Текст книги "Рояль под елкой"
Автор книги: Алиса Лунина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Глава 11
В комнату вошла Ева с подносом.
– Кушай, давай, тебе поправляться надо! Худая стала!
– Это хорошо, – кивнула Лера. – Глядишь, подпаду под стандарт! Мне бы еще сантиметров десять росту добавить – и вообще будет нормально!
Ева укоризненно взглянула на дочь: неужели это так важно?
А Лера невозмутимо кивнула. Конечно, важно, даже очень.
На самом деле, взаимопонимание между матерью и дочерью было таким слаженным, что они понимали друг друга на уровне взглядов и жестов. Вот как теперь. Тем более что у обеих – очень выразительная мимика.
– Тортик хочу испечь, – улыбнулась Ева.
– Зачем? Купить же можно.
Ева округлила глаза: но твой любимый!
Лера махнула рукой: вредно. И вообще не трать время.
Ева расстроилась. Ей хотелось сделать для дочери что-то хорошее, а оказывается, той не нужно. Раньше она искренне радовалась, когда Ева пекла что-нибудь вкусное. Они пили чай вдвоем и разговаривали обо всем на свете, а сейчас так обидно мало времени проводят вместе…
Выпив чая, мать и дочь устроились на диване, накрывшись пледом. Включили телевизор. И наткнулись на самую печальную передачу, совсем не новогоднюю и вообще не праздничную…
Сухонькая старушка рассказывала историю своей любви и жизни, перемежая ее слезами и тихими вздохами. История и впрямь невероятная. Во время войны французская гражданка, где-то там у себя во Франции, встретилась с советским солдатом. И всё – любовь! Да такая, что француженка бросила родину, семью и пошла за любимым. Буквально на край света. А на краю света, то есть в России, ее ждали испытания: жизнь в нищей деревне, малопонятный советский образ жизни и, главное, предательство любимого. Потому что вскоре муж прельстился другой женщиной и французскую подругу бросил. Можно сказать, на произвол судьбы – в чужой стране, с ребенком на руках.
Француженка пыталась вернуться на родину – да кто бы разрешил при советском режиме? Сказали, мол, вы-то сами езжайте, а дочь мы не выпустим. Она, конечно, осталась – заложница любви.
И счастья было в ее жизни, может, на пару лет, а плата за него – целая жизнь в чужой стране, в нищете и женском одиночестве.
Финальные кадры: сидит сухонькая, сгорбленная француженка и поет тихо-тихо какую-то песенку.
Лера смотрела, повторяла потрясенно: «Дура, ну какая дура!» – потом взяла и разревелась!
А Ева заметила:
– Сама ты дура и ничего-то о жизни еще не знаешь. Бабка все равно счастливая! Ты просто пока не понимаешь.
И дальше, коротенько, минут на сорок – лекция, что любовь – большое счастье и главный смысл, и, наконец, резюме, что выше этого счастья ничего быть не может. И когда-нибудь ты это непременно поймешь!
– Отцепитесь от меня с таким вашим счастьем! – сказала Лера.
– Сейчас по морде дам, – пообещала Ева.
– Можешь хоть ногой в лицо ударить, то же самое повторю!
Вот тебе и взаимопонимание на уровне взглядов и жестов.
…Лера никак не могла успокоиться. Литературщина какая-то, почему непременно надо искать смысл в самопожертвовании и любви, как источнике боли? Дескать, любовь предполагает страдание, в противном случае, это просто межполовые отношения. Законченные мазохисты!
Думают причинным местом, а не головой, оттого и проблемы. Уходят в эмоции, а потом и рады бы вернуться, а дудки – не так это просто, пожалуйте страдать на полную катушку. Еще и других уверяют, что только так и надо! Пострадать за любовь – самое то!
Лера как-то читала про одну повернутую даму. Чего ей не хватало, непонятно. Сама была богатенькая, с титулом, с положением в обществе. И вот угораздило ее влюбиться в совершеннейшего козла. И козел-то был так себе, судя по фотографиям, ничего особенного, а вот влюбилась, да так, что вообще без башки. Замуж за него вышла. Он ей сразу же начал изменять и вообще себя ни в чем не ограничивал. Вообще гнилой мужик оказался. А потом что-то с ним случилось. Ноги, что ли, отнялись. Короче, неходячий стал. Ну, эта то ли идиотка, то ли просто самоотверженная женщина, не поймешь, за ним трепетно ухаживала, все свои деньги тратила на то, чтобы козла на ноги поднять. А он даже, будучи в таком состоянии, умудрялся ей изменять со всякими там медсестрами и сиделками. А эта все терпела, все терпела! И вот что это такое, как назвать?
Есть такой вид священной любви, агапэ называется. С одной стороны, может, эта история как раз агапэ, а с другой, простите – полный атас. Чего ради та дама перед козлом стелилась? Зная, что он все равно не оценит и что это игра в одни ворота?
Нет уж, женщины дорогие, вы как хотите, а она, Лера, в такие игры не играет!
Отношения должны быть комфортными и выгодными для обоих партнеров. И доля разумного эгоизма в них просто необходима.
Лера вообще давно подметила закономерность: чем с человеком лучше, тем он быстрее к тебе задом свою избушку поворачивает. Особенно это мужчин касается. Те мгновенно наглеть начинают, учуяв хорошее отношение и женскую слабину.
У Леры есть перед глазами печальные примеры. Такое агапэ, что просто жуть. Вот хоть бабку-графинюшку взять, вот женщина за любовь пострадала!
Дед в свое время развелся с ней. Но не потому, что расхотел жить с этой женщиной, а потому, что начались веселые времена и иметь жену из «бывших» считалось не комильфо. Мол, извини, жена, я, конечно, тебя люблю, и вообще жена ты неплохая, но я, как истинный ариец, тьфу, верный партиец, должен подстраховаться.
И подстраховался. Так потом и жили разведенные еще лет пять. А про то, что было бы, если бы партия потребовала от него больших жертв, лучше не думать.
Правда, через пять лет он все равно бабку бросил. Увлекся ее подругой правильного происхождения, да к ней и ушел. И, что удивительно, бабка, аристократ, получив такой удар ведром, ни на подругу, ни на деда зла не держала.
Мол, так сложились обстоятельства, что тут поделаешь.
И Лере в оба уха пела про любовь и высокие отношения. Дескать, нет ничего выше, в них смысл ищи. А какой смысл, когда Лера видит, до чего их дар любви довел, что в итоге они получили.
Вот, скажем, Ева. Что она хорошее от любви видела? Разве она не была достойна лучшей женской судьбы? Да, конечно, была! Имелся у нее в молодости любовник. Подробностей Лера, впрочем, не знает, мать не любит распространяться на эту тему (кстати, есть фотографии: дяденька в очках, наверное, жутко умный, и ее Ева, юная, с косичками, прямо внучка этого дяденьки), и, может, какую-то радость для себя Ева и находила в этих отношениях (иначе зачем их поддерживала?), но счастья там не было!
Что хотите делайте, но она смеет утверждать: не было у Евы счастья, какого она достойна! Трагедия всей жизни – не встретился Еве мужчина ей под стать, никто не отогрел ее.
А Дымов, разве с ним она была счастлива? Ну, выступил он как донор для зачатия (до понимания этого факта Лера сама дошла; Ева, конечно, подобного никогда не говорила, наоборот, всячески преувеличивала значение Дымова в их жизни), но что, кроме сперматозоидов, он ей дал? Да ничего. Мало того, отнял кучу здоровья и нервов, связавшись с той тварью.
Лере до сих пор обидно за свою Еву. Она не понимает, как отец мог оставить Еву, прекрасную и великодушную, и прельститься какой-то дешевкой. Телкой со счетчиком в глазах. Не самой молодой и красивой, кстати сказать. Пусть бы отец, если ему так было надо, завел себе на стороне, как деликатно говорит Ева, «отношения» и трахал бы телок, какие проблемы? Только бы не бросал их с Евой. Особенно Еву. Тихую, уютную, которая растворялась в отце полностью. Еву, которая была из тех женщин, что если не вяжут теплые носки, то, по крайней мере, суют их любимому, боясь, как бы тот, не дай бог, не простудился.
И что получила Ева за свой великий дар любви? Что они все получают?
А Лера хочет исключить себя из этой цепочки, в их «бабском царстве» довольно бабушкиных и Евиных жертв.
Лера пойдет другим путем. Лучше просчитать взаимовыгодные отношения, где каждый участник получит свой бонус и вознаграждение, чем платить в одиночку за чьи-то идеалистические представления о любви.
Кстати, Ева как-то предприняла довольно неуклюжую попытку устроить личную жизнь. Рискнула поверить в то, что и ей доступно нормальное женское счастье, без жертвенной самоотдачи и надрывающих душу чувств. Даже привела домой, знакомиться с Лерой, довольно смешного мужчину. Надеждой на счастье оказался товарищ лет пятидесяти. Плешивый и какой-то поношенный. Вел себя, правда, очень прилично, хвалил бабушкины пироги и усиленно интересовался Лериной учебой. Уходя, взглянул как-то умоляюще-жалко, мол, возьмите меня в семью, я хороший.
– Ну что? – спросила Ева. – Как он тебе?
Лера угадала в голосе матери волнение.
– Плешивый какой-то.
– Но зато очень хороший человек. И специалист по искусству эпохи Возрождения!
– Очень может быть, – перебила Лера. – В конце концов, что ему еще остается с такой-то плешью?
Она обняла Еву и снисходительно сказала:
– Мать, не позорься! Приличного нет, но и такого не надо.
И все, больше хорошего человека и специалиста по эпохе Возрождения Ева домой не приводила. И вообще тема устройства ее личной жизни ни разу не поднималась. Лера была довольна. Планета Лера не предполагала спутников.
Но теперь, когда она повзрослела и научилась обходиться без матери, вспоминая того плешивого положительного дядьку, чувствует что-то вроде угрызения совести. Может, надо было разрешить им попробовать? Дать им шанс? Кто знает… Вряд ли что-то получилось бы. Наплевал бы этот специалист по искусству ее Еве в душу и свалил куда подальше, оставив женщину с душевной травмой.
…Ева-Ева, идеалистка несчастная, взрослая ведь тетенька, а все ждешь чего-то и надеешься на чудо. Не надейся, не унижай себя ожиданием. Не смотри на телефон, Ева, не надо.
Лера вздохнула. Господи, как бы до нее донести мысль, что отец не собирается ей звонить?
* * *
– Лера, – Ева начала осторожно подступаться к разговору, который ее очень волновал. – Ты собираешься встречаться с отцом?
– Разумеется. Почему бы и нет? В конце концов, семь лет не виделись. Даже интересно, – Лера усмехнулась. – Как в кино. А то еще, знаешь, можно пошутить. Например, так: я с ним знакомлюсь, но не говорю, что я его дочь, сто к одному, не узнает – столько не виделись. В общем, туда-сюда, он на меня западает! Мы балансируем на грани, но в самый последний момент я ему говорю, предотвращая инцест: «Обломитесь, папаша! Я ваша дочь! Вам урок: надо было серьезнее относиться к воспитанию детей!»
– Прекрати! – Ева вспыхнула. – Гадость какая! Твой юмор меня иногда шокирует.
Лера пожала плечами. По ее мнению, проблема Евы заключалась в отсутствии чувства юмора.
– Мне бы хотелось поговорить об этом серьезно.
Вот именно, Ева, ты слишком серьезно ко всему относишься.
Ева молчала, тщательно подбирая слова; она боялась травмировать дочь.
– Мне не совсем нравится твое отношение к отцу.
Лера уставилась на мать с удивлением: а каким оно может быть, учитывая обстоятельства?
– Ты как будто обижена на него…
– Я не как будто, а действительно обижена на него.
– Но он ни в чем перед тобой не виноват!
– Неужели? Ну конечно, он ни в чем не виноват! Просто так сложились обстоятельства! Ваша с бабушкой любимая фраза! Отмазка для провинившихся. Вы готовы простить всех скопом, даже не вдаваясь в детали.
– И в чем, по-твоему, его вина? Что такого он сделал, чтобы заслужить подобное отношение?
– Скорее не сделал! – хмыкнула Лера. – А впрочем, это неважно. Передо мной он не виноват. Видишь ли, я не столь сложно организованное существо, чтобы мне можно было нанести душевную травму, лишив меня такой малости, как любящий папочка. Все нормально, ну безотцовщина – и что? Это обстоятельство я пережила в свое время и отравлять себе жизнь не стала. Так что дело вообще не во мне, как ты не понимаешь!
Я не могу ему простить тебя. И это, пардон, мое право. Я действительно считаю, что он мог бы отнестись к тебе, гм… хм… подберу фразу из твоего лексикона… более порядочно!
Ева в отчаянии заломила руки, так что пальцы хрустнули. Не надо ей такого сочувствия и любви! Более всего на свете она хочет, чтобы у Леры с отцом были хорошие отношения, а при таком подходе разве это возможно?
– Послушай меня, девочка, – Ева постаралась говорить спокойно, – ты еще очень молода и в силу возраста не понимаешь многих вещей!
– Да ну? – захихикала Лера. – Чего, например? Что мой отец всегда был слабохарактерной размазней и не устоял, когда его поманили пальцем?
– Может, это была любовь? – вздохнула Ева.
– Мать, я тебя умоляю, не смеши мои ботинки! Любовь!
Лера потянулась за сигаретами, задымила.
– Что за привычка курить в комнате? – не выдержала Ева.
– Из разряда дурных. Каждый человек имеет свои дурные привычки. И на солнце бывают пятна! Ты, например, склонна видеть во всех только хорошее. Сразу авансом – исключительно хорошее. И с моей точки зрения, это очень опасная дурная привычка. Курила бы ты лучше в комнате, что ли.
– Ты злая.
– Ага, – кивнула Лера, – я знаю. Так вот – то была не любовь, позволь мне судить об этом. Спиши на юношеский максимализм и дерзость суждений. Просто жила-была семья: мама-папа-дочка. Обычная, в общем, семья. Ну со своими, конечно, тараканами: папа – супер-пупер музыкант, и мама старше папы на пятнадцать лет, но дело-то не в этом. Жили ведь, любили друг друга, по крайней мере, друг о друге заботились. И вот на тебе: нарисовалась другая женщина – ничего особенного… Нет, если бы это была Клеопатра или там богиня Гера, я бы могла понять, но это была обычная женщина, какая-то там тетя-массажист, блондиночка с длинным лицом, короче говоря, псевдороковая женщина. Что и обидно. И эта тетя-массажист увела пианиста, как телка, в свое стойло. Как-то странно даже: культурный мужчина, так одарен в музыке, а в женщинах совсем не разбирается.
– Лера, перестань! – Ева прикрикнула, что случалось отнюдь не часто. – Нет у нас права судить и навешивать ярлыки! Откуда тебе знать о том, что она за женщина!
– От верблюда! Мне достаточно было видеть, как она поступила с папашей при разводе! Ведь он все отдал этой твари, а мы?
Ева покачала головой (мол, не о том ты, дочь, думаешь, отдал и отдал), а вслух произнесла:
– Тебе ли жаловаться? Он для нас никогда денег не жалел. И квартиру купил, и машину тебе подарил, на что обижаться?
– Откупился, можно сказать!
– Ну зачем же так? Почему не посмотреть на это с иной точки зрения? Искренне заботится о тебе, любит.
– Вот твоя «искренняя точка зрения» и довела тебя до… – Лера запнулась.
– До чего? – спокойно спросила Ева.
– До того, что встречаешь Новый год в одиночестве! До того, что смотришь, как собака, на телефон – вдруг он позвонит, вспомнит про тебя и, может быть, даже позовет! А я не могу понять, почему ты ему все простила, почему ты его ждешь? Что он тебе хорошего-то сделал?
Ева усмехнулась:
– Да у меня все, что было и есть хорошего, связано с ним. Например, ты!
– Тоже мне подвиг! Ребенка тебе любой мог заделать!
– Мог, – кивнула Ева. – Но мне хотелось, чтобы заделал не любой. А умный, тонкий, редкий… В идеале гениальный. Как Дымов. Потому и получился лучший в мире ребенок.
– И что в итоге? В сухом остатке? Новый год в одиночестве? Сидишь тут одна под елкой? А твой гениальный отец твоего лучшего в мире ребенка там где-то, неизвестно с кем…
Ева сама не заметила, как сорвалась на крик.
– Ну и что? Мне не повезло? Да, может быть, хотя это спорный вопрос. В любом случае, это не повод создавать вокруг моих проблем целую философию, основанную на корысти и голом расчете! Все эти твои ужасные, невыносимо пошлые рассуждения о том, что надо суметь продаться подороже, и прочая гадость! Я не хочу быть примером в твоей коллекции доказательств! Считаешь меня несчастной неудачницей? Так стань счастливой! И за меня тоже! А что я жду его звонка… Да, жду, ты права. Этого мне никто запретить не может. Даже я сама себе не могу запретить!
– Успокойся, ему не до тебя! Это жестоко, но кто тебе еще скажет правду? Он сейчас с какой-нибудь пассией к Новому году готовится…
Ева сникла, как от удара, и Лера задохнулась от боли – ей стало безумно жаль мать.
Сколько себя помнит, она всегда переживала за Еву; еще подростком девочка поняла, что во многих житейских вопросах она куда практичнее своей Евы и вообще имеет больший запас прочности.
Ева у нее очень хрупкая и ранимая, вечно витает где-то в облаках, и Лере хотелось защитить мать от этого мира.
Еще в детстве она с болью замечала, как на Еве все ездят. То знакомая позвонит, попросит с больным ребенком посидеть, пока та сходит в театр, то какая-нибудь очередная тетка займет полтинник и не отдаст, то на рынке обязательно самые гнилые фрукты подсунут. А Ева то ли гордая, то ли не понимает ничего, берет!
Лера все видит, все понимает, сочувствует матери и любит ее такой, какая она есть. Да, иногда она позволяет себе быть грубой. Усталость, плохое настроение, у Леры, тем более, характер тяжелый, бывает, если не в духе, так цыкнет на мать, что ого-го! Но упаси боже, если кто-то чужой на Еву пасть откроет. Тут Лера готова за мать глотку перегрызть.
Как-то соседка докопалась до Евы, пришла разбираться, мол, с какой стати та пропустила свою очередь мыть полы в парадном. Напомнила бы, и дело с концом, так ведь нет, начала Еву натурально распекать, мол, как вы можете теперь людям в глаза смотреть, а еще интеллигентов из себя корчите!
А Лера как раз боксом занималась, лупила свою грушу. Тут она от груши отвлеклась, заинтересовавшись ходом беседы. Долго, минут пять слушала интеллигентские уверения Евы: «Вы не подумайте плохого, и в мыслях не было умышленно пропустить свою очередь, да я сегодня же непременно…» Ну прямо бабушка-графинюшка!
И что-то вдруг у Леры в голове замкнуло, и она как была, в майке-алкоголичке и в боксерских перчатках, не помня себя от ярости, вылетела в прихожую.
– Я сейчас твоей задницей полы вымою!
Тетка пулей полетела к себе на этаж и потом Еву за три версты обходила.
– Ты что, дочь, разве можно так? – потрясенно спросила Ева.
– Только так и можно, – отрезала Лера, – будешь сопли жевать, сожрут вместе с ними. Не подавятся! И кстати, полы в парадном ты мыть больше не будешь! Еще чего, искусствоведы полы им будут мыть!
– Но, Лера, все моют…
– Ты – не все. Ты – моя мать. Проехали, я сказала!
В тот же вечер для мытья общественных полов Лера наняла дворничиху.
В общем свою Еву Лера никому не даст в обиду.
…Осознание того, что она обидела мать, расстроило. А увидев Евины слезы, Лера вообще задергалась: господи, да стоят ли они все, вместе взятые, твоих слез, мама?
Она обняла мать. Ну ладно тебе, перестань, не плачь…
– Ма, ты не беспокойся, все будет нормально! Я с ним встречусь, ну вот хочешь прямо сегодня? А чего? Поздравлю отца с Новым годом, пожелаю ему еще много нового счастья. Ты не переживай, я свою обиду никак не обнаружу! Буду вести себя как ни в чем не бывало. А знаешь почему? – Лера рассмеялась. – Потому что мне это выгодно. Глупо отказываться от такого нажористого папочки. У меня есть планы насчет него. И большой гамбургский счет, который он мне оплатит.
– Что ты говоришь? – забормотала Ева и тоже закурила.
Курили, молчали, потом Ева спросила, когда Лера собирается к отцу, до Нового года всего ничего.
Лера ее успокоила, дескать, успею. Сейчас оденусь и поеду к отцу на Грибоедова, а потом отправлюсь встречать Новый год со своими приятелями. А ближе к полуночи тебе позвоню, поздравлю.
…Мать и дочь выбирали для Леры праздничный наряд, когда Лера вдруг захлопнула дверцу шкафа и, подскочив к боксерской груше, принялась отчаянно молотить по ней. Ева даже испугалась.
За Еву. За то, что Полечка оказалась сукой. За то, что не хотелось бы иметь отношений с Т., но, видимо, придется. За бабушку с ее великим даром любви, умиравшую на холодном полу. За француженку.
– Господи, сколько в тебе ярости и боли! Откуда, дочь?
Лера помолчала, потом, усмехнувшись, бросила:
– Да все нормально. Ты представляешь, если бы этовыходило наружу?
Ева вздрогнула.
Глава 12
– Может, вы сами откроете? Наверняка это ваша жена! – насмешливо сказала Тамира.
С секунду Дымов колебался. Он все-таки боялся: встретиться с Ириной означало встретиться с тем прошлым, которое он ненавидел и даже презирал. Потом направился в прихожую.
Тоскливый вздох (ну, здравствуй, прошлое), распахнутая дверь…
На пороге стояла бывшая жена.
– Привет! С наступающим! – сказала бывшая спокойно и буднично, словно они расстались вчера. – Рада тебя видеть!
Дымов сдержанно и холодно кивнул, мол, встреча наша вынужденная, и радости твоей я не разделяю. Прошлое я давно похоронил и на месте упокоения вбил осиновый кол.
– Почему тебя пришлось долго ждать?
Голос подчеркнуто суровый, чтобы бывшая жена сразу поняла, что он настроен решительно.
– Извини, Вадик, твой звонок застал меня на даче. Пока добралась до города, пробки, то-се…
Ирина притворила дверь. Вошла в коридор. Выглядела она достаточно жизнеутверждающе. Во всяком случае, моложе своих сорока лет. Стройная, подтянутая блондинка, шоколадный загар, обаятельная улыбка, шуба, мини-юбка, каблуки… В общем, интересная молодая женщина. И судя по всему, дела у бывшей шли неплохо.
– Для начала поговорим наедине? – предложил Дымов.
– Хорошо, – кивнула Ирина. – Наедине так наедине.
Они прошли на кухню.
Ирина села за стол, закурила.
Странное дело, она, кажется, вовсе не чувствовала себя виноватой. Держалась уверенно, ослепительно улыбалась.
– Вот, значит, как довелось свидеться, Вадик! А я, признаться, не думала, что ты приедешь!
– Понятное дело, не думала! – усмехнулся Дымов. – Мой приезд, надо полагать, спутал твои планы?
– Да, спутал! И зачем ты приехал? Сидел бы в своей Европе!
– Извини, в следующий раз посоветуюсь с тобой! – с издевкой ответил Дымов.
Но Ирина издевки не заметила и серьезно сказала:
– Конечно, если тебе нужен мой совет, всегда пожалуйста! Все-таки не чужие люди, Вадик!
Острый взгляд-рентген из-под белой крашеной челки. Под этим взглядом Дымов терялся, чувствовал себя меньше ростом, сутулился.
– Знаешь, Вадик, а ты неважно выглядишь! Осунулся, спина сутулая… Без моего массажа совсем пропадаешь!
Дымов усмехнулся: ну как же, как же.
– И сразу видно, что холостой! Кстати, чего ты не женишься?
– Ирина, менее всего мне бы хотелось обсуждать с тобой мою личную жизнь.
– Ну и зря! Я ж тебя знаю как свои пять пальцев, совет бы дельный дала, какая женщина тебе подойдет, а какая – нет.
– Спасибо, Ирина, я как-нибудь сам разберусь.
– Ну, я и вижу, как ты сам. Пять лет прошло, а не женишься!
– Тебя не могу забыть! – с иронией ответил Дымов.
Ирина, впрочем, опять иронии не уловила и приняла его слова за чистую монету.
– Поздно, Вадик, поздно. Ничего не исправить! Ты сам виноват!
Поразительно, никакого смущения, волнения. Уверенный взгляд… Его всегда поражала ее самоуверенность и способность во всех ситуациях выйти сухой из воды. Нечего мямлить, надо решительно заявить о своих правах, разозлился на себя Дымов.
– Вернемся к моей квартире, – сухо сказал Дымов. – Я возмущен твоим поступком до глубины души. Как ты могла, как ты посмела? Ирина, ты нарушила мои права!
Раздался презрительный смех.
– Ты этих рассуждений в Европе, что ли, набрался, Вадик? Так у нас не Европа!
– Да, не Европа, а дикая варварская страна! Однако, полагаю, и в этой стране частная собственность охраняется законом! Хочешь, проверим на практике?
– Что ты имеешь в виду?
– Вызову милицию, и посмотрим!
Ирина снова расхохоталась:
– Ну, давай, Вадик, звони! Вызывай!
Она порылась в сумочке, достала сотовый телефон и протянула Дымову.
– Держи!
Дымов растерялся:
– Что такое?
Накрашенные губы растянулись в презрительную улыбку.
– А, не хочешь скандала? В самом деле, фи, как вульгарно: известный музыкант Вадим Дымов попадет на страницы желтой прессы! Ай, как нехорошо! Ты все-таки не попсовый певец, Вадик! А серьезный музыкант с соответствующим репертуаром!
«Чертова стерва, – подумал Дымов, – стряхнуть бы с себя интеллигентские атавизмы да дать бы тебе в тщательно накрашенный глаз, чтобы заткнулась». Но вместо этого он укоризненно спросил:
– Тебе не стыдно?
– Нет.
– И ты ничего не хочешь сказать в свое оправдание?
– Ничего.
– Воистину наглость – второе счастье! Будь добра ответить, дорогая, какое право ты имела сдавать мою квартиру?
Ирина изящно затушила сигарету.
– Сдала квартиру? Какие пустяки, право, Вадик!
– Это не пустяки! И не смей со мной так разговаривать! – Дымов стукнул кулаком по столу.
– Ну что ты волнуешься, Вадик! Тебе нельзя! Не дай бог, еще руку сломаешь. Чем тогда на рояле играть?
Во взгляде снисходительность и усмешка, которые всегда выводили его из себя.
– Мы же не чужие, Вадик. Подумаешь, сдала твою квартиру! Ну сдала! А на что прикажешь жить?
– Да ведь я тебе и так все отдал! – возмутился Дымов. – А тебе мало! Ненасытная прорва!
Ирина невозмутимо пожала плечами:
– Большие потребности – большие расходы! Не злись! Давай решим полюбовно. У этой жилички заплачено за два месяца, пусть пока поживет!
– А ты спросила, согласен ли я?
Он едва удержался от того, чтобы снова не бабахнуть по столу кулаком.
– Тебе жалко, что ли? – искренне удивилась Ирина. – Эх Вадик-Вадик! Ты хороший человек! Интеллигент! Но тебя испортил квартирный вопрос! Что я вижу? Из одаренного пианиста ты превратился в жлоба!
Дымов схватился за голову. О чем можно говорить с этой женщиной? Эллочка-людоедка! Неужели у них могло быть что-то общее? Но ведь когда-то его тянуло к ней…
Их знакомство началось в больнице, где Дымов проходил курс лечения.
Он ходил к Ирине на массаж. Фея в белом халате – привлекательная блондинка с немного вытянутым, лошадиным лицом. Смеющиеся карие глаза, ослепительная улыбка, ласковые прикосновения рук… Он влюбился в ее руки – изящные, тонкие, словно музыкальные. От Ирины волнующе пахло чем-то цветочным, а после сеанса она поила его чаем и расспрашивала о музыке. В общем, полная гармония. Гармония длилась целых полгода, и он женился.
А вскоре у него закрались подозрения, что жениться было необязательно. Гармоничные отношения вдруг стали расстраиваться. Ему хотелось, чтобы в этом месте в партитуре стояла буква «р», piano, тихо, еще тише, но Ирина не понимала, piano не получалось, и звучала дикая фальшь. Как будто кто-то неумело бренчал на расстроенном рояле. Хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать фальшивой игры или вообще сбежать далеко-далеко.
И вот однажды он решился и сбежал. Правда, как теперь выяснилось, прошлое нагнало его.
* * *
– Ладно, не суетись! – строго сказала Ирина. – Мы все решим! Сейчас поговорим с жиличкой, обсудим, найдем выход из положения! Кстати, она там одна?
– Нет, – мстительно обрадовался Дымов, – с любовником! Вот такой бугай! И чуть что – лезет в драку! Кажется, дорогая, у тебя будут большие проблемы!
Она лишь усмехнулась в ответ.
– Привет, братцы кролики! – весело сказала Ирина, входя в гостиную.
– Здрасьте! – мрачно отозвалась Тамира.
– А мы вас уже заждались! – ухмыльнулся Кабанов, но вдруг выражение его лица странным образом переменилось. Он узрел Ирину и застыл на месте.
– Петя? – воскликнула Ирина. – Сколько лет, сколько зим!
Кабанов молчал и затравленно смотрел в пространство. Впрочем, Ирина тоже, казалось, была поражена.
– Петюня, а что ты делаешь в моей квартире?
– В моей! – подчеркнул Дымов.
Кабанов наконец пробормотал:
– Во, блин… Земля-то круглая! Надо ж так пересечься!
– Не могу поверить! Петя, так это ты, что ли, бугай-любовник?
Такой подставы Кабанов никак не ожидал. Хозяйкой квартиры оказалась лучшая подруга его жены Ирка, с которой еще на прошлой неделе гудели в ресторане. А теперь она его сдаст со всеми потрохами, ужаснулся Кабанов.
Ирина вдруг начала хохотать, как сумасшедшая.
– Что с тобой? – изумился Дымов.
– Ой, не могу! Держите меня! Кто бы мог подумать! – смеялась Ирина. Успокоившись, она подошла к Кабанову и фамильярно потрепала его за щеку:
– Ах, Петюня! Какой же ты хулиган! Значит, ты и есть любовник этой очаровательной девушки?
Кабанов забормотал что-то невнятное, мол, какая ерунда, просто шел мимо, зашел в гости…
– Ну что за детский сад, Петя? – строго сказала Ирина. – За кого ты меня принимаешь? Я ведь давно знаю, что за аренду квартиры платит любовник Тамары. Правда, я его и в глаза не видела и, конечно, не могла знать, что он не кто иной, как муж моей лучшей подруги Риты!
– Ну и я не знал! – развел руками Кабанов. – Слушай, Ирка, может, замнем эту тему, договоримся по-дружески? А? Между нами?
– Может, и замнем! – хохотнула Ирина. – Посмотрим, Петя, посмотрим… А Рита бы удивилась! Вадик, знаешь, чей это муж?
– Чей? – удивился Дымов. – Подруга, Рита… Неужели той самой Риты?
– Именно! Той самой! – торжествующе изрекла Ирина.
Дымов содрогнулся от воспоминаний. Из всего жениного окружения он в особенности не мог терпеть Риту – громогласную женщину, напоминавшую гренадера. Ему казалось, что Рите не хватает только усов и шашки, а все остальное для того, чтобы лихо рубить головы, у нее есть.
– Постой, она же вроде была не замужем? – спросил Дымов.
– Ну, – присвистнула Ирина, – вспомнил! Сколько лет прошло! Все меняется! Лет семь назад Рита открыла бизнес, свою охранную фирму, круто пошла вверх! Деньги, статус, то-се… А три года назад вышла замуж за этого вот Петю Кабанова! А Петя Кабанов, кто бы мог подумать, амуры на стороне крутит!
– Да ладно тебе, Ирка! – махнул рукой Кабанов. – Ты же все понимаешь, не маленькая! Марго я люблю, просто у меня кризис среднего возраста!
– Да-да, я понимаю, – приторно улыбнулась Ирина, – к тому же Тамарочка – такая интересная девочка! Кстати, Петя, а давно это у вас?
– Ну… – замычал Кабанов.
– Понятно! – кивнула Ирина. – А как серьезно, позволь узнать?
– Ну это… – замялся Кабанов и развел руками.
– Ясно-ясно, – еще шире улыбнулась Ирина. – Ну ладно, это не мое дело. Кстати, мне надо сделать один звонок. Прощу прощения, я отлучусь на пару минут.
Она вышла в коридор.
* * *
Федор Крюков сидел за компьютером и увлеченно проходил тесты. Прошел тест «Узнай, кто ты такой» и, познав себя с его помощью, принялся за тест «Узнай, насколько ты тупой». С успехом преодолел и его, не сломавшись даже на безусловно сложном вопросе: «Что поднимается на гору на шестнадцати ногах, а спускается на трех?» Наконец Федя с замиранием сердца подобрался к интригующему тесту под названием «Узнай дату своей смерти». Но узнать дату смерти ему не удалось, потому что в кабинет гордо вплыл его шеф Рита Кабанова.
Увидев начальницу, Федя расплылся в улыбке:
– Ты просто цветешь, Марго!
Рита Кабанова и впрямь цвела пышным цветом – большая, аппетитная, с формами, намеренно подчеркнутыми декольтированной блузкой и обтягивающими брюками.
