Текст книги "Просто вернись... (СИ)"
Автор книги: Алена Измайлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Глава 20
Глава 20. Мир людей
– Это началось давным-давно, еще на заре времен. Возможно даже до первой Большой Волны – так обычно вспоминали старики. Так вот, долгой лунной ночью накануне весеннего солнцестояния, который в те времена считался началом лунного цикла, на полянах у древних капищ или рощах – оливковых, ивовых или миртовых – собирались молодые незамужние девушки.
Да, не просто девушки, а служительницы Храмов, одаренные целительским даром или говорящие с землей. Они собирались, чтобы вознести хвалу Богам-покровителям и провести обряды пробуждения земли перед первыми посадками.
Девушки водили хороводы, танцевали под луной, превозносили Богов, благодаря их за дары и просили покровительства в дальнейшем. И все было довольно невинно, если не считать того, что танцевали они в лунном свете обнаженными…
– А откуда ты знаешь это, дед Порта? – подозрительно спросил Ярет, – ты ж говоришь это совсем давно было!
– Эх, мальчишка, – пожурил старик и ответил вопросом на вопрос, – Ты думаешь, что если это давно было, то парни, зная, зачем девицы собираются, не сходят подглядеть, а? А потом подрастающим дурням, таким как ты, не скажут, уму-разуму не поучат?
Собравшиеся вокруг многознавшего старика подростки циклов 13–16 от роду издевательски загудели и с уважением посмотрели на рассказчика.
– Ясно дело, подглядывали! – продолжил рассказчик, – И видели, как луна скользит по их телам да длинные волосы ветер развивает. Только какое это плодородие, если девицы невинные и на поляне просто танцы? Насмотрятся парни и с утра жениться на прелестницах бегут, – захихикал он, – И чего такой красе пропадать?
Видно и в Храмах умные лю…мужчины были, – лукаво подмигнул известный на весь поселок "женоненавистник", который за свою жизнь в Храм отвел жены четыре, а то и пять, – Потому что вместо дев в весенние ночи стали собираться молодые замужние женщины, вступавшие в пору своей женственности. Эх, говорят, потом в течение лунного цикла у каждой по ребенку нарождалось. Да крепенькие и даром не обиженные, а что еще надо землям нашим? То-то! Потом рожамые стали собираться. И все по-прежнему танцевали под луной, возносили похвалы, водили хороводы. Старики говорили, что это было сильнее. чем раньше. Мол, матери с Матерью легче договориться. И силы природы просыпались нешуточные. В те времена по четыре урожая земля давала, и тепло было на островах…, – старик загрустил, – Все Волна смыла. Все, до донышка… Эх, сколько времен прошло с той поры, а возврата больше и нету.
Старик забыл. что с воодушевлением вырезал очередную болванку, которую держал в натруженных ладонях. Парнишки вокруг притихли, искренне сопереживая потерю. Не зная, как оно там было в далеком прошлом, они больше сочувствовали своему пожилому другу.
– Не знай, как это произошло, – продолжил задумчиво дедок, – кто-то из подглядывающих парней оказался смелым и вышел в рощу к девам. И его не прогнали, – тон рассказчика не предполагал глумления, и слушатели не посмели засмеяться, хотя Верт видел, что брат и его ровесники переглянулись воодушевленно. Интересно ведь. Разве нет?
– И стали в священные ночи землю кровью девственной окроплять, – торжественно возвестил дед.
– Прямо на траве? – пискнул кто-то особо впечатлительный.
– На земле, – многозначительно поправил дед, – "Силой своей делюсь с тобой, силой своей поделись со мной!" – так говорили.
– При всех? – удивление было так велико, что говоривший даже дал петуха.
Дед усмехнулся. Молоды его слушатели, у большинства едва-едва голоса ломаться начали, но мужское любопытство рождается не с первыми усами и басовитым голосом. Оно заложено у каждого с рождения.
– Круг тогда еще узкий был. Несколько десятков храмовников да парочка, которой днем в Храме благословение дали. Тогда еще все прилично было. Считалось, что одной благой ночи в цикл мало, как и полян священных.
Верт посмотрел на раскрывшего в изумлении рот брата и вспомнил реакцию матери на случавшиеся в рощах вакханалии. Она всегда резко негативно высказывалась против этих гуляний, считая их порочными порождениями разгульного островного прошлого, искажавшими истинный смысл ритуалов и церемоний плодородия, принятых на заре времен.
– Это просто какое-то извращение, – говорила она, – для того, чтобы воспевать плодородие не обязательно заниматься любовью на земле. Особенно, с посторонними людьми или даже группами.
Она зябко поводила плечами при этих разговорах, чувствуя себя неуютно. Сын понимал ее, но часто думал, что если бы не отец, она с удовольствием запретила ему бегать в такие места. Закрыла бы в комнате до утра.
С согласия отца Верт уже пару циклов назад приобщился к этой интересной для него стороне жизни. Вместе с несколькими приятелями он веселился в ближайшей к дому ивовой роще, а до рассвета, как и договаривались, вернулся домой, забравшись в комнату через окно.
Потом он весь день зевал и отчаянно хотел спать, но ни на миг не пожалел. Верт усмехнулся, глядя на желторотых юнцов, упоенно внимавших старику. Террин, он взглянул на друга, задумчиво поглаживал ладонью куртку на груди, где, как он знал, был внутренний карман, пришитый недавно его мамой. Он грустно догадался, что Террин уже собрался. Это было очевидно, так как обычно тот не любил "нежности", а нынче крутился рядом с отцом и даже обнял маму.
Верт прислушался к словам старика, вещавшему некие подробности "священных ночей" и с одобрением подумал, что в отношении сестер его мама права. И отец ее в этом поддерживал. Девчонкам надлежит быть скромными и неискушенными, чтобы удачно выйти замуж и создать свои семьи. Не то, что их соседка Талика.
Верт знал, что дрянная девчонка тоже не первый цикл бывает на празднествах. И он подозревал, что младшая ее сестра, подружка Кастии, тоже туда отправится, когда подрастет. Юноша нахмурился, не одобряя ни поведения соседок, ни безразличия в этом вопросе их родителей.
По осторожным и деликатным рассказам матери он знал, что важная для острова церемония плодородия превратилась в разгульную ночь, которая теперь происходила не один, а несколько раз в год. Ночи свободной любви стали устраиваться перед началом каждого земледельческого сезона на островах. Если же учесть, что на островах собирали урожай по три-четыре раза, то такие церемонии становились частым событием.
Нынешние празднества начинались хороводами среди деревьев, которые становились все веселее, разгульнее и фривольнее. Поскольку на них было принято собираться всем жителям, то чем ниже садилось солнце, тем быстрее многие родители старались увести несовершеннолетних детей по домам, чтобы они не были свидетелями того, что начинало происходить после заката солнца.
Многие взрослые, состоявшие в браке мужчины и женщины старались не принимать в этом участие, считая, что гуляния провоцируют супружеские измены. Основными участниками этих ночей стала молодежь.
После обильных возлияний молодые люди, откушавшие различные крепкие или дурманившие головы напитки, которые освобождали их от норм морали и чести, устраивали плотские разнузданные, часто групповые, развлечения. Те, кто не покидал рощи в определенное время, считались добровольными участниками происходящего.
Верт вскинулся при неожиданно серьезном тоне друга, который уточнил, скептически приподняв брови:
– Поэтому у нас столько календ в цикл теперь? Отчего-то мне думается, это мужчины придумали. Почаще и побольше – явно наш девиз на все, что нравится.
Слушатели громко захохотали, друг перед другом изображая бывалых в этом вопросе. Верт, Террин и еще несколько их сверстников сочувственно взглянули на "малышню". Кому они это рассказывают?
– Скорее всего, – согласился Порта, – женщины-то все сдержаннее в этом вопросе.
– А как же…, – попытался возразить очередной юнец, припомнив, что ночью в порту бывают не слишком сдержанные представительницы женского пола. Он точно знает, что есть. Сам видел. Но его перебили и отодвинули подальше от рассказчика:
– Цыц, молчи!
– Приличные девицы туда не ходят! – почти по слогам сообщил дед малолеткам, – уже в мою юность там не было ни одной такой из почтенных семей. Старые рода следят за своими дочерьми строго. Честь семьи сохраняется девицами, а сыновья, пусть Боги их от срамных болезней хранят, туда ходят. Будущие жены дома себя блюдут! Так было и так будет во веки веков. Иначе, как добросовестный муж будет детей своих растить, ежели на их рождении пятно такое? А? Чего притихли, петушки? – Порта обвел всех взглядом.
Те, кто постарше фыркнули: Как не знать? Наши сестры дома в такие ночи сидят.
– Со временем уж и забыли, зачем собираются наши жители в те ночи в рощах, – подытожил свой рассказ дедок, – проведут для видимости хоровод или два, попрыгают через костер и по кустам. Молодежи-то оно радостно да только нравы портятся, а земля не родить больше прежнего. Пользуйтесь этим, пока молоды и не женаты, – так мой отец говорил мне и братьям. И я вам это говорю.
– Женатых туда не пускают? – протянул разочарованно мальчишка, обиженный, что, оказывается, такому счастью ограничение есть.
– Чего ж не пускают, – возразил Порта, – женись и иди. Только, когда дети твои подрастут, поймешь сам. Дочерей твоих в жены не захотят, а сыновей на порог к приличным невестам не пустят. Вдруг у тебя семя порченое!
Мальчишки дружно ахнули. Террин приподнял брови и, привлекая внимание друга, мотнул головой в сторону: Пошли.
Верт согласно кивнул, да, пора отсюда уходить. Юноши осторожно отодвинулись и отползли от интересного рассказчика подальше. Затем поднявшись, направились в сторону рыночной площади, где веселились островитяне.
– Террин, ты сегодня хочешь уехать? – наконец правильно расшифровал странное поведение друга Верт и нарушил тишину. Тот согласно покивал и задумчиво ответил:
– Сегодня. Я много думал – другой такой возможности не будет. Еще до рассвета, чтобы успеть с отливом, уйдут корабли наших гостей. Проберусь тайком на корабль и уплыву. И ночка сегодня будет "Та самая".
– Не собираешься ею воспользоваться? – спросил Верт, жалея, что друг так быстро решился покинуть остров.
– И чего там я не видел, – протянул будущий скиталец, – Знаешь, оно от меня не уйдет, а вот дело.
Верт вздохнул, не представляя, как бы сам поступил. Он бы и не решился сбежать из дома ради мечты. В отличие от друга у Верта была обычная для островитянина мечта – стать главой артели, завести свой дом, как его отец и деды, и другие до них. А может даже до главы гильдии дорасти или поселка. Нет, городская жизнь не для него. Ему здесь хорошо.
– Жемчуг у нас такой не растет, – грустно протянул Террин, – и я по-всякому эти жемчужницы на дне устраивал и камешки подкладывал… Нет, или раковины не те, или я не то делаю. Понимаешь, Верт, – с жаром заговорил он, – я хочу сам вырастить такие, как те. Они…, – юноша мечтательно вздохнул, – необыкновенные. Нежные, искристые и великолепные.
– Такой и на материке не добывают, – напомнил Верт результат всех их совместных вылазок по крупному портовому городу и окрестностях. Им удалось все обследовать настолько полно, насколько хватило времени, пока их отцы сдавали скупщикам рыбу и делали покупки по заказам жен. Террин отмахнулся:
– Даже говорить не о чем. В порту нет такого. Хороший жемчуг – привозной.
– Нет…. Ты же несерьезно, Тер! – воскликнул друг, – Это же – Южные моря. Это очень далеко. Не день-два пути, а…., – Верт беспомощно оглянулся, – наверное, целую луну! У нас и кораблей таких нет!
– Я знаю, – спокойно ответил Террин, – только по-настоящему хороший жемчуг выращивают на берегах Желтого моря, не Южного. Поэтому мне и нужен крупный порт. Я уплываю на материк.
– Желтое море еще дальше Южного, – грустно сообразил Верт, – Ты… Твои переживать будут, если ты пропадешь.
– Я им письмо написал. Передашь отцу и маме. Старшие братья не знают, а то бы отговаривать начали, а младшие – секреты хранить не умеют пока. Скажешь им, что я все обдумал и решил, – Террин грустно усмехнулся, – Они же меня не отпустят. Мама все чаще спрашивает, какая из девиц мне нравится. Они меня женят, если я не убегу. А я не хочу! Женитьба – сама по себе кандалы для мужчины. У меня есть план. Мне не до свадеб и ухаживаний.
Террин пристально посмотрел на друга.
– Поклянись, пока тебя не спросят – ничего и никому скажешь! – потребовал он.
– Ты прямо сейчас пойдешь искать корабль, – понял Верт, не спрашивая, а утверждая.
– Да, – согласился товарищ, – так меньше шансов, что найдут и на берег выкинут.
– А если в море найдут и все равно выкинут? – ужаснулся друг, представив, как рослого и крепкого для своего возраста Террина как котенка, предварительно раскачав, бросает за борт еще большего размера моряк. Да хоть тот охранник материкового Владыки, который как гора рядом с портом возвышался над своими соотечественниками и местными мужчинами. Где таких берут?
– Верт, не отвлекайся, – одернул Террин, протягивая емунебольшой сверточек, – отдашь моей маме. Скажи…., – он нервно передернулся, – скажи, что я их всех люблю. Твой отец – молодец, головастый мужик! Хорошую лебедку сделал для воды. Я его веревку с собой взял…
– У тебя деньги есть? – вскинулся Верт, забирая сверток и сжимая его в руке, – Как ты там жить будешь?
– Наймусь юнгой на корабль до Желтого моря. Не умру с голода, – довольно заявил юноша, – Вот увидишь. Научусь делу, заработаю деньги и вернусь. Все девчонки мои будут…
– Свистни, они и так твои будут, – Верт грустно покачал головой.
Ему разом припомнились рассказы деда Порта о морских разбойниках, воровавших людей с побережья и продававших за морем черным людям. Женщин собирали в больших домах, называемых странным словом "гарем". А мужчин на карьеры и каменоломни.
Дедок говорил, что даже миловидные юноши попадали в эти гаремы. Парень передернулся от брезгливости, а друг, поняв по его поведению, что он себе представил, захохотал:
– Еще чего! – заявил он, – я тебе – не извращенец какой, чтобы… подставлять свои тылы. Это ты у нас "хорошенький", как пищат девицы, сам не плавай далеко! Не искушай морских разбойников!
Верт без замаха за это крепко съездил другу в нос. Террин не ожидал такого поворота, покачнулся, с трудом устоял на ногах и, вытерев кровь кулаком, неожиданно по-доброму попросил:
– Извини, я не хотел тебя обидеть. Чего ты нервничаешь?
Тот дернул головой, хмурый как грозовая туча.
– Как говорит мой отец, дурень ты, Террин, и идеи у тебя глупые! – заявил он, – Куда собрался – сам не знаешь. Там же обычаи другие. Ты что не слышал, что люди говорят? Желтые люди себе подобных едят!
– Себе подобных и, особенно белых, едят черные люди, которые южнее нас живут, а про желтых такое не говорят, – возразил упрямец.
– Потому что мало знают про них. Они никого к себе не пускают. Отец рассказывал, они чужие корабли у своих берегов топят. Еще никто не вернулся с той стороны. Они торговать с нами не хотят! Почему, ты думаешь, тебя послушают? Чем ты лучше взрослых торговцев и моряков? – Верт не на шутку был взволнован, выложив тупоголовому, как он для себя решил, товарищу, все, что знал о странных жителях островов в Желтом море, – Про них ничего не известно! Какие земли, какие люди? Ни-че-го! И ты туда собрался… У тебя голова лишняя?
Террин проникся речью. Он смотрел на бешено жестикулирующего товарища, который уже не раз затевал этот разговор, но до сих пор не смог достигнуть того, что хотел донести.
– Верт, я все понимаю. Мы не раз говорили об этом. Я решил. Точка. Сделай, что прошу и хватит об этом, – твердо заявил он.
– Сейчас пойдешь? – скупо буркнул тот, отворачиваясь. Террин покачал головой.
– Я еще на площади засветится хочу. Пусть родители думают, что я в ближайшую рощу пошел, – сказал он, – так не сразу искать будут.
– Где твои вещи? – оглянулся Верт и посмотрел по сторонам, будто ожидая увидеть узелок с пожитками друга, задвинутый где-то в уголок.
– Я их в порту спрятал, – заявил Террин, – заранее все собрал. Чтоб мама не видела…., – с неожиданной нежностью в голосе признался он.
– На, – Верт сунул в руку другу завязанный в узел платок, который, наконец решившись, вынул из кармана.
– Что это? – удивился товарищ, разглядывая замызганный кусок ткани размером с его кулак, потом развязал его и увидел горстку золотых и серебрянных монеток, – Верт, нет. Я не возьму! Ты же их копил…
– Я еще накоплю, – отрезал Верт, – а ты в чужие края отправляешься. Мне спокойнее будет, если я буду знать, что ты не голодаешь… Хоть первое время.
– У меня есть деньги, – сказал Террин, – Я тебе благодарен, но не надо…
– Возьми, – бросил Верт, пряча в карман сверток Террина, который, задумавшись, по-прежнему сжимал в ладони, – иначе письмо твоим родителям не передам.
– Я не могу, – запротестовал Террин, завязывая узелок и протягивая его обратно, – Верт, забери.
– Должен будешь, – скупо бросил Верт, метко скопировав не только фразу, но и тон, с которым ее тогда произнес взрослый мужчина своему сотоварищу и направился в сторону площади, предварительно спросив, – Террин, ты идешь?
– Да, конечно, – ответил друг и отвернулся, не желая показывать, что его растрогал поступок товарища, который и сам отвернулся как раз с той же целью.
Глава 21
Глава 21. Мир богов
Ия завороженно смотрела на двигавшиеся в сторону дворца странные радужные светящиеся полоски, казавшиеся бесконечными. Впечатление было таково, словно донный песок разом засветился и стал перекатываться под влиянием течений. Но не просто так, а по заданному направлению.
Девушка покачала головой. Внутри контура, проложенного ею вокруг дворца и парка, не было течений. Она это точно знала, ведь он был замкнут на ней, и она ощущала его как часть своего тела.
Откуда взялись эти полоски, и что их направляло или, вернее, стягивало к дворцу? Она направилась к ближайшей, чтобы посмотреть, что это такое.
Полоски и впрямь состояли из множества мелких светящихся частичек, похожих на песок. Ия поразилась удивительной избирательности странного явления – придерживаться дорожек, проложенных вокруг клумб и закономерно заканчивающихся у порогов многочисленных дворцовых дверей.
Осторожно присев у одного из бордюров на лужайке, она склонилась к странному явлению и заметила, что только на первый взгляд они двигались сами по себе. С более ближнего ракурса было видно, как они закручивались в миниатюрные спирали снизу вверх, в какой-то момент разлетались в стороны и вновь начинали собираться, чтобы заново повторить цикл.
Ия нахмурилась и нерешительно протянула руку к одной из спиралек. Светящиеся песчинки будто утратили центр притяжения и начали свиваться вокруг ее руки. Неясное предчувствие охватило девушку и, не давая им дотронуться до кожи, она отдернула руку. С легким шелестом, даже, возможно, разочарованно, как ей показалось, они осыпались обратно.
Светящиеся дорожки пересекли уже половину парка, но она так и не увидела, откуда они берутся. Девушка медленно двинулась вдоль полосы, чтобы понять, откуда взялось это явление.
Достигнув защитного контура, т. е. значительно отойдя от дворцового комплекса, она увидела, что они берут начало из широкой светящейся полосы, тянувшейся, если ей не изменяла память, как раз со стороны обрыва и расщелины, раскинувшейся далеко внизу. Что ж, это, определенно, было предметом беспокойства.
Особенно, сгустившаяся тьма за пределами контура. Ей показалось или парковые светильники – предмет гордости гласного садовника тети Мерты, временно привлекавшегося к работампо оформлению парка, – стали тускнеть?
– Да, что это такое? – тихо, но возмущенно поинтересовалась Ия сама у себя. Предъявлять кому-то претензии – глупо при учете, что именно она – создатель этого «Мира в мире» и на ее силах все завязано.
Она проверила защитный контур, жизнедеятельность дворцовых систем и слегка успокоилась – оттока сил не было. Откуда тогда здесь мог возникнуть иной силовой источник? Девушка проверила окрестности и слегка прошлась по гостям. Их, кстати, осталось совсем немного. Ни один из них не излучал ничего похожего.
И хотя не было ничего явно угрожающего ни в самих в песчинках, ни в их движении, они не разрушали на своем пути и не убивали сновавших вокруг рыбок и мелких крабиков, но беспокойство в ее душе нарастало. Почему-то ей подумалось, что эти песчинки неспроста стремятся во дворец. Что они могут сделать?
К счастью, Тиго чрезвычайно исполнителен, во дворце остановилось все меньше живых существ. Периодически контур нарушали проходы, в которых она ощущала ауры, похожие на ту, что ощущала у управляющего. Значит, он привлек своих родичей, подумала она с благодарностью.
За контуром что-то взорвалось. Ия обернулась, чтобы увидеть, как несколько молний разорвали туман, осветив пространство вокруг. В середине наибольшего скопления теней на расстоянии нескольких сотен шагов от нее донный песок взметнулся вверх, окончательно закрыв обзор. Как и песчинки, он закружился вихрем, образуя спираль, набиравшую силу снизу вверх клубами песка и также предсказуемо рассеялся, явив взору богини странную фигуру, метавшуюся в некоем водовороте.
Существо билось в невидимые стены и бессмысленно пыталось бежать, но не дотягивалось до дна, а потому получалось, что лишь перебирало ногами в воздухе.
Девушка с сочувствием поняла, что ему самостоятельно не вырваться. Новый виток замотал бедолагу, переворачивая вверх ногами и швыряя и ударяя о незримые стены также, как и выдранные кораллы и захваченные со дна камни.
Решившись, она шагнула за контур. Сразу же будто мороз прошелся по ее коже, ощутимо приподнялись волосы на голове, по обнаженным рукам мелко закололо камешками или песчинками. Вокруг нее был пронизывающий ветер и клубящиеся пески, сносившие с ног и засыпавшие глаза, нос и рот. Склонив голову, она подумала, что это неимоверно противно, невольно передернувшись, но, к счастью, пока не смертельно.
Вскинув руки вверх и полуприкрыв глаза, девушка ударила силовой волной в набиравшую обороты вокруг нее спираль, а затем еще в одну, которая убивала своего несчастного пленника.
Вода мягко окружила песчаный ворот и в один миг рассеяла, поддержав существо и не дав ему упасть с высоты на камни. Оно приземлилось, уперлось ногами в дно, постояло, склонив голову под порывами ветра. Раз-другой проверяюще топнув громоздкими нижними конечностями, оглянулось на что-то позади себя и рвануло к спасительному контуру, застигнув спасительницу врасплох.
Достигнув фигуры девушки, существо обхватило ее верхними конечностями и с ней в охапке, перепрыгнув охранительный периметр, свалился на ближайшую клумбу, подмяв свою ношу под собой.
Правильнее было бы назвать это – "погребая ее под собой", потому что в первый момент Ия потеряла ориентиры и даже подумала, что более смешной и позорной смерти для себя и не смогла бы придумать.
Удар спиной о камни клумбы выбил из ее легких, казалось, не только воздух, но и душу. Голова откинулась и завалилась назад в нечто мягкое, что захрустело и зашуршало под тяжестью двух тел, рухнувших на них.
Нечто, как пыточный воротник с шипами внутрь, охватило сзади ее шею и разом десятком или больше игл вонзилось, проколов кожу, и, кажется, даже глубже. На шее стало влажно, затем потекло по спине, собираясь в желобок позвоночника. Это кровь, осознала Ия.
С усилием она освободила голову из оков и попыталась держать ее на весу, чтобы вновь не угодить в капкан. С навалившейся на нее тяжеленной тушей, весом не меньше, чем, наверно, наковальня отчима, это было сделать сложно.
Стало разом темно. Донная поверхность содрогнулась, будто кто-то с силой ударил. Зазвенело полотно защитного контура, Ия ощутила острую боль во всем теле, а не только в поврежденной шее. Кто-то действительно ударил.
По контуру. Пытаясь его прорвать. Вовремя же они оказались внутри него. Желание убить наглеца без разговоров и вопросов отпало само собой. Сразу после этого раздался новый удар, вновь отозвавшись в теле Ии. Казалось, что все клумбы подскочили.
Собрав силы, Ия восстановила защитный контур, затем нащупала одной рукой под мягким и хрустящим, на чем лежала, что-то более твердое, похожее на землю, и оперлась на нее, пытаясь приподняться. Второй рукой бесцеремонно снесла с себя ту тяжесть, подумав, что в конце концов она его тоже спасла.
Ия с трудом села, помогая себе руками. Мягкое, липкое, ломкое и временами колючее. Не случайное ложе, а мечта для тех, кто любит "пожесче". Помотав головой – "некрасиво, невежливо и недостойно истинной богини", как говорила обычно тетушка Вета, девушка кое-как разогнала туман в голове и открыла слезящиеся глаза.
Сквозь черные точки, навязчиво кружившими перед глазами, она увидела, что существо, бывшее одновременно и спасенным и спасителем, огромным мешком лежит в ближайшей клумбе. Сама Ия, осторожно покрутив головой, обнаружила себя в другой. Вдали сиял огнями дворец, в парке никого не было, лишь странные светящиеся полоски по-прежнему ползли к входу.
Итак, теперь она сидела в разоренной клумбе. В центре ее, среди растений с нежными листочками и стеблями, которые она и то создание задавили при падении напрочь, рос неизвестный ей, но странно знакомый, карликовый кустарник с мелкими красноватыми цветочками.
Со стоном вылезая из месива цветов и колючек, девушка подумала, что никогда не мечтала проверить растения своего нового парка таким образом. И мимолетно подивилась, как странно была собрана не только эта, но и остальные клумбы, в центре каждой из них рос такой кустарник. К тому же колючий.
– И кто такой умный, что его тут посадил? – нелюбезно пробурчала она, изучая мягко светившиеся розоватым цветом мелкие соцветия в окружении темно-зеленых с серебристым отливом узких почти невесомых листочков и длинных тонких, но очень острых игл, которые она проверила на себе.
Особенно ее "порадовало" количество колющих: на одно соцветие их было не меньше десятка. Т. е. очень много. Худшего места для падения нельзя было и представить. Теперь понятно, почему попытка заколоть и задушить ее одновременно едва не увенчалась успехом.
– Что за странная фантазия так комплектовать цветы в саду…, – пробормотала она, припомнив, что такие кустарники не только повсеместно растут в Смертной обители, но и вокруг отцовского дворца на дне моря, замка отчима на скалах и даже в материнском цветнике на облаке, не говоря уже о цветниках сестер, кузин и тетки Веты. Уж не за неприхотливость ли его держали в своих садах и парках все ее родственники поголовно?
Подивившись единодушию родных, она потерла ладонью поврежденную шею, устраняя последствия колючей встречи. С хрустом покрутив головою, поднялась и осторожно проверила своего компаньона по клумбам.
Он был жив и уже приходил в себя, шумно завозившись, пытаясь руками найти опору и подняться. Ия протянула руку, жестом встряхнула и подняла его на ноги, поддерживая как куклу в вертикальном положении. Восстановив парковое освещение, увидела, что существо того же вида, что и ее управляющий. Хмыкнув, она нашла его даже похожим на него. По крайней мере, рога, огромные удлиненные глаза и козлоподобные конечности свидетельствовали об этом.
– Платье безнадежно испорчено, – со вздохом признала она, залечив чужие раны и оглядев свой наряд. По белоснежному полотну неряшливо расцвели многочисленные пятна зеленых, красных и коричневых оттенков. И это не считать того, что наряд не только помялся, но и значительно порвался от колючек и камней, а на спине явно остались кровавые потеки.
Кустарник не церемонился с той, что попыталась его сломать своим весом. Сам он, кстати, на первый взгляд не пострадал. Когда Ия с него встала, то увидела, что ни одна веточка не была сломана, и вокруг не было сорванных соцветий и листочков. Его соседям так, разумеется, не повезло.
– Как вы себя чувствуете? – поинтересовалась она, отпуская существо и подходя к нему, – Откуда вы взялись?
Козлоподобный, оставшись без поддержки, опустился четвереньки и так стоял, пока не узрел перед своими глазами край некогда белоснежного роскошного наряда.
– Моя госпожа, – создание с усилием поменяло позу и, встав на одно колено, склонило лохматую голову перед ней.
Его большие уши прядали и поворачивались вокруг, ловя нарастающий шум, доносившийся из-за контура. Совсем, как у лошади или козла, сопровождавших обычно ее сводную сестру Дию. Богиня на это предпочла не обращать внимание.
– Итак, я вас слушаю, – строго напомнила она. Создание еще ниже склонилось и разглядывая поверхность у своих ног, что-то негромко и невнятно произнес.
– Поднимитесь и объясните четко, – резко потребовала она, недовольная, что приходится повторять.
Оно подчинилось и поднялось на ноги. Над богиней он возвышался не меньше, чем на шаг. И на вид он был моложе управляющего.
– Я – Базеус, мой брат Тиго послал меня к расщелине. Но я не смог до нее добраться, – проговорил он, виновато уставившись огромными влажными глазами на девушку.
– Разве вас не отозвали? – удивилась та, – я приказала это сделать.
– Я слышал моего брата, но не смог перенестись обратно, – расстроенно сообщил суще… Базеус.
Ия поморщилась, недовольная необходимостью выслушивать и, о ужас, еще и запоминать все эти многочисленные имена и родственные связи.
– Почему? – отрывисто поинтересовалась она, взирая на вытянувшегося в струнку подчиненного также, как дядя Вард на смотрел на провинившиеся души или даже охотников Смертной обители, что подглядела много циклов назад.
– Вы очень вовремя вмешались, госпожа. Оно меня почти выпило. Я так вам благодарен за спасение!
– А вы спасли меня, – сухо ответила она, – Хотя в первый момент я этого не понимала. Поэтому будем считать, что мы в расчете. Расскажите, что там было.
– Странный радужный светящийся поток из таких мелких песчинок, – Базеус сложил крепко прижал два огромных пальца друг к другу, показывая пресловутую величину, – меня закружил. Я успел услышать, что надо уходить, но пути назад не было…
– Насколько я помню, ваша сила не зависит ни от чего внешнего. Ни сил, ни проявлений или даже чьей-то воли. Как говорит мой отчим, это внутренняя особенность организма вашего вида. Вы же могли построить себе новый путь, а не возвращаться прежним, – раздраженно сообщила Ия, уже понимая, что если этот образец не мог противостоять странным чарам, то и никто другой из ее свиты не сможет.
Высказывать все это было бессмысленно, но уж очень хотелось, чтобы сбросить лишнюю напряженность, возникшую в том числе и при содействии горе-спасителя. Ее шею периодически неприятно, почти больно, покалывало. Под кожей же временами будто пробегал ток, как при трении двух гладких тканей, или мелкие колючки, подобные кактусовым. Непривычно и даже дискомфортно.
