанию прямо сейчас. Скорее всего, нам все равно придется это сделать.

Наступило долгое молчание, затем Файндхорн спокойно сказал:

– Благодарите Бога, что мы не убийцы, подобные вам. Но зарубите, пожалуйста, себе на носу – чтобы последнее предположение мистера Николсона осуществилось, нужна лишь малейшая провокация с вашей стороны.

– А теперь, не будете ли вы так добры отойти немного назад? – обратился Николсон, – к самому краю. И, по-моему, не повредит небольшой обыск ваших карманов.

– Все уже сделано, мистер Николсон, – уверил его капитан. – Мы изъяли у них целый арсенал прошлой ночью. Лодка по-прежнему видна?

– Почти прямо к югу, сэр. Примерно в двухстах ярдах от берега.

Внезапно он опустил бинокль и, резко пригнувшись, метнулся внутрь пещеры. На рубке подводной лодки зажегся прожектор, и ослепительно белый луч стал описывать быстрые дуги по скалистому побережью острова. Почти сразу же наткнувшись на небольшую выбоину в береговой линии, где находились шлюпки, он задержался на несколько секунд и стал медленно взбираться вверх по склону, постепенно подкрадываясь к пещере.

– Генерал! – окликнул Николсон.

– С удовольствием, – буркнул Фарнхольм. Он поднял карабин к плечу, прицелился и выстрелил.

Одного выстрела оказалось достаточно: сквозь утихавшее эхо послышался отдаленный звон разбитого стекла, и белое сияние прожектора поблекло до слабого красноватого свечения, вскоре исчезнувшего совершенно.

– Вы не побудете с нами еще несколько дней, генерал? – мрачно произнес Файндхорн. – Похоже, вы очень понадобитесь… Едва ли продуманный шаг с их стороны, не правда ли, мистер Николсон? Они ведь уже получили один урок генерала.

– Достаточно продуманный, – не согласился Николсон. – Они обнаружили наши шлюпки и по вспышке карабина знают теперь, где прячемся мы. Выяснение этого могло стоить им массу времени и нескольких жизней, высадись они сразу. По большому счету, их интересовали шлюпки, а не мы. Если они лишат нас возможности выбраться с острова, мы окажемся в западне, и они нас возьмут в любое удобное для них время – на досуге, например, или при свете дня.

– Боюсь, вы правы, – медленно проговорил Файндхорн. – Шлюпки для них важнее. Полагаете, их потопят с субмарины? В таком случае мы не сможем им помешать.

– Не с субмарины, – покачал головой Николсон. – Шлюпок они не видят, и вся ночь у них уйдет на пальбу по ним наугад – нужно, как минимум, сто удачных попаданий. Гораздо заманчивее выглядит десант – распороть днища и пробить воздушные ящики или же просто взять шлюпки на буксир, либо – увести их на веслах.

– Но… как они попадут на берег? – спросил Вэньер.

– Если надо, поплывут, – большинство субмарин оснащено складными или надувными лодками. Для действий в прибрежных водах они довольно эффективны.

Несколько минут никто не произносил ни слова. Маленький Питер что-то бормотал во сне, а Сайрен с его людьми неслышно шептались в дальнем углу пещеры. Затем раздалось покашливание Уиллоуби, пытавшегося привлечь к себе внимание.

– Мне пришла в голову мысль. Николсон улыбнулся в темноте.

– Будьте осторожны, Уилли.

– «Не терпит низменная зависть достоинств, ей непостижимых», – надменно проговорил Уиллоуби. – Мой план прост, как и все истинно гениальное. Давайте уплывем.

– Блестяще, – с едким сарказмом проговорил Николсон. – С обмотанными веслами при лунном свете. И далеко мы, по-вашему, уйдем?

– Тьфу-ты! Не надо меня недооценивать. Конечно, мы включим двигатели! Дайте мне час на выхлопную трубу и дефлекторы, и я гарантирую, что в ста футах от шлюпки двигателя не будет слышно. Да даже если нас и услышат, – вы хоть понимаете, насколько трудно определить направление движения в ночи по едва уловимому шуму? Свобода зовет, джентльмены. Давайте без проволочек.

– Уилли, – мягко произнес Николсон, – у меня для вас новости. Человеческое ухо создано не для определения направления движения, и японцы на него полагаться не будут. У них есть гидрофоны – очень чувствительные, и им наплевать, заглушили вы выхлопную трубу или нет, им вполне достаточно исходящих от гребного винта колебаний.

– Ну и черт с ними, – горячо сказал Уиллоуби. – Не будем отчаиваться. Уиллоуби придумает что-нибудь еще.

– Не сомневаюсь, – добродушно сказал Николсон. – Не забудьте только, что северо-восточный муссон продлится еще пару месяцев и было бы хорошо, если бы… Вниз все, вниз!

Первые пули глухо вспахали землю вокруг, с визгом рикошетируя от камней и угрожающе посвистывая над головой. На палубе значительно приблизившейся к берегу субмарины открыли заградительный огонь, и казалось, что, по крайней мере, дюжина автоматов и, как минимум, два пулемета заговорили одновременно. На борту весьма точно засекли вспышку карабина: стрельба велась скученно.

– Кто-нибудь ранен? Никого не задело? – Низкий хриплый голос капитана едва был слышен в грохоте стрельбы.

Реакции не последовало, и Николсон ответил за всех:

– Не думаю, сэр. В тот момент я был единственным в зоне видимости.

– Уже хорошо. Но пока никакого ответного огня, – предупредил Файндхорн. – Особых причин подставлять головы под пули нет. – Он с явным облегчением понизил голос: – Мистер Николсон, это окончательно сбивает меня с толку. Истребители нас не тронули, когда мы покидали «Вирому», подводная лодка не пыталась нас потопить, и даже гидроплан оставил нас в покое после пальбы на субмарине. Теперь же они что есть мочи стараются превратить нас в кучу дуршлагов. Никак я не возьму этого в толк.

– Я тоже, – признался Николсон. Он невольно поморщился, услышав свист пролетевшей над головой пули. – Мы не можем сидеть здесь, игнорируя опасность, сэр. Это отвлекающий огонь для атаки на шлюпки. В противном случае стрельба бессмысленна.

Файндхорн тягостно кивнул:

– Что вы хотите предпринять! Боюсь, я буду для вас мертвым грузом.

– Пока что вы еще не мертвы, – мрачно проговорил Николсон. – Разрешите взять нескольких людей и спуститься на берег, сэр. Мы должны остановить их.

– Знаю, знаю… Удачи, дружище.

Через несколько мгновений Николсон и еще шесть человек перекатились через кряжистый вал, тут Николсон прошептал что-то на ухо Вэньеру, подхватил под руку генерала и возвратился с ним к восточной бровке пещеры. Они опустились на землю, вглядываясь в темноту. Николсон приблизил губы к уху генерала:

– Запомните – только наповал.

И лишь почувствовал, как Фарнхольм кивнул во мраке.

Ждать долго не пришлось. Через секунд пятнадцать они услышали первый, едва уловимый осторожный шорох и следом – резкий, хриплый оклик Файндхорна. В ответ, однако, раздался еще один зловещий шорох, а затем – сбивчивая дробь ботинок. В то же мгновение Николсон включил фонарь, вырвавший из темноты три бегущих силуэта с поднятыми руками, и тут же раздался треск автоматического карабина Фарнхольма. Донесся звук падающих тел, после чего тьма и безмолвие вновь слились воедино.

– Черт! Совсем забыл про этих. – Николсон уже полз к пещере, закрыв ладонью луч фонаря. Он ненадолго осветил мертвых. – Два топорика из шлюпки номер два, сэр. В ближнем бою они орудуют ими, как никто. – Он направил луч фонаря в другой конец пещеры. Сайрен по-прежнему сидел там с невозмутимым выражением лица. Николсон знал, что Сайрен был виновен, виновен, как сам грех; это он послал троих своих людей помахать томагавками, а сам остался в безопасной тени.

– Идите сюда, Сайрен. – Голос старшего помощника был сродни выражению лица Сайрена. – Остальные не доставят неприятностей, сэр.

Сайрен поднялся на ноги, сделал несколько шагов вперед и упал как подкошенный, получив от Николсона яростный удар рукояткой морского «кольта» в ухо. Сила удара была достаточной, чтобы проломить череп, о чем и оповестил характерный хруст. Не успел Сайрен рухнуть на землю, как Николсон уже спешил к шлюпкам, ощущая дыхание генерала за спиной.

За тридцать ярдов от бухты они услышали резкий шквал выстрелов, а затем крики боли, ругань и возбужденные вопли; затем еще один огневой град, звуки ударов и борьбы и бултыханье в воде неистово сражавшихся людей. В десяти ярдах от моря Николсон, не сбавляя бега, включил на ходу фонарь, увидел дерущихся на мелководье вокруг шлюпок и прямо перед собой спину офицера, занесшего меч над головой упавшего Маккиннона. Старший помощник одним прыжком покрыл требуемое расстояние, обхватил японца сзади за горло, одновременно выстрелив ему в спину из пистолета. И снова взметнулся луч фонаря, остановившись ненадолго на Уолтерсе и японском матросе, яростно молотивших друг друга, разбрасывая вокруг брызги и перекатываясь в помутневшей воде. Здесь ничего сделать было нельзя – слишком велика была опасность попасть в своего. Луч снова поднялся и тут же замер.

Одна из шлюпок прочно села на мель, развернувшись почти параллельно берегу. Два японских матроса по колено в воде возились у кормы. Один из них, ссутулившись, нагнул голову, второй стоял прямо, занеся правую руку за голову. Несколько долгих секунд они были как бы парализованы бившим в глаза светом, затем ссутулившийся выпрямился, что-то выхватив из поясной сумки, а второй бросился вперед, выпрастывая вверх занесенную за голову руку. Николсон, резко поднимая «кольт», решил, что опоздал. Но опоздали и японцы: их остановил треск карабина Фарнхольма и они с тяжеловесной неторопливостью стали клониться вперед, поворачиваясь на налитых свинцом ногах. Один плашмя рухнул в воду, другой, грузно перевалившись через планшир шлюпки, упал на ее кормовые шкоты с глухим стуком, за которым моментально последовал грохот гранаты, разорвавшейся в его руке.

После яркой вспышки взрыва темнота словно уплотнилась.

Николсон решился на еще один короткий обзор с фонарем и щелкнул выключателем. Все его люди были на ногах, враги же перестали быть врагами, спокойно лежа на отмели. У них с самого начала почти не было шансов выжить: полагая, что команда «Виромы» оградительным огнем, они совсем не ожидали внезапной атаки в самый неблагоприятный для нее момент – во время высадки в воду с резиновых лодок.

– Кто-нибудь ранен? – Николсон старался говорить тихо.

– Уолтерс, сэр, – по примеру старшего помощника почти неслышно ответил Вэньер. – И довольно тяжело, думаю.

– Дайте-ка взглянуть. – Николсон подошел к Вэньеру, прикрыв ладонью включенный фонарь. Четвертый помощник осторожно держал левое запястье Уолтерса с кровавой зияющей раной. Вэньер уже успел стянуть руку Уолтерса жгутом из носового платка, и ярко-красная кровь теперь очень медленно скапливалась в ране. Николсон потушил фонарь.

– Нож?

– Штык, – проговорил Уолтерс на удивление ровным голосом. Он пихнул ногой неподвижную обмякшую фигуру. – Я отнял его.

– Так я и подумал, – сухо сказал Николсон. – Ваше запястье ни к черту. Пусть мисс Драхман обработает его. Боюсь, пройдет некоторое время, прежде чем вы снова сможете пользоваться рукой.

«Или никогда», – мрачно подумал про себя старший помощник. Сухожилия были полностью разорваны, и, скорее всего, то же самое произошло с лучевым нервом. Паралич – в любом случае.

– Лучше уж, чем в сердце, – весело проговорил Уолтерс. – Мне это на самом деле нужно.

– Поднимайтесь наверх как можно быстрее. Все остальные ступайте с ним. Только не забудьте назваться. Капитан держит оружие под рукой. Боцман, вы остаетесь со мной. – Он внезапно прервался, услышав плеск рядом с ближайшей шлюпкой. – Кто там?

– Я, Фарнхольм. Просто осматриваюсь, старина. Дюжины, их здесь, действительно, дюжины.

– О чем вы, черт побери? – раздраженно спросил Николсон.

– О гранатах. Полные сумки. Здесь вот парень – просто ходячий арсенал.

– Будьте добры, соберите их. Они нам могут понадобиться. Возьмите кого-нибудь в подмогу.

Николсон и Маккиннон дождались, пока все не ушли, и направились вброд к ближайшей шлюпке. Едва они приблизились к ней, как во тьме на юге застрочили два пулемета, изрыгая вереницы трассирующих пуль, врезавшихся в море, поднимая облака светящейся водяной пыли.

– К чему бы это, сэр?

В его мягком шотландском говоре слышалось замешательство. Николсон усмехнулся в темноте.

– Остается только гадать, боцман. Похоже, десант должен был подать сигнал – фонарем или как-нибудь еще – в случае благополучной высадки на сушу. На берегу же произошла некая осечка – вот наши друзья на субмарине и мыкаются. Сигнала не поступило, и они решили открыть огонь.

– Но если это все, что им нужно, почему бы нам не послать им весточку?

Николсон некоторое время молча смотрел во мраке на боцмана, затем тихо рассмеялся:

– Гениально, Маккиннон, просто гениально. Раз уж они в замешательстве и считают, что десант на берегу пребывает в таком же состоянии, значит, у любого сигнала есть шанс пройти.

Николсон оказался прав. Подняв руку над планширом шлюпки, он беспорядочно пощелкал фонарем и быстро убрал руку вниз. Для любого опытного пулеметчика подобный световой точечный ориентир стал бы манной небесной, однако темнота и безмолвие остались нерушимы. И даже неясный силуэт мирно лежавшей в море подводной лодки был просто тенью, зыбкой и нематериальной, как плод разыгравшегося воображения.

Далее прятаться было не только нецелесообразно, но и опасно. Они неторопливо поднялись на ноги и осмотрели шлюпки при свете фонаря. Шлюпка номер два была продырявлена в нескольких местах, но везде – выше ватерлинии; и если и набрала воды, то немного: лишь некоторые из ее герметических воздушных ящиков были пробиты, однако уцелевшие обеспечивали необходимую плавучесть.

В лодку номер один угодило еще меньше случайных пуль, но она уже тяжело осела на мелководье. Заливавшая ее днище вода окрасилась кровью изувеченного японского моряка, свисавшего с планшира. Взрыв гранаты, оторвавший японцу руку и снесший ему половину лица, проделал в днище сквозную дыру, содрав участок шпунтового пояса и расщепив смежные доски. Николсон выпрямился и посмотрел на Маккиннона.

– Пробоина, – коротко буркнул он. – Да такая, что в нее можно просунуть голову вместе с плечами. Ее не залатать и за день.

Но Маккиннон его не слушал. Переместив луч фонаря, он вглядывался внутрь шлюпки. Когда он заговорил, голос его звучал с отстраненным безразличием:

– Это уже неважно, сэр. Двигатель мертв. – Помолчав, он спокойно продолжил: – Магнето, сэр: граната, видимо, взорвалась прямо под ним.

– О, Господи, только не это! магнето? Возможно, второй механик…

– Его не починить никому, – убежденно перебил Маккиннон. – Тут и чинить-то, в общем, нечего.

– Понимаю, – тяжело кивнул Николсон, глядя на развороченное магнето и начиная ощущать в голове пустоту от осознания последствий. – Немного от него осталось, правда?

Маккиннон поежился:

– У меня даже мурашки по спине побежали. – Он покачал головой и, даже когда Николсон погасил фонарь, не мог оторвать взгляда от шлюпки. Потом слегка коснулся руки старшего помощника. – Знаете что, сэр? До Дарвина длинный, очень длинный путь на веслах.

Ее звали Гудрун, как она им сказала. Гудрун Йоргенсен Драхман: Йоргенсен – в честь дедушки по материнской линии. На три четверти датчанка, она родилась в Оденсе в День перемирия 1918 года. Не считая двух коротких пребываний в Малайзии, она всю жизнь прожила в родном городе, пока не закончила курсы санитарок и медсестер и не отправилась на плантации своего отца, раскинувшиеся под Пенантом. Это случилось в августе 1938 года.

Николсон лежал на спине на склоне возле пещеры, сложив руки за головой, вперясь невидящими глазами в темный балдахин облаков и ожидая, когда она продолжит рассказ.

Прошло две, затем три минуты, а девушка все молчала. Николсон понемногу зашевелился и повернулся к ней.

– Вы за много миль от дома, мисс Драхман. Дания – вы любите ее?

– Когда-то любила. – Категоричность ее тона словно бы пресекла дальнейшие попытки проникнуть в ее тщательно оберегаемые воспоминания.

Будь прокляты японцы, будь проклята их чертова субмарина, яростно подумал Николсон. Он резко изменил тему:

– А Малайзия? Едва ли вы питаете к ней такие же нежные чувства, правда?

– Малайзия? – Ее изменившийся голос прозвучал лишь вокальным сопровождением равнодушному пожатию плечами. – В Пенанте было хорошо. Но не в Сингапуре. Я… я не ненавидела Сингапур. – Она неожиданно разгорячилась, но тут же взяла себя в руки. – Я бы тоже не отказалась от сигареты. Или мистер Николсон это не одобрит?

– Мистеру Николсону, боюсь, не хватает старой доброй обходительности. – Он передал ей пачку, чиркнул спичкой и, когда она нагнулась прикурить, вновь ощутил слабый запах сандала от ее волос. Когда девушка опять ускользнула во мрак, Николсон, затушив спичку, мягко спросил:

– А почему вы ненавидели Сингапур?

Минуло почти полминуты, прежде чем она ответила:

– Не думаете ли вы, что это может быть очень личным вопросом?

– Весьма возможно. – Он секунду помолчал. – Только какое это теперь имеет значение?

Она мгновенно поняла смысл его слов:

– Вы правы, конечно. Даже если это всего лишь праздное любопытство, какая теперь разница? Как это ни нелепо, но я отвечу вам – вероятно, потому, что уверена в вашей неспособности питать к кому-либо ложное сострадание, чего я просто не выношу. – Некоторое время она молчала, и кончик ее сигареты ярко тлел в темноте. – Это правда, я действительно ненавижу Сингапур: ненавижу потому, что у меня есть гордость, равно, как и жалость к самой себе. А еще потому, что я ненавижу одиночество. Вы ничего не знаете об этом, мистер Николсон.

– Зато вы много знаете обо мне, – мягко проворчал Николсон.

– Думаю, вы понимаете, о чем я говорю, – медленно начала она. – Я европейка, родившаяся, выросшая и получившая образование в Европе. И я всегда считала себя датчанкой, как и все живущие в Дании люди. Меня принимали в любом доме в Оденсе. В Сингапуре же я никогда не была вхожа в европейские круги, мистер Николсон. – Она старалась говорить бесстрастно. – Встречаться со мной белым не рекомендовалось. И это совсем не смешно, когда в твоем присутствии тебя называют полукровкой, после чего все оборачиваются и начинают глазеть. И ты понимаешь, что больше никогда сюда не придешь. Я знаю, что мать моей матери была малайкой, прекрасной, доброжелательной старой леди…