Текст книги "«Ураган» с острова Наварон"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

 Конструкция выглядела весьма ненадежной – старый шаткий деревянный подвесной мост, готовый в любой момент рухнуть под собственной тяжестью. Но еще хуже было само месторасположение мостика, которое, казалось выбирал человек с извращенной психикой, ибо над всем сооружением на высоте сорока футов нависал огромный валун, который, по всем признакам, не был надежно закреплен, и лишь отчаянные смельчаки рискнули бы задержаться здесь дольше не обходимого. Справедливости ради следует отметить, что иного места для строительства моста и нельзя было отыскать.

Вдоль реки пролегала узкая тропинка, усыпанная камнями. Она огибала место, которое вполне могло служить бродом, если бы не выглядело весьма опасным для жизни, и, петляя вслед за рекой, терялась из виду.

Генерал Вукалович опустил бинокль, повернулся к человеку, лежавшему рядом, и улыбнулся.

– Все спокойно на восточном фронте, а, полковник Янци?

– На восточном фронте все спокойно, – согласился Янци – невысокий моложавый человек с веселым, плутоватым выражением лица и неожиданно седыми волосами. Он переменил позу и посмотрел на север. – Но, боюсь, не очень спокойно на северном.

Вукалович повернулся и снова поднес к глазам бинокль. Улыбка сползла с его губ. Менее чем в трех милях под лучами утреннего солнца ясно просматривалось лесистое Зеницкое Ущелье, за которое в течение многих недель велись жаркие бои между оборонительными частями генерала Вукаловича под командованием полковника Янци и подразделениями наступающего 11-го армейского немецкого корпуса. То тут то там вспыхивали частые огоньки выстрелов, слева сплошной стеной к безоблачному голубому небу поднимались клубы дыма, а вдали не прекращалась ружейная стрельба, изредка заглушаемая артиллерийскими залпами. Вукалович отстранил бинокль и перевел взгляд на Янци.

 – Ослабляем силы противника накануне его атаки?

– Разумеется. Решающей атаки.

– Количество танков?

– Трудно сказать. Сведения противоречивые Мой штаб сопоставил разные данные и определил, что их сто пятьдесят.

– Сто пятьдесят!

– Так подсчитали. И по крайней мере пятьдесят из них – «тигры».

– Боже всевышний, хорошо бы оказалось, что в вашем штабе разучились считать. – Вукалович усталым жестом потер воспаленные глаза: он не спал уже две ночи. – Пойдемте посмотрим, сколько удастся насчитать нам.

Теперь шеренгу возглавляли Мария и Петар, а Рейнольдс с Гроувзом, явно не желая ни с кем общаться, замыкали цепочку, растянувшуюся на пятьдесят ярдов. Мэллори, Андреа н Миллер ехали рядом по узкой тропе. Андреа вопросительно посмотрел на Мэллори.

– Есть какие-нибудь соображения о причинах смерти Сондерса?

Мэллори мотнул головой. – Спроси что-нибудь по легче.

– А радиограмма, которую ты передал ему для эфира. Что там было?

– Рапорт о нашем благополучном прибытии в лагерь Брозника. Больше ничего.

– Психопат, – объявил Миллер. – Тот, кто орудовал ножом. Только психопат может убить из-за подобной причины.

– Может, он убил вовсе не поэтому,– тихо сказал Мэллори. – Может, он думал, что донесение совсем иного рода.

– Иного рода? – Миллер взметнул бровь так, как он один умел это делать. – И что за… – Он перехватил взгляд Андреа и осекся. Они с любопытством наблюдали за Мэллори, который замкнулся и ни на что не обращал внимания.

Как бы то ни было, подобное состояние Мэллори продолжалось недолго. Он поднял голову с видом человека, который принял определенное решение, окликнул Марию и натянул поводья. Они подождали, пока Рейнольдс и Гроувз не поравнялись с ними.

– У нас есть немало вариантов дальнейших действий, – объявил Мэллори, – и к лучшему это или к худшему, но я решил, что мы поступим следующим образом. – Он мимолетно улыбнулся. – Думаю, к лучшему, поскольку таким путем мы быстрее всего выберемся отсюда. Я переговорил с майором Брозником и узнал, что хотел. Он сообщил мне, что…

– Значит, все-таки раздобыл информацию для Нойфельда.– Если Рейнольдс и попытался скрыть нотки презрения в голосе, это ему совершенно не удалось.

– К черту Нойфельда, – горячо воскликнул Мэллори. – Партизанские разведчики обнаружили место, где под арестом содержатся четверо наших агентов.

– Ах так, – сказал Рейнольдс. – Но тогда почему партизаны ничего не предпринимают?

– Причина ясна. Агенты находятся в заключении  в глубине немецкой территории. Высоко в горах, в неприступном блокгаузе.

– Ну а мы, что‚ мы-то можем сделать для них?

 – Очень просто.– Мэллори тут же поправился. –  То есть, теоретически просто. Мы их вызволяем и сегодня же уходим.

Рейнольдс и Гроувз уставились сначала на Мэллори, потом друг на друга с выражением откровенного недоумения. Андреа и Миллер старательно прятали глаза.

– Вы с ума сошли! – констатировал Рейнольдс, ничуть не сомневаясь в справедливости своих слов.

– Вы с ума сошли, сэр, – сказал Андреа с укоризной.

–Так оно и есть! – упорствовал Рейнольдс. – Уходим? Ради Бога, куда уходим?

– Домой. В Италию.

– В Италию! – Рейнольдс переваривал это поразительное известие не менее десяти секунд, после чего саркастически усмехнулся. – Я полагаю, мы туда полетим?

– Видите ли, пересечение Адриатики вплавь займет много времени даже у такого крепкого малого, как вы. А что вы предлагаете?

– Полетим? —Гроувз не мог взять в толк.

– Полетим. В десяти километрах отсюда, даже меньше, находится высокогорное плато. Оно действительно на очень большой высоте и контролируется партизанами. Сегодня в девять вечера там будет самолет.

Наподобие людей, которые не могут уловить смысла  услышанного, Гроувз повторил предложение в форме вопроса. – Сегодня в девять вечера там будет самолет? Вы только что договорились об этом?

– Как бы я смог? У нас же нет рации.

Выражение лица Рейнольдса великолепно дополнило скептицизм, прозвучавший в его голосе.– Но тогда как вы можете утверждать, что именно в девять?

– Потому что, начиная с шести вечера, сегодня над посадочной полосой каждые три часа будет появляться «Уэллингтон» – и так в течение недели, если понадобится.

Мэллори ударил коленями своего коня, и группа двинулась дальше. Рейнольдс и Гроувз заняли обычное место – подальше от остальных. Некоторое время Рейнольдс с враждебным видом изучал спину Мэллори, за тем повернулся к Гроувзу.

– Вот так-так. Все идет как по писаному. Нас случайно засылают в лагерь Брозника. Он случайно узнает, где содержатся четверо агентов. И случайно оказывается, что над определенным аэродромом в определенное время будет самолет. Но я знаю, тоже случайно, однако наверняка, что на горном плато нет аэродрома. И ты все еще продолжаешь считать, что дело чистое?

Несчастное выражение, застывшее на физиономии Гроувза, красноречиво говорило, что он был далек от подобной мысли. Гроувз воскликнул: – Ради Бога, что же нам делать?

– Быть начеку.

Миллер, от которого их отделяло пятьдесят ярдов, кашлянул и осторожно сказал Мэллори: – Похоже, что Рейнольдс потерял... э-э... былую веру в вас, сэр.

Мэллори сухо ответил: – И неудивительно. Он ведь думает, что это я всадил нож в спину Сондерса.

На сей раз Андреа и Миллер все-таки обменялись взглядами. Их лица выражали ровно такую степень потрясения, на какую только и были способны эти два невозмутимых человека.

Глава 7
ПЯТНИЦА
10 час. 00 мин. – 12 час. 00мин.

В полумиле от лагеря Нойфельда они повстречались  с капитаном Дрошни и небольшой группой его четников. Дрошни приветствовал их без особой сердечности, но, по крайней мере, ему удалось, неизвестно какой ценой, сохранить некое подобие нейтралитета. – Итак. Вы вернулись?

– Как видите, – подтвердил Мэллори.

Дрошни взглянул на лошадей. – И путешествуете с комфортом?

– Подарок нашего хорошего друга, майора Брозника. – Он-то думает, что мы, – усмехнулся Мэллори. – Поехали на них в Конжич.

Дрошни не особенно заинтересовался тем, что думает, майор Брозник. Он вскинул голову, повернул своего коня и галопом поскакал в лагерь Нойфельда. Когда они спешились на территории лагеря, Дрошни тут же повел Мэллори в хижину Нойфельда. Как и у Дрошни, приветствие Нойфельда прозвучало не  слишком радушно, но ему, по крайней мере, удалось, вплести нотку дружелюбия в свою нейтральную речь. По его лицу также промелькнула тень удивления, и он поспешил объяснить эту реакцию.

– Честно говоря, капитан, я не ожидал, что мы снова встретимся. Было столько… э-э… тонкостей. Тем не менее, я очень рад видеть вас – ведь вы не вернулись бы без нужной мне информации. Итак, капитан Мэллори, приступим.

Мэллори сухо смотрел на Нойфельда. – Боюсь, что вы не очень деловой партнер.

– Не деловой? – вежливо переспросил Нойфельд. – В каком смысле?

– Деловые партнеры не лгут. Вы сказали, что войска Вукаловича сосредотачиваются. Это действительно так. Но не для прорыва, как вы утврждали. Они сосредотачиваются для обороны перед решающей атакой немцев, штурмом, который имеет целью полносью уничтожить их, и это нападение, как они считают, может начаться со дня на день.

 – Ладно-ладно. Неужели вы думали, что я, не испытав вас в деле, выдам вам наши военные тайны, которые вы могли бы – я сказал: могли бы, не более того – передать врагу? – рассудительно произнес Нойфельд – Вы же не настолько наивны, капитан. Что же  касается предполагаемой атаки..Кто дал вам эту  информацию?

– Майор Брозник. – Мэллори улыбнулся. Он был очень откровенен.

Нойфельд напрягся и подался вперед. Лицо его замерло, и немигающие глаза вонзились в Мэллори. – А они сказали, откуда, по их мнению, начнется атака?

– Мне только известно название. Мост через Неретву.

Нойфельд откинулся на спинку стула, издал долгий беззвучный вздох облегчения и улыбнулся, чтобы смягчить свои последующие слова. – Мой друг, если бы вы не были англичанином, дезертиром, перебежчиком и спекулянтом наркотиками, вам бы за это дали железный крест. Кстати, – продолжал он, будто это только сейчас пришло ему в голову, – из Падуи сообщили, вы чисты. Мост через Неретву? Вы уверены в этом?

Мэллори раздраженно сказал: – Если вы мне не верите…

– Конечно, конечно, верю. Это я так, к слову. – Нойфелъд выдержал короткую паузу и тихо сказал: – Мост через Неретву. – Он произнес эти слова так, что они прозвучали, словно заклинание.

– Это соответствует тому, что мы предполагали, – негромко произнес Дрошни.

– Плевать на ваши предположения, – грубо оборвал Мэллори. – Теперь поговорим о моем деле, если не возражаете. Мы успешно справились с заданием, вы согласны? Ваша просьба выполнена и необходимая информация доставлена? – Нойфельд утвердительно кивнул. – Тогда, черт возьми, помогите нам выбраться отсюда. Переправьте самолетом куда-нибудь подальше, на немецкую территорию. В Австрию или саму Германию, если угодно. Чем дальше отсюда, тем лучше. Вы ведь понимаете, что с нами произойдет, попадись мы  теперь в руки англичан или югославов?

– Нетрудно догадаться. – Голос Нойфельда звучал почти весело. – Однако, друг мой, вы нас недооцениваете. Мы уже позаботились о доставке вас в безопасное место. Некий шеф военной разведки в северной Италии очень хотел бы познакомиться с вами лично. У него есть основания думать, что вы сможете оказать ему большую помощь.

Мэллори понимающе кивнул.

Генерал Вукалович навел бинокль на Зеницкое Ущелье, узкую, заросшую лесом долину, лежащую между подножъями двух высоких крутых гор. Почти одинаковых по форме и высоте.

Среди сосен виднелись танки 11-й немецкой армии – немцы не потрудились ни замаскировать их, ни отвести поглубже в лес, что само по себе, мрачно подумал Вукалович, говорило о полной уверенности немцев  в собственных силах и в исходе предстоящего сражения. Вукалович мог отчетливо видеть солдат, копошившихся возле неподвижных танков; остальные же танки откатывалась назад, заправлялись горючим и, маневрируя, занимали каждый свое место, словно выстраиваясь в боевую позицию для непосредственной атаки. Низкий рокот тяжелых двигателей «тигров» раздавался беспрерывво.

Вукалович опустил бинокль, сделал карандашные отметки на исчерканном листе бумаги, разогнулся, потянулся, отложил со вздохом карандаш и обернулся к полковнику Янци, занятому той же работой.

Вукалович недовольно поморщился. – Приношу извинение вашему штабу, полковник. Они умеют считать ничуть не хуже меня.

На сей раз пиратские повадки н сверкающая самоуверенная улыбка капитана Йенсена, шагавшего взад-вперед по кабинету штаба 5-й армии в Термоли, Италия, были не столь очевидны, вернее, в данный момент они полностью отсутствовали. Лицо, похожее на лицо Йенсена, с его внушительными чертами, вряд ли когда-нибудь могло выглядеть по-настоящему изможденным, однако сейчас застывшее выражение безошибочно свидетельствовало о пережитом напряжении, беспокойстве и бессоннице.

По кабинету он расхаживал не один. Рядом с ним шаг в шаг следовал статный седовласый офицер в форме генерал—лейтенанта британской армии с точно таким же выражением лица. Дойдя до конца комнаты, генерал приостановился и вопросительно взглянул на сержанта с наушниками, сидевшего перед большим передатчиком «РСА». Сержант медленно покачал головой. Генерал с Йенсеном продолжили свою ходьбу по помещению.

– Время истекает, – внезапно сказал генерал. – Вы сознаете, Йенсен, что, начав решающее наступление, его уже не остановишь?

– Сознаю, – удрученно ответил Йенсен. – Каковы  последние донесения разведки, сэр?

– Донесений хватает, однако одному Богу известно, что из них следует. – Голос генерала звучал недовольно. – Вдоль всей линии Густава наблюдается интенсивная деятельность, в которую включились – судя по нашим сведениям – две бронетанковые дивизии, одна немецкая пехотная, одна австрийская и два егерских батальона – ударные альпийские войска. Они не собираются начинать наступление, это точно. Во-первых,  невозможно предпринять атаку с того места, где они маневрируют, и, во-вторых, если бы они планировали наступление, они бы, черт возьми, приняли все меры, чтобы сохранить свои приготовления в тайне.

– В чем же смысл этой активности? Если они не планируют штурм.

Генерал вздохнул. – По мнению специалистов, они готовятся к молниеносному выводу войск. По мнению специалистов! Меня волнует лишь то, что эти проклятые дивизии все еще находятся на линии Густава. Йенсен, что не сработало и где?

Йенсен беспомощно пожал плечами. – Была договоренность, начиная с четырех утра, проводить радиосеансы каждые два часа.

– На связь никто так и не вышел.

Иенсен промолчал.

Генерал задумчиво посмотрел на него.– Лучшие в  Южной Европе – ваши слова.

– Я и не отказываюсь от них.

Невыскааанные сомнения генерала относительно деловых качеств агентов, отобранных Йенсеном для проведения операции, заметно утвердились бы, доведись  ему находиться в данный момент вместе с ними в гостевой хижине гауптмана Нойфельда в Боснии. Они не проявляли ни на йоту того согласия, взаимопонимания и полного доверия, которые являтся столь естественными среди группы агентов, считающихся лучшими в своем роде. Напротив, в помещении царила атмосфера напряженности, недовольства и подозрительности, такая плотная, что, казалось, ее можно было потрогать рукой. Рейнольдс надвинулся на Мэллори, еле сдерживая гнев.

 – Я требую ясности и немедленно! – едва не перешел он на крик.

– Нечего орать, – оборвал его Андреа.

– Я требую ясности и немедленно, – повторил Рейнольдс. И хотя он снизил голос почти до шепота, говорил настойчиво и требовательно.

 – Вам скажут в нужный момент. – Как всегда, голос Мэллори звучал спокойно и бесстрастно. – Но не раньше. Не знаешь – не проговоришься.

Рейнольдс сжал кулаки и выступил вперед. – Вы что, черт побери, намекаете на…

– Ни на что я не намекаю, – сдержанно ответил  Мэллори. – Я был прав, сержант, там, в Термоли. Вы не лучше тикающей бомбы с часовым механизмом.

– Возможно – Рейнольдс вышел из себя. – Но, по крайней мере, в бомбе есть нечто честное.

– Повторите-ка ваши последние слова, – тихо проговорил Андреа.

– Что?

– Повторите.

– Послушайте, Андреа…

– Полковник Ставрос, сынок.

– Сэр.

 – Повторите, и я гарантирую вам минимум пять лет за неподчинение приказу в боевых условиях.

– Есть, сэр. – Рейнольдс сделал над собой усилие, не прошедшее незамеченным, чтобы взять себя в руки. – Но почему он ничего не говорит нам о своих планах на сегодняшний день, и в то же  время сообщает, что вечером мы выберемся отсюда с плато Ивеничи?

– Потому  что нашим планам могут помешать немцы, – терпеливо произнес Андреа. – Если они докопаются. Если хотя бы один  из нас проговорится под пытками. Но Ивеничи им не по зубам – там территория партизан.

Миллер из миротворческих побуждений переменил тему. – Говоришь, на высоте семи тысяч футов? – обратился он к Мэллори. – Там, должно быть, снегу по пояс. Каким образом можно расчистить всю эту массу?

– Не знаю, – неопределенно ответил Мэллори. – Полагаю, кто-нибудь что-нибудь да придумает.

И действительно, на высоте семи тысяч футов на плато Ивеничи выход был найден.

Плато Ивеничи – белая иеобитаемая пустыня, насквозь продуваемая ветрами, где большую часть года царит холод и свирепствует ветер и где враждебно настроенная природа обращает свой гнев против присутствия человека. На западе плато граничило с высокой футов в пятьсот, скалой, местами совершенно отвесной, местами покрытой трещинами  и изломами. То тут, то там на поверхности скалы виднелись многочисленные замерзшие водопады и редкие группы сосен, непонятно каким образом росшие на чрезвычайно узких уступах; их ветви провисли под тяжестью снега, скопившегося за шесть долгих месяцев. На востоке плато завершалось резкой, четко обозначенной линией – здесь начинался обрыв, вертикально уходящий вниз, в долину.

Само плато представляло собой ровное, абсолютно гладкое снежное пространство. На высоте двух тысяч метров снег под лучами яркого солнца блестел так ослепительно, что становилось больно глазам. Длина плато – около полумили, ширина не превышала ста ярдов. На южной окраине плато вздымалось вверх, переходя в очередную возвышенность, более пологую, чем остальные.

Здесь были разбиты белые шатровые палатки, одна маленькая, другая большая. Возле маленькой стояли, беседуя, двое. Человек повыше и постарше, одетый в тяжелую шинель, был полковник Виз – командир партизанского отряда, базировавшегося в Сараево; второй, помоложе и потоньше – его адъютант, капитан Вланович. Полковник и капитан пристально глядели вниз, обозревая плато.

– Но ведь можно же это сделать как-нибудь проще, – произнес капитан Вланович.

– Скажите, как, Борис, мой мальчик, и я сделаю. – Внешний облик и интонация полковника Виза излучали безмерное спокойствие и уверенность в своих действиях. – Не отрицаю, бульдозеры пришлись бы кстати. Так же как и снегоочистители. Однако согласитесь, чтобы провести их сюда почти по вертикальной скале, от водителей потребуется немало ловкости. А потом, для чего армия, если не для маршировки?

– Да, полковник, – отозвался Вланович с учтивым сомнением.

Они стали смотреть вдаль. К северу от плато в безоблачную блеклую синеву взметнулись горные вершины, частью темные, зубчатые и суровые, частью закругленные, с розоватыми снежными шапками. Впечатляющее зрелище.

Но еще более впечатляющим было действие, разворачивающееся на самом плато. По нетронутому снегу черепашьим шагом двигалась колонна в тысячу солдат, половина из которых была одета в форму югославской армии, другая – в самые разномастные мундиры.

Каждый ряд фаланги состоял из пятидесяти человек, а всего рядов насчитывалось двадцать. Сцепив локти, и наклонившись вперед, люди в шеренгах чрезвычайно медленно и с большим усилием передвигались по снегу. Такому медленному шагу удивляться не приходилось – первая шеренга прокладывала себе дорогу сквозь снег, доходивший до пояса. То была убийственно трудная работа, работа, которая на данной высоте вдвое учащала пульс, сводила спазмом горло и перехватывала дыхание, работа, от которой немели и наливались свинцом ноги, и лишь боль напоминала, что ноги еще не отказали окончательно.

Шли не только мужчины. Начиная с шестого ряда, в колонне находилось уже примерно поровну как мужчин, так и женщин, хотя отличить их по внешнему виду было невозможно, поскольку люди, спасаясь от леденящего холода и пронизывающего ветра, укутались по самые глаза. В последних двух рядах шли исключительно партизанки, но даже они, замыкая строй, увязали в снегу по колено.

Это было фантастическое зрелище, но совсем не уникальное для Югославии военного времени. В равнинной местности, целиком захваченной танковыми дивизиями вермахта, партизаны не имели доступа к аэродромам, и им приходилось именно таким образом сооружать взлетно-посадочные полосы в горах.

Полковник Виз отвернулся и заговорил с капитаном Влановичем.

– Однако, Борис, мальчик мой, вы что думаете, вы прибыли сюда заниматься зимним спортом? Немедленно организуйте питание, походную кухню. За один сегодняшний день уйдет недельная норма горячей пищи и и горячего супа.

– Есть – Вланович задрал голову, снял ушанку и стал прислушиваться к возобновившимся звукам дальних разрывов. – А это еще что такое?

– В нашем чистом югославском воздухе звуки действительно слышны на большом расстоянии, не так ли? – задумчиво проговорил Виз.

– Так что это, я не понял?

– Это, мой мальчик, – с заметным чувством удовлетворения, – база «мессершмиттов» в Ново-Дервенте, и ее сейчас разделывают под орех.

– Я не совсем понимаю...

Виз вздохнул с вымученным терпением. – Когда-нибудь я сделаю из вас солдата. «Мессершмитты», Борис, – это истребители, между прочим, и у них на борту, да будет вам известно, есть пушки и пулеметы. А что на сегодняшний момент является самой заветной мишенью для истребителей в Югославии?

– Что является… – Вланович осекся и вновь посмотрел на двигавшуюся по плато колонну. – О-о!

– Вот именно – о-о! Британские ВВС сняли с итальянского фронта шесть лучших эскадрилий тяжелых бомбардировщиков, чтобы они вплотную занялись Ново-Дервентом. – Виз, как и Вланович, снял шапку, чтобы лучше слышать. – Старательно работают, верно? А когда закончат, в течение недели ни один «мессершмитт» не сможет взлететь. То есть, если вообще что-нибудь уцелеет.

– Позвольте сделать одно замечание?

– Позволяю, капитан Вланович.

– Есть и другие базы истребителей.

– Верно. – Виз указал пальцем вверх. – Видите что-нибудь?

Вланович запрокинул голову, заслонил глаза от ослепительного солнца и, осмотрев пустынное голубое небо, покачал головой.

– Я тоже не вижу, – подтвердил Виз. – И вместе  с тем на высоте семи тысяч метров вплоть до наступления темноты будут барражировать в сменном дозоре эскадрильи истребителей, и уж их-то экипажам похолоднее, чем нам тут.

– Но кто же он, кто он такой? Ради кого предприняты все эти меры – наши солдаты, переброшенные сюда, эскадрильи бомбардировщиков и истребителей?

– Человек по имени капитан Мэллори, я так полагаю.

– Капитан? Как и я?

– Капитан. Однако, Борис, – доброжелательно продолжал Виз, – сомневаюсь, что он совершенно такой же, как и вы. И дело не в звании, а в имени. Мэллори.

– Впервые слышу.

– Услышите, мой мальчик, еще услышите.

– Но… но этому Мэллори. Зачем ему все это?

 – А вы спросите у него сами при встрече сегодня ночью.

– При встрече? Он что, будет здесь?

– Да. Если, – добавил Виз, помрачнев, – доживет.

Нойфельд вместе со следовавшим за ним Дрошни энергичным, уверенным шагом прошел в радиостанцию, холодную ветхую хижину, в которой стоял стол, два стула и большой портативный передатчик. Немецкий капрал, сидевший за рацией, встретил их вопросительным взглядом.

– Свяжитесь со штабом седьмого танкового корпуса, что у моста через Неретву, – распорядился Нойфельд. Он пребывал в прекрасном расположении духа. – Я буду говорить лично с генералом Циммерманном.

Капрал понимающе кивнул, выстучал позывной сигнал и через несколько секунд получил ответ. Капрал прислушался и взглянул на Нойфельда. – Генерал сейчас выйдет на связь.

Нойфельд потянулся за наушниками и кивком головы указал на дверь. Капрал встал и вышел, а Нойфельд уселся на освободившееся место и надел наушники. Через несколько секунд сквозь треск и радиопомехи послышался голос, и Нойфельд машинально выпрямился на стуле.

– Здесь гауптман Нойфельд, герр генерал. Англичане вернулись. Они доставили информацию о том, что дивизия партизан в Зеницком Капкане ожидает крупномасштабное наступление с юга, по мосту через Неретву.

– Ах так?– Генерал Циммерманн, удобно расположившийся на вращающемся стуле в передвижной радиостанции, укрытой в полосе деревьев к югу от моста через Неретву, не пытался скрыть удовлетворения. Брезентовый тент был откинут, и генерал снял фуражку, чтобы в полной мере насладиться бледными лучами весеннего солнца. – Интересно, очень интересно. Что-нибудь еще?

– Да. – Голос Нойфельда прерывался металлическим треском. – Они просят, чтобы их переправили самолетом в надежное место. В глубь расположения наших войск или даже в Германию. Здесь они чувствуют себя не очень… з-э… уютно.

– Ну-ну-ну. Значит, вот как. – Циммерманн замолк и, подумав, продолжал: – Вы полностью информированы о ситуации, гауптман Нойфельд? Вы сознаете сопряженные с этой затеей…  м-м… тонкости?

– Да, герр генерал.

– Тогда я должен подумать. Подождите минуту.

Циммерманн принялся неторопливо поворачиваться на стуле то в одну, то в другую сторону, обдумывая  решение. В рассеянности он стал обозревать пространство, покрытое лугами вплоть до южного берега Неретвы, и переброшенный через нее мост. На противоположном берегу за травянистой равниной возвышались скалы – передовая линия обороны партизан полковника Ласло. Повернувшись на восток, он скользнул взглядом по зеленовато-белой быстрине Неретвы и заросшим травой берегам, которые сужались, постепенно исчезая из вида возле излучины, где начиналось скалистое ущелье. Еще один небольшой поворот и перед ним открылась панорама соснового леса, который, на первый взгляд, выглядел безлюдным и весьма безобидным. Но только на первый взгляд, ибо опытный глаз смог бы различить множество темных очертаний прямоугольной формы, искусно прикрытых маскировочными средствами как от наблюдения с воздуха, так и с северного берега Неретвы. При виде этих закамуфлированных передовых отрядов его танковых дивизий у генерала Циммерманна созрело решение. Он взял микрофон.

– Гауптман Нойфельд? Я решил действовать следующим образом и прошу вас в точности выполнять мои указания…

Дрошни снял с головы параллельные наушники и с сомнением обратился к Нойфельду. – Кажется, генерал  требует от нас слишком многого.

– Генерал Циммерманн всегда знает, что делает, – успокоил его Нойфельд. – Он прекрасно разбирается в психологии людей, подобных капитану Мэллори, я бы сказал на все сто процентов, и никогда не ошибается.

– Надеюсь, что это так. – Голос Дрошни прозвучал неуверенно. – Приходится надеяться. Ради нас же самих. – Они вышли. Нойфельд сказал радисту: – Капитана Мэллори ко мне. И сержанта Баера.

Мэллори прибыл и застал у Нойфельда Дрошни и Баера. Нойфельд говорил кратко, по-деловому.

– Мы решили предоставить вам самолет на лыжах – единственный тип, способный совершить посадку в этих чертовых горах. Вы сможете поспать несколько часов – вылет после четырех. Вопросы есть?

– Где взлетная полоса?

– Не полоса, а площадка в лесу. В километре от сюда. Еще что?

– Ничего. Помогите нам выбраться отсюда, вот и все.

– Не стоит беспокоиться из-за этого‚ – с нажимом сказал Нойфельд. – Моя единственная цель – проследить, чтобы вы благополучно улетели. Откровенно говоря, Мэллори, ваше присутствие причиняет мне неудобство, и чем скорее вы покинете нас, тем лучше. Мэллори утвердительно кивнул и вышел из хижины. Нойфельд повернулся к Баеру. – У меня для вас маленькое поручение, сержант Баер. Маленькое, однако очень важное. Слушайте внимательно…

Мэллори пересек территорию лагеря с сосредоточенным лицом и подошел к гостевой хижине. Из нее с  хмурым видом появился Андреа и, не останавливаясь, молча прошел мимо, окутанный клубами дыма от очередной  сигары.  Мэллори вошел в хижину, где Петар в очередной раз наигрывал югославский вариант песни «Девушка, которую я покинул». Похоже, он предпочитал эту мелодию всем остальным. Мэллори окинул взглядом Марию, Рейнольдса и Гроувза, сидевших молчаливой группой, а затем перевел взор на Миллера, который полулежал в спальном мешке и листал томик стихов.

Мэллори движением головы указал на дверь. – Наш друг чем-то расстроен.

Миллер усмехнулся и кивнул на Петара. – он опять играет песню Андреа.

Мэллори улыбнулся и обратился к Марии. – Скажите ему, чтобы он перестал. Мы вылетаем ближе к вечеру и теперь для нас главное – хорошенько выспаться.

– Спать можно и в самолете, недовольно возразил Рейнольдс. – Или потом, когда прибудем на место назначения, где бы оно ни было.

– Нет, спать нужно сейчас.

– Почему сейчас?

– Почему сейчас? – Мэллори смотрел в пространство и, казалось, не замечал присутствующих. – Потому что, вполне вероятно, сейчас – единственное время которое у нас есть.

Рейнольдс но-новому взглянул на него. Впервые за весь день его лицо не выражало враждебности и подозрения. Глаза Рейнольдса говорили о напряженной работе мысли и первых слабых проблесках понимания.

Колонна на плато Ивеничи продолжала утрамбовывать снег, но в своем движении люди уже не напоминали людей. Находясь в крайней степени усталости, они шагали на подгибающихся ногах, словно роботы, а не живые существа, словно зомби, воскресшие из мертвых, с перекошенными от боли лицами. Каждые несколько секунд кто-нибудь спотыкался, падал и уже не мог подняться; его подхватывали и относили к краю взлетной полосы, где на снегу в почти коматозном состоянии лежали десятки и сотни людей и где партизанки торопливо подносили им кружки с горячим супом и щедрые порции ракии, чтобы восстановить силы в этих закоченевших измученных телах.

Капитан Вланович повернулся к полковнику Визу.  Весь его облик и тон говорили о серьезных переживаниях.

– Это безумие, полковник, безумие! Это… это невозможно, вы же видите – невозможно. Мы никогда не… Глядите, двести пятьдесят человек вышли из строя  за первые два часа. Высота, мороз, полный упадок сил. Это безумие.

– Вся война – безумие, – невозмутимо произнес Виз. – Свяжитесь по рации. Пусть пришлют еще пятьсот человек.