Текст книги "Триумф Красной Звезды (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Глава 1

17 марта 1979 года, 16.30

Москва, Кунцево, улица Маршала Тимошенко

Правду говорят: «пришел марток – надевай семеро порток». Погода совсем не весенняя. Дует холодный пронзительный ветер, в лицо летит колючий снег. Я в своем модном нью-йорском тренче просто околеваю от холода. На улице минус восемь. По ощущениям – все минус двадцать. И это весна! Что я делаю на улице в такую погоду? Ищу работающий таксофон. Обошел уже пару кварталов в Кунцево и ничего. От слова совсем. Я все больше мерзну и посматриваю на часы. Обещал гулять докторам в парке ЦКБ не больше получаса. А меня уже нет сорок минут. Скоро забеспокоятся, начнут искать высокопоставленного пациента. Как же! Сам Романов приезжал навестить. А сколько министров перебывало? Загибайте пальцы. Щелоков – министр МВД был? Был. Товарищ Чурбанов, новоявленный министр МЧС побывал? Аж два раза. А маршал Устинов? Наконец, советский «премьер-министр» Косыгин? Нет... искать меня будут с собаками, вертолетами и со всей столичной милицией! Где же этот чертов таксофон?!

Я оглядываюсь и наконец, замечаю невдалеке серую будку. Хоть на улице и пусто, я лишь большим усилием воли сдерживаю себя от того, чтобы не рвануть к углу здания. Нельзя мне сейчас вызывать подозрения. Модный певец Селезнев – хоть десять раз ты обмотайся шарфом – это не та фигура, которая остается без внимания.

Спокойным шагом дохожу до таксофона, закрываю дверь. Дую на пальцы, пытаясь отогреться. Достаю из кармана бумажку. Перечитываю еще раз текст. Вспоминаю уроки армянского из айфона. В языке этого народа отсутствует звук "Ы", все остальные буквы и звуки идентичны русскому. Это значит, что если армянин владеет русским на очень высоком уровне, он всё равно будет произносить Ы нечётко и очень мягко. Мы – Мии, Вы – Вии...

Так, поехали. Сую 2 копейки в телефонный аппарат, набираю номер.

Мне отвечает усталый женский голос – Справочная Внуково

Я прикладываю к трубке шарф, чтобы звучало глухо и произношу, растягивая гласные

– Тии меня хорошо слиишишь?

– Да, говорите

– Реиис 1691. На борту бомба. Взорвется в воздухе. Тии меня слиишишь? – я старательно копирую армянский акцент

– Повторите – женский голос явно напрягся, в трубке послышался щелчок. Неужели записывают?

– Реиис 1691. Москва-Одэ-эсса. Бомба. Свободу независимой Армэнии!

Последнюю фразу я тихо выкрикиваю, сразу вешая трубку. Руки дрожат, лицо пылает. Мелькает мысль – "Вот и согрелся". И тут же вторая – "Записывали или нет?" А если записывали, смогут ли опознать мой голос? Оглядываюсь. Снег залепил стекло будки – ничего не видно. Видел ли меня кто-нибудь? Стираю отпечатки пальцев с трубки и ручки, осторожно выхожу наружу – все также пусто. Вытираю рукавом пот со лба, быстром шагом иду на остановку. Надо дождаться автобуса и проехать хотя бы одну остановку – вдруг пустят розыскную собаку от таксофона. Еще четверть часа и приходит "Икарус-гармошка". Он набит битком. Внутри полно лыжников, молодежи с санками... Ну правильно. Сегодня суббота, народ едет кататься в Крылатское, на Москва-реку. Натягиваю повыше шарф.

По дороге размышляю, как же я умудрился стать телефонным террористом? Скорее всего из-за слишком внимательного взгляда цэкабэшного психиатра. Доктор Комаров уже дважды заходил в палату, обследовал меня. А перед первым визитом о чем-то долго говорил с Романовым в коридоре. Это мне сестрички нашептали. Вряд ли Генеральный ему что-нибудь рассказал про мои "вещие сны", по крайней мере доктор не касался этой темы – но они оба явно настроились получить побольше информации о моей психике.

А это значит, что я не могу сообщить о катастрофе ТУ-104 во Внуково Генсеку напрямую. Мол приснилось и все. После долгих, изматывающих разговоров с Комаровым... нет уж, лучше так. 58 погибших, куча инвалидов... Сейчас они во Внуково бегом бросятся искать бомбу. А заодно армянских террористов. После недавних взрывов в московском метро – все на взводе. КГБ бдит. Бедный Демирчян... Конец ему. Чую теперь комиссия займется не только Спитаком.

Что касается рейса, то его теперь обязательно еще раз отложат. Поменяется экипаж, прекратится снег, улучшится погода. Там, конечно, была не только ошибка пилотирования и обледенение, но и сработавший датчик пожара двигателя, но настоящего возгорания то не было!

Нет, я все сделал правильно. За исключением того, что поздновато спохватился. После инцидента в Останкино и бесконечного паломничества ко мне в палату мамы с дедом, Лехи, "звездочек", Клаймича, Моники с отцом, министров, всех студийных музыкантов, родственников Веры и даже Альдоны (вот лучше бы Веверс не приходил – до сих пор мороз по коже), я добрался до айфона только 10-го марта. Мама вместе со всеми вещами привезла его внутри ленинградского калькулятора, где он хранился последний месяц. В сам же телефон я влез с помощью пилочки медсестры только спустя пять дней, в туалете, тайком. Зашел на сайт "этот день в истории", лениво пролистал ленту с ближайшими датами и... чуть не упал с унитаза. Крушение ТУ-104 во Внуково. Погибшие дети, десятки инвалидов!

Ветер бросил мне в лицо новый заряд снега. Глядя на отъезжающий "Икарус", поежился. Перед тем как войти на проходную, мелко разорвал и выбросил на дорогу обрывки бумажки с текстом. Клочки бумаги тут же унес новый порыв ветра. Вздохнул свежий, морозный воздух. Снежинки падали мне на лицо, таяли и снова падали. Я постоял зажмурившись пару минут, после чего с бодрой улыбкой вошел внутрь.

–

Вообще в пребывании в хорошей больнице есть много плюсов. Лежишь себе спокойно, спишь, сколько хочешь, усиленно питаешься, и никто тебе не названивает, никто не врывается, чтобы срочно решить насущные проблемы. Опять-таки времени свободного на размышления – масса! Если бы еще врачи своими обследованиями не мучили, совсем хорошо было бы. Но нет! Им же в жизнь не жизнь – дай провести кучу анализов и исследований, потом в глаза мне по очереди посветить, молоточками по моим бедным коленкам постучать и еще задать при этом кучу идиотских вопросов. Нет, чтобы оставить раненого человека в покое и дать ему хорошенько отдохнуть, так нет же... лечить, лечить им меня нужно! Но честно признаться – не такая уж это большая цена за предоставленную мне передышку. Территория у ЦКБ закрытая, лес кругом, воздух свежий, тишина удивительная ...словно ты где-то далеко за городом. Палата опять-таки отдельная, и судя по наличию в ней мягкой мебели, большого телевизора и телефона, VIP. Так что лежу ...отдыхаю. Первые дни, после того, как мне зашили голову и прошла тошнота – мой молодой организм просто добирал сон, недополученный в предыдущие три недели. Врачи поначалу напряглись, думали, что это последствие сотрясения, но узнав от мамы о ежедневных нагрузках, только сочувственно покачали головами и успокоились. Тем более, что порезы и ушибы заживали на мне, как на собаке.

Благодаря визитам гостей, отделение вскоре оказалось заставлено присланными цветами, превратившись, то ли в оранжерею, то ли в филиал цветочного рынка. Хорошо, что мама уговорила персонал по вечерам забирать все букеты домой, так что к 8 марта с цветами у медсестричек и врачей все было в полном порядке. По телефону мне звонить никто не запрещал, так что связь с внешним миром я поддерживал регулярно и все свежие новости узнавал вовремя.

На следующее утро после Останкино, я поговорил с Картерами, которые улетали в Ленинград. Заверил грустную Монику, что мы с ней еще обязательно побываем и в моей школе, и в Доме Пионеров на Ленинских горах. Какие наши годы...! В ответ девочка обняла меня и даже расплакалась. Но главное, что я для себя узнал – благодарные Картеры ни слова не сказали американским журналистам об инциденте на концерте. У советских же "акул пера", а заодно и у всего технического персонала и зрителей из массовки, примчавшийся со следователями Щелоков распорядился взять подписки о неразглашении. Слухи, конечно, пойдут, тем более по крушению софитной фермы начато следствие и наверняка будут подозреваемые, но в массы это просочится не сразу. А там Картеры улетят, выйдет фильм, пропаганда отработает тему визита и переключится на что-нибудь другое. Вон выборы в Англии на носу. А перед ними еще и авария на ядерной станции Три-Майл-Айленд.

– Тебя выписывают – в палату входит мрачный Леха, в руках у него сумки для одежды – Собираемся.

– В субботу?? – удивляюсь я, подскакивая с постели – Откуда узнал?

– Врача твоего лечащего встретил в коридоре – хмурый "мамонт" начинает собирать мои вещи -Звонили из Кремля, спрашивали можешь ли ты завтра проводить Картеров. Доктор ответил, что хоть сегодня... Ну тебя Романов и затребовал к себе. Хорошо, что сумки в багажнике были.

– Леш, а ты чего такой грустный? – интересуюсь я, помогая складывать одежду – Случилось что?

– Случилось – Леха подходит к окну, упирается лбом в стекло

– Давай, колись

– У Зои выкидыш

– Когда?!?

– Утром.

– Черт! – я подхожу к парню, кладу руку на плечо – Как она?

– Увезли на скорой в гинекологию Боткинской.

– Так что ты тут делаешь? Езжай к ней скорее. Я сам доберусь. Вызову одного из твоих ребят.

– Да был я там – Леха бьет кулаком по подоконнику – Не пускают. Говорят, завтра приезжай.

Мнда.. Вот же гадство. Утешать его, что дети еще будут? А у них свадьба на носу... И как тут помочь другу в такой ситуации? Он же для меня что угодно сделает. В Останкино первый прибежал вытаскивать нас из под рухнувшей фермы. Нес за кулисы, снимал с меня пиджак и рубашку, залитые кровью, выбирал осколки стекла из волос, перевязывал, вез в Склиф, а потом в ЦКБ...

– Ты держись, не раскисай – я забрасываю последние шмотки в сумку, оглядываю палату взглядом. Вроде ничего не забыл – Как Зою выпустят из больницы – отправим ее сразу в санаторий. Светлана Владимировна для Клаймича "Загорские дали" рекомендовала. Вот туда и отправим. Там ее подлечат, дообследуют...

– Вить, а что со свадьбой делать? – хмурый Леха поворачивается ко мне – ЗАГС уже через неделю. Родственники собираются...

– Слушай, это только вам решать. Но если надумаете перенести свадьбу – я еще раз позвоню в Грибоедовский и договорюсь на новую дату. Мне понравилось решать вопросы по "вертушке"

Леха натужно улыбается. Хлопает меня по плечу, подхватывает сумки.

– Ладно, пошли искать врача, пора уже.

Стоило мне переступить порог родной студии, как я тут же был затискан и зацелован всеми нашими дамами. Мужская часть коллектива тоже рвалась бурно продемонстрировать мне свою радость, но "мамонт" сегодня был в роли наседки и быстро пресек попытки стиснуть меня в крепких мужских объятьях

– Остановитесь, черти! Забыли, что он только из больницы?!

Подействовало. Хотя радости на лицах меньше не стало. Тронутый теплым приемом, назначаю общее собрание через час и отправляюсь наверх. Пока поднимаемся, Григорий Давыдович загадочно улыбается. Наверное, какой-то сюрприз приготовил! Стоило только зайти в кабинет, как я понимаю, что сюрприза даже два. Во-первых, к нам в студию провели телефон спецсвязи. Аппарат с гербом СССР не оставляет никаких других толкований. Поднимаю трубку, гудок идет. У меня буквально вырывается вздох облегчения. Стали бы мне ставить "вертушку", если собрались отправить в психушку...

Во-вторых, на столе стоит большая коробка, вся в англоязычных наклейках. Исполняю лезгинку, размахивая руками возле груди и выкрикивая "Асса". КГБ достал для меня спутниковый телефон! Клаймич хохочет, в кабинет заглядывают ошарашенные сотрудники. Я тем временем бросаюсь к посылке и распаковываю ее. Внутри черный пластиковый чемодан средних размеров, в котором сложена антенна, сам телефонный аппарат и еще ряд оборудования, чье назначение мне пока не очень ясно. Зато к "Inmarsat 1" прилагается книжка-инструкция, и я набрасываюсь на нее словно коршун. Ага, рабочие частоты, эксплуатация, международные коды...

– Виктор! – директор тянет меня за руку к выходу – Это еще не все сюрпризы

У нас, оказывается, теперь есть штатный парикмахер! Клаймич переманил ту самую Свету, что делала укладку "звездочкам" и даже успел оборудовать ей специальное место в одной из комнат. Кресло, зеркало с подсветкой, сушуар на высокой "ноге", мойка для волос... Из каких интересно фондов? Самой Светланы в студии нет – Григорий Давыдович отправил нового сотрудника на курсы обучения к нашим известным стилистам при Малом театре – Татьяне и Ольге Черняевым. Так что мы одним выстрелом убили сразу двух зайцев. У нас появился и парикмахер и гример, причем в одном лице...

Пока разглядываю оборудование, краем уха слышу как "звездочки" сплетничают про Пугачеву. На сеансах ее фильма творится, черт знает что. Если взрослые зрители ведут себя более или менее нормально, то молодежь откровенно глумится и над слабой картиной, и над плохой игрой "актрисы". Стоит на экране развернуться событиям из личной жизни певицы Стрельцовой, как в зале это тут же начинают со смехом комментировать. Да, и песни былого восторга уже не вызывают – их так часто крутили по радио и телевидению, что они успели надоесть. Критики, которых песни интересовали в последнюю очередь, а в первую – драматургия, не оставили от фильма камня на камне, прессу захлестнула волна критических статей. К тому же вдруг поползли упорные слухи, что музыку к знаменитому сонету N90 Пугачева без спроса позаимствовала у молодого барда Сергея Никитина. Правда, сам бард от своего авторства поспешил откреститься, и скандала не случилось, но нехороший осадок у публики остался, прямо как в анекдоте про серебряные ложечки... В общем, вместо триумфа этот фильм и "актрису" ждал если и не провал, то очень большой конфуз. Наши фанаты сполна отомстили за безобразную драку, учиненную "пугачевскими".

А еще, всю последнюю неделю на афишах к фильму "Женщина, которая поет", какие-то неизвестные хулиганы жирным фломастером рисуют актрисе фингал под глазом и огромную брошь, слово "пОет" исправляют на "пЬет", а Пугачеву на Брошкину. Детский сад, конечно, но имеем, то что имеем. Кое-где испорченные афиши заменили, но на следующую ночь все снова повторилось. Милиция на жалобы кинотеатров реагирует вяло, караулить щиты с плакатами отказывается, директорам предложено справляться с напастью своими силами. Те, поняв, что бороться с неведомыми хулиганами бесполезно, махнули рукой. И судя по гордому виду Лаэрта и его "банды" на входе в студию, в авторстве этой провокации можно даже не сомневаться. А поскольку боевая часть "пугачевских" до сих пор отбывает наказание в виде 15 суток исправительных работ, остановить мой фанклуб сейчас просто некому.

...Собрание проходит в репетиционном зале, и протекает в обычном рабочем режиме. Я сразу сообщаю коллективу, что нам предстоит поездка в Англию, а значит, работы предстоит много. Прямо сегодня же, без раскачки приступаем к репетициям. И где бурные аплодисменты? Мнда... Расслабился народ за время моего пребывания в ЦКБ. Клаймич тоже, если приглядеться, выглядит как-то бледно. Зря он все-таки не поехал в санаторий.

– А сколько вообще песен нужно для полноценного концерта? – Альдона сразу берет быка за рога

– 10-12, как на стандартном диске – вместо меня отвечает директор

– Но ведь четыре из них у нас уже есть? – с надеждой в голосе спрашивает Вера. Разглядывая свою красавицу, я на мгновение теряю нить беседы, но тут же спохватываюсь. В зале – ее мама, не до игры в "гляделки" сейчас.

– Не совсем... Если мы хотим по-настоящему завоевать Запад, то на этих гастролях наши песни должны звучать исключительно на английском. Поэтому у нас для гастролей в Англии пока есть только три танцевальных хита плюс "Wе are the World". По-хорошему, нам нужно подготовить еще песен шесть-восемь. – Заметив скепсис на лицах группы, продолжаю – Да, работа предстоит напряженная, но нам ведь не привыкать!

– А как же наши итальянские песни? – растерянно поднимает руку Коля Завадский

– Конечно, можно спеть в Англии и итальянские хиты, но ...так сказать, в качестве десерта. Основной репертуар должен быть все же англоязычным. Английская публика довольно консервативна и предпочитает понимать, о чем со сцены поют артисты.

Коллектив явно напрягся, услышав про количество новых песен, и я спешу всех успокоить

– Не переживайте, большинство новых песен мною уже написаны, пока я лежал в ЦКБ. Какие они? Ну, можно сказать, что в стиле нашего "Почтальона". И даже еще хм ...слаще.

Все смеются, обмениваются шутками. Приходится дать им некоторые пояснения о новых тенденциях в западной поп музыке, провести небольшой ликбез...

– Понимаете, мы стоим на пороге новой моды не только на одежду, но и на музыкальные стили. "Диско" в прежнем виде уже устарел, он поднадоел людям, они от него устали. Публика хочет несколько другой музыки, и западные группы сейчас много экспериментируют с разными стилями, пытаясь создать что-то новое. Появилось даже новое понятие в поп музыке – New Wave, Новая Волна. Но учитывая, что в США и Европе тысячи и тысячи дискотек и ночных клубов, где народ танцует ночи напролет, наибольший коммерческий интерес все-таки представляет современная танцевальная музыка. Поэтому мы с вами должны быть в авангарде, впереди планеты всей, предлагая западному слушателю то, что он хочет!

Теперь на меня все смотрят внимательно, сосредоточенно. Вот-вот начнут конспектировать.

– И какие они, эти новые стандарты? – Роберт задает вопрос, который, кажется, беспокоит всех

– Танцевальная музыка становится более ритмичной, более электронной что ли. Синтезаторы теперь все чаще преобладают в ней над традиционными инструментами. Тексты песен становятся все более легкомысленными, вон как у итальянцев. И кстати, романтичные, мелодичные песни на итальянском языке тоже будут пользоваться успехом у европейской публики. Именно поэтому мы с вами будем продолжать работать и в стиле "итал-диско".

– А как называется тот стиль, в котором написаны новые песни? – Клаймич не выдерживает и садится за фортепьяно. Наш директор соскучился по творческой работе и "бьет копытом".

– Да называйте его, как хотите – хоть "евро-диско", хоть "евро-данс". Сейчас все модные музыкальные стили так тесно перемешаны, что между ними и границу-то сложно провести.

– Так давайте его назовем "руссо-диско" – задумчиво произносит Татьяна Геннадиевна – Или "совьет-данс"

– А что и правда – зашумели сотрудники студи – Наша советский фирменный стиль

– Хорошо, пусть будет "руссо-диско" – соглашаюсь я – А теперь давайте приступать. Вера и Альдона садятся записывать тексты новых песен. Лада подежуришь на телефоне, чтобы нас не отвлекали? Спасибо. Коля и Григорий Давыдович, с вас как всегда ноты! Ну, а я попробую сейчас спеть вам все то, что успел придумать, пока валялся в больнице...

Начинаю демонстрацию нашего нового репертуара с хита всех времен и народов. Прошу любить и жаловать: "You're My Heart, You're My Soul" от Модерн Токинг. За ним следом пойдет "Valerie" и "Japanese Girls" от Джой.

Прикрываю глаза и запеваю сладким голосом, стараясь по мере сил копировать манеру и голос Томаса Андерса. Ребята смотрят на меня сначала со скепсисом, ну, да... такого "сахарного" они меня еще не слышали... Но на словах "You're My Heart"... выражение их лиц постепенно меняется и скепсис исчезает. Как жаль, что я не могу сразу включить минусовку на айфоне, или хотя бы подыграть себе на клавишах. Все-таки, конкретно эту песню нужно слушать сразу с музыкальным сопровождением.

– И правда, сладковато... – произносит Клаймич, словно ставя мне диагноз. Но то, что ему песня понравилась, видно невооруженным глазом. Я лишь неопределенно пожимаю плечами...

Согласен, что приторно. Но зачем нам заново изобретать велосипед, мы лучше используем то, что принесло по-настоящему бешеный успех в прошлой реальности. С Сикрет Сервис, Модерн Токинг, Бэд Бойз Блю и Джой началась бесконечная череда мужских персонажей со смазливыми лицами и сладкими голосами, поющими о неземной любви. И кто я такой, чтобы спорить с "тонким" вкусом искушенной европейской публики? Может, сам я и рад бы спеть что-нибудь более современное и забойное (ага, ударим эйсидишным "Thunderstruck" по любителям диско), но где гарантия, что слушатели 79-го оценят хиты 90-х и 2000-х? Всему свое время, и публика все же должна быть готова к резким переменам и смелым музыкальным экспериментам. Слишком большой разрыв во времени может привести мою группу к фиаско. А поэтому слушаем дальше...

Как ни странно, "Valerie" и "Japanese Girls" проходят вообще на ура, они для моей группы более просты и понятны. Песни и, правда, такие заводные, что я сам невольно начинаю приплясывать. Клаймич одобрительно улыбается и притоптывает ногой в такт моему пению. Ну, и прекрасно...! У меня на эти две песни большие творческие планы, я даже придумал для них сценические номера и антураж. И "Remember the Time" Майкла Джексона произвела на них большое впечатление. Угу... это они еще не знают, что я усиленно репетировал в парке ЦКБ его лунную походку, то-то удивятся...

Конечно, в ЦК должны одобрить представленные тексты, потому что как бы правильно ко мне там теперь не относились, идеологическую цензуру в нашей стране пока никто еще не отменял. И наглеть мне пока рановато, пусть сначала посчитают дивиденды с наших выступлений, и финансовые и политические. Но одну песню я все же попробую исполнить без их разрешения, надеюсь, за что за ее слова "Oh, I really want you Sunday girl" мне потом не сильно по башке настучат. Какую песню? Да, "I Wanna Hear Your Heartbeat" от Бэд Бойз Блю. Ту самую, из которой Газманов так беззастенчиво позаимствовал проигрыш для своего "Эскандрона". Наконец, последний по счету, но не по значению – Wind Of Change Скорпионс. Эту песню я напевал еще Коле Завадскому с Лехой в самом начале и теперь пришло время ее записать.

– Виктор, ты же понимаешь, что все эти песни – отличный материал для нашего нового американского диска?!

Я скромно киваю. А то...! Все восемь англоязычных песен можно смело объединять в один альбом, и ни один музыкальный критик в жизни не додумается, что это написали разные люди, настолько все эти мелодии будут в одном стиле после нашей обработки. Я бы у этих четырех групп и еще чего-нибудь хорошее прихватизировал, да вот только остальные тексты у их хитов такие фривольные, что ни одна репертуарная комиссия их ни за что не пропустит. И вот что мне бедному делать, если времена такие наступают ...раскрепощенные?

Спев еще раз песни для наших музыкантов и оставив их подбирать ноты, а девушек переписывать слова, я уединяюсь в пошивочной вместе со Львовой.

– Татьяна Леонидовна, вечерних платьев девушкам уже хватит. Если вы заметили по Сан-Ремо, на Западе молодые артисты предпочитают теперь выступать в более демократичной одежде. Так что наряду с роскошными платьями нашим девушкам нужны и другие сценические наряды. И сейчас мы с вами посекретничаем на эту тему.

Львова понятливо кивает, включает электрочайник. Пока мы пьем чай, я разглядываю помещение, замечая, что здесь прибавилась парочка манекенов и кое-какое швейное оборудование. Наша швейная мастерская потихоньку наращивает мощности... Наконец, чашки опустели и я перехожу к делу.

– Вы, наверное, заметили по тем журналам, которые мы привезли из Нью-Йорка, что мода сейчас словно замерла перед очередным прыжком? – Львова согласно кивает – Так всегда бывает перед тем, как она делает крутой поворот. И наша с вами задача угадать куда она свернет, чтобы как говорят на Западе "быть в тренде".

Львова иронично приподнимает бровь и хмыкает, но моих слов не оспаривает. Ободренный ее молчаливым согласием, я продолжаю.

– Так вот. Поворот этот будет очень крутым, это я вам точно говорю. И главной чертой нового стиля будет шик и чрезмерность. Чрезмерность во всем: в длине, в крое, в отделке и даже в макияже. Мы с вами можем слепо следовать за модой, а можем попробовать опередить ее на полшага, а то и на шаг. Вы что выбираете?

– Я предпочитаю сначала услышать конкретные предложения...

Какая похвальная осторожность...! Ну, держитесь за стул, товарищ кутюрье.

– Вы должны сшить для наших девушек женские смокинги.

Львова изумленно на меня смотрит и на минуту теряет дар речи. Потом недоверчиво переспрашивает:

– Как у Ив Сен-Лорана...?!

– Да. Но в более современном варианте – с широкими подплечиками и узкими атласными лацканами. Брюки узкие с завышенной талией и лампасами. Девушки будут носить их с очень высокими каблуками. В комплект к смокингу нужна не только белая сорочка с бабочкой, но и маленький атласный топ, чтобы создать видимость, что этот смокинг надет прямо на голое тело. Было бы неплохо густо расшить топ блестящими пайетками.

Львова молчит, но в ее глазах уже отражается напряженная работа мысли, а рука тянется за карандашом и бумагой, чтобы набросать эскиз. Идея захватила ее с головой, и я в очередной раз радуюсь, что она согласилась работать с нами. Испортив несколько листов и согласовав идеальный вариант женского смокинга, мы переходим к следующему вопросу.

– Вы хорошо представляете себе форму стюардесс?

Думаете, Львова снова поражена? Да, ничего подобного. Похоже, после женского смокинга ее уже ничем не удивить. Она лишь задумывается на пару минут.

– В общих чертах представляю. Пока мы сидели в Риме в аэропорту, я видела стюардесс самых разных авиакомпаний. А форма какой компании нас интересует?

– У нас будет эклектичный вариант, от каждого мы возьмем самое лучшее, и в то же время ни повторим не один из них. В общих чертах это должно выглядеть так: пилотка, приталенный жакет с нашивками, узкая юбка-карандаш длиной чуть выше колена, белоснежные короткие перчатки и яркий шелковый шейный платок. Плюс туфли на высокой шпильке.

– А цвет?

– Яркий, так как он должен быть виден на сцене издалека. Но не красный, не синий и не белый. Это слишком обычные цвета для стюардесс. Подберите несколько тканей на свой вкус, а потом мы определимся.

– Что-то еще?

– Форму командира экипажа для меня. Мой китель должен быть темно-синего цвета с золотыми нашивками, белая фуражка с золотой кокардой и отделкой золотым позументом. Можете взять за образец советскую форму, но украсим мы ее чуть по-другому, сделав более парадной...

В дверь мастерской стучат.

– Войдите – Львова как истинный гэбист на допросе переворачивает эскизы изображением вниз.

– Вить, тут за тобой приехали – в дверь заглядывает мрачный Леха – От Романова.

–

В приемной Генерального пусто. Если не считать секретаря и Председателя Гостелерадио Лапина, сидящего в кресле для посетителей. "Ужас советского телевидения" – увидев меня, поднимается навстречу и протягивает руку. На его лице отражается искренняя озабоченность. Поверить не могу своим глазам...! И это гроза останкинских редакторов??

– Виктор, как вы себя чувствуете? – Лапин тревожно рассматривает мою голову, видимо пытаясь отыскать на ней следы ранения – Я заезжал к вам в больницу сразу после этого несчастного случая, но вы спали. Врачи не разрешили вас беспокоить. А потом эта командировка... Вот только сегодня утром вернулся.

– А уже установлено, что это был несчастный случай? – я приветливо киваю секретарю и усаживаюсь рядом с Лапиным.

– Следствие еще идет, пока под подозрением двое монтажников, которые плохо закрепили софитную ферму. Это такой позор для Останкино... Американцы, концерт...

Мне неприятна тема разговора, я больше не хочу вспоминать об этом ужасе, поэтому быстро меняю тему.

– Но ведь запись получилась неплохая – я смотрю в окно. Там недалеко виднеется красиво подсвеченная Спасская башня. Перевожу взгляд на часы. Девять вечера. Я обещал маме быть дома не позднее десяти – уже ясно, что не успеваю. Врачи рекомендовали мне соблюдать режим работы и отдыха, но "покой нам только снится".

– Да, концерт получился отличным, на следующий день все досняли. Нас просто завалили письмами и телеграммами с просьбой его повторить. Но конечно главное украшение этого концерта ваши песни. Теперь они постоянно звучат в эфире.

Лапин держится с достоинством, но понятно, что ситуация с моим ранением напрягает его. И, похоже, он теперь считает себя моим должником. Конечно, хорошо иметь такого влиятельного человека в должниках. Но это с одной стороны. А с другой стороны, Лапин – протеже Брежнева. И Романов теперь расставляет везде своих людей. Так что, сколько еще Лапину оставаться влиятельным человеком и занимать свой высокий пост? И кто придет ему на смену...?

– Григорий Васильевич ждет вас – секретарь кладет трубку телефона и открывает передо мной дверь кабинета. Я вхожу внутрь. Тут все по-прежнему, за исключением того, что Романов сидит за длинным столом для совещаний и что-то раздраженно чиркает на документах.

– Как самочувствие? – Генсек откладывает бумаги и внимательно смотрит на меня

– Спасибо, получше – я присаживаюсь рядом, по привычке всматриваюсь в документы

– Ну ты и жук, Витька – смеется Романов – Опять подсматриваешь

– Чисто автоматически, Григорий Васильевич – улыбаюсь я в ответ – Может, что подтолкнет мои...э... способности

– На, смотри. Только это не то, чтобы секретно, но распространяться не стоит.

Романов подвигает мне стопку документов. Я хватаю первый лист и понимаю, что вижу заявку Болгарии на вступление в СССР! Вот это номер. Механически проглядываю сопровождающие бумаги. От Совмина, от Верховного Совета...

– В первый раз Живков обратился еще к Никите в 1963 году во время визита в Москву – Романов встает, хрустит суставами – Однако тот отшутился в свойственной ему манере: "Ага, хитрые какие, хотите, чтобы мы за наш счет платили грекам ваши репарации? У нас долларов нет! Если у вас есть – платите сами!".

– Речь о репарациях по итогам Второй мировой войны, в которой Болгария воевала на стороне Гитлера?

– Точно. Вторую попытку Тодор предпринял в 73-м году. Репарации уже были выплачены, препятствий вроде нет. Но Леня тоже отказал. Даже пошутил: "Курица – не птица, Болгария – не заграница".

– И как же поступите вы?? Вот тут Примаков пишет – я выудил из пачки записку нового министра иностранных дел – Что в 1975 году по итогам Конференции Совета Безопасности и Сотрудничества в Европе СССР, НРБ и другие страны социалистического лагеря были вынуждены подписать документ о закреплении существующих границ.

– Пока не знаю – пожимает плечами Романов – С одной стороны, бедная страна, надо будет дотировать. Есть международные соглашения, да и общей сухопутной границы нет. С другой стороны, 16-я республика СССР – это правильно. Деньги сейчас есть. Сократили поддержку компартий в Африке, нефть растет в цене...

– Так может не только Болгарию принять – загораюсь я – Монголию, еще кого-нибудь... Во всем мире увидят, что СССР – это такой геополитический проект, который ого-ого как растет! Всем покажем "Кузькину мать".