Текст книги "15 встреч с генералом КГБ Бельченко"

Автор книги: Алексей Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

В гостинице «Астория», где я временно проживал, встречать Новый год мне пришлось с А. М. Леонтьевым. Я приехал в декабре. Леонтьев вскоре попросился на пенсию, в отставку. Я возражал, так как мне нужен был помощник такого ранга. Но поделать я ничего не мог и отпустил его на лечение, после которого Леонтьев уволился из органов.

Ознакомление с погранотрядами и другими службами на границе сказалось на моем здоровье.

В одной шинели приходилось долго находиться на морозе, и я сильно простудился. Врачи настаивали на госпитализации, так как обнаружили воспаление легких. Я отказался и болезнь перенес на ногах.

У меня сложились хорошие отношения с Ленинградским обкомом партии и, в частности, с первым секретарем Фролом Романовичем Козловым. Мне часто приходилось докладывать ему о своей работе. Он помог мне с жильем. На проспекте Сталина, ныне Московской улице, в районе парка Победы сдавался дом, где я получил квартиру.

Весной 1954 года произошла очередная реорганизация ведомства, в ходе которой образовались КГБ при Совете Министров СССР и МВД СССР. В апреле мне позвонил И. А. Серов и сказал, что я назначен начальником Управления КГБ по Ленинграду и Ленинградской области. Я был поражен этим известием, так как оно было для меня неожиданным. «Иван Александрович, – сказал я Серову, – ведь это нелепо, я только приступил к новой службе, а меня без моего согласия назначают на новую должность». На что председатель КГБ ответил вопросом: «А что, Сергей Саввич, раньше много вас спрашивали, когда назначали на новую должность? Это решение Политбюро ЦК КПСС».

Сразу после этого позвонил Ф. Р. Козлов и поздравил с новым назначением. Я ему высказал свое неудовлетворение, но он мне сказал буквально: «Это ты напрасно так говоришь».

До меня возглавлял объединенные органы МВД и госбезопасности Богданов, которого назначили министром МВД РСФСР. Козлов при назначении меня на должность начальника Управления КГБ по Ленинграду и Ленинградской области сообщил, что с Богдановым были определенные трудности. Когда я поинтересовался, какие, Фрол Романович сказал, что на Богданове большой грех, так как в 1937 году, будучи начальником НКВД одного из районов области, он наворотил там дел. Нарушал революционную законность. И этот вопрос висит над ним как дамоклов меч. И действительно, вскоре Богданова уволили из органов.

Так что управление КГБ по Ленинграду и Ленинградской области, которое я возглавил, было сформировано при моем непосредственном участии. Ленинград уже был отстроен после разрушений минувшей войны. Ф. Р. Козлов на очередной встрече порекомендовал мне переселится в другую квартиру. Он сказал: «В этой квартире всегда жили начальники органов госбезопасности, начиная с 1920-х годов, и я вам рекомендую туда переселиться. Она просторная. К вам наверняка будут приезжать родные и знакомые, так что вопрос об их размещении отпадет. В настоящее время она пустует».

Я вызвал начальника хозяйственного отдела, и он действительно подтвердил, что на балансе управления имеется квартира, о которой мне говорил первый секретарь обкома партии.

Квартира размещалась на улице Петра Лаврова. Мы пришли на квартиру. Ключи, естественно, были. Но как мы ими ни вертели в замках, дверь не открывалась. Тогда вызвали одного из наших специалистов, мастера, перед которым любой профессиональный «медвежатник» вряд ли устоял бы. А я уже был со своей супругой, она приехала и тоже захотела посмотреть квартиру. Гляжу, а с мастера сошло уже семь потов, а воз и ныне там. Он мог открыть любой сейф, а дверь квартиры не поддавалась. Дверь была обшита металлом и снаружи, и изнутри. Я ему говорю: «Вы сильно волнуетесь, давайте я пойду в управление, а когда откроете, то позвоните мне». Спустя час мастер позвонил и сказал, что открыл. Секрет двери оказался в потайном замке, который находился в верхнем углу двери. Это была узкая щелочка, только при открытии которой остальные замки приходили в рабочее состояние.

Когда я зашел в квартиру, то поразился тому, какая она была большая: 6 комнат, одна из них гостиная. Помимо основного, в квартире имелся черный ход с кухни во двор. Отопление было паровое и печное. Мне говорили потом, что до революции здесь жил высокопоставленный царский чиновник.

Квартира оказалась совершенно пустой. Надежда Павловна отказывалась въезжать в нее. Мебели у нас было немного, и столько комнат нам было совершенно ни к чему.

Я позвонил Ф. Р. Козлову и сказал, что эта квартира рассчитана на очень большую семью, а нас всего трое (старший сын остался в Москве). Он мне ответил буквально: «Слушай, ты, ЧК! Это квартира традиционно руководителей органов госбезопасности города Ленинграда. Мы никого туда вселять не будем. Это твоя квартира, а мебель купишь, зарплата тебе позволяет».

Ленинград по своим масштабам являлся настоящей республикой. Это был высококультурный экономический и политический центр. Ознакомившись с городом и его пригородами, я был поражен его величием, исторической значимостью, великолепием архитектуры.

Через два месяца в Ленинград приехала комиссия из центрального аппарата КГБ инспектировать управление. При подведении итогов прибыл председатель КГБ И. А. Серов. Особое внимание, по мнению комиссии, нужно было уделить агентурной работе, особенно в ленинградском порту и на предприятиях оборонной промышленности. По завершении работы комиссия сделала некоторые выводы, в частности, что процесс восстановления работы органов госбезопасности в Ленинграде шел активно. Конечно, был выявлен и ряд недостатков, которые нужно было исправлять.

Как член бюро Ленинградского обкома партии я был занят и партийной работой. Приходилось ездить в районы. Я старался совмещать свою профессиональную деятельность с партийной.

Продолжительное и сложное время у нас занял период, когда произошла широкая амнистия репрессированных в 1937–1939 годах. В Ленинград стали возвращаться и троцкисты, и зиновьевцы, и правые, и левые, и националисты. Их оказалось очень много. Меня включили в созданную специальную комиссию (сначала я был ее председателем), в которую еще входили прокурор области, начальник особого отдела Ленинградского военного округа, представитель от торговли и т. д. Кстати, торговые работники нужны были для выдачи амнистированным на первом этапе самого необходимого.

Трудности были огромные. Вновь прибывшим бывшим заключенным, помимо восстановления в правах, требовалось в первую очередь предоставить жилье.

В Ленинграде проходил закрытый процесс по делу В. С. Абакумова. Я с ним был знаком с 1941 года. По сути, он был моим начальником. Когда я работал в особом отделе Западного фронта, Абакумов являлся начальником Управления особых отделов НКВД СССР.

Во время суда он держался мужественно, но когда огласили приговор, как-то обмяк. Приговор военного трибунала был более чем строг. Высшая мера наказания без права обжалования. Причем исполнение немедленное, без права пересмотра дела. На совести Абакумова было немало невинных жертв, расстрелянных или посаженных в тюрьмы по его приказу.

В январе 1956 года мне позвонил Серов и сказал, что я назначен заместителем председателя КГБ при Совете Министров СССР. Я спросил, кому сдавать дела. Серов ответил, что мне на замену едет Миронов, бывший заместитель начальника 3-го Главного управления КГБ СССР. Попал он в органы по партийной линии и был в очень хороших отношениях с Л. И. Брежневым, еще в бытность последнего первым секретарем Днепропетровского обкома партии. По сути дела, мы были земляки. Забегая несколько вперед, скажу, что Миронов пытался меня ввести в круг Л. И. Брежнева. Предложил мне пойти на какой-то вечер, по сути дела, пьянку высокопоставленных партийных чиновников. Я отказался, на что он сильно обиделся. Но я имел уже информацию о ближайшем круге Брежнева и посчитал для себя ненужным заводить с ним близкое знакомство.

Узнав о моем новом назначении, Ф. Р. Козлов поздравил меня. Я ему сказал, что уезжаю с большой неохотой, так как мне сильно понравился Ленинград. Козлову тоже не хотелось, чтобы я уезжал. Мы за короткий срок хорошо сработались.

Приехав в столицу, я пришел к И. А. Серову и доложил о своем приезде. Председатель принял меня хорошо. В короткий срок обещал помочь с квартирой, которую вскоре я получил в районе Лубянки, недалеко от места работы.

С И. А. Серовым я встречался еще во время войны. Серов был заместителем Г. К. Жукова по гражданской администрации в Германии. Помимо этого Серову была поручена борьба с аковцами, которые сильно активизировались ближе к окончанию войны в западной части Белоруссии. Серов приезжал в Белоруссию из Берлина для ознакомления с этой проблемой на месте. Я, нарком внутренних дел, соответственно, докладывал ему оперативную обстановку. Помню, Минск в это время подвергнулся сильной бомбежке со стороны гитлеровцев. Дом, где первоначально должен был разместиться Серов, был разрушен, и только стечение обстоятельств (Серов задержался в наркомате) спасло ему жизнь.

Серов был деятельным и довольно смелым человеком. Он мог запросто принять участие в ликвидации националистической банды. О его личной смелости свидетельствует и эпизод во время венгерских событий 1956 года: во время обстрела неизвестными демонстрации в Будапеште он не покинул площадь, а под пулями пытался прекратить начавшуюся панику.

Серов вопросы решал быстро, в том числе и самые сложные. Дела у него не залеживались.

Серов был человеком Хрущева. На Украине в период репрессий 1930-х годов Серов вместе с Хрущевым и прокурором Руденко составляли «тройку», и на их совести немалое количество ни в чем не повинных жертв.

Кончил он плохо. Будучи на посту начальника ГРУ, в связи с арестом Пеньковского, с которым был близок (Пеньковский возил в служебную командировку в Англию жену и дочь Серова), был снят с должности, разжалован с генерала армии до генерал-майора и назначен заместителем командующего Приволжским военным округом. Потом оказался в Средней Азии. Вскоре его исключили из партии, но генеральскую пенсию оставили. Я думаю, Хрущев по старой памяти дал ему военную пенсию.

Из всех заместителей председателя КГБ опытней всех был, на мой взгляд, П. И. Ивашутин. Он и Лунев являлись первыми заместителями. Лунев был выходцем из партийной среды. Опыта работы не имел вообще. Я по значимости считался третьим.

Несколько слов хочется сказать о Н. С. Хрущеве. Я в качестве приглашенного присутствовал во время его доклада на XX съезде партии. Доклад его всех шокировал. Я не был исключением. Последствия этого выступления пришлось расхлебывать органам государственной безопасности, в частности мне, во время тбилисских событий.

В мою бытность начальником Управления КГБ по Ленинграду и Ленинградской области Хрущев дважды приезжал в Ленинград. Собирал совещание актива. Потом ездил по колхозам. Я вместе с руководством обкома сопровождал его. В одном большом хозяйстве Хрущев поднял вопрос о посеве кукурузы. Председатель колхоза пытался объяснить ему, что климат Ленинградской области не пригоден для этой сельскохозяйственной культуры. Но Хрущев рассердился и сказал, что сеют кукурузу и в более северных районах. Самодуров и карьеристов хватало. Некоторые из них рапортовали, что посадили кукурузу за Полярным кругом. Хрущев наказал колхозникам, чтобы в следующем году у них была одна кукуруза. На что они беспрекословно согласились.

Хрущев в моем сопровождении посетил секретные лаборатории оборонных заводов города. Я удивился, что генсек так хорошо осведомлен о производстве ракет стратегического назначения.

На мой взгляд, Хрущев не любил органы госбезопасности. Такой маленький штрих: когда мы встречали его в аэропорту Пулково, он даже не пожал мне руки.

В 1958 году поехала делегация в ГДР. В нее из органов госбезопасности были включены Серов и я. Серов почти сразу же уехал. Хрущев делал вид, что как будто меня рядом нет. Видимо, моя работа в Белоруссии с П. К. Пономаренко вызывала его крепкое неудовольствие.

В ГДР мне пришлось неоднократно беседовать с Анастасом Микояном. Я раньше встречался с ним в санатории на курорте в Железноводске. Микоян интересовался, как у меня складываются отношения с Серовым. Я отвечал, что отношения рабочие, деловые. И тогда Микоян заметил, что Серов очень смелый человек, и привел пример из времен мятежа в Венгрии.

Я думаю, пришла пора обратиться к этой теме.

Глава 12
Мятежный Будапешт

Сергей Саввич, я не являюсь специалистом по истории Венгрии, в том числе и кризиса 1956 года. В этой связи я готов выслушать все, что Вы расскажете о тех событиях.

Во время Второй мировой войны Венгрия являлась фашистским государством, сателлитом Германии.

События в Венгрии привлекли к себе внимание всех, кому было дорого дело социализма. Там мы имели военную группировку под командованием маршала И. С. Конева.

Разгромом контрреволюционного мятежа была устранена угроза установления фашистской диктатуры в Венгрии, сорваны замыслы внутренней контрреволюции и агрессивных империалистов. Дан решительный отпор попыткам империалистических кругов подорвать единство социалистического лагеря.

Политическая оценка событиям в Венгрии дана в опубликованном сообщении о встрече в начале января 1957 года в Будапеште представителей коммунистических и рабочих партий и правительств Болгарии, Румынии, Советского Союза и Чехословакии, в заявлении Венгерского революционного рабоче-крестьянского правительства, в решениях руководящих органов коммунистических партий Италии, Чехословакии, Франции, в статьях советской печати.

К чему сводится анализ событий в Венгрии, в чем их сущность?

Силы внутренней и империалистической реакции, используя серьезные ошибки, допущенные бывшим руководством Венгерской партии трудящихся и правительством ВНР, тщательно подготовили и осуществили кровавую попытку совершить контрреволюционный переворот, установить фашистскую власть и империалистическое господство в Венгрии.

Если бы дело было только в том, чтобы устранить даже самые большие ошибки и недостатки в строительстве социализма, никогда не дошло бы до вооруженного насилия.

Действительность такова, что в Венгрии с самого начала инициативу взяли в свои руки, заранее подготовили организованные и руководимые из одного центра группы, которые в своих контрреволюционных интересах использовали справедливое недовольство венгерского народа.

Безусловно, это не означает, что можно закрывать глаза на грубые недостатки и ошибки бывшего руководства во главе с Ракоши, нанесшие определенный ущерб интересам государства и трудящегося народа в деле строительства социализма.

М. Ракоши являлся известным деятелем революционного движения и длительное время возглавлял Венгерскую Коммунистическую партию. Более двадцати лет содержался в тюрьме за свою деятельность. И когда Венгрия была освобождена Красной Армией, он встал во главе государства.

Ракоши был еврей. Соответственно, он поставил на руководящие посты в государстве много евреев, что многим венграм не нравилось. Хотя евреи в этой стране и были причислены к мадьярам, т. е. к венграм. И я, будучи в Будапеште, антисемитских настроений не наблюдал.

Ракоши в глазах народа обанкротился.

Основным источником многих серьезных трудностей в развитии Венгерской Народной Республики было то, что бывшее руководство партии и правительства игнорировало естественные и экономические условия страны, оторвалось от масс, решало многие вопросы строительства социализма без учета потребностей страны. Оно создавало, например, такие промышленные отрасли, как металлургическая, для развития которых не было необходимых сырьевых и других предпосылок, чрезмерно увлекалось развитием тяжелой промышленности, причем пренебрегало сельскохозяйственным производством.

Эта ошибочная линия в экономическом строительстве страны вызвала серьезное напряжение в распределении национального дохода и вела к искажению основной цели социалистического строительства.

Однако в Венгрии все же были достигнуты немалые результаты в развитии промышленного производства и улучшении жизни народа.

Внутренней реакцией были использованы серьезные нарушения принципов социалистической демократии и социалистической законности, особенно в период 1949–1952 годов.

В том положении, когда руководство партии и правительства не наметило ясной программы, все чаще появлялись различные программы и требования, которые исходили не из интересов рабочего класса, которые критиковали недостатки не с позиции социализма, а с позиции буржуазного либерализма, все больше в них проявлялось влияние национализма, шовинизма, антисоветских настроений, и поэтому они стали желанной идеологической платформой, на которой реакция укрепляла свое влияние и формировала силы для подготовки контрреволюционного переворота.

Необходимо сказать, что венгерская реакция имеет богатый контрреволюционный опыт. Ведь Венгрия, как я уже ранее упоминал, в течение многих лет жила под властью фашизма, который создал там сильный аппарат власти, активные фашистские организации и т. п.

Венгерские реакционные силы еще в 1919 году осуществили контрреволюционный переворот, произошло падение Венгерской Советской Республики, и в стране установилась фашистская диктатура М. Хорти, просуществовавшая до 1944 года.

Красная Армия во время освобождения стран Западной Европы уничтожила фашистский режим в Венгрии и освободила от него венгерский народ, поэтому реакционные элементы вынашивали непомерную злобу и ненависть к Советскому Союзу.

СССР с первых дней установления народно-демократического строя в Венгрии оказывал народу этого государства всемерную помощь в деле строительства основ социализма, в борьбе с внутренней реакцией и империалистической агентурой. Сейчас мы живем в другой стране, с другим общественным строем. Но тогда мы отстаивали свои социалистические интересы, и я до сих пор убежден, что действовали мы правомерно. Мы боролись со своим идеологическими противниками – США и их союзниками, которые, используя временные трудности в Венгрии, пытались осуществить там государственный переворот.

Без всего этого нельзя будет понять правильно события в Венгрии и дать им необходимый политический анализ.

Подготовка к контрреволюционному мятежу в Венгрии велась продолжительное время.

Реакционные элементы использовали для этого различные легальные организации, и прежде всего среди интеллигенции, молодежи, студенчества.

Враждебное влияние на молодежь началось задолго до мятежа.

В 1956 году при молодежном клубе им. Л. Кошута центральное руководство Союза трудящейся молодежи Венгрии (ДИС) образовало кружок им. Ш. Петефи, в котором большое влияние имели правые элементы Венгерской партии трудящихся (ВПТ), реакционные литераторы и националистически настроенные элементы.

В результате этого кружок им. Ш. Петефи превратился в активно действующий центр националистической и антисоветской пропаганды, проводившейся под видом борьбы с культом личности и критики ошибок руководителей партии и страны.

Особенно бурную деятельность этот кружок начал после XX съезда КПСС. На его заседаниях в апреле – мае 1956 года, на которых присутствовало 1000 и более человек, под предлогом демократического обсуждения различных вопросов текущей жизни страны (планирование, марксистско-ленинская теория и др.) проводились антидемократические и антисоветские дискуссии, в открытой форме выражалось недовольство существующим строем, Коммунистической партией и дружбой с Советским Союзом.

Так, например, 27 июня 1956 года на заседании кружка, проходившем в Доме офицеров, присутствовало свыше 5 тысяч человек. В повестке дня стоял вопрос о печати и информации. Во время выступлений членами кружка, писателями, был произнесен ряд антисоветских речей с призывом к новой революции, с угрозами «о выходе на улицу», где должны решаться назревшие вопросы, и т. д.

Чтобы дать более полную характеристику кружку им. Ш. Петефи, необходимо указать, что в его состав входили, например, такие писатели:

Геза Лошанци – ярый антисоветчик, бывший социал-демократ, арестовывался, но в 1956 году был освобожден и реабилитирован, входил в состав правительства Имре Надя, а 4 ноября укрылся вместе с ним в югославском посольстве;

Тибор Дери – автор ряда идейно-порочных статей, в том числе о Венгерской партии трудящихся, о роли Коммунистической партии в рабочем движении;

Тибор Тардош – выступал с открытыми нападками на партию, против дисциплины в партии, единства ее рядов, восхвалял буржуазную демократию;

Ацел Тамаш – лауреат Сталинской премии, автор ряда подстрекательских антисоветских и антипартийных статей, он опубликовал в литературной газете стихотворение «Ода к Европе», после разгрома мятежа бежал в Югославию, а затем в США;

Золтон Зелк – поэт, исключенный из ВПТ, враждебно настроенный к Советскому Союзу, один из руководителей Союза писателей Венгрии, 6 октября 1955 года организовал демонстрацию с антисоветскими лозунгами;

Танцош – руководитель кружка им. Ш. Петефи, исключенный из ВПТ за высказывания националистического порядка.

Реакционные элементы из этого и других возникших кружков молодежи, главным образом в высших учебных заведениях, все более настойчиво стали призывать к выступлению перед правительством с рядом требований.

В первые же дни мятежа эти контрреволюционные элементы стали создавать различные комитеты и действовать как руководители от имени всего студенчества Будапешта. Они давали различную информацию иностранным журналистам, дважды принимали представителя югославского посольства в Будапеште.

Таким образом, как было установлено, основную роль в идеологической подготовке внутренней контрреволюцией мятежа в Венгрии сыграли профашистские и реакционно настроенные писатели и журналисты.

Внутри Союза писателей и журналистов до октябрьского мятежа существовало несколько антикоммунистических и антидемократических группировок, участники которых в печати и на собраниях интеллигенции так же, как в кружке им. Ш. Петефи, проводили активную враждебную пропаганду.

Наиболее значительными из них были: группа Дери Тибора, участники которой в своих выступлениях и заявлениях отрицали руководящую роль партии в области печати и вели антидемократическую пропаганду; группа Мераи и Ацела Тамаша, установившая связь со студенческой молодежью, участники ее выезжали на периферию и промышленные предприятия, где выступали с подстрекательскими речами; группа так называемых народников, состоявшая из бывших приверженцев фашизма, распространявших среди своего окружения стихи антисоветского и антидемократического содержания; ряд групп, пропагандировавших правые оппортунистические и антисоветские взгляды, восхвалявших Имре Надя.

Как правило, эти группировки состояли из лиц, недовольных народно-демократическим строем, подвергавшихся репрессиям, бывших хортистских офицеров.

Реакционно настроенные писатели и журналисты на своих сборищах, которые они проводили под видом творческих дискуссий, высказывали антисоветские и антидемократические взгляды и распространяли провокационные слухи о якобы предстоящем изменении в Венгрии государственного строя.

Во время контрреволюционного мятежа они развили большую активность, разъезжали по заводам и студенческим общежитиям, призывая рабочую и студенческую молодежь к выступлениям против демократического строя.

Писатели Петер Вереш, Петер Куцка, Телкеш и другие выступили перед демонстрантами с антисоветскими статьями и подстрекательскими речами.

На страницах газет, как издававшихся ранее, так и возникших во время мятежа, печатались антисоветские и антикоммунистические статьи и стихотворения, а также читались по радио.

В редакции ряда газет нашли пристанище такие преступные элементы, как Лазар Микдюш, отец которого был министром при хортистском режиме, а дядя – одним из руководителей радио «Свободная Европа». Этот деятель участвовал с оружием в руках в мятеже, а в печати выступал с призывом к расправе над работниками органов госбезопасности.

Редактор газеты Центрального комитета ВПТ «Сабад-Неп» Хорват Мартон помещал в этом партийном органе антисоветские статьи, выступал против подавления мятежников, являясь членом кружка им. Ш. Петефи, выступил с резкой антипартийной речью.

Правительственный комиссар в правительстве Надя журналист Селл Ене во время мятежа вел по радио антисоветские передачи и выступал с контрреволюционными призывами.

Группа писателей Фея Геза и Иштвана Шинка создала партию им. Ш. Петефи (имя венгерского поэта Шандора Петефи реакционерами использовалось очень широко), которая пыталась распространить свое влияние на крестьянство. Деятельность этой партии носила антисемитский и шовинистический характер.

Многие из реакционных писателей и журналистов поддерживали постоянную связь с сотрудниками дипломатических представительств империалистических государств в Будапеште и иностранными журналистами.

Так, венгерский журналист Миклош Гимеш находился в тесной связи с британской дипломатической миссией.

1 ноября 1956 года реакционно настроенные журналисты создали революционный комитет, призывавший своих коллег к антидемократической деятельности.

Необходимо также сказать о роли Союза трудящейся молодежи.

Задолго до начала контрреволюционного мятежа эта организация попала под влияние реакционно настроенной интеллигенции и, фактически, как коммунистическая организация молодежи, прекратила свое существование.

Союз трудящейся молодежи Венгрии был организован в 1950 году путем объединения нескольких разрозненных молодежных организаций в высших учебных заведениях, на предприятиях, в сельской местности и насчитывал в своих рядах 840 тысяч человек.

Механическое слияние молодежных организаций привело к тому, что вновь созданный Союз (ДИС) не мог удовлетворять запросов молодежи. В его составе находились лица, не только не сочувствующие коммунизму, но и выступавшие против народно-демократического строя.

Вследствие этого коммунистическое влияние, особенно среди студенческих молодежных организаций, падало и переходило в руки антидемократически настроенных преподавателей учебных заведений.

За несколько дней до мятежа в середине октября 1956 года Центральный комитет ДИС с согласия Центрального комитета ВПТ принял решение восстановить существовавшие ранее самостоятельные студенческие, рабочие и крестьянские молодежные организации.

К началу мятежа студенты, выступавшие против ДИС в учебных заведениях Будапешта, начали создавать свою организацию студентов Союз студентов (МЕФЕС).

От имени студентов МЕФЕС выработал ряд требований, направленных в основном на реорганизацию учебного процесса, но в ходе мятежа эти требования дополнялись революционными лозунгами и, использовав их, контрреволюция вовлекла значительную часть молодежи в вооруженную борьбу против народно-демократического строя.

В первый же день мятежа, который начался 23 октября 1956 года демонстрацией под лозунгами в поддержку антиправительственных выступлений в Польше, контрреволюционные элементы, использовав недовольство масс, выдвинули свои контрреволюционные лозунги, а уже к вечеру этого дня организовали глумление над памятником Сталину, над могилами советских воинов, уничтожили красные флаги, советские книги, газеты, коммунистическую печать, захватили радио, телеграф и ряд правительственных учреждений.

В последующие дни выступления контрреволюционеров носили форму вооруженной борьбы против коммунистов, работников органов безопасности и честных патриотов, поддерживавших народно-демократический строй в Венгрии.

В Будапеште и ряде других городов Венгрии была организована настоящая охота за коммунистами и работниками органов госбезопасности, многих из них зверски убивали, вешали прямо на улице, на трамвайных мачтах, телеграфных столбах, на деревьях, так же, как и в зловещие дни Гитлера, устраивали костры из книг, при этом выступали с антикоммунистическими и антисоветскими речами, требовали вывода советских войск, ликвидации народно-демократического строя, уничтожения всех работников органов безопасности и партийных организаций.

В высших учебных заведениях Будапешта, в учреждениях, министерствах стали возникать революционные комитеты, которые, прикрываясь левой фразеологией о борьбе за независимую социалистическую Венгрию, по существу боролись за ликвидацию в Венгрии социалистических завоеваний.

Такие комитеты были созданы даже в органах прокуратуры, суда, министерстве иностранных дел, министерстве торговли и других учреждениях.

Они выносили решения о смещении со своих постов руководящих работников, коммунистов и назначении на эти должности реакционных элементов, реабилитированных контрреволюционеров и всех тех, кто выступал против народно-демократического строя и Советского Союза.

Студенческие революционные комитеты организовали выпуск газет «Университетская молодежь» и «Венгерское будущее», изготавливали и распространяли большое количество листовок и воззваний, а в первых числах ноября создали вооруженные отряды из числа студентов. Был создан специальный военный центр, возглавлявшийся бывшим генерал-майором Даниялом Гергени и начальником военной кафедры Политехнического института подполковником Иштваном Марианом.

Как представитель студенчества Мариан входил в состав так называемого военного комитета в Венгрии, а затем стал заместителем генерала Керая Бела – бывшего начальника будапештского гарнизона – по руководству объединенными вооруженными силами Будапешта.

После вступления советских войск в Будапешт часть студентов сложила оружие, а другая примкнула к вооруженным отрядам мятежников и оказывала сопротивление советским частям.

На сторону мятежников полностью перешла 7-я венгерская дивизия.

Бывший командир этой дивизии Мечеери показал, что он вместе с заместителем начальника политотдела и начальником штаба дивизии явились к одному из руководителей контрреволюционного мятежа военному министру последнего состава правительства Имре Надя – Мащеру (был впоследствии арестован), которому заявили о своем переходе на сторону мятежников.

30 октября в первой половине дня большие массы мятежников начали осаду здания городского комитета партии. На помощь партийным работникам и офицерам, защищавшим здание горкома, было послано 6 танков венгерского танкового полка из 7-й дивизии под командой майора Гало.

Прибыв к зданию городского комитета партии, командиры танков вместо защиты горкома открыли орудийный и пулеметный огонь по зданию и тем самым обеспечили его захват мятежниками.

Над захваченными партийными работниками и офицерами была учинена зверская расправа. Их выводили на площадь, издевались над ними, избивали, плевали в лицо, глумились, а затем расстреливали и трупы подвешивали за ноги на деревьях.