Текст книги "Ирония жизни в разных историях"

Автор книги: Али Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– На складе, – ответила она и указала взглядом.

Сама же Кимберли Маккинлей хочет новую машину. Ей надоело платить каждый месяц так много денег за этот никудышный автомобиль, который заводится только в сухую погоду, куда такое годится? Ей хочется поехать в отпуск. Какое-то время побыть на солнце. И на этот раз иметь возможность спать, когда темно. Хочется забыть о том, что частички пищи разносятся повсюду потоками кондиционированного воздуха. Хочется вернуться на четыре года назад. Оказаться среди тех, кто в сентябре пойдет в колледж и будет изучать предметы, связанные с рекламным бизнесом, какими бы чертовски трудными они ни были. Ей снова хочется стать двенадцатилетней девочкой и ни о чем не думать, просто быть двенадцатилетней и в жаркий день, такой как сегодня, запросто отправиться в закусочную, сделать заказ и съесть все это за столом, и ей хочется, чтобы, когда она будет выходить из автомобиля и входить в дом, кто-то был наверху и стелил постель к ее возвращению, тот, кто все еще будет там, как в ту минуту, когда она вышла из дома вчера днем. Она хочет того же, что и другие, и помимо прочего, ей хочется, чтобы все знали и ей не надо было делать постыдных напоминаний, что нельзя харкать, когда ее смена, или заниматься мастурбацией, как это происходит во время остальных смен, и что Кимберли Маккинлей не потерпит беспорядка, запомните эти слова.

Она вычла стоимость всего ими съеденного из пятнадцати фунтов Рода, дала сдачу, и они уехали. Тогда она отправила Майкла Карди домой в такси.

– Это было ошеломляюще, – восторгался Доллэс. – Вы появились, так сказать, рыча в никуда, подобно льву. Вы вопили, чтобы убрали грязные лезвия подальше от продуктов питания, что в этот ресторан запрещено вносить садоводческие инструменты, и если вы поцарапаете мою краску и заразите Майкла Карди столбняком, и если вы травмируете кого-нибудь из моего персонала… Ей-богу, это надо было видеть.

– Я тебе говорю, Кимберли Маккинлей рычала вчера во время ночной смены словно разъяренный лев в закусочной деревушки Теско: слушайте меня, рычала она. Если вы хоть пальцем тронете кого-то из моего персонала, если даже чихнете на кого-нибудь, если вы внесете хоть один микроб кому-нибудь из моего штата, считайте, что вам крупно не повезло, мне не важно, кто вы, вам придется, черт возьми, за все заплатить.

Она вытаскивает ключ из зажигания, открывает дверь машины и чувствует спиной, как припекает солнце. Она действительно не знает того мальчика, Доллэса; обычно он работает в смене Пэтона. Он ей нравится. Хороший работник. Надо будет попросить руководство отделения, чтобы его перевели к ней в смену, и если она все сделает правильно, тогда, возможно, сумеет добиться своего.

Поднимаясь по дорожке, ведущей к дому, она все время держит одну руку за спиной, а другой подбрасывает ключи от автомобиля в воздух и ловит их только одной рукой, когда они падают вниз.

Прекрасный летний день – самый длинный и самый солнечный в году, и Джемма, помощник руководителя круиза, прикрепленная к этому месту на целый час, пока идет погрузка пассажиров на судно, охраняет четыре коробки чипсов и половину полки с миниатюрными бутылками виски от двух мерзавцев.

Сегодня так жарко, что аж палуба под ногами высохла. Обычно она никогда полностью не высыхает. Впрочем, еще никогда не было настолько жарко. В такой день можно получить солнечный удар, но Джемме это нипочем. Сегодня пейзаж будет воистину восхитительным. Она, как предполагается, любит этот пейзаж. По-настоящему. Иначе не была бы шотландкой, если бы не любила свой край. И она гордится им, вне всякого сомнения. Без чувства гордости нельзя быть шотландкой. Они собираются заснять все на пленку. Только мерзавцы могут на подобное решиться. Они будут снимать себя на этом фоне. Возможно, им невдомек, что останутся в живых, если не пойдут на такое, ведь там, где они находятся, уже подразумевается возможность погибнуть, или пропасть, или в какой-то мере оказаться беззащитным, заглядывая в пучину через камеру. Они снимают на пленку воду перед собой, надеясь, что оттуда вот-вот что-то поднимется, и они смогут запечатлеть это на камеру. По мере продвижения теплохода они наклоняются через поручни и снимают поверхность воды. Снимают на пленку всякий старый хлам. Снимают автомобили, движущиеся по дороге вдоль озера. Снимают деревья, окружающие с обеих сторон Лох-Несс. Им нравится записывать на пленку праздную болтовню во время прохождения через шлюзы. Они всегда снимают замок и теплоходы других компаний, которые проходят мимо, полные других точно таких же мерзавцев, которые в ответ снимают их на свои камеры. Хоть один, но всегда отыщется такой негодник, что и ее заснимет на камеру, а в те дни, когда идет дождь, их намного больше, и они все теснятся на нижней палубе, дрожа от холода в своих застегнутых до подбородка дождевиках, качка на теплоходе вызывает у них болезненные ощущения, и, сидя там, они снимают через окна идущий дождь и ее, стоящую, как сейчас, позади ограждения.

Тем не менее сегодня почти все сто тридцать девять пассажиров (два исключения: женщина, которая жалуется по-немецки на мучительные головные боли, и девушка-иностранка, читающая книгу) проводили время круиза на верхней палубе, если только не считать тот случай, когда им пришлось стоять в очереди, чтобы спуститься вниз. Ошеломленные солнцем, они опускались в темноту, держась за стены в качестве ориентира, и наталкивались вслепую на прикрученные к полу скамьи, глядя искоса на перечень цен в баре, а потом на деньги, зажатые в руках, постоянно повторяя, какой чудесный сегодня день и какая кругом красота, и собираясь на палубе возле Энди максимально долго после отправления: «Доброе утро, леди и джентльмены! Меня зовут Энди, я – ваш шкипер на теплоходе «Бонни Принс» и рада вас приветствовать на борту нашего лайнера. Сегодня мы с вами совершим путешествие по Каллоденскому каналу и Лох-Несскому озеру, одному из самых красивых в мире водных маршрутов, который славится своими прекрасными окрестностями и домом знаменитой Несси»,да уж, точно, шкипер, даже не умеющий плавать, черт возьми, и только Богу известно, что будет в критической ситуации, поэтому ее отослали вниз, раскрыть свои возможности, хотя вначале ей удалось заполучить немного солнца и заработать двадцать фунтов чаевых в придачу. «Вам это пригодится на учебу», – сказала леди. Это была леди преклонных лет; она не сводила глаз с холмов, говорила, что ее семья родом отсюда. «Как красиво», – промолвила она с акцентом и с видом потерянной и глубоко страдающей дамы настойчиво втиснула ей в руку деньги. Ее муж крепко держал свой «Sony». Он тоже достиг преклонных лет. Двадцать фунтов стерлингов за ее любезность к двум старикам из Канады в течение одной минуты или двух. Она отказывалась брать деньги. Но они настаивали, и только поэтому она взяла, ей всегда приходится уступать всяким придуркам. Это – часть ее работы. Ведь они как пешеходы, у которых по правилам дорожного движения есть преимущество при переходе дороги. В любом случае через три месяца она уже будет далеко от этого места. Осталось только двенадцать недель. Она уедет отсюда раньше; через десять с половиной недель, если точно. Осталось не так уж и долго. И совсем не трудно быть вежливой. У них же время отпуска. Им безразлично, что большинство фотографий – фальшивка или что самые известные снимки шеи и головы поднимающегося из воды монстра – жульничество газет, дурачивших людей в течение многих десятилетий.

Курс в те места. Я следую по курсу. Иначе мне не быть шотландкой, если я этого не сделаю.

Нет-нет, за многие годы сотни местных жителей видели его. И еще сотни людей в истории, включая святых, а разве станет святой лгать?

Ну, он очень застенчивый, впрочем, будьте начеку, ведь никто не знает, когда его ожидать.

Ну, мне самой еще не доводилось, однако всегда есть надежда на сегодняшний день, а?

Да, это очень таинственное место, и неизвестно, насколько повезет.

Да, конечно, вам можно, устраивайтесь. Так годится? Хорошо? Добро пожаловать в горную местность и на борт «Бонни Принс», главного круизного лайнера по Высокогорью. Вот он, Лох-Несс, дом монстра, и к тому же сегодня четверг двадцать первого июня. Это что-нибудь означает? Джемма. Маккинлей. Маккинлей. Как ни странно, но так оно и есть; это связано с Бьюкененами, и, очевидно, они являются самым старым, первым в обществе кланом за всю шотландскую историю. Ну да, конечно, думаю, где-то желтовато-красный, и там еще есть синий и зеленый. Я знаю! Нет, это моя работа на время каникул. Колледж. Ха-ха, ну, в общем, видите ли, на самом деле я не собираюсь изучать именно это, скажем так, но есть люди, которые все время изучают озеро, и, полагаю, вам известна особенность его дна, почвы прямо в самом основании, в самых глубоких местах, а это озеро очень глубокое и почва его действительно богата нематодами, равных которым еще не нашли нигде в мире или в истории нематод. Нематоды. Эх, досадно, но я не знаю, как это объяснить. Эн-е-эм-а-тэ-о-дэ-ы? Я так думаю. Ха-ха, вероятно! Вот так будет правильно! Всего наилучшего! Ну, Джемма. Дэ-жэ-е-двойная эм-а. Подобно Эмме, но только впереди дэ и жэ. Нет, нет, не надо глупостей, ой, мне ничего не надо. Вы уверены? Хорошо, спасибо, это действительно невероятно мило с вашей стороны. Спасибо. Ох, нет. Хорошего вам отпуска. До свидания. Всего наилучшего.

Конечно, есть. Вне сомнения. Это очень таинственное место. Многие ученые на самом деле с помощью эхолотов наблюдали такие явления, которые они не могут ни с чем идентифицировать. Что? Вниз по лестнице, на нижней палубе большой выбор горячих и легких холодных закусок, у нас также есть лицензированный бар.

Ну, мне самой еще не доводилось, но всегда есть надежда на сегодняшний день, как вы считаете?

Я следую по курсу. Курс следования – в те самые места. Ну, мне самой еще не доводилось, но я знаю, что он там, и никогда не знаешь, может быть, сегодня – именно тот день, какой прекрасный для такого случая день, а?

Прекрасный день. Она остается на теплоходе в течение последующих четырех часов, ожидая до тех пор, пока они все не вернутся после бесплатного посещения замка, стоимость входа в который включена в цену билета на круиз, и тогда «Горные круизы» заставляют глупых негодяев заплатить еще пятнадцать фунтов за билет назад на теплоходе, если они не хотят ехать автобусом, и ничего не остается, как только жаловаться весь обратный путь на то, что нет прохладительных напитков, а на ланч предлагаются только чипсы, и в ее обязанности входит принимать жалобы по дороге обратно вплоть до моста, переброшенного через канал.

Немка откинулась на спинку скамьи, прикрыв глаза. Джемма знает, что она немка, так как, спускаясь вниз по лестнице, женщина жаловалась на головную боль по-немецки, и ее рекламный листок о JIox-Hecce, лежащий на полу, позже Джемме придется собирать весь упавший на пол хлам, тоже на немецком языке. Девушка, сидящая возле двери и читающая книгу, показалась Джемме очень странной, одежда на ней выглядит дорогой, сама она довольно симпатичная, даже можно сказать красивая, смуглая и, очевидно, живет где-то на континенте, в том месте, где всегда тепло, и ее нисколько не интересует ни озеро, ни деревья, ни замок или монстр, ни что-либо еще, с момента отплытия теплохода она весь круиз сидела внизу одна и читала книгу. Теперь, похоже, читает ее задом наперед. На вид ей столько же лет, сколько и Джемме. К чему ехать в круиз на Лох-Несс, зачем покупать для этого билет, если нет ни малейшего желания смотреть на то, что предполагается увидеть во время путешествия? Ту девушку нисколько не волнует, что в самый солнечный день, какой когда-либо был во всей истории этой горной страны, она предпочла читать книгу, сидя в темноте, в то время как другие люди, оставшиеся здесь еще на четыре часа упущенного великолепного солнечного света и кока-колы, фактически все этим утром отправились наверх, на Дочгаррош, и раскупили минеральную воду, так как распутники действительно любят покупать воду, и быстро закончились горячие закуски, и все это привело ее в уныние.

Но через десять с половиной недель ей предстоит изучать, что такое имидж и его значение в современной культуре,как сказано в проспекте. Она будет жить в большом городе, где бывала только дважды. Никто не будет знать, кто она. Никого не будет интересовать, чем она занимается. Она отдалится в какой-то степени от этого прекрасного места, которым так гордится (иначе не была бы шотландкой), от этого теплохода, докучливо красивых деревьев, бесконечных очередей людей, прибывающих из других мест, чтобы смотреть на скучную красивую воду. Никто больше не будет указывать на то, когда ей разрешается быть на солнце, а когда нет, никто не будет дышать ей в спину каждый раз, когда она входит в складское помещение буфета, подталкивая ее сзади в поиске того, что надо еще захватить в том случае, когда этого недостает, наблюдая за ней, словно желая удостовериться, что она не возьмет ничего, на что не имеет права, напоминая, кому принадлежит теплоход, кто платит ей заработную плату, и в такой прекрасный день, как сегодня, она сможет запросто отправиться домой после занятий, независимо от распорядка в новом месте, ничего больше не будет висеть на ней грузом ответственности, никого не надо будет напряженно ожидать или о ком-то волноваться. Вчера одна леди, у которой племянница преподает в школе, остановила ее на улице и рассказала по секрету по дороге домой с работы о том, что Джасмин говорит всем в школе, и не только старикам, но и школьному руководителю, что их родители утонули и это произошло в результате несчастного случая на быстроходном катере. Когда вчера вечером она добралась домой, Джасмин еще не пришла. И после полуночи ее все еще не было дома, а утром Кимберли спала. Через десять с половиной недель Кимберли придется беспокоиться о тех двенадцатилетних, которые отсутствуют дома после полуночи, и размышлять, где их черт носит, потому что сама она будет где-нибудь еще, в другом месте, далеко отсюда, изучая значение имиджа и почему это так важно.

В конце концов, пусть думает, что они на самом деле оказались на быстроходном катере, который перевернулся, и их обоих затянуло в водоворот воды и поглотила темнота. Все получалось довольно мило. На самом деле это воодушевляло Джасмин. По крайней мере, знаешь, где они находятся. Тогда можно смотреть на поверхность воды и представлять, что именно здесь они опустились вниз. Значит, они мертвы, и это будет означать кое-что, вместо того чтобы просто жить где – нибудь с другими людьми, заниматься с ними сексом. Она вообразила их в удобной одежде для отпуска, с камерой в руках, как у всех остальных негодников, и они снимают все на пленку, а будущее неумолимо приближается, несмотря на кажущуюся безопасность ветрозащитного стекла быстроходного катера, и нос теплохода задирается вверх, когда они плывут по озеру, через миг он слишком быстро изогнется и передняя корма высоко поднимется, чтобы потом шлепнуться вниз, как омлет или блин, который готовила ее мать весной во вторник в то время, когда они возвращались домой из школы и ждали готовых блинов. Она вспомнила. Они вдвоем неловко стояли рядышком, как на старых свадебных фотографиях, прижавшись друг к другу в том самом месте, и теперь их одежда уже казалась старомодной, но это не имеет значения, и стремительно вибрирующий двигатель, обрекающий их на взрыв от возгорания бензина, когда судно в любую секунду может перевернуться, – это хороший выбор. Тогда их обоих подбрасывает в воздух, взмахи рук и ног, его серебряные с насечкою часы сверкнули на волосатом запястье, ее внезапная паника о том, что случится с прической, когда она ударится о воду, затем если кто-то нажимает кнопку, то они могут застыть на месте как стоп-кадр на видео, задержаться на мгновение, прежде чем исчезнуть, и она вместе с сестрами, уставившись в телевизор, пока этого еще не случилось, сидит за столом и ест блины с сахаром и лимоном, лимон был чем – то экзотическим, так как редко появлялся в их доме, и Джасмин была тогда крошечным ребенком, и сама она была еще настолько маленькая, что половинка дольки лимона, как она помнит, казалась огромной на ее ладошке.

В голове звучит голос, который твердит что-то о воде.

Она мигает.

– Извините, но я сейчас очень далеко, – говорит она.

Девушка, читавшая книгу, стоит перед ней возле стойки бара.

– На другой планете, – поясняет Джемма. – Я могу вам чем-то помочь?

– Немного воды, – промолвила девушка. – Для той леди. Думаю, ей необходимо что-то выпить.

– Мне жаль, – говорит Джемма, помощник руководителя круиза. – Но все продано. Я могу приготовить горячий напиток, выберете что-нибудь из списка.

Девушка хмурит брови, улыбается, качает головой.

– Я не собираюсь покупать воду, – возражает она, – мне просто нужно, чтобы вы дали мне что-то для той леди, которой нездоровится.

– Извините, – вздыхает Джемма, помощник руководителя круиза. – Но выдавать воду запрещено. Вам положено покупать воду в бутылках, и мне ужасно жаль, но больше не осталось ни одной бутылки. Вы можете выбрать что-нибудь из меню.

Она указывает на список напитков, висящий на стене рядом со стойкой бара.

– Вам не разрешают выдавать воду? – переспрашивает девушка. Она смотрит в глаза Джемме, помощнику руководителя круиза.

Теплоход под ногами еле заметно перемещается.

– Да, именно так, – отвечает Джемма.

– Вы видите ту леди, которая сидит вон там на скамье? – не отступает девушка. – Она серьезно обезвожена. Ей необходимо что-то выпить. Неужели у вас нет обычной воды из-под крана? У вас она должна быть. Что вы используете, когда готовите кофе и чай?

Девушка совсем не похожа на иностранку, она рассуждает как истинная шотландка. Хотя внешне мало напоминает шотландку, и книга в ее руке, лежащая на стойке бара, написана на таком языке, которого Джемма не знает; этот язык с его хвостатыми и закругленными буквами вызывает у нее приступ тошноты, нечто подобное она почувствовала много лет назад, когда они с подругой однажды решили пойти в баптистскую церковь на Кастл-стрит, и люди в конгрегации, не вставая с колен, взывали словно безумные к Богу всякий раз, когда ощущали в этом потребность.

Теперь девушка говорит медленно и отчетливо, как будто считает Джемму идиоткой. Мерзавка.

– Мадам, я правда очень сожалею, – извиняется Джемма. – Но мне запрещено использовать обычную воду для питья, только – для горячих напитков.

– Но почему ее нельзя использовать для питья? – не унимается девушка.

– Так или иначе, бар уже закрыт, – говорит Джемма.

Девушка смотрит на Джемму с таким видом, словно не расслышала, что та сказала.

– Что с баром? – уточняет она.

– Бар должен быть закрыт за час до того, как с теплохода сойдут все пассажиры, – объясняет Джемма. – Такие требования.

Девушка фыркает.

– Этого требует лицензионное законодательство, – оправдывается Джемма.

– Вы только что сказали, что я могу выбрать что – нибудь из списка напитков, – парирует девушка. – Десять секунд назад вы были открыты, а теперь уже закрыты?

– Мне очень жаль, – отвечает Джемма.

Девушка наклоняется вперед, не сводя с Джеммы строгих глаз. У нее определенно смуглая кожа, хотя чувствуется, что она действительно из Глазго. Джемма отступает на шаг.

– Послушайте, вы, – говорит девушка. – Вам известно, какие последствия могут быть от обезвоживания?

Пока она рассказывает о приливах крови, головокружении, приступах и больницах, Джемма смотрит на нее в упор, сохраняя вежливое выражение лица и обдумывая каждое слово много раз. Мерзавка, мерзавка, мерзавка, мерзавка, мерзавка. Что они себе воображают, мерзавцы, приезжают сюда и думают, раз купили билет, то могут нам указывать, что надо делать? Приезжают сюда, а потом даже не желают взглянуть, как красиво вокруг. Ни капли интереса. Вместо этого читают книгу на языке извращенцев. Считают, что все им обязаны жизнью. Джемма едва заметно ухмыляется, но при этом вежливо кивает, как будто внимательно слушает. Когда девушка заканчивает говорить, она дарит ей свою самую доброжелательную улыбку, вытягивает вверх над головой руку, опускает вниз металлическую штору, отгораживающую бар от остального помещения, и запирает ее на замок.

Слышно, как по другую сторону металлической шторы девушка выражает недовольство. Джемма подпрыгивает под скрежет опускающейся шторы, по которой девушка несколько раз возмущенно бьет кулаком. Джемму наполняет внезапно нахлынувшее ликование; такое впечатление, будто в ней сидит другой человек, рвущийся сквозь кожу, в стремлении выйти наружу. Она обхватила себя руками. Сердце бьется, словно обезумев. Пусть девушка-иностранка жалуется на нее, если хочет. Через каких-нибудь десять недель она уже будет далеко отсюда.

Утро рабочего дня начинается с того, что весь пол усыпан обрывками картона и пластмассовыми отходами. Мусорная корзина возле стенки переполнена. Кому пришло в голову звать сюда этих мерзавцев? Она не знает, что все они обычно звонят к ним на теплоход и в контору. Каждое утро толпа желающих, растянувшись вплоть до главной дороги, ждет своей очереди, чтобы подняться на борт. В одежде ярких цветов и солнечных очках, обычно они таскают с собой повсюду кучу бесполезных вещей. Они сгорают от нетерпения, подобно собакам, поджидающим той минуты, когда их выведут на прогулку.

Здесь за опущенной шторой не так уж много света. Единственное маленькое окно заблокировано холодильником; через трещину, куда проникает дневной свет, виден то опускающийся, то поднимающийся снаружи замок. Пространства для передвижения не много, и вдобавок ни капли воды, кроме той, что годится для кофе и чая, но эту воду она не может пить, стало быть, всю обратную дорогу придется страдать от жажды.

Та немка может умереть.

Любопытно, что сейчас делает девушка. Если бы ее там не оказалось и возникла критическая ситуация, тогда Джемма пробежала бы по теплоходу, собрала остатки из стаканов других людей, канистр и бутылок и отдала той женщине. Кто знает, может, сейчас девушка именно так все и делает? Она приложила ухо к шторе, но ничего не смогла услышать. Какая у нее поразительно гладкая кожа. Когда девушка перегнулась через стойку бара и приблизила к ней свое лицо, Джемма заметила ее кожу и необыкновенные глаза.

Она опустилась на табурет у стойки бара. Глаза у девушки и впрямь красивые. Она даже представить себе не могла, насколько глубоко ее пронзит их великолепие, и все что способна сделать, так это уставиться на штору прямо перед собой, ибо, опустив глаза, можно оказаться раскрытой, уязвимой; она не смеет смотреть вниз, даже если будет истекать кровью. Она помнит взгляд пожилой канадской леди, как у раненого животного, когда та стояла на палубе, не в силах оторвать глаз от цветущей земли. Джемма щупает двадцатифунтовую банкноту в кармане. Пройдет время, и где-нибудь в Канаде она будет улыбаться с экрана телевизора, рассказывая людям о том, что никогда прежде не видела и уже никогда больше не увидит всего того, что принадлежит шотландским горцам и их кланам, и землю, откуда она родом. Ее голос выйдет в телевизионный эфир в том месте, которого она даже мысленно не представляет. В настоящее время таких описаний событий очень много в мире; ее улыбающиеся версии пересекли так много морей, и она даже не знает об этом.

Возможно, надо поднять штору, выйти и помочь девушке. Почему бы не воспользоваться водой, предназначенной для горячих напитков. Никто об этом не узнает; она сошлется на большое количество заказов чая и кофе. Вот такой выпал горячий денек. Никому и в голову не придет в этом усомниться. Она положит в кассу часть своих чаевых, чтобы все выглядело правдоподобно. Пакетики с чаем и кофе спрячет в рюкзаке. На глазах у немки выступят слезы, она кивнет и скажет, что Джемма спасла ей жизнь. Девушка с красивыми глазами, умеющая читать диковинные языки, улыбнется ей. Возможно, она живет в том городе, где Джемма собирается учиться. Возможно, когда теплоход сегодня поставят в док, а Джемму отпустят домой, девушка с книгой под мышкой будет идти осторожно следом за Джеммой, помощником руководителя круиза, на расстоянии, так как знает, что Джемма очень застенчива. По дороге домой Джемма замедлит шаг и позволит девушке к ней присоединиться; они пройдут мимо кладбища до конца канала и спустятся в центр города, и Джемма покажет ей все достопримечательности. Художественную галерею. Музей. Собор. Театр. Замок. Кроликов, жующих траву возле замка на холме, если им хватит терпения поймать это мгновение. Тюленей в реке, если им повезет и будет отлив. Школу, в которой Джемма училась. Контору теплохода. У Джеммы есть ключ; все служащие к тому времени уже уйдут домой. Там никого не будет, совсем пусто и только свет опустившихся сумерек. Она отбросила со лба волосы. Затаила дыхание.

И тут, когда она решает открыть штору, оказывается, что замок на ней заперт. Тогда она судорожно ищет крошечный ключик от замка. Осматривает все поверхности. Один за другим выворачивает карманы, потом еще раз их тщательно проверяет. Оглядывается вокруг, пристально рассматривая пол. Вытряхивает мусор из корзины и перебирает его. Отодвигает табурет. Вытаскивает коробки с пакетиками чая и кофе. Заглядывает позади миниатюрных бутылочек виски.

Она дергает замок, но он не поддается, хоть и маленький на вид. Поворачивает его так, чтобы видеть замочную прорезь. Пытается просунуть туда свой ноготь, но все напрасно. Она никак не может вспомнить, есть ли у Энди ключ от этого замка или нет. Снова садится на табурет.

Ничего не получается сделать. В том месте, где она находится, сильно качает, потому что теплоход тянут на тросах в док, и он слегка покачивается на поверхности воды, и даже приблизительно нельзя сказать, сколько это еще продлится, так что никто не будет ее искать целую вечность, к тому же становится жарко, и почти нечем дышать, и теперь ей самой хочется пить, а здесь абсолютно ничего нет такого, что она могла бы позволить себе выпить.

Она пьяна, и это – е-е-единственная в-о-о-озможность вы-ы-ыжить. Верхушки деревьев движ-у-утся. Удачная попойка. Больше чем удачная, ничего другого не остается, только напиться как скунс, или скунц? Если скунЦ, тогда напитЦа, и даже при том, что она пьяна и уже ничего не соображает, ей довольно хорошо, пото-о-ому что она может успокоиться. Прямо-таки как меткий стрелок, действительно, опытный стрелок. Она добьется своего, главное, поставить хорошую мишень, чтобы попасть в цель даже в состоянии опьянения. Она слышала, как поразившая надгробный камень СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ ЧАРЛЗА РОБЕРТА КАМЕРОНА, РОЖДЕННОГО 4 ДЕКАБРЯ 1907 ГОДА И СКОНЧАВШЕГОСЯ 18 МАРТА 1978 ГОДА, ЛОРД ГАВЕТОН И ЛОРД ТЕЙ КЕТ бутылка отскочила и не разбилась, ну и дела. Буме! Ха, должно быть, ударилась тем местом, где толстый, а не тонкий слой стекла. Итак, она может бросить ее снова, но если встанет, пройдет туда и вернется обратно, тогда бросит ее снова, если встанет и… Но, нет, она вдрызг пьяная. Ха-ха – ха. Она истощена. И уже не в своем уме, чтобы сообразить, кто она, словно помешалась.

Вот это хорошая штуковина, не разбилась, как такое забыть. Она выпила содержимое, ну вот, теперь все закончилось, потому что другие две бутылки разбились о гг… задницу громоздкого глоссария. Хорошенький гггзадок глоссария Инвернесса, школьная поэма, Каллоденская битва и якобиты, потом еще девушка и трагедия, когда все якобиты были вырезаны, и девушка из-за этого действительно загрустила. Миленькая задница Инвера не такая уж костлявая, как ее передок, хи-хи, охо-хи-хи. Костлявая, ого-го-го-го. Ого-го. Другие две разбились о камень после броска. Секунду назад они были целыми, они были бутылками, а сейчас… Что может случиться через секунду, а? Хотя не всегда, не всегда, посмотри на ту, что так и не разбилась, сколько ее ни бросай, как говорится, это просто поразительно. Так что есть еще та бутылка, что все еще держится, и если он придет с заряженными пистолетами, в таком случае он мог бы позволить ей сделать выстрел, потому что у нее хорошая цель, у нее есть цель, она у нее есть. Вот только удивительно, что этого никогда не произойдет, вот что удивительно. Все другие разбиты вдребезги. На бумажной этикетке «БАКАРДИ БРИЗ» еще держатся вместе разбитые кусочки стекла. Надо подобрать чертовы куски, а то вдруг кто-то явится с собакой, и та поранит о них лапы, стыда не оберешься. Многие люди выводят сюда на прогулку собак, но она никогда не видела здесь собачьего дерьма, возможно, потому что люди уважительно относятся к покойникам. Ей тоже хочется завести собаку. Она держала бы подальше г… задницу из уважения к тем, что покоятся внизу, умершие много лет назад, им не хоте-е– елось бы, чтобы по их телам и головам ходили собачьи лапы или топтались весь день бредущие туда-сюда люди и ха! иногда ночью тоже. Кэти Макленнан в школе трахала-а-а того Вогана Макдоналда, который на три года старше, возле старых могил, когда тот наткнулся по дороге в половине одиннадцатого прямо на ее одежду и увидел Кэти здесь после полового акта, у нее вся г… задница была в пятнах, она ему тут же говорит, что оставила мобильный телефон там, пусть сходит за ним, и тогда он сказал: «еще чего! сама иди» – а она в ответ: «ни фига! И не подумаю в такую темень тащиться туда», – и так они кричали друг на друга, а потом она заметила Джасмин Маккинлей, и показала на нее взглядом, поэтому та крикнула Кэти Макленнан, что не возражает против того, чтобы пойти туда, скажи номер своего мобильного телефона, я его наберу, и тогда ты его услышишь и найдешь, но Кэти Макленнан сделала вид, что не замечает ее, будто там вообще никого не было, и говорит ей на следующий день на уроке по домоводству, когда они готовили фруктовые и сырные лепешки, наклонилась и говорит: «Я видела, как ты бродила на кладбище точно долбаная психопатка, там же тьма наркоманов и всякой дряни, надо быть полной дурой, чтобы слоняться там в одиночку, я видела, как ты ходишь среди мертвяков, надо быть конченой извращенкой, чтобы идти туда, если не собираешься там с кем-то трахаться, – ха, Кэти Макленнан – костлявая задница, только и знает, что трахается, – ужасное гребаное место, мерзкое конченое место, – так говорит ей Кэти Макленнан, но тогда и она кое-что ответила Кэти Макленнан, сказала: «Ладно, вот когда ты уже будешь умирать, тебе наверняка захочется попасть на небеса», и Кэти Макленнан согласилась: «А то! Разумеется, если есть такое место», и тут же онасказала, онасказала: «Хорошо, тогда ты туда и отправляйся, потому что, если есть небеса, значит, кто-то должен быть мертвым, а иначе какой смысл в этих небесах, и ты туда не можешь подняться, пока еще не ушла в мир иной», ха-ха-ха, им был дан знак свыше, то есть в некотором роде они получили награду, потому что на самом деле это самое сохранившееся кладбище во всей ШТОПландии, возможно, поэтому здесь всегда ухоженный газон и все остальное, и неизменно, когда она возвращается, они всегда убирают осколки тех бутылок, которые она разбила в прошлый раз, когда была здесь, и не имеет значения, в каком месте она их била, они находят осколки и убирают их, и здесь нет никогда никакого шума за исключением щебета птиц и шелеста листвы на деревьях, и она была здесь много раз и никогда не видела ни одного наркомана, ну, ни разу, возможно, если бы она встретила кого из них, то они могли бы дать ей чего-нибудь такого, что действует дольше, чем три гребаные бутылки виски. Возможно, наркоману вряд ли захочется прийти в подобное место, потому что вдруг у него перед глазами в момент кайфа поплывут мертвецы и всякое прочее. Кроме того мужчины, он – не такой, потому что, когда она его спросила: «Неужели вы наркоман?», он сказал, что нет. Там была пневматическая винтовка и что-то еще, она забыла что, ну, Джас, вспоминай, это называют, ах да, косяком, у него мощи намного больше, чем у пневматической винтовки, может снести у статуи руку или большой кусок плеча, однажды она наблюдала, как снесло плечо, буквально целиком все плечо разнесло напрочь, одни только крошечные каменные хлопья, никогда не видела ничего подобного. Бог мой, этот мужчина говорит, что знает ее родителей. Если бы он пришел сегодня вечером и у нее была та бутылка, которую она никогда не могла разбить, она уговорила бы его. Закрепит ее наверху, и тогда он точно позволит ей взять винтовку, потому что это ее мишень, ведь так? Даже если она не похожа на уравновешенного человека, как тот мужчина. Она определенно поразит свою цель, она не промахнется, нет, ей просто надо точно ударить по камню, который никогда не разбивался прежде. Это – мираж, подобно тому, когда он сделал для них вино из ничего во время свадьбы, как в библейских писаниях. Это – мираж, который никогда не разрушить. Она могла бы поставить бутылку на голове, ха-ха-ха, ангела с этой штуковиной, ха – ха-ха, сверху. Хи-хи-хи-хи-хи. Не желаете ли отведать волшебного напитка, миссис Ангел, если это «Красный бык», у вас вырастут крылья, ха-ха-ха, впрочем, вам крылья ни к чему, посмотрите на свою спину, у вас они уже есть, значит, вы уже того, напились, хи-хи-хи, ангел в облаках выпил «Бакарди бриз», хи-хи, а теперь, о, боже! действительно начинает мутить, вот дерьмо, хотя стоп, и правда, надо посидеть минуту, там на месте, сидеть и не двигаться. Там же. Там. Да-да, подождать. Вот так.