Текст книги "Мой любимый вампир (СИ)"
Автор книги: Алика Бауэр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Он аккуратно поставил меня на ноги и прошептал:
– На счет три – бежим.
Не успела я ничего понять, как Док схватил первую попавшуюся булку со стеллажа, вцепился в моё запястье и крикнув «три» мы с ним рванули через кассы под недовольные возгласы охранников и наш дикий смех.
Я напрасно хочу не любить, —
И, природе покорствуя страстной,
Не могу не любить,
Не томиться мечтою напрасной.
Чуть могу любоваться тобой,
И сказать тебе слова не смею,
Но расстаться с тобой
Не хочу, не могу, не умею.
А настанут жестокие дни,
Ты уйдёшь от меня без возврата,
О, зачем же вы, дни!
За утратой иная утрата.
Сологуб Ф. К.
Глава 15
Глава 15
Осень нехотя отдавала свои права приближающейся зиме: тяжелые серые тучи заволокли всё небо и пара первых снежинок, что успели упасть, были тому подтверждением. И, конечно же, ещё люди, что старательно кутались в шарфы, воротники курток, от холодного ветра, в желании побыстрее добраться до дома, где их ждал тёплый и мягкий плед и кружка горячего чая с лимоном и одной ложкой сахара. И тогда, даже самая пасмурная и серая осень приобретала цвета уюта и тепла.
Но не для меня.
Я помню всё это из своих воспоминаний и не более того. Мне теперь не было холодно, от слова совсем, и от того не сразу поняла, почему люди на заправках или в том же самом торговом центре, смотрели на нас с Доком как на дикарей. Ведь на их фоне мы выглядели почти голо, чем привлекали внимание ещё больше, чем хотелось.
Температура тела охотника 39 градусов. И когда я, сделав свое «открытие» о погоде, спросила Дока, не холодно ли ему, он ответил кратко: «Терпимо». По его венам течет горячая кровь, а не моя ледяная, даже в этом плане он больше похож на человека, имеет те же биологические и физиологические потребности, чему сейчас я нехотя завидовала. И словно в подтверждении моих мыслей, в горле начинал разрастаться слабый, но уже достаточно ощутимый пожар. Я давно не питалась. Мне всё еще была противна мысль о способе поддержания моей жизни, поэтому, пока была такая возможность, я прогоняла прочь всякие образы о том, чтобы прокусить кому-нибудь артерию.
Док проспал около четырёх часов на неудобном сидении нашего авто, и сразу после его пробуждения мы продолжили путь. Он хотел скорее обеспечить нам безопасность, добравшись до бункера. Хотя, честно говоря, предстоящая встреча с охотниками меня пугала. Единственные охотники на нечисть, помимо Дока, с которыми мне довелось познакомиться, сейчас предположительно преследуют нас, требуя возмездия.
Когда быстро сменяющийся, но хмурый пейзаж за окном мне изрядно надоел, я принялась рассматривать Дока. По всей правой руке у него был набит целый цветник. Пусть, треть сейчас была прикрыта рукавом футболки, я всё же помнила каждый из цветков. И если моё любопытство требовало его ублажения, то держать язык за зубами было бессмысленной затеей.
– Эти цветы … – мой голос резко разрушил тишину, – что-то значат для тебя?
– Охотники не набивают татуировки на своём теле в качестве бессмысленных картинок, – Док, придерживая руль одной рукой, провёл другой несколько раз по татуировкам, словно избавляясь от зуда, от памяти, которую они могли вызвать.
Крупные капли дождя затарабанили по крыше.
– Я бы попросила тебя рассказать о них, но если это очень лич…
Не успела я договорить, как Док покачал головой, как бы говоря: «Нет, всё нормально».
– Вот эти нежно-розовые цветы, что начинаются от моего запястья –азалия. Они символизируют печаль. Рядом, почти вплетенные в них маленькие голубые – незабудки. Это память. Память о…
– О твоих родных? – догадалась я и сердце сжалось от этой догадки, когда Док кивнул.
– Розовые и голубые… Эти цветы стоят по сей день на их могилах.
Его печаль и память навсегда останутся с ним в памяти и сердце. Пройдут года, целые десятилетия, но Док будет продолжать винить себя в смерти дорогих ему людей. И пусть, после той ужасной для их семьи ночи, Док воскрес, но частичка его души все равно умерла вместе с его семьёй.
– Белые гвоздики – успех, красные – победа, – Док удостоверился, что снова привлек моё внимание и продолжил, – Четырехлистный клевер между ними – это символ…
– Удачи? – я не смогла сдержать маленький смешок.
– Всё верно, – Док тоже заулыбался, видя, как поднялось моё настроение, когда мы соскользнули со сложной темы.
– Хоть что-то я знаю, – я развернулась на сиденье к нему полубоком, подогнув одну ногу под себя, – И ты хочешь сказать, что вы – охотники – машины-убийцы, верите в приметы, знаки, что аж набиваете их на своём теле?
– Да, мы сильны, но не бессмертны. Так что… Почему бы и нет, – Док пожал плечами и вдруг внезапно рассмеялся, – один охотник из нашего клана по прозвищу Бурый, прежде, чем выйти на очередное патрулирование, засыпает в свою обувь землю, привезенную специально из краёв, где он родился.
– Что? Зачем?
– Он верит, что это даёт ему сил, – Док пытался говорить, сдерживая новый приступ смеха, – Именно это, а не то, что он раскачал свою мышечную массу до размеров шкафа.
И тогда смех уже трудно было сдерживать нам обоим. Но вдоволь просмеявшись, я решительно ткнула указательным пальцем на последний цветок на его руке, который уже прятался под футболкой.
– Пионы я набил в честь своей подруги Алиши – той самой ведьмы. Её истинная пара – Бес, сказал, что она пахнет для него как букет пионов. И действительно, она стала у меня ассоциироваться только с этими цветами.
– А какие бы цветы ты набил в память обо мне? – спросила я, не подумав и, не успев прикусить язык.
– Никакие.
Вот и всё. Сухо и кратко. Всё веселье в миг выветрилось, будто кто-то открыл окно.
– Оу, – только и смогла из себя выдавить, развернувшись обратно к окну.
– Ты не ассоциируешься у меня с цветами. Твой природный аромат – это запах свежей малины. Невероятно сильный и сладкий. И я бы набил веточку малины вот здесь, – я проследила взглядом, как Док провел пальцев по груди, ближе к левой стороне, прямо там, где бьётся сердце. – Хотя… Да, точно. Я добавлю туда белые маленькие цветы, как те, когда цветёт малина. Нежные и чистые, – он повернул голову в мою сторону, находя без труда мои глаза, что были прикованы к нему, – Как ты.
Вот так просто одной фразой, одним приподнятым уголком губ, около которого сразу появились маленькие морщинки, одним тёплым взглядом, он выбил воздух из моих легких и вызвал табун приятных мурашек, что я снова почувствовала себя живой.
***
Еще одной вещью, с которой мне пришлось смириться – это воровство. А именно – воровство кошельков, точнее бумажных купюр, которые Док вытаскивал из сумок и задних карманов зевак, и клал обратно на их законное место вместе с банковскими карточками. Сначала моему возмущению не было предела, но Док объяснил, что это вынужденная мера, так как нам нужно было заправлять на что-то машину, чтобы продолжить путь на ней, а не пешком. И в принципе этого аргумента хватило, чтобы усыпить мою совесть.
А вот желудок Дока было не так просто умаслить, и мы пару часов слушали песни из его живота, пока не наткнулись на наше спасение. Я осталась сидеть в машине, тогда как Док зашел в небольшой придорожный круглосуточный магазин. Рядом с нами было припарковано еще несколько таких же стареньких фургончиков как наш, но один заметно выделялся из всех – красавец джип. Не успела я его рассмотреть, как дверь со стороны водительского сиденья с размахом открылась и Док, не успев толком сесть на кресло, уже поворачивал ключ в зажигании и давил на газ.
Адреналин, что сейчас сквозил из охотника, словно через решето, моментально передался и мне. Его тело и лицо максимально напряжены: на лбу проступила испарина и можно было увидеть даже проступившую венку от напряжения, что вот-вот лопнет.
– Только не говори, что…– так и не смогла закончить свою мысль, боясь произнести свои опасения в слух.
– Да, я увидел спину Змея, когда направлялся к кассе, – Док резко крутанул руль на повороте и его левое плечо ударилось об стекло. Он зашипел от боли, но большего значения ему не придал. – Надеюсь, что никто из его охотников не увидел меня.
И только он успел это произнести, как в стекле заднего вида показался быстро набирающий скорость тот самый черный джип, что я видела на парковке магазина.
– Док! – я указала на машину.
– Блять! – он ударил по рулю и резко переключил передачу. – Держись!
Мои пальцы цеплялись за всё до чего могли дотянуться, но это не спасало от дикой тряски и с десяток ушибов пришлось на мою голову и плечо. Мотор ревел на максимуме своих возможностей. А джип, словно всадник апокалипсиса на своем чёрном коне, неумолимо к нам приближался. Я боялась даже сделать вдох, словно это как-то могло прибавить скорости нашим преследователям.
Доку удавалось оторваться от него на очередном повороте, и на краткий миг я почувствовала надежду, что нам удастся уйти от охотников, всматриваясь в стекло заднего вида. Ровно до того момента, как мы не услышали пронзительный визг шин и нашу машину не закрутило волчком по трассе
Перед глазами все быстро кружилось, я не успевала толком ни за что держаться, как меня силой притяжения уже отталкивало в противоположную сторону.
Было чудо, что нас не перевернуло, так как мы ехали на большой скорости, и что ночью почти не было машин на трассе. Не успела я толком перевести дыхание после остановки, как Док уже вытаскивал меня со своего сиденья.
Мы бросились в лес, что есть мочи.
Сухие и голые ветви деревьев словно специально цеплялись за нашу одежду, тормозя. Я прекрасно различала всё в кромешной тьме: каждый камень, куст, но это не спасло меня от новых царапин. Плевать. Док бежал позади меня и кричал рвано не оглядываться на него. Из его рта выходил пар. Температура ночью понизилась до минуса. Ледяной воздух стал прожигать легкие. Плевать.
Бежать. Только бежать. Только вперёд.
Было страшно.
Страшно упустить из вида Дока, что стал чаще останавливаться, держась за левое плечо и сжимая зубы от боли. Страшно слышать очередной хруст в ночи, хотя источником его были мы. Всё это было просто страшно, а настоящий ужас спёр дыхание, а потом сковал всё тело, когда я увидела вдалеке, позади нас желтый свет от фонариков. Сознание плыло. Хотелось закричать, заплакать. Сильно, чтоб прям навзрыд, что мы так глупо попались, почти добравшись до безопасного места. Но нельзя, не могу подставить Дока. Я замедлила бег, пытаясь как-то помочь ему, обняв за плечи.
А свет фонарей становился всё ближе, и я уже слышала знакомые до отвращения голоса.
– Раз! -Приоткрылся жуткий глаз, – растягивая гласные прокричал кто-то в ночи.
– Мы не убежим от них, – Док остановился, оперевшись ладонями на бедра.
– Два! – Навострилася пила.
Секунда, две в которой были слышны наше тяжелое дыхание, и я успела уже подумать, что Док сдался, как он резко потянул меня за запястье и мы с ним кубарем покатились в не глубокий овраг.
– Три! -Мертвецы идут, смотри, – страшный голос стал ближе.
Вся боль чувствовалась очень приглушенно, словно мозг, хлебнув адреналина, дал команду не обращать сейчас на такие пустяки внимание. Когда спина коснулась земли, Док перекатил нас под небольшой выступ, где мог спокойно поместиться только один человек, оставаясь незаметным, но пришлось умещаться вдвоём.
– Четыре! – Открывайте двери шире.
Док тесно прижался ко мне и закрыл своей ладонью мне рот, чтобы заглушить моё громкое дыхание. Это настоящий кошмар. Неужели всё закончится вот так? Я хочу держаться храбро, я стараюсь быть храброй, но проворливая слеза, а затем вторая, покатались из глаз, прямо на пальцы Дока.
Воздух застрял где-то в глотке, прямо поперёк – не сделать ни вдоха, ни выдоха. Я слышала, как бьет пульс по вискам, и плечом чувствовала колотящееся сердце своего охотника, как почувствовала прямо над нами чужое присутствие:
– Пять! – МЫ ИДЕМ ВАС УБИВАТЬ!
Изо рта вырвался неконтролируемый всхлип, и Док сильнее прижал руку к моему рту, заглушая меня.
– Может они пересели в другую тачку?
– Не успели бы, – раздраженно ответил Змей, сплюнув на землю. – Давай еще немного пройдем вперед, потом вернемся к трассе.
Шаги удалялись с каждой секундой всё дальше, а я всё боялась пошевелиться, оставаясь парализованной, даже моргнуть не решалась. Я пыталась сосредоточиться только на звуке сердцебиения рядом: такого живого и горячего. Постепенно хватка Дока ослабла. Его тело начало расслабляться, когда звук шагов уже не слышался продолжительное время. Горячие губы коснулись моего виска, и я почувствовала, как он протяжно выдохнул, зарываясь носом в мои волосы.
Наступила заветная тишина, не считая тихого мужского сопения рядом. Адреналин начал отпускать и боль во всём теле стала давать о себе знать. Но сейчас я даже была рада ей. Пока мы еще хоть что-то чувствуем – мы живы. И это было пьянящее чувство радости и минутного спокойствия, которое было очень шатким.
Я не знаю сколько мы так пролежали, но мне показалось, что обычно горячее тело Дока теперь стало казаться просто тёплым.
– Док, – тихонько позвала я. – Нам можно уже идти? Мне кажется, ты замерзаешь.
– Да, думаю, уже пора.
Мы стали потихоньку выбираться из нашего убежища. Я понятия не имела куда идти, но Док сказал, что местность кажется ему знакомой, а это значит, что мы уже были близки к его бункеру. Это давало надежду. Мы ступали по еще ночному лесу не спеша, периодически прислушиваясь и оглядываясь.
«Пять! – МЫ ИДЕМ ВАС УБИВАТЬ!»
Голос Змея с его считалкой сопровождал каждый мой шаг и противным скрежетом отдавался морозом по коже.
И хвала всем Богам, на горизонте показался небольшой ветхий деревянный домик, я бы даже сказала, что по размерам он больше напоминал будку. После моего предложения передохнуть там, Док, конечно же, стал отнекиваться, говоря, что это опасно, нас могут найти, но соблазн спрятаться от холодных ветров и сомкнуть глаз оказался слишком велик, и он согласился. Нам действительно нужен был отдых, особенно ему: это было понятно по болезненно бледному лицу и тому, с каким трудом ему давался каждый новый шаг.
В этой скромной лачуге было еще темнее, чем на улице. Думаю, что и днём ситуация со светом тут не лучше, так как здесь было лишь одно небольшое оконце.
Помимо деревянных поддонов и подозрительных шкур на них, больше ничего не было. Но, видимо, Доку такие одеяла не показались странными, и он быстро нырнул под них почти с головой, трясясь от холода. На секунду замер, послышался шорох и вскоре из-под шкуры полетела его одежда.
– Ты что делаешь?
– Стандартные способы выживания. Моя одежда мокрая, а так я быстрее согреюсь.
Последовав его примеру, я тоже разделась, оставшись в нижнем белье, собрала его одежду с пола и развесила всё на какие-то небольшие деревянные полочки, в надежде что это хоть как-то поспособствует их высыханию. Я легла рядом с Доком, стараясь не обращать внимания на затхлый запах от шкур.
И вот опять ночь, мы лежим с Доком под одним одеялом, если волосяные покровы убитого животного можно так назвать, почти голые, но отчего-то между нами нет неловкости и напряжение. Наверное, тело и разум слишком устали от резкого выброса адреналина, и теперь организм пытался прийти в норму, не израсходовав жизненные ресурсы на такие мелкие эмоции, как, например, стеснение и стыд.
Клацанье зубов и непрекращающаяся дрожь рядом начинала напрягать. Я отодвинулась максимально к стене, чтобы моя холодная кожа никак не соприкасалась с телом Дока. Но это не помогало.
– Прости, что не могу тебя согреть, – от этого я действительно чувствовала себя виноватой.
При сильном переохлаждении и ознобе рекомендуется использовать теплоту человеческого тела – укутаться общим одеялом, в нашем случае сомнительного вида шкуры, похожей на медвежью. Но тепло мое тело не источает и сделает только хуже. Горячая ванная была бы идеальным вариантом, да хоть бутылочка спирта и то пригодилась бы, чтобы я могла растереть окаменевшие конечности охотника, запуская кровоток.
А Док старался не подавать виду, что ему становится холоднее, обхватив себя руками и стуча зубами через раз, а северный ветер, что просачивался через щели дома, только усугублял ситуацию.
Двое молодых людей в холодной хижине, не могут найти способ как согреться. Боже…
Но решение, что пронеслось у меня в голове, сначала показалось мне до тошноты смешным и нелепым, но уже через секунду – единственно верным.
Пока остатки адреналина ещё кружили по моим жилам и мозг решил, что безумнее от этого ночь не станет, я, не дав себе времени обдумать правильность своего решения, приподнялась на локте, правой рукой прикоснулась к щеке Дока, притянув его лицо ближе, и оставила еле заметный поцелуй дрожащими губами в уголке губ.
Вкус моря. Я скучала…
– Стеф… – Прохрипел осипшим голосом Док, – Что ты…
– Я хочу тебя согреть.
От моих слов он замирает, втягивает воздух и медленно выдыхает, словно тянул время, чтобы осмыслить мои слова.
Сердцебиение Дока стало набирать обороты и это было музыкой для моих ушей. Он вздрагивает, когда я пододвигаюсь ближе, проводя пальчиками по небритой щеке, и чувствую кожей его нервный выдох.
И ещё один. И еще.
Уже не могу отвести взгляд от его глаз, что за секунду покрылись пеленой похоти и легкого безумия, отталкивая здравый смысл и благоразумие на задние ряды. Даже в темноте, я, кажется, вижу, как его зрачки расширяются и сужаются от того, что его глаза начинают блуждать по моему лицу, опускаясь к губам.
Этот круговорот, в каком-то смысле запретных и будоражащих чувств, затягивает, и, ведомая ими, мои пальцы спускаются по его скуле, очерчивают подбородок, ключицы, и схватившись за край пледа, тянут медленно вниз.
– Нет, – Док останавливает, схватив меня за запястье. – Ты не должна. Это неправильно. Я ведь не твоя истинная пара…
Его тембр голоса изменился, стал более томным, даже в противовес его внутренним сомнениям и колебаниям. Это моментально подняло температуру между нами, как минимум на несколько градусов.
– Замолчи, – почти шепчу я, когда начинаю носом вести по его щеке, добираясь медленно до мочки уха. И не могу противостоять тому чтобы не попробовать её на вкус. Лишь слегка, кончиком языка, но этого хватает, чтобы рот заполнился слюной, и я отбросила последние ненужные мысли о правильности своего решения.
Этот аромат… Его запах… Этот вкус… Так ощущается жизнь.
Он жадно втягивает воздух, и мне кажется, что я даже слышу, как рассыпаются его не произнесенные вслух аргументы, словно карточный домик.
– Хоть раз в жизни… Позволь себе быть эгоистом.
Это больше звучало как просьба, как вопрос. Мне действительно хотелось, чтобы Док, всеми любимый дружище Док, который вечно всех пытается спасти, ставит на пьедестал в первую очередь чувства других, забывая о себе, сейчас себя отпустил это, и хоть на одну ночь поддался своим желаниям.
Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.
Слегка отстранившись, и заглянув в его глаза, я увидела ответ.
Глава 16
Глава 16
Секс, и всё, что было с ним связано, никогда не ассоциировался у меня с неземным наслаждением, о котором все так кричат и временами так отчаянно желают. Первый и единственный мой опыт был, скорее, из-за цели познать что-то новое, понять, почему вокруг всего действа так много разговоров – чисто научный интерес. И меня ждало разочарование, когда вместо мнимого удовольствия я получила пятиминутный выброс сумбурных чувств, что представляли из себя стеснение, неуклюжесть и отвращение чужому потному телу надо мной. А призом научной работы было дикое жжение и боль между ног.
Потом пришла пустота и разочарование, а закончилось всё самоанализом и копанием в себе. Может, я не такая? Может, со мной что-то не так? Ведь не будут все так идеализировать тему секса, начиная от СМИ, заканчивая болтливой соседкой по парте, которой не терпелось рассказать, как прошло её очередное свидание, которое закончилось бурной ночью.
Начитавшись и наслушавшись окружающих, я пришла к выводу, что это просто не моё. До одного момента, а точнее, до одного человека, который одним взглядом, одним своим присутствием открывал во мне новые эмоции и ощущения. С ним всё было по-другому. Некогда бессмысленные и мокрые поцелуи стали невероятно сладкими и требующие попробовать вкус губ их обладателя снова и снова. Наркотик и никак иначе.
Я готова была познавать с этим человеком новые грани эмоций, ощущений. Будь то в прошлой жизни – человеческой, или новой – вампирской.
И когда глаза Дока хищно блеснули в темноте, и он со скоростью дикого зверя перевернул меня на спину, накрывая собой, я почувствовала, как внизу живота разгорается огонёк, что бьется об стенки ноющим и таким приятным жаром.
Я хотела. Я впервые в жизни или смерти хотела секса. Хотела продлить эти удивительные и незнакомые ощущения, что только усиливались с каждой секундой.
Глаза сами собой закатываются, когда он губами впивается в мою шею, начиная от мочки уха и заканчивая ключицей. Сначала ласково, осторожно, не торопясь, но чем ниже он спускался, тем сильнее всасывал мою кожу, почти кусая.
Я надеюсь, что от этого останутся следы. Его следы на мне. Пусть они будут багровыми, огромными с поплывшими краями, но они будут самым прекрасным воспоминанием об этом моменте, когда весь мир, кроме нас, замер.
Наши губы соприкоснулись, мягко прижимаясь к друг другу, изучая, словно в первый раз, текстуру кожи, её температуру. Док приоткрыл рот, нервно выдыхая, и меня повело. Дрожь, охватила каждый позвонок, требуя больше прикосновений.
Сильные мужские ладони крепко сжались на талии, прижимая к себе ближе. Кожа к коже. Сердце к сердцу.
Я, будто по наитию, обхватила нижнюю губу Дока своими, пробуя его на вкус, исследуя. Так сладко и влажно, что внутри всё сильнее сжималось в предвкушении. И не могла вспомнить, что вкуснее его губ мне удавалось пробовать, пока не ощутила маленькую капельку крови на своём языке, от того, как сильно мы терзали губы друг друга и мои клыки, видимо, задели его тонкую кожу.
Мой внутренний вампир давно не питался. В горле моментально зажгло, и я не смогла подавить несдержанное хныканье, и поёрзала на месте, хватаясь за мужские плечи крепкого тела.
Док только больше углубил поцелуй, а его руки стали хаотично блуждать по моему телу после звуков, что вырвались из меня. Голова шла кругом. Жар был в груди, проходил по всему телу, и не заканчивался даже на кончиках пальцев и волос, продолжая полыхать вокруг нас.
Затхлые шкуры были скинуты и теперь мы приносили друг другу больше тепла, чем они.
Его пальцы ползали по рёбрам, голой коже спины, пока не уткнулись в застёжки лифа и, немедля и секунды, расправились с ними. Сам лиф полетел вслед за шкурами. Док чуть приподнялся на локтях, задерживая взгляд на моей груди. Еще никто не видел меня полностью голой и его голодный взгляд, быстрое и сбивчивое дыхание, помогали подавить во мне мандраж и возбудиться еще сильнее.
Заметив моё смущение, он снова принялся выцеловывать шею, накрывая горячими ладонями мои небольшие груди. Соски встали и стали болезненно ныть. Док тяжело выдохнул, словно пытаясь сдержаться, а большими пальцами стал потирать набухшие горошины.
– А-ах, – первый стон сорвался с губ, когда приятные ниточки наслаждения прошлись от груди к низу живота.
Нас закручивало в воронку желания, которой не было конца. Док сжимал и слегка оттягивал соски и, услышав очередной мой стон, сильнее упирался своим возбуждением меж моих разведенных ног. Он словно не хотел торопиться, словно я одна горела в этом огне, потому как последний раз прикусил нижнюю губу и зализав место укуса, отстранился.
Практически не дыша, я молча смотрела ему в глаза, пока он медленно, провел ладонью по бедрам, запустил большой палец под резинку трусиков и так же медленно, нет, мучительно медленно, начал стягивать их вниз. Когда белье было на уровне щиколоток, Док аккуратно приподнял мои ноги, поочерёдно вытаскивая их из ненужного сейчас клочка ткани, и яростно бросил его куда-то в темноту.
Его взгляд алчный, собственнический, голодный. Возбуждающий.
И такой прекрасный.
– Стеф, – хрипло выдавив из себя сказал Док. – Ты гребанное произведение искусства.
Я лежала перед ним совершенно обнаженная: душой и телом. И это было прекрасное чувство уязвимости, которое я могла испытывать только с этим человеком. То как он нежно касался моей кожи взглядом и кончиками пальцев – завораживало. Его руки скользили от щиколоток, огибая коленки, возвращаясь обратно к бёдрам, пока губы оставляли влажные поцелуи на голой коже. Он подбирался ими выше и выше, по внутренней стороне бедра, пока не достиг тазовых косточек.
Хочу. Хочу навсегда запомнить его таким: с заплывшим взглядом, хаосом на волосах, горячей кожей и глазами, что плавят своим желанием и обожанием.
Моё рваное дыхание становилось всё громче, и я просто не могла оставаться тихой, особенно, когда Док, остановившись на лобке, втянул чувствительную кожу, немного её пососав. Влага между ног становилась всё ощутимее, а ноющее чувство внизу живота уже невозможно было терпеть.
Два дыхания смешались. И казалось, имели теперь одинаковый солено-сладкий вкус.
Бёдра дернулись вверх, когда я почувствовала, как пальцем надавили на клитор и стали мягко поглаживать его круговыми движениями. Неожиданно, Док добавил вторую руку, проводя пальцами меж мокрых половых губ.
Он мучил, издевался и, казалось, что смотрел с хищным наслаждением, как я сладко выгибаюсь под его руками, прося шепотом о большем, пытаясь насадиться на его пальцы.
Оросив на внутреннюю часть раскрытых ног поцелуями, он принялся неспешно покрывать ими мои пылающие половые губы. Хватая ртом воздух, я вскинула бедра, которые отныне больше не были подчинены сигналам мозга.
Я лишусь сейчас разума. Точно свихнусь.
Кажется, он вырисовывает на клиторе круги. Или буквы. Или свое имя.
Черт.
Я не успела этого понять, когда в который раз пришлось закинуть шею и до боли изогнуться от наслаждения.
Но его язык медленно прошелся по моей шее, оставляя мокрую дорожку, после которой ощущался приятный холодок, но это не могло потушить жар во всем теле. И Док, видимо, поняв, что я долго не продержусь и что я вот-вот готова взорваться, усилил давление на клиторе, более яростно потирая его. Мне хватило пары секунд, и самый громкий стон был заглушен его губами.
Он окрасил комнату в цвет, смешавшись с нашим общим ароматом похоти.
Мы дышали почти синхронно в шеи друг друга: громко, жарко, тяжело. И не дав Доку опомниться, я начала спускаться рукой по его торсу, чуть задерживаясь на каждом кубике пресса, пока не достигла кромки его нижнего белья. Хотелось рассмотреть его прекрасное тело, попробовать на вкус, но я не могла больше терпеть. Настоящей наградой было услышать мужской сдавленный стон, когда мои пальцы обхватили его член, слегка сжимая, пусть и через ткань.
Рука дрожит, но проворные пальцы пытаются оттянуть боксеры. Чувствую себя немного смелее, когда Док решает возобновить поцелуи на шее. Он прерывисто вздыхает, стоит мне полностью стянуть с него нижнее белье. Его головка касается моего бедра: горячая, нежная кожа. Но что-то еще… Холодное, металлическое.
Я обхватываю член рукой и, не сумев побороть любопытство, смотрю вниз. У меня вырывается вздох удивления. Я была с мужчиной только один раз, но даже несмотря на это, немного покопавшись в средствах массовой информации, уже можно было многое сравнить…
Да. Он толстый. Он гладкий. Он впечатляющий.
Но.
Я никогда раньше не была с мужчиной, у которого был пирсинг на члене. Вертикальный стержень, с одним серебряным шариком, расположенным на чувствительной нижней стороне, а другой, как раз там, где начинается головка, на самой вершине его ствола.
Док чувствует моё замешательство: он замер, прекращая поцелуями исследовать мою шею. Проходит всего несколько секунд, как я пытаюсь отойти от шока, но Док уже успел чуть отстраниться, приподнявшись на одном локте.
– Всё нормально, – говорит он успокаивающе, приподнимая пальцами мой подбородок, заставляя перевести взгляд с его достоинства на него самого. – Я понимаю… Это… – он мнётся, возможно, даже краснеет и пытается отвести взгляд, – Это может быть слишком… – рукой он тянется к боксерам и пытается их снова надеть.
– Нет, – я останавливаю его, хватая за руку. – Не-е не слишком, – готова проклясть свой голос, что так не вовремя стал дрожать.
Вот сейчас опять Док сбежит, прикрываясь здравым смыслом, ошибкой и сохранением моей непорочности, которая была мне абсолютно не нужна.
А нужен только он: сейчас, во мне.
И готова была написать ему целое эссе на эту тему, но сейчас, когда тела сплетены и души открыты друг другу – слова не нужны. Я обхватила ногами его бёдра, притягивая к себе максимально близко. Мне хотелось снова почувствовать тяжесть его тела на себе, и если бы могла, то впитала бы его в себя как губка, без остатка.
– Я хочу, – губы прошлись по мужской грубой щетине, подбираясь к уху и нежно шепча, – Хочу тебя.
Глубокий выдох опалил кожу. Я полностью сосредоточилась на ощущениях, когда головка вновь была меж моих бёдер, когда его страстные поцелуи возобновились с диким рыком, когда до чистого наслаждения осталось пару сантиметров и несколько секунд.
Бедра непроизвольно сжались, стоило только почувствовать холод металла, и я заёрзала в попытке расслабиться. И тепло, исходящее от мужчины, помогало мне сделать это.
– Не шевелись, – хрипло прошептал Док, склонившись к моему лицу. – Я хочу, чтобы ты просто чувствовала меня.
И вот оно. Я чувствую шарики его пирсинга, которые начинают всё глубже и глубже продвигаться во мне. Это дарит неповторимые ощущения, которые я никогда раньше не испытывала. Сначала это было что-то непонятное, чужеродное, но чем дальше Док входил в меня, тем приятнее становились ощущения. Он делал это медленно, не торопясь, давая мне привыкнуть. Я на подсознательном уровне знаю, что у него на члене есть пирсинг, но это не вызывает во мне отвращения или неприятия.
Мой рот раскрыт, дыхание становится ещё глубже, и я закатываю глаза. Ощущение вроде бы уже позабытой, но такой приятной заполненности сводило с ума, и я вновь нетерпеливо поерзала, давая понять Доку, что он может продолжать двигаться.
Он, словно ожидая от меня этого сигнала, практически сразу набрал быстрый темп. Мои короткие ноготки, что со всех силой впивались в его шею, оставляли на ней царапины. И чем глубже были толчки, тем глубже были ранки, пока нос не учуял проступившую капельку крови.
Док заметил во мне перемену, мой взгляд, что был устремлен на кровоточащую царапину. Большим пальцем он коснулся раны, проводя по всей длине, вытирая. Не прекращая смотреть на меня диким и потрясенным взглядом, от осознанности, что он сейчас делает, Док подносил свой палец, испачканный в собственной крови, к моим губам.
