Текст книги "Ирония жизни в разных историях"

Автор книги: Али Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Али Смит
Ирония жизни в разных историях

Посвящается памяти Сорли Макдональд Кэйт Аткинсон – другу на все времена и Саре Вуд от всего сердца

Слова признания и благодарности

Выражаю особую благодарность «ТЛС», «Скотсмэн», «Чэпмэн», «Дэмэдж ленд», «Граундсвелл», «Антологии шотландских авторов» и всем другим антологиям и журналам, которые помогли появиться на свет этому сборнику рассказов.

Благодарю Фонд искусств за их столь важную поддержку и вознаграждение в виде принятия в члены организации во время написания этого сборника.

Особенная благодарность Аластеру.

Благодарю Королевский литературный фонд за предоставленную мне возможность укрыться в Ледиг– хаузе, Нью-Йорк, где я закончила писать эту книгу.

Спасибо вам, Ксандра, Казия, Мег, Эллен и Беки.

Спасибо тебе, Дэвид, и спасибо тебе, Саймон.

Спасибо тебе, Дональд.

Спасибо тебе, Сара.

Все в мире начинается со слова «да». Одна молекула сказала другой молекуле «да», и родилась жизнь. Но до предыстории была еще одна предыстория предыстории, и там нет слова «никогда», только «да».

Кларисс Лиспектор

УНИВЕРСАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ
© Перевод О. Сергеевой

Там появился мужчина, который жил церковным погостом.

Ну, конечно, не всегда это был мужчина; на сей раз – женщина. Да-да, женщина жила церковным погостом.

На самом деле, сейчас уже мало кто использует такие слова – церковный погост. Все говорят кладбище. И никто больше не говорит жил чем-то. Другими словами.

Как-то появилась женщина, которая жила кладбищем. Просыпаясь утром, она всякий раз выглядывала в окно на заднем фасаде дома и видела…

Нет, все не так. Однажды была такая женщина, которая жила – не в нем самом! – букинистическим магазином. Ее квартира находилась на втором этаже, а весь нижний этаж здания занимал магазин, вот им-то она и заведовала. Изо дня в день она сидела среди «черепов и останков» подержанных книг, грудами лежавших на полках, что тянулись вдоль и поперек длинных узких комнат, шаткие книжные башни вздымались к потолку и слегка покачивались, едва не касаясь потрескавшейся штукатурки. Искореженные, или затертые, или все еще никем не тронутые корешки выцвели за годы безымянно и давно ушедшего света, хотя когда-то каждая из этих книг была новой, купленной в книжном магазине, полном сияния других таких же новых изданий. Теперь все они лежали здесь, чему было слишком много причин, как и тому, почему им приходится прозябать в пропитавшей воздух книжной пыли. В этот зимний день женщина сидела одна, ощущая вокруг себя весомость миллионов страниц, закрытых обложками, которые, возможно, так никогда и не откроются, чтобы позволить им снова увидеть свет.

Магазин находился внизу переулка неподалеку от центра маленькой деревушки, куда летом приехали всего лишь несколько туристов и где начиная с 1982 года деловая активность заметно упала; в тот год у королевы-матери был болезненный вид и, разрезая ленту на открытии объездной дороги, которая позволяла намного быстрее добраться в город и лишала смысла краткую остановку в деревне, ей приходилось рукой придерживать шляпу на голове из-за налетевшего вдруг ветра. Потом закрыли банк и со временем – почту. Осталась бакалейная лавка, но люди предпочитали ездить в супермаркет за шесть миль от этого места. Книгами там тоже торговали, хотя вряд ли на любой вкус.

Иногда в букинистический магазин кто-нибудь заходил, разыскивая то, о чем он или она слышали по радио либо прочли в газетах. Обычно женщине в магазине приходилось извиняться за отсутствие такой книги. Сейчас, к примеру, шел февраль. И четыре дня подряд никто в магазин не заглядывал. Порой бывало так, что какая-нибудь начитанная девочка-подросток или мальчик, приехав в половине пятого школьным автобусом, что курсирует между деревней и городом, толкнет дверь магазина и застенчиво стоит на пороге, оглядывая все вокруг восхищенным взглядом, который угадываешь даже сзади по плечам, спине и наклону головы человека, увидевшего бесконечное множество книг. Но какое-то время это уже не случается.

Женщина сидела в пустом магазине. Приближался вечер. Вот-вот начнет смеркаться. Она наблюдала за мухой в витрине. Как странно видеть муху в феврале. Муха сначала летала по треугольной траектории, а потом села. На «Великого Гэтсби» Ф. Скотта Фицджеральда, чтобы погреться под лучами солнца конца зимы.

Или – нет. Постойте.

Муха села ненадолго на старую книгу в бумажной обложке, лежавшую в витрине букинистического магазина. Она задержалась на миг, пригревшись, прежде чем снова взлететь в воздух, что теперь могла сделать в любую секунду. Муха не была какой-нибудь особенной или необычной на вид и не представляла собой какую – то разновидность с любопытным названием, например, муха-грабитель или муха-убийца, муха-пчела или тупоголовая муха, толкунчик, муха-кинжал, бекасница или сторожевая муха. Даже не стаут, не слепень или мошка. Это была обыкновенная домашняя муха из семейства двукрылых, musca domesticus linnaeus,что означает наличие двух крылышек. Она сидела на обложке книги и набирала воздух через наружные отверстия – дыхальце.

Она лежала за полторы мили отсюда на фермерском дворе в навозной куче в виде яйца длиною меньше миллиметра, превратившегося в безногую личинку, источником жизни которой стал тот самый навоз, куда было отложено яйцо. По приходу зимы с помощью полного сокращения мышцы она проползла почти сто двадцать футов. И пролежала в спячке около четырех месяцев прямо в гравии у основания стены сарая под стогом сена в несколько футов высотой. В прошлые выходные заметно потеплело, поэтому верхушка куколки лопнула и оттуда вылезла муха шести миллиметров длиной. Оставаясь под навесом сарая, она раскрыла и просушила свои крылышки и ожидала, когда окрепнет тельце, и тут неожиданно с Балеарских островов подул ветер и в воздухе запахло весной. Тем же утром через щель в крыше сарая она выбралась в большой мир, зигзагом преодолев более мили в поисках света, тепла и еды. Муха влетела в окно, которое открыла та женщина из магазина, желая выпустить из кухни скопившиеся за время приготовления обеда пары. Когда мухи усаживаются на что-нибудь, они, как правило, испражняются и срыгивают.

Это была не мужская, а женская особь: удлиненное тельце и красные, широко посаженные вытянутые глазки. Крылышки – тоненькие, совершенные, изящно испещренные прожилками мембраны. Серое тельце и шесть лапок с пятью гибкими суставами на каждой покрыты крохотными волосками. Мордочка размечена серебряными бархатными полосками. Продолговатый рот с губчатым окончанием, чтобы всасывать жидкость и разжижать сухие вещества – сахар, порошок или пыльцу.

Она протирала хоботком фотографию Роберта Редфорда и Миа Фэрроу на обложке «Великого Гэтсби», выпущенного издательством «Пингвин» в 1974 году. На самом деле домашняя муха малоинтересна, о чем нетрудно догадаться; так как эта муха должна быстро находить для себя еду и размножаться, она может переносить на своих лапках более миллиона бактерий и, таким образом, передавать все болезни, начиная с бенельной диареи вплоть до дизентерии, сальмонеллы, брюшного тифа, холеры, полиомиелита, сибирской язвы, проказы и туберкулеза; и она постоянно ощущает опасность быть пойманной хищником в паутину или раздавленной шлепком мухобойки, и даже если это ее минует, всегда есть опасность похолодания, достаточного для того, чтобы погасить ее жизнь и жизнь десяти поколений, которые она способна вывести в этом году, все девятьсот яиц, которые она способна отложить, предоставив им шанс прожить двадцать дней обычной домашней мухи.

Нет-нет. Подождите. Потому что:

Однажды в витрине тихого букинистического магазина в той деревушке, куда редко наведывались туристы, появился «Великий Гэтсби» американского классика Ф. Скотта Фицджеральда, опубликованный в 1974 году издательством «Пингвин». Сто восемьдесят восемь страниц, двадцатое издание этого великого романа – только в 1974 году его трижды переиздавали; такой популярности «Великого Гэтсби» частично способствовала экранизация романа, осуществленная в том же году режиссером Джеком Клейтоном. Когда-то ярко-желтая обложка сильно выгорела еще до того, как книга попала в букинистический магазин. И так как она лежала в витрине, обложка еще больше поблекла. На фотографии, украшенной витиеватой рамкой в стиле двадцатых годов, Роберт Редфорд и Миа Фэрроу – звезды фильма – тоже заметно потускнели, хотя Редфорд по-прежнему элегантно выглядел в кепи для гольфа, а Миа в изумительной шляпе с мягкими полями стала ярко-коричневого цвета, что произошло из-за случайной игры света и проникающих через стекло солнечных лучей.

Первой эту книгу купила в книжном магазине Девона в 1974 году за 30 пенсов Розмари Чайлд, двадцати двух лет, которая спешила прочесть роман до того, как увидит фильм. Спустя два года она вышла замуж за Роджера. Они объединили свои книги и те, что оказались в двойном экземпляре, передали в дар больнице Корнуэлла. Знойным июльским днем 1977 года четырнадцатилетняя девочка Шэрон Пэттен, которая неподвижно лежала в кровати на вытяжке со сломанным бедром и скучала, так как закончился Уимблдонский турнир, выбрала эту книгу на передвижном столике больничной библиотеки в палате номер 14. Увидев во время посещения книгу на ее тумбочке, отец Шэрон, похоже, остался доволен, и хотя она забросила чтение на половине, книга продолжала лежать возле кувшина с водой в течение всего времени пребывания девочки в больнице, а потом при выписке Шэрон тайком унесла ее с собой. Спустя три года, когда ей уже было безразлично, что думает о ее поступках отец, она отдала «Великого Гэтсби» школьному товарищу Дэвиду Коннору, так как тот собирался поступать в университет на отделение английской литературы, и вдобавок сказала, что это самая скучная книга на свете. Дэвид прочел ее. Великолепный роман! Все в нем точь-в-точь как в жизни. Одновременно замечательно и безнадежно. По дороге в школу он шепотом повторял особенно запавшие ему в душу фразы. Два года спустя, уехав на север учиться в Эдинбургский университет, уже зрелым восемнадцатилетним юношей Дэвид продолжал восхищаться «Великим Гэтсби» и несколько раз упомянул на семинаре о том, что еще в подростковом возрасте открыл его для себя, но истинным шедевром Фицджеральда считает недооцененный роман «Ночь нежна». Преподаватель, которому ежегодно приходится оценивать около ста пятидесяти плачевных эссе, написанных первокурсниками на тему «Великого Гэтсби», глубокомысленно кивал и на экзамене поставил ему высокий балл. В 1985 году, первым добившись всех почетных званий и получив работу в отделе по управлению персоналом, Дэвид продал свои старые книги по курсу литературы за тридцать фунтов девушке по имени Мэйрид. Мэйрид не понравилась английская литература-в ней не было точных ответов, – и она выбрала курс экономики. Перепродав книги, она заработала на них больше, чем Дэвид. «Великий Гэтсби» за 2 фунта, что в шесть раз дороже первоначальной цены, достался первокурснику по имени Джиллиан Эдгбастон. Мэйрид вообще не читала роман и когда в 1990 году съезжала из арендованного ею дома, то оставила книгу на полке. Следующий арендатор, Брайфт Джэксон, упаковал книги в коробку, которая пять лет пролежала в гараже за холодильником. В 1995 году к нему в гости приехала его мать, Рита, и, пока он освобождал гараж, она обнаружила эту книгу в открытой коробке, что валялась на усыпанной гравием подъездной дороге. «Великий Гэтсби!» – воскликнула Рита. Много лет потом она не брала эту книгу в руки. Но то, как она читала ее тем летом за два года до своей смерти – забиралась с ногами на диван и погружалась в чтение целиком, – Брайфт не забудет никогда. Дома у Риты вся комната была заставлена книгами. В 1997 году она умерла, и тогда он сложил их все в коробки и передал в благотворительный фонд. В фонде выбрали самые ценные, а остальные коробки по тридцать книг в мягкой обложке в каждой продали на аукционе по пять фунтов стерлингов за коробку букинистическим магазинам, разбросанным по всей стране.

В тихом букинистическом магазине женщина открыла коробку, которую купила на аукционе, и от удивления вскинула брови. Еще один «Великий Гэтсби».

Роман «Великий Гэтсби». Ф. Скотт Фиццжеральд. А теперь еще и знаменитый кинофильм. Книга была выставлена в витрине. Страницы по краям стали темно-желтого цвета из-за качества той бумаги, что использовали в издательстве «Пингвин» для публикации современной классики; в сущности, такие издания недолговечны. Теперь муха сидела на книге и грелась в слабых солнечных лучах, проникающих через стекло витрины.

Вдруг муха взлетела, так как в витрине букинистического магазина появилась мужская рука и забрала оттуда книгу.

В то время:

Появился мужчина, который просунул руку в витрину тихого букинистического магазина, расположенного в маленькой деревушке, и достал оттуда подержанный экземпляр «Великого Гэтсби» Ф. Скотта Фицджеральда. Направляясь к прилавку, он глянул на книгу с обратной стороны.

– Будьте любезны, сколько стоит эта книга? – спросил он у потускневшей женщины.

Она взяла у него книгу и открыла внутреннюю сторону обложки.

– Один фунт, – ответила она.

– Но здесь написано тридцать пенсов, – возразил он, указывая на обложку.

– Это цена семьдесят четвертого года, – пояснила женщина.

Мужчина пристально посмотрел на нее. Улыбнулся очаровательной улыбкой. Лицо женщины посветлело.

– Впрочем, книга сильно выгорела, – заметила она, – так что обойдется вам в полцены.

– Договорились, – согласился он.

– Вам нужен пакет? – спросила она.

– Нет, не беспокойтесь, – ответил он. – У вас есть еще?

– Еще что-нибудь Фиццжеральда? – уточнила женщина. – Да, под буквой Ф. Я только…

– Нет, – сказал мужчина. – Меня интересуют другие экземпляры «Великого Гэтсби».

– Вас интересует другое издание «Великого Гэтсби»? – переспросила женщина.

– Я хочу приобрести все издания этой книги, – ответил мужчина, улыбаясь.

Женщина подошла к полкам и отыскала еще четыре экземпляра «Великого Гэтсби». После чего зашла в складское помещение, расположенное в конце магазина, и проверила там.

– Не беспокойтесь, – сказал мужчина, – я возьму эти пять. Два фунта за всю партию, этого будет достаточно, как вы считаете?

Он приехал на старом «мини-метро». Заднее сиденье автомобиля было завалено различными изданиями «Великого Гэтсби». Он вытащил из-под водительского сиденья несколько завалившихся туда книг, чтобы те не скользили под ногами или педалями во время езды, а только что купленные бросил в общую кучу через плечо, даже не оглянувшись. Завел двигатель. Следующий букинистический магазин находился в городе за шесть миль отсюда. В позапрошлую пятницу ему позвонила сестра: «Джеймс, я сейчас в ванной, – сказала она. – Мне нужен «Великий Гэтсби» Ф. Скотта Фицджеральда».

– Какой-какой Ф? – не понял он.

Она повторила.

– Мне нужно как можно больше экземпляров, – добавила она.

– Ладно, – согласился он.

Он работал на нее, потому что она хорошо платила; она получила грант.

– Ты когда-нибудь читал этот роман? – поинтересовалась она.

– Нет, – ответил он. – А что, надо?

– «Так мы и пытаемся плыть вперед, – процитировала она, – борясь с течением, а оно все сносит и сносит наши суденышки обратно в прошлое» [1]1
  Ф. С. Фицджеральд «Великий Гэтсби». Перевод Е. Калашниковой.


[Закрыть]. Достанешь?

– Как насчет денег на бензин, ведь предстоит мотаться повсюду в поисках книг? – уточнил он.

– У тебя будет пятьсот фунтов на покупку пяти сотен книг. Если получится приобрести их дешевле, сдачу можешь оставить себе. Двести фунтов сверху получишь за хлопоты. «Борясь с течением». Скажи, здорово?

– Как насчет денег на бензин? – не унимался он.

– Оплачу, – вздохнула она.

Итак:

Появилась однажды женщина, которая просто позвонила из ванной своему брату и попросила его отыскать как можно больше книг «Великий Гэтсби». Опустив телефон через край ванны на коврик, она стряхнула с него капли воды и, ощутив холод, быстро спрятала руку под воду.

Она занималась сооружением полномерных лодок из материалов, абсолютно для этого не предназначенных, и в данный момент собирала книги. Три года назад она соорудила лодку длиной в три фута из бледно – желтых нарциссов, которые они с братом за ночь наворовали с окрестных садовых участков. Она забралась в лодку и спустила ее на воду в местном канале. Буквально сразу под ногами захлюпала вода, потом вода поднялась до колен, до бедер, вскоре женщина уже стояла по пояс в ледяной воде, так и не совершив путешествие, а вокруг нее плавали бледно-желтые нарциссы.

Впрочем, за погружением под воду наблюдала небольшая толпа зевак, и эта история привлекла к себе внимание местных и даже некоторых национальных средств массовой информации. На спонсорские деньги «Интерфлоры», которых было достаточно для того, чтобы оторваться от пособия по безработице, она соорудила другую лодку, на сей раз пяти футов длиной и уже из разных цветов – от лилий до подснежников. Результат был тем же, лодка затонула, но зато все действо засняли на пленку вместе с нею, постепенно уходящей под воду. Этот художественный проект позволил ей получить много заказов на изготовление самых непредсказуемых лодок. За последние два года она соорудила несколько лодок длиною десять и двенадцать футов из конфет, листьев, часов и фотографий и спустила их на воду в другом британском порту, организовав пышную церемонию спуска. Ни одна из лодок не проплыла более восьми футов в сторону моря.

Идея с «Великим Гэтсби» осенила ее в ванной. Эту книгу она читала еще девочкой-подростком, и теперь, нежась в ванной, переживала о том, что же еще придумать, иначе ее лишат фанта, как вдруг в памяти всплыл роман Фицджеральда.

Великолепно, подумала она, соглашаясь сама с собой. «Так мы и пытаемся плыть вперед». Это была последняя строчка «Великого Гэтсби». Желая согреться, она резко спрятала плечи под воду.

Итак, мы подходим к концу:

Лодка семи футов длиной, сооруженная из книг «Великий Гэтсби», скрепленных водостойким уплотнителем, спущена на воду весной в порту Феликсстоу.

Брату художницы удалось собрать более трехсот экземпляров этой книги, ради чего ему пришлось проехать от Уэльса до Шотландии. До сих пор трудно приобрести «Великого Гэтсби» в тех местах, где он побывал. Все это обошлось ему ровно в сто восемьдесят три фунта пятьдесят пенсов. Сдачу он оставил себе. К тому же он относился к тем мужчинам, что всегда моют руки перед едой, поэтому, возвращаясь к началу истории, следы мухи на обложке книги, которую он купил в тихом букинистическом магазине, не причинили ему вреда.

Тот особенный экземпляр «Великого Гэтсби» с именами последних владельцев книги, написанными друг под другом различными почерками на первой странице – Розмари Чайлд, Шэрон Паттен, Дэвид Коннор, Рита Джексон, – был вклеен в носовую часть лодки, которая продержалась на плаву триста ярдов, прежде чем дала течь и затонула.

Муха, что задержалась на книге в тот день, провела остаток вечера беспокойно: то усаживалась на осветительные приборы, то парила на уровне пяти футов от пола. Так ведут себя все мухи по вечерам. Эта муха не исключение.

Женщина, заведовавшая букинистическим магазином, была в восторге оттого, что удалось продать сразу все экземпляры «Великого Гэтсби», да к тому же такому симпатичному молодому человеку. На место Фицджеральда в витрине она решила положить «Божественную комедию» Данте и перед этим подула на нее. Взметнулась пыль. Еще больше пыли поднялось, когда она дунула сверху на страницы, после чего она смахнула пыль с прилавка. Женщина посмотрела на испачканную пылью руку. Пришло время почистить книги, хорошенько все стрясти. Это займет все ее время вплоть до весны. Художественная литература, затем научная, а потом все остальное. На сердце стало легко. В тот вечер она начала с буквы А.

Женщина, которая жила кладбищем, помните, в самом начале? Она выглянула в окно и увидела – ах, но это другая история.

И, наконец, что же с тем первым – мужчиной, с чего все началось, – мужчиной, который жил церковным погостом?

Прожил он многие-многие лета, одинаково счастливую и печальную, но очень богатую на события жизнь, прежде чем умер.

ВАРВАРЫ
© Перевод Е. Пучковой

Это произошло на самом деле.

Как-то весенним днем, в середине девяностых, в книжный магазин, где я работала, вошел мужчина. Он напоминал банковского служащего, или бухгалтера, или бизнесмена – идеальная стрижка, безупречный костюм, дорогой галстук. Я расправила плечи. У меня хватало неприятностей, и мне не хотелось их усугублять. А этот мужчина, похоже, вполне мог оказаться важной персоной.

В книжном магазине, в котором я тогда работала, превыше всего почитали патриархальность, и неприятности мои были связаны с тем, что я «неправильно» одевалась, внося своим видом дисгармонию в общую атмосферу старомодной затхлости. Незадолго до описываемых событий я пришла на работу в футболке с броской фразой на спине: «ВООБРАЗИ, ЧТО НАШЕЛ СПОСОБ ВЫЖИТЬ, И ПРЕИСПОЛНИШЬСЯ РАДОСТЬЮ». Это вызвало переполох среди старшего персонала, и начальник лично отчитал меня (что-то вроде того), осудив и мою футболку, и брюки вместо юбок, после чего (беспрецедентный случай!) выдал мне пособие в тридцать фунтов на покупку «приличной» одежды. В комнате отдыха все восприняли эту новость с бессильной злостью. Старые сотрудники беспрерывно курили, не скрывая своего возмущения, тем более что они и так считали меня возмутительной, раз я «неправильно» одеваюсь, а их молодые коллеги, обиженно сидящие в густом тумане сигаретного дыма, размышляли о несправедливости бытия, полагая, что им тоже не помешало бы пособие на одежду.

В день, о котором я рассказываю, на мне была «правильная» блузка – одна из двух, имевшихся в моем гардеробе. Обе вызывали у меня чесотку, к тому же, на мой взгляд, я становилась в них похожа на запуганную тупую клушу, что, естественно, мне не нравилось. Но я улыбнулась вошедшему мужчине. Он разительно отличался от другого посетителя магазина, стоявшего у стеллажа, где была выставлена «Хроника двадцатого века».

Прежде «Хроника двадцатого века», раскрытая примерно на середине столетия, всегда лежала отдельно, на специальной кафедре, предоставленной магазину издателем. Однако две недели назад мы (то есть трое сотрудников, обслуживающих первый этаж) решили убрать кафедру, потому что этот странный посетитель каждый день являлся в магазин, доставал мокрый носовой платок и вешал его на кафедру, пока читал «Хронику». Каждый день одно и то же: он несколько часов читал, потом проверял, высох ли платок, складывал его, убирал в карман пиджака и уходил.

В том магазине многие вели себя странно. Он существовал уже сотни лет, занимая три этажа старинного здания, полного укромных уголков, скрытых лестниц и потайных комнат. Некоторые люди там даже умирали. Старые сотрудники нередко сплетничали прокуренными голосами в окутанной клубами дыма комнате отдыха о том, как один из них нашел мертвую леди среди пакетов с покупками – ноги неестественно раскинуты, пальто сбилось, на лице застыло изумление; или о том, как другой обнаружил мужчину, сидящего на подоконнике лестничной площадки четвертого этажа – тело было уже холодным, а в безжизненных глазах застыла тоска.

Можно вспомнить целую галерею странных личностей, посещавших тот магазин. Например, человека, который все время воровал книги, но, прочитав, приносил обратно, распихивал по полкам и набирал новые. Мы называли его Маниоклептик. Или мужчину, любившего поспать, прислонившись к полкам. Мы называли его Нарколептик. А одна женщина постоянно сгребала все, что лежало на столе новинок, и очень быстро перелистывала, словно снимала глазами фотокопии. Мы называли ее Критик. Ей под стать были две старые леди, которые являлись на все лекции в магазине, чтобы выпить бесплатного вина. Мы называли их Дождевик и Миссис Трость (Миссис Трость всегда ходила с палочкой). Мне больше нравилось работать на первом этаже, куда меня сначала определили; в комнате за лестницей в глубине третьего этажа нам вечно приходилось подтирать за людьми, перепутавшими отдел «Настоящие преступления» с туалетом, – корешки «Смерти на закате», «Йоркширского потрошителя», «Резни», «Преступлений против человечества», «Идеальной жертвы», «Фейберовской книги убийства», что ни день, обтекали мочой под флуоресцентным светом. Мы называли писунов Варварами.

У мужчины с платком тоже было прозвище – Токсик. После того как убрали кафедру, мы втроем, пихаясь и шикая друг на друга, с нетерпением ждали, когда он появится, чтобы посмотреть, что будет. Наконец он пришел. Обескураженно замер там, где раньше стояла кафедра. Потом направился к стойке. Барбара уставилась в пол. Я – на свои руки. Он спросил Андреа, не подскажет ли она, где можно найти «Хронику двадцатого века».

Андреа была помощницей заведующего первым этажом. Покраснев, она указала на «Документалистику» и со вздохом произнесла:

– Пойдемте. Я вам помогу.

Она отвела его к стеллажу и достала с полки «Хронику». Мы с интересом наблюдали за ним. А он, не моргнув глазом, спокойно раскрыл книгу, примостил ее так, чтобы удобно было читать, встряхнул свой неизменно мокрый носовой платок и повесил его на край полки, словно не замечая, что тот свисает на книги, стоявшие внизу. Когда платок высох, он закрыл «Хронику», убрал ее на место и ушел.

В тот день, о котором я рассказываю, он снова был у нас. Впрочем, как обычно. Мне даже почудилось, что я вижу, как его сущность испаряется в воздух и циркулирует по магазину в древней грохочущей системе отопления (хотя уже наступила весна, холод еще властвовал в городе, и в то утро иней обильно посеребрил церковные шпили и крыши бесконечных многоквартирных домов). Глядя на типа с платком, я вновь подумала, не бросить ли мне эту работу. Стоит себе, как ни в чем не бывало, в дурацком пальто с серым обвисшим поясом. Передернув плечами, я отвернулась к окну, устремив взгляд на оживленные улицы Старого города, на обветшалую церковь и закопченные магазины, на снующие мимо такси, на людей, терпеливо ждущих зеленого света у пешеходного перехода, в то время как безжалостный ветер охаживает их своими розгами, на съежившихся от непогоды бедолаг, бредущих вверх и вниз по улице вдоль монументального здания музея. Блузка жала мне под мышками. При любом движении я боялась, что ткань порвется. Интересно, каково работать в музее, где тебя окружают горностаи с выпученными стеклянными глазами, набитые ватой ястребы, лисы, огражденные табличками «Руками не трогать», кости динозавров, скрепленные вместе в вышине огромного зала, где тишину нарушает только цоканье элегантных каблучков по мрамору и царит благоговейная атмосфера науки и порядка? Но, возможно, в музее тоже есть форма одежды. Возможно, там тоже типы вроде этого мужчины сушат свои носовые платки на лапах давно почивших животных и испражняются на хищников. Я стояла и гадала, есть ли вообще в этом городе место, где мне не будет казаться, что, пока я работаю там, настоящая, полная приключений, а не убожества, жизнь опять обошла меня стороной.

Вот тут-то на пороге магазина и появился элегантно одетый мужчина. Я улыбнулась ему. Он направился ко мне.

– Чем могу помочь? – спросила я.

Он поставил портфель на стойку. Большой, кожаный, но старый и набитый до отказу. Бизнесмены и банковские служащие не ходят с такими портфелями. Может, он и не бизнесмен вовсе, может, он ученый, подумала я, ведь книжный магазин всего в нескольких ярдах от средневекового городского университета; и стоило мне предположить, что он ученый, как я вдруг сразу заметила, что его волосы чуть-чуть отросли, костюм слегка поношен, а во взгляде светятся ум и незащищенность. Мужчина открыл портфель, внутри которого поблескивали корешками стопки новехоньких книг в твердом переплете. Может, он какой-нибудь распространитель религиозной литературы? Я нахмурилась.

– Вероятно, вы слышали обо мне, – сказал он. – Я – историк и автор исторических книг. В вашем магазине наверняка уже продавали некоторые из моих произведений.

Он назвал свое имя, абсолютно мне не знакомое, однако я уважительно кивнула и улыбнулась. В то время нас не часто баловали подобными визитами, не то, что теперь, когда авторы стали завсегдатаями в книжных магазинах. В наши дни любая книга ассоциируется с лицом или голосом (до чего же надоела такая навязчивость!), в результате получается, что и лицо, и голос, и имя, и тело автора – все скопом – продается как часть набора за 9,99: он или она всегда тут, между страниц, словно перечень опечаток или закладка.

Мужчина вынул книгу из портфеля и положил на стойку. На обложке красовалась фотография Гитлера. Я прочитала перевернутое название. Что-то о подлинной истории.

– Это моя последняя работа, – сообщил он.

Я открыла рот, чтобы перенаправить его в исторический отдел, но он опередил меня.

– Пока, – заговорил он, не дав мне вымолвить ни слова, – я вынужден сам продавать английский перевод моей книги торговцам и магазинам вроде вашего, потому и пришел к вам сегодня лично. Со временем появится более массовое издание, чем это, которое, как вы видите (он повернул книгу корешком, показав тисненую эмблему), было отпечатано в Америке небольшим тиражом. Но я бы хотел, чтобы уже сейчас, чем раньше, тем лучше, все мои читатели могли бы ознакомиться с ней, несмотря на то, что ее трудно найти и заказать. Понимаете?

Я кивнула.

– Столь солидные книготорговцы, как вы, – гнул он свою линию, – должны иметь на полках все достойные внимания издания, это дело принципа.

Похоже, он ждал моего кивка, поэтому я снова кивнула.

– Мы… – начала я.

– Видите ли, – прервал он меня, – многое из того, чем нас пичкают, многое из наших обычных познаний, от сведений о текущем состоянии дел до описания исторических событий, подвергается безжалостной цензуре.

Он наклонился вперед и, слегка понизив голос, продолжил:

– Моя книга – своего рода вызов такому положению дел.

Его лицо озарила по-мальчишески застенчивая улыбка.

– Цензура, – добавил он, глядя на меня в упор, – это смерть подлинной истории. Можно сказать, что это смерть истины. Мы все подвергаемся цензуре, каждый день нашей жизни. Вы понимаете, о чем я говорю.

– Да, – подтвердила я.

– Согласитесь, что с бесчеловечной цензурой наших личностей жизненно необходимо бороться. Повсюду всевозможные интриги и заговоры. Например, в этот самый момент существует заговор против меня. Во всем, что я делаю, мне приходится противостоять другим – тем, что противостоят мне.

Он кивнул с таким видом, словно призывал меня ответить тем же, и я, как послушная марионетка, тоже кивнула, хотя уже окончательно потеряла нить его рассуждений.