Текст книги "Красная шапочка для босса (СИ)"
Автор книги: Алёна Амурская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
– Ну и жалкая же ты крыса, Суса! Тупая и бесполезная! На месте брата я б давно тебя в шею выгнал. Не, лучше бы в лесочке прикопал. А то болтливый ты слишком... – тут он обрывает сам себя и шикает: – Так, тихо! Есть контакт... Эй, Бояров, есть разговор!
– Без проблем, – охотно отвечает трубка. – Тормозни, пообщаемся.
– Ага, нашел дебила. Чтобы твой новый дружбан Медведский без яиц меня оставил?
– Ну так уж и без яиц... это ты прям сильно преуменьшил. Скорее без всего хозяйства под самый корешок! Забыл, что ли, как его сестра чуть руки на себя не наложила по твоей милости?
– Та телка сама напросилась, – ничуть не смущается пузан и похотливо добавляет: – Вырядилась шлюхой, нажралась в хлам и по дороге ночью разгуливала, попкой вертела. Я ж мужик, а не железный дровосек! Да и знать не знал, чья она сестра. Подумаешь, бывает, ошибся разок.
– А может, ты маньяк, коллекционирующий девственниц? Слухи уже давно ходят.
– Это наглая клевета, – сразу же открещивается Глеб Юрьевич.
Однако его сиплый голос чуть подрагивает, выдавая неуверенно-фальшивую ноту человека, который смертельно боится раскрыть свой отвратительно грязный секрет.
– Ну да, конечно...
Из динамика раздается шум легкой борьбы. А затем презрительно-издевательский голос Боярки сменяет другой, полный ледяной ярости и жажды мести. Голос Яра Медведского, надо полагать.
– Слушай сюда, мразь! Ты долго всех водил за нос, но теперь прятки закончились. Либо ты сдаешься сам, либо я тебя поймаю! Загоню, как бешеную тварь, отвечаю. И только тебе выбирать, быстро это произойдет, или придется помучиться.
Наступает выразительная пауза, аж в ушах от напряжения звенит. Пузан натянуто откашливается и сообщает:
– Я подумаю. Только сначала передай-ка трубочку Волчаре... а то у меня тут его девочка лежит под ногами, симпатичная такая, с красной береточкой. Очень по нему соскучилась. Правда, зайка?.. – и он, перегнувшись, внезапно сдавливает мою шею одной рукой.
У меня вырывается непроизвольный всхлип ужаса и боли.
– Пусти! – хриплю натужно, и толстые пальцы тут же разжимаются, давая глотнуть воздух полной грудью.
– Марина..? – голос Волчарина оглушает какими-то непривычными эмоциями в интонациях. Они вибрируют в нем, словно рождающееся в горле зверя разъяренное рычание.
– Ну давай! – торжествующе дергает меня за волосы пузан. – Ответь любимому!
– Да, это я... – тихо говорю в телефон.
– Громче! Ну?
– Это я!
– Еще громче! – гогочет мой мучитель.
– Да, это я – Марина!!! – зажмуриваюсь от переполняющих меня злости и страха. Сердце колотится в груди взбесившейся погремушкой.
– Ну что, Волчара, выкусил? Давай, подключайся к переговорам. У нас новый расклад нарисовался, хе-хе...
– Оставь девчонку в покое! – зло обрывает его смех Волчарин. – Она вообще не при делах.
– Ты думаешь, меня это колышет? На кону моя жизнь!
– Если ты ее хоть пальцем тронешь... если посмеешь...
– Еще как посмею! – снова сдавливает мою шею пузан, и я беспомощно хриплю.
Как ни верчу головой, хватка не исчезает. Инстинктивно-бешено барабаню ногами по дверце, а перед глазами пульсирует красная муть. Связанные руки онемели от неудобного положения так, что я их почти и не чувствую, но это уже не беспокоит.
Только бы вдохнуть немного воздуха! Только бы..!
Красный туман начинает медленно чернеть...
– ... договор! – доносится словно издалека яростное рычание Волчарина. – Отпусти ее и гони свой расклад!
Садистски медленно, с каким-то даже наслаждением Глеб Юрьевич снова разжимает пальцы. Я в полуобморочном состоянии судорожно хватаю ртом драгоценный воздух и кашляю, кашляю, кашляю... а горло при этом дико саднит.
– Вот я и нашел твое слабое место, Волчара, – хихикает в красно-черной тьме сиплый голос. – А теперь поговорим...
О чем дальше идет разговор, я так и не слышу. Сознание гаснет, как свечка, на которую вдруг жестко и сильно дунули.
Глава 33. Очень странная бабушка
Порыв свежего ветра, щедро сдобренного холодным осенним дождем, я ощущаю раньше, чем осознаю себя живой. Мне зябко, сыро, всë тело затекло... короче, испытываю мучительный дискомфорт, который очень и очень сложно игнорировать.
Разлепляю тяжелые веки и некоторое время моргаю, тупо глядя в темный потолок. Потом шевелю пальцами на онемевших руках – они по-прежнему стянуты кабельной стяжкой, – и еле сдерживаюсь от шипения сквозь зубы. Под кожей всë щиплет, колет и горит, будто целая стая муравьев там завелась. В висках уже нехорошо ворочается-нарастает головная боль.
– ...ну че там, Суса? – нетерпеливо-приглушенно спрашивают где-то за стенкой. – Всë чисто? Старуха на месте?
Память освежается мгновенно. Я в старой тачке Сусаева. И нахожусь всë в той же гнилой компании. Разница лишь в том, что с пола меня переложили на сиденье, вот и всë. И машина уже не мчится, а припаркована где-то в непроглядном мраке.
– На месте, Глеб Юрьевич, – неохотно подтверждает унылый голос Сусаева и с надеждой предлагает: – Может, вам такси вызвать?.. Торопитесь же, наверное, ну чтоб залечь на безопасное дно понадежнее и...
– Не-а, – лениво отказывается пузан. – Мне ща безопаснее всего как раз возле волчаринской девчонки побыть. Так что завязывай со своим кудахтаньем, мамочка, мне это надоело. Чужое вранье по делу я понять могу, а вот лапшу с фальшивой заботой не перевариваю.
– Да я реально помочь хочу...
– Ага, ага, это ты рассказывай бабульке в домике. Насчет флешки-дубликата я в курсе, не переживай, если чë... Кстати, девка пришла в себя? Пора бы уже. Полчаса как сомлела. Иди проверь. А то бабка без нее типа живой-здоровой может запереться наглухо. И дверь ломай потом... неохота возиться...
Хоть голоса я и воспринимаю еле-еле, как сквозь толстую вату, но последние слова обо мне самой до сознания доходят. Так что я, не дожидаясь, пока меня силком начнут будить, с трудом принимаю сидячее положение.
И очень вовремя! Потому что дверца распахивается, и в проеме возникает серое пятно сусаевской остроносой рожи.
– А, очнулась? Отлично, – хмуро буркает он, слишком озабоченный своими мыслями, чтобы позубоскалить надо мной по привычке. – Встала и пошла!
Помогать он мне даже не думает. Но и не покрикивает, чтоб двигалась поживей. Видимо, уже и не торопится никуда из-за своего оборзевшего садиста-знакомого.
Пока я неловко выползаю из машины, взгляд цепляет очень знакомые очертания домов и дорожной развилки.
Пустынный дачный посёлок... и наш старенький крепкий домик со светящимся кухонным окном. Очевидно, баба Рева дома, готовит что-то.
Я панически кусаю губы. От эмоций меня снова лихорадит.
Это получается, Сусаев с маньячным дружком уже выяснили, что прачка подкинула ей опасный компромат?! Вот блин!.. Что теперь делать? Они же ни перед чем не остановятся! Для этих гадов нет почти ничего святого в жизни, и почтенный возраст человека вряд ли станет преградой их жестокости!.
Глаза щиплет соленой горечью поступающих слëз. Я быстро смаргиваю их и продолжаю отчаянно искать выход.
Но ничего умного в голову так и не приходит. Ситуация – ужасающе тупиковая! И каждый шаг в сторону калитки кажется настоящим предательством. А с другой стороны, даже если вдруг и получится сбежать прямо сейчас – это нисколько меня не выручит. Потому что бабуля всë равно окажется под ударом.
Господи... что же делать... что делать!?.
– Тэ-э-экс... – окидывает меня оценивающим взглядом пузан и с ухмылкой тыкает пальцем в калитку. – Правильные мужики даму пропускают вперëд. Прошу, мадемуазель!
Его скабрезность проходит мимо меня, даже не задев. Мысли мечутся, как угорелые, пока сквозь них не проступает одна-единственная интуитивная решимость...
Пусть всë будет как будет.
Одно знаю точно: свою бабулю я ни за что не брошу с этими уродами. И не сбегу никуда, даже если представится возможность. Пусть они забирают свою флешку и проваливают. А если только посмеют бабулю тронуть, я буду защищать ее до последнего вздоха!
Это твердое решение каким-то неведомым образом дает мне и силу, и внутреннюю опору. Как будто вдруг второе дыхание открылось. И даже страх отступает на второй план вместе с дрожащими поджилками.
Перед входом на крыльце я медлю пару мгновений. Пузан косится на мои связанные руки и проявляет инициативу – дергает дверь за ручку. Та, естественно, оказывается запертой. Тогда он небрежно стучит по дверному полотну с облупившейся краской и многозначительно грозит мне пальцем.
Из глубины домика раздается длинный, словно бы лающий, тяжелый кашель. И болезненно-дребезжащий бас хрипло интересуется:
– Хто это? Мариша, ты..?
Голос у бабы Ревы какой-то странноватый. К ее мужеподобному басу я, конечно, привычная, но сейчас он кажется слишком грубым и даже чужим. Наверное, из-за кашля охрип и сел немного... хотя вообще-то утром она вроде была совершенно здорова.
От неприятного тычка в бок непроизвольно вздрагиваю.
– Ответь старухе живо, ну? – шипит Сусаев, брызгая в ухо слюной.
– Ну и стрëмный же голосок у старушенции! – хрюкает позади Глеб Юрьевич. – Чисто баба-яга.
Я сглатываю, дико волнуясь, и снова торможу. Но прежде, чем кто-то из нас успевает что-то предпринять, баба Рева снова заходится кашлем и недовольно хрипит из дома:
– Там замок сломался сëдни утром, помнишь?.. Дерни за веревочку, дверь и откроется..!
Эта фраза насчет сломавшегося утром замка заставляет меня замереть. Потому что не было ничего подобного утром. Всë в полном порядке было, когда я уходила на работу. И если я хорошо знаю свою бабулю, то это означает только одно...
Она откуда-то в курсе насчет опасных незваных гостей. И лично мне от веревки точно следует держаться подальше.
– Не по-о-онял... – тянет нахмурившийся пузан, требовательно уставившись на меня. – Чë за веревочка?..
Я отступаю на пару шагов назад и окидываю быстрым взглядом дверь.
Веревочка рядом с ней действительно висит, чуть выше головы. Только сомнительно, что дерганье за нее реально открывает дверь. Потому что тянется она из маленького чердачного люка, где нет ничего, кроме целой тонны многолетней пыли. Ну и каких-нибудь бабулиных трав для просушки на старой газете.
М-да. Если это ловушка, то какая-то сомнительная. Только самый последний идиот будет дергать за веревку, если не знает, к чему она прикреплена.
– ... к щеколде изнутри тутошний конец привязала! – тем временем уведомляет баба Рева в перерыве между приступами надрывного кашля. – А то мне вставать ужо тяжело, еле дышу... кхэ-кх–хэ-э... уй, вирус проклятый замучал! С короной который... дохтор сказал! Но я масочку надела, кх-х-х... ты не переживай!
Странное дело. На этот раз голос бабули вновь звучит, как обычно. И даже кашель его не особо коверкает. Ничего не понимаю. Она реально, что ли, вирус подхватила?
– Вот больная, – кривит толстые губы Глеб Юрьевич и с брюзгливым смешком сообщает мне: – Она у тебя по ходу не только корону словила на старости лет, но и маразм. Веревку привязала, гы-ы... Лады, – резко обрывает он себя и задирает голову наверх. – Чë у вас там, чердак? Ниче не свалится сверху, надеюсь?
– Бабушка там только травы сушит иногда... – осторожно отвечаю я.
Мои слова вызывают у пузана новый приступ веселья.
– Видать, хорошая у твоей бабки трава! Забористая! – и, не прекращая ухмыляться, он с силой дергает за лохматый конец веревки.
Глава 34. Большие вопросы к бабушке
Внутренняя щеколда громко лязгает, и дверь с легким скрипом действительно приоткрывается. Мужчины так заинтересованно смотрят на замок, что даже не замечают, как при этом одновременно откидывается и чердачный люк. Зато я это отлично вижу и предусмотрительно делаю шаг в сторону – плавно и незаметно, несмотря на болезненно ноющую лодыжку.
Ш-ш-ш ...
Как я и предполагала, из чердака с тихим шелестом выскальзывает желтоватый лист газеты. И его сопровождает обильное облако какой-то красноватой пыли.
Догадка о ее составе приходит ко мне мгновенно, в одну секунду. Я даже не успеваю осмыслить ее толком, а уже крепко зажмуриваюсь. Потом задерживаю дыхание и пячусь, пячусь, пячусь...
... пока впереди не раздается взрыв чудовищной ругани. И кашля. И чихания.
Кажется, теперь я знаю, куда делся весь жмых от любимого бабушкиного перца после готовки самодельного антиманьячного спрея. Она его попросту перемолола и оставила на чердаке сушиться.
Перцовая пыль оседает не меньше минуты.
Я пережидаю это время в сторонке, съежившись и спрятав нос в воротнике своего серого плащика. А когда шум и ругань чуть стихают, осмеливаюсь взглянуть на пострадавших.
Свет вечернего фонаря над крыльцом прекрасно озаряет перекошенные багровые рожи и слезящиеся глаза мужиков. У обоих из носа нещадно течет, а в устремленных на меня взглядах – неприкрытая угроза.
– Я же предупреждала, что бабуля там травы свои сушит, – неловко пожимаю плечами. – Задели, наверное, случайно...
Злобно сопящий Глеб Юрьевич в два шага настигает меня и, схватив за шиворот, бесцеремонно вталкивает в гостиную. Потом звучно харкает прямо на пол и рявкает через плечо:
– Суса, ты че, уснул? Иди бабку шмонать...
Его приказ заглушает отрывистый громкий кашель из спальни – настолько затяжной и сипло-завывающий, что даже просто слышать его жутко. Как будто в хрипящую бабу Реву вселился инопланетный «чужой» из американского ужастика и разрывает ей легкие. Треш какой-то, аж гусиная кожа от такого надсадного звука.
Я обеспокоенно дергаюсь.
– Баб Рев, ты как там?
– Кх-х-хэх... ох, плохо! Помираю совсем, как бы тебя не заразить... – откликается она снова странно исковерканным, чужим голосом. – Ты тоже масочку на всякий пожарный надень, а то не приведи Господь... сляжешь..! А хто это там у нас... гости, кх-х-х..?
– Да, бабуль...
Дверь спальни открыта настежь. Там царит полумрак, но его рассеивает свет из кухни от яркой люминесцентной лампы. И фигура бабы Ревы неясно просматривается на кровати под толстым пуховым одеялом.
Она настолько сильно натянула его на себя, что из-под верхнего края можно только разглядеть бледное пятно медицинской маски на лице. На голову бабушка зачем-то низко намотала свой хлопчатобумажный цветастый платок, в котором обычно копается на грядках.
Сусаев брезгливо вслушивается в ее кашель и морщится.
– У меня маски нет с собой... а вдруг она реально заразная, Глеб Юрьевич? Не хватало только «корону» подцепить, когда столько дел нерешенных. Это ж не шутки!
– Так и знал, что ты зассышь.
– Я разумный человек, и лишние проблемы мне не нужны. Как и вам, – трусовато огрызается Сусаев. А затем, подумав, выкрикивает в темный проем спальни: – Эй... как вас там, женщина...! Где ваша сумка? Мы за флешкой своей пришли! Подставной сюрприз от Ульяны... помните такую?
– От кого-кого сюрприз..? От обезьяны..? – слабо сипит голос из спальни, в очередной раз шокируя меня вернувшейся схожестью с нормальным басом бабы Ревы. – Я в зоопарке давно не бывала, путаете вы чегой-то..!
– Глухая карга... нет! Сюрприз от Ульяны! – разозлившись, Сусаев выкрикивает это погромче и добавляет: – Она вам подкинула чужие файлы на флешке!
– Кх-х... да что ты такое лопочешь там, чудик... Подкинула мне чужие орешки? Обезьяна? Ты белены объелся, что ли...? Кх-хэ-кхээээ... – кашляет бабушка и недовольно требует: – Мариша, поднеси стакан воды мне – пить шибко хочется, кх-х-х... и таблеточки мои из сумки тут на подушке достань!
При виде страдальческого выражения сусаевской рожи меня начинает разбирать истерический смех. Я с силой прикусываю губу и вопросительно демонстрирую связанные руки своим похитителям.
Те пару секунд тупо смотрят на них воспаленными глазами, а потом пузан говорит:
– А точняк! Топай давай за сумкой и тащи ее сюда. Наверняка флешка там, вот братан обрадуется. Должен мне будет.
– Но-о... Глеб Юрьевич! – живо возражает встревожившийся Сусаев. – Вообще-то задача вернуть флешку поставлена передо мной как условие реабилитации и...
– Потом разберемся, – лениво отмахивается пузан и кивает мне. – Давай пошевеливайся.
– А вода бабуле? – сдержанно напоминаю я. – И руки надо развязать...
– Обойдетесь обе. Пальчики-то у тебя за спиной шевелятся? Шевелятся. Вот и пользуйся ими, – ухмыляется он. – Развивай моторику!
Он придает мне ускорения неприятным сильным тычком в копчик. Вот сволочь!
Приходится хромать изо всех сил, чтобы не упасть и погасить навязанный импульс ходьбы. И при этом умудриться не перегрузить больную лодыжку. На висках аж пот выступает от чрезмерного напряжения.
В темное пространство спальни я буквально вваливаюсь, а к кровати тащусь помедленней, глядя себе под ноги. Баба Рева наблюдает за мной молча, и я не понимаю, что она задумала. А ее внезапная «болезнь» вообще с толку сбивает.
Надеюсь, успею с ней пошептаться, пока есть возможность...
Неловко присев на краешек пышной перины, тяжело вздыхаю:
– Бабуль. Эти люди... они... – и осекаюсь.
Из-под толстого одеяла выползает большая мужская ладонь с породистыми крепкими пальцами. Она уверенно и как-то ободряюще сжимает моë колено.
Я шокированно таращусь в темное лицо под цветастым платком. Оттуда на меня пристально смотрят глаза...
... но это не глаза моей бабы Ревы!
Это серые, светло-серые глаза Максима Волчарина.
Глава 35. Под кроватью
Поверить не могу...
Волчарин здесь!
В бабушкином платке и на ее кровати. Смотрит на меня так, будто готов одновременно и схватить меня в охапку, и... ну, не знаю... сожрать, что ли.
Я изумленно приоткрываю рот с опрометчивым решением заговорить, но мой босс опережает меня звучным шепотом сквозь зубы:
– Под кровать! Живо.
Его интонации давят на меня властным приказом буквально на физическом уровне. Ему невозможно не подчиниться – столько там мужской силы и тяжеловесной уверенности. Невероятная у него энергетика. Просто сумасшедшая!
Ей не тянет перечить, а хочется только блаженно подчиняться с одной лишь внятной мыслью...
Он здесь.
Он меня защищает.
Он решит все проблемы так, как считает нужным.
Господи... как же прекрасно ощущать безоговорочную убежденность в этом! Ведь интуиция просто захлебывается, нашептывая об этом, а нервы так и звенят от радостного доверия!
Так что рот я захлопываю моментально. И без лишних вопросов падаю на вязаный половой коврик. Реально падаю, иначе быстрее с моей больной ногой и не получится.
Локоть и коленку твердая поверхность чувствительно отшибает.
– Оййй, – вырывается тихое, и я заставляю себя быстро-быстро перекатиться под кровать...
... чтобы столкнуться там с другим живым телом!
– Долго соображаешь, Мариша, – недовольно шипит мне в ухо этот кто-то со знакомыми бабулиными интонациями.
Я оторопело вглядываюсь в еле заметные очертания морщинистого лица рядом.
Тонкий лучик света из кухни немного бликует на чем-то круглом... кажется, на больших очках в роговой оправе. И только тогда я окончательно осознаю, что странная рокировка Волчарина с бабулей мне не померещилась. Это реальность. Он действительно расположился там, наверху... А баба Рева – тут, под кроватью.
Офигеть можно.
– Что происходит, бабуль..? – начинаю я тихо, но еле слышный шепот перекрывает отборный мат с порога спальни.
Моë исчезновение не остается незамеченным.
– А ну быстро вылезла, с-с-сука..! – орет пузан и раздраженно топает в спальню, позабыв на эмоциях о страхе перед вирусом. – Нашла где прятаться... не жалко бабусю-то?! За тебя ответит, дура! Она у тебя не терминатор, если чë..!
– Пасть захлопнул, – прерывает его холодный жесткий голос Волчарина, и Глеб Юрьевич потрясенно затыкается.
Действительно, шок еще тот, если старая больная бабушка вдруг заговаривает с тобой настолько по-мужски.
– Не понял... – тянет он зловеще.
– Сейчас поймешь, – обещает ему Волчарин и резко откидывает пуховое одеяло в сторону.
Прямо перед моим носом на пол опускаются ноги в черных мужских ботинках. А следом сразу же раздается щелчок спущенного предохранителя.
И еще один щелчок.
Оййй, мамочки...
Босс тоже носит с собой пистолет! Как же мне от этого жутко... неужели будет перестрелка?! А-а-а... кошмар какой, когда же этот дикий триллер закончится?!
– Вы меня, конечно, и-извините, Максим Романович, – изумленно блеет из гостиной Сусаев, – но если вы сейчас не опустите пушку, моя рука не дрогнет!
Напряженное молчание свидетельствует о том, что ситуация, кажется, зашла в тупик. Волчарин держит на прицеле Глеба Юрьевича, а Сусаев – Волчарина. Чтобы убедиться в этом, я тихонько выглядываю из-под кровати. А баба Рева присоединяется ко мне ползком, явно тяготясь несвойственным ей молчанием и неосведомленностью.
Блин, так и есть!
Мерзкий остролицый «суслик» стоит с пистолетом в подрагивающих руках и целится в сторону ботинок. А Глеб Юрьевич топчется где-то между дверью и кроватью
Я так сильно нервничаю, глядя на оружие, что бездумно кусаю собственные губы чуть ли не до крови. Будь мои руки свободны, я бы, наверное, и ногти грызть начала.
Зато сам Волчарин не подает никаких признаков волнения или беспокойства. Стоит себе железобетонной скалой и снисходительным тоном роняет:
– Не дрогнет рука? Да ты уже трясешься, как неврастеник со стажем.
Сусаев зло вскидывается:
– Да я...
И тут за его спиной вырастает быстрая тихая тень мужской фигуры в черном. С изумлением и радостью узнаю в ней Яра. А за с ним неторопливой вальяжной походкой из кухни выбирается и Боярка.
Он переглядывается с приятелем, и тот безо всякого усилия ловко выдергивает из рук Сусаева оружие.
От неожиданности тот аж подпрыгивает.
– Что за...
– Захлопнись, супермен, – любезно советует ему Боярка и щурится на пузана: – Что ж... Глеб Юрьевич... передаю вашу судьбу в добрые руки вашего самого горячего поклонника! Яр, упаковывай свой подарочек. Теперь мы в расчете?
Упомянутый Глеб Юрьевич резко оборачивается.
Побелевшее, как мел, лицо кажется в полумраке застывшей гипсовой маской толстяка с бульдожьи обвисшими щеками. Одна лишь разница – у этого «гипса» мелко подрагивает жирный подбородок при виде своего персонального мстителя-судьи.
– В расчете, – лаконично кивает Яр.
Он делает длинный скользящий шаг к пузану. Тот медленно пятится в немом ужасе и вертит головой, ища в окружающих лицах хоть какую-нибудь зацепку на возможность спасения.
– Му-у... жики... вы чего, ну... давайте договоримся! – прорезается наконец в напряженной тишине его сиплый голос. – Я много чего знаю! У меня есть ценная инфа, реально... Вы же знаете моего брата Германа! На хрена вам меня мочить, а? Я могу быть полезен...
Яр молча припечатывает его коленом между ног. Глеб Юрьевич, полузадушенно хрюкнув, складывается пополам.
– Я бы тебя замочил запросто, урод. Но это будет для тебя слишком легкое наказание за то, что ты сделал...
Никто не произносит ни единого слова, пока Яр не выволакивает скулящего насильника на улицу. За окнами резко хлопает дверца машины, и шум работающего двигателя быстро отдаляется.
– А... Максим Романович... – жалким тоном бормочет Сусаев, без конца сглатывая слюну. – Отпустите меня... слово даю, что ничего не видел и не слышал!
Не обращая на него внимания, Волчарин опускается на корточки перед кроватью, и наши взгляды встречаются.
Сердце пускается вскачь, а дыхание в груди так и вовсе спирает. Не столько от неожиданности, сколько от интуитивно угадываемой заботы в серых глазах. И от непривычно эмоционального выражения на лице босса.
– Ну, как ты? – тихо спрашивает он отрывисто-низким голосом.
Глава 36. Охотники за флешкой
От взволнованного ступора меня спасает баба Рева. Она деловито проползает мимо меня и уже снаружи ворчит:
– Ай, Максим Романыч, ты блокбастеров заграничных насмотрелся, что ли? Кто ж такое спрашивает, когда и так понятно, что нам тут несладко! Вытаскивай нашу Маришу поскорей, у нее с руками чегой-то неладное!
Руки у меня действительно не в порядке. Запястья от проклятой пластиковой стяжки онемели и распухли, и я почти не чувствую их, лежа на боку. А после слов бабули вдруг понимаю, что попытка перекатиться из-под кровати обратно на коврик чревата для меня ооочень болезненными ощущениями. Это только на адреналине получалось их не замечать, а сейчас совсем другие условия...
Волчарин не отвечает ей. Пригибается ниже и бросает через плечо:
– Вась, освещение включи.
Вместе с уютно-звонким щелчком настенного выключателя вспыхивает мягкий желтоватый свет домашнего ночника.
Серые глаза вблизи кажутся еще ярче. И даже сейчас, валяясь в пыли на полу и страдая от неудобного положения, я прямо-таки млею под горячим пристальным взглядом Волчарина. Чувствую себя... блин, чуть ли не сокровищем, которое только что нашли и опасаются случайно повредить! Потрясающее ощущение. Чистый кайф.
Может, я какая-то ненормальная?
– Спиной ко мне повернуться сможешь? – спрашивает Волчарин. – Руки развяжу.
– Там так просто не развяжешь, – бормочу я, но всë же с послушной неловкостью переваливаюсь на другой бок и немного выдвигаюсь из-под кровати наружу. А пока босс рассматривает туго зафиксированное сцепление кабельной стяжки, зачем-то сообщаю: – Я вам звонила один раз, но вы были недоступны... так ждала новостей, переживала...
– Так получилось. Перед выездом мы проверяли на всякий случай девайсы и в моем телефоне нашли жучок, транслирующий мою текущую геолокацию. Кто-то отслеживал все мои перемещения, пришлось симку вытащить... Так. Сейчас замри и не дергайся.
Запястья обжигает холод скользящей по коже стали. Ничего не вижу, но вполне четко понимаю: это острый нож. Скорее всего складной, из тех, что любят носить у себя в потайных карманах опасные и продуманные мужчины.
Легкий рывок – и мучительная скованность рук исчезает.
Я выдыхаю с огромным облегчением и собираюсь наконец перекатиться на нормальные четвереньки, чтобы встать... но Волчарин опережает. Подхватывает меня за подмышки, словно куклу, и сразу же усаживает на бабушкину кровать. А затем смущающе внимательно принимается инспектировать состояние моих рук и ног.
Баба Рева стоит рядом и коршуном следит за каждым его движением.
– Вот ироды! – ругается она, злобно косясь в сторону притихшего Сусаева. – Так над девочкой издеваться... Нет, я это так не оставлю! Надо на них заявление в милицию накатать. Пущай разбираются!
– Мадам, – живо вмешивается Боярка, с интересом наблюдающий за ней. – Я понимаю ваш гнев, но давайте пока повременим с... милицией. Нам сначала надо конфиденциально побеседовать с этим преступным элементом, – и он многозначительно кивает на бледного Сусаева. – Кроме того... вы помните, о чем мы вас предупреждали, когда перехватили возле рынка?
Баба Рева саркастически закатывает глаза.
– Да помню я, помню, юморист! На склероз пока не жалуюсь. Бандит какой-то ваши флешки-орешки ищет!
Боярка одобрительно ухмыляется.
– Насчет обезьяны с орешками это вы круто придумали, Рева Виссарионовна! Выручили нашего косноязычного Максима Романыча, а то спалился бы, как пить дать. Актер из него, как из меня балерина.
– Действительно, не надо полицию! – горячо соглашается нервничающий Сусаев. – Зачем она нам, сами разберемся, по-хорошему...
– А ну-ка цыц! – шикает на него баба Рева. – Без сопливых решим, что с тобой делать. Знавала я таких! Спиной повернешься, так считай в дураках и останешься! Нет тебе веры, извращенец!
Остроносая физиономия покрывается багровыми пятнами.
– Я не...
– Слушайте, а ведь вы правы, Рева Виссарионовна! – перебивает его Боярка. – Пока мы будем с гостем разбираться, этот ушлепок может сбежать. Запереть бы, да тесновато тут у вас...
– В подпол его! – щедро предлагает баба Рева. – Там у меня угол один свободен между солеными огурцами и капустой квашеной.
– Супер, – расплывается в улыбке Боярка и шутовски кланяется в сторону благосклонно взирающей на него бабули. – Мадам, я восхищен вашим умом и креативным подходом к любым проблемам!
Слушая их беседу, я вдруг ловлю себя на мысли, что эти двое по-своему похожи в том, как они умеют легко стебаться над любым негативом и не принимать его всерьез. Прямо два сапога пара.
– Бояров, давай вспомним о деле, – с легким нетерпением поворачивается к ним Волчарин, и его ладонь непроизвольно ложится на мою лодыжку, обжигая волнующе интимным прикосновением. – Восхищаться Ревой Виссарионовной в другом месте будешь. Ребята наши на дороге не маякнули еще насчет Бейбарыса? Как бы не пропустили. Не хотелось бы, чтобы он застиг нас врасплох. Сам знаешь, чем чревато.
– Так точно, командир, – лениво кивает Боярка и подмигивает бабуле: – Берем курс на подпол, мадам!
В маленькое темное отверстие под кухонным окном Сусаева приходится запихивать долго.
– Я туда не влезу! – ноет он, вертя головой на уровне пола. – Места мало и потолок слишком низкий!
– Влезешь, если хочешь жить, – Волчарин припечатывает его макушку увесистой деревянной крышкой, и под ее тяжестью Сусаев невольно подгибает колени. – И чтоб ни звука! Если решала Мрачко тебя найдет, то вряд ли упустит шанс устранить конкурента. Вы же с ним сейчас соревнуетесь, кто быстрей притащит в зубах к хозяину копию компромата, так?
Ничего не ответив, Сусаев быстро приседает вниз. Крышка захлопывается, и я понимаю, что Волчарин попал в самое яблочко своими словами.
– Макс! – окликает его Боярка, чуть отодвигая от уха свой телефон. – Твои ребята говорят, что тачка Бейбарыса только что мимо них промчалась. Устроим облаву?
– Не надо, – оглядывается Волчарин. – Он отморозок. На поражение сразу бьет всех, кто лезет под руку, не церемонится. Незачем людьми рисковать. Мы сами с ним потолкуем, кое-какие кнопки есть, учитывая его прошлое. Марина... а вы с бабушкой идите к соседу. Как его там, Рева Виссарионовна..? Михаил?
– Нет, Михаил – это по батюшке, – строго поправляет бабуля. – А самого соседа Потап Михалычем зовут, ежели с именем... Так, Мариша, идем, пока ихний чëрт за своей пакостью сюда не нагрянул! Давай, обопрись на руку... во-о-от так...
На улице по-прежнему пасмурно и темно. А как только мы выходим за ограду, непогода еще и усиливается – бьет в лицо холодными порывами ветра и поливает крупными каплями дождя.
Вместе с бабой Ревой мне удается дохромать до дома Михалыча почти без неудобств. Но на душе очень тревожно.
В первую очередь – за Волчарина.
Ведь каким бы неуязвимым суперменом он ни казался, всë же стать прямой мишенью для огнестрельного оружия профессионального преступника – это настоящее безумие! Господи, пожалуйста, пусть с ним будет все в порядке... Я же... я просто с ума сойду, если тот кошмарный азиат его убьет!
С этими мыслями я и пересекаю темную улицу и подхожу к маленькому домику Михалыча.
Пока баба Рева копошится возле калитки, нашаривая внутреннюю щеколду, мимо проносится темная машина, ослепив нас лучами фар. Вряд ли водитель что-то заметил, конечно, ведь мы стоим под прикрытием куста сирени... но всë равно лучше поторопиться и уйти с улицы.
