Текст книги "Белые ночи, черная месть"

Автор книги: Алина Егорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Дверь на лоджию открой, иначе дышать нечем в этой пыли, – отозвался Мостовой, который так же, как и Шубин сидел в кресле и руководил группой.

– Кстати, лоджию проверяли? – добавил Анатолий.

На лоджии ожидал сюрприз –  завернутая в газету пластиковая бутылка.

– Уже залапали? – налетел коршуном Куликов. Он спинным нервом почувствовал добычу.

– Не а, что вы. Я даже не дышал, – Костров поспешил удалиться, чтобы не попасть под горячую руку эксперта.

Сыщики могли праздновать победу – было установлено, что в бутылке,  изъятой при обыске в квартире Авдеенко, находился яд. Тот самый, которым были отравлены сотрудники «Камеи». Белого вещества было совсем немного – сорок восемь грамм, но достаточно, чтобы извести весь штат архитектурной мастерской.

– Может, ему подбросили? – усомнился Шубин. – Зачем хранить дома такую улику?

– Как же подбросили, – усмехнулся Юрасов. – Этот тип наверняка собирался еще кого-нибудь на тот свет отправить. Во вкус вошел. И вообще, Толян, что ты вечно портишь настроение? Тебе не нравится, что мы, наконец, разобрались с этим делом?

– Мне не нравится, когда я чего-то не понимаю. А мне не понятно, почему Авдеенко не избавился от яда? Допустим, он собирался воспользоваться отравой еще раз. Тогда хранил бы пузырек в более безопасном месте – на чердаке, например, или еще где-нибудь – где угодно, только чтобы не навлечь на себя подозрений.

– Может, он не успел спрятать. Он не мальчишка, чтобы все чердаки знать. Спрятать вещь вне дома не так то легко, как кажется. Либо места подходящего не найдется, либо кому-нибудь на глаза попадешься в самый не подходящий момент.

– Хорошо, – примирительно сказал Толик, – ты можешь мне сказать, зачем Авдеенко убил Мараклиева?

– Ну, ты спросил. Откуда я могу знать, что у этого психа на уме?

–  По-твоему, Авдеенко псих? Я так не считаю.

– Анатолий прав, – вступил в спор Атаманов. –  Авдеенко вполне вменяем, более того, он мне показался достаточно умным человеком. Мотив его пока не ясен. Видимо, у них с Мараклиевым что-то личное. Не даром же главный архитектор прилюдно называл Авдеенко дилетантом. Игорь Михайлович самолюбив, мог и обидеться. Ну, да бог с ним. На таре из-под яда, то бишь на бутылке, и на газете, в которую она была завернута, есть отпечатки пальцев Авдеенко. Так что улика железная – Авдеенко имеет прямое отношение к яду.

***

Игорь Михайлович попал в весьма щекотливую ситуацию. С одной стороны ему грозило серьезное обвинение в убийстве, и укрывательство мотивов слежки и похождений в квартиру ученого выступало отнюдь не в его пользу, а с другой, рассказать все как есть было не так то легко. Во-первых, попросту стыдно. Если станет известно, с какой целью он, солидный человек, как мелкий воришка сначала обшарил все в рабочем кабинете главного архитектора, а затем залез в его квартиру, то будет грандиозный скандал. Ему будут тыкать в лицо, а его имя станет произноситься с насмешкой, и вообще, не будет у него никакого имени. Украсть у метра архитектуры научную работу и построить на ее основе докторскую диссертацию – такие вещи в научных кругах не поощряются. На карьере можно будет смело ставить жирный крест, и уходить в кладовщики. Во-вторых, он боялся, что следователь не поверит или, того хуже, истолкует этот факт против него. Профессиональный мирок тесен и там, как в хорошей деревне, все на виду. Что бы он стал делать, когда Мараклиев обнаружил воровство? А это событие непременно бы случилось. Поэтому кончина Кирилла Андреевича была Авдеенко ох как на руку. Если раньше Игорь Михайлович еще колебался: говорить – не говорить, то после того,  как Мостовой сообщил ему о найденном в его в квартире яде, сомнений не осталось – Авдеенко решил молчать. Уж очень хорошо знал Игорь Михайлович манеру милиции работать, была возможность изучить. Тогда, тридцать с лишним лет назад, когда он впервые попал в жернова МВД, его за шиворот, словно слепого котенка, вытащил из беды отчим – крупный милицейский начальник. Поэтому вместо положенного червонца, он отделался ничем. Сейчас ситуация сильно отличалась. Его тогдашний покровитель давно ушел на пенсию, а потом и вовсе почил. К тому же, наличие судимости, даже давнишней, в его положении – приговор. Он понимал, что Мараклиев, хоть и не депутат, но достаточно весомая личность, чтобы его убийство было раскрытым. А он, ранее судимый Игорь Авдеенко, идеальный кандидат на роль убийцы. Причем, обнаруженный в его квартире яд делал из этого варианта аксиому.

Как ни странно, в сознании Авдеенко тлела крохотная надежда на спасение. Он все чаще вспоминал эпизод, когда, затаившись на лестнице в доме Мараклиева, он встретил своего «коллегу» – парня, который наведывался в квартиру ученого. Однажды он увидел его в отделении, когда был вызван Атамановым, тогда еще в качестве свидетеля. Парень сидел в коридоре и слушал плеер. Тогда Игорь Михайлович не придал особого значения этой встрече, лишь про себя не без удовольствия отметил: «попался, голубчик». Теперь этот «голубчик» стал для Авдеенко тонкой ниточкой, держась за которую можно было выбраться на свободу.

«Что у них есть на этого парня? – размышлял завсектором, – Не грамоту  же вручить, его вызывали». Авдеенко все ждал, когда следователь спросит про незнакомца, но Мостовой на эту тему упорно молчал. Как будто никакого домушника и в помине не было. Или теперь все грехи повесят на него и дело с концом? На это Игорь Михайлович был не согласен. Он решил сам завести разговор о незнакомце.

***

Только Атаманов собрался в кафе перекусить, как раздался телефонный звонок.

– Андрей, кого ты вызывал четырнадцатого числа, около одиннадцати? – поинтересовался Мостовой.

– Одну минуту, – майор стал листать журнал. – Четырнадцатого июня? Ну, Авдеенко приходил. Ты ведь по его душу справляешься?

– А еще кто? Из молодежи кто-нибудь был?

– Какого пола тебе надо?

– Парня смотри, лет двадцати.

– Из молодых только Виктор Мараклиев, восемнадцать лет. Подойдет?

– Вполне. Вот что. Скажи своим ребятам, пусть занесут мне его фото.

Игорь Михайлович даже просветлел лицом, когда следователь предъявил ему для опознания фотографию внука убитого архитектора.

– Точно. Это он в квартиру Мараклиева заходил, – уверенно сказал Авдеенко. – Вы его задержали?

Вопрос остался без ответа.

– Между прочим, вы тоже были в квартире Кирилла Андреевича и никак этот факт не сподобились объяснить, – заметил Мостовой. – Еще раз расскажите, пожалуйста, где и при каких обстоятельствах вы видели этого человека.

Авдеенко рассказал. В последнее время он много думал об этой встрече в парадной. Игорь Михайлович вспомнил столько мелких подробностей, что сам себе удивлялся – он никогда не думал, что в его памяти будут храниться подобные мелочи.

– Виктор Мараклиев? – переспросил Андрей, когда Мостовой рассказал ему о допросе Авдеенко. – Ты считаешь, что парень приложил руку к гибели старика?

– Я пока ничего не считаю, но проверить нужно. Если я правильно понял, Виктор говорил, что был в доме деда не весть как давно. Авдеенко же утверждает, что тот заходил к архитектору за три дня до убийства. В данном случае, Авдеенко трудно заподозрить во лжи – он внука Кирилла Андреевича знать не мог.

– Зато мог ткнуть пальцем в первого встречного, которого увидел в коридоре перед моим кабинетом и на него все свалить.

– Сколько к тебе контингента  каждый день ходит по разным делам? Чтобы так с первого раза назвать нужного человека, это вряд ли. И потом, я не понял, ты что, защищаешь внучка?

– Я не защищаю. Просто он мне не кажется перспективным в плане кандидата в душегубы.

Тем более, что против Авдеенко столько фактов: слежка эта непонятная, отпечатки пальцев везде, где только мыслимо наследить, в конце концов, яд в его квартире. Ребята землю рыли, без выходных пахали, пока доказательства по этому делу собирали, а ты хочешь, чтобы все по новому кругу пошло?

Валентин прекрасно понимал негодование Атаманова. В поимке преступника, прежде всего, заинтересован уголовный розыск – это с них спросят, если показатели раскрываемости не дотянут до нормы, а не со следователя. Следователь – процессуальное лицо, а не сыскарь. Его дело вести дознание и анализировать добытые операми материалы. В том, что материалов оказалось не достаточно для передачи подозреваемого под суд, следователь не виноват.

– Я не в коем случае не собираюсь умалять причастность Авдеенко к убийству, но все же ясность по поводу визита Виктора к деду внести надо.

***

Беседа с Виктором Мараклиевым проходила нелегко. Молодой человек, похоже, не допонимал, где он находится – на вопросы отвечал уклончиво, с потугами выдать какой-нибудь каламбур. Даже уравновешенный Шубин терял терпение.

– Не понимаю, о чем вы? – сделал удивленное лицо Витя. – Я у деда был сто лет назад, когда еще в начальных классах учился.

– У нас есть свидетель, который видел, как вы второго июня заходили в квартиру Кирилла Андреевича.

– Ваш свидетель может ошибаться, – беспечно ответил парень. – Я там не был.

– Не думаю. Он достаточно точно вас описал. Хотите, чтобы мы провели опознание? Проведем. Только это не в ваших интересах.

– Да хоть десять опознаний. Я все равно ни в чем не признаюсь. Не было меня там. Понятно?

– Как вам угодно, – равнодушно сказал Шубин. – При положительном исходе опознания, вашего  признания не понадобится.

Виктор был не пробиваем. Он решил с упорством африканского мула стоять на своем.

Анатолию это порядком надоело, он давно чувствовал приступы голода и мечтал о тушеном мясе, что подают в кафе через площадь. Шубин взял трубку и набрал внутренний номер.

– Тоха, зайди, – попросил он.

Через две минуты на пороге появился Юрасов. Шубин вызвал дежурного и выставил Виктора за дверь.

– Не беспокойся, Толян, иди в свой кабак, я с этим разберусь.

– Только ты аккуратней. Все же потерпевший в некотором роде.

– Ага, – кивнул Антон, прикидывая, сразу дать по сопатке потерпевшему или потом.

Виктор вразвалочку зашел в кабинет и по-хозяйски уселся на свое прежнее место, вытянув ноги в начищенных до блеска щегольских туфлях. «Ну?» – выражал весь его нахальный вид.

– Какого черта ты делал в квартире ученого? – заорал Юрасов. – Отвечать, быстро!

Молодой человек хотел выдать в ответ какое-нибудь хамство, но поостерегся – сердитый взгляд Антона не предвещал ничего хорошего.

– Я и так знаю, что ты там делал – завещание искал. Нашел и поспешил от деда избавиться, чтобы тот заново не написал. Только прогадал ты – старик в двух экземплярах завещание составил, знал, какие у него родственнички.

– Я искал завещание?! Да чего его искать? Он его в банковской ячейке хранил, а ключ от ячейки в фарфоровой вазе держал.

– А говорил, что в квартире не был.

Виктор запнулся. Он попал в глупую ситуацию: с одной стороны, хотелось похвастаться своей дедукцией – вот он какой, про завещание вычислил, – а с другой, получалось, что сам себя выдал.

– Откуда тебе стало известно о том, что завещание хранилось в банковской ячейке? Это тайна следствия и никто ее не разглашал.

– Стереотип поведения, – парень решил, что продолжать гнуть прежнюю линию бессмысленно, и стал рассказывать о своих умозаключениях. – Вам, наверно, известно такое понятие психологии, как принцип кальки. – Виктор выдержал паузу и, убедившись, что капитан разбирается в психологических терминах не лучше, чем выпускница балетного училища в столярном деле, самодовольно продолжил. – Так вот, я провел исследование: мой отец и тетка, которые долгое время жили с дедом и могли наблюдать его поведение, и что, важно они его наблюдали в том возрасте, когда психика наиболее подвижна и человек склонен перенимать привычки, использовали вазы в качестве хранилища. Отец и сейчас кладет туда…

– Ближе к делу, – прервал его Юрасов. – Ты пробрался в квартиру деда, когда того не было дома, и стал шарить по вазам?

–   Нет. В вазу я заглянул автоматически – там лежал ключ.

– Почему ты решил, что ключ от банковской ячейки?

– Вы же не дали мне договорить, – обижено сказал Витя, – Поскольку отец хранит в вазе запасной брелок от машины – вещь ценная, но не нужная для каждого дня, а тетка…

– У меня не так много времени, поэтому не растекайся мозгом по дереву.

– Мыслью по древу, – машинально поправил молодой человек.

– Слушай, ботан, я сегодня целый день на ногах, поэтому лучше не испытывай мое терпение, иначе растечешься мозгами и мне будет не важно по дереву или по древу. – Антон рассердился не на шутку. Он уже неделю работал в напряженном режиме – не выспаться, не поесть нормально – устал, как собака. А тут сидит сопливый пацан, не обремененный даже самой легкой работой –  как сыр в масле катается под родительской опекой, от безделья возомнивший себя гигантом мысли, и читает ему лекции.

– С какой целью ты влез в квартиру Мараклиева? – вскипел Юрасов. – Отвечай на поставленный вопрос быстро, коротко и четко. Ну!

Витя Мараклиев рос очень восприимчивым мальчиком. Единственный ребенок в семье, он привык быть всеми любимым и обожаемым. В раннем детстве так и было: вся родня восхищалась чудесным малышом, задаривала подарками и ревностно спорила, с кем тот пойдет на прогулку. Потом между Мараклиевыми, словно кошка пробежала –  прекратилось взаимное общение, в их доме перестали бывать гости и они сами больше ни к кому не ходили. Много работающим родителям было некогда заниматься ребенком, и они пригласили гувернантку. Приходящая няня к своим обязанностям относилась ответственно: играла, кормила, гуляла с Витей, но не более. Ей были безразличны успехи чужого малыша, и мальчик это скоро понял. Это было его первым разочарованием: как так, он построил из песка башню, а это никого не интересует? Постепенно Витя стал замыкаться: перестал бурно выражать эмоции, все больше молчал и имел задумчивый вид. Ребенок страдал – привыкший быть центром внимания, он чувствовал себя никому не нужным: взрослые живут в своем мире, из окошка которого ему бросают игрушки вместо любви.

Позже Витя узнал, что произошло. На одном из приемов в доме Кирилла Андреевича, устроенном по случаю его юбилея, на котором были обязаны присутствовать все члены семьи, произошел скандал. Ничего экстраординарного в нем не было – дед славился редкостной склочностью характера, и не было случая, чтобы он не съязвил кому-нибудь из родственников. Родные терпели выпады Кирилла Андреевича, их сдерживала перспектива наследства, которое рано или поздно оставит дед. И в тот раз не обошлось без ссоры. Хозяин дома отпустил скабрезность в адрес старшего сына, дескать, тот ради билета в лучшую жизнь готов жениться по телеграфу. Дед имел в виду  американскую подругу Ростислава, с которой тот вел активную переписку. Сын не остался в долгу: он упрекнул Кирилла Андреевича в неразборчивости, памятуя обилие официальных браков и случайные связи родителя. Это была семейная больная мозоль – никто не мог смириться с той беспечностью, с которой Кирилл Андреевич менял дам сердца. Слово за слово и в перепалку втянулась вся семья. Дед наградил каждого родственника неприятными характеристиками, правдивыми по сути, отчего те звучали особенно обидно. Рассорились родственники в дым и теперь они были недовольны не только стариком, который «открыл глаза» на сущность близких, но и друг другом, за то, что согласились с резкими высказываниями. Напоследок раззадоренный Кирилл Андреевич в красках описал картину под названием «дележ наследства». Он посетовал, что не сможет присутствовать на этом зрелище, и пообещал устроить сюрприз. Поэтому, когда выяснилось, что старик своим завещанием лишил законных детей права претендовать на имущество, к этому все были готовы, но до глубины души возмущал «сюрприз» – отписать все состояние байстрюку, считавшемуся позором семьи Мараклиевых.

Угроза потери дедова наследства Виктора Мараклиева не пугала – он и так всегда жил в достатке. Юноша никак не мог простить деду, посеянный им раздор в семье. Ведь это из-за его вздорного характера случился разлад между близкими. Обязательно ему было выплескивать на всех свою правду? Ее и так все знали, толь деликатно молчали, а он влез, как медведь и разрушил хрупкие связи между людьми. «Старик просто измывался над нами, – пришел к выводу Виктор, –  его забавляло унижать окружающих – знал ведь, что прав и возразить ему нечем. В самую десятку бил, чтобы наверняка». За это Виктор Мараклиев возненавидел деда, а особенно за то, что старик предпочел ему другого внука – незаконнорожденного и поэтому абсолютно не достойного. Кирилл Андреевич общался с Дороховым, приглашал его в дом, в то время, когда Виктора не принимал во внимание. Такое обращение вызывало в родном внуке бешеную ревность.

Однажды у Виктора появилась идея согнать с деда гордыню. Пусть он усомнится в своей адекватности и тогда, может быть, станет терпимей относиться к чужим недостаткам. Даже всесильный  человек, когда чувствует недуг, нуждается в участие. Возможно, испугавшись приближающегося слабоумия старик позовет семью, и они снова будут вместе.

 Придя к такому умозаключению, Виктор Мараклиев развернул деятельность. Выкрав у домработницы Ларенцевой ключи от квартиры деда, молодой человек снял с них дубликаты и вернул на место так, что женщина о пропаже даже не догадалась. Понаблюдав за Кириллом Андреевичем и за Ларенцевой, он получил представление о распорядке дня и привычках деда. В результате на старика посыпались пугающие своей нелогичностью необъяснимые явления, как то: исчезновение вещей и появление их в самым неожиданных местах и мелкие неприятности, предназначенные для внушения Кириллу Андреевичи мысли о собственной болезни рассудка.

***

Дело по убийствам Вишневой – Мараклиева близилось к завершению. Мостовой собирался в отпуск и поэтому торопился скорее передать материалы в суд. Атаманов видел в деле прорехи, и поэтому не мог быть уверен в виновности Авдеенко, который выступал в качестве подозреваемого. Взять хотя бы этого вечернего посетителя, которого видела в «Камее» Похомова за день до убийства Вишневой. Не с проста он там появился, ох, не с проста. Но его уже Митькой звали, не найдешь его, как не старайся. Все доказательства базируются на яде, что нашли в квартире Авдеенко. Убери этот факт, и обвинение развалится, но только кто это позволит и чего ради? Глухарь никому не нужен, а тут убийца собственной персоны с орудием убийства в придачу. Андрей отнюдь не симпатизировал Игорю Михайловичу и на то имелись причины. Если бы Атаманов не поинтересовался подробностями того дела, по которому когда-то Авдеенко был судим, возможно, он бы иначе отнесся к тому, что недорасследованное дело следователь готовит к передаче обвинению.

Андрей, в отдельных случаях привыкший проявлять фанатичную педантичность, не поленился взять из архива дело Авдеенко. Перечитывал каракули размашистого почерка на пожелтевших от времени страницах. Гладко написанные казенные фразы, читаешь – дело пустяк, парня засудили практически не за что. Ну, подумаешь, нечаянно пролил кислоту, с кем не бывает. И все-таки, Андрей хорошо знал, что бывает скрыто в томах уголовных дел. Об этом не пишется между строк, это остается в памяти очевидцев, надо только суметь их найти.

Следователя, что вел то дело, давно уж не было в живых – умер старик, немного не дотянув до восьмидесятилетия. Да и вряд ли он сказал бы, если там, что не так было – сам руку приложил. Атаманову все же повезло. Ему удалось найти очевидца событий.

Юрий Суханкин, начальник охраны банка, лысоватый мужчина с солидным брюшком, начинал свою карьеру зеленым опером в районном отделении милиции. В том самом, в котором расследовалось дело Авдеенко. Это было самое первое серьезное расследование, которое выпало на сыщицкую жизнь Суханкина. Молодой человек работал с блестящими глазами и все воспринимал близко к сердцу. Потерпевшую ему было искренне жаль, и он не сомневался, что виновный будет наказан по всей строгости. Каково же было его удивление, когда Авдеенко отделался пустяковым наказанием. Юрий не хотел в это верить, по горячности пытался что-то доказать, но его быстро приструнили. Это дело стало для Суханкина последним. Он решил уйти из органов, чтобы не быть причастным к чудовищной системе.

«Бог не Тимошка, видит немножко»,  – пришла на ум Атаманову поговорка. Андрей, обычно принципиальный в подобных вопросах, в случае с Авдеенко, на нестыковки в деле решил закрыть глаза.

 Игорю Михайловичу вынесли обвинительный приговор. На суде Авдеенко признался в том, что украл у Мараклиева его интеллектуальные разработки ради собственных честолюбивых планов. Он рассчитывал этим объяснить свое проникновение в квартиру ученого и на его рабочее место. Это заявление далось Авдеенко очень тяжело, но иного выхода не было. Только уцепившись за эту соломинку, можно было вытянуть себя из болота. Но соломинка тут же обломилась, утопив увязшего еще глубже: суд счел этот факт усугубляющим вину, что повлекло за собой ужесточение приговора.

***

Все формальности были улажены, документы оформлены, багаж упакован и направлен в грузовой отсек самолета. Ивановы прошли регистрацию и сидели в зале, дожидаясь приглашения на свой рейс. Две женщины, обе стройные и статные – одна юная красавица с прямыми блестящими волосами, спадающими на плечи, другая дама постарше в широкополой шляпе и солнцезащитных очках, с кокетливым газовым шарфиком на лебединой шее. Мать и дочь молчали, каждая думала о своем.

Лиза вспомнила тот вечер, когда они с матерью смотрели новости района по местному телевизионному каналу. Диктор убаюкивающее мурлыкала про очищенный волонтерами сквер и призывала последовать их примеру, затем похвастались новой детской площадкой, которую выхлопотал глава районной администрации. И вдруг Милена Игнатьевна стала бледнеть, она обхватила голову руками и по ее изуродованной щеке покатилась слеза.

– Что с тобой, мамочка?! – подскочила к ней обеспокоенная Лиза. – Что случилось?

– Это он… – затряслась женщина. – Гошка, – кивнула она на экран и разрыдалась.

Показывали стихийный митинг владельцев какого-то гаражного кооператива. Его место отдали под строительство жилого комплекса, а владельцев гаражей попросили освободить территорию. Люди вышли на защиту своих прав, требуя компенсации ущерба. На первом плане оказался бодрый мужичок с лысиной в седеющих волосах. Ему дали микрофон, и он произнес пламенную речь. На экране появились титры: «Авдеенко Игорь Михайлович, автовладелец».

С матерью случилась истерика. Лиза с трудом успокоила разволновавшуюся женщину, долго отпаивая ее валерьянкой. Подобное уже бывало, когда Милене Игнатьевне что-то напоминало о случившемся с ней несчастье. В первый раз Лиза увидела плачущую маму, когда училась в седьмом классе. Они проходили Островского, и девочка взяла в библиотеке «Бесприданницу» – потрепанную книжку в бордовой обложке, бог весть, какого года выпуска. Весь вечер Милена Игнатьевна проплакала на кухне, пряча от дочери слезы, но Лиза видела: она тенью стояла под дверью и переживала, заглядывая в узкую щель. Она тогда еще не знала, что так сильно разволновало маму.

Лиза никогда не спрашивала мать, откуда у нее шрамы. В раннем детстве она принимала их как ее особенность, любила  свою маму и считала самой красивой. Позже девочка стала все понимать, но тактично не задавала вопросов. После очередной истерики, Милену Игнатьевну прорвало: она рассказала дочери подробности той трагедии. Лизе тогда шел девятнадцатый год. Мать и уже взрослая дочь проговорили до глубокой ночи. Лиза обняла маму и серьезно сказала: «Никому и никогда больше не дам тебя в обиду».

В тот вечер, когда Лиза увидела человека, сломавшего жизнь ее матери, в ней все клокотало от ярости: Авдеенко совершил чудовищное преступление и не понес за него никакого наказания. Все эти годы он наслаждался жизнью, в то время, когда от ее матери все шарахались, не в силах сдержать эмоций. Девушке захотелось раздавить этого клопа, который с экрана еще смел заикаться о справедливости. С присущим юности максимализмом Лиза стала вынашивать план мести, но что бы она не придумала, все ей казалось недостаточным.

Лиза развернула подготовительную работу. Она раздобыла адрес Авдеенко, и съездила посмотреть издалека на логово врага. Увиденное ее удовлетворило: Авдеенко жил в паршивенькой девятиэтажной брежневке на захолустной Моравской улице. Не многим лучше, чем у них с матерью.

Удача сама шла в руки. Архитектурная мастерская «Камея» проводила семинар, посвященный отделке помещений. Дизайнер Елизавета Иванова вместе с коллегами из других организаций получила приглашение на участие. Организаторы чего-то не рассчитали, и не всем хватило раздаточного материала –  чертежей с типовыми решениями. Лиза, которой не достались чертежи, проявила инициативу снять ксерокопии. Быстро найти копировальный аппарат не получилось – в «Камее» ожидали какую-то важную персону, все были жутко заняты и не могли уделить девушке пары минут. Суетливая Анна Логаж, в обязанности которой входило обеспечение всем необходимым для достойного приема, как высокого гостя, так и участников семинара, бегала с взмыленной шеей. Она сначала отправила Лизу в приемную, где «ксерокс» оказался сломанным, потом  вспомнила о запасном варианте – «ксероксе» Мараклиева. Офис-менеджер приложила брелок к считывателю у кабинета главного архитектора – считыватель замигал зеленым глазом (и так открыто – проходите). Спровадив Лизу, Анна побежала за бокалами для важного гостя.

За широким столом в кожаном кресле с высокой спинкой, скособочившись,  сидел мужчина средних лет и рылся в ящике. Увидев Лизу, он принял вальяжную позу и снисходительно улыбнувшись, спросил:

– Что вы хотели, сударыня?

Лиза на миг оторопела: Авдеенко?!! Где, где, а в кресле главного архитектора увидеть своего врага Лиза не ожидала. Каким боком он мог оказаться причастным к архитектуре, если учился в химическом институте? Но ошибка исключалась – этот скрипучий с легкой хрипотцой голос и самодовольную физиономию она запомнила хорошо. «Карьеру сделал, гад», – с ненавистью подумала девушка.

– Ксерокопию снять, – выдавила она.

Игорь Михайлович тут же выпорхнул из-за стола и заюлил перед красавицей.

– Позвольте, я вам помогу. На зеленую кнопочку нажмите. Загорелась? Значит, бумага кончилась. Он метнулся к столу и достал из ящика стопку бумаги. Напоследок Авдеенко изобразил галантный жест, и попытался поцеловать барышне руку, но Лиза брезгливо отстранилась. -

«Старый пень, а мнит себя неотразимым мачо. Ишь, хвост распустил, павлин общипанный!».

От того, что Авдеенко выглядел таким благополучным, Лиза возненавидела его еще больше. «Как его земля носит? Он не имеет права жить», – вынесла девушка приговор.

Милена Игнатьевна как-то принесла с работы яд. Зачем – не известно. Было такое время, когда несли все –  кто, что мог: кто на консервном заводе работал, нес домой консервы, шофер бензин сливал, уборщица тряпку тащила, а химику, кроме реактивов и брать нечего. Милена Игнатьевна про яд давно забыла, а Лиза помнила. Девушка знала о его свойствах – мать рассказывала, их лаборатория по спецзаказу разработала – очень сильнодействующий препарат, в воде растворяется и с виду похож на сахар. Достаточно одной гранулы, чтобы человека не стало.

Перед глазами у Лизы возникла противная образина Авдеенко, она важно выглядывала из-за стола, и прихлебывала чай из изящной фарфоровой чашки (когда Лиза снимала копии в кабинете Мараклиева, она заметила в уголке, который, несомненно, считался личным пространством главного архитектора, симпатичную чашку и причиндалы для чаепития). «Ты у меня поперхнешься», – пообещала она Авдеенко.

Нужно было каким-то образом проникнуть в «Камею» и в «кабинет Авдеенко». Как это сделать, Лиза пока не знала. Чтобы сориентироваться, она приходила к бизнес-центру, в котором располагалась архитектурная мастерская. Однажды Лиза увидела Анну Логаж вместе с сыном. Девушке ничего не стоило познакомиться и расположить к себе парня. «Взрослый ребенок», – думала о нем Лиза, хотя Славик был ее на год старше.

Подгадав время, когда Анны не было дома, Лиза «согласилась» зайти к Славику на чашку кофе. Покопавшись в карманах, висевшей в прихожей женской одежды, Лиза нашла электронный брелок – тот самый, который офис-менеджер прикладывала к считывателям в «Камее».

Нацепив на себя «прогрессивные» балахоны, парик с дредами и прочие аксессуары, превратившие ее из элегантной модницы в «продвинутого» пацана, взяв с собой картонную коробку с картриджами, девушка вечером двинулась в путь. «Камея» имела отдельный вход с собственной охраной. Через стеклянные вставки в дверях, отделявшие архитектурную мастерскую, просматривался холл и часть коридора. Выждав на лестнице, пока охранник отлучится, Лиза проникла на территорию фирмы. Коробка с картриджами ей нужна была на тот случай, если придется объяснять цель своего визита. В ее студии дизайна, за оргтехникой следили системные администраторы. Не редко они приступали к ремонту сломанной техники, когда в офисах не оставалось ни души – так удобней, можно отключать сеть, не опасаясь возмущений сверхзанятых сотрудников. Иногда приглашали специалистов со стороны. К ним ходил незнакомый парень и подолгу ковырялся в принтере. Лиза решила, что роль мастера-системщика – ее вариант. Подростковую одежду девушка выбрала не случайно – обычно системные администраторы предпочитают свободный стиль, по крайней мере, при галстуке они точно не ходят, а главное, балахоны как нельзя лучше, скрывают фигуру, делая ее бесполой. С прической Лиза перегнула. Дреды даже на системном администраторе смотрятся вызывающе, но зато прекрасно ее маскируют.

Необходимость объясняться, «кто оно и зачем пришло», у Лизы не возникла. Девушка беспрепятственно попала в кабинет главного архитектора, щедро насыпала отравы в литровую банку с сахаром, хорошо перемешала и довольная проделанной работой, покинула помещение.

Выходя из кабинета, в коридоре она увидела рыхлую девицу с чайником. Чтобы обозначить принадлежность к профессии, Лиза уронила коробку, из которой выкатились картриджи. Девица равнодушно посмотрела на чучело с неэстетичными войлочными волосами и скрылась за соседней дверью.

Сделав дело, Лиза не разорвала отношений со Славиком, парень был ей нужен в качестве информатора. Прогуливаясь с ним по парку, девушка издалека завела разговор о «Камее». Слово за слово и Славик сам рассказал ей ужастик из жизни архитектурной мастерской.

– У матери на работе женщину убили. В разгар рабочего дня задушили. Представляешь?!

Лиза не представляла. Причем здесь женщина и почему задушили?