Текст книги "К югу от мыса Ява"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

– Фэррис, – бегом к шлюпке и передайте Эймсу и Докерти – пусть подгребают ближе к корме. Мне все равно, как они это сделают, даже если это рискованно. И выбросьте наконец свой лом.

Вслед за тем Николсон нагнулся и осторожно спрыгнул на нижнюю палубу. Пересек ее в девять шагов и с грохотом хватил обухом топора по железной двери, ведущей в кормовую надстройку.

– Здесь есть кто-нибудь? – крикнул он.

Секунды две-три стояла гробовая тишина, затем за дверью послышались взволнованные голоса, мало-помалу слившиеся в один возбужденный гул. Николсон обернулся к Маккиннону и увидел, что лицо боцмана расплылось в широкой улыбке.

Семифутовая кувалда в руках Маккиннона выглядела, как игрушечная. Боцман ударил ею по двери раз семь. Наконец дверь с лязгом отворилась, и старпом с боцманом оказались внутри кормового отсека. Николсон включил фонарь и, сжав губы, начал медленно водить лучом вокруг. В кормовом отсеке было темно и холодно, как в сырой, промозглой камере; пол тоже был железный, а пространства над головой едва хватало, чтобы стоять в полный рост. Трехъярусные железные койки без матрацев и одеял – вдоль переборок, посредине – длинный узкий стол.

В отсеке было человек двадцать: одни сидели на нижних койках, другие стояли, держась за вертикальные стойки коек, но большинство лежали – это были солдаты, и многим из них, казалось, уже никогда не суждено подняться. Несколько человек умерли – Николсон заключил это по восковым лицам и пустым, лишенным всякого выражения глазам. Тут были и женщины – медсестры в юбках цвета хаки и гимнастерках, подпоясанных ремнями, и двое или трое гражданских.

– Кто здесь старший? – гулко прозвучал голос Николсона, отразившись от обитых железом переборок отсека.

– Полагаю, вот он. Вернее, он так считает, – произнесла стоявшая рядом с Николсоном пожилая женщина, маленькая и худощавая, с затянутыми в тугой пучок седыми волосами, выглядывавшими из-под лихо сидевшей на голове соломенной шляпки; выцветшие голубые глаза старушки сверкали решимостью. Она указала пальцем на человека, склонившегося над полупустой бутылкой виски. – Только сейчас он здорово набрался.

– Кто это набрался, мадам? Я, что ли? – Сидевший за столом человек – пожалуй, единственный из всех – выглядел здоровым и крепким, а его лицо, шея и даже уши были цвета жженого кирпича, резко контрастируя с седыми волосами и белесыми щетинистыми бровями. – И у вас еще хватает дерзости ут… утверждать… – Здоровяк тяжело поднялся из-за стола, одернул помятый пиджак и уже более твердо проговорил: – Клянусь небом, мадам, будь вы мужчиной…

– Лучше попридержите язык и сядьте на место. – Не дал ему договорить Николсон и снова повернулся к пожилой женщине. – Будьте любезны, скажите, как вас зовут.

– Мисс Плендерлейт. Констанция Плендерлейт.

– Ваш корабль тонет, мисс Плендерлейт, – без обиняков заявил Николсон. – С каждой минутой он все глубже погружается носом в воду. От силы через полчаса «Кэрри Дэнсер» наскочит на рифы. К тому же в любую секунду вновь может обрушиться тайфун. – Вспыхнули еще два или три фонаря, и Николсон оглядел лица обступивших его людей, не проронивших ни звука. – Так что надо поторопиться. По левому борту, фугах в тридцати отсюда, нас ожидает спасательная шлюпка. Мисс Плендерлейт, сколько человек не в состоянии передвигаться без посторонней помощи?

– Спросите лучше мисс Драхман. Она у нас старшая медсестра, – решительно ответила старушка.

– Мисс Драхман? – выжидающе спросил Николсон.

Из дальнего угла вышла девушка – ее лицо скрывала тень.

– Боюсь, только двое, сэр, – напряженным голосом сказала медсестра. – Все, кто лежит, умерли сегодня вечером. Их пятеро, сэр. Они были совсем плохи… Потом этот ужасный шторм. – Голос девушки задрожал.

– Значит, пятеро, – задумчиво повторил Николсон и покачал головой.

– Да, сэр, – подтвердила мисс Драхман, прижав к себе стоявшего рядом ребенка и плотнее закутав его в одеяло. – С нами еще вот этот малютка. Он очень устал и хочет есть… – Медсестра мягко, но настойчиво попыталась вытащить изо рта мальчугана грязный палец, который тот сосал, как леденец, но малыш увернулся, отрешенно глядя на Николсона.

– Сегодня его накормят до отвала, а потом уложат в теплую постельку, – пообещал Николсон. – Ладно, а теперь пусть все, кто может, идут к шлюпке. Но сначала – самые крепкие: когда будем грузить раненых, надо, чтобы кто-то придерживал шлюпку.

Помедлив секунду, старпом подошел к любителю виски и похлопал его по плечу:

– Вы пойдете первым.

– Но почему я?! – начал возмущаться здоровяк. – Здесь я командир и фактически капитан. А капитан всегда последним…

– Ступайте первым, – терпеливо, но настойчиво прервал его тираду Николсон.

Пьяный здоровяк уже стоял на ногах, придерживая одной рукой кожаный саквояж; в другой руке у него была наполовину опорожненная бутылка виски.

– Сэр, меня зовут Фарнхольм. Бригадный генерал Фостер Фарнхольм. – Он отвесил комичный поклон и прибавил: – Полностью к вашим услугам, сэр.

– Приятно слышать, – холодно улыбнулся Николсон. – А теперь ступайте. У нас на борту вас встретят приветственным залпом из семнадцати карабинов, – Николсон грубо ткнул пальцем в грудь Фарнхольму, и тот, пошатнувшись, но не выпустив саквояжа из рук, завалился в объятия стоявшего у него за спиной боцмана, у которого ушло чуть меньше четырех секунд на то, чтобы вывести генерала наружу.

Поводив фонарем вокруг себя, Николсон остановил луч на человеке в странной накидке, съежившемся на койке.

– Ну, а вы как? – спросил Николсон. – Вам что, плохо?

– Аллах милостив к тем, кто его почитает, – сказал человек в накидке низким голосом, прозвучавшим гулко, точно из могилы. С достоинством поднявшись в полный рост, он натянул на голову черную скуфейку, взглянул на Николсона темными глазами и прибавил: – Я здоров.

– Прекрасно. Значит, вы – следующий.

Николсон осветил капрала и двух солдат.

– А у вас как дела, ребята? – спросил он.

– Гм, лучше не бывает, – ответил капрал за троих с улыбкой посмотрел на Николсона. Лицо капрала было желтым, изможденным лихорадкой, глаза налиты кровью. – Как еще, по-вашему, могут чувствовать себя доблестные сыны Британии? Мы в отличной форме.

– Что-то не верится, – осторожно и тактично возразил Николсон. – Но все равно, благодарю вас. Идите к выходу. А вы, мистер Вэньер, проводите их, пожалуйста, к шлюпке. Дайте каждому по страховочному концу и закрепите двойным булинем. Боцман вам поможет.

Проводив взглядом человека в накидке, старпом с любопытством спросил у стоявшей рядом маленькой старушки:

– Что это за странный господин, мисс Плендерлейт?

– Это мулла с Борнео. – Она строго поджала губы. – Я четыре года прожила на Борнео. Там полно пиратов, и все как один – мусульмане.

– У этого муллы, должно быть, немалый приход, – предположил Николсон. – Нуда Бог с ним, мисс Плендерлейт, теперь ваша очередь, потом – медсестер. А вас, мисс Драхман, я попрошу помочь подготовить тяжелораненых к переноске. Надеюсь, вы не станете возражать?

Не дожидаясь ответа, старпом последовал за женщинами. Выбравшись на палубу, он остановился, ослепленный прожекторами «Виромы», раскачивающейся на волнах не более чем в пятидесяти ярдах от «Кэрри Дэнсер». Капитан Файндхорн, подведя танкер так близко к тонущему кораблю, здорово рисковал, тем более, при таком-то волнении.

Прошло всего лишь десять минут, как моряки с «Виромы» ступили на борт «Кэрри Дэнсер», теперь еще глубже ушедшей под воду. Волны уже перекатывали через правый борт, захлестывая и кормовую колодезную палубу. А слева по борту – то взлетая на пенные гребни, то падая в провалы между ними – металась спасательная шлюпка с «Виромы».

Николсон увидел, как капрал спрыгнул с фальшборта точно на дно шлюпки, где его тут же подхватили Эймс и Докерти, и та канула в черную бездну. Следом за тем Маккиннон поднял на руки одну из медсестер и держал до тех пор, пока шлюпка снова не взмыла на гребень, почти до уровня фальшборта.

Николсон включил фонарь и перегнулся через фальшборт. Шлюпка теперь была где-то внизу и со скрежетом билась о борт «Кэрри Дэнсер», несмотря на усилия сидевших в ней людей, что, отчаянно борясь с волнами, пытались ее выровнять.

Возникший за спиной старпома Вэньер указал рукой куда-то в темноту, и взволнованно воскликнул:

– Сэр, рифы! Они уже близко.

Николсон выпрямился и пристально посмотрел туда, куда указывал Вэньер. У самого горизонта длинная ветвистая молния время от времени раскраивала небо, и тогда можно было отчетливо разглядеть неровную линию пенных бурунов, разбивавшихся об острые рифы совсем неподалеку. «Кэрри Дэнсер» находилась в двухстах, самое большее – двухстах пятидесяти ярдах от рифовой гряды – судно относило на юг со скоростью, вдвое превышавшей ту, которую с самого начала рассчитал старпом. Несколько мгновений старпом лихорадочно взвешивал в уме шансы на спасение, как вдруг его резко отбросило в сторону, хотя на ногах он все же устоял: с оглушительным металлическим скрежетом «Кэрри Дэнсер» налетела на подводную скалу и осела с сильным креном на левый борт. Краем глаза Николсон увидел боцмана: широко расставив ноги и ухватившись одной рукой за поручень фальшборта, он удерживал другой рукой находившуюся уже за бортом медсестру. Опустив ее в шлюпку, боцман развернулся в сторону прожектора и, зажмурившись, оскалился, так и не сумев выговорить, что хотел. Однако Николсон понял, что собирался сказать боцман.

– Вэньер! – громко крикнул он. – Достаньте из шлюпки «Олдис»[5]5
  Имеется в виду ручной сигнальный фонарь Олдиса.


[Закрыть] и просигнальте капитану, чтобы держался от нас подальше. И передайте – нас вынесло на мелководье и мы напоролись на рифы, а их тут видимо-невидимо. Фэррис, подмените боцмана – и как хотите, но чтобы все до единого человека были в шлюпке. В носовой части пробоина – если «Кэрри Дэнсер» развернет носом к волне, всем нам крышка. Так, а вы, Маккиннон, пойдете со мной.

Меньше чем через минуту старпом с боцманом снова были в кормовом отсеке. Николсон осветил фонарем оставшихся там людей: их было восемь, семеро раненых, двое из которых в тяжелом состоянии, и мисс Драхман.

– Так, вы, пятеро. – Николсон кивнул в сторону солдат. – Выбирайтесь-ка наверх, да поживее. Что, черт побери, вы делаете? – Резким движением старпом вырвал из рук одного из солдат вещмешок, который тот тщетно пытался нацепить на плечи, и швырнул в дальний угол. – Считайте, вам крупно повезло, если выберетесь отсюда живым. Торопитесь же! Бегом наверх!

Четверо солдат, подгоняемые Маккинноном, спешно заковыляли к двери. Пятый – двадцатилетний паренек с бледным, как полотно, лицом – даже не шелохнулся. Глаза его были широко раскрыты, а губы беспрерывно шевелились. Он сидел на табурете, крепко сцепив руки на коленях, не в силах сдвинуться с места. Николсон, склонившись над ним, мягко спросил:

– Ты разве не слышал, что я сказал?

– Мой друг… Он здесь, – с трудом выговорил паренек и кивнул на висевшую рядом койку. – Мой лучший друг… Я останусь с ним.

– Бог ты мой! – не выдержал Николсон. – Сейчас не время геройствовать. – Кивнув на дверь, он повысил голос: – Иди!

Юноша вдруг взорвался потоком ругательств, но тут же осекся – гулкий, рокочущий звук разнесся по всему судну, и, судорожно вздрогнув, оно еще больше завалилось на левый борт.

– Сэр, похоже, пробило кормовую водонепроницаемую переборку – в машинном отделении, – как ни в чем не бывало сказал Маккиннон.

Теперь нельзя было терять ни минуты. Наклонившись к солдату, Николсон схватил его за руку, сильным рывком заставил встать и тут же застыл от удивления: к нему бросилась медсестра и вцепилась в него обеими руками.

– Погодите! Сила тут не поможет – есть и другие способы, – сказала девушка тихим, ровным голосом, никак не соответствовавшим ее действиям. – Просто у него не все в порядке с головой. – Она потрепала юношу по плечу. – Ну же, Алекс. Ты ведь прекрасно понимаешь – надо идти. Не волнуйся, я пригляжу за твоим другом. Прошу тебя, Алекс.

Парень как будто очнулся от оцепенения и последний раз посмотрел на лежавшего на койке солдата. Девушка взяла Алекса за руку, улыбнулась и осторожно помогла ему встать. Пробубнив что-то невнятное, паренек чуть помедлил и, тяжело ступая, побрел мимо Николсона к двери.

– Поздравляю, – только и выговорил Николсон, кивнув ему вслед, но обращаясь к медсестре. – Теперь вы, мисс Драхман.

– Нет, – покачала головой девушка. – Вы же слышали – я ему обещала. К тому же вы сами просили, чтобы я осталась.

– Это было тогда, а не сейчас, – теряя терпение, отрезал Николсон. – У нас нет времени на препирательства.

Поколебавшись, мисс Драхман молча кивнула и, подойдя к койке, принялась шарить руками в темноте. Николсон резко нарушил тишину:

– Поторопитесь же! И забудьте о ваших драгоценных тряпках!

– Это не тряпки, – невозмутимо проговорила девушка и повернулась к Николсону с закутанным в одеяло малышом. – Но это действительно драгоценность – чья-то, не моя. Я так думаю.

Николсон совсем забыл про малыша и, ничего не сказав, виновато двинулся по покатому полу к двери. Мисс Драхман, цепляясь свободной рукой за койки, последовала за ним. У самой двери девушка поскользнулась и непременно упала бы, не протяни ей Николсон вовремя руку. Она схватилась за нее, не колеблясь, и улыбнулась – инцидент был исчерпан. Вскоре они вместе вышли на верхнюю палубу.

Через какое-то время там же оказались и оба тяжелораненых – их вынесли Николсон и Маккиннон. Теперь «Кэрри Дэнсер» глубоко осела на корму. Хотя нос судна прочно сидел на рифе, острый конец которого вошел в него, точно таран, корабль медленно и неумолимо разворачивался правым бортом к волне. «Еще минута, – подумал Николсон, – и шлюпка, выйдя из-под укрытия левого борта, попадет в буруны. Ее вынесет на рифы, и она разлетится в щепки».

Подавшись чуть назад, к скату палубы, Николсон принял у Маккиннона первого раненого и, развернувшись, склонился над фальшбортом. В следующее мгновение из мрака бездны на гребне волны показалась шлюпка. Стоявшие в ней Докерти и Эймс, почти поравнявшись с Николсоном, едва успели принять раненого и тут же провалились вместе с ним в черную пропасть, скрывшись за лавиной пены и брызг. Спустя некоторое время в шлюпку переправили второго раненого.

На терзаемой бурунами «Кэрри Дэнсер» оставался еще один солдат. Но он куда-то пропал. А вместе с ним – старшая медсестра. Тщетно вглядываясь в темноту, Николсон вдруг услыхал пронзительный вопль ужаса, футах в пятнадцати, – это, бесспорно, кричал Алекс. Вслед за криком раздался твердый, настойчивый женский голос, не могущий принадлежать никому другому, кроме мисс Драхман.

– Что там, черт возьми, происходит? – гневно воскликнул Николсон.

В ответ прозвучал смешанный ропот, затем девушка крикнула:

– Одну минуту, пожалуйста.

Не мешкая, Николсон развернулся кругом, крикнул Вэньеру и Фэррису, чтобы они немедленно прыгали в шлюпку, приказал Маккиннону покинуть тонущее судно следом за ними, а сам, спотыкаясь и падая на покатой скользкой палубе, кинулся к кормовому отсеку, откуда доносились голоса медсестры и солдата.

Старпом без лишних церемоний схватил медсестру в охапку и, подтащив к фальшборту, передал Маккиннону, закрепившемуся по ту сторону леерного ограждения. Боцман принял девушку и глянул вниз, в надежде увидеть шлюпку, бившуюся между волнами в пене и брызгах. Он быстро оглянулся на Николсона и спросил:

– Сэр, я вам еще нужен?

– Нет. – Николсон решительно покачал головой. – Главное сейчас – шлюпка. Держите страховой конец.

– Есть, сэр! – Маккиннон кивнул и, улучив момент, перескочил на мачтовую банку взмывшей вверх шлюпки, увлекая за собой девушку. Мгновением позже с «Кэрри Дэнсер», извиваясь, полетел страховочный конец.

Перегнувшись через фальшборт, Николсон крикнул:

– Все в порядке, боцман?

– Так точно, сэр. Сейчас я попробую зайти под корму с подветренной стороны.

Николсон взобрался по трапу на полуют и огляделся. Ему показалось, что море вдруг сделалось совершенно черным и волнение значительно уменьшилось. Старпом тотчас понял, в чем дело: морская поверхность между обоими кораблями была затянута широкой, толстой пленкой нефти. «Вирома» откачала за борт несколько сотен галлонов мазута – и волны поутихли.

В два прыжка Николсон пересек полуют и остановился у самой кормы, где стоял Алекс в странной, неестественной позе, прислонясь спиной к гакаборту и вцепившись руками в пиллерсы. Глаза его были широко раскрыты и неподвижны, а сам он трясся мелкой дрожью. «Прыгать в воду с Алексом равносильно самоубийству, – хладнокровно рассуждал Николсон. – От страха он вцепится в меня мертвой хваткой, и тогда мы оба камнем пойдем на дно». Старпом вздохнул, наклонился к гакаборту и включил фонарь. Маккиннон, принявший на себя командование шлюпкой, находился футах в пятнадцати от кормы «Кэрри Дэнсер», приближаясь с подветренной стороны.

Николсон резко повернулся к Алексу и нанес ему сокрушительный удар в челюсть. Прежде чем ошарашенный парень упал, старпом обхватил его обеими руками за талию, перевалился через гакаборт и рухнул вместе с ним в маслянистую воду. Они упали почти без всплеска, в пяти футах от шлюпки. Чьи-то сильные руки втащили их в шлюпку. Николсон кашлял, отплевывался и чертыхался, пытаясь очистить нос, глаза и уши от липкого, как клей, мазута. Алекс повалился на дно шлюпки и затих, безропотно отдав себя на попечение мисс Драхман и Вэньера, принявшихся вытирать ему голову какими-то тряпками…

Обратное плавание на «Вирому» было коротким и безопасным – уже через каких-нибудь четверть часа шлюпку благополучно подняли на борт танкера. Николсон оглянулся на «Кэрри Дэнсер», однако та уже канула в черную бездну: целиком залитый водой, несчастный корабль сошел с рифа и тотчас пошел ко дну. Николсон еще какое-то время всматривался в ночь, потом развернулся и неторопливо двинулся к капитанскому мостику.

V

Полчаса спустя «Вирома», равномерно покачиваясь, двигалась на всех парах на юго-запад. Длинная узкая полоса Метсаны таяла по правому кормовому борту, постепенно растворяясь во мраке. Странно, но тайфун по-прежнему держался стороной и ураганный ветер не возвращался. Скорее всего, они шли в направлении шторма, сквозь который им рано или поздно было уготовано прорываться.

Приняв душ и с громадным трудом соскребя с себя остатки нефти, Николсон стоял на мостике у окна, беседуя со вторым помощником, когда к ним подошел капитан Файндхорн. Он слегка похлопал Николсона по плечу.

– Пойдемте на пару слов в мою каюту, мистер Николсон, если не возражаете. Вы ведь справитесь один, мистер Баррет?

– Да, сэр, конечно. Я дам вам знать, если что-нибудь случится?

– Обязательно.

Файндхорн прошел сквозь штурманскую рубку в каюту рядом с мостиком, закрыл дверь, проверил, задвинуты ли светонепроницаемые люки, включил свет и рукой указал Николсону на небольшой диван. Затем открыл стенной шкаф и достал два стакана и непочатую бутылку «Стэндфаста». Сорвав с бутылки пломбу, он на три пальца наполнил каждый стакан и протянул один Николсону.

– Хлебните-ка, мистер Николсон. Видит Бог, вы заслужили это и несколько часов сна сразу, как выйдете отсюда.

– С удовольствием, – пробормотал Николсон. – Но не раньше, чем вы проснетесь. Вы же всю ночь не покидали мостика. Не забыли?

– Хорошо, хорошо. – Файндхорн поднял руку, словно обороняясь. – Спорить мы будем потом. – Он посмотрел на Николсона поверх стакана. – Итак, мистер, как она вам показалась?

– «Кэрри Дэнсер»? Файндхорн кивнул.

– Невольничье судно, – спокойно сказал Николсон. – Помните арабский пароход, остановленный ВМС на выходе из Рас-эль-Хадда в прошлом году?

– Да, помню.

– Этот такой же, почти никакой разницы. Стальные двери по всему судну, включая главную и верхнюю палубы. Большинство открывается только с одной стороны. Базировалась «Кэрри Дэнсер», полагаю, где-то на островах. Недостатка в торговле вокруг Амоя и Макао не было.

– Двадцатый век, а? – тихо проговорил Файндхорн. – Купля-продажа человеческих жизней.

– Да, – сухо сказал Николсон. – Но они, по крайней мере, не дают людям умирать. Подождите, скоро они догонят цивилизованный Запад и развернутся в полном масштабе – ядовитый газ, концентрационные лагеря, бомбардировка открытых городов, – все, что мы уже имеем. Дайте им только время. Пока они всего лишь любители.

– Цинизм, молодой человек, цинизм, – покачал головой Файндхорн. – Ладно, а что вы скажете по поводу генерала Фарнхольма?

– Значит, вы уже разговаривали с его светлостью, – усмехнулся Николсон. – Он не одобрил моих действий и не мешкая дал мне это понять.

– Он, видимо, изменил к вам свое отношение. – Файндхорн снова наполнил стаканы. – «Способный молодой человек, н-да, очень способный, но… м-м… несдержанный». Что-то вроде этого. Настоящий сноб.

Николсон кивнул.

– Но он любопытный тип. В шлюпке отлично управлялся с веревкой. Как вы считаете, сильно он переигрывает?

– Да нет. – Файндхорн немного подумал. – Перегибает палку, конечно, но ненамного. Он, скорее всего, отставной армейский офицер. Вероятно, слегка повысивший себя в звании после увольнения.

– И какого черта его занесло на «Кэрри Дэнсер»? – озадаченно спросил Николсон.

– Сегодня многие находят себе компаньонов из числа весьма странных типов, – отозвался Файндхорн. – Фарнхольм не из Сингапура. У него какой-то бизнес на Борнео – какой именно, он не стал уточнять, – и он сел на «Кэрри Дэнсер» в Банджармасине вместе с несколькими другими европейцами, нашедшими манеры японцев немного грубоватыми. Но на что он точно не рассчитывал, так это на реквизицию «Кэрри Дэнсер» армией.

– Да, армией, – пробормотал Николсон. – Интересно, что же случилось с солдатами? – Маккиннон говорит, их было дюжины две, поднявшихся на борт, дабы «Кэрри Дэнсер» без всяких фокусов направилась в Дарвин?

– Да, интересно. – Файндхорн сжал губы. – Фарнхольм говорит, что их разместили на баке.

– За одной из этих хитроумных дверок, открывающихся лишь с одной стороны?

– Наверное. Вы видели это?

Николсон покачал головой.

– К тому времени, когда мы оказались на борту, вся баковая надстройка находилась под водой. – Николсон отхлебнул немного виски и сморщился не от выпивки, а от пришедшей ему в голову мысли. – Замечательная альтернатива: утонуть или сгореть заживо. Хотелось бы встретиться когда-нибудь с капитаном Сайреном. Подозреваю, что многим другим – тоже… А как остальные пассажиры? Могут они что-либо добавить?

– Нет. Они или больны, или еще не пришли в себя от пережитого, или просто ничего не знают.

– Полагаю, все вымыты, размещены и уложены спать?

– Более или менее. Я рассовал их по всему судну. Солдаты – на корме, двое тяжелораненых – в лазарете, остальные восемь – в курительной и двух резервных каютах по левому борту. Фарнхольма и священника я отправил в рабочее помещение механиков.

Николсон усмехнулся.

– На это стоит посмотреть – британский раджа дышит одним воздухом с суровым язычником.

– Вы будете удивлены, – фыркнул Файндхорн. – У них у каждого – по дивану, посередине – стол с бутылкой виски, и, похоже, они находят общество друг друга весьма приятным.

– Но когда я в последний раз видел Фарнхольма, у него было всего полбутылки, – задумчиво проговорил Николсон. – Интересно…

– Вероятно, он выпил ее одним глотком. Он не расстается с большим кожаным саквояжем, в котором, я думаю, нет ничего, кроме бутылок виски.

– А остальные?

– Кто? Ах, да. Маленькую пожилую леди поместили в каюте Уолтерса, – он перенес свой матрац в радиорубку. Старшая санитарка, по всей видимости, отвечающая за…

– Мисс Драхман?

– Именно. Так вот, она и ребенок в каюте юнги. Вэньера и пятого механика пришлось подселить к четвертому механику и Баррету, так как их каюты заняли остальные санитарки.

– Все ясно. – Николсон вздохнул. – Надеюсь, они не попадут из огня да в полымя. Мы снова попытаемся пройти в пролив Каримата, сэр?

– Почему бы и нет. Где еще мы можем…

Он не договорил, так как Николсон потянулся к зазвонившему телефону.

– Да, каюта капитана… А, это вы, Билли… Да, он здесь. Не вешайте трубку. – Николсон легко встал, держа телефон в руке. – Второй механик, сэр.

Файндхорн говорил с полминуты, издавая в основном междометия. Николсона заинтересовало, что же могло понадобиться Уиллоуби. Голос второго механика звучал почти сонно, однако никто еще никогда не видел, чтоб Уиллоуби волновался. По мнению Эрнеста Уиллоуби, ничто в этом мире не стоило переживаний. Вечно витавший в облаках чудаковатый второй механик – самый великовозрастный член экипажа «Виромы», питавший безудержную страсть к литературе и такое же презрение к двигателям и всему, что связано с заработком на жизнь, – Уиллоуби был самым честным и бескорыстным человеком из когда-либо встреченных Николсоном.

Файндхорн взял фуражку и повернулся к двери.

– Вы не подождете меня здесь? – спросил он. – Я должен спуститься вниз.

Через две минуты после ухода капитана телефон зазвонил снова. Это был Файндхорн, попросивший Николсона зайти в обеденный салон. Зачем, он не объяснил. На пути вниз Николсон увидел четвертого помощника, выходившего из каюты радиста. Николсон вопросительно поднял бровь. Вэньер через плечо бросил взгляд на дверь только что покинутой каюты со смешанным выражением негодования и недоброго предчувствия.

– Эта старая бой-баба сегодня в голосе, сэр, – проговорил он.

– Кто?

– Мисс Плендерлейт, – пояснил Вэньер. – Она в каюте Уолтерса. Я только задремал, как она начала долбить в перегородку. Я проигнорировал это, так она вышла в коридор и принялась кричать. – Вэньер остановился и прочувствованно добавил: – У нее очень громкий голос, сэр.

– Так что же она хотела?

– Ей нужен капитан. – Вэньер скептически покачал головой. – «Молодой человек, я должна видеть капитана. Немедленно. Скажите, пусть зайдет ко мне». И выставила меня за дверь. Что мне делать, сэр?

– Именно то, о чем она просила, конечно. – Николсон усмехнулся. – Я хочу присутствовать при этом. Он внизу, в салоне.

Миновав одну палубу, они вместе вошли в салон с двумя вытянувшимися во всю его длину столами, рассчитанными на двадцать человек. Но теперь в салоне находилось только трое.

Капитан и второй механик стояли бок о бок, слегка покачиваясь вместе с судном. Как всегда в безукоризненной униформе, Файндхорн улыбался. Равно как и Уиллоуби. Однако на этом сходство между ними заканчивалось. Высокий, сутулый Уиллоуби с коричневым морщинистым лицом и копной спутанных волос был кошмаром для любого портного. Он носил неглаженую рубашку, бывшую когда-то белой, с оторванными пуговицами, выцветшим воротником и плечами, да грубые парусиновые брюки, складчатые, как слоновьи ноги. Легкие парусиновые туфли без шнурков были надеты на носки в ромбовидную клетку. Он явно не успел побриться, хотя, вероятно, его бритва лежала нетронутой уже неделю.

Полуоблокотившись на буфетный стол, девушка смотрела на Файндхорна и Уиллоуби. Николсону и Вэньеру был виден лишь ее профиль – правый уголок рта изогнулся вверх, образовав ямочку на оливкового оттенка персиковой щеке – она улыбалась. У девушки был прямой, великолепный точеный нос, широкий покатый лоб и собранные вокруг шеи толстым жгутом шелковистые иссиня-черные волосы, – такие блестят при ярком солнце как вороново крыло. Она отличалась типично евразийской красотой, однако при более пристальном взгляде – а мужчины всегда окидывали ее очень пристальным взглядом – становилось ясно, что она не совсем типичная евразийка, ибо черты ее не слишком широкого лица были необычайно нежными, а удивительные глаза намекали скорее на дальний север Европы. Глаза девушки, столь поразившие Николсона на борту «Кэрри Дэнсер», действительно несли в себе ясную голубизну, очень насыщенную, являясь прекрасным украшением прекрасного лица. Сейчас вокруг этих поразительных глаз едва заметно проступали темные, синеватые круги усталости.

Девушка избавилась от своей форменной шапочки и куртки с поясом, оставшись лишь в запятнанной юбке цвета хаки и слишком великоватой для нее чистой белой рубашке с высоко закатанными рукавами, обнажавшими тонкие руки. Рубашка Вэньера, вдруг понял Николсон. В шлюпке четвертый помощник все время сидел рядом с девушкой, разговаривая с ней тихим, заботливым голосом.

Николсон пропустил Вэньера в комнату впереди себя, – реакция Файндхорна на просьбу мисс Плендерлейт стоила того, чтобы ее увидеть, – мягко прикрыл за собой дверь, и едва не натолкнулся как вкопанный, сжав повисшие, негнущиеся руки в кулаки.

Не обращая внимания на Файндхорна и Уиллоуби, Вэньер уставился на санитарку, приоткрыв рот. Мисс Драхман стояла так, что свет падал на левую сторону ее лица, с глубоким и длинным рваным шрамом, лиловый оттенок которого говорил о его свежести.

Санитарка несколько секунд молча смотрела на Вэньера, затем улыбнулась.

– Боюсь, я не слишком-то хорошо выгляжу, правда? – В ее вопросе не содержалось ни упрека, ни осуждения, – эти слова были произнесены скорее извиняющимся тоном.

Вэньер ничего не ответил. Его лицо, приобретшее поначалу бумажный оттенок, залила краска.

Николсон стремительно обошел Вэньера, кивнул Уиллоуби и остановился перед санитаркой. Капитан Файндхорн пристально наблюдал за ним, но старший помощник не догадывался об этом.

– Добрый вечер, мисс Драхман. – Его тон был холодным, но дружеским. – Все ваши пациенты устроены и чувствуют себя нормально?

Хотите банальностей, подумал Файндхорн, – пожалуйста: старший помощник Джон Николсон к вашим услугам.

– Да, спасибо, сэр.

– Не надо называть меня «сэром», – раздраженно проговорил он. – Я однажды уже говорил вам об этом. – Он поднял руку и мягко прикоснулся к поврежденной щеке девушки. Мисс Драхман, даже не дрогнув, продолжала спокойно стоять, лишь глаза на бесстрастном лице на какое-то мгновение расширились. – Наши маленькие японские друзья, насколько я понимаю? – Его голос был таким же мягким, как и прикосновение.

– Да, – кивнула она. – Меня схватили недалеко от Кота-Бару.

– Один из этих зубчатых ритуальных штыков, не так ли? – Он внимательно осмотрел шрам, заметил узкий глубокий порез на подбородке и рваный разрыв под виском. – Вы что, все время лежали на земле?

– Вы очень проницательны, – медленно проговорила она.

– Как вам удалось бежать? – с любопытством спросил Николсон.

– Какой-то человек зашел в бунгало – наш полевой госпиталь. Крупный такой, с рыжими волосами. Он назвался «аргайллом» или что-то вроде этого. Он вырвал штык из рук японца и попросил меня отвернуться. Когда я снова посмотрела в их сторону, японский солдат лежал на полу. Мертвый.

– Да здравствует Аргайллский полк, – пробормотал Николсон. – А кто вам зашил щеку?

– Тот же человек. Он сказал, что у него не очень-то хорошо получилось.