Текст книги "Игра в ошибки"

Автор книги: Алиса Поникаровская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Глава 8

Лиана медленно поднялась из-за стола, отложила, не читая и не просматривая, написанные листы в сторону, потянулась, расправив уставшие плечи. Котенок, лежа на столе, среди бумаг, смотрел на нее круглыми желтыми глазами.

– Пошли вниз? – спросила Лиана и взяла его на руки.

Она бесцельно побродила по комнатам, заглянула на кухню, собираясь сварить кофе, но в последний момент передумала, поняв, что ни есть, ни пить ей абсолютно не хочется. В доме было тихо, и эта тишина раздражала ее, давила, заражая неспокойствием и тревогой.

«Я хочу сбежать отсюда, – подумала Лиана, усевшись на подоконник и глядя в окно, где дождь медленно, но верно превращал землю в грязное месиво. – Сбежать и все забыть… Хотя забыть вряд ли получится. И потом, как бы ни было страшно, согласись, тебе все-таки хочется узнать, чем все это кончится?.. Извечное женское любопытство… У каждой истории обязательно должен быть конец. Ну, пусть не всей истории, пусть хотя бы первой части… Ты уже влезла достаточно глубоко… Из таких глубин не выплывают. Только тонут… Я еще посижу тут немного одна и сойду с ума. К этому все идет. Кстати, это тоже вариант выхода. Кто будет любить сумасшедшую?.. Только такие идиоты, как Ивар и Янис…»

При воспоминании о Янисе Лиана ясно увидела прямо перед собой его лицо, и в тот же миг поняла, что очень соскучилась.

«Ну и что, – она упрямо поджала губы. – Лучшее действие – это бездействие. Я, по-моему, уже достаточно напортачила, если судить по тому, что пишется. Не пойду никуда, на-ка, выкуси!» – она показала непонятно кому две сложенные фигушки, и снова уставилась в окно.

Тишина обволакивала ее, заматывая в кокон, сквозь который трудно становилось дышать, все окружающие ее предметы стали медленно таять, теряя присущие им очертания, растворяясь в тягучести тишины, воздух стал тяжелым и сползал с потолка беловатой плесенью, исчезая в щелях пола, забираясь под ковер, с каждой минутой становясь все плотнее и плотнее. Лиана сидела прямо, не отрываясь глядя в окно, чувствуя спиной все, что происходит позади нее в доме, в паническом страхе понимая, что если повернется – вокруг нее будет пустота, бездна, в которую ее тут же унесет, и она снова будет лететь в этом бесконечном падении, холодный воздух, бьющий откуда-то снизу, разрежет тело, раздерет на кусочки, она будет лететь и кричать, не слыша собственного крика, потому что у бездны нет дна, нет конца, как не было начала… Серый кокон тишины стал еще плотнее, остатки воздуха расползлись по щелям, Лиане стало нечем дышать, она схватилась за горло, закрыла глаза и, соскочив с подоконника, на ощупь, опрометью бросилась к двери.

Она бежала по улице, расплескивая лужи босыми ногами, потому что тапочки слетели с нее сразу же, как только коснулись земли, завязнув в жидкой черной грязи. Она бежала по улице, и в широко раскрытые глаза ее стучался дождь, который она не могла впустить, потому что не замечала. Она так отчаянно тарабанила в дверь, мокрая и грязная, что, даже, увидев лицо Яниса, не разу смогла остановиться.

– Что случилось? – испуганно спросил Янис.

Лиана подняла на него глаза, взгляды их встретились, и… все кончилось.

Янис перевел взгляд на ее ноги, и бесстрастное лицо его дрогнуло.

– Что случилось? – хрипло повторил он.

– Можно я войду? – спросила Лиана, понемногу приходя в себя и, понимая, что ничего толком объяснить не сможет, потому что это прозвучало бы слишком даже для сложившейся ситуации.

– Конечно, – отошел в сторону Янис, пропуская ее.

Лиана вошла и застыла на пороге.

– Извини, ты мне тряпку какую-нибудь дай, – попросила Лиана. – Я ноги оботру, чтобы не натоптать.

Янис молча шагнул к ней, и, не успела Лиана ничего сообразить, осторожно поднял ее на руки, и двинулся в сторону ванной. Лиану бросило в жар, она неловко обхватила руками его шею и почувствовала, как колотится его сердце. Янис все так же молча поставил ее прямо в ванну, включил свет, и Лиана увидела его порозовевшее лицо.

– Полотенце на вешалке справа, – сказал Янис и быстро закрыл за собой дверь.

Лиана медленно закатала заляпанные грязью джинсы, потом потянулась к крану. Руки ее дрожали, и сердце, словно мячик, прыгало в груди. Она подставляла ноги под струю горячей воды и понимала, что ей безумно хочется прижаться к нему, снова почувствовать на своей спине его сильные руки, уткнуться головой в его плечи и расплакаться, как маленькой, обиженной девочке. Лиана тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения, выключила воду и, вытерев ноги, вышла из ванной.

Янис сидел в кресле перед камином, на столике дымились две чашки.

– Будем пить чай, – сказал он, словно ничего не случилось.

Лиана устало опустилась во второе кресло.

– Может, все же расскажешь, что произошло? – спросил Янис, придвигая к ней чашку.

– Я сама не знаю, – призналась Лиана. – Наваждение какое-то. Что-то померещилось, я даже объяснить толком не смогу. А где Ивар?

– Он наверху, в мастерской, – ответил Янис. – Заперся там со вчерашнего вечера, то ли что-то рисует, то ли песню сочиняет. Я его сегодня не видел. Ты же только что после болезни. Нельзя в таком состоянии по улице босиком бегать.

– Нельзя, – согласилась Лиана и глотнула чай. Немного подумала и предложила. – Давай выпьем? Для согрева?

Янис пожал плечами:

– Давай, – и поднялся с кресла.

– Я помогу, – тоже встала Лиана и пошла вслед за ним на кухню.

Янис поставил на столик бутылку вина и двинулся к лестнице.

– Ты куда? – остановила его Лиана.

– Ивара позову, – обернулся Янис.

– Не надо, – тихо попросила она. – Человек занят, зачем его отвлекать… Спустится – присоединится.

Янис несколько мгновений постоял в раздумье, потом медленно шагнул обратно к камину. Пока Янис открывал вино, Лиана пошарилась в кассетах, выбрала одну и включила магнитофон. На удивленный взгляд Яниса пояснила:

– Это старая-старая группа, я ее очень люблю. Там есть одна потрясающая песня… Мне кажется иногда, что я слышала ее когда-то давно… С ней словно что-то связано…

Янис разлил вино по бокалам, Лиана подняла свой.

– Давай выпьем за стопроцентное попадание, – сказала она. – Сколько можно стрелять мимо цели…

– Боюсь, от наших желаний здесь мало что зависит, – задумчиво произнес Янис и поднял свой бокал. – Иногда случается так, что выстрел попадает в цель именно тогда, когда ты этого не хочешь, когда боишься этого…

– Я и сейчас боюсь, – призналась Лиана. – Но это все же лучше, чем ничего. Вернее, чем то, в чем мы, похоже, торчим уже черт знает сколько времени. Давай.

Зазвенело, встретившись, стекло, Лиана залпом выпила содержимое своего бокала и потянулась за сигаретой.

– У меня такое ощущение, что мы с тобой совершаем что-то противозаконное, – невесело сказала она, выпуская дым. – Все время хочется оглянуться, чтобы проверить, не торчит ли кто-нибудь у нас за спиной.

– Наверное, так оно и есть, – подумав, ответил Янис. – Слишком много людей было замешано в этом с самого начала. Замешано нами самими. С тех пор они пристально наблюдают за нами, ты чувствуешь это, и тебе не по себе.

– Чем дальше, тем больше мне кажется, что это тоже подставка. Игра на уровне инстинкта, задета струна приличия – боже мой, что скажут люди? Что они подумают, что будут говорить?.. А по большому счету, какая разница, это наша проблема, и нам ее решать, и плевать на людей. Мы слишком долго обращали на них внимание, и вот, что из всего этого получилось, – Лиана разлила вино и отпила из бокала, не дожидаясь Яниса.

– Я думаю, это достаточно сложно – суметь исключить всех окружающих, особенно когда все так лихо завязано. Ведь в конечном итоге – они не виноваты…

– И никто не виноват, – процитировала Лиана. – А за кефир огромное спасибо всем. – Она снова глотнула вина и жадно затянулась. – Я плохо понимаю, что происходит. Но, насколько я могу судить, я так долго и отчаянно бежала от правды, так тщательно прятала ее в себе, давила, убивала, что порой начинала верить в собственную ложь. Тогда, на какое-то короткое время, становилось легче, но эта временная передышка быстро заканчивалась, и все возвращалось снова, усиленное, удесятеренное, накатывало волной, и я начинала давиться, захлебываться, делать глупости… Я помню, как пришла к тебе однажды ночью, когда-то давно, помню твое лицо, глаза Нины, свою истерику… Я вернулась домой и три дня пила водку, пила и плакала. Напивалась в дым, потом выключалась, потом просыпалась и снова начинала пить и плакать, и так без конца…

– Видишь ли… – начал Янис, и Лиана поняла, что сейчас последует длинная, логически выстроенная фраза, ибо, ибо, которая, как всегда, ничего не объяснит.

– Не надо, – взмолилась Лиана и грустно посмотрела ему в глаза. – Все это уже было однажды… Неужели ты не понимаешь?.. Все это уже было и было неправильно. Я думаю, мне стоит сделать одну простую вещь. Сказать то, о чем я не говорила никогда раньше, хотя бесконечное количество раз представляла себе этот разговор.

Лиана немного помолчала, собираясь с духом, потом негромко выдохнула:

– Я люблю тебя. И, похоже, любила всегда. Может, теперь хоть что-то изменится…

– Прости, – услышала Лиана его голос, прозвучавший откуда-то очень издалека. – Прости, но я женат…

И в этот момент зазвучала песня, которую она слышала когда-то давно:

…Отпусти его с миром, скажи ему вслед,

Пусть он с этим проклятьем уйдет.

Пусть никто никогда не полюбит его,

Пусть он никогда не умрет…

– Значит, все останется, как есть… – глухо сказала Лиана. – Ты боишься себя, так же, как боялся всегда… Это тоже – одна из причин… Мы слишком долго боялись правды, иначе не оказались бы здесь сейчас. Я сумела перешагнуть через страх… А ты до сих пор боишься… Чего?

– Я делаю то, что считаю правильным, – произнес Янис. – Чувство долга…

– Чувство долга? – перебила Лиана. – В каком дерьме мы торчим бесконечное количество жизней из-за проклятого чувства долга?! Кому от этого стало лучше? Мне? Тебе? Может быть, Ивару? Или твоей жене? Она так же, как и Нина, ни о чем не догадывается? Или что-то все же подозревает? Ты же любишь меня, я знаю это, иначе не сидел бы здесь, не имея ни малейшей возможности уехать! Мы должны что-то изменить, мы все время играли неправильно, находили неверные решения, стреляли мимо цели! Неужели ты хочешь, чтобы все вернулось снова в следующей жизни, потом еще в одной, еще?..

– Я не могу по-другому, – сказал Янис. – Мы не в силах что-либо изменить. Обстоятельства порой бывают сильнее нас. В нашем случае они сильнее всегда.

– Так не может быть! – замотала головой Лиана. – Это тупик! Вечный тупик! И мы обречены двигаться по этой проклятой спирали без конца, только витки становятся все длиннее и страшнее! Отключи разум, отпусти на свободу сердце, прислушайся к нему! Оно не обманет… Мы слишком долго думали, что с ним можно справиться, что его можно победить… Это не так, неужели ты этого до сих пор не понял?.. – Лиана встала из кресла, обошла столик и присела на подлокотник кресла Яниса. – Я люблю тебя, – тихо сказала она и, медленно наклонившись, осторожно коснулась губами его губ.

Янис прижал ее к себе, закружилась голова, и неведомое никогда ранее чувство покоя и счастья захлестнуло ее сердце.

На лестнице раздался грохот, они оторвались друг от друга, одновременно повернули головы и увидели быстро скрывшегося в мансарде Ивара.

– Ивар, – выдохнула Лиана.

– Мы сделали глупость, – поднялся Янис и кинулся к лестнице.

Лиана бежала за ним, вздрагивая от несущихся из мансарды оглушительных звуков. Они влетели в мансарду и застыли на пороге. Ивар, держа в руке молоток, носился по мастерской, круша все, что попадалось под руку. Больше всего досталось портрету Лианы, видимо написанному этой ночью: на их глазах Ивар превратил его в жалкие ошметки холста.

– Ивар, не надо! – крикнула Лиана, всем своим существом ощущая его отчаянную боль. – Ивар, пожалуйста!!!

Но Ивар, казалось, ее не слышал. Звенело, разлетаясь осколками, стекло, трещали сломанные рамы, падали искалеченные холсты.

– Что же ты стоишь?! – повернулась Лиана к Янису. – Останови его!

Янис сделал шаг вперед, загородив собой гитару, на которую уже нацелился молоток Ивара.

– Убирайтесь отсюда! – крикнул Ивар. – Убирайтесь оба!

– Подожди, – остановил его Янис. – Нам нужно поговорить, – он повернулся к Лиане и скользнул по ней ничего не говорящим взглядом. – Нам нужно поговорить.

Ивар поднял на нее покрасневшие от бессонницы глаза, и Лиану словно ударило током его безграничной боли. Упал молоток из разжатых пальцев, и в мансарде воцарилась напряженная тишина. Ивар перевел взгляд на Яниса, усмехнулся криво:

– Ну, что ж, давай поговорим…

Лиана осторожно сделала шаг назад, не в силах больше выносить все увеличивающееся напряжение, казалось, что воздух вот-вот вспыхнет ярким синим пламенем, медленно спустилась вниз по лестнице и, открыв дверь, зашагала босиком по лужам и грязи, не замечая этого, сводящей с ума ненавистью ненавидя этот нескончаемый безумный дождь.

«…Ленка с Вальтером предложили пожить у них какое-то время, и Алиса с Михалычем с радостью согласились: все-таки сами себе хозяева, не то, что у мамы под боком. Жили весело, приходили какие-то новые люди, приносили пиво, весело играли на гитарах, дурачились, носили в пивной ларек консервы (когда кончались деньги) в обмен на пиво. Продавец пива уже знал всю веселую компанию в лицо, улыбался, производя «натуральный обмен», шутил и предлагал заходить еще, что с радостью и выполнялось. Только Ким в их общем доме не появлялся. Они встречались с Михалычем на репетициях, вместе ехали домой и расходились по соседним подъездам. Алису такое близкое присутствие Кима сводило с ума. Садик, в котором он дежурил, находился во дворе дома, она знала расписание его дежурств, и каждый вечер, если за ней не наблюдал Михалыч, стояла у окна в жадном ожидании. Ким выходил из подъезда, Алиса вздрагивала, знакомая волна вновь захлестывала ее, и, унимая дрожащие руки, она провожала взглядом его удаляющуюся фигуру.

Михалыч вернулся домой после очередной репетиции, разделся и, зайдя в комнату, сладко потянулся:

– Все, уходим в заслуженный отпуск.

– Что случилось? – спросила Алиса.

– Ким с Ниной завтра уезжают в Алма-Ату, – пояснил Михалыч. – А я пока отдыхаю и новые песни пишу.

– Надолго? – спросила Алиса, теребя ворот футболки.

– Недели на три. А что? – Михалыч вскинул глаза. – Это имеет какое-то значение для тебя?

– Да нет, я просто спросила… – растерялась Алиса. – Вам же работать надо. А то и с этой базы выпрут.

– С базой все в порядке, – сказал Михалыч. – И с Кимом все в порядке. А вот с тобой…

– Со мной тоже все в порядке, – заверила его Алиса, чувствуя, что внутри у нее все переворачивается от только что услышанного известия и пристального, изучающего взгляда Михалыча.

– Ну-ну, – хмыкнул Михалыч и отвел глаза.

Осознав, что Кима нет в соседнем подъезде, нет в этом городе, что его нельзя случайно встретить где-нибудь на улице, Алиса почувствовала, что ей стало легче дышать, у нее словно выросли крылья, постоянные назойливые мысли куда-то испарились, свалился камень с груди, она влилась в Михалыча легко и радостно, стала частью его, стала самой собой, не раздираемая больше противоречиями и потому счастливая. Они писали песни Михалычу, они писали песни Вальтеру, Алису прорвало, из нее рекой текли стихи и рассказы, Михалыч с Вальтером дурили и творили черт знает что.

Однажды, вернувшись вечером домой, Алиса с Ленкой застыли у подъезда, заметив еще издали отсутствие света в квартире.

– Странно, – сказала Алиса. – Где они могут быть? Тебе Вальтер ничего не говорил?

– Нет, – ответила Ленка. – Он должен быть дома.

Они поднялись по лестнице и осторожно открыли дверь в квартиру. Ленка вошла первой и включила в коридоре свет. Царила абсолютная тишина, им обеим почему-то стало страшно.

– Вальтер! Михалыч! – негромко позвала Алиса.

Ленка толкнула ее в бок:

– Смотри!

Полоса света, падающая из коридора в комнату, освещала лежащего ничком на полу человека, одетого в вальтеровскую куртку и шапку и сжимающего в руке нож. Человек лежал неподвижно и не подавал никаких признаков жизни.

– Смотри, – снова толкнула Алису Ленка.

В кухне на табуретке, лицом к окну и спиной к стоящим в коридоре, сидел еще один человек, закинув ногу на ногу, в телогрейке и рваной шапке-ушанке с горящей папиросой в руке. Черные длинные волосы свисали скомканными патлами поверх воротника. Держась за руки, Алиса и Ленка шагнули в кухню и осторожно заглянули в лицо сидящего. На них смотрела иссиня-зеленая отвратительная рожа. Сзади раздался дикий вопль, они невольно вскрикнули, и в ту же секунду хохочущие Михалыч и Вальтер включили свет.

– Вы спятили! – смеясь, отбивалась Алиса, глядя на искусно вылепленное из пластилина лицо. – Так же и заиками недолго остаться!

Ленка, хохоча, отмахивалась от сияющего Вальтера.

– Здорово мы вас, правда?! – умирал от смеха Вальтер. – Такие классные дядьки получились!

– Ну, чья это идея, пояснять не надо! – хохотала Ленка. – Знали бы вы, как мы напугались!

Вальтер увлек Ленку в коридор, на ходу снимая с нее верхнюю одежду. Зажурчала вода в ванной, раздался жуткий Ленкин визг, потом смех и отчаянный вопль:

– Алиска! Спаси меня! На помощь!

Алиса кинулась в ванную и зашлась от смеха, согнувшись пополам, увидев, с каким довольным лицом Вальтер поливает из душа одетую Ленку, стоящую вместе с ним в ванне. Пока она смеялась, подкравшийся сзади Михалыч в два счета приподнял ее и сунул в ванну третьей. Вальтер тут же повернул душ в ее сторону, Алиса, визжа, вцепилась в рубаху Михалыча, и тому ничего не оставалось, как присоединиться к уже купающимся. Хохот стоял невообразимый. Четверо счастливых людей в одежде стояли в ванне и были насквозь мокры.

– Объявляю этот день – Днем всеобщего купания! – торжественно провозгласил Вальтер. – Отныне, каждый месяц… Какое сегодня число? – повернулся он к Михалычу.

– Девятнадцатое, – ответила за Михалыча Алиса.

– Отныне каждый месяц девятнадцатого числа будет торжественно отмечаться День всеобщего купания! – торжественно произнес Вальтер, подражая голосу известного политического деятеля. – В этот день каждый уважающий себя человек просто обязан залезть в ванну в одежде и почтить память этого незабываемого события! Отказавшихся – к позорному столбу! Возражения имеются? Ну, я думаю, прения здесь неуместны! – возражений не имелось, и Вальтер с гордостью произнес. – Хорошее начало, товарищи! Принято единогласно!

Эти три недели были самыми счастливыми в жизни Алисы. Жаль, все хорошее так быстро кончается…

Михалыч пришел домой поздно, поставил в угол гитару и вытащил из сумки пластинку.

– Что это? – спросила Алиса.

– Ким приехал, – ответил он. – Вот привез мне подарок на день рождения. Новый альбом «Наутилуса».

Алиса вздрогнула, почувствовав, как снова тяжело становится на сердце. Противно задрожали руки, и она поспешила спрятать их, скрестив на груди.

– Ну и как он? – чуть изменившимся голосом спросила она.

– Нормально. Гитару оттуда себе приличную привез, кучу приветов от старых друзей. Сегодня вместо репетиции весь вечер проговорили. Да, альбом совершенно потрясающий. Я сейчас поставлю.

Михалыч включил проигрыватель и поставил пластинку.

Алиса слушала внимательно, изредка что-то отвечая на комментарии Михалыча: то, что она слышала, ей нравилось до тех пор, пока не зазвучала последняя песня. От первых аккордов Алису буквально перевернуло, она съежилась и замерла.

Джульетта лежит на зеленом лугу

Среди муравьев и среди стрекоз

По бронзовой коже, по нежной траве

Бежит серебро ее светлых волос,

Тонкие пальцы вцепились в цветы,

И цветы поменяли свой цвет

Расколот, как сердце, на камне горит

Джульетты пластмассовый красный браслет.

Отпусти его с миром, скажи ему вслед,

Пусть он с этим проклятьем уйдет,

Пусть никто никогда не полюбит его,

Пусть он никогда не умрет…

– Что, о Киме своем задумалась? Соскучилась? Давно не виделись?

– Ты что? – непослушными губами спросила Алиса.

– Ой, ну только не надо мне врать, – нехорошо усмехнулся Михалыч. – Я же тебя насквозь вижу. Я даже знаю, о чем ты сейчас думаешь.

– Интересно, о чем?

– Да брось ты, сама все прекрасно знаешь. Врать еще не надоело?

– Перестань, пожалуйста, – тихо попросила Алиса.

Песня кончилась, игла с шипеньем скользила по пластинке.

– Что, правда глаза колет? – осведомился Михалыч. – Ну, вот он, приехал, твой дорогой и горячо любимый, что же ты стоишь? Почему не бежишь, на шею не кидаешься? Ждет же, наверное, а?

– Прекрати! – повысила голос Алиса.

– Не ори на меня! – взорвался Михалыч. – Ты же в лице переменилась, когда я сказал, что он приехал, я же не слепой и не идиот! Ты меня совсем за дурака считаешь? Он же тоже сразу о тебе спросил, бык упертый! Как дела? Как Алиса? – передразнил Михалыч. – Как ты можешь так, а? Что, боишься одна остаться? Боишься, что на хрен пошлет тебя любовь твоя забыченная? А так, пусть худо-бедно, но хоть кто-то рядом?! Я тебе как временное утешение нужен, а?

– Перестань, – снова повторила Алиса. – Все не так. Я же не виновата, что он обо мне спросил… Все не так. Если бы все было так просто…

– Не виновата? А кто виноват?! Может, я?! Никто не виноват, а ты спишь и видишь его рядом с собой! Зачем я-то тебе сдался?! Для галочки в тетрадке: еще один идиот, павший на поле любви?! Ты же песню слушала и к нему обращалась: если не с тобой, то пускай так, пусть он с этим проклятьем уйдет, не так что ли?!

– Перестань, я не могу больше, – попросила Алиса, сжимая виски руками. – Вы измучили меня, я не могу больше…

– Зато я могу! – огрызнулся Михалыч. – Да пошла ты…

Он бросился к проигрывателю, сдернул с него пластинку и, схватив первый попавшийся под руку острый предмет, несколько раз с силой провел по диску.

– На! – он кинул в сторону Алисы исковерканную пластинку. – Заслушайся теперь!

Алиса отклонилась в сторону, пластинка ударилась о подоконник и отлетела к батарее. Полными слез глазами, пытаясь сдержать рвущийся крик, она наблюдала, как Михалыч мечется по квартире в поисках одежды.

– Пошла ты!.. – напоследок выкрикнул он и яростно хлопнул дверью.

Алиса сползла по стене, захлебываясь в слезах, которые не могла и не хотела остановить. Она сидела на полу, обняв колени руками, словно хотела съежиться до невидимых размеров и исчезнуть, и не быть никогда. Голова ее бессильно моталась из стороны в сторону, а губы шептали как-то сами по себе, независимо от ее сознания:

– Я не могу больше… Я больше не могу…

Все еще продолжая шептать, она поднялась с пола и, шатаясь, точно пьяная, пошла в ванную. Она плохо понимала, что делает, настолько сильна была боль внутри нее. Она пустила воду, заткнула пробку и начала медленно раздеваться. «Джульетта лежит на зеленом лугу…» – крутилось в голове, а губы, не останавливаясь, шептали:

– Я не могу так больше… я так больше не могу…

Алиса закрыла дверь на щеколду и медленно опустилась в воду. Не глядя, нащупала на полочке бритву, несколько мгновений оцепенело смотрела на нее, потом изо всех сил полоснула бритвой по вене, вложив в это движение все свое отчаянье, свою боль, свою усталость. Пальцы разжались, бритва медленно опустилась на дно ванны, Алиса завороженно наблюдала, как вода постепенно становится бурой, и с каждой каплей крови, исчезающей в этой воде, боль уменьшается, растворяясь в чем-то большем, чем она сама, в чем-то великолепно бесконечном…

Пусть никто никогда не полюбит его,

Пусть он никогда не умрет…

А потом не стало боли совсем… Потом ничего не стало…»