Текст книги "Не верь мне (СИ)"

Автор книги: Алиса Евстигнеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 7

Глава 7.

Тем же вечером Аня осторожно поскреблась ко мне в комнату. Я как раз меня постельное бельё в надежде, хоть как-то себя отвлечь.

–Ты сердишься, – то ли спрашивала, то ли утверждала она.

Обречённый вздох вырывается сам собой.

–Мы это уже обсуждали.

–Но ты… – останавливается дочь на полуслове.

–Расстроена, – решаю быть честной с ней. – Но с тобой это никак не связано. Вернее, мне очень жаль, что тебе приходится разрываться между мной и папой. Но это полностью наша с ним вина.

Почему-то смотреть на дочь тяжело, и я в буквальном смысле ухожу с головой в пододеяльник. Это спасает меня от полного эмоционального коллапса, потому что к следующему вопросу я просто оказываюсь не готова.

–Ты всё ещё его любишь?

Челюсть у меня отпала. Но пока я копошусь в попытках найти выход из этого куска ткани, зачатки самообладания немного возвращаются ко мне. И тут же улетают куда-то прочь, стоит мне увидеть глаза собственного ребёнка. Надежда, в них стоит долбанная надежда. Я ведь даже этого и предположить не могла, что спустя столько лет она все ещё может чего-то ждать.

–Ань…

–Мам, ты на него так злишься до сих пор… даже говорить о папе толком не можешь.

Такая взрослая и понимающая, такая маленькая и наивная.

–Мы с … Серёжей, – на его имени голос дрогнул сам собой, – когда-то очень любили друг друга. Но возможно, были ещё слишком молоды, чтобы уберечь. А может быть, просто всё ушло. Такое бывает, к сожалению. Поэтому не думаю, что спустя столько лет вообще уместно говорить о… наших чувствах. Что было, то давно прошло. Зато у нас есть ты…, – «и Крош», добавляю я мысленно про тебя. – И я всегда буду благодарна твоему папе за это.

А что ещё говорят в таких ситуациях? Что вообще можно здесь такого сказать, чтобы не дать ей лишних надежд, при этом, максимально бережно прибить ту, что уже имелась?

–Но он же приехал! – неожиданно отчаянно выкрикивает Анютка.

–И что? Разве это  меняет что-то между нами? Ань, он же не ко мне приехал… а к тебе, – по крайней мере, я хочу верить, что к ней, но дочери нельзя знать о моих сомнениях. Ей нужен её герой. – Или папа горит желанием встретиться со мной?

Она мнётся, не торопясь с ответом, и это молчание говорит красноречивей всех слов.

–Вот видишь.

Но Аня не сдаётся.

–Ты бы могла ему рассказать про... – и сама осекается, понимая, что зашла куда-то не туда

–Про что?

Или вернее про кого? И всё-таки она слишком много всего понимает.

–Ни про что, – делая шаг назад, еле слышно произносит она.

Аня никогда не спрашивала про отца Кроша. А я никогда не брала инициативу на себя, я вообще ни разу в жизни никому не произнесла вслух, чей он сын. Он был только моим, и отвечать за него и перед ним предстояло только мне.

Ночь выдалась изматывающей. Сначала долго не могла уснуть, ворочаясь с боку на бок, а когда уснула, то весь остаток сна боролась со своими демонами. Наутро была разбитой и несчастной, впрочем, никого это не интересовала, в том числе и меня саму.

Отправив детей из дома, благо Анютка изъявила желание сама довести брата до садика, я ещё немного повалялась в компании своих тревог и заморочек. В воздухе словно витал дух перемен, и у меня не было гарантий, что они к лучшему. Лежала и успокаивала себя, что всё будет как прежде, и вообще меня не касается, что там у Измайлова в голове творится, главное, чтобы Аньку не обидел и не расстроил.

Но видимо у него было иное мнение на сей счёт, о чём он не  преминул мне сообщить тем же утром, когда я вконец уставшая от всех дум, решила добежать до магазина.

Я вышла из подъезда, читая на ходу сообщения из рабочего чата, где наш шеф-повар костерил «ублюдочных» поставщиков, которые уже с утра пораньше попытались в чём-то его обмануть.

Усмехнулась чужому мастерству строить матерные конструкции, и чуть ли сама их не применила, когда со спины меня нагнал знакомый голос:

–И что, даже не поздороваешься?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌

Реагирую непростительно остро, споткнувшись и полетев вперёд, правда, устоять всё-таки сумела, ещё и подбородок задрала, в попытке хоть какую-то гордость изобразить. Самое поганое, что краем глаза заметила, как Измайлов дёрнулся в направлении меня, когда я начала своё позорное падение, а потом сам же замер, поняв, что не навернусь.

Вдох. Выдох.

–Я однажды уже поздоровалась, так и не дождавшись ответа. Хватило, знаешь ли, – на удивление ровным голосом отвечаю я, не оборачиваясь на него. Стою прямо и смотрю вперёд, ни черта не замечая перед собой.

Он издал неопределённый звук, то ли усмехнулся, то ли что. А у меня внутри прям-таки всё затрепетало от… праведного гнева, пришлось челюсть посильнее сжать, до зубного скрежета, чтобы не ляпнуть ничего лишнего.

Пока я тут стою, пытаясь со своими эмоциями совладать, он подходит, останавливаясь в полуметре от моей спины.

–Здравствуй. Оля, – тщательно выговаривает он моё имя, а мне кажется, что издевается, ну или ехидничает. Приходится развернуться, максимально плавно и неспешно.

Я спокойна. Спокойна. Хотя, кому я вру? Моё имя с его губ… заставляет перевернуться всё содержание моего желудка.

Сегодня он смотрит как-то иначе, в  его серых глазах нет вчерашней ненависти, но есть что-то другое, что лишь на мгновение проскальзывает на дне его чуть расширенных зрачков, очень быстро маскируясь под вызов и нечто, смахивающее на самодовольство.

Спокойно.

Ничего не говорю, несмотря на то, что очень хочется. Я просто определиться не могу с чего начать. Вопросы? Обвинения? Признания? А может быть просто попытаться ему глаза выцарапать? Я бы, наверное, смогла.

Он тоже помалкивает, нагло рассматривая меня. И меня берёт досада, что он встретил меня с утра, когда я бежала в магазин ненакрашенная и обычная, вот если бы он перед моим выходом на работу приехал, когда я при полном параде...

Стой. Остановись. Прекрати. Перед кем ты там собралась красоваться?!

Но он смотрит, и я гадаю, что он там видит во мне. Вот ему изменения пришлись к лучшему, даже лёгкая небритость и еле заметные морщинки-лучики в уголках глаз безумно шли. Я же… А что я?  Нам обоим было за тридцать, но ведь вроде как для мужчины это не так фатально? В общем, по ощущениям я была тридцатилетней тёткой с двумя детьми и вечным недосыпом. Правда, в силу специфики своей работы старалась этого не показывать, успешно пряча под макияжем и модными шмотками. Но ведь возраст он как бы в голове. Сергей же…

Опять я думала не о том. И чтобы не продолжать эту пытку взглядом, отвернула голову в бок, разрывая наш зрительный контакт.

–Зачем ты пришёл? – смотря мимо него, с напором спрашиваю я.

Кажется, он улыбается, по крайней мере, краем глаза, замечаю как уголки его губ приподнимаются.

–Поговорить, – просто и лаконично поясняет он.

Мой взгляд сам метнулся в сторону его лицо. Было ощущение, что Измайлов просто издевается надо мной.

–Поговорить? – не веря своим ушам, переспрашиваю я. Хотя вроде и логично было, что он со мной не в шашки пришёл играть. – О чём?

–Думаешь, нам не о чем?– приподнимая брови, ухмыляется он.

–Думаю, что мы опоздали с разговорами… лет так на шесть.

Сергей задумчиво кивает головой, словно раздумывая над моими словами.

–Нехорошо тогда получилось.

Чуть не задохнулась.

–Хреново, Серёжа, хреново тогда получилось.

–Так чья это вина?! – за мгновение помрачнев, скалится он. Не могу поверить своим ушам. Жмурюсь, в попытке хоть как-то понять, что он мне сейчас сказал. Чья вина?!

Внутри сумбур, вулкан, землетрясение, пожар… Да там всё что угодно, но говорю, я спокойно. И сама же поражаюсь своему хладнокровию, неизвестно откуда взявшемуся во мне.

–Судя по вопросу, моя?!

 -Я не хочу ругаться! – неожиданно твёрдо отрезает он, игнорируя наши обоюдные выпады.

Фыркаю.

–Поздно, милый, поздно, – вкладываю как можно больше яда в свой голос, из-за чего он мрачнеет ещё сильнее.

–Я просил меня дождаться…

–А я просила не уезжать…

Хотя вру, не помню, просила или нет. Но точно знаю, что не просила оставлять меня… нас.

–Месть? – хрипит он.

–Думай, как хочешь, – цежу я сквозь стиснутые зубы, разворачиваюсь и начинаю уходить прочь от него, правда, тут же чужие пальцы хватают мой локоть, резко разворачивая к себе.

–Я не окончил.

–Да пошёл ты. Зато я закончила. Всё. Вообще всё.

Очень хочется дать ему пощёчину, но я сдерживаюсь.

Устало вздыхает, как-то покровительственно, словно пытаясь с пониманием отнестись к моей накатывающей истерике, а я искренне надеюсь, что он её не понимает, не понимает, как ранит меня своим присутствием, своими словами.

–Оль, я вернулся в город. Скорее всего, навсегда, – говорит он твёрдо и почти спокойно, а у меня сердце в пятки уходить. – Короче. Я собираюсь жить здесь. А нам ещё Аню как-то расти… видимо вместе. А она переживает.

Эта его забота о дочери, бьёт сильнее всего за эти пять минут нашего несчастного общения. Звучит так, словно это я… порчу жизнь своему же ребёнку. Хочется ударить, ужалить, отомстить.

–И с этим ты тоже опоздал! Дочь-то выросла.

Его пальцы чуть сильнее сжимаются на моём локте, а я только сейчас понимаю, что он всё ещё держит меня.

–А вот тут тебя меня не в чем обвинить, а все эти годы поддерживал с ней отношения.

–Вот именно, что поддерживал. Звучит как полумера. Мнимость. Иллюзия… Ай.

Это Сергей на считанные мгновения потерял самообладание, и переборщил с силой нажима. Правда, стоило мне дёрнуться, и он тут же ослабевает хватку, да и вообще выпускает мою руку. Но вот глаза всё равно мечут гром и молнии.

Опять усмехаюсь.

–Не хочу я с тобой говорить. Не-хо-чу…

–Придётся, – практически рычит Измайлов.

А мне смешно. Почти. Или это истерика подкрадывается ко мне тихой сапой? И чтобы не поддаться ей, качаю головой, начиная пятиться назад.

–Время разговор давно прошло, – и чуть подумав, добавляю. – Милый.

Он не останавливает меня, а я резво разворачиваюсь, уходя как можно дальше от него и пытаясь вспомнить, куда там я изначально шла.

*   *   *

Она уходила. Быстро, нервно и как-то рвано. Будто убегая от меня. Хотя почему будто? Она убегала, не оборачиваясь и зло размахивая руками, а я смотрел ей вслед и пытался разобрать хоть что-то из того эмоционального урагана, что бушевал у меня в голове.

Она изменилась. Сильно. И это одновременно пугало, злило… и как-то восхищало, что ли. На ум шёл образ четырнадцатилетней девчонки с гордо поднятой головой и упрямым взглядом. Впрочем, это как раз то, что осталось прежним, а вот всё остальное… Долго всматривался в её зелёные глаза, зачем-то пытаясь найти отголоски детско-юношеских воспоминаний о чём-то чистом и светлом, того, что мы когда-то так бездарно похерили, и у меня ни черта не получалось. Во-первых, во мне самом этого чистого толком то и осталось, а, во-вторых, как оказалось, я всё ещё злился. Хотя честно полагал, что уже давно успокоился, что всё ушло и отболело. Но оказалось, что нет. Чёрная удушающая волна ярости поднималась во мне каждый раз, стоило лишь взглянуть на неё.

Особенно вчера. Когда увидел её… их. Впервые за шесть лет. И сразу же, словно с корабля на бал – она, мальчишка и этот… третий. Даже не знаю, как для себя его обозвать. И если к пацану я вроде как был готов, то к другому… Ну никак не получалось. Я ведь полагал, что приеду, поговорим, как взрослые… как умные люди. По крайней мере, мне нравилось думать, что я стал именно таким. Оказалось, что нехрена. Даже поздороваться не смог. Стоял и пялился на них во все глаза. С мазохистской жадностью впитывая, как Ольга пацана к себе жмёт, как головой своей крутит, с этим… другим разговаривает, улыбается. А у того чуть ли не слюни капают, сразу же понятно, что у него на неё планы, далекоидущие.  Сразу как-то зло на душе так стало, ненавистно.

Особенно цеплял пацан. Смешной, глазастый и мелкий такой. На ум сразу шло Анино «Крош». И предательская мысль додумывала дальше – крошечный. Дочь редко говорила про брата, видя моё раздражение, которое я тщетно пытался давить в себе, не получалось.  Слава Богу, она, да и никто другой, не знали, как я в минуты особого отчаяния мечтал о том, чтобы это был мой ребёнок. Не то чтобы я на что-то надеялся, но иногда даже мне надо было о чём-то мечтать, чтобы не потонуть во всём том дерьме, что через раз пыталась погребсти меня под собой. Спасался, цеплялся… а потом сам же себя ненавидел за эти ебучие мечты. Как же так.

Вчера полвечера в себя приходил, благо, что Анька рядом была, иначе бы пошёл и напился, а потом бы на геройства потянуло. Да ну нахрен их, эти геройства, плавали, знаем…

И вот сегодня опять. Ольга. Спасибо, что хоть одна. Красивая. Даже я со всеми своими обидами и претензиями, не мог не признать этого. Хотя она всегда такой была. Я когда её впервые увидел, у меня аж дыхание сбилось, рухнул за парту и замер, не зная, что мне с ней такой делать. Хорошо, что она меня тогда сама треснула, а то кто бы знал, чем бы это всё окончилось. Я ведь и рот мог открыть и слюни пустить… как тот, вчерашний.

Но сейчас её красота была какой-то иной. Без понятия как это объяснить, но изменения прослеживались во всём. В цвете волос, их длине, очертании скул, во взгляде. Я помнил её русой, с оттенками рыжего, когда Ольгины волосы выгорали на солнце от частого пребывания на улице, во время работы в летних кафешках. Цвет сохранился, русый с рыжиной, вот только стал сложнее, словно вобрав в себя множество других оттенков. А с другой стороны, какое мне вообще было дело до её волос?! Никакого… насрать, абсолютно, а вот память цеплялась,  спотыкалась, а потом громко шипела, разбиваясь об реальность. Скулы стали тоньше, и будто бы острее, так если бы её покинула девчачья округлость, хотя это вряд ли. Ведь когда мы виделись в последний раз, мы уже давно были не дети. Одни лишь глаза, большие и зелёные. Глазища. Они всё те же. А взгляд другой. Холодный, циничный, стервозный. Хотелось встряхнуть её и потребовать вернуть ту Олю… которую когда-то давно я знал. Ну или же мне так только казалось.

Сплюнув на землю, я развернулся и пошёл в сторону своего автомобиля, борясь с безумным желанием закурить.

Глава 8

Глава 8.

Успокоиться удалось не сразу. Бесцельно бродила по району, просто приходя в себя, совершенно позабыв про магазин. К подъезду шла на негнущихся ногах, боясь встретить знакомую фигуры в кожаной куртке. Но его не было. Правда, и облегчения я не испытала. Теперь вообще казалось, что чувство тревоги навсегда поселилось у меня под кожей.

Оль, я вернулся в город. Скорее всего, навсегда. Да чтоб тебя, Измайлов! Только от одной мысли об этом, сердце ускоряло свой ритм. Наконец-то до меня доходит, насколько легче было жить без него, при условии, что он где-то там… Д-А-Л-Е-К-О. Я научилось жить без него, со всеми своими горестями и обидами, но ведь сама. И вот он здесь. Рядом. Хочет разговаривать. О чём? О прошлом? О будущем? Об Ане? А если я не могу? Ни об Ане, ни о себе… ни о чём. Я вообще с ним рядом находиться не могу, как последняя истеричка взяла и убежала.

Наверное, он прав в каком-то одном из своих мотивов, и вполне вероятно, что нам нужно решить, как уживаться всем вместе, в этом городе, в этих отношениях, опосредованных одной двенадцатилетней девочкой. Но. Я не могла, не получилось. Хотелось ему либо глаза выцарапать, либо выть белугой от обиды… за себя, за детей, за любовь свою нелепую.

Нет, Измайлов, нет у меня к тебе никакой любви. И понимания. И всего остального тоже. Я даже дочери своей по ходу дела готова навредить своим упрямством, лишь бы не видеть тебя.

Последняя мысль отрезвляет, когда понимаю, что Аньку уже во всё это вмешивать начинаю. Осталось только про Кроша сказать Сергею, чтобы отомстить и на рожу его перекошенную посмотреть. Будет вообще шикарно, вот только после этого я себя в зеркале видеть не смогу, противно будет.

Через силу собираюсь на работу, долго перебирая вещи в шкафу. Законы клубной жизни гласили: какой бы апокалипсис не творился у тебя на душе, никто не должен об этом знать. Люди идут в клуб за праздником, за сказкой, за иллюзией, и твоя цель дать им это… Ну и еще проследить, чтобы никто ненароком не убился, но это уже просто присказка. У нас был строгий дресс-код. Красиво. Стильно. Модно. При этом всём, ещё и хотелось какой-то официальности, не переходящей в занудство. Вот и приходилось измываться над собой и своим гардеробом. На сегодняшний вечер я выбрала короткое чёрное платье и джинсовку, сделав себе высокий зачёс на голове, огромные кольца в уши и приличный слой косметики на лицо, чтобы хоть как-то скрыть всё то, что тлело внутри меня. Чувствовала себя молодящейся старлеткой, но что поделаешь, тусовка хотела молодости и свежести, а не тридцатилетней брошенки с двумя детьми. Но никому нет дела до моих проблем, поэтому надо схватить себя за горло и просто задушить весь этот эмоциональный сумбур, на корню обрывая все эти душенвые трепыхания.

Удивительно, но стало легче. Мне вообще наличие задачи обычно жить помогало. Одно дело сидеть и страдать, а другое – вгрызаться в проблему и что-то делать. Я может быть поэтому и стала трудоголиком, чтобы просто не подохнуть от всей этой тоски.

Анютка пришла домой раньше обычного, столкнувшись со мной в прихожей. Я как раз обувалась, когда в замке зашевелились ключи. Я бегло глянула на часы, рано.

Дверь открылась, явив миру растерянного ребёнка, явно не ожидающего встречи со мной. Немая сцена, где мы обе моргаем, бегло соображая, что пошло не так.

–Нас раньше отпустили, – быстро выпаливает дочь, отводя глаза в сторону.

–Угу, – на автомате киваю я головой. А сама напрягаюсь. Какие мы беспалевные однако.

Анька мнётся на пороге, переступая с ноги на ногу.

–Прогуливаешь? – на удивление спокойно спрашиваю я, смущаясь абсурдности своего предположения. Чего точно никогда не делала моя дочь: 1) не обманывала, 2) не прогуливала школу.

Предательский румянец на щеках выдаёт её с головой. Приплыли.

–Ань?

–Ты ругаться будешь, – мямлит она себе под нос.

–Знаешь, у меня такое ощущение, что я при любом варианте сегодня ругаться буду.

Тяжёлый вздох. Упорно рассматривает носки своих сапог. И когда я так остервозиться успела, что она стала меня бояться? Нормально же всегда со всеми косяками справлялись. С её, с моими, с общими. Если не считать вопросов, связанных с Измайловым. Тут я просто холодела и замыкалась.

–Папа? – догадываюсь я.

–Папа, – обречённо кивает головой.

–Вот если ты скажешь, что он велел тебе уроки прогулять, в жизни не поверю, – надеюсь я на благоразумность бывшего мужа.

–Он встретиться предложил…вечером.

–Вечером? И что же тебе не дало дождаться вечера?

–Крош.

–Крош?! – напрягаюсь я, предполагая самые невероятные сюжеты развития событий.

–Ну да. Мы же с ним вечером вдвоём сидим, бабушка только ужином обещала нас прийти накормить.

–И?

–Ииии… я сказала папе, что раньше сегодня учёбу оканчиваю, чтобы днём увидеться.

–Вы же вчера виделись, – замечаю излишне резко, отчего Аня нервно вздёргивает головой, будто бросая мне вызов.

–Я ещё хочу.

Что сказать на это, я не знаю, поэтому просто молчу. Впрочем, дочь справляется за нас двоих.

–Он же вернулся! Теперь ждать не надо! Я соскучилась… и нам хорошо вместе!

Из меня словно дух сейчас вышибли. По крайней мере, по ощущениям очень похоже. Во все глаза смотрю на Аньку, пытаясь хоть как-то осмыслить услышанное. Она тоже смотрит, сначала с вызовом и достаточно сердито, а потом сама же пугается своих слов.

–Мам, я не это... – начинает она виновато, но я резко обрубаю.

–Телефон.

–Что?

–Телефон отца мне дай.

Она боится, то ли самой просьбы, то ли моего тона – жёсткого и сухого.

–Мам, – пищит она.

–Телефон.

Через десять минут я выхожу из дома, заведённая и накрученная. Оставив наказанного ребёнка с чётким перечнем ценных указаний, состоящих из трёх основных пунктов: сделать уроки, забрать брата из садика и больше никуда не высовывать свой курносый нос. А ещё у меня есть номер Измайлова и еле сдерживамое желание придушить его.

Первый раз в жизни работа не приносила успокоения. Улыбалась посетителям, решала какие-то вопросы, гоняла официантов, а внутри меня всё горело. Смятение. Паника. Он только приехал в город, а я уже ругаюсь с дочерью так, как никогда до этого.

Остатки логики подсказывали, что так нельзя. Нельзя злиться на Аню, нельзя пытаться ограничивать их общение… Но стойкое ощущение того, что ситуация выходит из-под моего контроля пугало, заставляя действовать импульсивно и необдуманно.

На половину десятого у меня был назначен традиционный созвон с домом. Скрывшись в подсобке, набирала Анин сотовый и с волнением ожидала её ответа. Она долго не отвечала, заставляя меня нервничать. В итоге, с третьего раза, трубку взяли, но на том конце телефона был Крош, который тараторя и сбиваясь отрапортовал о домашних делах. Всё было спокойно.

–А потом бабушка ушла, – повествовал сын. – Но мы тебе немного пирога оставили.

–Спасибо, – искренне поблагодарила я его. А потом сделала глубокий вдох, и задала вопрос, ответ на который меня очень волновал. – А Аня дома?

–Конечно, – удивился он. Ну да, она бы вряд ли бросила брата одного. Хотя после сегодняшнего, я бы уже ничему не удивилась. И от подобных мыслей мне даже немного стыдно.

–Можешь её позвать?

–ААааааааняяя, – вопит Крошик прямо в трубку, заставляя меня поморщиться.

Потом слышится какая-то возня, голоса, опять вопль сына, а потом тишина. Неприятная такая, давящая.

–Она сказала, что занята, – раздосадовано поясняет  деть. Я же с силой прикусываю нижнюю губу, чтобы случайно не выругаться.

Сын ещё какое-то время рассказывает мне обо всём на свете, а я стою в полутёмном помещении, откинув голову к стене, и сдерживая рвущиеся наружу слёзы. Глупо, Оля, очень глупо.

–Мам, ты утром придёшь? – с надеждой в голосе спрашивает мелкий, и я в очередной раз думаю о том, что  пора завязывать с работами по ночам.

–Нет, солнце моё, раньше. Сегодня у меня не полная ночь. Но в любом случае тебе пора спать, – на часах было почти десять, и мой перерыв подходил к концу. – Скажи Ане, что пора укладывать тебя. И… и что я очень вас люблю.

–Я скучаю, – невпопад замечает он.

–Знаю, я тоже. А теперь спать. Спокойной ночи.

–Приходи быстрей, – просит он и отключается.

 На душе тоскливо, тыльной стороной ладони вытираю непрошенные слёзы. Надо же, так давно не ревела, а тут… Надо идти в зал, народу хоть и немного сегодня, но работа есть работа. Всё равно продолжаю стоять на месте и сжимать в руке телефон, борясь с навязчивой идеей о том, что у меня есть номер Измайлова и мне всё-таки надо ему позвонить.

2

Решение даётся сложно. У меня слишком много «но» и «почему нет». И одно из главных – это то, что я уже сегодня сама отказалась с ним разговаривать. Поэтому решение звонить, буквально даётся мне боем. Задавив остатки гордости, я непослушными пальцами нажимаю на вызов, молясь лишь об одном – чтобы в этом во всём был хоть какой-то толк. А где-то глубоко внутри меня теплится надежда на то, что Аня в будущем оценит, на какие жертвы я готова пойти ради неё. Правда, на смену надежде тут же приходит чувство вины перед Крошем. В общем это всё сложно, и ели дать мне волю, то я просто распадусь на куски, терзаемая всеми этими переживаниями. Но мне нельзя, мне нельзя распадаться или идти на поводу своих эмоций, на сегодня лимит ошибок был исчерпан.

После пары длительных гудков в трубке раздаётся знакомое «Да», с лёгкой нотками недовольства. На часах десять вечера и, наверное, я не вовремя, или же он там не один, а с…. Чёрт, Оля, о чём ты вообще думаешь?! Трясу головой в надежде выкинуть всё ненужное оттуда.

–Слушаю, – уже более раздражённо сообщает Сергей, а я замираю, переставая дёргать головой. – Вы меня слышите?

Он уже начинает злиться, а я стою и слушаю такой знакомый голос. Просто-напросто забывая дышать.

–Отключаюсь! – выносит он свой вердикт и уже видимо убирает трубку от лица, потому что из моего динамика слышится движение воздуха, но я всё-таки успеваю выкрикнуть наудачу.

–Стой.

Сначала кажется, что он не услышал и отключился, но экран всё ещё продолжает отсчитывать время, хоть в трубке и тишина

–Привет, – практически одними губами шепчу я, уже ни на что не надеясь. Но Измайлов всё слышит.

–Оля? – так же тихо уточняет он. А потом уже громче переспрашивает. – Оль, это ты?

–Да.

Молчим. Я нервно дёргаю пуговицы на джинсовке, а он сопит, то ли разозлённый, то ли растерянный.

–Всё в порядке? – Сергей первый справляется со своей оторопью.

Больше всего на свете охото заорать, что ничего не в порядке, что всё плохо, и что он своим приездом просто рушит всё к чертям собачьим. Но нет, нельзя.

–Да, наверное, – острожное пробую отвечать, боясь, что голос дрогнет, ну или меня опять поведёт куда-то не туда. – Ты поговорить хотел. Насчёт Ани. Наверное, нам стоит попробовать.

–Что-то случилось, – даже не спрашивает, а сразу утверждает он. И эта его проницательность на самом деле бесит.

–Да, блин, случилось! – рычу я, а потом сама же себя одёргиваю. Молчи. Просто молчи. Вдох.  – Она сегодня ради встречи с тобой с уроков ушла.

Длинная пауза. И его краткое:

–Ясно.

–И что тебе ясно?! – начинаю заводиться я.

–Что ты не в настроение.

Во рту что-то щёлкнуло – это я с силой сжала челюсти, не в силах совладать с собой. Нет, ну спокойно же поговорить хотела.

–Да пошёл ты, – выпаливаю, уже собираясь скидывать звонок, пока ещё что-нибудь не натворила или ляпнула, но он успевает меня нагнать.

–Ладно, я понял. Уроки. Прогуляла. Я с ней поговорю. Только не заводись.

А я не завожусь, я в принципе на пределе. При этом ощущаю себя как последняя истеричка.

Опять молчим. Я судорожно перебиваю в голове воспоминания, пытаясь понять, а как я вообще раньше умудрялась с ним жить, и что мы делали в моменты сор. Как вообще потом умудрялись мириться. Нет, ну вот мириться было определённо приятно…. Оля, не о том сейчас!

–Хочешь, я сейчас приеду, и мы поговорим? – вдруг вполне миролюбиво предлагает он.

–Нет, – поспешно выпаливаю я.

Он усмехается, правда, как-то зло.

–Ну нет, так нет.

–Я не об этом, – поясняю через силу. – На работе сейчас.

–Ночь же, – удивляется Сергей.

–Работа такая, – слабо пожимаю я плечами.

–А дет… – начинает он, а потом резко меняет фразу на ходу, – …дома кто?

–Аня с…, – тут уже я запинаюсь, но всё же продолжаю, – с Крошем.

–Одни?! – либо удивляется, либо возмущается он. Зз-за чего мне становится стыдно, что как самая последняя кукушка бросила детей на произвол судьбы. Ощетиниваюсь.

–Давай не об этом!

Думала, разозлится, но нет, промолчал. В трубке его сопение, и я меня – нервное кусание губ. Не знаю, сколько времени мы проводим вот так… в этой давящей тишине, пока Сергей опять не нарушает её.

–До скольки ты работаешь?

–Не важно.

–Оля! – властно одёргивает он меня.

–Часов до трёх, – кратко и сухо.

–Я приеду, адрес говори, – всё также властно ставит он меня фактом. И по какой-то неведомой причине я подчиняюсь.