Текст книги "«Ураган» с острова Наварон"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Глава 8
ПЯТНИЦА
15 час. 00 мин. – 21 час. 15мин.

Итак, час настал, и Мэллори знал это. Посмотрев на  Андреа, Миллера, Рейнольдса и Гроувза, он понял, что и они знали это. В их лицах он отчетливо прочел то, что испытывал сам – напряжение, готовое прорваться  в любую минуту, состояние взведенного курка – коснись его, и раздастся выстрел. Он наступал всегда, этот момент истины, который отбрасывал все второстепенное и обнажал истинную сущность человека. Мэллори подумал о том, как поведут себя Рейнольдс и Гроувз, и решил, что с ними проблем не будет. Ему и в голову не пришло задать тот же вопрос о Миллере и Андреа – он слишком хорошо знал их: Миллер в безвыходных  ситуациях был способен на самые рискованные поступки, в то время как Андреа, обычно добродушно-веселый‚ и несколько апатичиый, преображался до неузнаваемости, сочетая холодно-расчетливый ум с сокрушительной  физической силой. Мэллори не знал другого такого человека ни по чьим-то рассказам, ни по собственному опыту. Когда Мэллори заговорил, голос его звучал, как всегда, ровно и бесстрастно.

– Вылет предполагается в четыре часа. Сейчас три. Если повезет, то застанем их врасплох. Все ясно?

– Вы хотите сказать, что если затея сорвется, мы будем уходить с боем? – с удивлением и, как бы не веря собственным словам, спросил Рейнольдс.

– Ваша задача стрелять и стрелять без промаха. Это приказ, сержант.

– Клянусь Богом, – произнес Рейнольдс, – я просто не понимаю, что происходит. – Выражение его лица действительно подтверждало, что он отказался от всяких попыток понять происходящее.

Мэллори и Андреа вышли и неторопливым шагом направились через лагерь к хижине Нойфельда.– Они что-то затевают, знаешь? – сказал Мэллори.

– Знаю. Где Петар с Марией?

– Спят, наверное. Они ушли из хижины пару часов назад. Мы заберем их позже.

– Позже может оказаться слишком поздно… Они в большой опасности, мой Кийт.

– Но что же делать, Андреа? В течение последних десяти часов только об этом и думаю. Дьявольский  рйск, но рискнуть придется. Ими можно пожертвовать, Андреа. Ты же знаешь, что будет, если я сейчас раскрою карты.

– Естественно‚ – угрюмо отозвался Андреа. – Это был бы конец всему.

Они вошли в хижину Нойфельда, не удосужившись постучать. Нойфельд, сидевший за письменным столом рядом с Дрошни, посмотрел на вошедших с удивленным раздражением и взглянул на часы.

– Я же сказал в четыре, а не в три, – отрывисто-грубо произнес Нойфельд.

– Простите, мы ошиблись. – извинился Мзллори. Он закрыл дверь. – Пожалуйста, без глупостей.

Нойфельду и Дрошни было не до глупостей, как, впрочем, и любому другому, окажись он на их месте, поскольку прямо в лицо им смотрели дула двух «люгеров» с прикрученными перфорированными глушителями. Нойфельд с Дрошни просто сидели не шевелясь, и выражение шока постепенно исчезало с их лиц. После длительной паузы Нойфельд наконец заговорил с некоторой запинкой.

– Я серьезно просчитался в недооценке...

– Молчать. Разведчики Брозннка установили местонахождение четырех британских агентов, попавших в плен. Нам приблизительно известно, где они. Вам же известно точно. Отведете вас туда. Немедленно.

– Вы с ума сошли, – сказал Нойфельд убежденно.

– Обойдемся без ваших замечаний. – Андреа подошел к Нойфельду и Дрошни сзади, вынул из кобуры пистолеты, извлек обоймы и вернул пистолеты обратно. Затем прошел в угол, подобрал два «шмайссера», вынул из магазинов патроны, вернулся к столу и положил на него автоматы – один перед Нойфельдом, другой перед Дрошни.

– Будьте любезны, джентльмены, – вежливо сказал Андреа. – Теперь вы вооружены до зубов.

– А если мы откажемся пойти с вами? – злобно спросил Дрошни.

Вежливость Андреа как рукой сняло. Он неспешно  обошел стол и с такой силой двинул глушителем «люгера» в зубы Дрошни, что тот вскрикнул от боли. – Пожалуйста... – Голос Андреа звучал почти умоляюще. – Пожалуйста, не искушайте меня.

Дрошни благоразумно замолчал. Мэллори перешел к окну и выглянул, осматривая территорию лагеря. В тридцати футах от хижины Нойфельда разместилась группа четников, человек десять-двенадцать, все с оружием. В противоположном конце лагеря дверь в конюшню была открыта, а это означало, что Миллер и двое сержантов заняли позицию.

– Сейчас вы пройдете через лагерь к конюшне, – заявил Мзллори. – Ни с кем не разговаривать, никаких знаков и сигналов кому бы то ни было. Мы будем идти следом на расстоянии десяти ярдов.

– Десять ярдов. Что может помешать нам убежать? Вы же не осмелитесь открыто конвоировать нас.

– Так-то оно так, – согласился Мэллори. – Но как  только вы переступите порог этой хижины, на вас будут наведены три «шмайссера». Если вы предпримете что-нибудь – хоть что-нибудь – вас изрешетят. Поэтому-то мы станем держать дистанцию: не хочется, чтобы нас продырявили вместе с вами.

По знаку Андреа Нойфельд и Дрошни в напряженной тишине перекинули через плечо свои пустые  «шмайссеры». Мэллори внимательно посмотрел на них. – Советую вам сменить выражение лица. Глядя на вас, люди тотчас заподозрят неладное. Если вы откроете дверь с такими лицами, Миллер пристрелит вас до того, как вы спуститесь на последнюю ступеньку. Прошу верить моим словам.

Они поверили и к тому моменту, когда Мэллори распахнул дверь, постарались придать своим лицам более или менее нормальное выражение. Спустившись по ступенькам, они зашагали к конюшне. Когда Нойфельд с Дрошни прошли полпути, Андреа и Мэллори вышли из хижины и последовали за ними. Раз или два на них посмотрели с праздным любопытством, однако никто ничего не заподозрил. Они спокойно дошли до конюшни.

Столь же гладким был и их уход из лагеря чуть позже.

Как и полагалось, Нойфельд и Дрошни возглавляли группу, причем Дрошни выглядел особенно воинственно со «шмайссером», пистолетом и угрожающе изогнутыми ножами за поясом. Следом за ними ехал Андреа, который, судя по всему, обнаружил какие-то неполадки в своем «шмайссере», ибо держал его в руках и внимательно осматривал; Андреа ни разу не взглянул ни на Дрошни, ни на Нойфельда, и сама мысль о том, что стоило Андреа поднять ствол автомата всего лишь на фут, нажать на курок, и он изрешетил бы первых двух всадников, казалась настолько абсурдной, что не могла прийти в голову даже самому бдительному наблюдателю. За Андреа бок о бок двигались Мэллори и Миллер. Как и Андреа, они выглядели равнодушными и даже скучающими. Рейнольдс и Гроувз замыкали группу, всем своим видом старательно изображая беспечность, что, в отличие от товарищей, не очень удавалось им: их застывшие лица и беспокойно бегающие глаза выдавали волнение. Однако волновались они напрасно – все обошлось, и они покинули лагерь, не возбудив ни малейшего подозрения со стороны солдат, которые даже не взглянули в их сторону.

В пути они пробыли более двух с половиной часов, в основном поднимаясь в гору. Кроваво-красное солнце уже садилось за редеющими соснами, когда они вышли на поляну с ровной поверхностью, что в этих краях встречалось нечасто. Нойфельд и Дрошни остановили своих коней и стали поджидать остальных. Мэллори натянул поводья и принялся разглядывать здание, стоявшее посреди поляны – приземистый, капитально сложенный блокгауз с узкими зарешеченными окнами и двумя трубами на крыше. Из одной валил дым.

– Здесь, что ли? – спросил Мэллори.

– Неуместиый вопрос. – Нойфельд, хотя и ответил ровным голосом, еле сдерживал гнев. – Вы полагаете, я потратил столько времени, чтобы обмануть вас?

– Ничуть не удивился бы, – отозвался Мэллори и еще раз внимательно осмотрел здание. – Выглядит весьма гостеприимно.

– Склад боеприпасов – это вам не фешенебельный отель.

– Резонно, – согласился Мэллори и подал знак, чтобы всадники выехали на середину поляны. Стоило им показаться на открытом пространстве, как на фасаде невидимая рука отодвинула металлические щитки, открыв две амбразуры, из которых выдвинулись стволы пулеметов. Лишенные укрытия, семеро всадников оказались целиком в их грозной власти.

– Ваши люди неплохо справляются с охраной, – признал Мзллори, обратившись к Нойфельду. – Впрочем, для такого места много людей и не требуется. Сколько их там?

– Шесть, – нехотя ответил Нойфельд.

– Если окажется семь, застрелю, – пригрозил  Андреа

– Шесть.

Они подъехали ближе, и оружие – пулеметчики не могли не признать Нойфельда и Дрошни – исчезло в стене, амбразуры закрылись, и тяжелая, железная входная дверь распахнулась. На пороге показался сержант, который с почтением отдал честь, разглядывая прибывших с некоторым удивлением.

– Неожиданный сюрприз, гауптмап Нойфельд‚ – сказал сержкант. – Мы не получали радиограммы о вашем прибытии.

– Рация временно вышла из строя. – Нойфельд жестом пригласил спутников войти в помещение, но Андреа галантно пропустил его вперед, подкрепив свою любезность многозначительным движением «шмайссера». Нойфельд вошел первым, за ним Дрошни, затем все остальные.

Окна оказались столь узкими, что освещения не хватало, и горели коптилки, чей тусклый свет дополнялся огнем, разведенным в очаге. Грубо вытесанные каменные стены производили тягостное впечатление, однако сама комната была добротно обставлена – стол, стулья, два кресла, диван и даже несколько ковриков. В комнату выходили три двери, одна – с прочными засовами. В помещении, кроме встретившего их сержанта, находились еще трое вооруженных солдат. Мэллори посмотрел на Нойфельда, и тот кивнул, сдерживая злость.

– Приведите пленных, – приказал Нойфельд одному из охранников. Часовой снял со стены массивный ключ и направился к двери с засовами. Сержант вместе с другим солдатом копались у пулемета. Андреа с беспечным видом подошел к солдату и неожиданно с силой толкнул его на сержанта. Они, в свою очередь налетели на часового, вставлявшего ключ в дверь, а тот в полный рост растянулся на полу. Сержант и солдат отчаянно пытались сохранить равновесие и удержались на ногах. Они уставились на Андреа глазами, полными ярости и недоумения, однако ни кто из них не посмел шевельнуться, что оказалось весьма благоразумным. Благоразумный человек никогда не сделает резкого движения, если в трех шагах на него нацелен «шмайссер».

– Вас должно быть шестеро, – сказал Мэллори сержанту. – Где остальные?

Ответа не последовало, часовой глядел на него вызывающе. Мэллори повторил вопрос на чистейшем немецком. Часовой промолчал и перевел глаза на Нойфельда, который стоял с каменным лицом, сжав губы.

– Вы сошли с ума? – обрушился на сержанта Нойфельд. – Не видите, что ли, это – убийцы. Говорите.

– Ночной караул. Они спят. – Сержант показал на  дверь  вон там.

– Откройте дверь. Пусть выходят. Спиной вперед, руки на голову.

– Исполняйте все в точности, – приказал Нойфельд. Сержант исполнил все в точности, и так же поступили трое часовых, спавших во внутренней комнате – они вышли именно так, как было велено, и, судя по их поведению, даже не помышляли о сопротивлении. Мэллори повернулся к часовому с ключом, который с трудом поднялся с пола, и движением головы показал на дверь с засовами.

– Откройте.

Часовой повернул ключ в замке и распахнул дверь. Четверо британских офицеров вышли медленным, нерешителышм шагом. От длительного пребывания взаперти они выглядели очень бледными, хотя, впрочем, не было заметно и следов жестокого обращения. Первым вышел человек с майорскими погонами; его аккуратно подстриженные усы и особый выговор выдавали в нем выпускника одного из привилегированных военных училищ. Увидев Мэллори и его людей, он резко остановился и удивленно распахнул глаза.

– Боже правый! Какого дьявола, вы, ребята…

– Не сейчас, – пресек его Мэллори. – Сожалею, но говорить будем потом. Заберите свои шинели, мало-мальски теплую одежду и ждите снаружи.

– Но… но… куда вы нас отправите?

– Домой. В Италию. Нынче ночью. Прошу вас, скорей!

– В Италию? Вы говорите…

– Быстрей же! – Мэллори с отчаянием взглянул на часы. – Мы уже и так опаздываем.

Четверо пленных офицеров поспешно, насколько позволяло их ошеломленное состояние, собрали теплую одежду и гуськом вышли наружу. Мэллори вновь обратился к сержанту.

– У вас здесь должны быть лошади, конюшня.

– Да, за блокгаузом, – тотчас же ответил сержант, успевший за короткое время приспособиться к новой жизненной ситуации.

– Молодец, – похвалил его Мэллори и посмотрел  на Гроувза с Рейнольдсом. – Нам понадобятся еще две лошади. Оседлайте, пожалуйста.

Гроувз с Рейнольдсом вышли. Мэллори и Миллер  вскинули автоматы, и Андреа по очереди обыскал шестерых охранников. Не обнаружив ничего, он повел их  в подвал, запер дверь и повесил тяжелый ключ на стену. Затем столь же тщательно обыскал Нойфельда и Дрошни. У последнего он отобрал ножи и небрежно швырнул их в угол. Лицо Дрошни исказилось от ненависти.

– Я застрелил бы вас, если бы в этом возникла необходимость, – произнес Мэллори, глядя в упор на Нойфельда и Дрошни. – Пока же этого не требуется. Вас хватятся не раньше утра.

– Не раньше утра, но не обязательно завтрашнего,– заметил Миллер.

 – Они и так – лишняя обуза, – равнодушно проговорил Мэллори. Неожиданно лицо его осветилось улыбкой. – Оставляя вас здесь, гауптман Нойфельд, не могу не сказать напоследок одной вещи, одной маленькой приятной вещицы, чтобы у вас было о чем поразмышлять на досуге. – Он выразительно посмотрел на Нойфельда, который не произнес ни слова, и продолжал: – Относительно информации, переданной вам сегодня утром.

– Относительно вашей утренней информации? – насторожнлся Нойфельд.

– Именно. Боюсь, она была не совсем точной. Вукалович ожидает атаку с севера, через Зеницкое Ущелье, а не через мост с юга. Мы знаем, что в лесу, севернее Зеницкого Ущелья, сосредоточено около двухсот танков, но это сейчас, а к двум часам ночи, когда начнется ваше наступление, их там уже не будет. Не будет по той простой причине, что я успею связаться с нашими эскадрильями «Ланкастеров» в Италии. Подумайте об этом, подумайте только, какая прекрасная мишень. Двести танков, скученных в крошечной ловушке размером сто пятьдесят на триста ярдов. Британские ВВС прибудут в половине второго. К двум часам ночи  там не останется ни одного уцелевшего танка.

Нойфельд посмотрел на Мэллори долгим взглядом. С окаменевшим лицом он медленно и тихо произнес: – Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!

– Ничего другого вам и не остается, – охотно согласился Мэллори. – К тому моменту, когда вас освободят – допустим, это произойдет – все будет кончено. До встречи после войны.

Андреа запер Нойфельда с Дрошни в боковой комнате и повесил ключ на стену рядом с ключом от подвала. Затем они покинули блокгауз, замкнули входную дверь, повесили ключ на гвоздь возле двери, сели на лошадей – Гроувз и Рейнольдс к тому времени успели оседлать еще двоих – и стали взбираться в гору.

В быстро угасавших сумерках Мэллори достал карту и стал изучать предстоящий маршрут.

Он пролегал вдоль кромки соснового леса. Отъехав от блокгауза всего полмили, Андреа натянул поводья, спешился, поднял правую переднюю ногу животного и внимательно осмотрел ее.

– В подкову забился камень, – сообщил он, глядя на остановившихся спутников.– Глубоко, но не очень. Придется вынимать.  Не ждите меня, я нагоню вас через пару минут.

Мэллори, согласно кивнул и дал знак остальным двигаться дальше.  Андреа достал нож, поднял копыто  и усердно заработал ножом, якобы извлекая застрявший камень. Черев минуту-другую он посмотрел вслед отъехавшим и убедился, что группа скрылась из виду. Убрав нож, Андреа отвел коня, который впрочем ничуть не хромал, в глубь леса и оставил его там на привязи. Сам же стал спускаться с холма. Выбрав удобную для наблюдения сосну, он устроился за ней и достал из футляра бинокль.

Ждать пришлось недолго. Вскоре из-за дерева, стоявшего на поляне внизу, появились чьи-то голова и плечи. Андреа, растянувшись на снегу и крепко прижав к глазам холодные окуляры бинокля, без особого труда узнал в человеке сержанта Баера, круглолицего, толстого, с избытком веса фунтов в семьдесят при невпечатляющем росте. Такая внешность запоминается легко, и не узнать его мог лишь человек с нарушениями умстенного развития.

Баер нырнул в лес и вскоре появился вновь, ведя за собой вереницу лошадей. У одной к навьюченному мешку крепился объемистый зачехленный предмет. Две другие шли под седоками, руки которых были привязаны к передней луке седла. Андреа узнал Петара и Марию. Затем появились еще четыре всадника. Сержант Баер знаком призвал их следовать за собой. В считанные секунды группа пересекла открытое пространство и, обогнув блокгауз, исчезла из виду. Андреа медленно обвел глазами опустевшую поляну, закурил очередную сигару и вернулся вверх по склону к привязанному коню.

Сержант Баер спешился, достал из кармана ключ, но, увидев другой, висевший на гвозде, отпер им дверь и вошел внутрь. Оглядевшись, он снял со стены один из ключей и открыл боковую дверь. Гауптман Нойфельд вышел и, поглядев на часы, улыбнулся.

– Вы очень пунктуальны, сержант Баер. Рация с собой?

– Да, там, снаружи.

– Хорошо, хорошо. – Нойфельд взглянул на Дрошни и снова улыбнулся. – Думаю, нам пора прогуляться  до плато Ивеничи.

 – Почему вы уверены, что они выбрали именно это место, гауптман Нойфельд? – уважительно спросил сержант Баер.

– Откуда такая уверенность? Очень просто, мой дорогой Баер. Потому что Мария… Кстати, она с вами?

– Естественно, гауптман Нойфельд.

– Потому что так сказала Мария. Плато Ивеничи. Точно.

На плато Ивеничи опустилась ночь, а колонна изможденных солдат все еще продолжала вытаптывать посадочную полосу. Теперь работа не требовала огромных физических усилий, так как снег под ногами постепенно превращался в ровную твердую поверхность. Однако, несмотря на подоспевшее подкрепление в лице пятисот солдат, общий уровень усталости был таков, что вскоре люди уже мало отличались от тех, кто только намечал в нетронутом глубоком снегу первые контуры посадочной полосы.

Колонна успела перестроиться, и ее форма изменилась. Вместо двадцати рядов в пятьдесят человек каждый в ней стало пятьдесят рядов с двадцатью солдатами в шеренге. Расчистив пространство по ширине размаха крыльев, они теперь занялись утрамбовкой поверхности под шасси, для чего снег следовало спрессовать с максимальной плотностью.

В небе низко стояла неполная луна ярко-белого цвета, с севера медленно надвигались узкие вереницы разрозненных облаков. И когда они наплывали на луну, по поверхности плато лениво расползались черные тени.

Колонна то освещалась серебристым лунным светом, то исчезала из виду в темноте. Зрелище фантастическое, нереальное, как в сказке; жуткое, как в дурном сне. Оно, как только что неромантично выразился полковник Виз в разговоре с капитаном Влановичем, напомниало «Ад» Данте с той лишь разницей, что здесь было градусов на сто холоднее. По меньшей мере, на сто градусов, поправился Виз: он не был уверен, какая температура в аду.

Именно такое зрелище застали Мэллори и его люди, когда они без двадцати девять вышли на вершину холма и остановили лошадей в нескольких шагах от края обрыва, которым заканчивался западный участок плато Ивеничи. Они оставались в седлах в течение нескольких мниут, не шевелясь и не разговаривая, зачарованные видом тысячи людей-призраков, которые сгорбясь, утаптывали снег. Зачарованные – так как понимали, что являются свидетелями уникального зрелища, которое видят первый и последний раз в жизни. Вскоре Мэллори стряхнул оцепенение, взглянул на Миллера и Андреа и медленно покачал головой, словно отказываясь верить собственным глазам. Миллер и Андреа ответили ему точно таким же движением. Мэллори повернул лошадь направо и двинулся вдоль обрыва. Спустя десять минут их приветствовал полковник Виз.

– Не ожидал увидеть вас, капитан Мэллори.– Виз воодушевленно тряс его руку. – Клянусь Богом, не ожидал. Вы и ваши люди обладаете потрясающей способностью выживать.

– Повторите то же самое через несколько часов,– сухо произнес Мэллори, – и я буду счастлив услышать это.

– Но ведь все позади. Самолет будет…– Виз взглянул на часы, – ровно через восемь минут. Площадка подготовлена, она достаточно надежная, и сложностей  с посадкой и взлетом быть не должно, при условии если самолет не задержится на полосе слишком долго. Вы выполнили вашу миссию и выполнили превосходно. Вам сопутствовала удача.

– Повторите это через несколько часов, – вновь произнес Мэллори.

– Простите? – Виз не скрывал удивления. – Вы думаете, с самолетом может что-нибудь случиться?

– Нет, не думаю. Но все, что было до сей минуты, что осталось позади – всего лишь пролог.

– Пролог? Как пролог?

– Сейчас объясню.

Нойфельд, Дрошни и сержант Баер оставили лошадей на привязи возле деревьев и стали преодолевать пригорок, преградивший им путь. Сержант Баер двигался по снегу с большим трудом, сгибаясь под тяжестью портативного передатчика. Не доходя до вершины, они опустились на землю и поползли, пока не окавались в нескольких футах от края скалы, выходившей к плато Ивеничи. Нойфельд достал было бинокль, но тут же убрал его: из-за темной тучи выглянула луна ярким светом озаряя мелкие детали местности. Контраст между черной тенью и ослепительным блеском снега показался столь резким,что бинокль не потребовался

Справа явственно вырисовывались палатки командного пункта Виза и рядом – несколько наспех сооруженных походных кухонь. Возле самой маленькой палатки стояла группа людей, человек двенадцать, и даже с такого расстояния можно было разглядеть, что они оживленно беседуют. Прямо под тем местом, где лежали Нойфельд и его спутники, колонна, дойдя до конца полосы, разворачивалась и медленно шла назад – страшно медленно, страшно устало – по уже утоптанному широкому пространству. Нойфельд, Дрошни и Баер, как незадолго до этого и Мэллори со своими людьми, не сводили глаз с открывшейся перед ними картины во всем ее мрачном ирреальном великолепии. Нойфельд усилием воли заставил себя оторваться от происходящего внизу и вернуться к реальности.

– Как это любезно, – прошептал он, – со стороны югославских друзей пойти на такое ради нас. – Он повернулся к Баеру и вытянул руку в сторону передатчика.– Будьте добры, свяжитесь с генералом.

Баер снял передатчик, надежно установил его на снегу, развернул антенну и настроился на нужную волну. Выйдя на связь, он после недолгого разговора передал наушники Нойфельду. Тот надел их и невольно глянул вниз, где по снегу, словно муравьи, двигалась тысяча мужчин и женщин. В наушниках раздался треск и Нойфельду пришлось отвлечься.

– Герр генерал?

– А-а. Гауптман Нойфельд. – Голос генерала звучал слабо, но очень отчетливо, безо всяких помех и искаженнй.– Ну так как? Разбираюсь я в психологии англичан?

– Вы ошиблись профессией, герр генерал. Вам бы быть психологом. Всё произошло именно так, как вы предсказывали. Видимо, вас заинтересует то, что британские ВВС начнут усиленную бомбардировку Зеницного Ущелья ровно в час тридцать этой ночью.

– Так-так-так. – Циммерманн призадумался. – Действительно, интересно. Однако совсем не неожиданно.

– Вы правы, герр генерал.– Нойфельд поднял глаза: Дрошни, тронув его за плечо, показывая на север. – Одну секунду.

Нойфельд стащил наушники и повернул голову туда, куда указывала рука Дрошни. Он поднес к глазам бинокль, но ничего не увидел. Тем не менее, он безошибочно определил характер звуков. В вышине нарастал дальний гул двигателей. Нойфельд вновь нацепил наушники.

– Мы вынуждены поставить англичанам отличную оценку за пунктуальность. Появился их самолет.

– Прекрасно, прекрасно. Информируйте меня постоянно.

Нойфельд оттянул один наушник и стал вглядываться в небо, но луна скрылась за тучей, и он опять ничего не увидел. А между тем шум двигателей приближался. Вдруг внизу на плато раздались три пронзительных свистка. Маршировавшая колонна моментально рассыпалась, мужчины и женщины устремились к восточной границе плато, где лежал глубокий снег. Но человек восемьдесят, очевидно по предварительной договоренности, остались на месте, рассредоточившись по обе стороны полосы.

– Неплохо организовано, нужно отдать им должное, – одобрительно воскликнул Нойфельд.

Дрошни злорадно ухмыльнулся. – Тем лучше для нас, а?

– Похоже, все лезут из кожи вон, чтобы помочь нам нынешней ночью, – согласился Нойфельд.

Темная гряда облаков сдвинулась к югу, и луна залила плато белым светом. В ту же секунду, менее чем  в полумиле, Нойфельд увидел четкие контуры самолета, заходящего на посадку. Раздался громкий свист, и  люди, выстроившиеся вдоль полосы, включили фонари, что в данных условиях, когда было светло почти как днем, выглядело излишним.

– Сейчас сядет, – сказал Нойфельд в микрофон. – Это бомбардировщик, «Уэллингтон».

– Будем надеяться, приземлится удачно‚ – проговорил Циммерманн.

 – Да уж, будем надеяться.

«Уэллингтон» приземлился удачно – идеальная посадка, учитывая чрезвычайные условия. Он быстро снижал скорость, но не останавливался, а продолжал катить к концу полосы.

– Сел на полосу, герр генерал, и продолжает движение, – проговорил в микрофон Нойфельд.

– Почему он не останавливается? – спросил Дрошни.

– На снегу тормозной путь совсем иной, чем на бетонной дорожке, – ответил Нойфельд. – При взлете у них каждый ярд будет на счету.

  Совершенно очевидно, что пилот «Уэллингтона» был  того же мнения. До конца полосы оставалось ярдов пятьдесят, когда из многолюдной толпы на обочине отделились две группы людей и бросились к самолету. Одна устремилась к заблаговременно распахнутому люку, другая – к хвостовому оперенью. Обе группы подбежали к самолету, когда он достиг конца полосы и остановился. Человек двенадцать тут же налегли на хвостовую часть и принялись разворачивать «Уэллингтон» на 180°.

– О Боже, – поразился Дрошни, – они не теряют ни секунды, а?

– Это было бы непозволительно. Если самолет останется на месте, то начнет проваливаться в снег. – Нойфельд поднес к глазам бинокль и заговорил в микрофон.

– Теперь они садятся в самолет, герр генерал. Один, два, три… семь, восемь, девять. Да, всего девять. – Нойфельд облегченно вздохнул и почувствовал, как спадает напряжение – Примите самые сердечные поздравления, герр генерал. Их и самом деле девять.

Самолет развернулся, готовый взлететь. Пилот убрал тормоза, включил двигатели на полную мощность, и спустя двадцать секунд после приземления «Уэллингтон» вновь двинулся с нарастающей скоростью по снегу. Пилот действовал рискованно: он дотянул разбег до самого конца взлетной полосы и лишь тогда поднялся в воздух, оторвавшись от земли чисто и легко. Самолет постепенно набирал высоту в ночном небе.

– Взлетели, герр генерал‚ – доложил Нойфельд. – Все идет исключительно по плану. – Он прикрыл ладонью микрофон, провожая улетавший самолет взглядом, и улыбнулся Дрошни. – Думаю, им следует пожелать счастливого пути, согласны?

Мэллори, стоявший в многолюдной толпе на краю взлетной полосы, опустил бинокль. – Счастливого им  полета.

Полковник Виз печально покачал головой. – И вся эта работа лишь для того, чтобы отправить пятерых отпускников на отдых в Италию…

– Осмелюсь заметить, они нуждались в отдыхе.

– Черт с ними! А как же мы? – требовательно  спросил Рейнольдс. Он произнес эти слова без злобы.

Судя по лицу, он был беспредельно озадачен. – Ведь этот чертов самолет предназначался для нас.

– М-м-м. Ну, я передумал.

– Передумали... Так я и поверил, – с горечью сказал Рейнольдс.

На борту «Уэллингтона» усатый майор недоверчиво оглядел пассажиров – троих коллег-военных, вызволенных из плена, и пятерых партизан – недоуменно покачал головой и обратился к капитану, сидевшему рядом.

– Странная история, вы не находите?

– Очень даже странная, – подтвердил капитан и с  любопытством скользнул взглядом по листкам в руке майора. – А это что?

– Карта и бумаги. Меня попросили передать их какому-то бородачу из ВМС после приземления в Италии. Непонятный парень, этот Мэллори, нет?

– Очень даже непонятный, сэр, – согласился капитан.

Мэллори и его люди, а также Виз с Влановичем отделились от толпы и подошли к командной палатке Виза.

– Вы распорядились насчет веревок? Мы должны немедленно уходить.

– К чему такая безумная гонка, сэр? – спросил Гроувз. Как и Рейнольдс, он уже испытывал не досаду, а беспомощное удивленне. – Я хочу сказать, зачем  вдруг спешить сломя голову.

– Петар и Мария, – угрюмо произнес Мэллори. – Спешить нужно ради них.

– Ради Петара и Марии? – с подозрением переспросил Рейнольдс. – А они-то тут при чем?

– Они заключены под стражей в блокгаузе. И когда Нойфельд с Дрошни вернутся туда…

– Вернутся туда…– обескураженно повторил Гроувз. – Что значит – вернутся? Мы… мы же их заперли. И откуда, ради всего святого, нам известно, что Петар и Мария находятся в блокгаузе? Разве это возможно? То есть, я хочу сказать, когда мы уходили, их там не было, а прошло не так уж много времени.

– Когда Андреа сказал, что в подкову забился камень – мы как раз направлялись сюда – на самом деле никакого камня не было. Андреа остался вести наблюдение.

– Дело в том, – вмешался Миллер, – что Андреа не доверяет никому.

– Он увидел, как сержант Баер доставил туда Петара и Марию, – продолжал Маллори. – Со связанными руками. Баер освободил Нойфельда и Дрошни, а потом, бьюсь об заклад, эта неразлучная парочка поднялась вон на ту скалу, чтобы удостовериться, что мы действительно улетели.

– Вы не слишком много нам рассказываете, вам не кажется, сэр?  – уныло спросил Рейнольдс.

– Скажу вот что, – начал Мэллори уверенным голосом. – Если мы не поспешим, Марии и Петару не поздоровится. Сейчас Нойфельд и Дрошни еще не догадываются, но вскоре сообразят, что именно Мария сообщила мне местонахождение пленных агентов. Нойфельду и Дрошни с самого начала было известно, кто мы. Им об этом рассказала Мария. Теперь же они знают, кто такая Мария. Незадолго до того, как Дрошни  убил Сондерса...

– Дрошни? Мария? – Рейнольдс силился вникнуть в суть услышанного, но быстро понял безнадежность своих попыток.

– Я просчитался, – устало сказал Мэллори. – Такое бывает с каждым, но на сей раз я допустил грубую ошибку. – Он улыбнулся, но взгляд его оставался серьезным. – Вы, очевидно, помните, с каким гневом обрушились на Андреа, когда он затеял драку с Дрошни возле столовой в лагере Нойфельда?

– Конечно, помню. Такого идиотизма…

– Извиниться перед Андреа вы сможете позже, в более подходящее время, – прервал его Мэллори. – Андреа спровоцировал Дрошни по моей просьбе. Я  знал, что когда мы вышли из столовой, Нойфельд и Дрошни задумали коварный план, и мне нужно было  улучить момент, чтобы расспросить Марию об их намерениях. Она рассказала, что они решили послать вслед за нами двух четннков, переодетых и загримированных, чтобы те в лагере Брозника наблюдали за каждым нашим шагом. Они еще сопровождали нас на том жутком грузовике. Андреа и Миллер убили их.