Текст книги "Рояль под елкой"
Автор книги: Алиса Лунина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
– Было много гастролей, – наконец ответил Дымов. – Города, страны… Очередная версия пространства сменяла прежнюю так быстро, что я, знаете ли, и не успевал замечать. Ни одного свободного дня…
– Вам это нравится?
Он пожал плечами:
– Это моя жизнь… А вы? Ваш год?
– Много гуляла по городу. Пила коньяк. Летом садилась на катер и ездила по каналам. Все чего-то ждала… И вот, пожалуйста, – Новый год!
– Знаете, в детстве я всегда волновался в этот день, словно мне предстояло нечто очень важное. И сейчас, признаться, волнуюсь.
– Из-за концерта?
– Нет, – честно ответил Дымов и сам удивился ответу, – из-за вас.
* * *
Кабанов уныло плелся за женой. Рита шла гордо, не оборачиваясь, а вот Кабанов, как жена Лота, не выдержал и уже во дворе обернулся, посмотрел на Тамирины окна. В соляной столб Петр при этом не превратился, однако мысль о любовнице, которая осталась с этим шустрым музыкантишкой на ночь глядя, ядом разлилась внутри. Супруги поехали домой в разных машинах. Каждый в своей.
Дома они уселись на диван в роскошно обставленной гостиной. Диван был большим, угловым, и супруги почему-то расположились по разным углам, максимально отдалившись друг от друга.
Кабанов виновато сопел, избегая смотреть на Риту. А та сидела, как изваяние, нахмуренная и грозная, всем видом подчеркивая, что до такого ничтожества, как Кабанов, она и снисходить не желает.
Кабанов, тем не менее, не считал возможным встать и отправиться в спальню. Он понимал, что наказание презрением и молчанием входит в обязательную программу и придется вынести ее до конца. Именно так, в гнетущей тишине, они встретили Новый год. Кабанов лишь краем глаза отметил, что стрелки на настенных часах отметили полночь.
– Ну и кто ты после этого, Кабанов? – наконец нарушила тишину Рита и тут же сама нашла ответ на вопрос: – Урод недоделанный! И вообще неблагодарный!
Кабанов молчал. На душе у него отчаянно скребли кошки. Но странное дело: не из-за того, что ему предстоит долгое и мучительное объяснение с женой, а из-за того, что он оставил Тамиру в обществе пронырливого пианиста, который, как понял Кабанов, совсем не прочь приударить за девушкой. А что, если Тамира с этим самым пианистом о чем-нибудь договорятся?
– Ты кем был до меня?
К реальности Кабанова вернул гневный голос законной супруги. И Кабанов миролюбиво ответил:
– Ну кем был, человеком и был. Чего ты, Рита, вопросы странные задаешь?
– Человеком? – взвизгнула Рита. – Это называется человеком?
– А кем, по-твоему? – удивился Кабанов.
– Приматом! – отчеканила Рита.
– Чего? – не понял Кабанов, продолжая думать о мерзком пианисте, запавшем на прелести Тамиры.
– Обезьяной недоделанной, вот чего!
Подобное заявление отрезвило Кабанова.
– Можно подумать, ты, что ли, меня доделала?
– А можно подумать, нет? Это я тебя сделала! Я вложила в тебя деньги и душу!
– Ну, положим, про душу спорить не буду, а деньги при чем?
– При том! Без моих денег был бы ты сейчас, Петя, простым тупорылым охранником! Каких у меня десятки! И некоторые, заметь, еще и получше тебя будут!
– Например, Крюков? – усмехнулся Кабанов.
Вместо ответа Рита встала, прошла к бару и достала бутылку коньяка. Вернувшись в свой угол дивана, она лихо опрокинула полную рюмку, затем другую. Пить Рита любила и умела.
– С Новым годом, Кабанов! – с сарказмом произнесла она. – С Новым годом! С новым, мать твою, счастьем! Что ты, кстати, в Ирке нашел?
Кабанов ответил хитро, вопросом на вопрос:
– А ты в Крюкове?
– Да отвали ты с Крюковым! – возмутилась Рита. – Неправда все это! Клевета! Иркины наговоры!
Кабанов покачал головой, мол, не верю. Он и в самом деле как-то сразу принял на веру факт наличия некоего Крюкова в Ритиной жизни. Не то чтобы его это особенно уязвило, но все же было неприятно и обидно. Однако тему развивать Петр не стал.
Опрокинув еще одну рюмку, Рита поделилась с мужем размышлениями:
– Ну ладно, Ирка тебе мозги запудрила, но ты-то ей на кой ляд сдался? Вот чего понять не могу!
Кабанов обиженно воззрился на супругу. Почему, собственно, она полагает, что как мужчина он не представляет никакого интереса?
– Между прочим, она всегда повторяла, что тебе недостает образования, интеллигентности и ума! – мстительно улыбаясь, сообщила Рита.
– Это ж как понимать?
– Да так и понимай! Что ты простой, как валенок!
Петр заерзал на белом кожаном диване. Да что же это, да как она смеет!
– Это в тебе, Рита, сейчас женская обида говорит! Сама знаешь, что я женщинам нравлюсь! И Ирка была не прочь, чтоб я за ней приударил!
Рита застыла с рюмкой в руках, уставившись на мужа.
– А насчет образования и всего прочего я тебе так скажу: не надо судить! – Кабанов рубанул в воздухе тяжелым кулаком. – Ты просто меня не ценишь и многого не знаешь!
– Да за что тебя ценить? И чего такого, интересно, я не знаю? – хмыкнула Рита.
– Я учился. Мне скоро степень дадут!
Рита залилась гомерическим смехом.
– Степень! Это ж каких наук?
– Исторических!
Рита хохотала и никак не могла остановиться.
– Да что смешного? – с отчаянием спросил Кабанов.
Рита повалилась на диван, не в силах с собой совладать.
– Не понимаю, что ты ржешь! – обиженно пробасил Кабанов. – Да, представь себе, я учился по ночам, как Конфуций!
Конфликтология говорит нам о том, что любой конфликт имеет свое циклическое развитие, фазы подъема и зоны спада. Казалось бы, конфликт между супругами Кабановыми уже начал затухать, однако вполне невинное упоминание Конфуция почему-то оскорбило Риту и заставило кривую супружеского конфликта с неожиданной силой взлететь вверх.
– Конфуций! Я тебе покажу Конфуция! – взъярилась Рита, резко перестав смеяться.
Она кинулась к стенке и принялась хватать стоявшие за стеклом части весьма недешевого сервиза и швырять их на пол, приговаривая:
– Вот тебе Конфуций! А вот тебе Ирка-сволочь!
Кабанов мрачно наблюдал, как супруга мастерски расправляется с посудой.
Когда летели тарелки, Рита кричала про Конфуция, а когда салатники и массивная супница – про Ирку-сволочь.
Через десять минут по батарее застучали соседи. Наверное, снизу.
Это еще больше подстегнуло Риту, и она принялась за чайный сервиз. Еще через десять минут с посудой было покончено. Последней Рита прикончила чашку Кабанова, большую, похожую скорее на ночной горшок, с надписью «Петр». Она бросила ее в Кабанова.
По батарее снова застучали, призывая к тишине.
Услышав наглый стук, Рита выскочила из комнаты. Вскоре она вернулась с изящным стальным ломиком и, кинувшись к батарее, принялась с остервенением бить по ней.
– Спать хотите, да? – кричала Рита. – Я вам устрою!
Кончилось все тем, что батарея, не выдержав ударов, лопнула и из нее хлынула вода.
– Рита, ты что, совсем чокнулась? – пробормотал Кабанов.
Вместо ответа Рита с ломом наперевес кинулась на мужа.
Он успел увернуться, перехватил руку жены, вырвал ломик и швырнул его прямо в зеркальное бюро. Раздался дикий грохот. А что было дальше, Петр не знал, потому что после броска он выскочил из комнаты, квартиры и бросился бежать, куда глаза глядят.
…Он бежал по темным улицам, словно уходил от несуществующей погони. А когда понял, что преследования нет, забрел в какой-то бар, где второпях осушил несколько стаканов водки. Кабанов надеялся, что спиртное как-то поможет унять щемящую боль внутри, до того ему незнакомую.
Новое странное чувство почему-то пугало Кабанова. Он никак не мог понять, что оно значит, хотя и догадывался, что связано оно с Тамирой.
Чувство было таким сильным, что даже водка не помогла от него избавиться. Поэтому Кабанов покинул бар и вновь побежал по улицам и кривым переулкам.
В нем бушевала ярость, усиленная алкоголем, но Кабанов не находил им лучшего выхода, как остервенело бить встречавшиеся на пути рекламные плакаты. Он крушил их с такой же яростью, как Рита батарею. И в очередном глухом переулке вдруг понял, что без Тамиры ему совсем ничего не надо. И даже ученая степень Оксфорда не имеет решительно никакой ценности, если об этом нельзя перед ней похвалиться. А как же Рита? А что Рита? Рита тут ни при чем! Он просто хочет быть счастливым, разве это запрещается? А потом Рита, она прочная и на земле стоит твердо, а Тамира… Как будто парит в воздухе. Ее надо крепко держать, чтобы она никуда с этой земли не улетела.
В общем, он должен о ней позаботиться. Вот сейчас он вернется на Грибоедова и скажет: «Тамира, теперь все пойдет по-другому! Отныне вместе!» В общем, что-нибудь в таком духе. А музыканта он с лестницы спустит… Или нет, гордо скажет ему: «Подавись своей жилплощадью! Я о своей женщине сам позабочусь!» Возьмет Тамиру за руку и уведет за собой. Куда-нибудь в отель. А потом они квартиру купят. И будут жить душа в душу. Она ему ребятишек нарожает красивых и, как она, с приветом.
Глава 21
Лера взглянула на часы: до Нового года оставалось десять минут.
Что там еще этот хмырь с рогами вещал? Смерть найдешь или чего-то там потеряешь? Предсказатели хреновы! Нажрался и пошел предсказывать. Знает она таких, один вон уже предсказал «награду за ожидание». Ну и где ее заслуженная награда? Зря она ему забашляла, да еще в валюте, получается, тот чудак ее обманул.
История случилась этим летом.
Она гуляла по городу, и ей захотелось зайти в Летний сад. На набережной, неподалеку от входа в сад стоял человек с картонкой в руках, на которой что-то было написано. Черт его знает, почему Лера остановилась и прочла: «Расскажу о жизни и творчестве писателя Александра Грина. Проведу экскурсию к дому, где жил великий писатель».
Вот что там было накарябано. От руки. На обычной картонке.
«Дичь какая-то! – подумала Лера, – наверняка очередной городской сумасшедший, какие в Питере из всех щелей лезут!»
И уже пошла себе дальше, но что-то вдруг прозвенело внутри. А может, стоит вернуться? Грин, «Алые паруса», «Бегущая по волнам»…
Она подошла и хмуро спросила:
– Ну и в чем смысл вашего предложения?
Человек улыбнулся и, заикаясь (он еще и заикается, е-мое!), ответил, что в Летнем саду он расскажет ей о творчестве писателя, а потом покажет дом, в котором тот жил.
– Это что же, далеко идти придется?
Лера даже обрадовалась, что нашелся повод отказаться.
Но человечек прямо картонкой замахал:
– Да ну что вы, дом рядом! В пяти минутах от сада…
Она обреченно вздохнула.
– Ясно! Ну, тогда пошли. Кстати, какова цена вопроса?
– Вы про деньги?
– Ну, в общем, да.
– Если дадите, сколько не жалко, я не откажусь.
…Рассказывал он увлеченно, почти не заикаясь. Леру вдруг ни с того ни с сего стало знобить. Странно, вроде вечер теплый, а пробирает натуральная дрожь. Впрочем, тут дело, кажется, не в погоде. Какого-то иного характера дрожь, нервная, что ли?
Нет, сначала она по-честному была настроена весьма скептически. Да и рассказывал добровольный экскурсовод не сказать что что-то особенное. Общеизвестные сведения – родился там-то, начал писать… Встретил даму сердца, звалась она…
Но довольно быстро Лера приумерила сарказм – уж очень искренне все это исполнялось. И голос у чудака срывался, и лихорадочный румянец играл на щеках…
Лера, кстати, отчего-то избегала смотреть на него, просто шла рядом, глядя перед собой – на деревья, цветы.
Возможно, потому, что он был некрасив и как-то даже литературно некрасив (слишком большие черные глаза, темные курчавые волосы, тщедушная фигура).
В общем, непонятно отчего, но только ее натурально начало колотить. А он все говорил, говорил… К моменту, когда чудак стал рассказывать о трагической жизни Грина в голодном Крыму в постреволюционные годы, Лера уже готова была разрыдаться.
Как же так: алые паруса, бегущая по волнам, волшебный порт Лисс – и вдруг ели ворон. Грин ловил ворон, чтобы накормить любимую женщину.
…Дом оказался действительно неподалеку. На Пестеля, в пяти минутах.
– Вот здесь они жили.
Она помолчала, потом спросила:
– Сколько я вам должна?
– Не знаю, – пожал незнакомец плечами. – Да и не в деньгах дело.
Лера усмехнулась:
– Вы прямо будто со страниц его романов.
Она достала сто долларов, которые всегда носила с собой в кошельке (мать сунула, мол, мало ли что). Он взял, даже не оценив достоинства купюры (видимо, действительно дело было не в этом), и пробормотал:
– Вы очень красивая! Похожи на актрису.
– Мне и положено на нее походить – в скором будущем я ею стану.
– Вы могли бы сыграть Ассоль! Знаете, он часто писал о женщинах демонического склада, женщинах-дьяволицах с красной помадой, а вот вы совсем не такая.
– Откуда вы знаете? Может, я как раз из этих… демонических женщин?
– Нет, – он упрямо покачал головой, – вы Ассоль, или Бегущая…
Глаза Леры зажглись недобрым огнем: «Ну да, как же, Ассоль! Ассоль, которая сказала бы Грею: да, я поеду с тобой, мой милый, если ты уничтожишь этот город!»
Он взял ее руку. Она думала – поцелует, но он не решился, просто крепко сжал.
И на прощание ни с того ни с сего сказал:
– Наградой за ожидание будет любовь!
Лера опешила.
– Это вы о чем?
– О вас!
– И долго мне ее ждать?
Он задумчиво посмотрел на нее (она поежилась – очень уж глаза большие) и огласил приговор:
– Нет, недолго! Вот увидите, в этом году вы встретите свою любовь.
Она усмехнулась:
– Ну, смотри, не обмани!
…Обманул! Год кончается, уже, в общем, кончился. Выходит, зря она дала сто долларов. Разве что до полуночи ей встретится «заслуженная награда».
* * *
Неожиданно послышалась мелодия. Что-то знакомое… Дымов улыбнулся, узнав – Энио Морриконе из кинофильма «Профессионал». Оказалось, звонил сотовый Тамиры. Увидев высветившийся номер, она усмехнулась:
– Представляете, Кабанов звонит!
– А я так и думал, что он не оставит вас в покое!
– Ну и что мне делать? Отвечать?
– Вы сомневаетесь, Тамира? Хотите вернуть Кабанова? – почему-то расстроился Дымов.
Она промолчала.
Телефон не умолкал. Тему из «Профессионала» прослушали уже в седьмой раз.
– Может, отключить? – предложил Дымов.
Тамира задумалась, потом решительно сказала:
– Лучше ответить! Чтобы у него не было никаких иллюзий!
Она взяла телефон в руки.
– Да, Кабанов, привет. Ага, давно не виделись. Что ты хочешь сказать? Как я дорога тебе? В самом деле? Недоразумение? Ну да, конечно… Все останется, как было? Придешь сейчас, чтобы забрать меня? Снимешь другую квартиру? Вот спасибо-то! Нет, Кабанов! Не придешь! Потому что меня здесь уже не будет! Куда я денусь? Улечу с Митричем на Альдебаран! Да, именно так и понимать! Прощай, Кабанов! Привет супруге!
Она захлопнула крышку телефона и выключила аппарат.
– Ну, вот теперь для Кабанова я недосягаема!
– И вы не вернетесь к нему?
– Нет!
«Она не вернется к Кабанову!» – обрадовался Дымов.
– Приходите завтра на мой концерт! Помните, вы говорили, что в финале подарите мне свою картину. Придете?
– Может быть, – улыбнулась Тамира. – Ах, Дымов, какой вы счастливый человек! Наверное, даже сами не знаете! Я вам так завидую!
– Почему вы думаете, что я счастливый?
– Ну, как же! Вы нашли себя в профессии! Реализовались!
Последнее слово она произнесла со значением.
– Мне кажется, я бы все отдала за то, чтобы угадать себя, раскрыться!
– У вас еще все впереди! Вы такая юная!
Тамира вздохнула. Как бы ей хотелось рассказать ему о своих страхах, излить душу, потому что с этим так сложно жить и почти невозможно справляться самой… Ведь ей так часто страшно. Особенно по ночам – она просыпается и понимает, что она еще не живет, а будто только готовится жить, готовится к жизни, в которой все будет по-настоящему. И любовь, и дело, дающее смысл… Можно и без дела, главное, чтобы была любовь… И если к талантливому человеку – то тем более собственное дело неважно. Она бы служила его таланту, и смысл был бы в этом.
Тамира задумчиво взглянула на Дымова. Да, она бы могла служить его таланту. Окрылять его своей любовью, всегда быть рядом, заботиться и стирать ему носки. Да, стирать носки – и это необходимо, чтобы Дымова ничто, даже носки, не отвлекали от служения. Ее проблема в том, что прежде она не встречала человека, соответствующего масштабу ее личности. В самом деле, о чем говорить: сначала взбалмошный мальчик, изломанный и нервный, потом Кабанов. А она ждала такого, как Дымов, его можно любить, не уязвив своей женской гордости…
Всего этого Тамира, конечно, вслух не произнесла, а лишь насмешливо заметила, что не всем с самореализацией везет так, как Дымову. В ответ Дымов с печальной улыбкой заметил, что это вряд ли вопрос везения, потому что ему пришлось много работать. И если ему и повезло, то только в том, что работа была ему в радость, потому что музыка – его мир и вся его жизнь.
– Вот я и говорю, что вы счастливец. У вас Дар. Вас бог поцеловал в темечко.
Дымов смутился и попробовал отшутиться:
– Какие вы серьезные слова говорите. Еще приму на веру, и тогда пиши пропало! Я, если честно, боюсь впасть в маразм и начать слишком серьезно к себе относиться, потому и стараюсь почаще хлопать себя по ушам, хотя иногда все же кажется, что есть опасность… Как в том анекдоте про одесского еврея. Играл он так себе, средненько, но любил при случае повторять: «С гениями беда. Вот Бах умер, Моцарт умер, Брамс умер. Я тоже что-то неважно себя чувствую…»
Тамира вздохнула:
– Смешно. А я просто живу, рисую кошек…
Дымов коснулся ее руки:
– Кошки – это прекрасно, замечательно! Ах, как прекрасно и оригинально, что вы рисуете именно кошек!
– А знаете, Вадим, – доверчиво, как-то по-детски, сказала Тамира, – я, может быть, когда-нибудь стану писателем! И напишу историю. Очаровательную и легкую, в которой новогодней ночью так долго шел снег и слышен был чей-то вздох: «Как странно все…» А наутро герой подарил героине белые хризантемы, невообразимо элегантные! Ах, как бы я любила эту историю!
Дымов улыбнулся:
– Значит, новогодняя ночь, и снег, и хризантемы? Полагаю, речь идет о любовной истории?
– Все лучшие истории на свете – любовные!
– А хотите, утром я принесу для вас хризантемы? – вдруг спросил Дымов.
Вместо ответа Тамира неожиданно сказала:
– Иногда мне кажется, что я знаю о любви все!
– Когда вы это говорите, я вам почти верю! – улыбнулся Дымов.
– Понимаю. Вы цепляетесь за это жалкое «почти», потому что если поверите совсем – влюбитесь в меня. Или еще хуже: полюбите, оставите в своей квартире и проживете со мной всю жизнь.
Дымов смутился.
– Не смущайтесь! Это шутка! Правда в каждой шутке есть только доля шутки… Но я не хищница! Уверяю вас! И я не пытаюсь завлечь вас в искусно расставленные сети!
– А жаль! – отшутился он.
– Мне просто нравится разговаривать с вами, понимаете? Поэтому я так откровенна! С Кабановым и поговорить не о чем! Сейчас скажу, как Митрич: «Бездуховность, ёк-макалёк»!
Оба покатились со смеху.
– С Кабановым у нас ничего общего! Он дарит мне платья, сумки, духи и, может быть, даже себя, а мне бы хотелось, чтобы мой возлюбленный подарил мне меня! Настоящую! Понимаете?
– Кажется, да!
– А потом, знаете, Дымов, говорят, что нужно избегать людей, которые лишают вас веры в себя. А Кабанов лишал меня веры в себя! Он постоянно подчеркивал, что без него я пропаду и что я слабая и бездарная и мои картины никому не нужны. И потому мне непременно нужно было порвать с ним.
– А хотите, Тамира, – тихо сказал Дымов, – я постараюсь подарить вам вас?
Тамира ничего не успела ответить, потому что их беседу прервал дверной звонок. На мгновение оба вздрогнули, потом с облегчением рассмеялись – ах да, это наверняка привезли заказ.
Дымов отправился открывать дверь.
– Доставка пиццы! – заученно и равнодушно объявил симпатичный черноволосый парень, разносчик пиццы в фирменном синем костюме.
– С Новым годом! А мы вас заждались! – весело объявил Дымов. Вадим находился в прекрасном настроении и чувствовал симпатию даже к этому незнакомому парню. Дымов подмигнул ему и зачем-то признался:
– Мы с девушкой очень проголодались!
Парень хмуро посмотрел на Дымова, не разделяя его радости, и угрюмо назвал сумму к оплате.
Дымов вдруг вспомнил, что наличных российских денег у него нет, он не успел обменять евро, и смутился: придется обратиться к Тамире.
– Минуту! Подождите, пожалуйста!
Разносчик остался ждать.
Тамира, выслушав просьбу Дымова, кивнула и вышла в коридор расплатиться. Однако, увидев разносчика, внезапно застыла с купюрой в руках. Парень почему-то тоже уставился на нее во все глаза.
Дымов стоял между ними и глупо улыбался. Он чувствовал, что происходит что-то не то, но, стеснялся спросить, что именно. Наконец черноволосый разносчик нарушил молчание и, ухмыляясь, спросил у Дымова:
– Тебе какую пиццу, урод?
Дымов машинально ответил:
– С сыром и ветчиной.
– Ну, держи! – сказал черноволосый и, раскрыв коробку, со всего маху залепил горячей пиццей Дымову в лицо.
От неожиданности Дымов закричал.
– Приятного аппетита! – с ухмылкой пожелал парень и мгновенно смотался.
Ни понять, ни предпринять что-либо Дымов не успел, а бежать за обидчиком с кетчупом на лице казалось Дымову не самой удачной идеей. Больше всего он боялся попасть в дурацкое положение, и вот на тебе – глупее не придумаешь! Он представил, как выглядит со стороны – нелепый, смешной человек с испачканной физиономией, – и ужаснулся.
Тамира бросилась к нему.
– Скорее идемте в ванную!
Он растерянно развел руками:
– Что же это за город такой? Город сумасшедших, больных людей!
– Простите меня, это я во всем виновата!
– При чем здесь вы? – насторожился Дымов.
– Понимаете, этот парень… Он… – Ну?
– Мой бывший любовник. Тот самый мальчик… Помните, о котором я рассказывала? Поверьте, я не знала, что он теперь работает в этой службе, я и представить не могла, что мы так нелепо встретимся. Вероятно, увидев нас вместе, он подумал бог знает что, приревновал, ну и…
– Боже мой! – схватился за голову Дымов. – Это какой-то ужас! Вы сеете вокруг кошмар и хаос!
– Я не специально…
Тамира заплакала.
Дымов поплелся в ванную. Тамира побежала за ним.
– Давайте я помогу!
– Оставьте, я сам в состоянии смыть эту гадость, – он раздраженно отвел ее руку.
– Простите меня! – лепетала Тамира.
– Сделайте одолжение, уйдите! Мне надо привести себя в порядок!
– Вот, можете надеть, – Тамира грустно указала на висящий в ванной белый махровый халат.
– Кабанова? – с отвращением спросил Дымов.
– Нет. Мой!
Она притворила за собой дверь.
…Приняв душ, немного поколебавшись, он все-таки облачился в белый халат. После чего вернулся в комнату. Тамира сидела на диване, потерянная, грустная. Она вновь попросила простить ее.
Дымов присел рядом.
– Надо же какое совпадение, кто бы мог подумать? Огромный город, и так нелепо встретились. Не думала, что так бывает!
– Конечно, не бывает, – хмыкнул Дымов. – Я имею в виду с нормальными людьми, а с вами, похоже, все бывает!
– До сих пор обижаетесь? Кстати, в этом халате вы очень красивый!
– Не подлизывайтесь! Ладно, переживу!
Поняв, что он не сердится, Тамира успокоилась. Даже рассмеялась:
– Знаете, а с пиццей на лице вы были ужасно смешной!
Он усмехнулся:
– С пиццей на лице кто хочешь будет смешным, дорогая! Шутки шутками, но печально, что мы остались без ужина!
– Кажется, в холодильнике есть фрукты! Она принесла большое блюдо с виноградом.
Зажгла свечи.
Дымов достал из саквояжа бутылку вина.
– Коллекционное. Вез старому приятелю. Вы, с вашей любовью к роскоши, должны оценить.
* * *
Лера остановила машину и вышла на набережную. Смешно, но это оказалось то же самое место, где она еще недавно говорила по телефону с Ильей. Шпиль Петропавловки плыл над городом. Снег валил густыми новогодними хлопьями. Вокруг ни души, только холодный равнодушный город.
Можно не стесняться и не сдерживать себя – заплакать, нет, даже разрыдаться с чувством, в голос…
Довольно нескладно вышло с этой встречей. Отец ее, конечно, любит, но, по большому счету, у него своя жизнь, и это, хотя и справедливо, безумно грустно. К тому же непонятно, что делать дальше. Как правильно угадать нужное направление? Кто ж его знает.
Запуталась ты, дорогуша.
А река, кстати, такая манящая, как бездна, и на дне ее решение всех проблем. Вот и хмырь с рогами говорил: «Направо пойдешь – смерть найдешь!» Неужели ей направо?
Нет, склонности к суицидам Лера никогда за собой не замечала, не стоит и начинать. И вообще нет у нее права решать проблемы столь радикально, хотя бы из-за Евы. Кстати, мать наверняка сейчас ждет ее звонка. И надо сделать над собой усилие, задержать дыхание, чтобы голос не дрожал, чтобы ничем не обнаружить отчаяния.
Лера позвонила домой. У нее хватило сил на нежные слова и на бодрый голос, и даже на заверения в том, что ей сейчас очень весело: «Собрались чудесные ребята, пьем шампанское! Что еще? А, ну еще поем песни! Ага, поем песни! Отец? Да, виделись! Ой, ну что ты, он был так рад! Спрашивал о тебе. Мы душевно поговорили… Нет, он был не один. У него были гости, какая-то семейная пара, старые приятели. Он передавал тебе привет и самые искренние поздравления! Мамочка, и я тебя поздравляю и желаю самого нового, самого лучшего, конечно, счастья!»
Уф… Справилась. Теперь можно повыть, как волк на луну. Хотя в чем смысл? Все это уже было. В ту новогоднюю ночь, когда хотелось блевать от алкоголя и тоски.
Сейчас с тобой нет Илюши и, значит, надо самой себя спасать. Слава богу, сегодня ты в лучшем положении – трезвая, и машина рядом, не замерзнешь. В машине тепло, можно хлебнуть коньяка и принять решение. Хотя, в принципе, вариантов немного. Собственно, только один – в Москву. Конечно, если еще не поздно.
Она набрала номер Т. и с ходу спросила, поздно или нет.
Т. тоже без экивоков, не вдаваясь в детали (хотя и пожурив слегка: «Чего так поздно спохватилась? Как я тебя теперь сюда доставлю, на ковре-самолете?»), сказал:
– Ладно, ты будешь дорогой девочкой, прямо сейчас езжай в аэропорт, я организую частный рейс. Через несколько часов окажешься в Москве. Жду! – и нажал отбой.
Да, утро Нового года она встретит в Москве. Не самый плохой вариант из возможных. Можно даже рассмотреть его как «награду за ожидание». А почему нет?
На Грэя Т., конечно, мало похож. С другой стороны, по нынешним временам – вполне принц. Мечта любой барышни. И повезут тебя к нему не в карете с кучером или, не дай бог, на троллейбусе, а на частном самолете. Чего тебе еще надо?
Т. можно назвать симпатичным.
А в их последнюю встречу, когда Лера уже совсем было решилась отдаться, Т. обнаружил в себе даже какую-то тонкую душевную организацию. Дело происходило осенним вечером, на роскошной даче. Классика жанра: ужин при свечах, изысканное вино, шелковые простыни, он, изо всех сил старающийся быть внимательным и нежным… Одним словом, идеальные условия созданы, успех запрограммирован – и вдруг стоп! Программа дала сбой.
Девушка поняла, что не может. Ну не может, хоть ты режь. Со стороны смотрелось, наверное, дико: забилась в угол кровати, накрылась простыней и смотрит, как овца на заклании. Другой бы, наверное, обиделся, а Т., на удивление, вошел в положение.
– Ну чего, первый раз в первый класс? Ты что, целка, что ли? Ломает? Да, я все понимаю.
Лера разревелась как-то по-детски. В жилетку Т., хотя он был по пояс голый.
Тот даже смутился:
– Ну, развела целую трагедию… Я вообще-то женских слез не люблю, чего ревешь? Тебя ж никто силой не берет. Не хочешь – и хрен с тобой. Дозреешь – скажешь.
– А ты будешь ждать?
– Может быть, – усмехнулся он. – Ладно, спи давай. Извини, я сегодня так вымотался…
Она проснулась рано утром. Т. еще спал. Странное ощущение – просыпаться в постели с абсолютно чужим мужиком. Дичь какая…
Она сбежала, как будто за ней гнались. Сразу поехала в аэропорт и улетела в Петербург.
Надеялась, что Т. позвонит в этот же день, но он не позвонил. Объявился только через неделю. Сказал, что Москва, чтобы там ни говорили, слезам верит, а сам он всегда рад поддержать молодую неопытную девушку. Так что ей, можно сказать, повезло.
Да и вообще, девственность, что ли, жалеть? Вот мать жалко. Ну, уедет она в Москву, а Ева здесь одна останется…
Лучше не думать об этом. В конце концов, самолеты летают несколько раз в день. Туда-сюда, туда-сюда… А у Т. даже есть частный. Так что все в порядке.
Лера села в машину и поехала на аэродром.
