Текст книги "Бестолковая святая"

Автор книги: Аликс Жиро де л’Эн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

День двадцать шестой

Знаю, Господи, что не в воле человека путь его, что не во власти идущего давать направление стопам своим.

Книга Пророка Иеремии

– Афликао, скажи на милость, зачем ты погладила и положила в шкаф грязную скатерть?

Девушка пожала плечами:

– Ты мне не велеть ее стирать, Полин.

Наша студентка-лиссабонка и раньше не была Марией Кюри домашнего хозяйства, но последнюю неделю она отрабатывала свои «десять часов в обмен на комнату» со слишком уж явным небрежением. Обнаружив, что она изуродовала лучший кашемировый пуловер Пьера в стиральной машине, я попыталась привести ее в чувство. Увы, мои кроткие упреки плохо доходили до Афликао: выходя из комнаты, она сияла, совершенно уверенная, что летом я оплачу ей билет до Португалии.

Я не сомневалась, что покоя Афликао лишилась из-за Пересов. Она очень быстро к ним привыкла и теперь много времени проводила на «оккупированной территории», как теперь называл нашу гостиную Пьер. Ладно бы она там порядок наводила, так нет же: вещи колумбийцев валялись по всей комнате, так что даже пыль вытереть было невозможно. Общение с Жозефиной, которая была всего на год старше, ее тоже не привлекало. Единственным в семье, кто переносил саквебуту, оказался Поль, он называл ее звуки «убийственной шумовой заставкой для фильма про маньяка на бойне». Юный Адольфо терроризировал нашу португалку. Увидев его, она немедленно поставила свой диагноз: полный псих, но тем не менее на всех парах неслась в гостиную, как только выдавалась свободная минута. Консуэло большую часть времени проводила в городе, решая дела в префектуре, а Афликао подолгу беседовала с Рамоном: она обращалась к нему по-португальски, он отвечал по-испански. Понимали ли они друг друга? Неважно. Я чувствовала, что эти разговоры шли обоим на пользу. Свежесть юной девы проливала бальзам на измученное сердце замкнутого, молчаливого Рамона. У меня мелькнула мысль – и я о ней немедленно пожалела, – что «нестандартная» внешность нашей прислуги заведомо спасала нас от скабрезной или неловкой ситуации. Афликао нашла в Рамоне отца, в котором наверняка очень нуждалась. Как бы там ни было, я радовалась, что убедила ее проявить интерес к Ближнему (с большой буквы), постигнуть сложность и благородство его натуры.

Афликао лениво помогала мне накрывать на стол в кухне, когда ей в голову пришла «мудрая» мысль.

– Зачем ты зовешь гостей ужинать, если в доме все наверх дном?

– У меня есть идея, – улыбнулась я.

Идея эта была, прямо скажем, небесспорной: собрать за одним столом двенадцать участников моего искупления.

Кое в чем на пути, указанном Карлом, я преуспела: Матильда и Марк ворковали как голубки; Пьер не понял моей задумки, но принял ее; мама обнаружила в себе призвание тюремной «посещальщицы»; семья Перес Агилар вроде бы удовлетворилась перспективой целый месяц бесплатно жить в нашей квартире; дети не прогуливали школу и курсы, на которые я их записала; Афликао гигантскими шагами продвигалась по пути открытости ближнему. Жермена заявляла, что довольна моими успехами. Очень неплохо. Но если я хотела двигаться дальше, мне следовало их объединить, чтобы все осознали: они не разрозненные элементы моего поиска смысла жизни, а частички гигантской мозаики вселенской любви.

Пьер сидел за столом между моей матерью и Жерменой и напоминал выпрыгнувшую из аквариума рыбу. Жермена была разочарована: Пьера не взволновал ее рассказ об агонии новобрачных, погибших в день своей свадьбы. Помощница умирающих переключилась на разговор с Мари-Анник, общаясь с ней через плечо моего мужа, и Пьер с ворчанием отказался от попытки приготовить себе еще кусочек фондю. Он бросил вилку на стол и нервно спросил:

– Полин, ты уверена, что рецепт фондю без масла так уж хорош? Я обжегся. Овощи варятся долго, а мужчину этим не насытишь. Я не наелся.

Его соседки обменялись взглядами, и мама высказалась как настоящая теща, заявив, что иметь жену, которая каждый вечер стоит у плиты, неслыханное везение. Жермена подлила масла в огонь:

– Согласитесь, дорогой Пьер, ваша реакция чуточку инфантильная и одновременно мачистская.

Матильда нежно улыбнулась Марку, и я ужасно обрадовалась, усмотрев в этом почти супружеское единение.

За столом брокер-охотник молчал как партизан. Время от времени он смотрел на меня полными ужаса глазами и тут же переводил взгляд на шарики из крупнозернового хлеба, которые выкладывал перед собой ровными рядами. О такой стратегии мы условились девять дней назад. Его «сдержанность» умиляла, но и слегка меня беспокоила. Невинная душа, он разве не понимает, что ничто великое не вершится без куража, благородной цели не достигнешь, не отринув старые предрассудки?

– Марк, ad augusta per angusta! – сказала я, поднимая бокал.

– Что это значит? – спросила Адель.

– Это латынь, ничтожество, – «перевел» ее брат, великий знаток древнего языка.

– Звучит примерно так: «К блестящим достижениям ведут извилистые пути», – улыбнулась моя мать.

– Это, что ли, порнуха? – ухмыльнулся мой сын.

Я быстро перевела разговор на другую тему.

Мое фондю на воде особого успеха не имело.

Афликао, сидевшая между супругами Агилар, разочарованно заметила, что «микшером мошно сделать из эта штука шуп».

Наступило всеобщее неловкое молчание. Мои гости явно не желали сливаться в экстазе. Как же далеки они были от моего представления о всеобщем понимании без учета возраста, национальности и даже банальной тяги к себе подобному!

Матильда пришла мне на помощь:

– Как тебе скандал в Матиньонском дворце, Полин? Звезду модного сериала застукали в сортире с премьер-министром. «Voici» расписала все в подробностях. Наши только об этом и говорят.

– Прости, Мат, я больше не выписываю «Voici».

Моя подруга бессильно уронила руки на скатерть. Пьер насторожился. Афликао прикрыла рот ладонью. Даже Жермена выглядела потрясенной.

– Почему?! – ахнула Матильда.

– Потому что считаю низкопробной прессу, которая мусолит личную жизнь людей, вмешивается в то, что ее совершенно не касается, лезет туда, где ее не ждут. Они, видно, не читали Библию! Не помнят заповедь: «Не судите, да не судимы будете».

Марк Гран-Ромье подхватил эстафету:

– Среди слепых и одноглазый – король. Жаль, что не знаю, как это звучит на латыни.

– Beati monoculi in terra caecorum, – тихо подсказала мама.

В комнате запахло безумием.

Вопль Адольфо все восприняли как избавление.

– Trece, trece, – повторял он с пеной у рта.

Его мать быстро перекрестилась и что-то сказала Пьеру.

Тот перевел фальшиво шутливым тоном:

– Она говорит, что ее сын посчитал: нас за столом тринадцать человек. В их стране с этим не шутят. Один из нас умрет. Самый молодой. Или самый чистый сердцем.

Жермена отнесла последнюю фразу на свой счет и сдавленно вскрикнула.

День двадцать седьмой

Мир слеп. Зрячих мало.

Будда

Адель не постучав вошла в ванную и припрыгнула ко мне:

– Я готова. Ты не забыла, что везешь меня к скаутам?

– Дорогая, что ты сделала с формой?

– Она идиотская, и мне пришлось кое-что подправить. В моем отряде все так делают.

Я обозрела катастрофические последствия работы дизайнерской мысли. Моя одиннадцатилетняя дочь украсила беретку нашивкой с Че Геварой, заменила красно-белый платок банданой Hello Kitty,добавила череп к эмблеме отряда – цветку мака, укоротила синюю юбочку до середины бедер и сменила кроссовки на «конверсы», само собой, надетые на босу ногу.

– Да не волнуйся ты так, мамуль, на прикид нам плевать. Главное, чтобы с головой все было в порядке. Клятву отряда я выучила.

Мы всегда чисты,

Мы всегда веселы,

Мы всегда к делам готовы

И всегда говорим правду,

Мы всегда сначала думаем о других.

Клянусь сделать все, чтобы сохранить верность Богу, Франции, родителям, Закону Круга и каждый день делать что-нибудь приятное ближнему.

Боже, какая белиберда. Как меня угораздило запихнуть единственную дочь в осиное гнездо к слащавым идиоткам! Я прогнала эту нечестивую мысль, решив, что уж длительные прогулки на свежем воздухе точно пойдут Адели на пользу.

– Ловлю на слове, зайка. Раз уж у тебя с головой все в порядке, доставь удовольствие мне – одерни юбку и надень колготки. В лесу твои ножки сразу окоченеют…

– А мы до весны в лес не пойдем. Там сейчас холодрыга. Мы идем на концерт группы «Вирджин Мэри».

– Как ты сказала?

– Группа «Вирджин Мэри», католический рок.

– Что-о-о?

– Католический рок. В ваше время что, такого не было?

– Пожалуй, нет, мы слушали «Куин».

– «Куин» как «королева»? Монархический рок? У нас тоже полно монархистов…

– Нет-нет, «Куин» к монархизму отношения не имел. Это был скорее гомосексуальный рок. Большинство ваших девочек, наверное, уже определились со своей сексуальной ориентацией? А впрочем, сейчас это не актуально. Прости, я отвлеклась. Где моя сумка? Мы идем?

– Ой… ты уверена, что готова, мама?

Круглые щеки моей дочери побледнели, взгляд огромных зеленых глаз выражал явное беспокойство.

Я посмотрела на свое отражение в большом, в полный рост, зеркале.

Что и говорить, гламурным мой вид назвать было трудновато.

Старые штаны «Гэп», старый пуловер той же фирмы, все старое, все «Гэп». Волосы скручены на затылке в пучок и заколоты пластмассовой заколкой, побывавшей в зубах Прута, никакой косметики, огромные круги под глазами, бледные губы, заключенные в горькие скобки носогубных складок.

Я выглядела на свой возраст, что да, то да. Не могу сказать, чтобы это вызывало восторг.

Рука сама потянулась к тюбику с тональным кремом.

Нет, нужно удержаться.

На мгновение я задумалась о диктате молодости и красоты, о том чудовищном грузе, который жизнь взваливает на женские плечи… вернее, они сами его на себя взваливают. Какая волнующая попытка обыграть время! Битва, заведомо обреченная на поражение. Молчаливый заговор производителей одежды и косметики, стремящихся заставить нас тратить все больше и больше. Меня душили гнев и отвращение.

Сути дела это не меняло: выглядела я отвратительно.

Так, первым делом поищем положительную сторону.

– Ты должна радоваться, Адель. Я больше не похожа на твою молоденькую няню, согласна, солнышко?

– Это точно, – невесело отозвалась моя дочь.

День двадцать восьмой

Все добро и все зло вы причиняете себе сами.

Магомет

Найти детского психотерапевта, говорящего по-испански, оказалось куда легче, чем убедить Рамона и Консуэло в том, что психическое здоровье их сына требует немедленной врачебной консультации.

Когда накануне вечером, после ужина, Поль поднялся к себе и обнаружил пса Прута приклеенным к двери цианолитом, с распластанными лапами, произошла ужасная сцена, и я окончательно убедилась, что без медицинского вмешательства те несколько недель, которые очень достойным колумбийцам осталось провести в нашей квартире, превратятся в чистый кошмар.

Происходившее напоминало фильм ужасов. Поль носился за Адольфо с кухонным ножом и свирепо рычал: «Сейчас я покажу этому мерзкому карлику, что такое распятие»; Жозефина осатанело дудела в свою саквебуту; Адель подпрыгивала и истерически выкрикивала: «Давай, Поль! Прикончи его ножом, брат!» Афликао громко взывала ко всем португальским святым, а Рамон и Консуэло сидели обнявшись и стенали, лица их были покорны – видимо, подобная сцена была далеко не первой в их нелегкой родительской судьбе.

Я пыталась перекричать всех, уверяя, что такса только что пошевелила задними лапами и ее здоровью ничто не угрожает.

Точку поставил Пьер. Он появился из своей комнаты с газетой в руках (она не тянула на «культурное» алиби, слишком уж заспанными были глаза) и пробурчал: «Дорогая, если ты не понизишь уровень шума в этом доме, следующие двадцать номеров «Монда» я, пожалуй, прочту в кафе».

Решение, как всегда, нашла Жермена Крике. Складывалось впечатление, что записная книжка помощницы умирающих поистине неисчерпаема. Ее список детских психотерапевтов содержал не меньше десяти позиций. Нужен испаноговорящий? Говно вопрос! Два звонка – и милости просим! Когда Консуэло посоветовала мне – на английском – послать на консультацию не ее сына, а Поля, «чересчур агрессивного для своего возраста», я не вышла из себя, а сказала, что не понимаю, почему она так говорит. Да, наш сын коллекционировал кухонные ножи для мяса, да, его исключили из группы за строптивость, но не МОЙ сын безо всяких на то причин распял таксу на двери.

Переговоры прошли успешно. Чете Агилар предстоит провести весь завтрашний день в префектуре для подачи очередного запроса о предоставлении вида на жительство? Отлично, Жермена отправится к доктору вместо них, она ведь «почти член семьи, Адольфо прожил в моем доме неделю, и я могу говорить о нем часами!».

Я немедленно решила пойти с ними, чтобы дело не представляла убежденная детоненавистница. Какой бы чумой ни был Адольфо, я не имела морального права лишить его шанса избежать эвтаназии.

Психотерапевт выглядел как персонаж телефильма: здоровенные кулачищи, грудь, поросшая густой черной шерстью, словоохотлив, как вожатый ярмарочного мишки. Он пообщался с Адольфо наедине, дал ему поиграть полчаса – смотрел, как малыш ломает все привинченные к полу больничной игровой площадки пластмассовые игрушки, – и вынес приговор:

– Ну что же, уважаемые дамы, мне все ясно. Перед нами классический случай СРВГ.

– Значит, это не гиперактивность? – с облегчением выдохнула я.

– Еще какая, в два раза превышающая норму. Гиперкинезия, неустойчивость моторики, небольшие нарушения мозговой деятельности – другими словами, налицо все признаки синдрома расстройства внимания и гиперактивности.

– Как ему помочь, доктор?

– Несколько сеансов у психотерапевта, серьезная работа с родителями и, главное, курс лечения метилфенидатом.

Ничего себе заявочка…

– Надеюсь, этот препарат не из той же группы, что риталин?

Доктор изумился:

– Именно что из той же! В подобных случаях другие лекарства бесполезны. Можно, собственно, выписать и риталин.

– Об этом не может быть и речи.

После клинической смерти я стала адептом альтернативной медицины и ярой противницей аллопатии. Из нашего дома исчезли антибиотики, а парацетамол я давала домашним, только если температура у них поднималась до 38°, предпочитая лечить мужа и детей бабушкиными средствами типа масляных растираний. Сногсшибательного эффекта не добивалась, зато и травить никого не травила. И что же, теперь мне придется сказать родителям Адольфо, что их ребенку прописали риталин? Да у меня язык не повернется! Я читала статью о несчастных гиперактивных американских детях, которых накачивали наркотиками. И они стали зомби. Я никогда в жизни не соглашусь участвовать в подобном злодеянии.

– Но послушай, Полин, ты сама видишь, в каком состоянии находится этот мальчик. Я знавала людей, которых за меньшее запирали в психушке, – вмешалась Жермена.

Врач покивал, поглаживая волосатую грудь.

– Позволю себе заметить: для меня не прописать гиперактивному больному риталин равносильно отказу в инсулине больному сахарным диабетом. Решение должны принимать родители этого ребенка, а не вы, дорогая мадам.

«Сволочь. Мерзавец. Наверняка на корню куплен крупными фармацевтическими компаниями», – решила я, но сумела – молодец! – не взорваться.

– Вы правы. Решать будут родители Адольфо. Но никто и ничто не помешает мне высказать свои соображения, и я непременно это сделаю.

Я отвезла Жермену домой и вернулась в родные пенаты. Одной рукой я держала мертвой хваткой Адольфо, а в другой сжимала рецепт на риталин, собираясь отдать его супругам Агилар, но в последний момент засомневалась. Можно кое-что попробовать, прежде чем переходить к оружию массового уничтожения. Я спрятала рецепт в сумочку и попросила Пьера перевести мои слова Консуэло:

– Ничего серьезного. Для начала врач прописал гомеопатические средства. Я взяла на себя труд купить в аптеке шарики – ромашку и нитрат серебра. Не беспокойтесь, я проверила в Интернете: эти средства успешно испытали на питбулях.

В эту ночь я заснула со сладким чувством выполненного долга. Могла ли я еще месяц назад представить себе, до чего приятно бывает помогать ближнему?

День двадцать девятый

Пребывать в гневе – все равно что схватить раскаленный уголек, чтобы кинуть его в ближнего: первым обожжетесь вы сами.

Будда

Как и каждую неделю, продавец газет из киоска на Биржевой площади молча протянул мне номер «Модели» и, как обычно, сделал вид, что собрался вложить журнал в «Национальный доход», ха-ха-ха, шутка.

Сотрудники имеют право на бесплатную подписку, но мне нравилось ходить за «моим» продуктом. Кроме того, так я увеличивала объемы продаж и могла рассчитывать на бонус в конце года.

Я взглянула на обложку и с трудом удержалась от улыбки: портрет Пэрис Хилтон пересекал заголовок «Жозе Бове, каким вы его никогда не видели».

Меня часто поражал выбор заголовков для первой страницы. Как и большинство журналистов, я прихожу в бешенство, когда статью или хитрое расследование сводят к двум коротким словам: «Парочка воссоединилась!» Однажды я решила понять принцип действия машины, перерабатывающей тонкие идеи, и проникла на летучку «зацепки для обложки». Целых два часа я пыталась помогать коллегам придумывать заголовки одновременно краткие, конкретные, забавные и зазывные. Главным материалом того номера было исследование, посвященное новым продуктам для «красоты и здоровья». После бесконечных споров («Тонкая везде, кроме мозгов» – явный шовинизм. «Диета, увеличивающая ваш потенциал соблазнительницы» – косноязычно. «Стану стройной, если захочу» – слишком избито) меня осенило:

– А если назвать «Худеем по-особому»? – радостно выкрикнула я.

Так я поняла, что правильно озаглавить дамский журнал – весьма тонкое, отдельное ремесло и мне в нем ловить нечего.

Утро выдалось холодное, я была счастлива, и меня не слишком волновало, как бывший лидер крестьянской конфедерации отреагирует на соседство с крутозадой американкой, внучкой магната гостиничного бизнеса. Возвращение на обложку означало одно: двуглавое руководство благословило новую ПОП, что было важно само по себе! Я устроилась за столиком в «Бальто», заказала ромашковый чай – кофе без кофеина тоже плохо действует на нервную систему, даже если на банке написано «справедливая торговля», – и принялась за чтение. Начала я с первой полосы, наслаждалась каждой новой рубрикой, перелистывая страницу за страницей и не поддаваясь соблазну немедленно открыть «моего» Жозе Бове, хотя этот портрет был первым в длинной серии «доброжелательных и обогащенных смыслом» статей.

На мгновение я даже подумала, что оказываю журналу большую услугу, но тут же прогнала сию тщеславную мысль. Нет. Главное – не поддаться гордыне. Не считать себя лучше других. Этот крестовый поход я вела против себя, журнал тут ни при чем. Подать пример – другое дело. А нахрапистый прозелитизм… какая гадость! Как замечательно сказал Рене Шар: «Хватай удачу за хвост, держи обеими руками свое счастье и рискуй. Другие последуют твоему примеру»! Слова нашего прекрасного поэта меня успокоили.

Я дочитала трехстраничную заметку о том, как будут носить пояса в 2006 году ( ответ: или на талии, или на бедрах – смотря по обстоятельствам),потом дрожащей рукой открыла следующий разворот.

Вот она.

Я увидела.

Я прочла врезку.

Я заказала коньяк.

Через сорок пять минут я без стука ворвалась в кабинет моих шефинь. Ни долгая поездка в метро, ни дыхательная тантрическая йога – ничто не помогло мне справиться с бешеным биением сердца.

Последовала сцена из «мыльного» сериала. Швырнув «Модель» на стол, я угрожающе проскрежетала:

– Что это за… дерьмо?

Раф залилась хохотом, не отклеив взгляд от монитора, а Мими без отрыва от телефона кивнула и погладила свое ожерелье – знак отличного расположения духа. У меня не осталось сомнений: мое двуглавое начальство решило, что я пошутила. Ничего удивительного, так ведь? Сочинять приколы и хохмы по восемь часов в день триста дней в году – разве не этим десять лет подряд занималась наша ПОП? И кто, кроме меня, виноват в столь удручающей ситуации? В голове пронесся хоровод образов: печальный Пьеро с белым лицом и дорожками слез на щеках; ребенок-горбун, объект насмешек безжалостной толпы; слепой цирковой медведь… Я забыла о философии, как только сформулировала мысль: «Не я ли своими руками надела на себя маску шута, за которой всегда прятала настоящее лицо?» Стоп! Притормози, детка. Довольно умствований.

Хорошее настроение главных редактрис охладило мой пыл. Я решила дождаться, когда они освободятся, взяла со стола свой журнал и устроилась на угловом диванчике. Ярость сменилась унынием.

Кому-то на нашем этаже пришла в голову блестящая мысль проиллюстрировать мою статью коллажем со снимком Жозе Бове: он был изображен в виде святого с молитвенно сложенными ладонями, в шерстяном колпаке из грубой шерсти и с нимбом над головой.

Дурищи из группы «выпуска» по собственной инициативе, не сказав мне ни слова, «перевели» для читательниц статью. Врезка гласила: «Полин Орман-Перрен возвращается к нам во всем блеске! Но главная редакция предупреждает: всю ответственность за портрет Жозе Бове, являющий собой нечто среднее между ироничным жизнеописанием и вполне ехидным восхвалением, несет автор! Поля генетически модифицированных культур скошены, пойдет ли крестьянский лидер крестовым походом на ПОП? Саспенс! Статья для тех, кто понимает!»

Итак, всю мою профессиональную работу по созданию атмосферы открытости и доброжелательности к людям, взаимопонимания, всеобщей любви – не убоимся громких слов! – свели на нет несколькими язвительными строчками.

Результат я сейчас лицезрела вместе с тысячами рядовых читательниц «Модели».

Новая ПОП выглядела хуже прежней.

Раф как будто прочла мои мысли.

– У тебя недовольный вид, козочка моя. Это из-за врезки? Слушай, мы хотели сделать тебе сюрприз, хоть ты и не любишь врезки. Но представь, что какая-нибудь читательница не врубится в твой тонкий юмор и примет все за чистую монету. Да она тут же пошлет всех нас куда подальше вместе с нашим журналом, ее просто стошнит от твоего прекраснодушия!

В моей голове включился сверхмощный процессор. Желание рассказать правду о нашей с Карлом встрече заполнило черепную коробку. А что, если это единственно возможное решение?

Нет. Они не понимали. Никогда не поймут. Я окинула взглядом их стол: автограф Брэда Питта; портрет принца Чарльза в сетчатых колготках – фотомонтаж, конечно; приглашение на «вернисаж» в магазин женского белья; стакан для карандашей Hello Kitty;ярко-розовый компьютер; фотографии Ванессы Сьюард, нового стилиста Аззаро, сенсационные снимки с показов моды рядом с фотографиями детей…

Ни один мой аргумент не мог переубедить этих ярых поборниц пустоты. Между стройными фигурками моих начальниц витал образ золотого тельца с копытами, обутыми в ботинки от Джимми Чу и с кольцами от Диора в каждой ноздре.

Пожелай я быть услышанной, потребовалось бы пустить в ход электрошокер.

Я широко улыбнулась Раф:

– Да что ты, не волнуйся. Врезка хороша, я пошутила. Вы ж меня знаете – я главная прикольщица. Раз статья вам понравилась, дайте мне суперприз. Очень хочется написать передовую для следующего номера.

Мое доброжелательное двуглавое начальство с радостью согласилось.