Текст книги "Черный разрушитель"

Автор книги: Альфред Элтон Ван Вогт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 60 страниц)

Поскольку все предметы из других комнат были свалены в кучу, он довольно скоро нашел нужный ему гипнотический газ. Около часа он потратил на то, чтобы прикрепить глушитель к носику баллона – вытекающий из баллона сжатый газ не должен издавать свиста. Сделав это, Гроувнор притащил баллон в аудиторию, открыл стенной шкаф с решеткой в дверце, поставил в него баллон и открыл вентиль. Потом снова запер шкаф.

Легкий парфюмерный аромат смешался с химическими запахами из баков.

Тихонько насвистывая, Гроувнор прошелся по комнате. Его остановил ассистент Кента, один из тех, кто накануне посетил его лекцию.

– Какого черта вы тут делаете?

Гроувнор холодно улыбнулся нахалу:

– Вряд ли вы поймете это по крайней мере в течение минуты. Это часть моей образовательной программы для вашего штата.

– А кто вас просил обучать нас?

– Но, мистер Молден, – наигранно удивился Гроувнор, – какие еще цели могут преследовать ваши коллеги, находясь в моей аудитории? Я просто пошутил над вами – это дезодорант. Не хочу, чтобы комнаты провоняли вашими химикатами.

И он отошел от него, не дожидаясь продолжения разговора, и встал в сторонке, внимательно наблюдая за реакцией людей на газ. Их тут было пятнадцать. Он надеялся на полный успех у пятерых, частичный – еще у пятерых. Существовало несколько признаков, по которым можно было определить степень воздействия газа на того или другого индивидуума.

Тщательно изучив поведение химиков в течение нескольких минут, Гроувнор решительно направился к одному из них и тихо, но твердо приказал:

– Через пять минут приходите в ванную, и я вам кое-что дам. А пока забудьте об этом!

Он отошел к двери, что соединяла вторую комнату с кинозалом. Обернувшись, он увидел, как Молден подошел к тому, с кем он шептался, и что-то спросил. Химик в явном изумлении замотал головой.

В голосе Молдена появились гневные нотки:

– Что значит – не говорил с вами?! Я сам видел.

Химик разозлился.

– Ничего он мне не говорил! Уж кто-кто, а я-то знаю!

Если даже их препирательства продолжались, Гроувнор не видел этого. Краешком глаза он заметил, что в соседней комнате у нескольких ребят помоложе появились определенные признаки. Он как бы случайно подошел к одному из них и проговорил то же самое, что и первому, с той лишь разницей, что велел ему прийти не через пять минут, а через пятнадцать.

В общем в достаточной степени поддались шесть человек. Из оставшихся девяти трое – и Молден в их числе – меньше реагировали на газ. Гроувнор оставил всех их в покое – сейчас он не мог рисковать. Позднее он, возможно, испытает на них другую методику.

Гроувнор терпеливо ждал, когда первый объект его эксперимента войдет в ванную. Улыбнувшись ему, Гроувнор спросил:

– А вот это вы когда-нибудь видели? – и вынул изящный кристалл в оправе, чтобы его можно было крепить в ухе.

Парень взял в руку маленький аппаратик, рассмотрел его и покачал головой.

– Что это такое? – спросил он.

Гроувнор приказал:

– Повернитесь, вот так, я вставлю вам его в ухо. – Тот безропотно подчинился, и Гроувнор продолжал: – Вы видели, что часть, обращенная наружу, телесного цвета. Поэтому его можно заметить лишь при очень тщательном осмотре. Но даже если кто-нибудь обратит на него внимание, вы всегда можете сказать, что это обыкновенный слуховой аппарат. Пройдет минута-другая, и вы вообще забудете, что он у вас есть. Вы перестанете его чувствовать.

Техник, кажется, заинтересовался.

– Я его не чувствую и сейчас. А для чего он?

– Это радиоприемник, – объяснил Гроувнор. Дальше он говорил медленно, подчеркивая каждое слово: – Но вы не будете слышать ни одного из произносимых по нему слов. Они будут направлены непосредственно в ваше подсознание. А вы в это время будете слышать, что говорят окружающие. Сможете поддерживать разговор. Вы, как всегда, будете заняты своими делами, не подозревая, что с вами происходит что-то необычное. Вы просто забудете об этом.

– Ну надо же! – чему-то удивился химик, покачивая головой, и вышел из ванной.

Через несколько минут появился второй человек, затем один за другим явились остальные четверо – все, на кого глубокое воздействие оказал газ. Гроувнор всех их снабдил почти одинаковыми едва видимыми радиоприемничками.

Беззвучно мурлыча себе под нос, он вытащил баллон с другим гипнотическим газом, поместил его в удобный контейнер и заменил им первый баллон. На этот раз Молден и четверо остальных поддались всерьез. У двоих из оставшихся реакция была незначительной, один сначала будто бы подпал под действие газа, но почти сразу оклемался, а на одного газ вообще никак не подействовал.

Гроувнор решил довольствоваться одиннадцатью из пятнадцати. Вот уж Кент будет поражен появлением в его отделе такого количества гениальных химиков!

Однако праздновать победу было пока рано. Победа придет только тогда, когда атака будет направлена непосредственно на Кента.

Гроувнор быстро приспособил магнитофонную запись для экспериментальной радиопередачи на миниатюрные приемники. Включив ее, он отправился посмотреть, как это действует на людей. Четверо индивидов казались чем-то обеспокоенными. Гроувнор подошел к одному из них, который непрерывно тряс головой.

– Что с вами? – спросил он.

– Я все время слышу голос, – парень натянуто засмеялся. – Чушь какая-то.

– Громкий?

Вряд ли задал бы подобный вопрос заботливый благодетель, но Гроувнор строго следовал по намеченному плану.

– Нет, как будто издалека. Он постепенно затихает, а теперь…

– Он пропадет совсем, – успокаивающий тон Гроувнора благотворно действовал на человека. – Это от умственных перегрузок. Готов поспорить – он уже исчез просто оттого, что вы отвлеклись, разговаривая со мной.

Химик наклонил голову, как бы прислушиваясь, и с удивлением взглянул на Гроувнора:

– Уже исчез… – Он выпрямился и вздохнул с облегчением: – А я-то боялся…

Пожаловались еще трое, двоих удалось легко успокоить. Но на третьего не подействовало даже повторное внушение – он продолжал слышать голос. Гроувнор в конце концов отвел его в сторонку и под предлогом осмотра уха вынул кристалл. По-видимому, этому человеку требовалась дополнительная подготовка.

Обменявшись короткими фразами с остальными, Гроувнор, удовлетворенный результатами, прошел в свою аппаратную и включил целую серию магнитных записей так, чтобы они работали по три минуты каждые пятнадцать минут. Вернувшись в аудиторию и оглядев всех, он понял, что все в порядке, и решил, что можно оставить химиков – пусть себе работают. Он вышел в коридор и направился к лифтам.

Через несколько минут он вошел в математический отдел и попросил пропустить его к Мортону. Как ни удивительно, он был допущен к нему сразу.

Он увидел Мортона удобно устроившимся за большим письменным столом. Математик указал ему на стул, и Гроувнор сел.

Он впервые находился в рабочем кабинете Мортона и сейчас с любопытством оглядывался по сторонам. Комната была большой, целую стену в ней занимал экран. В данный момент он отображал пространство под таким углом, что огромная вращающаяся Галактика, на фоне которой Солнце выглядело лишь крошечной пылинкой, видна была от края и до края. Она была еще достаточно близко, чтобы можно было разглядеть бесчисленные звезды, но и достаточно далеко, чтобы они представлялись единой россыпью бриллиантов.

В поле зрения находились и скопления звезд, не входящих в Галактику, но несущихся параллельно ей в пространстве. Глядя на все это, Гроувнор вспомнил, что «Космическая гончая» именно сейчас проходит рядом с одним из небольших созвездий.

После обмена приветствиями он сказал:

– Еще не решили, будем ли мы садиться на какую-нибудь планету этого созвездия?

Мортон кивнул:

– Решили не делать посадки, и я с этим согласен. Мы направляемся в другую галактику и еще долго не увидим родной Земли. – Ленивым движением директор наклонился над столом, взял какую-то бумагу и вдруг резко спросил: – Я слышал, оккупированы ваши владения?

Гроувнор сухо улыбнулся. Он мог себе представить, какое удовольствие испытали некоторые члены экспедиции, узнав об этом инциденте. Он достаточно веско заявил о себе на корабле, чтобы кое у кого закралось беспокойство насчет возможностей его новой науки. И все его противники – а среди них не только сотрудники Кента – будут против вмешательства директора в это дело.

Прекрасно понимая это, он все-таки пришел к Мортону, чтобы прощупать, насколько тот сознает всю сложность возникшей ситуации и ее последствия. Гроувнор обрисовал Мортону происшедшее и закончил так:

– Мистер Мортон, я хочу, чтобы вы приказали Кенту прекратить вторжение, – у него вовсе не было желания облекать свои слова в столь резкую форму, но он хотел понять, чувствует ли Мортон опасность.

Директор покачал головой и сказал мягко:

– Что ни говорите, но для одного человека это действительно слишком большая площадь. Отчего бы вам не поделиться с другим отделом?

Ответ Мортона был слишком уклончивым, и Гроувнору ничего не оставалось как продолжать упорствовать. Он жестко спросил:

– Как позволите понимать вас? Не значит ли это, что на борту нашего корабля любой глава отдела может спокойно, без разрешения высшего руководства захватить помещения своего коллеги?

Мортон ответил не сразу. На лице у него появилась сухая усмешка. Поигрывая карандашом, он наконец сказал:

– Мне представляется, что вы не совсем правильно понимаете мою роль на борту «Гончей». Прежде чем вынести решение, касающееся руководителя отдела, я обязан держать совет с главами других отделов. – Он посмотрел в потолок. – Предположим, я внесу ваш вопрос на повестку дня и затем совет примет решение оставить Кенту ту часть ваших владений, которую он уже захватил. Утвержденный советом, ваш статус останется таковым навсегда. И я подумал: не лучше ли вам пока закрыть глаза на эти неудобства?

Он улыбнулся открыто и приветливо.

Достигнув желаемого, Гроувнор искренне улыбнулся ему в ответ.

– Я очень рад ощутить вашу поддержку. В таком случае я могу рассчитывать на вас – вы не дадите Кенту внести этот вопрос в повестку дня?

Если Мортон и удивился резкой перемене в отношении обсуждаемой проблемы, то виду не подал.

– Повестка дня, – с удовольствием пояснил он, – как раз то, что полностью зависит от меня. Ее готовит мой аппарат. Я ее представляю. Руководители отделов могут по требованию Кента проголосовать за внесение вопроса в повестку дня, но не этого, а последующих заседаний.

– Насколько я понимаю, – предположил Гроувнор, – мистер Кент уже подал прошение о передаче ему моих четырех комнат.

Мортон кивнул. Он отложил бумагу, которую держал в руке, взял хронометр и задумчиво уставился на него.

– Следующее заседание состоится через два дня. А потом еще через неделю, если я не отложу его на более долгий срок. Думаю, – казалось, он размышляет вслух, – мне нетрудно будет отложить одно запланированное заседание на двенадцать дней. – Он отложил в сторону хронометр и быстро поднялся. – Так что в вашем распоряжении двадцать два дня – защищайтесь!

Гроувнор тоже поднялся. Он решил не обсуждать вопрос о том, что предоставленного времени ему недостаточно. Хотя это было бы своевременно, но Гроувнор боялся, не прозвучит ли это слишком эгоистично. Прежде чем истечет назначенный срок, он или одержит полную победу, или признает себя побежденным.

Вслух он сказал:

– Есть еще один вопрос, который я хотел обсудить. Полагаю, что, когда мы в скафандрах, я как руководитель отдела имею право на двустороннюю связь.

Мортон улыбнулся.

– Убежден, это просто недоразумение. Все будет исправлено.

Они пожали друг другу руки и расстались. На обратном пути в свой отдел Гроувнор, как ни странно, пришел к мысли, что наука некзиализм потихоньку обретает почву.

Войдя в свою аудиторию, Гроувнор с удивлением увидел Зайделя – тот стоял в сторонке, наблюдая за работой химиков. Увидев некзиалиста, психолог устремился ему навстречу.

– Молодой человек, – начал он, – не кажется ли вам, что это несколько неэтично?

У Гроувнора оборвалось все внутри: он понял, что Зайдель прознал о его эксперименте с химиками. Но он сделал вид, что не понял, о чем речь, и поспешил сказать:

– Абсолютно неэтично, сэр. Я чувствую себя точно так, как почувствовали бы себя вы, если бы ваш отдел был занят в обход всех существующих правил.

В то же время он лихорадочно думал. Что привело сюда Зайделя? Уж не Кент ли попросил его провести расследование?

Зайдель потер подбородок. Это был крупный мужчина с яркими, искрящимися глазами.

– Я не это имел в виду, – мрачно проговорил он. – Но вы, я вижу, не испытываете за собой никакой вины.

Гроувнор изменил тактику.

– Ах, вы о новом методе обучения, который я применил к этим людям?

Сейчас он не чувствовал уколов совести. Какие бы причины ни привели сюда этого человека, он обязан был этим воспользоваться, чтобы показать кое-кому свое превосходство. Он надеялся посеять в душе психолога сомнение и тем самым добиться хотя бы его нейтралитета в этой вынужденной борьбе против Кента.

– Именно об этом, – довольно ядовито ответил Зайдель. – По просьбе Кента я обследовал его сотрудников, которые, как ему показалось, действовали не совсем обычно. Мой долг теперь доложить мистеру Кенту, каков мой диагноз.

– Зачем? – спросил Гроувнор. – Мистер Зайдель, мой отдел захвачен человеком, невзлюбившим меня за то, что я открыто заявил, высказался против его кандидатуры на пост директора. Поскольку он поступил вопреки всем законам корабля, я вправе защищаться доступными мне средствами. И я прошу вас оставаться нейтральным в этом сугубо личном конфликте.

– Разве вы не понимаете, – нахмурился Зайдель, – что я нахожусь здесь в качестве психолога. Я расцениваю применение вами гипноза без разрешения на то субъекта как крайне безнравственное. И я удивлен, что вы еще рассчитываете на мое содействие.

Гроувнор возразил ему:

– Уверяю вас, я не менее вас щепетилен в вопросах этики. Подвергая этих людей гипнозу без их согласия, я принял все меры к тому, чтобы ни в коей мере не повредить им, не нанести им никакого ущерба. И при данных обстоятельствах я не вижу причин, почему вы должны непременно принять сторону Кента.

– Так это всего лишь ссора между Кентом и вами, я правильно вас понял? – хмуро спросил Зайдель.

– В основном, – Гроувнор понял, что за этим последует.

– И тем не менее, – заметил Зайдель, – вы загипнотизировали не Кента, а группу его ни в чем не повинных сотрудников.

Гроувнор вспомнил, как вели себя четверо из этих «ни в чем неповинных» вчера у него на лекции.

– Я не собираюсь вступать с вами в спор, мистер Зайдель. Но бездумное большинство, которое с самого начала беспрекословно подчинилось приказам лидера, в мотивы поступков которого не потрудилось вникнуть, должно за это платить. Но, чем еще глубже вдаваться в этот вопрос, мне хотелось бы задать вам свой.

– Да?

– Вы заходили в мою аппаратную?

Зайдель молча кивнул.

– Вы смотрели записи?

– Да.

– И разобрались в тематике записей?

– Информация по химии.

– Это все, что я им даю и что намеревался дать, – сказал Гроувнор. – В этом суть моих намерений. Я рассматриваю свой отдел прежде всего как центр обучения. Вторгшиеся сюда люди получают знания, хотят они того или не хотят.

– Признаюсь, – сказал Зайдель, – я не совсем понимаю, каким образом это поможет вам избавиться от них. Но в любом случае я буду счастлив сообщить мистеру Кенту, что вы тут делаете. Вряд ли он станет возражать против того, чтобы его люди углубили свои познания в химии.

Гроувнор промолчал. У него было собственное мнение насчет того, как обрадуется Кент, когда узнает, что за короткое время его подчиненные будут знать химию не хуже его самого.

Он удрученно смотрел вслед удаляющемуся Зайделю. Несомненно, этот человек предоставит Кенту полный отчет, а значит, ему предстоит разработать новый план действий. Но, признал Гроувнор, для решительных поступков время еще не настало. Трудно быть уверенным, что определенные решительные меры не вызовут на корабле именно те события, ради предупреждения которых он и находится на борту. Несмотря на его собственные соображения по поводу теории цикличности в историческом развитии, неплохо вспомнить и о том, что цивилизации рождаются, стареют и умирают от старости. И прежде чем действовать дальше, не грех посоветоваться с Коритой и выяснить, какие ловушки могут подстерегать его на избранном пути.

Он нашел ученого-японца в библиотеке Б, которая располагалась в самом конце корабля на том же этаже, что и некзиалистский отдел. Когда Гроувнор вошел, Корита уже собрался уходить, и Гроувнор зашагал рядом с ним, без всяких предисловий излагая свою проблему.

Корита ответил не сразу. Они прошли весь коридор, прежде чем он начал, и довольно неуверенно:

– Друг мой… я думаю, вы понимаете, как трудно решать столь специфическую проблему на базе общих правил, а это практически все, что может предложить теория цикличности.

– И все же, – сказал Гроувнор, – поскольку некоторые аналогии могут оказаться очень полезными для меня, я вас прошу… Из того, что я читал, я понял, что мы находимся в позднем, «зимнем» периоде цивилизации. Другими словами, именно сейчас мы совершаем ошибки, ведущие к распаду.

Корита поморщился.

– Попытаюсь вкратце изложить вам свою теорию, – он помолчал немного. Затем сказал: – Доминирующей чертой для всех «зимних» цивилизаций является растущее понимание массами людей того, в чем состоит суть происходящего. И люди становятся нетерпимы к религиозному или сверхъестественному объяснению того, что происходит в их телах и умах, в окружающем мире. С постепенным накоплением знаний даже простейшие люди начинают смотреть на все иначе и полностью отвергают наследственное превосходство меньшинства. И разыгрывается беспощадная борьба за равенство, – Корита помолчал немного, затем продолжил: – Эта широко распространенная борьба за личное возвышение наиболее характерна для всех цивилизаций «зимнего» периода исторического процесса. На горе или на радость, но битва, как правило, проходит в легальных рамках систем, которые тяготеют к защите осажденного меньшинства. Те, кто припозднился вступить в битву, слепо, не соображая, чего ради они это делают, включаются в эту борьбу за власть. В результате – настоящая рукопашная распущенных интеллектов. Охваченные негодованием и страстным желанием все прояснить, люди следуют за такими же, как и они сами, сбитыми с толку и не менее заблудшими лидерами. И вот этот порожденный борьбой хаос уверенно ведет их к финалу – застойному, закрепощенному состоянию, я называю это «обществом феллахов». Но рано или поздно какая-то из групп берет верх над остальными. Захватив власть, лидеры восстанавливают «порядок», увлекая при этом людей в бездну такого дикого кровопролития, что миллионы становятся запуганным стадом. Очень быстро правящая группа ограничивает общественную активность. Система лицензирования и другие необходимые в организованном обществе меры поддержания порядка превращаются в орудия подавления и монополизации. Становится трудно, а то и совсем невозможно для отдельно взятого человека развернуть свое дело. И в результате быстрыми шагами они приходят к хорошо знакомому нам обществу типа кастовой системы в Древней Индии или, может, к не столь известному, но столь же «несгибаемому» обществу Рима после трехсотого года нашей эры. Человек рождается уже членом определенного общественного круга и не может на протяжении всей жизни вырваться из него… Ну как, сможете вы извлечь пользу для себя из такого коротенького очерка?

– Как я сказал, – задумчиво произнес Гроувнор, – я пытаюсь решить проблему, заданную мне мистером Кентом, не впав при этом в эгоистические ошибки, свойственные представителям стареющих цивилизаций, о которых вы мне рассказали. Мне важно знать, могу ли я надеяться на то, что, защищаясь, не усугублю враждебных отношений, которые уже сейчас сложились на борту «Гончей».

Корита сухо улыбнулся.

– Если вы таким образом добьетесь победы, это будет единственная в своем роде победа. В человеческой истории подобная проблема никогда не решалась. Так что желаю вам удачи, молодой человек!

В эту минуту все и случилось…

3

Они остановились в «стеклянной комнате» на том же этаже.

Строго говоря, не было ни стекла, ни комнаты. Это была ниша в стене коридора, а «стекло» представляло собой огромную изогнутую плиту из кристаллизованного, очень прочного металла. Она выглядела настолько прозрачной, что казалось, за ней ничего нет.

За нею были вакуум и чернота космоса.

Гроувнор рассеянно отметил про себя, что корабль покидает небольшое звездное скопление, которое они пересекли. С трудом, но еще были различимы немногие из пяти с лишним тысяч звезд этой системы, однако и они быстро пропадали. Он уже хотел было сказать: «Мне приятно было бы еще поговорить с вами, мистер Корита, если у вас найдется время». Но не успел еще открыть рот, как вдруг за стеклом прямо напротив него появился двоящийся образ женщины в шляпке с перьями. Изображение колебалось и мерцало. Гроувнор почувствовал необычное давление на глаза. На какой-то миг померкло сознание, но затем в него проник шквал звуков, в глазах замерцали вспышки света и резкая боль пронзила тело. Гипнотические галлюцинации! Словно электрический ток пронизала Гроувнора эта мысль и спасла его.

Физическая подготовленность Гроувнора позволила ему рассеять гипнотическую пляску световых пятен. Резко отвернувшись, он бросился к ближайшему коммуникатору и прокричал на весь корабль:

– Не смотреть на появившиеся изображения! Это гипноз! На нас напали!

Повернувшись назад, он споткнулся о бесчувственное тело Кориты и склонился над ним.

– Корита! – позвал он срывающимся голосом, – Вы слышите меня, Корита?

– Да.

– Вы повинуетесь только моим словам, понятно?

– Да.

– Вы начинаете расслабляться, все забываете. Волнение прошло. Действие образов слабеет. Теперь оно совсем прекратилось. Слышите? Совсем!

– Слышу.

– Больше они не смогут на вас воздействовать. Значит, каждый раз, видя изображение, вспоминайте что-нибудь хорошее о доме, одну из приятных домашних сцен. Вам ясно?

– Вполне.

– Теперь вы пробуждаетесь. Буду считать до трех. Когда я скажу «три», вы проснетесь окончательно. Раз!., два!., три! Просыпайтесь!

Корита открыл глаза.

– Что случилось? – спросил он изумленно.

Гроувнор быстро все объяснил ему и затем сказал:

– А теперь скорее, пошли! Несмотря на принятые меры, мельтешение света у меня продолжается.

Он быстро потащил за собой ошеломленного археолога к некзиалистскому отделу. За первым же поворотом они наткнулись на лежавшее на полу тело.

Гроувнор пнул его ногой, причем довольно сильно. Он рассчитывал на ответную реакцию.

– Вы меня слышите? – резко спросил он.

Человек шевельнулся.

– Да, – ответил он.

– Тогда слушайте. Световые образы больше на вас не действуют. А теперь вставайте. Вы проснулись.

Человек встал на ноги и, слегка покачиваясь, бросился на Гроувнора. Тот отпрянул, и удар прошел мимо.

Гроувнор приказал ему остановиться, но тот продолжал идти вперед, не оглядываясь. Гроувнор схватил Кориту за руку:

– Кажется, я опоздал, ему уже не помочь.

Корита изумленно покачал головой. Потом перевел взгляд на стену, и по его поведению стало ясно, что сеанс гипноза, проведенный Гроувнором, не затмил предыдущего воздействия.

– А кто они такие? – спросил он.

– Не смотрите на них!

Однако делать это было ужасно трудно. Гроувнор все время моргал, чтобы отделаться от вспышек света, сопровождавших появление все новых изображений на стенах. Сначала ему показалось, что они появляются повсюду. Потом он разобрался: женские силуэты – то сдвоенные, то поодиночке – можно было увидеть только на прозрачных или полупрозрачных секциях. А таких зеркальных стен было с сотню на весь корабль.

Затем они увидели еще нескольких людей. Жертвы лежали вдоль коридора на разных расстояниях друг от друга. Дважды они встретились с людьми в полном сознании. Один из них оказался на их пути, стоя с невидящими глазами, и не двинулся с места, когда Гроувнор и Корита торопливо проходили мимо. А другой испустил вопль и, выхватив вибратор, стал стрелять. Трассирующий луч ударил в стену рядом с Гроувнором. И тогда он схватил стрелявшего и ударом уложил его на пол. Парень, оказавшийся помощником Кента, злобно посмотрел и прохрипел:

– У, чертов шпион! Мы еще доберемся до тебя!

Гроувнор не стал выяснять причину столь странного поведения молодого человека. И по мере приближения к своему отделу напряжение в нем нарастало. Если тот химик мог так быстро поддаться чувству ненависти, что же стало с остальными пятнадцатью, что оставались в его комнатах?

Но те, слава богу, все до одного лежали без сознания. Он быстро разыскал две пары темных очков – одни для Кориты, другие для себя, потом включил все освещение, и яркий свет залил все стены, потолок и пол. В тот же миг образы растаяли в его лучах.

Гроувнор прошел в аппаратную и по радио принялся давать команды тем, кого ранее загипнотизировал сам. Через открытую дверь он наблюдал за двумя из них, что лежали без сознания. Прошло пять минут, но они все еще не подавали признаков жизни. Он догадался, что гипнотическое воздействие атакующих, по-видимому, превысило его собственное воздействие на их мозг, сведя на нет и дальнейшее его влияние. Теперь любые его слова были бессмысленны, и еще существовала опасность, что через какое-то время химики все одновременно придут в себя и ополчатся на него.

С помощью Кориты он перетащил всех их в ванную комнату и запер там.

По крайней мере, одно стало ясно: это был технико-визуальный гипноз такой силы, что ему удалось спастись только благодаря своей подготовленности. Но воздействие не ограничилось одной трансляцией образов: через зрительные органы они пытались обрести контроль над мозгом. Гроувнор был неплохо осведомлен обо всем том, что сделало человечество в этом направлении, и знал – хотя, судя по всему, этого не знали нападавшие, – что гипнотический контроль над нервной системой человека чуждый разум может осуществить только с применением энцефалорегулятора или его аналога.

На собственном опыте, и только благодаря ему, он пришел к заключению, что все люди на корабле были ввергнуты в глубокий гипнотический сон или настолько ошеломлены галлюцинациями, что не могли отвечать за свои действия.

Теперь его задача состояла в том, чтобы добраться до контрольного пульта и включить корабельный энергетический экран. Неважно, откуда велась атака – с другого ли корабля или с какой-то планеты, – такая мера могла бы прекратить любое воздействие.

С немыслимой для обычных условий быстротой Гроувнор принялся сооружать переносной световой агрегат. Следовало еще как-то обезопасить себя от появления образов по пути к контрольному пульту. Он заканчивал работу, когда почувствовал легкое головокружение, которое сразу же и прошло. Такое ощущение возникало у него всегда, когда корабль менял курс и корректировал действие антигравитаторов.

Неужели и правда сменили курс? Это он проверит чуть позже.

– Я намерен произвести эксперимент, – обратился он к Корите, – Пожалуйста, оставайтесь здесь.

Гроувнор оттащил свой световой агрегат в коридор и поместил его в задний отсек грузовой электротележки. Забрался сам и поехал к лифтам.

Он прикинул, что с момента, когда впервые увидел женский образ, прошло минут десять.

Тележка свернула в коридор, где находились лифты, со скоростью двадцать пять миль в час – достаточно большой для сравнительно узкого пространства. В холле перед лифтами не на жизнь, а на смерть сражались двое. Не обращая внимания на Гроувнора, они, тяжело дыша, катались в обнимку по полу и нещадно бранились. Даже световая установка не смогла растопить их тупую ненависть друг к другу. Какого бы рода галлюцинации ни повлияли на них, но гипноз проник в самые глубины их сознания.

Гроувнор направил тележку к ближайшему лифту и спустился вниз. Он надеялся, что контрольный пульт окажется пустым.

Надежда исчезла, стоило ему только въехать в центральный коридор. Он кишел людьми. Даже громоздились баррикады, явно пахло озоном. В руках сражавшихся плевались и дымились вибраторы. Гроувнор осторожно выглянул из лифта, оценивая ситуацию. С первого же взгляда было ясно, что дело плохо. Оба подхода к контрольному пункту были блокированы перевернутыми тележками. За ними прятались люди в военных мундирах. Гроувнор успел перехватить взгляд обороняющегося капитана Лича, а далеко в противоположном конце коридора среди нападающих он разглядел директора Мортона.

Гроувнор все понял. Скрытая неприязнь, освобожденная гипнозом, выплеснулась наружу. Ученые сражались против военных, которых они всегда подсознательно не любили. В свою очередь, военные вдруг почувствовали себя вправе открыто проявить свое презрение и доказать собственное превосходство этим хлюпикам-ученым.

Гроувнор знал, что на самом деле это положение не отражало истинного отношения людей друг к другу. В нормальном человеческом разуме сосуществует множество самых разных, часто противоречивых побуждений, но в полном равновесии, так что в жизни обычного индивидуума ни одно из них никогда не становится превалирующим. Теперь же это сложное равновесие было нарушено, грозя гибелью всей экспедиции. А это означало бы полную победу вражеских сил, о целях которых можно было лишь строить предположения.

Как бы там ни было, путь к контрольному пульту был отрезан. Гроувнор вынужден был ни с чем вернуться в свой отдел.

У двери его встретил Корита.

– Посмотрите! – сказал он и указал на экран настенного коммуникатора, который всегда отражал сбалансированное положение рулевого механизма «Гончей». На нем фиксировались тонкие линии курса корабля. Сейчас они выглядели слишком запутанными. Гроувнор внимательно рассмотрел их и обнаружил, что корабль медленно описывает кривую, которая в конце концов приведет его прямо в жерло яркой до белизны звезды. Вспомогательные механизмы управления периодически включались, корректируя курс корабля.

– Могли это сделать враги? – спросил Корита.

Гроувнор покачал головой, скорее озадаченный, нежели встревоженный. Он изменил положение окуляров и направил их на белую звезду. Судя по спектру, величине и яркости звезды, она находилась на расстоянии около четырех световых лет. Корабль летел со скоростью световой год за пять часов. Однако, принимая во внимание ускорение, она должна была еще увеличиться. По приблизительным расчетам выходило, что корабль достигнет солнца примерно через одиннадцать часов.

Гроувнор быстро отключил информатор. Он был потрясен, однако сомнений не оставалось. Катастрофа могла стать целью обманутого человека, который и изменил курс корабля. А если это именно так, то на предотвращение катастрофы у него оставалось десять часов.