Текст книги "Белые ночи, черная месть"

Автор книги: Алина Егорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Когда вы в последний раз видели Кирилла Андреевича?

– Полтора месяца назад. У деда было свободное время, и он меня пригласил к себе. –  Дорохов ответил быстро, нисколько не раздумывая над ответом, будто бы знал заранее, что его об этом спросят.

– Вы часто бывали в доме Мараклиева?

– Нет. Дед всегда был занят, и он очень не любил, когда его отвлекают от работы.

– Вы не заметили никаких изменений? Может, Кирилла Андреевича что-нибудь беспокоило или он вел себя как-то непривычно?

– У деда все было в порядке. Ничего необычного не происходило.

Других ответов Миша и не ожидал: не знаю, не видел, не обратил внимания. Обычная картина – весь день  потратить на поиски, а в результате – ноль.

Миша подписал Евгению пропуск, и тот пошел домой на свою Расстанную улицу.

***

В воскресенье Нина внезапно вспомнила – лохудра! Как же она могла про нее забыть? Специалист обещал выполнить задание в течение трех дней –  сегодня как раз они истекали. Еще в четверг она с трепетом ждала известия. Как там дела, с Инкой покончено? Решение порвать с Павлом сместило акценты – теперь соперница ушла на второй план, даже на восьмой. Увлеченная планом мести Сандалову, Нина совершенно забыла о том, что заказала убийство. Когда-то люто ненавистная Инна Вишнева, стала ей безразлична. Нине ничуть не было жаль убитую по ее вине молодую женщину – не без греха была погибшая, столько крови ей испортила. Если бы Нина могла что-то изменить, она бы отменила свой заказ  – зачем марать себя душегубством, тем более, рисковать перед законом? Одурманенная ревностью, Нина совершенно не думала о том, что пошла на серьезное преступление – по сути, она – убийца.

Женщина поспешила к компьютеру, чтобы, если еще не поздно, связаться с киллером и отменить заказ. Она открыла почту и увидела знакомого адресата. С волнением открыла сообщение (Лишь бы снова какие-нибудь проволочки, лишь бы убийство не состоялось!). Сердце ее оборвалось – в письме два слова: «Заказ выполнен». «Ну что ж, – подумала Нина равнодушно, – выполнен, так выполнен. Поделом лохудре!».

Ее мысли переключились на Павла. Вчера ей удалось выловить его по мобильному, и, кажется, она ему пообещала «сладкой жизни».

– Кретинка! – стукнула она себя по лбу. – Какая я кретинка! Зачем я Паше рассказала, что заказала эту дуру?! Думала он порадуется. Идиотка. Влюбленная идиотка! Я ему не нужна, а нужна была та, другая, которая моложе и с длинными ногами. Что на меня нашло, почему я не видела очевидного? А теперь он на меня донесет, обязательно донесет.

Нина попыталась оценить, какие доказательства против нее могут быть у милиции, но соображалось с трудом. Она так вымоталась и устала, что голова работать отказывалась. Нине сейчас хотелось одного – покоя. Лечь и уснуть, чтобы никто ее не тревожил лет двадцать. Женщина налила столовую ложку валерьянки и махом выпила. По телу горячей дорожкой побежало тепло, и организм стал расслабляться. Не раздеваясь, Нина залезла на диван, натянула одеяло и тут же уснула.

Дневной сон был не долгим – через два часа Нина проснулась. Нина сразу вспомнила о своих неприятностях и ей стало совсем паршиво. В голову лезли мысли одна страшнее другой. Нине казалось, что ее обязательно вычислят и докажут причастность к убийству. Не в силах справится с тревогой, женщина потянулась к бутылке. Алкоголь благотворно подействовал на психику – на какое-то время тревога ушла, но потом все повторилось. Боязнь за свою судьбу, неопределенность и одиночество – все это порождало новые страхи. Вместе с ними развивалась мнительность.

«За мной скоро придут»! – с ужасом подумала Нина и бросилась к окну посмотреть, нет ли во дворе милицейской машины.

Были допиты остатки вина, но безмятежность не наступала. Она стояла, у окна, как скрюченная статуя, вглядываясь в темноту сквозь плотный тюль. На ней не было лица: бледная, с резко обозначившимися мимическими морщинами, Нина едва держалась на ногах.

Пьяная женщина совершенно потеряла способность соображать. Не осталось никаких сил, она теперь ужасно боялась всего. Любой звук вызывал у нее испуг: ветер за окном, шум у соседей, шаги на лестничной площадке. Нина тихо подошла к входной двери и проверила замки, посмотрела в глазок – никого. Показалось, что кто-то ходит по лоджии, и вот-вот проникнет в квартиру. На непослушных ногах прошла по коридору и заглянула  в дверной проем – хлопая о стекло крыльями, на подоконнике ворковали голуби. Только хозяйка облегченно вздохнула и присела в глубокое кресло, как раздался звонок в дверь.

Сердце остановилось, в висках заколотило, Нина попыталась собраться с мыслями, но они скакали в голове, словно мартышки в клетке. Звонок повторился. «Не открывать!», – решила Нина. Она осторожно подошла к двери, чтобы посмотреть, кто пришел. Чтобы посетитель не догадался, что за ним наблюдают, Нина не стала полностью отодвигать заглушку глазка. Она посмотрела сквозь оставленную узкую щелью. По другую сторону двери стоял молодой человек. Светловолосый, угловатый, невыразительное лицо, черная куртка.

«Может, ошибся дверью?», – мелькнула успокоительная мысль.

– Гражданка, Панасенко? – утвердительно спросил уверенный баритон. – Открывайте!

Что ею двигало в этот момент, Нина не поняла. Собственная фамилия, произнесенная официальным тоном, подействовала гипнотически. Дрожащими руками женщина торопливо стала отпирать замки.

Парень зашел тихо и по-хозяйски закрыл за собой дверь. Нина застыла в прихожей, не отводя взгляда от визитера. Что-то знакомое угадывалось в его облике, что именно, опьяневшему сознанию понять было не под силу.

***

Ответ экспертов подтвердил предположения Атаманова – Мараклиев был отравлен тем же ядом, что и Вишнева. Способ в обоих случаях одинаковый – яд подсыпан в сахарницу, вернее, в случае с Мараклиевым, в литровую банку, где ученый держал сахар.

– Странный способ для устранения ряда личностей, – произнес Андрей.

Ему никто возражать не стал. Шубин пожал плечами, Юрасов молча смотрел в пол, а Костров разглядывал пейзаж за окном. Летучка продолжалась больше часа, но до сих пор толкового плана действий выработано не было.

Все сложилось наихудшим образом: дело Мараклиева Главк поставил под контроль. Это выражалось в давлении на полковника Малкина, который в свою очередь снимал стружку с Атаманова. Настроение и без того мрачное ухудшал тоскливый дождь, моросящий с утра.

– В «Камее» орудует маньяк, – пошутил Костров, но присутствующих это не развеселило.

– Я считаю, что Мараклиева убили родственники. Уж больно заманчиво выглядит наследство, – заявил Юрасов.

– А может, такая версия для следствия заманчива? – съязвил Шубин. – Вцепились в нее, а о других версиях и думать не хотим.

–  Вот и предложи свою, раз такой умный, – перебил его Юрасов.

– Не беспокойся, предложу, – засопел Шубин. –  Только не беги вперед паровоза.

В этом был весь Анатолий. Задумчивый, неторопливый, движения его были скупы, речь размеренна – яркий антипод шумного, энергичного Юрасова. Шубин предпочитал трижды подумать, прежде, чем что-либо сказать. Он тщательно взвешивал слова и выдавал свои домыслы, лишь, когда они имели под собой основания.

– Ладно, идите работайте, – стал выпроваживать Андрей коллег из своего кабинета.

Когда майор остался один, он открыл большую тетрадь, в которой обычно делал пометки по ходу расследуемых дел. По последним двум убийствам записей было мало – неправильные эти убийства были, нелогичные. Сначала умирает Инна Вишнева, затем Мараклиев. Ничто, кроме места работы этих людей не связывало. Разве, что способ убийства – яд, подсыпанный в сахар. Странное дело, что и говорить. Преступник должен обладать изрядной фантазией, раз действовал таким образом. Нормальное убийство – это когда монтировкой по голове, нож в бок или пуля между глаз, а тут изощрился кто-то. Явно у человека с психикой не все в порядке. Почерк творческого интеллигента-неудачника.

Его размышления прервал телефонный звонок.

– Еще не зарос глухарями? – вместо приветствия ехидно поинтересовался Борис Севастьянов, старинный приятель Андрея.

– И тебе того же, – пожелал майор.

– Убийство Вишневой твое?

– Откуда знаешь?

– Слухами земля полнится, – иронично заметил Борис. – Ладно, не буду томить. Нашего тоже в Главк иногда вызывают хвоста накрутить, а там только и слышно про страсти в архитектурной мастерской.

Когда-то Атаманов и Севастьянов служили вместе в одном отделе, потом Борис разменял квартиру и перевелся в другой район, поближе к новому месту жительства. С глаз долой, из сердца вон – эта поговорка почти подходила к их взаимоотношениям. Почти потому, что они все-таки иногда общались, хотя, в основном, по необходимости.

 – Могу подарить имя убийцы, – заинтриговал Борис. – Приезжай, получишь на блюдечке с голубой каемочкой.

– Да ну тебя, и так голова кругом, – отмахнулся Атаманов, и хотел сказать весело настроенному коллеге какую-нибудь гадость, из тех, что за последние дни скопились в душе, но Севастьянов его опередил.

– Тут у нас по Вишневой кое-что есть, думаю, тебе будет интересно, – серьезно скал он.

***

На востоке показались розовые полосы заката, ветер нагонял барашки перистых облаков. Теплый вечер мягкой кошачьей поступью подкрадывался к городу. Улицы быстро наполнялись суетливой толпой, люди спешили по домам, по обыкновению, не замечая ничего вокруг. На мостах образовывались огромные пробки: застывали на полпути шумные трамваи, стояли вереницы автомобилей, водители выглядывали из открытых окон, нервно борясь за каждый метр дороги. Водители не любят центр, набережные и мосты,  в час пик водителям не нравится город вообще.

Окруженный со всех сторон водой, Елагин остров живет своей размеренной жизнью. Сюда по выходным приходят на прогулку семьи: супружеские пары идут, держась под руки, а дети радостно бегут впереди, играя с только что купленными воздушными шарами.

Особой популярностью пользуется этот парк у влюбленных. Старые раскидистые деревья скрывают от посторонних глаз,  ветви качаются, кивая, словно подбадривают сказать те самые заветные слова. Молодые люди с удовольствием назначают здесь свидания, надеясь на благотворное влияние природы на сердца избранниц.

Высокая изящная девушка грациозно двигалась на тонких каблучках по грунтовой дорожке. Рядом с ней шел щуплый паренек. Молодой человек был на голову ниже своей спутницы, он не решался взять девушку за руку, не знал, как идти с ней, на какое расстояние можно приблизиться, поэтому постоянно сбивался с шага. Взъерошенные, давно не стриженые волосы, заправленная в грубо сшитые джинсы футболка, сутуловатая фигурка  и растерянный взгляд – он  очень нелепо смотрелся рядом с этой красавицей. Парень обожал свою спутницу и боялся ее до дрожи в потных ладонях. У него еще никогда не было такой девушки, все его подружки – шестнадцатилетние девчонки со двора. Они вместе пили пиво, обсуждали музыку и обновки с рыночных палаток. Это был его круг, с общими интересами и одинаковым социальным уровнем, предусматривающим незатейливый лексикон. С Лизой все было иначе. Славик чувствовал, что с ней нужно говорить о чем-то другом, нежели о том, о чем всегда идет беседа в его компании. О чем говорить с Лизой, Славик не знал, поэтому шел молча и хмуро смотрел под ноги.

– Я французский знаю, – наконец, произнес юноша. Лиза повернула к нему голову, улыбнувшись уголками губ.

– Да, знаю. Самостоятельно изучил. Изучаю, – уточнил он.

– Это хорошо, что изучаешь. У тебя есть какая-то цель?

– Нет. То есть, да. Хочу знать языки.

– Языки? – удивилась она, – и много языков ты уже знаешь?

– Два. Нет, три – еще русский. Французский, английский и русский.

Лиза от души рассмеялась: парень забавлял ее все больше.

– Я еще философией увлекаюсь и восточной поэзией, – продолжал Славик выставлять свои таланты на показ. Он хотел прочитать вслух стихотворение, но никак не мог его вспомнить. В голове вертелась первая строчка какого-то стиха: «Там, куда падали солнца лучи…». Она угодила в память Славика совершенно случайно, когда он сдуру открыл в книжном томик японской поэзии.

На пирсе приглашали на «отходящий через пять минут» речной трамвайчик.

– Давай, прокатимся, – предложила Лиза.

Расторопная дама с мегафоном,  завидев возможных пассажиров, тут же принялась агитировать активнее.

Славик подошел к стендам и деловито стал изучать написанное.

– Триста рублей взрослый билет, студентам скидка, – подсказала дама, – прогулка пятьдесят минут.

Славик еще больше углубился в чтение объявлений. В его кармане лежала пятисотенная купюра, и он решал вопрос: как поступить – взять взаймы у Лизы недостающий стольник или прикинуться студентом, чтобы пройти за полцены.

 «Льготные билеты продаются только при предъявлении соответствующих документов», – было выведено крупными буквами. В подтверждение этого суровая кассирша потребовала у девочки – школьницы ученический билет. Славик, наблюдавший эту сцену, тяжело вздохнул – халява не пройдет. Что-то ему подсказывало, что брать деньги в долг на первом свидании не стоит. Молодой человек принял соломоново решение: тянуть время пока не завершится посадка.  Перечитав по пятому разу описание маршрута и прейскурант, Славик с усиленным вниманием стал изучать правила поведения на речном транспорте.

– С выходом в акваторию Финского залива, уютные каюты и открытая верхняя площадка, – расхваливал громкий женский голос. –  Отправляемся прямо сейчас.

Последние слова Славику легли бальзамом на душу. Он уже представил, как закрывают вход и отдают швартовы. Почитав еще для верности минуты три, он обернулся. Ненавистная плавучая посудина и не думала отчаливать.

– Через пять минут отправляемся на увлекательную прогулку по самым живописным местам Финского залива. Молодые люди, не проходите мимо,  – дама с мегафоном потеряла к Славику всякий интерес, она уже определила опытным глазом – юноша не клиент. Зато в поле зрения появилась еще дна парочка, где кавалер выглядел более перспективным.

– Я передумала, – сказала Лиза. – Давай лучше просто погуляем.

– А как же катер? – сделал разочарованное лицо Славик. – Ну, если ты не хочешь…

Сопровождаемые недовольным взглядом зазывалы, они двинулись по дубовой аллее в глубь парка.

***

С утра Атаманов собрал всех в своем кабинете.

– Нам подарок от коллег из девятнадцатого, – начал он, дождавшись пока все усядутся. – Вот, полюбуйтесь. – Он достал из папки любительскую фотокарточку. На ней была запечатлена молодая женщина. Судя по интерьеру, снимок был сделан в кафе. Женщина смотрела в сторону, слегка наклонив голову. Каштановые локоны, кокетливо падали на плечи, по-кошачьи сощуренные светло-зеленые глаза, тонкие губы полуоткрыты, словно их обладательница что-то говорила.

– Это же Вишнева! – узнал Инну Носов.

– Какая наблюдательность, – прокомментировал Андрей,  – именно она.

Он пошелестел бумагами, в результате чего перед взором сыщиков предстал тетрадный листок.

– Вишнева Инна Викторовна двадцати четырех лет от роду, домашний адрес, место работы, – зачитал Андрей. – Что тут еще? Рост – сто семьдесят два, размер одежды волна, что, вероятно, должно означать знак приближения, сорок шестой.

– Прямо сведения для киллера, – пошутил Юрасов.

– Ты, Антон, прав, – серьезно сказал Атаманов и достал еще два листа.

Это были распечатанные на принтере страницы электронных сообщений. Сверху надписи «Отправлено», адреса «Кому», «От кого». Текст содержал ту же информацию, что была записана на тетрадном листке. Сообщение имело вложенный файл – фотографию Инны Вишневой.

Текст второго сообщения состоял всего из одного предложения: «Деньги оставлены, как договаривались». Адрес отправителя: [email protected],  получатель – [email protected].

Оперативники терпеливо ждали, пока их начальник извлечет из своей папки еще какой-нибудь материал, но этого не произошло. Андрей окинул взглядом команду и произнес фразу, которую обычно говорил в таких случаях:

– Какие будут соображения.

Судя по лицам присутствующих, соображений не было. За то вопросов – сколько угодно.

– Что это значит?

– Неужели заказуха?

– И где эти Панасенко Н. с Фирой мейл ру?

– Где Фира, сказать трудно, а тело Панасенко Нины Александровны обнаружено три дня назад в ее собственной квартире. Отравление газом. В девятнадцатом отделе склоняются к несчастному случаю.

– А нам зачем все это слили? –  задал вопрос Юрасов. – Я понимаю еще, если бы свой глухарь хотели сбагрить, а если есть возможность на несчастный случай списать, то какой им интерес?

– Во-первых, хотеть списать и списать дело – вещи разные, – поучительно заметил Андрей. – Там не все гладко. Переписка эта подозрения наводит. Во-вторых, зам начальника в девятнадцатом, Севастьянов, мой приятель.

– Это ты нам еще и труп Панасенко выхлопотал? – подал голос Шубин, – Удружил, нечего сказать! Со своими бы разобраться.

– Толян, не будь пессимистом. Убийство Вишневой, считай, раскрыто: Панасенко заказала Вишневу, потом осознала содеянное и, не вынеся мук проснувшейся совести, удавилась, – выдвинул свое предположение неунывающий Костров. Он всегда умудрялся найти повод для шутки.

***

Сандалову везло, как черту – проблема, которая терзала его последнее время, решилась сама собой. И как решилась! Нина погибла и, значит, не сможет причинить ему вреда. По своему ее жаль, но, с другой стороны, Нина получила по заслугам. Если это она не придумала, то Инночка на ее совести. Вот и вернулось зло сторицей.

«Как все-таки славно вышло, – думал Павел, – нет человека и нет, связанных с ним проблем». А проблемы Нина обещала серьезные. И зная ее характер, Павел не сомневался, что оставленная им любовница постаралась бы ему отомстить. «Интересно, успела ли эта змея выпустить яд?», – теперь о некогда приятной ему женщине он думал именно так.  –  «Скорее всего, нет. Иначе я бы это почувствовал на своей шкуре – неприятности посыпались бы, словно камни в горах. Чего одна аренда помещений под магазин стоит?». Охотников до этого здания было полно, только приоритет получил именно он, Сандалов. И все по тому, что Нина похлопотала – с ее связями в районной администрации и не такие дела уладить можно».

– Или наоборот, разрушить все до основания, – с печальной улыбкой продолжил он вслух свою мысль.

В приступе сентиментальности Сандалов решил сходить к Нине на кладбище, но потом передумал – вдруг она погибла не сама, а кто-нибудь ей помог? Тогда вполне возможно, что сейчас ее связи отрабатывает милиция. А может, на Нину вышли в связи с убийством Инки? Нет, незачем ему сейчас светиться. Хорошо, что он в последнее время тщательно скрывал свою связь с Ниной. И вещи свои из ее квартире тоже удачно забрал – ни чего не указывало на пребывание Павла в ее доме. Общих фотографий у них с Ниной не было – этого прожженный конспиратор Сандалов не допускал. Под благовидным предлогом он всегда уворачивался от фотографирования. Ни одну из своих женщин Павел не называл по имени, он предпочитал милые прозвища типа: Солнышко, Зайка, Птичка. Нину он называл Мышкой, Инну Солнцем. Иногда путал, но тех это не настораживало, как если бы Павел назвал бы их чужим именем. Когда ведешь двойную жизнь, таким мелочам следует уделять должное внимание, иначе легко прогореть.

Павел всем своим женщинам намекал о возможной свадьбе. Напрямую он никогда не делал предложений, чтобы потом избранница не стерла его в порошок. Вслух мечтал о совместном будущем, об общих детях – а что, нельзя помечтать? Все остальное дамы придумывали сами. Убедившись в серьезности намерений Павла, любовницы успокаивались и терпеливо ждали заветного события. Тем, что поумней, в знак помолвки Сандалов надевал на пальчик колечко. Инна Вишнева была лучшей из всех, с кем он когда-либо встречался. Всегда всем довольная, игривая, интересная, с Инной Павлу было уютно. Поскольку девушка не собиралась приглашать его в свой дом для совместного проживания, Павлу пришлось пойти на то, что он никогда еще не делал – он предложил Инне переехать к себе. Он долго колебался, поскольку в его понимании такой шаг приравнивался к браку. И все же Сандалов согласился на то, чтобы пустить ее на свою личную территорию. Он пару раз ловил себя на мысли, что готов на ней жениться, правда, эту мысль Павел опасливо гнал прочь. На переезд Инна согласилась весьма не охотно. И это не было кокетством, чтобы помучить любовника – девушка любила свободу и не спешила с ней расставаться. Такое поведение Инны не могло не обидеть Павла – он считал свой поступок подвигом, который, как оказалось, никто не оценил.

Инна сидела в глубоком кресле, закрыв глаза. «Неужели завтра суббота? Наконец-то!», – думала молодая женщина. Восемь вечера, она только что пришла с работы. Ноги, высвобожденные из тесных туфель на высоком каблуке, наслаждались мягкостью паласа. Волосы, избавившись от заколок, густой волной упали на плечи. Еще немного посидев, Инна сбросила с себя узкую юбку и сковывающий движения жакет.

В маленькой уютной квартирке кроме нее не было ни души. Она здесь жила уже пятый год после того, как разъехалась с родителями. Никогда не страдала от одиночества – постоянно толпы гостей, вечеринки, поклонники. Телефон не умолкал: звонили друзья, подруги, звали на променад.

Как-то незаметно звонки стали раздаваться все реже, а количество встреч и свиданий практически свелось к нулю. Теперь Инна с трудом могла вспомнить, когда в последний раз принимала гостей. Сандалов был не в счет, поскольку она с ним встречалась с определенной целью, и цель эта имела отнюдь не романтический характер и даже не меркантильный.

Однажды подруга ей сказала:

– Ты очень изменилась. Ну что ты? В лучшую сторону, конечно.

Инна поднесла руку к солнечному свету, пробивавшемуся сквозь щель, оставленную не до конца задернутой занавеской. На среднем пальце заиграл завораживающим блеском драгоценный камень…. Изящный перстень, эксклюзивная модель – подарок Павла. Подарок со значением – и она это отлично понимала.

Все решения Инна принимала сама, причем, принимала быстро и окончательно. Она уже знала, что скажет, когда Павел позвонит. Сама она звонить не собиралась

Инна не беспокоилась, что ухажер исчезнет с ее горизонта, как это часто случается у других. Даже если и так, не стоит огорчаться – не последний.

Ближе к десяти вечера раздался телефонный звонок. Инна не торопилась брать трубку, это была ее обычная манера – выдержать паузу: не стоит бросать все и мчаться к телефону только потому, что он запищал.

– Я слушаю, – приветливо произнесла она.

Инна не ошиблась, это был Павел. Он, как всегда, наговорил гору комплиментов, сказал, что очень скучает, и напомнил о своем предложении.

– Ты очень торопишься, – кокетливо ответила Инна.

– Я готов тебя забрать в любой момент, – сказал Павел. – Когда я тебя увижу в своем доме? В нашем доме, – поправился он.

– Я думаю, – через недельку.

– Почему так не скоро?– в голосе Павла послышалось разочарование.

– Паша, нельзя быть таким нетерпеливым. Мне нужно собраться, навести порядок. И вообще…

– Что вообще?

– Могу я попрощаться с беззаботной жизнью старой девы? – Инна явно нарывалась на комплимент,  который последовал тут же.

Яркая, интересная, Инна Вишнева легко заводила знакомства с противоположным полом, быстро очаровывала и нередко влюбляла в себя поклонников. Так же быстро она их бросала. Сама Инна никогда не влюблялась, мужчины ее интересовали лишь как развлечение. Инне нравилось, быть предметом восхищений, она любила ухаживания и подарки. Она знала, что период, когда  мужчина готов бросить к ее ногам все, крайне короткий, и за ним неизбежно настанет время, когда даже самый пылкий поклонник превратится, в лучшем случае, в домашнего котика. Он будет лежать на диване перед телевизором и на нее, Инну,  внимания не останется. Может быть, он будет по-прежнему ее любить и дорожить ею, но чего-то будет не хватать. Не будет огонька и страсти в его взгляде. Вишневу такая ситуация не устраивала – ей было необходимо чувствовать себя не просто любимой женщиной, а женщиной, которую желают и обожают. Инна хотела, чтобы на нее смотрели влюбленными, даже нескромными глазами, хотела всегда осознавать, что она – чья-то мечта.

Она любила лишь однажды – еще в школе. Мальчишка, ее сверстник, чувств не разделял, и от этого Инна страдала. Лишь на выпускном вечере ей удалось приблизиться к своему возлюбленному. Тогда впервые они с Максимом танцевали, а потом гуляли до рассвета по спящим улицам. Они болтали обо всем и одновременно не о чем. У Инны кружилась голова от счастья, и ей казалось, что между ними вот-вот зародятся романтические отношения. Но этого не произошло. Максим куда-то исчез, и стой поры они больше не виделись.

Павла она увела у Навзиной на корпоративной вечеринке. Артур Романович, генеральный директор «Камеи»,  не поскупился на праздник  – решил отметить пятилетие компании с размахом. Для этого арендовал зал в уютном ресторанчике и сотрудникам разрешили прийти со вторыми половинами. Это не было обязательным условием, но старшее поколение пришло строго с женами, мужьями. Молодежь – по усмотрению – кто с приятелями, подружками, кто в одиночку, без пары. Инна пришла одна (ни к чему в Тулу со своим самоваром жаловать). Девчонки из ее отдела были без кавалеров. Мария Николаевна вела под руку пузатого, степенного мужа, Катя Навзина появилась в компании эффектного мужчины – Павла Сандалова. Похвастаться решила, не иначе. Катька в модном приталенном платье, на высоких каблуках (никогда выше школьного каблук не надевала), даже накладные ногти прилепила. Павел в дорогом костюм – впрочем, это как всегда – шествовал важно, снисходительно глядя по сторонам. Через час Сандалов уже заигрывал с Инной, а в конце вечера они покинули ресторан вместе.

Павел умел красиво ухаживать: водил в элитные клубы, делал дорогие подарки и возил на выходные за рубеж. Несмотря на все достоинства, Павел не смог вскружить голову своей пассии. Инна вовсе не дорожила щедрым поклонником – у нее были еще и не такие, Сандалов по сравнению, с которыми просто нищий. Девушка отнюдь не ждала выгодную в материальном плане партию, она чувствовала, что Павел – не тот человек, с которым ей хотелось быть вместе. Провести время, развлечься и только. Он, как водится, говорил пылкие признания, только Инна не верила – она давно умела отличать искренние слова от пыли, что бросают в глаза. Девушка подыгрывала Павлу, и он, кажется, принимал все за чистую монету. Обманщик почему-то не допускал, что его тоже могут обманывать.

Сандалов Вишневой быстро надоел, но расставаться с ним она не спешила. После того, как Инне стало известно, что его гражданская жена – та самая Нина Александровна, бывшая классная дама ее любимого Макса, Инну залихорадило. Училку хотелось придушить, ужалить, как можно больнее, чтобы той мир стал не мил. Но чтобы Инна не придумала, все равно этого казалось несоизмеримо мало по сравнению с тем,  что пришлось вынести Колесникову несколько лет назад. Когда они с Максом учились в школе, Нине было около двадцати семи лет. Значит, сейчас ей примерно тридцать пять. Последний шанс для старой девы. В ее возрасте женихами не разбрасываются, а такими видными, как Павел и подавно. Нина, должно быть, очень дорожит своим мужчиной, и безумно боится его потерять. Она простит ему многое, лишь бы его удержать. Пусть знает, что Павел ей изменяет напропалую. И от того, что его любовница молода и красива, Нине будет больнее вдвойне – она сама уже никогда такой не станет. Будет реветь по ночам от обиды и бессилия, мучится неопределенностью и ревностью, но все равно не сможет с ним расстаться, чтобы не остаться совсем одной.

Вишнева решила манежить Павла, как можно дольше, и постараться, чтобы Нина узнала об их связи. Павел – хитрый, как черт – так искусно изворачивался и конспирировался, что ждать, пока он проколется, бессмысленно. Прибегать к излюбленным женским уловкам  – распихивать по его карманам косметику, мазать помадой ворот рубашки или же душить стойкими духами его вещи  – тоже не разумно. Искушенный в амурных делах Сандалов, легко обнаружит подвох. К тому же, такие действия легко обеспечат репутацию недалекой особы, а Инне это было ни к чему. Тем более, гордость не позволяла выглядеть в глазах поклонника собственницей, которая вцепилась в него и боится упустить. Это мужчины должны ее добиваться, а не она их. Вишнева решила прибегнуть к простому, но эффективному способу: она позвонила Нине от имени доброжелателя и поставила ее в известность. Нина негодовала, не хотела верить (спектакль на показ:  «что за вздор, и слушать не хочу!»). Вишнева не спорила, подобную реакцию она ожидала. Инна не сомневалась: жена Павла ей поверила – прожить с Сандаловым столько лет, и ни в чем его не заподозрить может либо абсолютная дура, любо по уши влюбленная женщина. Не на ту не на другую, по ее мнению, Нина не походила. Для убедительности Инна пообещала выслать фотографию Павла в объятиях пассии. Нина возмутилась еще больше, но электронный адрес дала.

В затее с местью Инну смущал один момент: а не делает ли она добро Нине, избавляя ее от Павла? Сандалов насквозь лживый тип и совершенно не способен любить. По крайней мере, Нину он не любит. Он все равно ее бросит, а она, Инна, ускоряет их разрыв. Выходит, Нина ей должна быть благодарна.

***

Прошло уже семь лет после окончания школы, но Макс никак не мог избавиться от тягостного ощущения, которое было с ней связано. Постоянные насмешки одноклассников, недружелюбие и ожидание подвоха. В школе Максим всегда испытывал напряжение из-за возможных неприятностей. Для большинства учителей он всегда был «безнадежным». Они, зачастую, не придавая значения своим словам, между делом небрежно бросали нелестные отзывы о Максиме. Если надо было привести пример дефективного ученика, все хором вспоминали Колесникова. Макс был неглупым мальчиком, но аттестат ему грозил только троечный и тот, учителя считали милостыней, которую они подают по доброте душевной. Двойки, тройки Колесникову ставились по инерции. Там, где отличнику поставят пятерку, Максиму твердую тройку. На что для отличника закроют глаза, для ущербного Колесникова – стопроцентная пара. Когда в одной из анкет Макс написал, что собирается поступать в институт, над ним смеялась вся школа.

– Какой тебе институт, дебил?! – придав голосу как можно больше удивления, громко, чтобы слышал весь класс, с пафосом произнесла Нина Александровна. Но она переиграла, и желаемого эффекта не получилось – ребята отреагировали не так бурно, как ей хотелось: раздалось всего несколько смешков. Этого было явно недостаточно – в ее представлении, столь наглое заявление законченного  петеушника должно быть демонстративно осмеяно, а сам выскочка подвержен всеобщему презрению (хотя по милости Нины Александровны к Максу и так относились, как к изгою). Эту свою неудачу классная с лихвой компенсировала в учительской. Она в красках расписала перспективы Коллесникова на две жизни вперед и долго сокрушалась о свинском демарше невесть, что о себе возомнившего двоечника, которого их педагогический коллектив всеми силами пытается за шиворот вытащить на тройки. У Нины Александровны нашлось немало сочувствующих. Особенно среди тех, чьи чада не смогли поступить в вузы. Они искренне считали, что места их умненьких детей заняли такие вот бездари, как Колесников.