Текст книги "Маленькая страна (СИ)"
Автор книги: Алина Борисова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)
Глава 6. Вампир.
Сессия началась. И я поняла, почему студенты ненавидят Новый Год. Вот все на свете люди – любят, а студенты – ненавидят. Потому что для всех, чем ближе Новый Год, тем больше поблажек. Начинаются отгулы, отпуска, короткие дни, беготня по магазинам в поисках подарков и угощения к праздничному столу. А потом у всех праздник – и каникулы. А у студентов перед Новым Годом – зачетная сессия, а сразу после – экзаменационная. А каникулы уже глубоко потом, когда все нормальные люди возвращаются на работу, а дети в школу. И никаких тебе поблажек, отгулов и коротких дней, сидишь сутками напролет над книгами, забывая про сон и еду, и очередная гирлянда, повешенная родней на елку, отмечает лишь, что времени до экзаменов осталось еще меньше.
С зачетами я, впрочем, пока справлялась, проблем не было. Вот только терапевтический уход мы все никак сдать не могли, не в смысле, что бездарны, а в смысле, что зачет все время переносился и переносился. В больнице было не до нас. Сильно не до нас. Анхен не пошутил и не ошибся: красная граница поднималась, и проблемы возникали каждый день. До землетрясений и наводнений пока не дошло, даже мороза особого не было – зима как зима. А вот передвигаться на любом виде транспорта стало реально опасно, самые разные аварии происходили едва ли не ежедневно. Да и без аварий – мама вон на ровном месте упала, сломала руку. В соседнем доме мужик из окна выпал – вроде и не пьян, как, почему? Ну, хоть живой остался, район у нас старый, дома невысокие. А уж с обострением всяческих хронических болезней – вообще беда. Словом – больница переполнена, врачи сбиваются с ног и каждый день ждут новых сюрпризов, не до глупых студентов и дурацких зачетов.
А в газетах – тишь да гладь, да все про праздники, про елки, пара невнятных статей на тему "берегите здоровье" и "Новый Год и алкоголь". А что составы с рельсов сходят, это так, в разделе "изменения в расписании электропоездов". И нигде ни слова про Бездну. Я у родителей поинтересовалась осторожно, знают ли они выражение "красная граница", так они и не слышали никогда, даже папа. Спросила риторически, отчего ж так все вдруг навалилось-то на нас? Папа высказался в том плане, что просто перед праздниками народ голову теряет, вот и результат. Мама рассказала, на работе у нее подружки шепчутся: конец света близко, год такой наступает особенный -7489-й, ему дано провести черту между жизнью и смертью.
– Да чем год-то вам особый? – смеется папа, – Ладно б был 7500-й, дата красивая, круглая, под нее и концы подбивать, дождались бы уж, нумерологи-футурологи, недолго осталось. Чего заранее себя пугаете?
– Ай, ничего ты не понимаешь, – отмахнулась мама. – И 7500-й твой, он для дураков только круглый, а на самом деле истина глубже в числах спрятана. Вот смотри, если сложить все числа наступающего года: 7+4+8+9, то получится 28, а если сложить 2 и 8, то выйдет 10. А 1 – это жизнь, а 0 – это смерть, вот и выходит: последняя черта, и не каждому эту черту перешагнуть удастся.
– Ой, не могу, – смеется папа. – А 1+0 это просто 1, и никакой смерти вам нет, а только кол за глупость и использование математики в антинаучных целях.
Мама на него обижается, она все же верит подружкам, хоть это и антинаучно. А я молчу, потому что про красную границу тоже толком никто не слышал, и потому считают ерундой, бабкиными сказками. Хотя информация есть, Темка же вот знает. Может, и с маминой нумерологией так же – знание как бы и есть, как бы и не закрыто, но в газетах о нем не пишут, вампиры интервью не дают, вот и выходит, что это просто слухи. По уже понятной мне вампирской логике: меньше знаешь – крепче спишь. Сама же ей следую, с легкой руки одного вампира. Вот спросить бы у него про цифры – есть в этом смысл или нет, да где ж я его теперь увижу? Уж скоро месяц, как он забыл обо мне, завещав вести беспутный образ жизни, а затем выйти замуж за Петьку. Вот что ж не за Тему-то, чем он ему так не люб, кто б мне объяснил.
А зачет по основам ухода нам в итоге назначили на 31-е. Ага, декабря. Да на 16.00. Видно потому как дальше уже переносить было некуда, а препод надеялся, что ближе к празднику все само собой как-то рассосется.
Не рассосалось. Да еще накануне в центре столкнулись два автобуса, что привезли детей в город, на елку. То ли метель там была, то ли туман, никто так и не понял, да и не важно уже. Столько погибших, столько раненых, там совсем невредимыми человека 3 – 4 осталось, не больше.
– Всем зачет автоматом, давайте зачетки, – заявила нам светлейшая наша Мария. Она появилась через полчаса после назначенного времени, бледная и осунувшаяся, и явно не имеющая ни сил, ни времени проверять у нас наличие каких-то знаний. – Получаете свои зачеты – и дружно идете на четвертый этаж, сдавать кровь. Запасы донорской крови в больнице кончаются, а пострадавшие, к сожалению, нет.
– Но сейчас же вечер, праздник, наверно не принимают уже, – робко пискнул кто-то.
– Это вы себе не ту профессию выбрали, если вам где-то праздник померещился, – устало ответила ординаторша. – Лаборатория давно уже работает до позднего вечера, а то и по ночам. А праздник – вы по коридорам пройдите, оцените, какой тут нынче праздник.
На четвертый этаж пошли все. Лаборатория действительно работала, и перед ней даже имелась очередь. Очень разные люди: молодые, старые, женщины, мужчины. За несколько часов до праздника они сидели в очереди, чтобы сдать свою кровь тем, кому она сейчас нужнее. Да, их кровь пойдет не этим детям, и не сейчас, а пару месяцев спустя. Но и пару месяцев спустя кто-то не умрет, потому, что сейчас эти люди отложили все свои предпраздничные дела, и пришли сюда. Потому что мы люди, а завтра мы празднуем День Рождения Человека, самый главный праздник страны людей. Ведь давным-давно, на заре нашей жизни Новым Годом вампиры назвали тот год, когда на земле появилась новая разумная раса – раса людей.
Я говорю об этом сейчас столь подробно, чтоб вы могли хоть отдаленно понять, что я почувствовала, когда зайдя в кабинет и закончив диктовать анкетные данные, вдруг услышала:
– Мы не можем принять вашу кровь, Алентова Лариса. Зачем вы пришли? Разве вы не знаете, что у вас по базе идет полный запрет на донорство. Ваша кровь безоговорочно закрыта для какого либо использования.
– Что?! – я ушам своим не поверила.
– Неужели вы не знали? Лечащий врач должен был вам сказать, когда обсуждал с вами результаты ваших анализов. Не отнимайте время. Следующий.
Я вышла из кабинета со слезами на глазах и в глубоком шоке. Как же так? Я ничем не больна, перед вступительными проходила диспансеризацию, будь у меня какие болезни – мне б сказали, а серьезные – так и в институт вы не приняли. Что должно быть не так с моей кровью, чтоб мне поставили такой запрет?!
Кровь! Точно! Мой "лечащий врач" забыл обсудить со мной результаты моих последних анализов. Что за безумные вампирские игры? Что ему там так не понравилось, что он мне не слова не сказал, а из списков потенциальных доноров меня вычеркнул? Куратор, мать его, больше некому!
В полнейшем раздрае решительно двинулась на третий этаж. Ежели здесь такой аврал, так может и Великий присутствует, он же у нас выдающийся врач, куда ж без него! Дернулась в кабинет – закрыто. Спросила у дежурной сестры. Оказалось – здесь он, на операции. Давно, возможно, скоро закончит. Или не скоро. Как повезет. Но можно попробовать подождать.
Ну надо же. Я ожидала, мне предложат уйти и не отвлекать, а тут – "подождите". Что, вроде как вампиров по пустякам не тревожат, а раз пришла, значит по делу? Прислонилась к стеночке, стала ждать. Ждала долго, может, час, может, меньше. Возмущение давно погасло, и много раз уже порывалась уйти, но каждый раз себя останавливала: уже столько прождала и уйду, а он, может, через минуту выйдет.
Дождалась. Он вышел. И даже заметил меня. И подошел. Ну, почти подошел. Потому что на полдороги его перехватила завотделением, и начала рассказывать что-то о том, что мальчику совсем плохо, и надо оперировать прямо сейчас, а больше просить ей не кого, все уже падают с ног, все устали, а кто-то там еще на операции, и он тоже на пределе...
– Мне тоже надо отдохнуть, Танюш, – мягко сказал он грымзе лет шестидесяти, которую и язык-то не повернется именовать иначе, как светлейшая Татиана. – Но я – ладно, я восстановлюсь. Но у меня бригада падает с ног...
– Мы оба знаем, как вы работаете, Анхенаридит. Я сама вам в молодости ассистировала. Вам в бригаду можно смело студентов-первокурсников ставить. Причем с мехмата, они ж все равно под вашим контролем действуют.
– Допустим. Но мне все равно нужен анестезиолог. В человеческой анестезии я не разбираюсь. Совсем. Мой не может больше работать, он двое суток из операционной не выходит, он уже не адекватен, ему нужен отдых.
– Но вы же могли бы его и своими методами обезболить, – не сдавалась завотделением.
– Да? А может сразу подушкой придушим? И он не будет мучиться, и мы все спать пойдем. Вы хоть представляете, что будет с пятнадцатилетним мальчиком, если я стану обезболивать его "своими методами", да несколько часов кряду?
– Анхенаридит, пожалуйста! Мы потеряем его до утра.
– Пойдемте, взглянем, насколько все критично.
И он прошел мимо, и скрылся в какой-то палате. А мне стало обидно до слез. Почти ж дождалась. И вот что теперь делать? Уходить? Ему явно не до меня, у него и посерьезней дела есть. Но пока я раздумывала, он вновь вышел в коридор.
– Мне нужно два часа на отдых, Таня. И свежий анестезиолог. Не знаю. Где хочешь. Этого я допустить до операции не могу, – и он решительно направился ко мне.
– Вряд ли ты заглянула поздравить меня с праздником, – произнес Анхен вместо приветствия.
– Я заглянула спросить, почему ты своей вампирской волей запретил мне донорство? У нас весь курс сдает кровь, одна я не могу. Я что, так смертельно больна? Почему тогда я об этом не знаю?
– Да на тебя не угодишь, принцесса. То у тебя берут, а ты не даешь, то ты даешь, а у тебя не берут...
– Анхен!
– Я устал, Лариса. Я трое суток дома не был. Я есть хочу. Я не способен сейчас рассуждать о чьей-то крови, я способен только ее пить.
– Я тогда, наверное, в другой раз, – попыталась я отступить. Вот мне еще голодного вампира не хватало. До сих пор как вспомню – так вздрогну, как он шипел тогда: "Хочу тебя! Всю! До последней капли!"
– Пойдем, – он тяжело положил мне руку на плечо. – Знаю, что ты меня не угостишь, но мир не без добрых людей. Угостят другие. А ты просто посидишь с нами, подождешь. Я и сам все собирался с тобой поговорить, да времени сейчас, сама видишь, совсем нет. Отпущу тебя сегодня – и потом непонятно, когда еще поймаю. Так что потерпишь, большая уже девочка. А после поговорим.
Выяснить, что "потерпишь" и после чего "поговорим", я уже не успела. Он открыл дверь и завел меня в какую-то комнату. Мда, цветник, однако. Рабочие столы почти все сдвинуты в один большой праздничный стол, накрытый, кстати. И закуски и выпивка в изобилии. Но народ – в основном молоденькие медсестрички – к застолью еще не преступал. При появлении светлейшего хирурга на лицах присутствующих отразилась искренняя радость.
– С наступающим, Анхенаридит! – запел нестройный хор. – Мы так надеялись, что вам удастся вырваться к нам! Мы вас так ждали! Мы еще не пили, правда-правда, – и смотрят при этом на него так игриво, так зазывно.
– Ну, тогда закрывайте дверь, – улыбается им в ответ Анхен. – Кто не успел – тот опоздал.
Дверь за нашими спинами закрывают на ключ. Светлейший ведет меня к столу.
– Присядь пока, Лариса, подожди. Меня накормят, а там и тебя накормят и даже напоют.
В смы-сле? Он что же, собирается, вот прямо вот здесь? Вот прямо вот так? Пить кровь? При всем честном народе? И я, что же, должна при этом присутствовать? Нет, не может быть, я не так поняла, он пошутил!
Анхен, меж тем, оставил меня, отошел и сел на диван. Хороший такой диван, черный, кожаный. Вот только стол, почему-то соорудили не возле него, а у противоположной стены. Девицы, все до единой, столпились вокруг вампира. Обо мне все забыли, чему я была только рада.
– Ну что, девочки, кто готов накормить голодного усталого вампира? – донесся до меня его голос.
– Я! Я! Я! – наперебой засуетились присутствующие, тихонько отпихивая друг друга локтями, стремясь оказаться как можно ближе к голодающему. Одна из них, с косами невероятной белизны, явно не понаслышке знакомыми с перекисью водорода, даже влезла коленками на диван, а там и вовсе попыталась оседлать светлейшего.
– Тише, Алла, тише, – почему-то не возрадовался ее активности оголодавший вампир, – разве я тебя выбирал?
– Но Анхен, позволь мне, пожалуйста, я все тебе отдам, до последней капли! Только позволь, – страстно зашептала ему прелестница, обвивая руками светлейшую шейку.
– Не так быстро, красавица, – руки ее со своей шеи светило медицины убрал, а ее саму аккуратно сгрузил на пол. И поставил на колени меж своих раздвинутых ног. – Ты меня сперва обогрей, приласкай, – спокойно так расстегнул себе ширинку и положил ее руки прямо туда.
Я поспешно отвернулась. Светоч, какой кошмар! Он что же, вот так, при всех, предлагает ей... Да меня сейчас вырвет от омерзения! Дернулась было к двери, да вспомнила, что они заперли ее на ключ. Не удержавшись, бросила взгляд на скульптурную группу на диване. По счастью, картину мне частично перекрывали спины прочих жаждущих вампирского внимания, но суть я уловила. Голова блондинки ритмично двигалась... на предложенном поприще, пальцы одной его руки впились ей в затылок, с которого давно уже свалилась белая шапочка. Голова светлейшего развратника была бессильно откинута, глаза прикрыты. И тут свободная его рука резко взметнулась, выхватывая из толпы сладострастных обожательниц добычу и притягивая ее ближе. Даже не открыв глаз, вампир перебросил девушку поперек себя в не самой удобной для нее позе и резко впился зубами в тонкую шею.
Девушка отчаянно вскрикнула. От боли, тут невозможно было перепутать. Даже дернулась, но он держал ее крепко. Но уже через секунду крик ее стих, а затем сменился сладострастными стонами. А он все пил ее, не отрываясь, не открывая глаз... потом вдруг резко отбросил, так, что она полетела головой вперед в противоположный угол дивана. И столь же резко и не глядя захватил и притянул к себе следующую. Снова вскрик, стон. Та, которую он отбросил первой, сидела, поджав коленки, в углу дивана, потирая пальцами ранку на шее и блаженно улыбаясь. И вот уже в том же направлении полетела вторая. Едва не ударившись головами, девушки обнялись и затихли с одинаковыми блаженными физиономиями.
А наш выдающийся хирург, похоже, немного ожил. Очи его, наконец, изволили открыться и оглядеть окружающую действительность. Действительность, дробясь чередой лиц, подрагивала и постанывала, страстно желая сдать кровь Творцу и Благодетелю. Или нет, постанывала там белокосая Аллочка. Он взглянул на нее, словно только что вспомнил, и тоже оттолкнул, едва ли не ногой, так, что она навзничь упала на пол, а из глаз брызнули слезы.
На какой-то миг мне показалось, что все, что вот этой чудовищной вампирской грубостью все и кончится, отъелся Великий. Но уже в следующее мгновение, прежде даже, чем голова красавицы блондинки коснулась пола, я сумела разглядеть в открывшийся зазор ЧТО торчит из вампирской ширинки. Меня очередной раз передернуло, и я поспешила отвернуться. И вот это чудовищное, раздувшееся... они своим "достоинством" величают? Мерзость-то какая! Мамочка, зачем я вообще туда смотрела, теперь же ночами эта гадость будет сниться, просыпаться буду в спазмах рвоты и отвращения!
Закрыла лицо дрожащими руками и сжалась на своем стуле. Даже мое полное отсутствие опыта по данной части не помешало мне догадаться, что свои разборки с трудовой молодежью вампир еще не закончил. И действительно, вот уже одна сидит на нем верхом, ритмично подскакивая и оглашая помещение своими хриплыми выдохами и стонами. Через какое-то время он резко пригибает к себе ее голову и впивается зубами в шею. Стоны страсти сменяются резким вскриком боли, девчонка вздрагивает, сбиваясь с ритма, пара мгновений – и ритм убыстряется, и снова стоны сладострастья, а он все пьет, пьет...отбрасывает. Следущую бросает спиной на сиденье, падая на нее сверху, очередную прижимает грудью к спинке дивана, врываясь в нее сзади.
Вскрики, стоны, всхлипы сменяют один другие, как, впрочем и партнерши, и позы, в которых он берет свои "кровь и плоть". Причем "плоть" он мог брать у одной, а кровью лакомиться у другой, у других, не обязательно из шеи, но даже из запястья, они все умоляюще тянули к нему руки, охваченные всеобщей эйфорией, а он ловил, не глядя, и подносил к губам, и вновь отбрасывал, напившись. Чем больше крови он выпивал, тем активнее становился, тем резче и жестче были его движения, тем более грубо он врывался в очередную плоть, заставляя болезненно вскрикивать свою партнершу не только в миг укуса, но и в миг соединения.
Но они все равно хотели его! Все равно жаждали стать следующей, очередной! Несмотря на резкую боль начала он умудрялся дарить им наслаждение, о чем свидетельствовали их стоны, их выгибающиеся в блаженной истоме тела, их закатившиеся очи.
А я – да, я подсматривала. Отворачиваясь от отвращения, закрывая глаза и затыкая уши, я все равно не могла не слышать – стонов, всхлипов, умоляющего: "меня, меня, пожалуйста", мерного скрипа дивана, и этого омерзительного хлюпающего звука, сопровождающего каждый его толчок... Я не выдерживала, бросала короткий взгляд, выхватывала очередной фрагмент картины, отворачивалась с пылающими от стыда щеками, но отгородиться, отстраниться от этого не могла. В воздухе уже стоял тяжелый запах пота, спермы и крови, пытка чудовищным разнузданным развратом продолжалась. Мне хотелось провалиться сквозь землю, умереть, сгореть со стыда, только не быть здесь, не видеть, не слышать, не ощущать. Чужая похоть наполняла меня таким отвращением – даже не к ним, к самой себе. Словно меня с головой окунули в особо дурнопахнущую грязь, и мне уже вовек не отмыться.
Как, когда и почему все это кончилось, я не знаю. Я сидела с ногами на стуле, сжавшись в комочек и зажав уши даже не ладонями, почти локтями, вся в слезах, которых вовсе не замечала, трясясь крупной нервной дрожью. И голос Анхена, такой спокойный и ясный, вдруг произнес:
– Давайте двигать стол, девочки. А то я так и не успею поднять свой тост и поздравить вас с праздником.
– Вы нас уже поздравили, правда! Это самый лучший, самый сказочный Новый Год, – неслось в ответ.
Стали двигать столы ближе к дивану, передвигать стулья, делить места. А светлейший Анхенаридит ир го тэ Ставэ, весь такой опрятный, спокойный и достойный, словно это и не он сейчас пере...кусал почти десяток девчонок под самыми немыслимыми углами и ракурсами, изволил подойти ко мне. Вот только запах от него шел – смрад, меня аж снова затошнило.
– Что, в прекрасных розовых мечтах это было как-то не так? – тихо поинтересовался, опускаясь передо мной на колени.
– Да как вы смеете!.. За что?! Зачем?! – я плакала, дрожа, и не могла подобрать слов, чтоб выразить ему все отвращение к его поступку.
– Зачем тебя позвал? – невозмутимо отозвался он. – Ну, ты же сама хотела поговорить. Не ждать же тебе в коридоре. А мне надо было поесть. И – да, я так питаюсь. Я же не морщусь, когда хожу с тобой в ресторан.
– Мы не ходили в ресторан.
– Да? А что это было, кафе? Забегаловка? Не в названии суть. Суть в том, что я могу посидеть и подождать, пока ты, или кто-либо другой из людей, поест. Хотя один светоч знает, насколько отвратительны для меня многие ваши кулинарные запахи, и сколь до отвращения неаккуратно многие твои сородичи принимают пищу. Я же не морщусь, не отворачиваюсь и истерики не закатываю. Почему же ты считаешь возможным столь бурно реагировать на мое естественное желание утолить голод?
– Естественное желание? Утолить голод? Почему нельзя было просто выпить чьей-то крови? Зачем надо было устраивать это... это...Нагонять толпу озабоченных девиц и самозабвенно их удовлетворять? И да, смертельная усталость как-то плохо вяжется с повышенным сексуальным аппетитом!
– У людей, наверно, и не вяжется. Ну а я, возможно, забыл тебе представиться: я вампир, девочка, и для нас секс столь же важная составляющая понятия "утолить голод", как и кровь. Что же до "просто выпить", да, я мог бы просто выпить. Двоих. Мне бы хватило. Вот только выпить бы их пришлось до последней капли. Я был голоден, и мне требовалось очень много крови. И очень много их весьма насыщенных эмоций. Поэтому секс в меню все равно бы входил. Вот только вместо стайки счастливых девчат здесь сейчас лежало бы два трупа. Так тебя устроило бы больше? Больше соответствовало бы твоим представлениям о приличиях?
Я подавленно молчала, ошарашенная его отповедью. Его наезд был столь неожиданным и столь переворачивал все с ног на голову, что у меня даже слезы высохли, и дрожать я почти перестала.
– Пойдем, налью тебе выпить, – он взял меня за руку и повел к дивану. Тому самому, насквозь пропитанному...всем этим. Я хотела было дернуться, но он не пустил. – Девушки, мне нужно два места. Алла, пересядь вон туда, на стул.
– Анхен, пожалуйста, не прогоняй! – она почти заплакала от такой несправедливости. – Пусть уйдет кто-нибудь другой, вон, хоть Верка, ей все равно, где сидеть.
– Я должен повторить? – великосветское удивление. Словно и не он сейчас всех этих девиц и в хвост и в гриву...Хотя Аллу же он...как спустил с небес на землю, так больше и не взял, даже крови ее не пил ни капли... Это, типа, он так ей немилость свою выражает? Особо изощренным вампирским способом?
Алла покорно пересела на стул, я покорно села на диван. На насквозь пропитанный похотью диван рядом с насквозь пропитанным похотью вампиром. Как завзятый хозяин застолий Анхенаридит любезно разливал по бокалам золотистую сливовицу. Посмотрел на меня, вздохнул – и отлил половину моего бокала к себе. А на освободившееся место долил мне водки.
– Я не буду это пить! – возмутилась я. Я вообще водку не пью, а уж так мешать...
– Да куда ж ты денешься, – флегматично возразил он, встал и завернул какой-то красивый тост. Что-то о Первой Звезде, указующей путь, о Первых Людях, вышедших в свете ее лучей из вечного мрака. В общем, за то, чтоб звезды на нашем пути нам всегда светили и никогда не гасли.
Спокойно поставил свой бокал, даже не потрудившись поднести к губам, и обернулся ко мне. Я в тот момент, вежливо смочив губы налитой мне алкогольной жижей, тоже пыталась вернуть бокал на стол. Но он жестко перехватил мою руку.
– Лучше сама, – предупредил он, глядя мне прямо в глаза. Я попыталась сопротивляться, но спорить с вампиром... Одной рукой он пригибал бокал все ближе к моим губам, второй обхватил меня за затылок, не давая уклониться. И все-таки влил в меня свое пойло до последней капли. Я кашляла, давясь, не в силах продышаться, протянула руку, ища, чем бы запить, и он тут же влил в меня еще и сливовицу из своего бокала.
– Ненавижу, ненавижу тебя, зачем? – бормотала я, борясь с нахлынувшим головокружением, тошнотой (уже не фигуральной, а самой, что ни на есть всамделишной), с тьмой перед глазами. Ну не воспринимал у меня организм алкоголь, нельзя мне было крепкого. Да я на любом застолье водку из своей рюмки выливала в ближайший фикус глядя прямо в глаза того, кто мне ее туда налил. Пока не нарвалась на вампира. За каким-то лядом решившего меня споить.
Из дальнейшего мероприятия я выпала полностью. Помню только, как Анхен, откидываясь рядом со мной на спинку дивана, просит:
– Спой для меня, Юленька. Помнишь, ты как-то пела? Про старый дом.
– Проклятый старый дом? – пьяно хихикнула я. Ну что еще может сгодиться вампиру?
– Почему проклятый? – не оценил шутки юмора Анхен, – Обычный. Родной. У каждого где-то есть.
Юля послушно запела, подыгрывая себе на гитаре:
– Далеко-далёко, далеко-далёко
Есть дом,
Открывает-закрывает двери-окна
Ветер в нем.
Мочит дождь золу печную,
И траву некошеную,
И тропу нехоженую
До крыльца заросшего.
Возможно, это была не первая песня, которую она пела в тот вечер, и вряд ли последняя, но я запомнила только эту. Может потому, что о ней просил Анхен. Голос у Юльки был высокий, на мой вкус – слишком высокий, но песню это не портило ничуть:
Разбудил меня щелчок выключателя. И вспыхнувший яркий свет. Болезненно моргая попыталась сесть и осознать, где я. Ну да, комната, диван, стол. Стол, впрочем, уже убран, преобразован в несколько отдельных рабочих столов в идеальном состоянии. Комната пуста, все давно разошлись, бросив пьяную меня спать на многострадальном диване. А в дверях стоит Анхен, уже не только переодевшийся в цивильное, но и накинувший пальто со своим неизменным элегантным шарфиком. Благоухающий свежестью (душ в программу мероприятий явно входил), с ясным взором и открытой улыбкой. Светлейший куратор во плоти. Прекрасный, как вампир. Да, собственно, вампир и есть.
– С Новым Годом, Лариса! С наступившим тебя 7489-м годом!
– Как наступившим?! – попыталась вскочить, но перед глазами тут же все поплыло. – Вот зачем ты меня напоил, чтоб тебе в бездне сгнить, мне ж нельзя водку, мне плохо от нее! Мало мне было твоей гастрономии, теперь еще и голова, и... есть тут где-нибудь туалет?
– Есть. В коридоре. Пойдем, провожу.
Провожать ему меня пришлось весьма конкретно, потому как ноги не держали, а координация отказывала. А в туалете я долго и страшно тошнила, вызывая все новые и новые спазмы, исторгая из себя все, что только можно, лишь бы только исторгнуть еще и отраву. Наконец, вся покрытая испариной, не в силах справиться со слабостью, просто уперлась лбом в ободок унитаза, мечтая забыться вечным сном.
Не удалось. Потому как вампирам что "М", что "Ж" – все едино, им, наверно, только "В" подавай. Не погнушался светлейший за мной в кабинку ворваться, поднял на руки, куда-то понес. В коридоре было хорошо, свет почти погашен, разве что лампочка у сестры на посту светится. И не души.
Меня вернули в ту же комнату, на тот же диван.
– Полежи. И всегда у тебя на алкоголь такая реакция?
– Какая? – злобно зыркнула на этого деятеля медицинских наук. – От алкоголя все люди пьянеют, мог бы выучить за восемьсот-то лет.
– "Все люди" давно домой ушли, праздник празднуют, а выпили они этого алкоголя значительно больше, чем ты. И с унитазом никто из них не делился.
– А я маленькая еще! А ты меня спаиваешь. И растлеваешь! И не поверю я, что так вот просто! Ты это специально, ты все это специально, тебе просто нравится меня мучить! Всегда, с первой встречи! – я залилась бессильными слезами.
– Подожди, я принесу тебе лекарство, станет легче.
Ну да, мы же в больницу играем, вы же у нас доктор, конечно лекарство, сначала отравить, а потом, конечно, лекарство.
А лекарство надо было почему-то непременно колоть, и непременно в вену. И укол был весьма болезненный. Но минут через десять мне полегчало. В смысле совсем. Голова стала ясной, боль и слабость прошли. С удивлением отделила себя от дивана, ощущая, что вертикально я себя чувствую теперь столь же прекрасно, как и горизонтально.
– Что ты мне вколол?
– О, это жуткая смесь, запрещенная к использованию по эту сторону Бездны.
– А если запрещенная, то как она у тебя здесь оказалась?
– Ну, я вечно что-нибудь нарушаю. Кстати, на людях она еще не тестировалась, вот на тебе и испытаем, – и как всегда открытый серьезный взгляд. То ли прикалывается, то ли правда. А лекарство, похоже, и впрямь – вампирское, вон как быстро и чисто подействовало. Да и не колют у нас при отравлении в вену. Скорей желудочное что-то дадут.
Но это уже лирика.
– А Новый Год правда уже наступил?
– Час назад. Ну и где тебя потеряли? Дома? Или у друзей?
– У друзей. Я к Петьке обещала прийти праздновать. Меня ждут давно.
– Вон телефон, звони. Рассказывай про обстоятельства непреодолимой силы. Через час подъедешь.
– На чем? Транспорт уже не ходит.
– Ты настолько плохо обо мне думаешь? Раз уж ты по моей вине так задержалась, я готов отвести тебя в любую точку на карте.
– Да? – решила поймать его на слове. – А тогда можно это будет остров с белым песком посреди теплого-теплого моря?
– Если ты будешь очень сильно настаивать, то можно даже туда. Только учти, это будет билет в один конец, и проживешь ты там весьма недолго. Так что подумай.
Позвонила Петьке. Известие о том, что в больнице мне стало плохо, и я все еще тут, народ скорее напугало, чем порадовало. Мне посоветовали остаться до утра, потом даже собрались идти меня встречать.
– Не надо, меня обещали подвезти.
– Кто это? Знакомая бригада Скорой помощи?
– Да есть тут один, врач от бога. Вот только какого бога до сих пор не понятно, видимо проклятого.
Чуть ли не спиной почувствовала, как вампир при этих словах поморщился. А он что же думает, я ему безмерно благодарна за столь насыщенный Новый Год? Ну подумать только, сколько нового и интересного...
– Твое пальто, Лариса. Забрал в гардеробе, где оно одиноко страдало, украшенное проклятиями гильдии гардеробщиков галактики.
– Зачем? Нам же все равно вниз, – не сразу сообразила я.
– Да я на ваших машинах не езжу, – усмехнулся Анхен, – мне своя милее как-то.
Мы поднялись на крышу. Его машина блестела в свете звезд, все такая же прекрасная, какой я ее помнила. Но восторгом ее вид во мне не отозвался. На душе лежала тяжесть, а где-то глубоко внутри бултыхалась грязь, не растворенная до конца ни алкоголем, ни лекарством. Ни невозмутимым видом этого элегантного вампира – такого знакомого, такого привычного. Словно и не он это все...там...
– Давай присядем, Ларис, – он опустился на какую-то занесенную снегом приступочку и поманил меня к себе. Я послушно села рядом.
Город вокруг нас неистово праздновал. Над всеми дворами взвивались салюты, летели крики "ура", то там, то тут виднелись спешащие куда-то компании. Городской парк с этой крыши был не виден, но подозреваю, что там было в этот час особенно многолюдно и весело. А мы молчали.
– Ты готова меня послушать, Ларис? – все же начал он разговор. Неуверенно, словно так и не решив, а стоит ли вообще начинать.
– Мне ведь не понравится, верно? – почему-то ничего хорошего я от него сейчас не ожидала.
– Тебе никогда не нравится, – пожал плечами Анхен, – ни что я говорю, ни что я делаю. Но с вопросами ты все равно идешь ко мне.
– Я пришла к тебе с вопросом один единственный раз. По поводу того, за что ответственен ты и только ты. И отплатил ты мне за этот поход со щедростью просто царской! Век не забуду! И еще удивляешься, что я не жду от тебя больше ничего хорошего? После всего того хорошего, чем ты меня за один сегодняшний вечер осчастливил? – я, кажется опять расплакалась.
