Текст книги "Куклы (СИ)"

Автор книги: Алисия Мессар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Великие и божественные

Стены дома, где жила Мария, изнутри и снаружи были перламутровыми, поэтому Сержу всегда казалось, что, заходя к ней в гости, он погружается в глубины причудливой морской раковины. Здесь всегда было очень свежо, а темно-зеленые, изумрудные, салатовые расцветки штор и мебельной обивки напоминали о морских водорослях.

Мария сегодня была чудо как хороша. Густой красный цвет длинного без рукавов платья с облегающим верхом и пышной юбкой очень шел к темно-каштановым локонам и блестящим вишневым глазам. Она вся сияла как солнышко, озаряя ласковой радостью домик, напоминающий то о море, то о лесе, тронутом полуденным светом.

Из-за ярко-красных пышных оборок робко выглянуло бледное личико.

– Грегор, – звонко сказала Мария. – Поздоровайся же с моим другом, господином Сержем Альвари.

Маленький зеленоглазый мальчик с необычайной серьезностью поклонился гостю. Серж быстро наклонился и посмотрел ему в глаза. Немного затуманенные, меланхоличные… кукольные. Эти глаза не были пустыми или пугающе-холодными – просто прекрасные драгоценные камни, пусть и ярко сияющие, через которые смотрит на мир живая игрушка. Бирюзовые глаза Летти были совсем другими…

Не зная, как приветствовать куклу, Сержи осторожно пожал тоненькие гладкие пальчики.

– Не правда ли, он прелесть? – голос Марии словно золотился от детского почти восторга. – Лали он тоже очень понравился. Ты встретил Лали? Она вышла от меня только что.

– Да, встретил. Жаль, что она не смогла остаться. А Карина Арабел не прислала тебе поздравление?

– Мы почти не общаемся с Кариной. У нее, мне кажется, совсем нет друзей.

– Арабел… странная семья, – пробормотал Сержи.

– Да нет, – пожала плечами Мария. – Обычная. Но хотя они и вместе все живут, а кажется, будто каждый сам по себе…

– Вот это-то и странно. Впрочем, каждому свое.

Взяв по бокалу вина, они в ожидании остальных принялись болтать о разных пустяках. Маленький Грегор сидел на коленях у Марии и застенчиво перебирал в пальчиках блестящую ленту ее длинного бордового пояса.

Вскоре послышались оживленные голоса гостей. Сардо Милиттэ… Милый, скромный, темные короткие волосы аккуратно причесаны на косой пробор, крупный перстень на безымянном пальце. И какой-то черный цветок в петлице… Гортензия, что ли? Черная гортензия?

Алекс Каэрэ, подтянутый, сдержанный, во фраке с иголочки… Длинные волосы затянуты в гладкий хвост, только надо лбом наведена пышная волна.

Сардо галантно поцеловал руку виновнице торжества, преподнес ей какую-то прелестную коробочку. Наверное, украшение. Алекс запросто, как другу-мальчишке, пожал Марии руку и, что-то тихо ей сказав, протянул подарок. Серж с дивана увидел, что это деревянные часы – изумительная маленькая копия часов самой главной башни города.

Алекс почему-то был очень серьезен и даже как будто слегка растерян… он продолжал о чем-то негромко говорить с Марией. А за ним следили большие глаза… черные, выразительные, полуприкрытые длинными ресницами. Прекрасные глаза прекрасной девушки. Да, пожалуй, самой красивой из «золотой четверки» была именно она, словно выточенная гениальным скульптором из белоснежного камня. Тонкая, легкая, она двигалась с пластикой балерины, и туча черных кудрей колыхалась от ее завораживающих движений. Наполнявший комнату устойчивый цветочный запах, казалось, исходил именно от нее – юной красавицы, подобной своему имени. Роза Лейн. Сопрано. Сильный голос, уникальный тембр, чистый и прохладный, который называли «льдистым», и своя неповторимая манера исполнения. Еще одна жемчужина Королевской Академии искусств. Серж эту девушку, в общем-то, знал. И на концертах ее бывал не раз – однажды даже с Альсени. Альсени вообще была восторженной почитательницей этой дивы… Серж не ведал, как, впрочем, и очень многие, что маленькая копия Розы есть и у композитора Сардо Милиттэ, зовут ее Марсела и она – кукла.

Конечно, все в первую очередь хвалили Грегора, поздравляли Марию с удачей, отчего бедный кукольный мальчик совсем засмущался и стал искать спасения у «своей леди».

– Как ты себя чувствуешь, Грегори? – спросила его на ушко Мария.

Мальчик, кажется, не совсем понял ее и взглянул с наивным недоумением, а потом почтительно приложился розовыми губками к ее пальцу.

– Ты хочешь еще немного побыть с нами?

– Я хочу того, чего желает моя леди, – мелодично отвечал Грегор.

– Тогда оставайся здесь.

Кукольный ребенок послушно опустил глаза.

Его создательница была счастлива, похвалы ей льстили, поздравления заставляли краснеть от удовольствия… А Серж ощущал себя очень странно. Ему не нравился этот крошечный рыцарь. Творения кукольников, как часто называли демиан люди, вообще его не впечатляли, но этот маленький обожатель Марии казался каким-то совсем… бездушным? Мария, само собой, так не считала. А Сержу отчего-то стало не по себе. Неужели маленькая Летти так повлияла на него, что теперь всех кукол демиан он будет сравнивать с ней? И всегда в ее пользу. Альсени… только Альсени могла сотворить такое рыжее ясноглазое чудо. Только Альсени…

Но Серж также заметил и то, что Мари как будто немного встревожена. Чего-то ждет? Кого-то? Ах да, кажется, она говорила, что здесь еще будет…

Он тут же получил ответ на свой вопрос. Залился трелью дверной колокольчик. Услужливый Грегор тут же кинулся открывать, но поскольку он не дотягивался до дверной ручки, кто-то из слуг помог ему.

Мария просияла. А Сержи так и уставился на нового гостя во все глаза. Вошедший в гостиную юноша был похож… ни на кого он не был похож. Во-первых, так никто на островах не одевается. Какой-то балахон, серый с искристой зеленой нитью, в вырезе сияет белизной сорочка. Высокие, песочного цвета, сапоги до колен с коричневой шнуровкой явно не для гостиной, а, скорее, для пешего похода. Он вообще походил бы на странника, пилигрима, если бы не волосы – очень длинные, воздушные, вьющиеся на концах. Они лились золотистыми волнами по его спине, падали на лицо, ничем не стесненные – что было совсем уж несогласно с царившими обычаями – мужчины никогда не появлялись на людях с распущенными длинными волосами.

Его зовут… как Мария его представила? Элиот… Эмиран… Иностранец, без сомнения. Это заметно даже по оттенку его кожи. Люди и демиане страны Южного Ветра – все белокожи, люди не столь бледны, как их собратья кукольники, но не встретишь у них таких вот лиц – золотисто-теплого оттенка… золото было и в зеленом взгляде Элиота, и в его голосе, когда он заговорил… У него была золотистая родинка на левой щеке. И Сержа нисколько не удивило, когда этот парень представился, как «охотник на звезды», как называли романтичные демиане звездочетов. Попросту говоря – астроном. Не удивился бы, если б даже оказалось, что этот Элиот и сам прилетел с далекой звезды – каким-то он был вопиюще чужим. Но Марию, похоже, ничего не смущало. Напротив. Она время от времени бросала на молодого звездочета такие восхищенные взгляды, что это, наверное, не укрылось не только от Сержа. Который вдруг встревожился за подругу. Она всегда была наивной… прямо как ее нынешняя любимая кукла… Впрочем, подумал Серж, чужие сердечные дела – потемки, влезать в них не просто невежливо, но и бесполезно. Сам он не испытывал ничего подобного, но был уверен, что здесь уже открывается та территория, где чужие советы бессмысленны и никчемны – даже если очень верны.

Помнится, мать говорила, что если кто-то в первый раз до одури жаждет обжечься – остается лишь прикупить средство от ожога. Обжечься… пламя… Можно ли любить вечно колеблющееся опасное пламя? Наверное, не просто можно, наверное, девушки, подобные Марии, влюбляются исключительно в стихии.

…О чем-то подобном думала и Роза Лейн, наблюдая, как присоединившийся к их компании Элиот Эмиран наливает себе в бокал золотого вина, красиво отпивает глоток, беспечно отвечает на вопросы новых знакомых…

Юноша-звездочет хорош собой, – размышляла Роза, – этого у него не отнять, и какой-то очень… легкий, что ли. Эта легкость ощущается в его взгляде, движениях, даже в том, как он постоянно поправляет, видимо, все-таки мешающие ему волосы. Да еще и родинка эта на щеке, какая-то младенчески-легкомысленная… Такое существо не запихнешь в рамки, никогда и нигде не удержишь силой. Ветер? Он из тех, кто походит на ветер?

– Откуда вы приехали на острова? – спросила Роза Элиота, внезапно вмешавшись в его разговор с Марией. – Вы же не здесь родились, верно?

Ее мелодичный голос заставил Алекса Каэрэ вскинуть голову.

– Не здесь… наверное, – улыбка новенького была полна прелести. – Но приехал, похоже, издалека.

– Вы сами не знаете, где родились и откуда приехали? – Роза спокойно улыбалась в ответ. Ее блестящие черные глаза, умные и внимательные, доброжелательно глядели на странного юношу.

– Не знаю… Это важно? Здесь, на нашей планете. Но разве этого недостаточно? – Элиот изящной рукой описал незаконченный круг, что должно было изображать, по-видимому, «эту планету».

– Наверное, достаточно, – вмешался Алекс, – если вы мыслите исключительно категориями Вселенной. Тогда разделение здешнего мира на государства покажется и впрямь незначительной мелочью. Видимо, привычка? Вы ведь астроном, я правильно расслышал?

Элиот ответил не сразу. Он потупил взгляд, улыбнувшись себе под нос, и задумчиво накрутил на палец конец длинного блестящего локона.

– Я помню Ниэру, – ответил он наконец. – Алабесту, ее столицу. Там меня прозвали «одержимым звездочетом».

Алекс отвернулся, чтобы скрыть насмешливую ухмылку.

– Там я работал при главном Университете… – продолжал Эмиран. – А потом сел на корабль и приплыл сюда.

– Что же вы здесь забыли? – этот вопрос Каэрэ задал самым любезным тоном, на какой был способен.

– Я долго размышлял над картой в руках, – серьезно отвечал Эмиран. – Обычно я имею дело исключительно с картами звездного неба. Но тут решил из любопытства перелистать земной атлас.

– Нашли что-то интересное?

– Да. Карту страны Южного ветра или Восьми островов, как ее еще называют. Меня поразило, насколько очертания всех восьми напоминают в целом звезду. Столица, Хрустальный город – центр, из которого расходятся в разные стороны лучи остальных семи островов. У вас-то, наверное, не все знают, что живут на земной… вернее, надводной звезде?

– Не скажу, как много среди нас любителей рассматривать атлас, – отвечал Алекс, – но наверняка найдется куда больше любителей поэзии знаменитого Сари Мариато. Так он писал еще пять веков назад: «…и острова, как звездные лучи, даруют свет просторам океана…» Так что не только вы столь наблюдательны.

– Извините, – Элиот снова кротко улыбнулся. – Я совсем не разбираюсь в искусствах.

– А… вот как. А я, господин Эмиран, совсем не разбираюсь в точных науках.

Эти двое являли собой странный контраст: свободный в каждом движении улыбчивый блондин, с распахнутым воротничком и мягко льющимися по спине волосами, – и напряженный, чопорно застегнутый на все пуговицы брюнет в строгом черном фраке. С улыбкой, являвшей все оттенки душевных движений, кроме сердечности.

– Астрономия – самая точная наука, какую можно представить, но и самая высокая поэзия, – очень серьезно возразил Элиот.

– То, что самая высокая – ничуть не спорю, – любезно отвечал писатель. – Без телескопа не разглядишь.

Элиот вдруг покраснел, глаза его зло блеснули. Мария взволнованно спустила Грегора с колен на пол и поспешила вмешаться в разговор:

– Господин Эмиран совсем недавно здесь, но уже открыл на наблюдаемой с наших земель части неба две новых звезды!

– Верно, – звездочет просиял. – Одну из них я назвал Хрустальной – в честь вашей столицы, а вторую…

– А вторую? – любезно переспросил Алекс.

– Пока что не знаю… Я полагал… Скажи, – неожиданно обратился Элиот к мальчику-кукле, – на какую букву дать название новой звезде?

Мальчик строго посмотрел на звездочета, потом перевел изумрудный взгляд на свою леди.

– На букву «М», сударь, – ответил он вежливо.

– Так я и думал, – кивнул Элиот.

Девушка, мгновенно покраснев, насколько могут краснеть демианы, снова взяла куклу на руки… потом опять отпустила.

– Иди, отдохни, малыш, – шепнула она на ухо своему творению. – А мы сейчас… друзья, давайте танцевать?

– Танцы – моя любовь. Танцевать… самое прекрасное, что только может быть… после звезд, – задумчиво, нараспев, проговорил Элиот Эмиран. А потом обвел всех присутствующих ясным взором. – Да, у каждого – своя любовь.

«И своя заноза», – подумал Алекс.

В домике Марии не было большой танцевальной залы, но одна из комнат все-таки могла сгодиться для развлечения дружеской компании. Там Мария задернула шторы… и ненадолго застыла у окна, сжав ладони. Магия… То, что отличало демиан от людей, то, чем была пропитана их сущность. Дар их можно было назвать слабым по сравнению с тем, чем обладали чародеи древности. Магия, вошедшая когда-то в плоть и кровь потомков этих могучих волшебников, была чарующа, легка и неопасна. Мария разжала руки – и с ее пальцев соскользнул целый фейерверк разноцветных огоньков, закружился по маленькой зале, создавая причудливое и нежное освещение. Сержу, мало сталкивающемуся с магией, если, конечно, она не исходила от леса, показалось, что дом тихо и незаметно вплыл в иную реальность, полную сказки, загадок, отблесков надежд и водоворота желаний… опасных, может быть.

Крупный зеленый огонек мягко подплыл к Элиоту, словно привлеченный взглядом такого же цвета. Мария улыбалась – она умела, когда нужно, держать себя в руках, но сердце ее учащенно билось. Прекрасная Роза стояла рядом с ней, спокойная, уверенная в себе. Алекс Каэрэ почему-то медлил с приглашением на танец, а Элиот подошел к девушкам… и склонился пред Розой. Мария опустила глаза.

Так она стояла, не поднимая взгляда, не замечая, что мнет в пальцах кончик своего бордового пояса. Она явно не хотела смотреть на изысканное зрелище, что представлял собой танец грациозной пары – певицы и звездочета. Атласное платье Розы – белый цветочный бутон… она сама как цветок, но не пышный, а строгий, благородный – сейчас не роза, скорее – лилия. И лилия – черная! – украшает корсаж ее платья. И движется она в танце – словно бутон плывет по струям ручья.

– Полно, это всего лишь танец, – услышала Мария голос Алекса Каэрэ, в котором по обыкновению сквозила легкая усмешка. – Успеешь еще с ним пообщаться. Ты же демиана, у тебя есть магия. Очаруй его.

Губы Марии дрогнули. Вишневые глаза посмотрели на молодого человека с мягким укором.

– Я не колдунья.

– Зачем же тогда вам магия? – продолжал безжалостно Алекс.

– Это просто творчество, – отвечала Мария. – Иногда даже меньше… Например, Сардо. Он демиан, но его музыка сильнее магии.

– Но с волшебством можно сделать куда больше, чем просто создавать живых кукол.

– Можно. Но порой это уже не магия. То есть магия, но извращенная. Колдовство. Когда жестоко касаешься других, когда вторгаешься в чужую душу… Никто из колдунов хорошо не кончил. Когда что-то извращается – оно погибает.

– Магия может извратиться во зло, – пожал плечами Алекс. – А что не может? Музыка может? А любовь?

Мария печально посмотрела в центр зала – на медленно кружащуюся пару. И строго ответила, отрицательно качнув головой:

– Нет.

– Наивное дитя, – слабо улыбнулся Каэрэ. – Давай, что ли, потанцуем?

На второй танец Элиот пригласил-таки Марию.

«Вот так, – подумал молодой писатель, глядя на просиявшую хозяйку дома. – Много ли девушке надо для счастья…»

Неожиданно Алекс почувствовал, как кто-то тихо тронул его за локоть.

Он уже знал, кто. Знал, не оборачиваясь. А потому и обернулся – медленно… спокойно.

– Алекс? – черные глаза Розы Лейн ярко блестели. Ее легкая рука в белой перчатке касалась его локтя нежно… нежно, в этом не было никакого сомнения. – Может быть, ты… потанцуешь со мной?

– Нет, – ответил Алекс, даже и не пытаясь прислушиваться к той буре, что мгновенно перевернула все внутри него. – Я не хочу больше танцевать.

– Не хочешь? Совсем? Или не хочешь со мной?

У нее на корсаже – черная лилия. Живая. Алекс почему-то был уверен, что магическая. Он смотрел на эту лилию – черный атлас лепестков на белом атласе платья – и цветок расплывался у него перед глазами. А у Сардо – гортензия. Черная. Но Алекс отогнал странную, неприятную какую-то мысль. Не сейчас.

– Извини, Роза. Мне нужно выпить что-нибудь.

Быстро, не оборачиваясь, Алекс вышел из танцевальной залы. Роза, подумав, уверенно последовала за ним.

Она нашла его в гостиной, он маленькими глотками пил вино, стоя у камина. Сейчас здесь не было никого, кроме них.

Роза подошла близко – если бы он хотел, то легко бы мог коснуться ее нежно-розовой щеки, казавшейся прохладной, как бутон в утреннем саду…

– Он пригласил меня первым, – сказала девушка спокойно, без смущения глядя в серые глаза молодого человека. – Я согласилась. Он необычный и мне с ним интересно. Вот и все.

– Да, – Алекс сделал еще глоток, а потом вдруг выплеснул остатки вина в камин и поставил бокал на столик. – Сначала тебе было интересно с нашим общим другом, Роз, теперь с этим звездочетом, и это вполне естественно. И Сардо, и этот Эмиран – личности занимательные. Но при чем тут я?

Она не опускала глаз, и это уверенная настойчивость вдруг смутила Алекса. И оттого он разозлился еще сильнее…

– Все ты понимаешь, – ответила Роза с досадой. – Ты все знаешь. Просто в своей непревзойденной гордости давно уже хочешь, чтобы я первая подошла к тебе. Ты такой… ты всегда был таким. Еще в Академии. И знаешь что… я бы подошла. Я бы первой призналась тебе в любви, Алекс Каэрэ… если бы не боялась тебя.

– Что ты сказала?

– Да. Ты сам не понимаешь, что тебе нужно. А такие люди – самые опасные. Они мечутся… и губят себя. И не только себя. Поэтому я тебя и боюсь. Как пожара. Хотя ты и стараешься быть холодным и колючим, ты на самом деле – пожар. Ревнивцы – они всегда, как разрушающий огонь. Просто твой пожар пока не вырвался наружу из холодных стен твоей дурацкой напускной чопорности. А этот Элиот – он ветер…

– И ты, как дитя музыки, создание воздушное, конечно же, предпочитаешь ветер.

Роза приблизила к его лицу свое – близко-близко.

– Нет. У меня иная стихия. Меня тянет к темному огню.

И ее губы нашли губы Алекса…

Башенка у Четвертого моста

Маленькая комнатка в часовой башне освещалась огоньком догорающей свечи. Где-то вверху неторопливо ворочался, с сонной ритмичностью стучал часовой механизм. За дверью раздавалось шарканье старого часовщика и его недовольное бормотание, такое же унылое, как и бесконечный монолог часов. Это была не главная башня столицы с великими часами – всего лишь небольшая древняя башенка у Четвертого моста…

Сидящая за деревянным столом немолодая женщина в черном платье лихорадочно листала слабо освещенную книгу. Ее тонкие сухие пальцы переворачивали страницу за страницей, и она едва сдерживала нетерпение. В какой-то миг возбуждение едва не сменилось горечью разочарования, но вот женщина радостно встрепенулась. Несколько слов, всего несколько слов… Со вздохом облегчения она погладила кончиками пальцев желтоватую шершавую страницу, шепотом повторяя прочитанные слова.

– Аглая, – вошел ее отец. – Опять ты портишь глаза, читая в этакой темнотище? И что ты все бормочешь, дочка? Ты здорова ли?

– Здорова, папа, – тускло улыбнулась Аглая старику.

Треугольник. Трое лучших. Возьми то, чем дышат их души.

С каждым днем она все сильнее становится похожей на эту старую желтую книгу, что лежит у нее на столе. И сколько уже седины в этих некогда черных волосах… А когда-то она была красива…

Любовь… вдохновение… и часть души. Ах да – еще немного родной крови. Вот так просто… Соединить… слить… сплавить… сотворить магический круг. Старый подвал часовой башни в ее распоряжении – как и эта комната. Там уже давно все приготовлено. Три сосуда пока пусты. Но прозрачность наполнится синевой – синева разольется, активируя круг. Еще немного подождать… Просто подождать. Сейчас ей даже не хочется спускаться в подвал, чтобы снова не признаваться себе, как ей страшно. Если ее постигнет неудача – уже ни в чем, нигде, никогда не останется смысла…

Серж вернулся в свой лес, когда роскошная россыпь звезд небесных уже проливала мягкий свет на звезду, покоящуюся на волнах океана. Один из лучей этой звезды – прозрачный Пятый мост – остался позади, юноша снова вдыхал родные запахи свежего ночного леса и слушал такие привычные звуки…

В кои-то веки ночью окошко его домика светилось. Уходя, он оставил на столе ночник, заряженный магическим огоньком, который сам загорался, едва наступал полумрак. Подарок сестрички Тани. Серж незло усмехнулся. Подумать только, он, добровольный отшельник, возвращается со светской вечеринки, а дома его кто-то ждет. Незваный и… смешной гость. И вдруг юноша заволновался. Невесть почему, но подумалось – а ну как неугомонная кукла, проделавшая путь из столицы в лес, отправилась разведать окрестности да сгинула. Глупо, конечно, но почему-то он уже чувствовал некоторую ответственность за нее. Да и жалко… вот просто жалко и все. Эх, куколка.

Он уже толкнул дверь калитки, но заменил при этом у частокола темный клубок, залитый ярким лунным светом. Серж наклонился к траве – ежик, так и есть.

– Ты что же, приятель, в гости ко мне пришел?

Погодите-ка… Что-то с ним не так. Бедняга, да он ранен. Бок разорван, цапнул кто-то.

– И ты пришел ко мне за помощью, бедолага.

Серж осторожно взял зверька.

Приоткрыв дверь, он остановился на пороге. И сразу увидел девочку в свете ночника, стоящую на подоконнике с высоко поднятой головой. Девочку? Нет, куклу.

– Привет, куколка, – сказал Сержи. – Любуешься на звезды?

– Не-а, – пискнула Летти. – Жду, когда к окну прилетят ночные птицы.

– И чего же ты их ждешь? – Сержи положил ежика на табурет.

– Хочу послушать… – кукла склонила голову набок, словно пыталась вслушиваться во что-то. – Альсени… хозяйка… любила слушать птиц.

– Хорошо, – юноша кивнул, – мы сходим послушать. А пока подойди-ка сюда.

Летти ловко спрыгнула со стола и, оказавшись рядом с Сержем, во все глаза уставилась на ежика.

– Ого, како-ой… А у нас был кот. Большой. Рыжий.

Пододвинув ночник к краю стола, лесник осветил ежа и принялся осматривать его рану.

– Ой, что это с ним?

– Да ничего страшного, – хотя Серж с мягкой улыбкой смотрел на своего пациента, предназначена эта улыбка была Летти. – Сейчас вылечим.

Приоткрыв лаковые розовые губки, кукла пристально наблюдала, как хранитель леса промывает ежику бок, мажет ранку чем-то пахучим. Зверек доверчиво позволял все это проделывать с собой.

– Ты добрый, – сказала вдруг кукла. – Сер-жи… – произнесла она напевно.

Неожиданно ее личико исказила гримаска.

– Я должна что-то сделать…

Серж искоса взглянул на нее. Как же ему все это не нравилось… Как же он любил, когда все было понятно, ясно, спокойно. Как раньше. Подождите-ка, а раньше все было ясно и спокойно? Альсени…

– Ну что ты? – закончив заниматься с ежиком, Серж посадил куклу себе на колени. – Расскажи мне… что-нибудь.

– Что?

– Ну… как вы там жили с Альсени.

– Хозяйка меня любила. Ей нравилось говорить со мной. Она говорила и плакала. Иногда…

– А о чем она говорила?

Летти вновь страдальчески нахмурилась.

– Не могу вспомнить.

Лесник вновь почувствовал себя не в своей тарелке. Он привык к деревьям, еще чуть-чуть – и начнет слышать их разговоры, как старые мудрые хранители леса. Долгие, тягучие, обстоятельные разговоры… Он привык к животным и птицам, чувствовал их… Казалось, тут и вовсе не нужно слов. Но никогда в жизни он не имел дел с детьми. И с куклами. Как-то криво усмехаясь, чтобы скрыть смущение, молодой человек нерешительно провел своей большой ладонью по рыжим волосам Летти.

– И как я могу тебе помочь?

– Не знаю. Я просто не помню. Есть что-то, что я должна вспомнить. А я не могу.

– Значит… ты не помнишь, почему все-таки пришла ко мне?

Она отрицательно качнула головой. Потом протянула руку к ежу и осторожно коснулась его колючек – почти человеческим жестом.

– А где ты был так долго, Сержи?

– У Марии.

– У госпожи Марии Андели?

– У нее. Знаешь, ты ее не бойся. Мария очень добрая, она никогда не отправит такую милую куклу, как ты, в заточение в музей. Она настоящий друг, и к ней смело можно обращаться за помощью.

– Друг? – Летти как-то застенчиво склонила голову набок, глядя на Сержа большими немигающими глазами.

– Ты что же, не знаешь слова «друг»?

– А у кукол бывают друзья?

– Не знаю, – усмехнулся парень. – Думаю, тебе виднее.

– У меня друзей не было. Хозяйка – это не друг. Это хозяйка. А ты – друг?

– Ну-у… – час от часу не легче. – Думаю, друг.

– Друзья любят друг друга и не хотят расставаться. Правильно?

– Правильно.

– А еще они вместе проводят время.

– Совершенно верно.

– Разговаривают. Вот как мы сейчас.

– Ага.

– Поют.

– Поют?

– Да-да. Приходят друг к другу в гости и поют.

– Может быть, может быть…

Летти встала в театральную позу, задрала голову, подняла вверх правую руку и завела тоненьким звонким голоском:

– О-о-о, эти синие теплые но-о-очи! О-о-о, эти ночи без сна и расу-у-удка!

– Тихо-тихо! – Сержи предпочел сразу же оборвать это представление. – Что ты делаешь, Летти?

– Пою.

– Это я понял.

– Сестра хозяйки пела это с друзьями.

«Лалина». Представить себе старшую сестру Арабел – Карину, распевающую про ночи без сна и рассудка, Сержи не смог при всей живости воображения.

А Летти, немного помолчав, смущенно добавила:

– Я думала, это правильно – петь другу.

– Вот оно как! Значит, это доказательство дружбы?

– Ну да, – кукла охотно кивнула.

– Мне эта песня не нравится, – жестко заявил Серж. – Если хочешь, Летти, я научу тебя другим песням. Тем, что пела мама, когда мы с моей сестрой Таней были еще маленькими…

– Хочу, – прошептала Летти. – Научи.

Глава 7. Башенка у Четвертого моста

Маленькая комнатка в часовой башне освещалась огоньком догорающей свечи. Где-то вверху неторопливо ворочался, с сонной ритмичностью стучал часовой механизм. За дверью раздавалось шарканье старого часовщика и его недовольное бормотание, такое же унылое, как и бесконечный монолог часов. Это была не главная башня столицы с великими часами – всего лишь небольшая древняя башенка у Четвертого моста…

Сидящая за деревянным столом немолодая женщина в черном платье лихорадочно листала слабо освещенную книгу. Ее тонкие сухие пальцы переворачивали страницу за страницей, и она едва сдерживала нетерпение. В какой-то миг возбуждение едва не сменилось горечью разочарования, но вот женщина радостно встрепенулась. Несколько слов, всего несколько слов… Со вздохом облегчения она погладила кончиками пальцев желтоватую шершавую страницу, шепотом повторяя прочитанные слова.

– Аглая, – вошел ее отец. – Опять ты портишь глаза, читая в этакой темнотище? И что ты все бормочешь, дочка? Ты здорова ли?

– Здорова, папа, – тускло улыбнулась Аглая старику.

Треугольник. Трое лучших. Возьми то, чем дышат их души.

С каждым днем она все сильнее становится похожей на эту старую желтую книгу, что лежит у нее на столе. И сколько уже седины в этих некогда черных волосах… А когда-то она была красива…

Любовь… вдохновение… и часть души. Ах да – еще немного родной крови. Вот так просто… Соединить… слить… сплавить… сотворить магический круг. Старый подвал часовой башни в ее распоряжении – как и эта комната. Там уже давно все приготовлено. Три сосуда пока пусты. Но прозрачность наполнится синевой – синева разольется, активируя круг. Еще немного подождать… Просто подождать. Сейчас ей даже не хочется спускаться в подвал, чтобы снова не признаваться себе, как ей страшно. Если ее постигнет неудача – уже ни в чем, нигде, никогда не останется смысла…

Серж вернулся в свой лес, когда роскошная россыпь звезд небесных уже проливала мягкий свет на звезду, покоящуюся на волнах океана. Один из лучей этой звезды – прозрачный Пятый мост – остался позади, юноша снова вдыхал родные запахи свежего ночного леса и слушал такие привычные звуки…

В кои-то веки ночью окошко его домика светилось. Уходя, он оставил на столе ночник, заряженный магическим огоньком, который сам загорался, едва наступал полумрак. Подарок сестрички Тани. Серж незло усмехнулся. Подумать только, он, добровольный отшельник, возвращается со светской вечеринки, а дома его кто-то ждет. Незваный и… смешной гость. И вдруг юноша заволновался. Невесть почему, но подумалось – а ну как неугомонная кукла, проделавшая путь из столицы в лес, отправилась разведать окрестности да сгинула. Глупо, конечно, но почему-то он уже чувствовал некоторую ответственность за нее. Да и жалко… вот просто жалко и все. Эх, куколка.

Он уже толкнул дверь калитки, но заменил при этом у частокола темный клубок, залитый ярким лунным светом. Серж наклонился к траве – ежик, так и есть.

– Ты что же, приятель, в гости ко мне пришел?

Погодите-ка… Что-то с ним не так. Бедняга, да он ранен. Бок разорван, цапнул кто-то.

– И ты пришел ко мне за помощью, бедолага.

Серж осторожно взял зверька.

Приоткрыв дверь, он остановился на пороге. И сразу увидел девочку в свете ночника, стоящую на подоконнике с высоко поднятой головой. Девочку? Нет, куклу.

– Привет, куколка, – сказал Сержи. – Любуешься на звезды?

– Не-а, – пискнула Летти. – Жду, когда к окну прилетят ночные птицы.

– И чего же ты их ждешь? – Сержи положил ежика на табурет.

– Хочу послушать… – кукла склонила голову набок, словно пыталась вслушиваться во что-то. – Альсени… хозяйка… любила слушать птиц.

– Хорошо, – юноша кивнул, – мы сходим послушать. А пока подойди-ка сюда.

Летти ловко спрыгнула со стола и, оказавшись рядом с Сержем, во все глаза уставилась на ежика.

– Ого, како-ой… А у нас был кот. Большой. Рыжий.

Пододвинув ночник к краю стола, лесник осветил ежа и принялся осматривать его рану.

– Ой, что это с ним?

– Да ничего страшного, – хотя Серж с мягкой улыбкой смотрел на своего пациента, предназначена эта улыбка была Летти. – Сейчас вылечим.

Приоткрыв лаковые розовые губки, кукла пристально наблюдала, как хранитель леса промывает ежику бок, мажет ранку чем-то пахучим. Зверек доверчиво позволял все это проделывать с собой.

– Ты добрый, – сказала вдруг кукла. – Сер-жи… – произнесла она напевно.

Неожиданно ее личико исказила гримаска.

– Я должна что-то сделать…

Серж искоса взглянул на нее. Как же ему все это не нравилось… Как же он любил, когда все было понятно, ясно, спокойно. Как раньше. Подождите-ка, а раньше все было ясно и спокойно? Альсени…

– Ну что ты? – закончив заниматься с ежиком, Серж посадил куклу себе на колени. – Расскажи мне… что-нибудь.

– Что?

– Ну… как вы там жили с Альсени.

– Хозяйка меня любила. Ей нравилось говорить со мной. Она говорила и плакала. Иногда…