Текст книги "Черный разрушитель"

Автор книги: Альфред Элтон Ван Вогт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 60 страниц)

Гроувнор еше не имел четкого плана спасения, но ему казалось, что только контратака на врага с применением гипнотической техники может принести успех. В то же время…

Он решительно выпрямился. Наступило время для второй попытки проникнуть к контрольному пульту.

Ему необходим был возбудитель клеток мозга. Для этого существовало несколько аппаратов. Большая их часть применялась исключительно в лечебных целях. Разве что энцефалорегулятор, с помощью которого можно было передавать импульсы от одного сознания другому…

Даже с помощью Кориты пришлось провозиться несколько минут, чтобы восстановить один из энцефалорегуляторов. Потребовалось еще некоторое время на его испытание. А так как аппарат был весьма хрупким, его пришлось приторочить к тележке с помощью упругих прокладок. В общем все эти приготовления заняли тридцать семь минут.

Они довольно серьезно, но недолго поспорили с археологом – тот хотел ехать вместе с Гроувнором. Но в конце концов Корита уступил, согласившись остаться, чтобы охранять их опорный пункт.

На этот раз нельзя было передвигаться с прежней скоростью. Вынужденная медлительность раздражала Гроувнора, но в то же время позволила ему замечать те изменения, которые произошли со времени первой атаки на корабль.

Бесчувственных тел теперь встречалось меньше. Гроувнор понял, что большинство из тех, кого гипнотический удар вверг в глубокий сон, теперь самостоятельно вышли из него. Это было характерно при массовом гипнозе. Теперь они подвергались на его основе другой стимуляции. К несчастью, приходилось думать, что длительное время подавляемые импульсы теперь управляли их поступками. И люди, которые в нормальных условиях лишь недолюбливали друг друга, в мгновение ока стали испытывать кровную ненависть.

И самым страшным тут было то, что они сами не осознавали происшедших в них перемен. Их мозг оказался загружен тем, о чем его владелец и не подозревал. На него теперь можно было воздействовать без труда – как в случае с атакой инопланетян. И в каждом случае каждый был убежден, что поступает в полном согласии с собственными убеждениями.

Дверцы лифта открылись на этаже, где находился контрольный пульт, Гроувнор выглянул наружу и тут же нырнул обратно. Огнемет заливал пламенем весь коридор. С шипением плавились металлические стены. Сквозь щель между створками он заметил три мертвых тела. Пока он выжидал, прогремел сильный взрыв. В то же мгновение пламя исчезло. Голубой дым заполнил помещение, возникла удушающая жара. Однако через несколько секунд дым и жар исчезли. Значит, вентиляционная система еще работала.

Гроувнор осторожно выглянул из лифта. Поначалу коридор казался пустым. Потом он увидел Мортона, полускрытого выступом стены всего в паре десятков шагов от него. Почти одновременно и директор заметил Гроувнора и поманил к себе. Гроувнор заколебался, но решил рискнуть. Он вытолкнул свою тележку в коридор и стрелой проскочил полосу обстрела. Директор энергично приветствовал его.

– Вы как раз тот человек, которого мне не хватало, – заявил он. – Необходимо перехватить управление кораблем у капитана Лича, прежде чем Кент организует атаку на нас.

Взгляд Мортона был спокойным и вполне разумным. У него был вид человека, сражающегося за правое дело. Казалось, ему и в голову не приходило как-то объяснить свое заявление, и он просто продолжил:

– Ваша помощь мне особенно нужна в борьбе против Кента. Они притащили сюда какие-то химические вещества, о которых я прежде не слышал. Однако наши вентиляторы отогнали газ на них же, и теперь они заняты оборудованием каких-то своих вентиляторов. Но главная наша проблема – время: успеем ли мы расправиться с капитаном Личем, прежде чем Кент введет в бой свои силы…

Время было и проблемой Гроувнора. Как бы невзначай он поднес свою левую руку к правому запястью директора и коснулся реле, которое ведало отражателями направленных мыслей. Он направил отражатели на Мортона и сказал:

– У меня есть план, сэр. Полагаю, он будет достаточно эффективным в борьбе с противником.

Он замолчал. Мортон опустил глаза, затем сказал:

– Вы привезли сюда регулятор, он включен. Для чего это вам понадобилось?

В первое мгновение Гроувнор подумал, что следует все объяснить. Он рассчитывал, что Мортон не лучшим образом разбирается в энцефалорегуляторах, но теперь его надежды не оправдались, а он все же должен был попытаться использовать прибор, хотя и без эффекта неожиданности.

– Да, я хочу использовать эту машину, – произнес он натянуто.

Поколебавшись, Мортон заметил:

– Мысли, которые вы передаете непосредственно в мой мозг, весьма любопытны… – Он умолк. Лицо его оживилось. – Надо же, – сказал он, – а это здорово. Если вы способны передать известие, что мы атакованы инопланетянами… – Неожиданно он замолчал, явно что-то прикидывая в уме. – Капитан Лич дважды пытался вступить со мной в переговоры. Теперь мы сделаем вид, что согласны, и вы отправитесь к ним со своей машиной. По вашему знаку мы кинемся на них. Вы же понимаете, я и не собираюсь вступать в переговоры ни с капитаном Личем, ни с Кентом – это только маневр для сохранения корабля. Полагаю, вы это оцените, – с достоинством заключил он.

Гроувнор обнаружил капитана Лича у контрольного пульта. Командир приветствовал его довольно дружелюбно.

– Эта борьба между учеными поставила нас, военных, в сложное положение, – признался он. – Защищая контрольный пульт, мы хоть в какой-то степени исполняем свой долг, – он грустно покачал головой. – Естественно, ни о чьей победе, кроме военных, и речи быть не может. В конечном счете, мы, военные, готовы пожертвовать собой, но не допустить, чтобы победила та или другая группировка.

После такого заявления Гроувнор решил отказаться от своих намерений. Он и прежде подумывал, уже не капитан ли Лич направил корабль в самое жерло звезды. Теперь опасения Гроувнора, похоже, подтвердились. И причина, побудившая Лича сделать это, заключалась в его убеждении, что ни одна из группировок ученых не должна победить, победа должна остаться за военными. От такой постановки вопроса было недалеко до идеи пожертвовать всей экспедицией.

Незаметным движением Гроувнор направил энцефалорегулятор на капитана Лича.

Биотоки мозга, мелкие пульсации передавались от аксона дендриту, от дендрита аксону, всегда следуя связям, заложенным в них прошлым опытом: это процесс, который проходит постоянно в девяноста миллионах клеток человеческого головного мозга. Каждая клетка согласно ее электроколлоидальному коду в ходе сложного процесса возбуждения и торможения реагирует по-своему.

Только в результате многолетних исследований постепенно были изобретены приборы, способные хотя бы в некоторой степени верно определять значения потока энергии в мозгу человека.

Первые энцефалорегуляторы в известной мере являлись потомками электроэнцефалографов. Но функции их были прямо противоположные. Они генерировали искусственные биотоки любого требуемого образца. Опытный оператор мог стимулировать любую часть мозга и тем самым вызывать определенные мысли, эмоции, сны, заставлять мечтать и пробуждать память о прошлом. Сам по себе прибор не осуществлял контроля над человеческим мозгом. Он лишь поддерживал собственное «я» объекта. Однако он мог передавать импульсы мозга одного человека другому. Поскольку эти импульсы изменялись согласно мыслям посылающего, реципиент стимулировался очень легко.

Капитан Лич, ничего не подозревавший и вообще не знавший о существовании энцефалорегулятора, даже не догадывался, что теперь его мысли больше не принадлежат ему.

– Нападение призраков превратило всех ученых в предателей, – сказал он и, помолчав, задумчиво добавил: – Вот мой план.

План включал в себя применение огнеметов, гравитаторов и частичное истребление обеих групп ученых. Капитан при этом даже не вспомнил об инопланетянах, не пришло ему в голову и то, что он излагает свои планы эмиссару тех, кого считает врагами. Закончил он свои откровения словами:

– Ваши услуги если и имеют значение, мистер Гроувнор, то только в одном из станов ученых. Как некзиалист вы понимаете все науки в их связи и поэтому можете сыграть решающую роль в этой войне ученых…

Заявление капитана Лича убийственно подействовало на Гроувнора, и он потерял всякую веру в себя. Пожалуй, для одного человека это было слишком, и он сдался. Куда бы он ни посмотрел, его взгляд везде наталкивался на вооруженных людей. К тому же вокруг было слишком много трупов. В любой миг зыбкое перемирие между капитаном Личем и директором Мортоном могло взметнуться пламенем огнеметов. Даже теперь до его слуха доносился гул вентиляторов – Мортон сдерживал атаку Кента.

Тяжело вздохнув, он отвернулся.

– Мне понадобится кое-какое оборудование из моего отдела, – сказал он. – Не переправите ли вы меня на подсобном лифте? Через пять минут я вернусь.

Несколько минут спустя, протолкнув аппарат через заднюю дверь своего отдела, Гроувнор пришел к выводу, что у него остался единственный путь. То, что раньше он рассматривал всего лишь как нелепую идею, теперь превратилось в единственно возможный план на ближайшее будущее.

Он должен сразиться с инопланетянами, используя их же собственные изображения и их же собственное оружие – гипноз.

4

Гроувнор чувствовал, что Корита наблюдает за его приготовлениями. Археолог подошел к нему поближе и смотрел, как он крепит к энцефалорегулятору различные электронные приспособления, но вопросов не задавал. Казалось, он полностью избавился от последствий гипноза.

Хотя в комнате было нежарко и температура держалась нормальная, Гроувнор то и дело вытирал пот с лица. Уже заканчивая подготовительные работы, он понял, что его подспудно тревожило. Дело в том, заключил он, что ему почти ничего не известно о врагах.

Мало было теоретически определить методы их воздействия. Что-то таинственное было в миражах с такими удивительно женственными телами и лицами, порой раздвоенными, а порой и нет. Для действий ему требовалось разумное философское обоснование увиденного. Нужен был сбалансированный план действий, а это возможно лишь при реальном знании предмета.

Он повернулся к Корите и спросил:

– К какому периоду развития культуры можно отнести этих существ с точки зрения вашей теории цикличности?

Археолог улыбнулся, сел в кресло и попросил:

– Расскажите, в чем суть вашего плана.

Когда Гроувнор изложил ему свой замысел, археолог побледнел. И наконец совсем не к месту спросил:

– Как случилось, что вам удалось спасти меня, а с остальными ничего не получается?

– Дело в том, что я отвлек вас сразу. Нервная система человека чувствительна к повторениям. Вас эти повторы не коснулись в такой степени, как других.

– Существовал ли хоть какой-то способ избежать этого несчастья? – угрюмо спросил он.

Гроувнор устало улыбнулся.

– Этого не произошло бы, если бы экипаж прошел некзиальное обучение, поскольку оно включает в себя и возможность гипнотического состояния. Существует лишь одна защита от гипноза, и заключается она в тренировке по методике Центра… – он изменил тему разговора: – Мистер Корита, пожалуйста, ответьте на мой вопрос. История циклична?

Над бровями археолога проступили капельки пота.

– Друг мой, – сказал он, – не ждете же вы от меня сейчас серьезных обобщений. Что мы знаем об этих существах?

Гроувнор внутренне застонал. Он прекрасно понимал необходимость дискуссии, но уходило драгоценное время, время жизни. И он нерешительно начал:

– Существа, способные использовать гипноз на больших расстояниях, что они и сделали с нами, стимулировать сознание друг друга, могут обмениваться мыслями между собой, иными словами, обладают телепатией, что человеку доступно только с помощью энцефалорегулятора, – встревоженный, он наклонился к археологу: – Корита, как могла отразиться на состоянии культуры способность читать в умах без помощи приборов?

Археолог выпрямился.

– Ну конечно же, – воскликнул он, – уже в вашем вопросе кроется ответ. Способность читать чужие мысли приведет любое сообщество к тому, что всякое его развитие сойдет на нет, поэтому, надо полагать, данная культура пребывает в стадии феллахов, – когда он посмотрел на Гроувнора, глаза его сверкали: – Неужели вы не понимаете? Способность читать мысли другого человека вызывает ощущение, что ты знаешь о нем все. На этой основе возникает система абсолютной уверенности во всем. Какие могут быть сомнения, когда вы все знаете? Такие сообщества мельком проскакивают ранние периоды развития культуры и наикратчайшим путем достигают перехода феллахов.

Пока Гроувнор сидел нахмурившись, японец быстро описал, как различные земные и галактические цивилизации постепенно истощали сами себя, а потом закоснели в стадии феллахов. Как общество они не были особенно жестокими, но, живя в постоянной бедности, они обрели безразличие к страданиям отдельной личности.

Когда Корита закончил, Гроувнор высказал предположение:

– Не исключено, что их нетерпимость к переменам, характерная для таких культур, и явилась причиной нападения на корабль?

Археолог был осторожен:

– Все может быть.

Наступило молчание. Гроувнору казалось, что действовать он должен, приняв за основу теорию Кориты. Другой гипотезы у него просто не было. Используя такую гипотезу в качестве отправной точки, он мог попытаться получить подтверждение ей от одного из этих изображений.

Взгляд на хронометр заставил его встрепенуться. На спасение корабля оставалось меньше семи часов.

Торопясь, он сфокусировал луч света на энцефалорегулятор. Быстрым движением он установил экран против света так, чтобы маленькая стеклянная поверхность была погружена в тень, получая от регулятора лишь прерывистые лучи.

На неосвещенной стене сразу же появилось изображение. Это было одно из раздвоенных изображений, и Гроувнор благодаря энцефалорегулятору смог спокойно рассмотреть его. Первый же взгляд поверг его в изумление. Принять этот образ за гуманоида можно было с большим трудом. И все же стало понятным, почему раньше оно казалось ему женским. Раздвоенное, а потому не слишком четкое лицо венчал пучок золотистых перьев. Но птичья голова, как это было видно сейчас, имела некоторое сходство с человеческой. На лице, покрытом сеточкой кровеносных сосудов, перьев не было. Какие-то участки лица смутно напоминали щеки и нос, это и делало лицо похожим на человеческое.

Вторая пара глаз и второй рот располагались примерно парой дюймов выше первых. Эта вторая голова почти буквально вырастала из первой. Была также двойная пара плеч с двойной парой коротких рук, которые заканчивались прелестными, тонкими и длинными кистью и пальчиками. Все это указывало тоже каким-то непостижимым образом на их принадлежность к женскому началу. Гроувнор поймал себя на мысли, что первоначально ладошки и пальчики были нераздельными. Это партеногенез, решил Гроувнор. Воспроизведение без секса. Размножаются почкованием: на родительском теле возникает почка, которая развивается, затем отделяется от родительского тела и становится самостоятельной особью.

Изображение на стене имело рудименты крыльев. Пучки перьев остались на запястьях. Блестящая голубая туника покрывала фигуру, удивительно похожую на человеческую. Если и были еще рудименты оперения, их скрывала одежда. Но что можно было сказать с полной уверенностью, эта птица не летала и не могла летать.

Первым заговорил Корита, в голосе слышалась безнадежность.

– Как вы дадите ему понять, что хотите быть загипнотизированным, ради обмена информацией хотя бы?

Гроувнор не стал отвечать. Он поднялся и нарисовал на доске себя и образ. Потом он еще рисовал на доске, и, когда прошло сорок минут, образ вдруг исчез со стены и на его месте появился город.

Сначала он увидел этот сравнительно небольшой городок с какой-то удобной точки, расположенной высоко над ним. Здания в нем казались высокими и узкими и так тесно жались друг к другу, что улицы внизу большую часть дня должны были пребывать во мраке. Продолжая обозревать город, Гроувнор пытался понять, не отражает ли такое его устройство образа жизни обитателей, заимствованного ими из собственного далекого прошлого. В голове у него был полный хаос. Стараясь охватить всю картину в целом, Гроувнор не вглядывался в отдельные дома. Больше всего ему хотелось узнать уровень их машинной культуры, разобраться в построении их коммуникаций, определить, не из этого ли города предпринята атака на их корабль.

Ни машин, ни самолетов, ни автомобилей он не увидел. Не было у них и ничего, что походило бы на то оборудование, которым пользуются земляне для межзвездных сообщений, – хотя бы космодромов, которые обычно занимают площадь во много квадратных миль. Скорее всего нападение на корабль было иного свойства.

Как только он пришел к своему негативному выводу, изображение на стене сменилось. Теперь он обнаружил себя уже не на горе, а в здании в центре города. Что там ни говори, а прекрасная цветная картинка продвигалась вперед, и он даже умудрился заглянуть за ее краешек. Но больше всего его заботило, что способ изображения ему непонятен, он не мог понять, как им удается этот показ. Одна картина сменяла другую почти мгновенно. Прошло меньше минуты с тех пор, как он выразил им рисунком на доске свое желание получить информацию.

Но мысль об этом мелькнула и исчезла. Теперь он прослеживал взглядом сверху вниз стену одного из строений. Расстояние между домами не превышало десяти футов, что позволяло разглядеть такое, чего не видно было с холма. Все здания на разных уровнях были соединены друг с другом узенькими, всего в несколько дюймов шириной, дорожками. И по ним двигались пешеходы этого птичьего города.

Прямо под Гроувнором два горожанина шли навстречу друг другу по такой вот узенькой дорожке. Казалось, их совершенно не тревожило, что до земли сто, а то и более футов. Они спокойно продолжали свой путь. Встретившись, каждый отвел далеко в сторону ногу, что была снаружи, а затем обвил ею ногу встречного и поставил ее на дорожку, затем согнул вторую ногу, перенес ее вперед – и вот они уже разошлись и так же спокойно последовали дальше. На всех других уровнях точно таким же образом двигалось множество прохожих. Наблюдая за ними, Гроувнор решил, что кости у них очень тонкие, пустотелые и что существа эти очень слабого сложения.

Картины сменяли одна другую. Место действия переносилось с одной улицы на другую. Показали даже все стадии воспроизводства этих существ. Так, в одних случаях ноги и руки и большая часть туловища уже освободились от родительского тела. В других – существа были еще сдвоенными, каких он уже видел раньше. Но в какой бы стадии ни проходил процесс воспроизводства, это ни в коей мере не обременяло родителей.

Гроувнор попытался было заглянуть внутрь какого-то помещения, как изображение стало меркнуть. Через мгновение город исчез совсем, а на его месте появилось раздвоенное существо. Пальцем оно указывало на энцефалорегулятор. Ошибиться в значении этого жеста было невозможно. Свою долю договоренности они выполнили, теперь наступил его черед.

Наивным было с их стороны рассчитывать, что он это сделает, но у него не было выбора: он должен был выполнить свой долг.

5

– Я спокоен, я расслабился, – звучали записанные на пленку слова, – Мысли мои ясны. Мои видения совсем не обязательно совпадают с тем, на что я смотрю. То, что я слышу, может ничего не значить для моего разума. Но я видел их город через их восприятие. Соответствовали ли виденные мною изображения действительности, неважно, я все равно спокоен, я расслабился…

Гроувнор внимательно выслушал записанные им слова, затем повернулся к Корите.

– Вот так-то, – просто сказал он.

Может случиться и так, что он перестанет слышать эти слова, но они закрепились в его сознании. И будут еще сильнее контролировать его мозг. Продолжая слушать, он в последний раз проверил энцефалорегулятор. Все получалось так, как он хотел.

Корите он объяснил:

– Я установил автоматический выключатель на пять часов. Если вы потянете на себя вот этот рычажок, – он показал на красную рукоятку, – то сможете освободить меня раньше намеченного срока. Но делать это нужно только в случае крайней необходимости.

– Что вы подразумеваете под крайней необходимостью?

– Ну, например, если нас здесь атакуют…

Гроувнор задумался. Он хотел бы, чтобы эксперимент прерывался, и не раз. Но то, что он собирался сделать, не было голым научным экспериментом. Это была игра, но от нее зависела не только его жизнь. Приготовившись, он положил руку на диск управления. И замер.

Наступил решающий момент. Через несколько секунд групповой разум бесчисленного птичьего народца овладеет частью его нервной системы. Несомненно, они попытаются взять под контроль его сознание, как уже произошло с другими членами команды «Гончей».

Он был уверен, что устоит против нескольких гипнотизеров, действующих совместно. Он не увидел у них ни машин, ни даже колесного транспорта – самого примитивного из механических приспособлений. Сначала он было подумал, что они пользуются чем-то вроде телевизионных камер. Но теперь уже точно знал, что видел город их глазами. А в таком случае телепатия как сенсорный процесс была у них так же остра, как и их зрение. Сила массового разума миллионов птицеподобных обитателей планеты могла преодолевать расстояния в несколько световых лет. Они не нуждались в машинах.

И Гроувнор даже не пытался предугадать последствий своей попытки стать на некоторое время частью их коллективного разума.

Слушая запись, Гроувнор возился с диском настройки энцефалорегулятора, слегка изменяя ритм собственных мыслей. Теперь если бы даже он захотел, то не смог бы воспринять внушения инопланетян полностью. В ритмичных пульсациях заключались все варианты – нормальной психики, нездоровой психики и безумия. Он ограничил прием колебаний тем, что на психологической диаграмме соответствовало бы норме.

Регулятор перенес колебания на пучок света, направленный прямо на изображение на стене. Если даже модель, закрепленная в луче света, оказала воздействие на личность того, чей образ был на стене, в ее поведении это пока никак не проявилось. Но Гроувнор этого и не ждал и потому нисколько не разочаровался. Он был глубоко убежден: результат проявится через изменения в тех структурах, которые они направят на него. И конечно, его нервной системе достанется крепко.

Очень трудно было целиком сосредоточить свое внимание на образе, но он заставил себя это сделать. Энцефалорегулятор стал явственно корректировать его видение. А он продолжал настойчиво смотреть на образ на стене.

– Я спокоен и расслабился. Мысли мои ясны…

В какой-то миг слова громко прозвучали у него в ушах. И тут же пропали. А вместо них послышался рокот, будто гром прогремел вдалеке.

Рокот постепенно утихал. Он перешел в ясный шорох, подобный шуму моря в большой раковине, если ее приложить к уху. Гроувнор увидел слабый свет. Он исходил откуда-то издалека и был похож на свет лампы, скрытой в тумане.

– Я еще контролирую себя, – упрямо повторял он себе. – Это ощущения, которые я получаю через его нервную систему. Ощущения постепенно становятся моими…

Он мог ждать. Он мог сидеть здесь и ждать, пока рассеется мрак, пока его мозги не начнут переводить в привычную сферу те сенсорные феномены, которые транслировала ему нервная система инопланетянина. Он мог сидеть и…

Он остановился. «Сидеть! – подумал он, – А он там что – тоже сидит?» Он удвоил внимание и настороженность. Далекий голос внушал: «Что бы я ни видел и ни слышал, имеет это смысл или не имеет, я остаюсь спокойным…»

У него зачесался нос. «У них нет носов, – подумал он, – я, по крайней мере, не видел. Так что либо это чешется мой нос, либо мне просто так кажется». Он поднял было руку, чтобы почесать нос, как вдруг ощутил острую боль в животе. Он бы скрючился от боли, если бы мог. Но он не мог. Не мог почесать нос. Не мог положить руку на живот.

Потом он сообразил, что и источник зуда, и источник боли находятся вне его тела. Но и вовсе не обязательно, что что-то подобное происходит в нервной системе его корреспондента. Две высокоорганизованные жизненные формы посылали друг другу – во всяком случае, он надеялся, что и он тоже посылает, – сигналы, но ни одна не могла расшифровать сигналы другой. Его преимущество состояло в том, что он этого ожидал. Инопланетянин, если он относился к феллахам и если теория Кориты чего-то стоила, не ожидал да и не мог ожидать ничего подобного. В силу своего понимания Гроувнор мог надеяться отрегулировать процесс. На противоположном конце могли только прийти в еще большее замешательство.

Нос перестал чесаться. В желудке осталось ощущение тяжести, будто он чего-то переел. Горячая игла вдруг вонзилась ему в позвоночник и стала ковыряться в каждом позвонке; где-то на полпути она превратилась в лед, лед растаял и холодной струйкой устремился вниз по спине. Что-то – рука? кусок металла? щипцы? – захватило мышцу руки и почти вырвало с корнем. Его мозг пронзительно закричал от этих болевых ощущений. Он едва не потерял сознание.

Гроувнор с трудом выплыл на поверхность, он был потрясен, но боль сменилась ничем, пустотой. Несомненно, все это были галлюцинации. Ни в его теле, ни в теле птицеподобного ничего не происходило. Его мозг получил ряд импульсов от зрительных нервов и неверно их понял. При такой близости удовольствие могло стать болью, любое воздействие могло породить самые непредсказуемые ощущения. Но все-таки он не должен думать, что ошибки существ могут быть еще более страшными.

Он тут же забыл обо всем этом, когда его губ коснулось что-то мягкое, бархатистое. Чей-то голос произнес: «Я любим…» Гроувнор не согласился с таким заявлением. Нет, только не «любим». Это опять его мозг неверно интерпретирует смысл того, что чувствует, что происходит в чужой нервной системе, реакция которой неадекватна никаким человеческим ощущениям. И он намеренно заменил услышанные слова другими: «Я подвергаюсь воздействию…» и позволил своим чувствам свободно следовать собственной логике. И все-таки он не до конца разобрался в своих ощущениях. Они не были неприятными. От прикосновения во рту стало сладко, а в сознании появилась прелестная красная гвоздика, хотя никакого отношения к флоре Райима она не имела.

«Райим!» – подумал он. Поразительное очарование содержалось в этом слове. Неужели оно дошло до него через космическую пропасть? Кажется, это и есть название планеты. Но неважно, как это дошло до него, во всяком случае сомнения оставались. Он не был уверен.

Последние его ощущения были только приятными. Тем не менее он ждал новых проявлений. По-прежнему, как сквозь туман, слабо пробивался свет. Затем ему показалось, что он сейчас снова пустит слезу: неистово зачесалась пятка. Когда она перестала чесаться, наступила неимоверная жара и стало до удушья недоставать воздуха.

«Чушь! – успокаивал он себя. – Ничего этого нет!»

Действительно, внушение прекратилось, остался лишь шуршащий шум моря и всепроникающий свет. Он начал беспокоиться. Возможно, он на правильном пути, и будь у него достаточно времени, он в конце концов овладел бы контролем над одним или группой существ. Но именно времени у него и не было. Каждая потраченная секунда катастрофически приближала Гроувнора к его собственной физической гибели. Там или здесь – хочешь не хочешь, запутаешься – в пространстве один из крупнейших и самых дорогих кораблей, когда-либо построенных людьми, пожирал милю за милей с почти бессмысленной поспешностью.

Он знал, на какие участки его мозга оказывалось воздействие. Он мог слышать шумы, только когда область слухового восприятия коры головного мозга получала определенные сигналы. При воздействии на поверхностные участки, над ухом, начинались сны и воспоминания о далеком прожитом. Ведь издавна весь человеческий мозг, словно географическая карта, был расчерчен и классифицирован. Правда, у каждого индивида имелись свои особенности, разнились они очень мало, но основная структура среди гуманоидов всегда была одинаковой.

Нормальный человеческий глаз – это прекрасный объектив. Его линзы превосходно фокусируют изображение на сетчатку. Если судить по тому, как он видел город глазами обитателей Райима, они мало чем отличались от человеческих. Оставалось только скоординировать свои визуальные центры с их глазами, чтобы получать заслуживающие доверия картины.

Прошло еще несколько минут. Во внезапном приступе отчаяния он подумал: неужели я просижу здесь свои пять часов, так и не вступив в полезный контакт? Впервые он усомнился в правильности своего решения целиком предоставить себя создавшейся ситуации. Когда он попытался поднять руку к энцефалорегулятору, ничего, казалось бы, не произошло. Несколько неустойчивых ощущений, и среди них отчетливо различимый запах жженой резины.

В третий раз его глаза увлажнились. А затем возникло изображение, ясное и четкое. Но оно тут же исчезло так же внезапно, как и появилось. Но для Гроувнора, который прошел подготовку на самых современных психологических приборах, оно запечатлелось в сознании так же ярко, как если бы он смотрел на него довольно долго.

Он ощутил себя в одном из высоких, узких зданий. Освещение было тусклым, словно в открытые двери невидимые рефлекторы отражали солнечные лучи. Окон тут не было. Вместо полов в помещение вмонтированы узкие дорожки. Несколько птицеобразных сидели на этих дорожках. Вдоль стен протянулись двери – кабинетов или каких-то шкафов, кладовых.

Столь отчетливое зрительное восприятие и взволновало и встревожило. Предположим, он установил связь с этим существом, кем бы оно ни было, стимулированный его нервной системой. Допустим, он достиг того состояния, в котором мог видеть его глазами, слышать его ушами и до некоторой степени испытывать те же чувства, что и это создание. Но все это будут лишь чувственные ощущения.

Мог ли он надеяться перекинуть мост через пропасть и вызывать движение в мышцах того существа? Мог ли он заставить его перемещаться, поворачивать голову, махать руками и вообще заставить его делать то, что делает он, Гроувнор? Нападение на корабль было осуществлено группой согласованно действующих, совместно думающих и чувствующих существ. Установив контроль над одним из членов этой группы, мог ли он надеяться взять под контроль всех?

То, что запечатлелось в сознании Гроувнора, должно быть, видел и тот, другой. Однако пока все его ощущения вовсе не свидетельствовали об установлении группового контакта. Он был подобен человеку, заключенному в темной комнате с отверстием в стене, прикрытым полупрозрачной пленкой. Слабый свет проникал сквозь отверстие. По случайно проникающим туманным изображениям он должен был судить о внешнем мире. Можно было не сомневаться, что картины соответствуют реальности. Но они не совмещались со звуками, проникающими через другое отверстие в боковой стене, или ощущениями, проходящими к нему через пол или потолок.