Текст книги "Собрание сочинений-5.Тьма над Диамондианой"

Автор книги: Альфред Элтон Ван Вогт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)

В кабину разболтанной походкой вошел Фрэнк. На мое предложение отправиться вдвоем, чтобы помочь этой ящерице выбраться из западни, в которую та угодила, он лишь отрицательно помотал головой. Надо сказать, что эта животина питалась кактусами необычайной твердости, а потому зубы ее могли запросто растереть в порошок любую скалу.

– Для такого задания идеальный кандидат – наш Джо. Думается, что даже если эта гадина порвет его амуницию, то ее укус наверняка не причинит ему никаких неудобств, – с сарказмом съехидничал Грей.

Хосе тут же подхватил с полу толстый металлический прут.

– Где находится эта ваша хваленая спецодежда, сеньор? – обратился он ко мне.

– У нас есть лишние комплекты. Но я обязательно составлю вам компанию, – неохотно откликнулся я.

Боевое снаряжение прикрывало все тело – с головы до ног. Жесткий шлем моего рабочего скафандра, сделанный из особого материала, надежно оберегал голову. Хосе же носил только вязаную шапочку. Промелькнула мысль, что если его народу действительно суждено осесть в этих краях, то его соплеменникам придется побеспокоиться о более основательной, чем у него, одежде для встреч такого характера.

Порывшись в ящике для инструментов, я достал оттуда распылитель керосина и вместе с Хосе спустился на землю. Ящерица повернула в нашу сторону свою ярко-красную башку и стала всматриваться в приближающихся к ней незнакомцев. Одновременно она не переставала упрямо пытаться продвинуться вперед, не в силах сообразить, что для этого ей следовало предварительно вытащить лапы из-под рельс.

Я от души брызнул керосином в ее голубые, лишенные какого-либо выражения, глаза. Затем мы с Хосе набросились на нее, нанося частые удары по бокам – слева и справа – и по хвосту. Но вместо достойного ответа на наше нападение эта тварь всего лишь высунула язык, издав при этом громкий свист и звуки, похожие на тарахтенье погремушки, и по-прежнему продолжала свои бесплодные усилия продвинуться вперед.

Солнце склонялось к горизонту, и день подходил к концу. Мы с Хосе неустанно пришпоривали зверюгу до тех пор, пока в ее убогом умишке не щелкнул какой-то защитный механизм. Тогда она перестала все время дергаться вперед и повернулась к нам, разъяренно зашипев, словно намереваясь наброситься на нас.

И в тот момент ее лапы, заскользив, естественным образом вызволились из ловушки, и чудовище оказалось на свободе.

– Джо! – заорал я. – Быстро! Немедленно укрываемся от нее у хвоста!

Но двигаться с нужной быстротой в этом колыхавшемся из-за легкого ветерка песке было довольно трудно. Десятисантиметровой длины когти внезапно рубанули по воздуху так близко от щеки индейца, что я невольно затаил дыхание. Но он все же сумел отскочить от этого создания, которое, потеряв врага из ввду, тут же позабыло о его существовании.

В последний раз мы увидели ящерицу недалеко от нас, у подножия скалы, на которую она с великим усердием старалась вскарабкаться вместо того, чтобы обойти ее стороной.

Когда мы уже приближались к локомотиву, раздался пронзительный скрежет и металлический лязг. Состав сдвинулся с места, угрожающе накатываясь на нас. На какую-то долю секунды вверху, в кабине машиниста, мелькнул силуэт Фрэнка Грея. Он сидел за пультом управления. С каждым оборотом колес поезд шел все быстрее. В момент, когда он пролетал мимо нас, Грей насмешливо сделал нам ручкой.

Я изо всех сил вцепился в поручни, повиснув на них всем телом. Вне себя от ярости, я попытался подтянуться повыше, но в это мгновение надо мной приоткрылась раздвижная дверь кабины водителя. Оттуда высунулся Фрэнк и чем-то ударил меня по пальцам. Несмотря на довольно толстые перчатки защитного комбинезона, я почувствовал резкую боль, и тут же онемевшие пальцы чуть было не отпустили спасительный поручень. Совсем обезумев, я перехватил его другой рукой чуть пониже.

Тотчас же Фрэнк, встав на колени, вновь замахнулся своим смертоносным для меня оружием. Но на сей раз он промахнулся, и от этого удара металла о металл посыпались искры. Нет, с меня и одной такой атаки было более чем достаточно. Я не мог допустить, чтобы он изуродовал и вторую мою руку. Не говоря уже о том, что вполне мог свалиться под колеса. Поэтому прежде, чем он успел шарахнуть по мне в третий раз, я вытянул ноги и, коснувшись ими грунта, засеменил в темпе все убыстрявшегося хода поезда. И только тогда отпустил поручень.

И все же я упал головой вперед, врезавшись прямо в насыпь. К счастью, прослойка воздуха в моем герметизированном комбинезоне спасла меня от серьезных ранений. Задыхаясь, я поднялся на нога. Меня била дрожь от бессильного гнева. Я совершенно выдохся в этой безобразной схватке. И все же я не оставил надежды вспрыгнуть на ступеньки проносившихся мимо вагонов с отходами. Однако когда я в полусогнутом положении побежал вдоль поезда, то быстро понял, что из-за громоздкого одеяния мне вряд ли удастся это сделать. Состав уже раскатился так быстро, что выполнить этот план оказалось трудно, если не сказать вообще невозможно. Совсем упав духом, я решил уже отказаться от этой безумной затеи, но в последний момент чья-то железная рука ухватила меня за шею.

– Сеньор, бегите!

И я повиновался. Совершенно обессиленный, с пересохшим от натуги ртом и привкусом соли на языке, с помутившимся взором от набежавших и резавших глаза слез, я беспомощно, вслепую молотил руками воздух, стремясь ухватиться за ступеньку вагона, заполненного шлаком. На ней-то и висел Хосе.

Благодаря державшему меня мертвой хваткой индейцу, принявшему тем самым на себя основную тяжесть моей отягощенной комбинезоном персоны, мне буквально чудом удалось это сделать. Спустя несколько секунд мы оба уже сидели на платформе товарного вагона, с трудом переводя дыхание.

Меня все еще трясло от пережитого волнения. Но, преодолевая себя, я приподнялся.

– Не знаю, что задумал этот лицемер, – с ненавистью процедил я сквозь зубы, – но мы сейчас же направимся в пассажирский вагон и расставим все точки над “i”.

Наше появление там вызвало некоторый переполох. Я кратко объяснил, в чем дело, затем, сняв трубку телефона, вызвал кабину машиниста. Но после третьего гудка на линии воцарилась ватная тишина. Поскольку вся питавшая системы поезда энергия распределялась с пульта управления, не оставалось никаких сомнений, что Фрэнк вырубил телефонную связь. Цель его действий была абсолютно очевидна: любой ценой не допустить нашего контакта с Марсополисом, конечным пунктом нашей поездки.

В глубине души я корил себя за то, что не догадался прежде всего позвонить именно туда. Не исключено, что я успел бы сделать это раньше, чем Фрэнку пришла в голову мысль воспрепятствовать любому нашему общению с внешним миром.

Один из пассажиров недоуменно пожал плечами.

– Фрэнк ведет себя крайне глупо, – воскликнул он. – Если его намерение состоит в том, чтобы совершить аварию, то в итоге он рискует пострадать и сам. Поэтому считаю, что нам ничего не остается, как покрепче пристегнуться в креслах и ждать.

И тут у меня совершенно неожиданно возникла ужасная мысль. Я быстро взглянул на манометр, регистрировавший давление пара. Оно заметно упало, а температура была несколько ниже положенной. Я обратился к пассажирам:

– Господа, мне тяжело сообщать вам правду, но обстановка требует этого. Сдается, что Фрэнк отключил кондиционеры.

Филипп Бэррон побледнел, но прочесть что-либо в его взгляде было по-прежнему невозможно.

– И сколько времени мы сможем продержаться? – поинтересовался он.

– Не более часа, – уточнил я. – На худой конец, мы смогли бы вынести неизбежный в этом случае холод, но если давление упадет более чем в два раза, всем нам – крышка, за исключением, конечно, Хосе.

Последовала мучительная пауза. Бэррон задумчиво посматривал на индейца.

– Да… разумеется, надо иметь в виду и вас, – наконец произнес он. – Мне кажется, Грей воображает, что может потягаться с индейцем. Дурень! Само собой разумеется, мы все могли бы предварительно подписаться под запиской о том, что реально здесь произошло. И положиться на вас в том, чтобы она дошла по назначению…

– К дьяволу это ваше донесение! – взъярился один из пассажиров. – Это, понятно, могло бы здорово выручить Джо, но что будет с нами?

– Вы упускаете из виду одну важную деталь, – вмешался я. – Джо, вне всякого сомнения, выдержит низкое давление, но он не сможет дышать испорченным воздухом. Так что он тоже быстро отдаст концы. У нас остался лишь один-единственный шанс. – Я повернулся к Хосе. – Давайте попробуем вместе пробраться на борт этого треклятого локомотива.

В конце каждого вагона висел специальный топорик на случай пожара. Мы прихватили это немудреное оружие, через минуту уже были на крыше и начали с грехом пополам продвигаться к головной части состава. Вскоре впереди стали посверкивать голубые и красные огоньки на кабине тягача.

Мне не давала покоя мысль о том, что у Фрэда в помещении имелась дальнобойная винтовка. А мы с Хосе представляли собой превосходную мишень. Я сомневался в том, что он отважится в нас стрелять, но полностью исключить это было нельзя.

Конечно, потом было бы чертовски трудно объяснить, почему на крыше оказалось два изрешеченных пулями трупа, но мысль о такой перспективе парализовывала меня.

Низко нависшее над нами небо Марса стало уже темнеть. Ярко вспыхнула Земля, словно вечерняя звезда над устало закатывавшимся солнцем. Дневным светом можно было пользоваться еще примерно с час, но, учитывая, что нам оставалось преодолеть еще более ста пятидесяти километров, это ни в коей мере не утешало меня. Мы достигли гористого региона, и дорога здесь слишком петляет, чтобы продвигаться вперед с большой скоростью.

Под мощным напором жестокого ветра я согнулся в три погибели. Я заметил, что и Джо частенько останавливается, чтобы, энергично потирая руки, хоть немного согреться. Мы продолжали медленно продвигаться к цели и добрались уже до тендера.

И тут я обнаружил, что Фрэнк пристально наблюдает за нами через окно кабины. Рядом с ним стояла винтовка, прислоненная к подоконнику. Но он пока не делал никаких попыток воспользоваться ею. По-видимому, он предпочитал дождаться дальнейшего развития событий.

Это серьезно встревожило меня. Ведь наша задача состояла в том, чтобы проникнуть в его отсек целыми и невредимыми.

И вот мы наконец на крыше кабины и распластались как раз в том месте, где под нами раздвигались двери. Я свесился вниз с одной стороны, Хосе – с другой. Одновременно замахнувшись топориками, мы начали яростно колотить ими по толстым стеклам. В принципе они были противоударными, но не настолько, чтобы выдержать столь неистовый натиск. Я услышал, как стекло затрещало, и достаточно крупный осколок вывалился внутрь. Пока что все шло наилучшим образом. Но теперь предстояло решить весьма трудную проблему: спуститься на уровень двери и, просунув руку в проделанную дыру, запустить механизм, открывавший вход в кабину.

Я осторожно скользнул ногами на ступеньки металлической лестницы, успев, однако, заметить, что и Джо также провалился вниз. Все шло безупречно до тех пор, пока нас защищали металлические стенки: чтобы открыть стрельбу, Фрэнку требовалось сначала просунуть винтовку через пробоину. Но было ясно, что он и не подумает поступать таким образом, а предпочтет держаться посреди помещения и ждать момента, когда покажется чья-то – моя или Хосе – рука. В конце концов время сейчас работало на него.

Поезд втягивался в сумеречную зону. Темнота ощутимо сгущалась. Колеса противно скрипели, издавая к тому же пронзительный металлический звук. Состав мелко вздрагивал, машина жалобно постанывала. Локомотив слегка раскачивало при довольно крутых подъемах.

Собравшись наконец с духом и опасаясь наихудшего, я совсем было отважился на рискованный бросок, но тут раздался выстрел. Я сообразил, что его можно объяснить только одним: Хосе проявил большую, чем я, дерзость и рванулся на приступ первым.

Почувствовав бурный прилив энергии, я моментально ткнул в дыру руку в безрассудной надежде, что оружие Фрэнка в этот момент все еще повернуто в сторону Хосе.

Мне помогло отменное знание расположения оборудования в кабине, и я мигом ухватился за нужный мне механизм.

Повернув соответствующий рычажок, я тотчас же выдернул руку обратно.

В ту же секунду поверх пробитого мною отверстия в стекло с визгом впилась пуля. Почти сразу же последовал второй выстрел. Я торопливо, что было силы, двинул в дверь плечом. Она с грохотом рухнула. А я очутился прямо перед Фрэнком, который в упор наставил ствол винтовки мне в грудь.

Я буквально вдавился спиной в стену кабины. Прекрасно понимая всю тщетность своей попытки, я тем не менее попытался ударить противника топориком и даже едва не задел его. Тот все-таки успел слегка отступить назад, что в итоге и спасло его. Сквозь прозрачное забрало шлема я видел искаженные черты лица Фрэнка, плотно сжатые губы, неестественно блестевшие глаза. Когда он отшатнулся от моего удара, то невольно опустил оружие вниз, но тут же решительно вновь направил его на меня.

Я прекрасно видел, как напрягся его палец на спусковом крючке, и, не раздумывая, молниеносно метнул в него свой топорик. Он инстинктивно пригнулся, и рукоятка лишь слегка задела его плечо.

В третий раз черный зрачок винтовки впился в меня. На этот раз Фрэнк целился мне в голову. Я в отчаянии подумал: “Оба мы в данный момент демонстрируем свою полную и органическую несостоятельность. Разве сам факт прибытия индейца на Марс – не наглядное доказательство нашей уязвимости на планете, где людям не хватает воздуха для нормального дыхания?”

И все же я почему-то надеялся, что мне так или иначе удастся вдолбить Грею в голову эту истину.

Пока такого рода мысли вихрем проносились у меня в голове, я, осев и выгнув спину, рискнул одним прыжком перемахнуть через порог кабины. Ствол винтовки уткнулся мне в лицо. И вдруг Фрэнк зашатался, будто пьяный.

Во всяком случае, мне так показалось.

Более всего меня поразило то, что предназначавшаяся мне пуля, взвизгнув, умчалась куда-то в темноту.

Словно ниоткуда возник пожарный топорик и с грохотом свалился на пол помещения. Я внезапно понял, в чем дело. Это Хосе, стоя у второй двери, запустил им во Фрэнка. То ли ему повезло, то ли он был достаточно меток, но сфера, защищавшая голову нашего общего противника, разлетелась вдребезги.

Фрэнк споткнулся, зашатался и непременно вывалился бы через открытую дверь, не схвати я его за руку и не удержи в кабине в самую последнюю секунду. Пока я затаскивал его поглубже внутрь, закрывая одновременно за собой дверь, Хосе не двигался, прислонившись к противоположной стенке. Его левая рука повисла безжизненной плетью и сильно кровоточила. Лицо приобрело пепельный оттенок. И все же он через силу улыбнулся, когда я волочил по полу обмякшее тело Фрэнка Грея к контрольной кабине. Я надеялся спасти ему жизнь, восстановив нормальное для людей давление. Теперь дело было за правосудием – оно должно было дать оценку его действиям.

* * *

Сегодня, когда я начинаю рассказывать детям о своих приключениях на Марсе, история о Хосе неизменно больше всего привлекает их внимание, и они всегда напряженно ее слушают. И это вселяет в меня надежду. С тех пор как я вернулся в Колорадо и поселился на высоте три тысячи четыреста метров, мне удалось пробудить в общественности энтузиазм в отношении задуманного мною плана, реально осуществимого в будущем…

Я предложил соорудить город на высоте в пять тысяч метров, с тем чтобы некоторую часть года там жили бы наши дети. Мы предусмотрели все и решили необходимые организационные проблемы, чтобы добиться успеха в наших начинаниях.

Ихдети станут настоящими марсианами.

Ультраземлянин1

Укрепленная на дверях табличка слегка поблескивала. На ней красовалась надпись:

РИЧАРД КАРР, доктор философии

Психолог

Лунная база

Сам Карр, упитанный молодой человек, стоял у одного из двух окон своего кабинета и посматривал в бинокль вниз в окно пятого этажа. На шее у него на черном ремешке болтался микрофон. А с языка так и сыпались оживленные комментарии:

– Вон человек, мысли которого всецело поглощены техникой. Он страстно желает найти решение занимающей его проблемы. Однако своей подружке он об этом не говорит, а только беспрестанно талдычит: “Давай поспешим!” Странное дело, но по совершенно непонятным мне причинам та в свою очередь тоже стремится поскорее убраться отсюда. И тем не менее она ничуть не склонна так запросто согласиться с его предложением об уходе. А посему настаивает: “Нет, подождем еще немного и поговорим о будущем”. На что мужчина реагирует весьма своеобразно: “Я что-то не очень хорошо представляю, о каком будущем ты мне толкуешь…”

Карр неожиданно умолк.

– Полковник! – позвал он кого-то через минуту. – Разговор начинает приобретать чересчур личный характер. Может, переключимся на кого-нибудь другого?

– А есть у вас представление о том, на каком языке они общаются? – полюбопытствовал полковник Уэнтворт, глядевший в другое окошко.

– Естественно, но стопроцентной уверенности нет. Что-то явно славянское. Так разговаривают жители Восточной Европы. Их артикуляция напоминает… Да, все верно! Это наверняка польский.

Уэнтворт, протянув руку, отключил связанный с микрофоном магнитофон, на который записывался диалог лиц с пятого этажа.

Полковник был мужчиной высокого – под метр восемьдесят – роста, тридцати восьми лет, обманчиво хрупкого телосложения, с серыми глазами, безмятежное выражение которых не могло скрыть его живого ума. Вот уже восемь лет, как он работал сотрудником службы безопасности лунной станции, но так и не отвык от свойственной ему сдержанности и даже немного типично британской чопорности. А американец-психолог только что прибыл на Луну. До этого они не были знакомы друг с другом.

Уэнтворт, подхватив локатор, принялся разглядывать через его визирную ось квартирантов с пятого этажа. Кому-кому, а уж ему-то было прекрасно известно – Карр, судя по всему, даже и не догадывался об этом, – что оба они, подслушивая разговор, поступали не совсем законно. Тот факт, что на станции в соответствии с международными договоренностями совместно проживали люди множества национальностей, отнюдь не давал кому-либо права шпионить за мыслями других!

Как бы то ни было, но Уэнтворт, отводя в сторону глаза, – чтобы его визави не мог прочитать его мысли, в которые полковник не собирался пока кого-либо посвящать, – сдержанным тоном предложил:

– Мы занимаемся этой сценой уже десять минут. Проведем хотя бы еще один сеанс. Видите ли вы вот ту рыженькую дамочку и рядом с ней коротышку-мужчину?

Но Карр почему-то не отреагировал на его слова. Похоже, его внимание было полностью поглощено чем-то, происходившим в эти минуты внизу.

– Полковник! – наконец очнулся он. – Взгляните-ка вон на того парня! – Его голос выдавал неподдельное замешательство. – Да-да, на этого видного молодца свирепого вида в головном уборе… Так ют… он вовсе не человек!

– Это еще что за новости? – остолбенел Уэнтворт. Он живо направил в указанную сторону свой собственный бинокль, а Карр в это время внезапно закричал:

– О боже! Да он никак засек меня! Сейчас этот тип меня прихлопнет! Смотрите!

Уэнтворт инстинктивно нагнул голову и отступил в глубь помещения. Спустя какой-то миг возник ослепительный луч, затмивший своей яркостью дневной свет.

Звонко посыпались осколки разнесенного вдребезги оконного стекла, глухо застучали куски штукатурки.

Затем – гробовая тишина.

Уэнтворт успел заметить, что Карр проворно плюхнулся на пол. Сочтя, что тот остался целым и невредимым, полковник, не теряя времени, подполз к письменному столу, схватил трубку телефона и объявил тревогу.

2

Борис Денович, медик, психиатр, недавно включенный в личный состав соответствующей секции, прослушал, слегка нахмурившись, запись случившегося, пользуясь прибором для автоперевода. Вся эта история представлялась ему невероятной.

Поправив миниатюрный наушник в ухе, он, прервав полковника Уэнтворта, сказал в микрофон:

– Насколько я понимаю, вы пытаетесь убедить меня в том, что, по словам этого молодого американца, он способен читать мысли людей по выражению их лиц? Полагаю, полковник, что вы имеете в виду телепатию?

Уэнтворт задумчиво вгляделся в своего собеседника, человека среднего возраста, отличавшегося весьма живым темпераментом. Офицеру безопасности было известно нечто такое, о чем ни Карр, ни Денович и понятия не имели. Поэтому он вполне ожидал такого рода реакции. Но ему было очень нужно подтверждение его сведений.

– Вы уже провели необходимую проверку? – продолжал Денович. – Я говорю о языках и тому подобном.

Уэнтворт полагал необходимым уделить вопросу контроля столько времени, сколько потребуется. Поэтому-то он и провел двадцать бесценных минут в службе перевода.

– Я записал разговоры, как оказалось, на польском, немецком, греческом и японском языках, – уточнил он.

– И то, что сообщал Карр насчет содержания уловленных им бесед, совпадает с переводами?

– Не дословно. Но главное он понял.

И без того длинное лицо Деновича вытянулось еще больше. Он считал, что офицер безопасности стал жертвой бессовестного обмана, умело разыгранного американским коллегой.

– Я бы все-таки посоветовал дослушать запись до конца, – гнул свою линию полковник.

– Пожалуй, не стоит этого делать, – терпеливо отнекивался Денович. – Полагаю, он своего добился. – Психиатр насупился. – Полковник, надеюсь, что этот американец – не простой эксперт, умеющий читать по губам, а еще и лингвист.

Но Уэнтворт не сдавался и приказал своему расплывшемуся в улыбке секретарю:

– Запустите-ка ту небольшую белую пленку. – Затем, вновь обращаясь к Деновичу, добавил: – Доктор, с этим вам ознакомиться надо непременно.

Зашуршал магнитофон. Первым прозвучал голос полковника Уэнтворта. Он как раз привлекал внимание Карра к другой паре объектов наблюдения. Потом последовала пауза. И наконец Карр выкрикнул те самые слова, что незадолго до этого так потрясли офицера безопасности лунной станции.

Когда в наушниках раздался звон разбитого стекла и отчетливо прозвучал взрыв, Денович сидел в своем кресле, напряженно выпрямившись. Он впал в такую глубокую задумчивость, что жест полковника, отключившего магнитофон, воспринял смутно, будто в тумане. И даже последовавший за этим собственный пронзительный возглас донесся до него, как если бы тот пришел со стороны.

– Что это было? Что случилось?

Пока Уэнтворт объяснял, Денович вполне оправился от эмоционального шока.

– Должно быть, речь все же идет о какой-то мистификации, – упрямо повторил он. А после небольшой паузы набросился на полковника: – А сами-то вы смотрели в этот момент в окно? И если да, то что видели?

– Знаете, я испугался, – признался Уэнтворт. – Я мигом растянулся на полу. Куски штукатурки продолжали падать в течение двух—трех минут.

– Значит, вы не зафиксировали никакого зловещего с виду детины, ничего общего не имевшего с нормальным человеческим существом? – Денович и не пытался скрыть звучавшие в его тоне саркастические нотки.

Уэнтворт был вынужден согласиться с тем, что, когда он снова приблизился к окну, никого, отвечавшего подобному описанию, он не обнаружил.

Советский психиатр откинулся в кресле, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие. Уже давно он не был так близок к приступу неудержимого гнева. И объектом его неистовой враждебности был исключительно доктор Ричард Д.Карр, американский психолог.

Все же ему удалось побороть свои бурные страсти и вернуться к ровному и сдержанному тону.

– Послушайте, полковник, а почему бы не предоставить ему возможность еще разочек поэкспериментировать со своим так называемым даром? Я готов создать для этого самые благоприятные условия с учетом всех его пожеланий. Вот тогда-то у меня появится шанс по достоинству оценить Карра. Кстати, и сам он получит возможность проявить себя… А там посмотрим. – На тонких губах Деновича блуждала злорадная улыбка. – Я бы хотел предложить ему прочитать мысли по моему лицу.

Он был очень доволен своим предложением и ничуть не подозревал, что для Уэнтворта это дело носило исключительно срочный характер. Офицер безопасности с досадой закусил губу.

– Ладно. Пойду разыщу доктора Карра, – пробормотал он. – Мы могли бы сообща обсудить вашу мысль.

Уэнтворт удалился. Когда Карр вышел из своего офиса, полковник поджидал его у лифта, стоя спиной к двери. В ответ на его приветствие Уэнтворт сухо предложил:

– Пройдемте сюда, доктор.

По пути к кабинету Деновича он слегка отворачивался от своего спутника.

Едва они вошли в помещение – сначала Карр, а после него Уэнтворт, – Денович поспешил им навстречу. Наушник, вставленный в ухо, ему, по-видимому, ничуть не мешал: микрофон он пристроил к лацкану своего пиджака.

Еще на Земле он отработал особую тактику обращения с людьми, к которым у него не лежала душа: психиатр в этих случаях без устали бродил во время разговора по комнате, довольно бесцеремонно вел себя при прощании, держался поближе к двери.

Уже первый взгляд, брошенный им на полноватого, болезненного с виду и постоянно вяло потирающего руки американца, подкрепил его настрой на то, чтобы поскорее закруглиться с этим делом и не отступать от своей отточенной манеры поведения.

– Сюда, пожалуйста, – пригласил он, указывая на приемную.

Но Карр не двинулся с места. На его одутловатом лице промелькнула снисходительная улыбка. Денович, который уже толкнул дверь и удерживал ее полуоткрытой, недоуменно обернулся.

– Нам следовало бы наладить более сердечные отношения, доктор, – тихо произнес Карр.

Эти слова раздражили Деновича, сразу же настроившегося на циничный лад.

– Ах да, – насмешливо пророкотал он. – Совсем забыл. Ведь вы читаете мысли и, наверное, сейчас прочесываете те, что вертятся у меня в голове. Интересно, что же вы там отыскали?

– Доктор, неужели вы настаиваете, чтобы я рассказал о них вслух? – произнес американец все с той же полуулыбкой.

Психиатр чувствовал себя в отличной форме, и его поведение отличалось абсолютной раскованностью.

– Я был бы только рад попасться в эту расставленную вами ловушку, – добродушно парировал он.

Уэнтворт, с беспокойством ожидавший, как произойдет знакомство двух ученых, решил вмешаться. Он твердо заявил, что Карра целесообразно было бы подвергнуть такому испытанию, которое одновременно дало бы и полезную практическую отдачу.

– Мне бы хотелось, чтобы вы оба сопровождали меня до входного шлюза, – вполне логично завершил он свой небольшой спич.

При этом он все время упорно держался вполоборота по отношению к Карру, но краем глаза непрерывно следил за ним. Тот повернулся к полковнику и внимательно оглядел его с ног до головы.

– До сего момента, – медленно, с расстановкой, процедил он, – я с уважением относился к тому, что считал вашим желанием сохранить личную жизнь и уберечь ее от любого бестактного вмешательства. Однако раза два-три мне все же удалось пробиться сквозь броню непроницаемости на вашем лице истинного британца и, несмотря на ваш уклончивый характер, уловить несколько мыслей, имеющих прямое отношение ко мне. Вам что-то известно об этих специфических особенностях, что-то такое… – Он смолк, нахмурив брови, а потом выпалил в вызывающем тоне: – То, что я демонстрирую, не является новинкой для вас. Кто-то уже до меня проделывал то же самое.

– Вы недалеки от истины, – дипломатично ответил Уэнтворт, по-прежнему отворачиваясь от американца. – Так и быть, я расскажу вам все, как только для этого будут подходящие условия. А пока что нам предстоит основательно потрудиться. Согласны?

Уэнтворт шел впереди, указывая дорогу. Он убедил себя, что талант Карра мог бы оказаться полезным для установления контакта с инопланетным существом. Но если и в самом деле была какая-то надежда извлечь пользу из чудесных особенностей американского психолога, то фактор времени приобретал решающее значение.

Карр и Денович и слыхом не слыхали о том, что сразу же после размещения базы на Луне у отдельных членов ее персонала совершенно неожиданно стал проявляться феномен поразительной аккумуляции энергии ESP, или PSI, причем у каждого в различной степени. Впервые человек получил возможность читать мысли себе подобных по их лицам. Как правило, это, видимо, было связано с повышенным интересом у них в прошлом к такого рода занятиям. На Луне же эта способность усилилась настолько, что приобрела сверхъестественную мощь. Но, к несчастью, она воспринималась ее носителями как вполне естественное свойство, и они либо вообще о ней никому не заикались, либо, не придавая значения, сообщали об этом далеко не сразу.

И все же постепенно сумели установить, что первая фаза такого небывалого состояния человека длилась примерно пару дней. Потом оно быстро ослабевало, а потом в течение нескольких часов не заявляло о себе вовсе, и человек, испытавший его, напрочь забывал об этом.

Однако затем энергия ESP ни с того ни с сего возникала вторично, и на сей раз в совершенно преображенном виде.

В этом своем варианте она становилась чем-то поистине фантастическим, выступала в форме на редкость высокоэнергетической и кардинально отличалась от первоначальной.

Как-то раз Уэнтворт попытался описать это чудо. И ему на ум непроизвольно и сразу же пришло сравнение со зверем, который в предсмертной агонии способен на короткое время достичь высочайшего в своей жизни пика возможностей. Этот пример действий в критических обстоятельствах давал некоторое представление об эффекте ESP, когда эта энергия пробуждалась в своей n-й степени. Не исключено, что именно в эти несколько часов люди получали представление о том, какого невероятного, головокружительного могущества должен достичь человек в далеком будущем в ходе своей эволюции.

Но затем неизбежно и быстро наступал спад. Всего несколько недолгих часов – и эта искаженная версия всплеска ESP начинала постепенно ослабевать и наконец исчезала навсегда.

Уэнтворта больше всего в эти минуты тревожил тот факт, что Карр находился на Луне уже около сорока восьми часов. Он подозревал, что в течение всего этого времени американский психолог мог читать мысли окружавших его людей. Но теперь – исходя из накопленного опыта – с минуты на минуту должен был наступить конец первой двухдневной фазы.

Значит, недопустимо попусту терять время! Сейчас, когда приняты все необходимые предварительные меры, нельзя было медлить! Следовало любой ценой избежать ситуации, при которой Карр, нечаянно обнаружив правду, расслабится или, того хуже, разволнуется. По этой причине и следовало продолжать прятать от него лицо, не давая ему возможности прочитать свои мысли!