Текст книги "Куклы (СИ)"
Автор книги: Алисия Мессар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
Отголоски прошлого
Серж ушел провожать Марию, а когда вернулся, увидел, что Летти как-то умудрилась сама выбраться из сундука и теперь сидит на полу. Глаза у нее были грустными.
– Почему ты захотела, чтобы я спрятал тебя? – спросил он без обиняков, поднимая куклу и водружая ее на стол. – Чего ты испугалась?
– Я узнала голос, который говорил с тобой из-за двери. Это госпожа Мария Андели, она могла бы узнать меня.
– И что с того?
– Я должна быть мертва. Мертвых кукол отправляют в Музей кукол, а потом, когда все места заполнены, хоронят в море, освобождая музей для других. Только чем-то особо выдающиеся куклы остаются в музее навсегда. Но я не выдающаяся. И я не хочу, чтобы меня отправили в музей!
– Так тебя никто и… Погоди-ка! Ты только что сказала – «не хочу». А до этого говорила, что у кукол не бывает желаний.
Летти растерянно заморгала и даже приподняла свои изящные кукольные ручки.
– Я не знаю, – сказала она жалобно. – Я не знаю, как так вышло. Я пришла сюда не потому, что хотела. Просто пришла. Но в музей не хочу – вот это я знаю!
– Да уж… Мне все сложнее понять тебя, куколка. Жаль, я не спросил Марию, умеют ли куклы врать.
Летти снова грустно на него посмотрела и пискнула:
– Я не умею.
Пасторальная картина, краски, словно на палитре, – насыщенная зелень, цветочная розовость, клубничная алость, оранжевость огромных лесных бабочек… Все это неспешно заливалось зыбкой тенью ночи, и мир приобретал другие цвета – лиловый, пурпурный, серебристый. С ночью приходило волшебство. Не нужно было быть потомком магов, чтобы ощутить его и погрузиться в тайну.
Сержи сел на крыльцо, в его руках была дудочка из тростника. «Как пастушек», – подумал он, но лето, царящее в их стране большую часть года, почему-то действительно порой наводило на мысль о барашке, упитанном и златорунном… или белом-белом, как густые летние облака? Но сейчас облака стали лиловыми с примесью желтизны, и ночь ждала исполнения тайны.
Музыка – всегда тайна. Даже если ее исполняет на простой дудочке неумелый музыкант.
Тихую и простенькую, задушевную мелодию вдруг прервал звонкий смешок.
Опустив дудку, Сержи обернулся.
– Чего, Летти?
– Ты смешно играешь.
Молодой лесник с усмешкой поднял куклу и поставил себе на колени. Круглые глаза из бирюзы задорно искрились в лунном свете, весело глядя сейчас на Сержа.
– А что же тут смешного? Правда, не музыкант я, да.
– Ага, – наивно согласилась Летти. – Ты плохо играешь. Хозяйка бы не смеялась, она бы зажала уши.
– Ну-ну, – глупее не придумаешь, но Серж даже слегка обиделся. – Я так, сам для себя на дудочке пиликаю, и никогда бы перед знатными барышнями выступать не подумал.
– Это правильно. Для этого есть Сардо. Знаешь – великий и неподражаемый Сардо Милиттэ. И божественная Роза Лейн.
– Как же, слышал.
Он едва не засмеялся в голос. Эти великие и божественные были двумя из «золотой четверки», той самой четверки, к которой принадлежала и Мария. С этими-то юными гениями ему и предстоит завтра увидеться у нее дома. Четыре выпускника Королевской Академии искусств, неразлучных с первого курса… кого-то из них Мария знала, кажется, еще с детства. Четверку прозвали «золотой», потому они – два человека и два демиана – действительно были самыми талантливыми в Академии, каждый – в избранной им сфере искусств. Мария была всех моложе, она поступила учиться, будучи еще совсем юной. И очень скоро зарекомендовала себя как даровитая художница и многообещающий скульптор, провела уже несколько выставок. В Королевскую Академию очень сложно поступить, но зато там раскрывают таланты студентов в полной мере…
Хмыкнув, Сержи сорвал бутон розы с одного из кустов, пышно обступивших крыльцо его дома, и воткнул в густые кудряшки Летти – кукла стала прехорошенькой.
– Ты, значит, музыкой увлекаешься, малышка?
– Увлекаюсь?
– Любишь музыку?
– Не знаю. Хозяйка Альсени любила музыку.
– Да… это верно. Она играла на рояле…
Серж уже не мог смеяться. Он задумался о тех нечастых, но полных какого-то зыбкого волшебства встречах, что выпали им с Альсени. А впервые… да, тогда господин Арабел посетил их дом на Пятом острове, где они с матерью и сестрой жили втроем – потом-то разлетелись по разным гнездышкам. С собой Арабел привез младшую дочь, маленькую, худенькую шатенку с глубокими серо-зелеными глазами. Уже тогда она была пациенткой Рении…
А потом Рения, бывшая деревенская девчонка, ставшая, благодаря годам напряженной учебы и изматывающей работы, одним из самых уважаемых врачей Королевства, поступила в больницу на Третьем острове – лучшую больницу, и уехала с Пятого. Иногда она приезжала проведать своих взрослых детей и старых друзей… и в один из таких визитов взяла сына с собой на званый обед в дом Арабел.
Вот тогда-то совсем еще молоденький Серж, худенький и большеглазый, как юный лесной дух, и увидел всех трех сестер. И холодную, как зима, белокурую Карину, и легкомысленную Лалину, и снова – Альсени, хрупкую, тихую Альсени…
Он немного смущался в их присутствии. Но потом разговорился с болтушкой Лали… Альсени, кажется, прислушивалась к их разговору.
А потом новая встреча, случайная, в парке возле Второго моста… А потом…
Сержу не удалось всласть предаться воспоминаниям… таким приятным… таким печальным… он почувствовал, как из его руки тихонько вытягивают дудку.
– Эй, ты чего, куколка?
Летти быстро отдернула руку. В ее круглых глазах отразилось что-то странное.
– Ты что, – догадался Серж, – попробовать хочешь?
Кукла согласно закивала.
– Хм… – он взял в ладонь ее крошечную ручку, – смотри-ка, пальчики у тебя гибкие, может, что и получится. Попробуй.
Летти попробовала. И издала такой забавный слабенький свист, что сама рассмеялась. А потом смущенно улыбнулась:
– Еще раз можно?
– Дуй сколько хочешь.
Летти дула и дула – изо всех сил.
– Подожди, – сжалился над ней Сержи. – Нужно вот так…
Как ни странно, но у нее получилось. Первый же короткий урок игры на дудке не пропал даром. Довольно слабый звук все-таки уже явно напоминал что-то музыкальное.
Кукла восторженно захлопала в ладоши.
– Никто из нас такое не умеет. Я первая, я первая. Я кукла-музыкантша!
Серж странно посмотрел на Летти внимательными светлыми глазами.
– Демиане ведь не разрешают своим детям играть с живыми куклами, правда? – спросил он ни с того ни с сего.
– Ага. Но и не покупают им кукол в магазине. Дети наших хозяев сами делают себе игрушки – такова традиция. Из тряпочек, из деревяшек. Но они не живые. Как только демиан создаст свою живую куклу – значит, он вырос.
– Да, я это знаю, – Серж задумчиво кивнул. – А живые куклы… Чем они так сильно отличаются от тех, детских, деревянных? Как странно… Ты боишься стать заключенной Музея кукол… Ты печалишься, когда я сомневаюсь в правдивости твоих слов… И ты так радуешься тому, что впервые издала на дудке чистый музыкальный звук… Кукла ли ты?
– Луна… – изумилась вдруг Летти, так, словно в первый раз в жизни увидела ночное светило. – Большая белая луна!
Ночной визит
Луна… Одна из двух – светлая – смотрела сегодня с неба на страну Южного ветра.
Алекс зажег высокую свечу на столе. Теперь и ее робкое сияние, а не только большая белая луна, освещало комнату. Их было здесь двое. Они были схожи во многом – оба молодые, грациозные и стройные. Темные волосы, интересная бледность, артистически-тонкие кисти рук превосходной лепки… Впрочем, на этом сходство заканчивалось. У одного из юношей волосы были коротко подстрижены, у другого же грива цвета воронова крыла стянута в роскошный хвост. Длинноволосый был выше ростом и во всем казался как-то четче, жестче, энергичней. Он был человеком. Второй – демианом. У первого серые, как сталь, глаза с продолговатым разрезом смотрели спокойно и прохладно. Он сидел вполоборота за резным дубовым столом перед зажженной им свечой. А демиан, затянутый в узкий черный фрак, стоял у полузашторенного окна, скрестив на груди длинные руки. Возле камина утопала в бархате кресла красивая кукла с талией осы и ножками балерины, ее головку осеняла темная туча легких кудрей. Огромные черные глаза куклы были полуприкрыты. И хотя она почти сливалась с креслом, для нее слишком большим, все же и ее освещал сейчас свет белой луны…
Молодой человек, в очередной раз наткнувшись на нее взглядом, усмехнулся:
– Никогда я все-таки не пойму, наверное, что за радость для вас – эти куклы. Что хорошего: всюду возить за собой, разговаривать, общаться с живым вроде бы существом, у которого нет души?
– Алекс… – стоявший у окна демиан пожал плечами. – Не стоило бы говорить так при Марселе. Ты можешь обидеть ее.
У куклы же не дрогнула ни одна из ее длиннющих шелковых ресниц.
– Ну, раз ваши куклы способны обижаться, – все с той же усмешкой отвечал Алекс, – то, возможно, они небезнадежны. Сдается мне, однако, что вы выдумываете про них больше, чем они есть на самом деле. Творчество… всегда самообман.
– Забавно, – улыбнулся демиан. – Когда ты говоришь так о творчестве – начинаешь напоминать плохого актера.
Алекс ничего не ответил.
– Сардо, – наконец заговорил он, меняя тему. – Ты будешь завтра на вечеринке у Марии?
– Конечно.
– А разве у тебя не концерт?..
– Не завтра. И ведь на все свои концерты я тебя приглашаю, будто бы забыл. Или до такой степени надеялся, что меня завтра там не будет?
– Там?..
– У Марии, конечно.
Алекс в упор посмотрел на Сардо.
– Надеялся.
– Вот так прекрасно… А когда-то все считали, что золотая четверка – друзья не разлей вода.
– Сложно сохранять дружбу в прежнем виде, когда она извращается в…
– Ну же…
– Нет, я не могу этого произнести.
– Боишься все-таки обидеть друга? Ты ведь и на людях ведешь себя так, словно мы до сих пор – лучшие в мире друзья. Но ведь, Алекс… ты меня ненавидишь.
– С чего вдруг? – холодно парировал молодой человек. – Нет у меня причин тебя ненавидеть.
– Есть одна.
И поскольку ответом было молчание, Сардо приблизился к Алексу и положил руку ему на плечо.
– Ты и правда мой лучший друг. И я хочу, чтобы ты был счастлив. Может быть, я сделаю тебя капельку счастливей, сказав: причины и в самом деле не существует.
– Сардо, загадочность тебе не идет.
– Хорошо, скажу прямо. Она меня не любит.
– Что, прости?
– Да. Я объяснился с ней позавчера. И она мне отказала.
– Слава Создателю, – тихо вырвалось у Алекса.
Губы демиана исказила горечь.
– Ты мог хотя бы при мне попридержать свою радость. Мне неприятно… и тяжело.
– Верно, – молодой человек даже слегка покраснел. – Извини меня.
– Ладно, неважно. Ведь я знаю, кого любит Роза. Тебя, Алекс.
– Вздор. Она не могла сказать тебе такого.
– Она ничего и не сказала. Но есть такие… чувства… эмоции… я их ощущаю… Я ведь музыкант как-никак. И она поет мои песни. И мы вместе репетируем… И я знаю, кому она все эти слова о любви посвящает.
– Что ж. Хорошо… – было ясно, что продолжать этот разговор Алекс больше не хочет. – Хорошо, мы еще поговорим об этом. А пока… Знаешь, меня что-то тянет перечитать мою новую сказку.
– Я не буду тебе больше мешать. А… о чем сказка? Прости, я пока не успел прочитать… и в ближайшее время, боюсь, мне будет очень некогда.
Алекс встал и подошел к окну. Луна… большая белая луна…
– О звезде, которая упала с неба. Все ее сестры, падая с небес, не могли уже больше жить. А в ней… что-то изменилось. Почему-то она оказалась не такой, как все. И не умерла. И она, как человек или как демиан, приобрела душу и сердце… А закончилась эта история тем, что…
– О, подожди, – музыкант снова положил руку на плечо друга. – Ты меня заинтриговал. Я все-таки найду время и прочитаю. Ты… ты молодец. Успеха тебе, Алекс…
– Спасибо…
Когда Сардо ушел, забрав с собой Марселу, Алекс вернулся к письменному столу. Он сказал, что хочет перечитать уже изданную сказку – и она действительно сильно манила его, словно хотела что-то приоткрыть в себе своему же создателю. Но ему показалось, что, может быть, сейчас… вот оно – долгожданное вдохновение, не упустить бы. Алекс давно уже бился над новой повестью, которая не давалась ему, ускользала из рук…
Нет. С полчаса Алекс Каэрэ, молодой, но уже весьма популярный, еще со времен учебы в Академии, писатель, просидел над чистым листом бумаги, то макая перо в чернильницу, то отбрасывая его. «Да, надо, как он… как Сардо… отречься от всего… и стать одержимым…»
«Ведь я знаю, кого любит Роза. Тебя, Алекс».
Проклятье!
Обхватив руками голову, Алекс неотрывно глядел на чистый лист… Если бы ты знал, Сардо… Но неужели ты не знаешь?.. Ты, скрипач, композитор, над песнями которого льют сладкие слезы девчонки, ты, чьей восходящей звездой восторгаются солидные знатоки музыки со всех восьми островов?.. Неужели ты не знаешь?! Какая это пытка – смотреть на чистый лист, понимая, что ничего, ничего… Что родник, бьющий в твоей душе с такой энергией и силой – неожиданно иссяк. Потому что есть нечто, что засоряет источник. Потому что не всякая любовь рождает вдохновение.
Раздался звон дверного колокольчика… Что это? Сардо что-то забыл?
…Сначала Алекс подумал, что перед ним цветочница. Нестарая еще женщина самой заурядной внешности, худая, с проседью в темных волосах. В чепце и в простом платье, в руках – корзина с цветами. Кажется, это тюльпаны? Черные?!
Но… зачем цветочнице являться к нему на ночь глядя, с товаром в руках?
– Вы ошиблись, сударыня, – заявил Алекс не слишком-то любезным тоном. – Я вас не ждал, цветов не заказывал.
– Вы меня ждали. Позвольте, я пройду.
Эти слова, произнесенные приглушенно-мягким голосом, почему-то сразу же убедили молодого человека. А может быть, ему почудилась во всем этом какая-то загадка – как же он любил загадки…
Алекс проводил женщину в свою гостиную – изысканную, в фиолетово-темных тонах – и предложил присесть. Любопытство, а также некоторые опасения, всегда порождаемые непониманием чего-либо, побудили его быть вежливым с незваной гостьей.
Но присаживаться она не стала.
Вместо этого ее суховатые руки протянули Алексу корзину.
– Я могу вам помочь. Возьмите цветок.
– Мне цветов не нужно, – он невольно стал подражать ее голосу… глухому… как ночь.
– Вам нужна свежесть идей, вам нужны новые мысли. Вдохновение – вот что нужно вам.
Он неожиданности Алекс даже слегка приоткрыл свои строго очерченные, обычно крепко сомкнутые губы. И ничего не ответил.
– Где та причудливая страна странных образов и мечтаний, в которой вы нашли свою историю? Ту, что никак не можете закончить.
Он ответил. Сам не понимая, зачем… словно зачарованный…
– Во сне… Во сне пришел ко мне этот сюжет.
– Сны – беспредельны и непостижимы, нет ничего невозможного для сна… И кто же ткет их причудливую ткань – мы ли сами или нечто иное? Вы хотели бы вновь увидеть во сне сюжеты чудесных историй?
– Что? О чем вы говорите?
– Вы могли бы увидеть еще много интересных снов… Богатство ощущений и бездна сокрытых в разуме тайн не должны пропадать даром.
– Но это… – Алекс попытался по обыкновению усмехнуться, и ему удалось. – Как-то странно все это звучит.
– Не бойтесь. Просто возьмите цветок.
Женщина достала из корзины и протянула ему… да, действительно черный тюльпан.
– Но я не хочу.
Это прозвучало неожиданно резко, но Алекс словно вырвался из мягкого плена…
– Я смогу сам творить свои истории. Из своих собственных чувств, из моей души и разума. Мне не нужна… опора.
– Как пожелаете. Но если вы передумаете…
– Подождите.
Он сам не понял, почему задержал ее.
– Возьмите у меня цветок, сударь, – все так же мягко повторила женщина, вновь погружая юношу в какую-то фантасмагорию…
Алекс протянул руку. Его длинные белые пальцы слегка подрагивали, но стального цвета глаза были полны решимости. Гладкий стебель тюльпана лег в его ладонь…
– Как я… что я теперь должен делать?
– Просто, ложась спать, подумайте о том, что хотите увидеть. Вы сами все узнаете. Прощайте.
Алекс осторожно тронул кончиком пальца глянцевую головку тюльпана. Прекрасный строгий бутон был красновато-черным, прохладным на ощупь.
– А цветок… не завянет?
Никто не ответил. Алекс поднял голову – женщины не было рядом.
Он долго смотрел в мрачный дверной проем. Тень пробежала по его худощавому лицу.
– Колдунья…
Вопросы без ответов
Серж не очень-то хотел идти на вечеринку к Марии, а на деле явился раньше всех.
Так случилось, что в тот же день в столицу неожиданно приехала Рения и с утра вызвала сына письмом.
Дом, который госпожа-врач недавно приобрела на главном, Хрустальном, острове, располагался недалеко от центра, между Четвертым и Пятым мостами. Сержу он был по вкусу, напоминал ему родной лес – этот небольшой уютный домик, матово-синий, украшенный не цветами, но северными растениями – длинными, ветвистыми… И на балконе красуются в кадках не цветочные кусты, но строгие хвойные деревья.
Серж был счастлив вновь войти в этот дом, наполненный запахом хвои, счастлив подняться по весело скрипевшей спиралевидной лесенке на второй этаж. Счастлив был поцеловать изящную, но крепкую кисть материнской руки, прежде чем Рения засмеялась и запросто обняла своего старшего отпрыска.
– Как я же я по тебе соскучилась, – сказала она после всех приветствий, когда сын расположился напротив в кресле у камина.
Они долго говорили о том, о сем. И наконец Серж задал вопрос, который не мог не задать.
– Альсени… Ты ведь лечила ее, ты должна была хорошо ее знать. Было ли в ней что-то, чего не видели другие?
– Не могу сказать. Я ее лечила… пыталась… но знала плохо. Понимаешь, есть такие натуры, робкие и гордые, очень скрытные. Возможно, болезнь наложила на характер девочки отпечаток. Но и от природы в ней было нечто такое…
Серж опустил глаза. Он никогда не рассказывал матери о том, какое на самом деле впечатление произвела на него Альсени…
– Я понимаю, почему ты заговорил о ней, – продолжала Рения. – Мне тоже от сердца жаль эту девушку. Она не была счастливой. И не только из-за болезни. Замкнутая, немногословная… мне казалось порой, что она носит в себе еще и какую-то другую боль. Даже удивительно, какой светлой и беззаботной была при этом ее кукла.
Видимо, что-то отразилось на лице Сержа, что-то не очень хорошее, и зоркие глаза Рении это подметили.
– Что-то не так, сын?
– Да нет… то есть… кое-что, но расскажу потом. Просто скажи, а ничего не происходило необычного с этой куклой… и с самой Альсени?
– Хм, а ты спрашиваешь явно не из любопытства. Нет, я ничего не замечала. Но не забывай, я была ее лечащим врачом – не менее, но и не более.
– Спасибо, мама. Я потом… потом все тебе расскажу.
– А сейчас и не время – мне пора. Я приеду завтра на Пятый, повидаюсь с Таней. Сегодня она не смогла ко мне заехать, у нее магазинчике какие-то неотложные дела. Может быть, и в твой лесной чертог загляну… дикарь ты этакий!
Мать и сын вместе вышли на улицу. Рения быстро поймала экипаж, и тот плавно поплыл над светлой мостовой в сторону Четвертого моста.
А Сержу не оставалось ничего, кроме как немного прогуляться, чтобы прийти к Марии точь-в-точь к заявленному часу.
В дверях небольшого радужного домика погруженный в свои мысли Серж столкнулся с Лалиной Арабел. Средняя сестра… Он даже внутренне вздрогнул, как бывает иногда, когда что-то извне вдруг неожиданно отвечает на твои потаенные мысли. Впрочем, ничего особенного в визите Лали к Марии не было, как и в том, что она не осталась на вечеринку – черное кружевное платье изящно облегало фигурку девушки, женственной и хрупкой, как настоящая демиана. Странно было видеть это всегда веселое и жизнерадостное создание в трауре, и странным было, что он оказался ей к лицу.
Серж учтиво, но несколько сдержанно поклонился юной демиане. Хотя он и был хранителем леса, с манерами у него всегда было все в порядке – мама вышколила его более чем прилично.
На мгновение на миловидном личике девушки отразилось напряжение, но тут же сменилось радушной улыбкой.
– Сержи! – ее голосок оставался все таким же звонким, хотя она и старалась вымученно приглушать его сейчас. – Здравствуйте! Как давно мы не виделись…
С ней, да, давно. А с Альсени… Стала ли смерть сестры ударом для Лали Арабел? В ее попытках казаться печальной фальши не было. Глядя на нее сейчас, Сержи подумал, как и раньше: «Доброе, милое, жизнелюбивое существо». Он немного неловко выразил соболезнования, Лали сделала грустное лицо, поправив при этом каштановый локон.
– С этим ничего не поделаешь, – сказала она вдруг очень просто. – Все мы когда-нибудь умрем. Я только надеюсь, что ее душа теперь свободна.
– Свободна? От чего? – сразу теряя все навыки светского общения, поторопился спросить Серж.
Лалина не удивилась вопросу.
– Ну как сказать… – она сморщила хорошенький носик, раздумывая. – Всех нас порой что-то беспокоит. Все мы иногда бываем… не очень счастливы.
Слышать от этого ребенка о том, что и она бывает иногда несчастна, было не менее странно, чем видеть ее в трауре. Но Серж поверил сразу – он вообще верил каждому ее слову.
– Альсени что-то беспокоило? – продолжал он разговор, который, может быть, продолжать и не следовало.
Лали снова задумалась.
– Возможно, – ответила она все с той же подкупающей теплой простотой. – Иногда она сидела и смотрела в одну точку часами, пока Летти крутилась возле нее… Сестра была больна. Мне кажется, она была… на чем-то очень сосредоточена. И что-то тяжело переживала. Понимаете… не потому что больна. Ей чего-то не хватало. Да, определенно. Если она не сидела у себя взаперти, то блуждала по комнатам, словно призрак из сказки, который искал путь на Небо.
Милая серьезность юной демианы побуждала Сержа задавать все новые вопросы.
– И сестра не была с вами откровенной? Ничем не выражала своего беспокойства?
– Нет. Мы… честно сказать, мы не были особо дружны. Бедная Альсени… Даже удивительно, что у нее была такая беззаботная кукла!
«Опять эта кукла…»
И его мать, и сестра Альсени, заговорив о почившей девушке, повторяли друг друга едва ли не слово в слово… ну а что они могли еще рассказать? Но обе они приплели к своему рассказу Летти.
– А где она сейчас? Кукла?
– Не знаю, – ответила Лали равнодушно. – Наверное, кто-то из слуг отнес в Музей.
У Сержа вдруг сжалось сердце. Дети, большие жестокие дети. Впрочем, разве люди не выбрасывают сломанные игрушки? А Летти должна была поломаться после смерти хозяйки, никто из них и не усомнился в этом. Но почему Лали хотя бы не жалеет ее? Или она никогда не видела этого живого, искристого бирюзового взгляда? Или… или до смерти хозяйки у Летти такого взгляда просто не было?
– Ваша сестра любила свою куклу? – задумчиво спросил он… просто спросил.
Лали очень удивилась вопросу.
– Ну… наверное. Не знаю, кукол любят все. Я свою очень люблю. А почему вы спрашиваете?
Серж пожал плечами. Если бы он знал.
Лали, словно прочитав его мысли, улыбнулась несвойственной ей улыбкой – застенчиво и виновато. Сержи понял, что пора прощаться, и в ответ на улыбку девушки мягко пожал ее руку…