Текст книги "Не верь мне (СИ)"
Автор книги: Алиса Евстигнеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Алиса Евстигнеева
Не верь мне
Глава 1
Глава 1.
Дом встречал меня недовольным сопением ребёнка. Ещё не успела переступить порог, как взгляд сам собой наткнулся на хмурые бровки и надутые губки.
–Крош? – настороженно интересуюсь я, предчувствуя, как мечты о сне после ночной смены разбиваются о суровую реальность матери-одиночки.
Сын недовольно топает ногой и продолжает выпячивать свои и без того пухлые губы.
–Что-то случилось? – прощупываю почву, прекрасно зная, что никто мне ничего так быстро не пояснит.
Часы показывали начало восьмого. Для воскресного утра это было непростительно рано, но у Крошика было своё мнение на сей счёт. Он рассматривает меня своими зелёными глазами, так сильно похожими на мои, а я не торопясь снимаю с себя сапоги и верхнюю одежду, давая ему возможность окончательно оформить свою обиду. А то, что деть обижен, практически написано у него на лбу. Вот бы ещё узнать, чем непутёвая мать успела провиниться за время своего отсутствия.
Сил не было откровенно ни на что, хотелось в душ и спать. А если бы не моя природная чистоплотность, я бы с превеликим удовольствием и душ миновала.
Подхватив пакеты с продуктами, увлекаю сына за собой на кухню.
Крош с самым серьёзным видом сидит за кухонным столом и крутит в руках упаковку с творожками, пока я раскидываю покупки по полкам холодильника.
На тесной кухне пахнет пирожками – вчерашний презент внукам от моей матушки, уверенной в том, что те, брошенные непутёвой матерью на произвол, растут подобно сорнякам. Отсюда и её желание в каждый свой визит подчеркнуть мою нерадивость как матери, хозяйки и жены. Впрочем, последнее давно уже было неактуально.
–Как ваш вечер прошёл? – вновь пытаюсь достучаться до сына, который всё так же игнорирует вопросы, излишне пристально рассматривая «Растишку».
Устало вздыхаю. Ну, вот почему всё так? Не ребёнок, а самый настоящий партизан, неужели, небесам не было угодно приложить к нему хоть какую-нибудь инструкцию по применению?
–Ты кушал вчера бабушкины пирожки?
Молчит.
–А Анюта тебя не обижала?
И тут деть резко вскидывает на меня свои огромные глазёнки. О как. Кажется, угадала, может быть, всё банально, и дети просто поругались?
–Крошик… – очень жалостливо зову я сына, под стать ему надувая губы, а про себя прошу, чтобы он смилостивился надо мной. – Что там Анька наша натворила?
Он отодвигает творожок в сторону, видимо, уже готовый выплеснуть своё негодование. Подхожу и сажусь перед ним на корточки, кладя свои ладони на острые детские коленки.
–Она тебя чем-то обидела?
Вместо ответа ребёнок сначала кусает свои губёшки, а потом…. А потом плотину прорывает, и он на одном дыхание выпаливает:
–Аня вчера бабушке сказала, что её папа приезжает. А почему тогда мой папа ко мне не едет?
Разговор был долгий и тяжёлый. Само то для раннего утра после бессонной ночи. Знала же, что рано или поздно, сын начнёт задавать вопросы о своём отце. Знала и всё равно не была к этому готова.
Нет, это был не первый наш разговор по душам. В свои пять лет ребёнок уже давно и прекрасно всё понимал. Он ходил в садик, гулял на улице, встречался с родственниками, слушал старшую сестру. Крош отлично представлял, что бывают семьи полные, а бывают неполные. Что у кого-то есть только мама, а у кого-то только папа, а у некоторых счастливчиков бывает полный боекомплект. А то гляди и больше. Вон у Лены Самойловой из его группы, папы менялись ровно через каждые семь месяцев. Почему семь? Не знаю, но мы как-то с приятельницей из садика ради интереса даже подсчитали.
Семьи бывали разные. Он знал. Давно смирившись, что у нас этого самого папы нет, и живём мы втроём – мама Оля (это я), Крош (он) и Аня (сестра). Пару раз в неделю, когда мама Оля сбегала на работу, с ними по вечерам сидела бабушка Рита. И всех это прекрасно устраивало, ну за исключением бабы Риты, но это была отдельная история.
Ребёнок даже прекрасно осознавал, что у старшей сестры всё-таки есть свой папа, к которому она иногда уезжала на каникулы в другой город, общалась по телефону и получала подарки по праздникам. Крош знал, переживал, но не показывал.
К тому же, мы с Аней всеми силами пытались сделать так, чтобы он не чувствовал себя обделённым. Дочь никогда не хвасталась перед братом новыми вещами или игрушками, с самого детства понимая, что мелкого это может задеть. Они вообще у меня оба были на редкость понятливыми.
Так вот, до вчерашнего вечера загадочный Анин папа оставался для Кроша существом мифическим и живущим «Гдетотам». И возможно продолжал оставаться им дальше, если бы моя двенадцатилетняя дочь не решила поделиться с моей матушкой известием о том, что к нам едет Ревизор… тьфу ты. Ну не Ревизор. Вообще-то, бывшего мужа звали Сергеем, но последние шесть лет я старалась об этом не вспоминать.
Крош услышал. Понял. Задумался. Накрутил себя за ночь, сделав к утру определённые выводы. Вполне правильные выводы. По крайней мере, моя совесть подсказывала мне, что ребёнок имеет полное право обижаться на судьбу за то, что у него всё нетак. Ладно, не на судьбу, на меня. Но ведь прошлого не изменить? Не изменить. Поэтому и нам всем надо было с этим как-то жить. Собственно, чем мы упорно и занимались последние пять лет.
Спустя полчаса времени и сотни неудобных для меня вопросов, сын уснул, прижимая к себе голубого зайца. Я тихо вышла из его комнаты, аккуратно притворив за собой дверь, проверила спящую дочь, поправив ей одеяло, и лишь только после этого, позволила себе запереться в ванной и разреветься. Серёжа возвращался в город.
Контрастный душ помог немного прийти в себя, поэтому из ванной я выходила уже вполне успокоившаяся, запрещая любые мысли о бывшем муже.
На этот раз в коридоре меня встретила Анютка, заспанная и лохматая.
–Ты чего? – удивилась я, когда дочь налетела с объятиями, с силой прижимаясь ко мне. Казалось бы, вон какая тощая, вопреки всем стараниям моей мамы, а сильная… у меня аж кости хрустнули. – Ань, ну что такое?
–Мам, – зачистила она. – Я не специально, Крош сам всё подслушал, я не думала, что он на кухню придёт…
–Тсссс, – останавливая я поток её слов. – Давай, ещё раз. Но с самого начала.
Нового я, конечно, ничего не узнала. Разве, что только в очередной раз убедилась в том, что приезд Ревизора дело решённое и необратимое. У меня был лишь один единственный вопрос:
–Мне почему не сказала?
–Я думала, что ты расстроишься.
–А бабушка не расстроится, – всплеснула я руками, уже догадываясь о том, что последует дальше.
И дочь, разумеется, не подвела.
–Ну, бабушка к папе хорошо относится…
* * *
Мы познакомились ещё в школе. Четырнадцатилетние, юные, неугомонные и слегка безбашенные.
Серёжка Измайлов перевёлся к нам в середине учебного года, и по какой-то нелепой случайности нас посадили вместе. Жилистый, высокий, с коротким ёжиком тёмных волос и наглым взглядом исподлобья. Завалился ко мне за парту, широко расставив свои уже тогда длинные ноги, захватывая большую часть свободного пространства. Пришлось презрительно фыркнуть и хорошенько пнуть его в голень. За что уже на следующий день я поплатилась своими длинными волосами, в которые самым невинным образом прилетела жевательная резинка со стороны нового соседа. Спустя пару дней, в момент бурной радости по поводу моей новой причёски из моих рук неожиданно вылетела открытая бутылка с водой и прилетела ровнёхонько на лежащие рядом тетради и учебники. Угадайте чьи? Правильно, сидящего по-соседству Измайлова, одарившего меня взглядом полным ничем не прикрытой ненависти.
Следующие несколько месяцев оказались гонкой на выживание. Он прятал мои вещи, я заливала его тетради клеем, он подкладывал мне кнопки, я стучала на него учителям, когда он пытался списывать у нашей отличницы Катьки, за что он подговаривал своих дружков, чтобы те дразнили меня "Воблой". Раза четыре я почти улетала с лестницы, больно ударявшись разными частями тела, а он случайно получил локтём в нос на уроке физкультуры. В общем, полгода для нас пролетели весело, с шумом и гамом. Но самым поразительным было то, что все наши баталии прошли незамеченными для взрослых.
Измайлов стоически молчал каждый раз, когда его отчитывали за испорченные вещи, а я находила оправдания в глазах мамы своей невезучести и новым синякам.
А потом было лето и после экзаменов мы не виделись целых два месяца. За это время он успел ещё больше вытянуться и возмужать, а я превратиться из воблы во что-то более женственное и заметно привлекательное.
Первое сентября 10 класса принесло приятный сюрприз со стороны Измайлова. Конфеты, предложение о перемирии и лукавую улыбку, от которой внутри меня что-то впервые дрогнуло.
Наш школьный роман, если его, конечно, можно назвать таковым, завязался как-то незаметно. Сначала просто стали гулять в одной компании, пили пиво в подворотнях, пели песни под гитару и в тайне ото всех курили одну сигарету на двоих за гаражами. Не то чтобы в серьёз, скорее уж просто пробуя границы дозволенного и экспериментируя. Это была неплохая дружба, в один прекрасный день переросшая во что-то большее.
Всё началось банально. Со всеобщих подколок, когда кто-то из учителей попытался рассадить нас.
–Измайлов отсел от Гордеевой, – потребовал уже стёршейся из моей памяти некто.
Серёжка поначалу притворился глухим, но после того как приказ был повторён ещё более железным тоном, он неожиданно схватил меня за руку и безапелляционно заявил:
–Либо вместе, либо никак.
На самом деле, мне кажется, что он тогда заартачился просто так, из-за любви к спорам или неподчинению. И лишь потом, когда все окружающие стали нас звать «либо-либо», он действительно задумался о том, что натворил. Но было поздно. И очень быстро из «либо-либо», мы превратились сначала в краткое «любо», а потом и вовсе в «любовничков». Было смешно. Первые раз сто. Потом обидно. Потом стало раздражать. Почему-то каждый считал своим долгом сунуть свой длинный нос в наши дела. Я психовала, Серёга злился. Пока всё не обернулось приступом полного абсурда.
– Эй, Серый, – кричал Ванька Лизунов, наш одноклассник и главный балагур района, – ты чего сегодня такой хмурый? Или Олька не даёт?
При этом он сально подмигнул мне и залился громким смехом, довольный своей шуткой. Я не то чтобы засмущалась, но скорее растерялась. Грубостью меня было не удивить, ибо росла я в доме с двумя старшими братьями. Но осадок всё равно остался, так если бы Ванька задел что-то очень… личное.
–Пасть закрыл, – огрызнулась я Лизунову, из-за чего тот возмущённо подскочил на месте.
–Ах ты шмара, – грязно выругался он, уже вовсю готовясь напомнить, где моё место.
Но Серёга его опередил, со всего размаха двинув уже бывшему другу в ухо. Мы тогда их еле растащили. Не знаю, каких бы дел натворил Измайлов, если бы в конце концов я не повисла у него на груди с воплями «Серёжа, не надо».
В тот вечер мы впервые поцеловались. Побитый рыцарь, решивший постоять за честь дамы. Сейчас смешно, а тогда действительно казалось геройством.
Мы стояли у нас во дворе, и я, не удержавшись, провела пальцами по его разбитой брови. К слову, кровь мы с трудом сумели остановить, а шрам с той драки остался у него навсегда. Серёжка перехватил мою руку, неожиданно сжав её своей горячей ладонью.
–Оно того не стоило, – выдавила я, заворожённо смотря в его серые глаза.
–Стоило, – вдруг резко отрезал он. – Ты ещё и не такого стоишь.
Удивилась ли я? Да, наверное. Но скорее не самим словам, а тому эмоциональному напору, что слышался в его голосе.
Я думала что-то возразить, но Измайлов не дал, резко наклонившись и поцеловав меня своими шершавыми губами. Это сложно было назвать настоящим поцелуем, скорее детские игры, когда один прижимается к другому. Но попытка была предпринята, и я поплыла. Пока ещё формально.
Вот с того поцелуя всё и началось. Мы ходили по школе, гордо взявшись за руки, не упуская не единой возможности, случайно или специально прикоснуться друг к другу. Серёжка достаточно быстро обнаглел, по-хозяйски обнимая меня при любом удобном случае. А я не сопротивлялась, потому что сразу же поняла, что мне всё очень нравится.
А ещё мы старательно и методично постигать науку поцелуев. Сначала осторожно и аккуратно, смущаясь друг друга и нелепо сталкиваясь носами. Но, как известно, с практикой приходит техника, и с каждым днём, наши поцелуи становились всё более пылкими и изощрёнными. Правда, нам пока хватало мозгов, не делать этого на людях.
Беда пришла в тот день, когда наша классная заметила у меня характерную отметину на шее. Так родители и узнали про наш долгоиграющий школьный роман. Поэтому 11 класс прошёл для нас под тотальным родительским контролем, особенно старалась Серёгина мама, отчего-то возмущённая именно моей прытью.
Своё прозвище Ревизор, Измайлов получил на выпускном экзамене по русскому языку, когда по ошибке причислил его к работам Пушкина. Мы тогда вообще чуть не остались без аттестатов, с трудом набрав нужное количество баллов. Нам было семнадцать, и в нас во всю играли гормоны.
Мне кажется, что только поэтому мы и решили с ним пожениться, едва стали совершеннолетними. Просто надоело ныкаться от родителей по углам, да и чувства наши тогда казались великими.
Измайлов учился в техникуме на автомеханика, а я каким-то чудом смогла поступить в ВУЗ на экономику. Только если у Серёжки глаза горели от всех этих машин и шестерёнок, то я честно изнывала от скуки на лекциях и семинарах.
А ещё нам до ужаса хотелось свободы.
День, когда мы сообщили нашим семьях о том, что подали заявление в ЗАГС, не то чтобы шокировал прям всех, скорее уж вогнал в лёгкую панику.
–Непутёвые, – вздохнула тогда моя мама, Маргарита Александровна.
–Оболтусы, – вторила ей мать Серёжки, Екатерина Максимовна.
Но мы ведь были упрямыми, влюблёнными и всё такими же жадными до жизни, поэтому через положенных два месяца я стала Измайловой.
Наши семьи, никогда не отличавшиеся особым достатком или возможностями, поставили нас перед выбором. Либо свадьба, либо жильё. И наше «либо-либо» разумно выбрало второе, в результате чего мы стали обладателями обшарпанной однушки на окраине города. Но мы были счастливы и этому. Хотя я только сейчас понимаю, чего это стоило нашим семьям.
Серёга был единственным сыном своих родителей, которые всю жизнь честно протрудились на местном заводе. А меня воспитывала одна мать, и нас у неё было трое. Благо, что старшие братья в отличие от меня уже тогда отличались повышенным благоразумием.
Так и случилось, что спустя четыре года после знакомства, мы с Серёжкой начали жить взрослой и самостоятельной жизнью. Родители ничем не могли нам помочь, поэтому мы работали. Он в различных СТОшках, а я официанткой, и, на удивление, это казалось мне куда интересней, чем сидеть на скучных парах.
А через пару месяцев я забеременела. Не то чтобы прям совсем случайно, но уж точно незапланированно.
Аня родилась в июне, не дотянув до первой годовщины нашей свадьбы буквально пару дней. И мы тогда расценили это хорошим знаком, что нам суждено быть вместе вечно.
Глава 2
Глава 2.
Поспать мне дали всего ничего. Стоило голове коснуться подушки, как я уже почувствовала, что заскучавший Крош крадётся ко мне, приминая постель рядом. Вот несколько лет назад было хорошо, можно было обхватить его рукой, прижимая к своему боку, ребь сначала сопротивлялся и смеялся, а потом как-то незаметно для себя засыпал, уткнувшим носом мне подмышку. Было забавно, но сейчас такое не прокатывало. Если он скучал, то скучал по полной.
Часы подло врали, показывая полдень.
Продрав глаза, я вопросительно глянула на сына, а тот словно поняв, что я хочу ему сказать, закивал головой, мол, мать вставай, мы тебе и так четыре часа поспать дали. Ну, прелесть же, а не ребёнок.
–Как дела? – хриплым ото сна голосом спросила я Крошика.
–Гулять хочу, – требовательно заявил он.
–А что, Аня не пускает? – стараясь игнорировать укол совести относительно старшей дочери – моей главной опоры в этом мире.
–В парк хочу, – в излюбленной манере выпятил он свои губёшки. Крошик не то чтобы был капризным, но, безусловно, умел добиваться своего.
Голова была чугунной, и меньше всего хотелось идти хоть куда-нибудь. Но с другой стороны, сегодня было воскресенье, и не понятно, когда в следующий раз нам удастся провести время вместе. Я редко не работала по выходным. А в будние дни у нас были школа, садик и куча других дел.
–Дай мне полчаса кофе выпить, – прошу у сына, на что тот милостливо кивает головой.
Ненавижу вкус кофе, но проснуться без никак не получается. Альтернативы методично подбирались годами – настойка женьшеня, шипучки с витамином С, энергетики, холодный душ, даже курить по утрам пыталась, всё мимо. Мозг требовал порцию кофеина, в то время как вкусовые рецепторы дико меня за это ненавидели. И было в этом что-то символическое, словно отражающее суть моего существования.
Анютка нашлась в своей комнате, что-то усердно набирающая в своём телефоне.
Я плюхнулась рядом с ней на собранный диван, в очередной раз поражаясь тому насколько у меня собранная дочь. В её комнате царил безупречный порядок, в отличие от того хаоса, что вечно творился в комнате мелкого. Моя же спальня зависла где-то между, вроде как и свалкой не обзовёшь, но и претензий можно было предъявить сколько угодно. Это тоже было частью меня, постоянно мечтать о чём-то большем, например об идеальном порядке вокруг, но не находить в себе сил заняться этим вопросом.
А вот Аня могла, и не только могла, но и успешно практиковала. Я такой в двенадцать не была, да что там говорить, я и в тридцать один такой не была.
–Пошли с нами в парк? – предлагаю я, усилием воли сдерживая рвущийся наружу зевок.
Дочь отрывает глаза от экрана телефона, смотря на меня снисходительным взглядом… исподлобья. В этот момент она очень похожа на своего отца, он тоже на меня так поглядывал, когда я предлагала какие-то глупости. Она вообще на него очень похожа внешностью, привычками, манерами.
–И что мне там делать? – очень по-взрослому интересуется она. – Смотреть, как Крош бегает за белками?
Разница с тем, какой она была с утра и сейчас кардинальна. Ещё несколько часов назад у меня была маленькая и переживающая дочка, не только пытающаяся меня поддержать, но и сама льнущая ко мне. Сейчас же передо мной сидит уже… если не взрослый, то вполне циничный человечек.
–Нет, смотреть за тем, как я ловлю Кроша, пытающегося поймать белку, которая вполне вероятно будет в этот самый момент стараться цапнуть кого-нибудь другого.
Аня фыркает, и опять же, совсем не по-детски.
–Какое заманчивое предложение.
–А потом мы захомячим шаурму.
–Мясо…
–Помню. Тебе веганскую купим. И я обязательно всё перепутаю, и Крош будет страдать, где его мясо, а ты плеваться на меня и смотреть именно вот таким вот возмущённым взглядом.
Дочь, наконец-то, растаяла и засмеялась. А я почти выдохнула с облегчением, потому что с каждым разом становилось всё сложнее и сложнее выводить её на контакт.
Осень в этом году выдалась ранняя, и в воздухе уже во всю витало ощущение приближающейся зимы. Но в парке всё равно было хорошо. Мы с Аней не спеша брели по дорожке, в то время как мелкий носился вокруг нас, изображая из себя великого охотника на белок.
Сначала неловко молчали, не зная, что можно сказать друг другу. И я опять чувствовала себя виноватой за то, моей девочке приходится так рано взрослеть.
–Мам, ты злишься на меня? – вдруг осторожно интересуется объект моих переживаний.
Непонимающе смотрю на неё.
–На что?
–Из-за папы.
–Нет, просто в следующий раз говори сначала мне, а потом… бабушке.
– Я не об этом, – качает она головой. – Из-за его приезда.
Поправляю перчатки на своих руках, по возможности оттягивая время. Аня редко заговаривает со мной об отце, видимо чувствую где-то на уровне интуиции, как меня до сих потряхивает от одних только мыслей о нём. Но я каждый раз сдерживаюсь, честно сдерживаюсь. Он её отец, и он её любит, это я знала точно. Как и она его. У меня не было никакого права примешивать свои обиды в их отношения.
-На тебя мне не за что злиться.
–А на него?
–Тут уже сложнее, – пытаюсь найти я самый обтекаемый ответ, но она на не клюёт, продолжая испытывающе разглядывать моё лицо, пытаясь найти какие-то ответы на свои многочисленные вопросы.
Приходится пояснять.
–Мы с твоим папой когда-то очень сильно обидели друг друга, и до сих пор у нас не получается простить…
–Он так же говорит.
Замечательно, он ещё и говорит так же. Почему-то от этого известия становится невыносимо тоскливо. Легче было думать, что он там настолько меня ненавидит, что даже с дочерью об этом говорить не может… правильно. А тут вот, обоюдное раскаянье и благородство. Да где ты был со своим понимаем шесть лет назад? А где была я? Смогла бы я поступить иначе? Ответ напрашивался сам собой. Нет.
Я неоднозначно пожимаю плечами, не зная, как вообще можно прокомментировать услышанное.
–И всё же, ты недовольна, – делает свой вывод Анютка. – За то, что он решил приехать…
Моя такая умная и не по годам понимающая дочь.
–Почти.
Ну не говорить же ей о том, что я злюсь не из-за того, что Серёжа решил приехать именно сейчас, а из-за того не сделал этого раньше.
* * *
Мне сложно точно оценить, как прошли первые годы нашего брака. Наверное, хорошо, по крайней мере, воспринималось это именно так. И даже рождение Ани сильно ничего не изменило между нами. Мы вообще на удивление относились одинаково легко к происходящему. Либо же нам просто везло.
Серёжка работал и учился, денег было немного, но нам хватало, наверное, потому что оба понимали границы наших возможностей. Первый год после рождения ребёнка я ничем особо не могла ему помочь, но муж и не ждал этого, спокойно позволяя мне заниматься дочерью. Но мне всё равно не сиделось на месте, хотелось разнообразия и движения. Нет, ни гулянок или тусовок, к ним я была вполне равнодушна, но всё равно хотелось какого-то движения, разнообразия. И это мне ещё везло, что Анютка росла очень спокойной и никогда не доставляла нам особых проблем. Мне даже иногда казалось, что книги по развитию детей писались именно с нашей девочки, потому что у неё всегда настолько всё случалось чётко и в срок, что никто из нас просто не задумывался о том, что дочь что-то там должна или не должна.
Самым любимым временем были вечера. Измайлов приходил с работы, чумазый и пахнущий мазутом, но мне казалось, что это самый прекрасный запах на свете. Было в нём что-то такое… надёжное и своё. Так, если бы это было неотъемлемой частью Серёги.
Пока муж отмывался, я накрывала на стол. Домашние дела никогда не были мне в тягость, по крайней мере, тогда. Хотелось сохранить очарование этого маленького мирка для нас троих, и по возможности доказать всем, что мы можем. Сегодня наша тогдашняя жизнь мне кажется какой-то ненастоящей, будто кукольной, потому что, по сути, мы были двумя детьми, которые играли в семью. Но пока что нам всё нравилось.
Он появлялся на маленькой кухне всегда на руках с довольной Анькой, которая счастливо улыбалась нам типичной измайловской улыбкой с оттенком лукавства. Она вообще росла его дочкой, его копией, его любимицей.
Когда узнали о беременности, никто не мог предположить, что мы неожиданно втянемся в родительство с такой лёгкостью и охотой. Правда, осмысленности в нас особой и не наблюдалось, действовали по наитию, да наугад.
Когда дочь засыпала, мы часами сидели на кухне. Он устало водил руками по моему телу, а я послушно прижималась к его боку. Тонко, нежно, уютно и… очень по-домашнему. Нам нравилось мечтать, наслаждаясь минутами тишины и покоя.
Когда Ане было полтора года, я устроилась на работу. Образования у меня не было, а если честно, то и особого желания его получать тоже, из-за чего я ни раз ругалась с мамой и старшими братьями, утверждавшими, что без этого никуда. Но я отмахивалась. На самом деле мне реально нравилось работать официанткой, даже несмотря на то, что приходилось всё время бегать и таскать тяжёлые подносы с едой. Но там было общение, новые люди, неоднозначные ситуации, и было в этом что-то манящее. Да и деньги. Хотелось хоть как-то разгрузить вечно занятого Измайлова.
Через пару лет, мы почувствовали себя, если не на вершине мира, то где-то очень рядом. Сергея ценили на работе, и очень быстро он поднялся от простого механика до старшего мастера, что было значимым достижением в нашем возрасте. Он даже решил пойти учиться дальше, поступив на заочку. Я тоже не стояла на месте, став администратором небольшой кафешки.
Мы даже смогли поменять квартиру. Пусть на двушку, пусть немногим лучше нашего предыдущего жилья, пусть в кредит, но ведь смогли?
Анютик росла, ходила в садик и каждый день удивляла нас своими новыми открытиями.
А потом всё как-то незаметно повернуло не туда. Тихо, неуловимо, планомерно… Стали появляться проблемы, ссоры, недосказанности, и мы неожиданно оказались к ним не готовы. А может быть, мы просто повзрослели, и нам стало мало того, что было.
