Текст книги "Белые ночи, черная месть"

Автор книги: Алина Егорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

В другой раз Славик первым заговорил об убийстве. Он чувствовал себя Джеймсом Чейзом, повествующим детектив с лихо закрученной интригой.

– На «Камее» лежит проклятье, – заговорщицки произнес он, любуясь, как ветер играет волосами подруги. Девушка удивленно приподняла изогнутую бровь и чуть наклонилась в сторону Славика, показывая заинтересованность. Польщенный парень, продолжил: – На днях там убили мужчину – главного архитектора.

– Как?! – ахнула Лиза, изобразив испуг. – Его тоже задушили?

– Нет, его отравили. И женщину отравили. Сначала думали, что это была асфиксия (Славик специально посмотрел в Интернете нужный термин), а потом экспертиза установила отравление. Всех сотрудников подозревают – каждого по несколько раз допрашивали.

Лиза была сама не своя: что она наделала  – погибла женщина! Но почему? Как это могло случиться?! Зачем она все это затеяла? Не таким она видела возмездие. Должен был пострадать только Авдеенко. Расправляясь с врагом, Лиза собиралась восстановить справедливость, которая так бессовестно была попрана тридцать лет назад. Причинив зло невинному человеку, она сама стала ничем не лучше Авдеенко и заслуживает наказания.

Лиза ходила задумчивая, лицо сникло, глаза больше не блестели, они смотрели тяжелым взглядом побитой жизнью зрелой женщины. Если бы она верила в чистоту правоохранительных органов, она бы сдалась в милицию. Ей казалось, что так стало бы легче. Но как можно доверять людям в погонах после того, как они обошлись с ее матерью? Милена Игнатьевна едва не умерла от глубоких ожогов, она провела в больнице несколько месяцев, мучаясь от боли, и страдает до сих пор. В милиции закрыли глаза на ее сломанную жизнь и отпустили преступника только потому, что за него похлопотал влиятельный родственник. «Что для них чья-то судьба – фамилия в сводке или крестик в отчете. Перед такими каяться – с души камень не сойдет, скорее, в нее наплюют». Мысли девушки все чаще стали возвращаться к яду, что остался, после отмщения. Лиза собиралась выпить его сама.

Не зная зачем, она пришла на Моравскую улицу. Лиза хотела посмотреть на результат того, ради чего, все затеяла: увидеть похороны Авдеенко или услышать о них пересуды пенсионерок во дворе. Она стала совершенно не похожей на себя: шла медленно, реагировала на все вяло и рассеяно смотрела по сторонам. Ноги ее несли к знакомой девятиэтажке, которая теперь казалась осиротевшей. Лиза, словно в тумане свернула во двор, обходя преграду из, плотно наставленных автомобилей. «Где-то здесь колымага Авдеенко – он, наверное, лишился гаража», – равнодушно подумала девушка и посмотрела вдаль. Лизу словно что-то обожгло: сознание еще не верило, но сердце уже точно знало – все было напрасно! Из парадной степенно, с самодовольной улыбкой на сонном лице вышел Авдеенко. Он подошел к белым «Жигулям», пискнул сигнализацией и уселся в машину.

Мгновенно апатия исчезла, мысли стремительно упорядочились, и вернулась способность соображать. Вместо возможной пациентки психиатра во дворе стояла энергичная, собранная девушка с плохо уложенными волосами и небрежным макияжем. В ее голове уже родился план. Лиза рысью обогнула дом – окна квартиры Авдеенко выходили на противоположную сторону. «Отлично», – оценила она, рассматривая лоджию на втором этаже. Лоджия была не остеклена и имела ажурную металлическую решетку. Место тоже подходило: дом стоял в глубине дворов, и под окнами Авдеенко густо росли деревья, пряча их за зеленой ширмой. Лестничная клетка Лизе тоже понравилась: около мусоропровода второго этажа стояло несколько пластиковых пакетов, тут же лежали коробки и бутылки. Из люка, не желая проходить вниз, торчал мусор. Этажом выше наблюдалась похожая картина.

Утром, приняв облюбованный образ дворового бездельника, с банкой пива Лиза заняла пост на площадке между четвертым и третьим этажами. Рабочий день в «Камее» начинался с девяти, минус час на дорогу, и час на сборы. Выходило, что утром дежурить следовало с семи до восьми – время, когда Авдеенко теоретически мог пойти выносить мусор. Труднее обстояло дело с вечерней вахтой – тут интервал был куда шире – с девятнадцати до полуночи. Так долго околачиваться в парадной Лиза не хотела, и был риск вызвать подозрение бдительных жильцов. Она решила караулить с утра, а там – как пойдет. С первого раза не повезло: дверь квартиры Авдеенко отворилась в начале девятого. Завсектором спешно спустился по ступеням и вытряхнулся на улицу.

На следующий день, с половины восьмого вечера в подъезде между лифтом и мусорным бачком стоял угловатый сутулый парень в черной просторной толстовке с алой надписью «Анархия» на спине. Он держал в руке розу, и пялился во двор сквозь замызганное стекло. Лицо его скрывал широкий «кенгурятник». Лиза решила подождать час или полтора – на сколько ее хватит. Хватило минут на сорок – раздражал запах горелой картошки, тянувшийся из какой-то квартиры, к нему добавлялся широкий спектр ароматов помойки. Она положила замученную розу на подоконник и уже направилась к лифту, как снизу послышалось клацанье замков. По привычке Лиза метнулась к наблюдательному пункту – проему, с которого просматривались все этажи. Таким она Авдеенко еще не видела: в байковой рубашке с закатанными рукавами, спортивных штанах и резиновых шлепанцах, обутых на толстые махровые носки. На вытянутой руке, чтобы не запачкаться, Авдеенко нес пластиковый пакет с мусором. Больше всего Лизу рассмешил кружевной передник, повязанный поверх круглого пивного брюшка. Мусоропровод по прежнему был забит, и Авдеенко так же, как и все жильцы, с чистой совестью оставил мусор на лестничной клетке.

Лиза надела перчатки и брезгливо вытащила из выброшенного Авдеенко пакета рыбные очистки. Остальное она забрала с собой. Не доходя до дома пару кварталов, Лиза свернула в один из дворов, где стояли мусорные контейнеры. Здесь она отсортировала добычу: яичная скорлупа, огрызки и прочие пищевые отходы не годятся, а вот газета и пластиковая бутылка – как раз то, что надо.

«Подозревают всех сотрудников и допрашивают по несколько раз», – вспомнила она слова своего ухажера. – «С его причастностью к химической промышленности, пусть даже в прошлом, у Авдеенко есть все шансы быть одним из основных подозреваемых. Отпечатки преступника на таре есть, на упаковке тоже, – удовлетворенно думала Лиза, высыпая в бутылку из-под минеральной воды оставшийся яд. – Завернем в газетку и вещдок готов». Забросить бутылку на лоджию Авдеенко не составило труда. Лиза, когда мысленно прокручивала эту комбинацию, предполагала залезть на дерево, чтобы попасть наверняка. Но оценив высоту на месте, девушка размахнулась и точным броском баскетболиста, даже не задев решетку, отправила улику в тыл врага.

– Столько новостей, – взахлеб рассказывал Славик, прогуливаясь с Лизой по набережной. Он очень обрадовался, когда пропавшая на три недели девушка позвонила и предложила встретиться. –  Нашли отравителя! Я сам участвовал в погоне и присутствовал на опознании.

– И кто же он?

– Мужик один, сотрудник «Камеи» Авдеенко. Кто бы мог подумать: с виду, тихий, приятный и совершенно не конфликтный человек.

– Вы знакомы? – поинтересовалась Лиза.

– Нет, я его никогда не видел – мама рассказывала. Он у них заведующим сектором работал. Теперь все, лет пятнадцать ему обеспечено, – сказал Славик со знанием дела, – двух человек на тот свет отправил – за это серьезный срок полагается.

То, чего она так отчаянно хотела – состоялось: Авдеенко понесет наказание. Он не будет знать, за что отбывает срок, станет писать во все мыслимые инстанции, чтобы обжаловать приговор, требовать справедливости.… Но он не может не помнить своего ужасного поступка, которым перечеркнул судьбу ее матери. Однажды, когда Авдеенко потеряет всякую надежду выйти из тюрьмы, он поймет, что это не судебная ошибка,  а расплата за то давнее преступление, о котором давно никто не помнит. Никто, кроме пострадавшей и ее близких. Хотя, имея представление об Игоре Михайловиче, Лиза усомнилась, что тому придет в голову подобная мысль. Но это уже было не важно.

Лиза смотрела сквозь широкое окно аэропорта, как по взлетному полю перемещается самолет. Здоровенная железная махина на огромной скорости пронеслась по взлетной полосе и взмыла вверх. Они с матерью тоже скоро поднимутся в небо, чтобы больше никогда не вернуться. Лиза покидала континент с тяжелым сердцем.

Милену Игнатьевну ничего не удерживало в этой стране. Все, что у нее было – Лиза, единственная и любимая дочь. Красавица, умница – с красным дипломом окончила институт и стала востребованным специалистом. Здесь работала в хорошей фирме, а теперь еще лучше нашла – в Австралию пригласили. И ее с собой берет – замечательная у нее дочка. Упорная, трудолюбивая – Лизочка многого добьется с таким характером. «Лишь бы только была счастлива!», – Милена Игнатьевна с нежностью посмотрела на дочь. Женщина вспомнила себя в юности, когда впервые собиралась уехать за рубеж. Она была красивой и счастливой, впереди ждала большая любовь и заграничная сказка, но все это оборвалось в одночасье. Красота сменилась уродством, любви не стало, и сказка закончилась. Морис в первое время приходил в больницу: приносил цветы и сидел у койки. Потом посещения стали реже, а когда сняли повязки и он увидел, какой стала его невеста, Морис и вовсе исчез. Отвернулись друзья, растерялись поклонники – кому интересна девушка – чудовище? Ее все жалели, и одновременно разглядывали, словно экспонат в Кунсткамере. От этого мир стал ненавистен, и хотелось удавиться. Покончить с собой не получалось – не хватило силы духа, и Милена решила жить. Жить вопреки всему: пусть она урод, от которого все стремятся отгородиться, отрезанный ломоть, негласно отвергнута и вычеркнута из общества. Несмотря ни на что, она одевалась по моде и следила за собой, всегда являлась на праздничные вечера, что случались на их заводе: Новый год, день химика. На восьмое марта и ей дарили букет тюльпанов. На работе Милена всегда отмечала свой день рождения. Она нарочно устраивала пышное торжество с оригинальными приглашениями, домашними пирогами, конкурсами и танцами. Начальник отдела протягивал ей цветы и отводил глаза: обычно он целовал именинниц в щечки, а Милену не мог – вовсе не оттого, что та была сильно безобразной, а потому, что опасался насмешек коллектива. Произносили тосты. Желали оставаться такой же доброй, умной и… запинались. Потому, что дежурный набор: красивой, счастливой, жизнерадостной  – не подходил. Милену это забавляло. Она нарочно объявляла белый танец и спешила пригласить самого привлекательного и разборчивого до женской внешности кавалера. Мужчины этого боялись, как огня и спешили разбежаться по курилкам. Нерасторопной особи мужского пола, не успевшей улизнуть, оставалось только стойко переносить экзекуцию. Милена нарочно вытаскивала свою жертву в центр зала, и они кружили в танце, пронзаемые любопытными взглядами. Кавалер пытался стоять от дамы, как можно дальше, держал ее за талию кончиками пальцев, словно та была изо льда и могла растаять, если прикоснуться всей ладонью. В разгар веселья Милена доставала козырь из рукава: она ставила национальную музыку, из-за чего обычно слышалось недовольное «У-у-у» разогревшихся парочек, знающих только два танца: медленный и быстрый. Медленный – в притирку друг к другу едва переставлять ноги, быстрый – ноги переставлять энергичнее, и можно без пары. Милена превосходно исполняла разные танцы, поскольку специально занималась с хореографом. На публике она предпочитала исполнять фламенко или сиртаки – что-нибудь яркое и завораживающее. Ее выход и раньше привлекал внимание, но теперь на Милену смотрели не как на экзотическое страшилище, а как на блестящую артистку. Она показывала прекрасную технику танца и раскрывала его характер. Ее плавные движения, органичные с эмоциональной музыкой производили на зрителей глубокое впечатление и запоминались надолго. Глядя на Милену, всем хотелось присоединиться и двигаться точно так же, как она. В эти короткие мгновения танцовщица была счастлива, она чувствовала себя прежней всеми любимой Леночкой и забывала о своем уродстве.

 С Николаем она познакомилась в доме культуры. Он, как и Милена, брал частные уроки хореографии. У них вел занятия один педагог, только в разное время. Парень приходил раньше и, ожидая своего часа, наблюдал, как скользит по классу Милена. Молодые люди подружились  и между ними завязались отношения, похожие на роман. Когда стало известно, что появится Лиза, Николай обрадовался и предложил выйти за него замуж. Милена не согласилась. Парень был товарищем по несчастью: бестелесный очкарик с огромными диоптриями, которого так же, как и ее всюду отвергали за физический недостаток. «Кому еще такая нужна? – с насмешкой думала про себя Милена. – По Сеньке и шапка. Не при такой наружности носом вертеть. Радоваться надо, что хоть кто-то в жены зовет, а не коленце выбрасывать». Не станет она брать, что дают, и тем самым признавать себя последним сортом. Уж лучше как-нибудь одной. А за дочку спасибо, только ради нее Милена и встречалась с Николаем.

 Объявили посадку на Бангкок. Милена Игнатьевна и Лиза поднялись с кресел и направились к выходу, где уже выстроилась небольшая очередь из пассажиров на их рейс. Последние минуты в этой стране, потом пересадка в Таиланде и через восемь часов зеленый континент.

– Я обязательно заработаю на пластическую операцию, и ты будешь у меня красавицей, мамочка, – горячо зашептала Лиза, когда шасси оторвались от земли. Впереди у Лизы была цель.

  ***

– Колесников! – срываясь на визг, прогремело на все крыло третьего этажа. – Колесников, встать!

Дети притихли, с испугом глядя на учительницу математики. Молодая женщина грозовой тучей нависла над классом. Ее лицо и шея покрылись красными пятнами, пальцы собирались сломать линейку, которой она обычно била учеников.

Из-за последней парты неторопливо встал щуплый шестиклассник. Он поднял глаза с длинными белесыми ресницами и посмотрел в упор на разъяренную фурию. Ребята осторожно оборачивались, чтобы взглянуть на своего товарища. Раздались шепотки и  вздохи. Все замерли в ожидании чего-то страшного. Одноклассников охватил ужас и одновременно любопытство – что будет дальше? Максим Колесников, над чьей головой повис меч Немезиды, казалось, был единственным из присутствующих, кого не волновало происходящее. Его веснушчатое бледное лицо оставалось невозмутимым, что окончательно взбесило Нину Александровну.

– Это что?! Что, я тебя спрашиваю, выродок? – она потрясла в воздухе раскрытым дневником и швырнула его на свой стол.

– Я не выродок, – тихо произнес мальчик, не отводя глаз.

– Нет, ты выродок!

– Я не выродок.

– Выродок! Выродок! Хамить он мне еще будет.

Нина Александровна сделала небольшую паузу, чтобы перевести дух. Затем, тирада продолжилась.

– Вы только посмотрите на него! Каков выродок, а? – теперь она обращалась к классу.

– Я не …

– Молчать! – математичка крикнула так, что у ребят зазвенело в ушах. – Не перебивай, когда взрослые говорят!

Максим больше не произнес ни слова. Он стоял до конца урока молча, думая о том, как после школы пойдет на тренировку. Скоро городские соревнования по кунг-фу, где ему предстояло выступить от своего района.

– Денег у него нет! Подумать только, нищета какая! – разорялась учительница. – На ремонт школы ему не насобирать. У всех, значит, нашлись девятьсот рублей, а у Колесникова нет. Кто, по-твоему, ничтожество, за тебя платить будет? Молчишь? Что морду отвернул, стыдно? А я скажу, кто. Твой долг на всех разделят и с ребят вычтут.

В классе чуть слышно раздались возмущения.

– Вот, чмо! – выкрикнул мальчишеский голос.

– Оборзел.

– В рыло ему.

Поднялся шум. Все смотрели на Максима с нескрываемой враждой. Мальчики обзывали его обидными словами, девочки презрительно фыркали.

– Тихо! Заканчиваем балаган! – запоздало сделала замечание Нина Александровна. Голос ее прозвучал громко, но с теплотой. Когда надо, она умела быть ласковой. Сейчас математичка хотела видеть ребят своими союзниками в борьбе против ненавистного «гаденыша».

– Посмотрим еще, Колесников, что твоя мамашка теперь запоет. Я ей покажу, как писульки в дневниках писать. «Не терроризируйте ребенка» – пискляво процитировала учительница запись в дневнике, пытаясь подражать матери Максима.  В классе засмеялись, но, наткнувшись на суровое лицо Нины Александровны, осеклись.

Она двумя пальцами взяла дневник, прошлась по классу и бросила его на парту Колесникова. После этого с демонстративной брезгливостью вытерла руки носовым платком. Платок тут же полетел в мусорную корзину.

– Хочешь, дам четыреста двадцать рублей. Можешь не сразу отдавать. Потом когда-нибудь, когда заработаешь. – Инка стояла над душой уже десять минут. Уроки давно закончились, школа опустела. В коридоре остались только двое: он, Максим, – задержался в спортивном зале  – и Инка. Чего она тут делает – не понятно. Но надоесть уже успела.

Максим резко обернулся, так, что девочка отпрянула.

– Чего тебе надо? – недружелюбно спросил он.

– Мне? – Инна растерялась. – Я бы больше предложила, но у меня только четыреста двадцать. Я хотела тебе помочь, тебе же деньги нужны…

От этих слов Максима передернуло. Захотелось сказать что-нибудь резкое, но не сумел подобрать нужных выражений. В Инкиных зеленых глазах было столько искренности и беззащитности, что нагрубить он не смог. Колесников вскочил с подоконника и поспешил прочь.

–  Ты ничего не понимаешь! – вдогонку крикнула девочка. – Лучше заплатить, иначе не отстанет.

Этот эпизод из детства вспомнился Максиму, когда он ждал своей очереди на регистрацию на рейс до Дублина.  Там он пересядет на другой самолет, который доставит его в Отаву. Всего десять часов и он, Максим Колесников на другом континенте, где другие законы, другие правила игры и другая жизнь. Максим все решил. Он уезжает навсегда. Уезжает, чтобы все забыть, и стать другим человеком. Он даже имя изменит, его будут звать на иностранный манер как-нибудь Макс Колесник или Максимилиан Колесн.

После того, как он убил Нину Александровну, Макс уже точно знал: это было первое и последнее в его жизни убийство. С того момента в нем что-то изменилось, больше ничего не давило, не угнетало, не терзали сомнения по поводу собственного несовершенства. Максим ощутил себя человеком, который никому ничего больше не должен доказывать, даже самому себе. Стало ли ему от этого легче – вряд ли. Вместо одного душевного терзание, он получил другое – тяжесть греха душегубства. Макс даже не пытался себя оправдать, как часто ищут себе оправдание убийцы, тем, что избавили мир от жестокого и несправедливого человека. Он все понимал: оправданий его поступку нет. Что им двигало в тот момент, он не знал – это было словно наваждение, он шел по предложенной Ниной Александровной дорожке. Это она в свое время внушила ему аксиому: «Ты – готовый клиент для колонии. Из тебя может выйти только бандит!». Семя упало в почву и принесло урожай, ставший сеятелю поперек горла.

Еще одна тревога беспокойной птицей вила гнездо в его сердце. Инна. «Как же я не уберег тебя, Инка? Как я смог это допустить?». На этот вопрос Макс не смог найти ответа никогда.