Текст книги "Властелин бумажек и промокашек (СИ)"

Автор книги: Алексей Богородников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– А вы почистили зубы? – строго спросил Николай, – очень важно укреплять их именно в нашем возрасте, когда молочные зубы заменяют постоянные.

– Но Ники, – удивился Жорик, – ты на прошлой неделе говорил, что достаточно будет священомучениче Антипо помолиться от зубных болезней.

– Георгий, – воззрился на него Николай, – это было до того, как я увлекся математикой. Население России сейчас около восьмидесяти миллионов. Если хотя бы каждый сотый попросит святого, что он будет делать?

– Я таких чисел не знаю, – открестился Жорик.

– Найдет помощников? – предположил Володька. – Мышка, забери мой зуб молочный, дай мне зубик новый, прочный!

– И вот с этими людьми нам строить новую Россию, – ехидно сказал Химик.

– Откуда ты знаешь сколько население России? – озаботился Володька.

– У папки в документах прочитал, – соврал Николай, хотя ему хотелось гордо заявить: "Милютин доложил!", – когда играл с ним в Кабинете. Слова запомнил, а недавно, примерно понял сколько это. Как людей в полмиллионе таких дворцов как наш.

Видя их непонимание, уточнил: "как сто пятнадцать Санкт-Петербургов". Наконец он решил добить их сравнением болезненности лечения зубов с пытками.

– Парни, – внушительно объявил Николай, – отроки славные, молодцы бравые, ухари могучие! Вы же видели на исторических фресках "Железную Деву Марию"?

– Такая железная клетка с шипами католиков для ёретиков? – неуверенно справился Володька.

– Ты сейчас про инквизицию им рассказываешь? – спросил Химик, – они же их жгли.

– Да там столько инструментов было для инакомыслящих, – уточнил Историк, – это когда им не хватало женского тепла – они жгли ведьм.

– Так вот, – торжественно анонсировал Николай, – если ваши зубы заболеют от сладкого, горячего или холодного, инфекций или питания, а главное от того, что вы за ними не ухаживали. То к вам придет лечить их дяденька с чемоданом, полных щипцов, крючков, отверток и свёрл. Он засунет их вам в рот, начнет там ковыряться и рвать. Ощущения ваши от лечения будут примерно похожи на пребывание в этой клетке. Вот вам крест – мне Радциг рассказывал как его лечили.

Побледневшие дети выскочили из его комнаты. Панический скрип сапог, перестук подошв, приглушенный ковровым покрытием, удалялся от него, а Николай невозмутимо причесывался у зеркала.

– По крайней мере, нас ждет религиозный успех, – подумал Химик, – синтезируем прокаин на двадцать лет раньше и вместо Антипо люди начнут молиться на Николая.

***

Промерзлая земля с трудом поддавалась лому. Главным инженером восьмого чуда света, а Химик высокопарно обозвал это сооружение – Великие садовые качели царя Николая Второго в Санкт-Петербурге, было решено запалить два костра на месте вкапывания оснований треугольника на котором держалось перекладина качелей.

Сказано – сделано. Те самые, вчерашние рабочие собрали в кучу весь древесный мусор, подплеснули спирту и два костра весело замигали огоньками.

– А Фарафонтьев не пришел, – заметил Химик, – как ты и говорил.

– А ты бы пришел? – ответил вопросом на вопрос Историк, – это Радциг вон пляшет от счастья в последний день. Отдежурил неделю и на следующую свободен.

Вышеназванный джентльмен действительно суетился неподалеку, помогая в постройке качелек.

– С завтрашнего дня, его высочество на следующую неделю – головная боль камердинера Шалберова Николая Филипповича. – Объявил Историк

Да он не поэтому тут ошивается, – возразил Химик, – на всякий случай подстраховался. Вчера упустил момент, так мы его акустически долбанули трещоткой.

– Не будем больше трогать камердинеров, – согласился Историк, – мало что ли нам соглядатаев.

Николай приобнял за плечи свою команду, глядевшую на костёр.

– Ну что, други, – выдал он весело, – за часок земля отойдет и можно будет вкопать наши качели. Забьемся пока кто больше подтянется на турнике?

– Но ты итак, Ники, проводишь там каждую свободную минуту, – обвиняюще сказал Володька, – нам за тобой не угнаться. С чего ты так полюбил турник?

– Вообще, Николай просто вырасти пытается из будущих ста шестидесяти восьми сантиметров, – проворчал Историк, – но как это ребятам объяснить? Концепция "на потом" для них сложновата, да и для Николая думать на десять лет вперед очень странно.

– А задвинь про гладиаторов, – посоветовал Химик, – скажи читал "Спартака" Джованьоли, там все так делают.

– Хм, "Спартак" уже действительно написан, – согласился Историк, – но с итальянским Ники пролетает, а в России книгу переведут года через три-четыре. Ладно, совру что так пишут в книжке по истории Древнего Рима, что у меня валяется в комнате на столе, в кипе других, ожидая этажерки из Дании.

– Все начинается с истории рукопожатия, – сказал Николай, подталкивая команду по направлению к турнику. – Давным-давно, в великом Риме устраивали гладиаторские бои. Ну вы знаете, Александра Петровна рассказывала. И был среди гладиаторов такой обычай: выходя на смертный бой они пожимали друг другу руку в знак уважения. Так вот, самый сильный рукосжимальщик воспринимался человеческим мозгом как самый сильный боец. В чем, разумеется, была определенная логика. Сильнее хват меча, сильнее удар. Против такого бойца старались не выходит, оставляя схватку с ним до последнего момента. И потому шанс выжить у него становился выше.

– Ву мэ компхронэ? (Вы меня понимаете?) – требовательно прокартавил Николай

– Уи, – пискнул Жорик, а Володька закивал так, что фуражка сползла на нос.

– Да и вырасти так можно выше, – выдал еще одну тайну Николай, – чем больше висишь на турнике – тем сильнее растягиваешься. А зачем нам быть коротышками? Людям маленького роста – бить лицо легко и просто. Потому в кадетских корпусах, гимназические залы сплошь в турниках. Наш засранец мне лично об этом рассказывал.

При упоминании генерала Даниловича в таком контексте раздались неизбежные смешки. Но Володька все же озаботился вероятным раскрытием тайны.

– А про нас не узнают, Ники? – спросил он с надеждой, – вчера в его квартире весь день взрослые ковырялись.

– Ха-ха. – прокомментировал Химик, – экперты ОЗХО обвинили российские бобовые культуры в повышенном содержании олигосахарида.

– Сомневаюсь я в местных экспертах, – поддержал Историк, – химия в данное время, как квантовая физика в будущем. Изучают только университетах. Что казаки Конвоя и охранная полиция понимают в простейших химических реакциях – да ничего. Ну, сорвало, фигурально выражаясь, дно у Даниловича в туалете – так Боженька решил. Тут Порфирий Петрович с химическим образованием нужен, которого к детям совершенно не пустят – сойди он даже с ума и попытайся расспросить детей из царской фамилии. К Володьке? Володька не Раскольников – покрепче будет, да и не убивал никого.

– Кто меньше толкует, тот меньше тоскует, – пафосно ответил Николай, – все будет в ажуре. Ну, кто у нас богатырь земли русской?

И Николай толчком придал брателлам ускорение к турнику.

***

– Красота-то какая, лепота, – восторгался Историк видом с качельки.

Дубы-колдуны обнимали полянку на которой заливали зимой каток Аничкова сада, чуть выше и к Невскому, между таких великанов стояли качели, с которых открывался вид на поляну и далее, на серую громаду тётки со скипетром и в венке. Условный вид. Хотя деревья, сбросившие всю зелень, обнажились, а памятник возвышался на десять метров, все же костлявые, зимние фигуры вязов и дубов перспективу заслоняли изрядно.

И ладно. Сама вон тётка вид на Александровский театр убила. Ничего, стоит – улыбается.

– Раньше, – сказал Историк, – сад простирался до Садовой. Справа по Невской тянулся пруд, стояли здания для слуг, зверинец, фонтан, скульптуры.

– Меня больше пугает, – задумчиво произнес Химик, – что из окон дворца Николая, когда он попрется прятать миллион, можно будет заметить, при желании, ночью. В этом смысле, тот прошлый сад меня бы больше устроил, зашли бы вглубь там, где Катькин сад сейчас.

– Мы зайдем со стороны Сервизной, – заметил Историк, – со стороны Невского проспекта вероятного наблюдателя будет слепить фонарь. В любом случае, как ситуацию можно улучшить? Устроить для отвлечения фейерверк, игру на шотландской волынке, дымовую завесу?

– А что, – оживился Химик, – нужен всего-то древесный уголь, обработаем его поташом, порошок марганцовки и пара коробков спичек. Будет зачётная дымовуха. Как на батарее Раевского.

– И этот человек запрещал мне пальнуть из пушки, – горько пожаловался Историк.

– Ну, знаешь ли, – обиделся Химик, – одно дело дымовая завеса – другое изображать штурм дворца турецкими янычарами. Тут полгорода сбежится с вилами.

– Да мало ли что грохнуло, – защищался Историк, – может вон памятник Екатерине упал с постамента. Пушкин не был генгста, хотя был смугловат, волосат, мог зачитать фристайл и умер в перестрелке, Николай не станет дилером, подсунув закладку Хоменко. Смотри на это просто, как на запуск салюта из пушки.

– Аха, запуск пальцем в небо, – насмехался Химик, – поберег бы царевича.

– В общем, – подвел черту размышлениям Историк, – просто осторожно сделаем, что намечали. Без дополнительных вводных. Обед, поспим, поиграем с пацанами, вскроем комнату Хоменко на ужин. А ближе к ночи на дежурство в зимний сад, там отряд спецназа легко затеряется среди джунглей не то что мелкий мальчишка. Оттуда караулка как на ладони.

– Запасаемся бутылочкой воды с лаймом и орехами, – деловито предложил Химик, – поможет бодрствовать. Неизвестно сколько сидеть между кадками растений придется в этом саду. Пацан мелкий, может сомлеть.

– Я настраиваюсь на пару-тройку часов, – состорожничал Историк, – в дворце встают очень рано, часов в пять уже есть вероятность попасться на глаза. Мы еще искать тайник у Хоменко неизвестно сколько будем. Три часа дежурим, потом валим. Не получится, придумаем новый план. Ты же грозился бромэтан синтезировать, а он вырубает мгновенно.

– Сложности есть, на коленке ведь придется делать, – сказал Химик, – но процесс несложный, урок десятого класса по химии. Все ингридиенты: водичка, этиловый спирт, серная кислота и бромид калия легкодоступны. Вот вырубает он ненадолго, минут на пять. Мне другое интересно: ты из чего его распылять собрался. Под святую воду замаскируешь? Бубня молитвы, подойдешь в марлечке к Хоменко и окропишь его бромэтаном?

– Сделаем водяной пистолетик пораньше, – не сдавался Историк, – че там сложного? Из трубок, шприца и немного казеинового клея.

– И маску не забудь, – острил Химик, – такую зеленую и лысую. Ниспошли человечеству франшизу "Фантомаса"! На основе реальных событий: сначала в книге, потом в синематографе.

– Хоменко – частный случай, – заупрямился Историк, – запасные планы нужны всегда. Это сейчас мы оборотня в погонах раскулачиваем. Казалось бы, что сложного, но мы же его пристукнуть не можем. Раз пристукнул, два пристукнул и начинаешь молотить без разбора пока тебя не починит Джейме Ланнистер. Будущее на остове из скелетов состоит из страха. Такое государство умирает вместе с властителем. Сейчас у нас сложился типичный Рохан накануне падения: дед – глуповатый Теоден, батяня – ничем не выделяющийся Теодред, великие князья – коллективный Саруман и министры – коллективный Гнилоуст. Вот только хоббитов у нас в два раза меньше и Гендальфа ждать неоткуда. Всех их придется переигрывать, раскулачивать и без азиатчины. Тупой и забитый народ нам не нужен.

– Хорошо, – смирился Химик, – Великий Перестраховщик, вот тебе запасной план – рукомойник.

– Бромэтан в рукомойник, – воскликнул Историк, – конгениально, коллега! Один раз умылся и весь день свободен. Сейчас с тепловодоснабжением творится черт те что. Печи, пневматические калориферы Аммосова, водяные системы высокого и низкого давления самодельных систем разных инженеров – все смешалось. Централизованного водотеплоснабжения в помине нет. Кроме городка Локпорт в США, там провели тестовый прогон системы тепловодснабжения год назад и сейчас дорабатывают. У нас до общегородского масштаба почти пятьдесят лет еще. В Аничковом дворце горячая вода есть не для всех. Для мелких бытовых нужд люди холодную воду заливают в рукомойник, где она прогревается до комнатной температуры. У родителей специальный резервуар для нагревания воды, которым занимаются камердинеры. В Большой Фрейлинской ванной горячая вода постоянно, а больше не припомню.

– Почти пятьдесят лет, – мрачно сказал Химик, – ты не шутишь?

– Через сорок пять построят первую ТЭЦ, – ответил Историк, – еще через два-три года систему отопления запустят в Санкт-Петербурге. Для страны, убитой напрочь первой мировой и гражданской – результат хороший. Наравне с Данией. Русские инженеры ни в коем случае не отставали от новинок, водяное отопление давно есть, в Николаевском сиротском приюте, например, с 1855 года. Но это отдельные здания.

– Вот это я называю, – высказался Химик, – не попасть в прошлое нереально, а пытаться его изменить. Пласт некопанных проблем за горизонтом событий.

– Люди, главное – люди, – с тоской протянул Историк, – Япония с 1872 всеобуч ввела, а папка наш под влиянием Победоносцева "кухаркиным детям" гимназии закроет. Это как в будущем: тупари-чиновники думают если отрубить интернет – власть перестанут ругать. Вот где таких находят?

– Алиэкспресс, доставка китайских болванчиков, – стебанул Химик и сменил тему, – топаем к обеду, раздаем ценные указания нашим хоббитам и зная тебя, готов поспорить – операция отвлечения для подмены фляжки готова?

– Операция отвлечения очень важное мероприятие, – нравоучительно сказал Историк, – если мы начнем без повода крутиться вокруг вещей или людей, с которыми что-то происходит, рано или поздно, даже сорока семи хромосомный человек заподозрит неладное.

– Чувствую какой-то подвох, – пробормотал Химик, – но ведь люди с лишней хромосомой аполитичны и не дедуктивны.

– Просто, министр – идиома, – пропел Историк, – как человек с ненужной и чуждой хромосомой. Прости, я думал удержу Агутина, но он внезапно вырвался и пошалил.

– Ничего, – среагировал Химик, – пока выпить за любовь не предлагаешь моя психика относительно стабильна.

– Вчера пала Плевна, – добродушно пояснил Историк, – турецкие войска пытались прорвать блокаду ночью, бой шел все утро, затем гарнизон отступил обратно в укрепления. Где и сдался – не было ни что припасов, даже дров. Но шансы у них были. Единственная ошибка турецкого командующего то, что взял жителей в обоз, который и застрял на переправе, из-за чего резервы не успели развернуться. Ошибки нашего же командования искупила храбрость русских войск.

– Это конец войне? – полувопросительно произнес Химик.

– Это начало торга, который мы проиграем, – ответил Историк. – Для Николая и его верных хоббитов повод понаделать праздничных открыток и раздать перед ужином всем служивым дворца.

– В число которых попадет Хоменко, – догадался Химик, – удобно для контроля жертвы, снимаю шляпу перед твоим коварством.

– Это еще разминочка, – зловеще пообещал Историк, – трепещите народы Европы. Мы ворвемся в вашу лавочку словно русский турист с похмелья в свой первый выезд.

Николай встал с лавочки. Еще раз проверил, приватизированный под шумок строительства, гвоздодёр в ранце, подпнул лестницу под кустами и удовлетворенный зашагал ко входу во дворец.

***

Первым Николая встретила суровая новость от Марии Фёдоровны о лишении его ужиничных конфет. Маман как раз выходила с фрейлинами во двор посмотреть на лавочку, смастерённую сыновьями. Если бы не это смягчающее обстоятельство неизвестно какое бы настоящее наказание ждало царевича за хулиганство, учиненное в отношении камердинера.

– А что тут неизвестного, – высказался Историк в ответ на опасение Химика, – в угол поставят, ужина лишат, за ухо выдерут в самом крайнем случае. Арсенал небогатый. Лишение конфет – фикция и мамка об этом знает. Николай больше не ест сладкого.

– Простите матушка, – сконфузился Николай, – я думал это будет весело. Радциг не обиделся и трещотку я сразу отдал.

– Молодец, что это понимаешь, – сказала довольно Мария Фёдоровна, – но наказать тебя необходимо. Грейт витс а шу ту мэднесс нир эллайд, энд зин партишнс ту зе баундс дивайд.

– Это вот сейчас что было, – возопил Химик, – она там Линкин Парк что ли наслушалась?

– Высокий ум – безумию сосед. Границы твёрдой между ними нет, – продекламировал Историк. – просто уходим, сделав лицо попроще. Николай точно не читал Джона Драйдена "Авессалом и Ахитофель".

– Попроще, – ворчал Химик, – мне вообще, кажется, это девиз страны. Будь попроще и микробиологи к тебе потянутся. Зачем она говорит непонятные вещи маленькому мальчику?

– Обучающий момент, – проинформировал Историк. – Драйден, кстати, круче Байрона у элиты считается.

– Ники, – окликнула уже повернувшегося сына Мария Фёдоровна, – вчера наши войска разбили турецкую армию под Плевной. Твой отец скоро будет дома.

Николай озарился светлой улыбкой, почтительно приложился к матушкиной руке и вприпрыжку понесся к дворцу, восторженно крича: "Ура-а-а".

– А ты не переигрываешь? – поинтересовался Химик

– Типичная реакция ребёнка, соскучившегося по отцу, – ответил Историк, – ах, да, спросим разрешения на самодельный лубок к взятию города.

Не переставая кричать Николай вернулся к мамке и запыхаясь, затараторил: "мам, можно к этому славному дню с ребятами сделать подарочную открытку? На Рождество мы делаем для своей семьей, но эта победа общая для всех! Мы поздравим с Жориком и Володькой наших верных слуг. Будет правильно разделить с людьми наше счастье".

– Конечно, Ники, – немного подумав, разрешила цесаревна, – Александра Петровна вернулась во дворец и поможет вам расписать карточки.

Николай вернулся во дворец и поднялся в игровую, где уже накрывали на стол. Верная банда сразу насела на него с новостями про Плевну, и Николай коротко пересказал свое предложение о подарочных открытках служивым ко дню взятия города и о разрешение на это от Марии Фёдоровны.

– Гляди в оба, а зри в три, – удивился Володька, – как ты все быстро придумываешь, Ники?

– Грейт витс а шу ту мэднесс нир эллайд, энд зин партишнс ту зе баундс дивайд, – успешно спародировал Николай матушку и в полной мере насладился открытыми ртами мальчуганов. – Так мамка про меня говорит.

– Мог бы и перевести пацанам, – укорил Химик.

– Не, видишь лакеи на стол накрывают, – ответил Историк, – кто-то из них мамке настучал про трещотку. Тут каждый второй на дворовую полицию работает. Николая захотел отец, как то во дворце видеть поздно вечером, когда он уже взрослый был, так сам питерский полицмейстер его с Малечки достал и привез. Не можем мы английский знать пока, не по уму. А вот память идеальную продемонстрировать – это плюсик в карму.

– После обеда собираемся и расписываем карточки, – озвучил план Николай. – Александра Петровна нам поможет. Вечером раздарим служивым, когда они пойдут на ужин. А пока приступаем к обеду!

– Кашу мясом не испортишь, – провозгласил Химик.

– Слышали бы тебя веганы, – хмыкнул Историк.

***

– А он точно художник? – с сомнением спросил Химик

Помогать в титанической и благородной работе по увековечиванию подвига русской армии, в игровую царственных детей, приперлась вся аристократия Аничкова дворца в лице маманьки и её фрейлин-тёзок: графини Александры Апраксиной и княжны Александры Куракиной. С ними затесался неказистый мужичок ни в коем разе не похожий на богемного представителя кисточки и акварелей. Был ростом мал, худощав, взор не горел пронзительно и ясно – не нашлось гостевой мдмашки во дворце, – скорее был подобострастен и немного жалок. Благообразные черты лица портили лохмы нечесанных волос и некая сутуловатость.

Мария Фёдоровна представила его как известного петербургского портретиста Василия Павловича Худоярова, по зову души и веления сердца, пожелавшего принять участие в праздновании успеха русского оружия.

– Да, – ответил Историк, – просто художник второго ряда. Матушка наша молодец, быстро просчитала, что наша наскальная живопись способна переманить на светлую сторону силы даже отъявленного имперца. Думаю, она послала лакея с пожеланием видеть у себя Крамскому, но тот не смог, по каким-то серьезным причинам и предложил своего ученика.

– Не знаю Крамского, но ученик его староват, – рассудил Химик

– Крамский – лучший на сегодня портретист, вернулся недавно с выставки в Париже. – терпеливо объяснил Историк. – Он, кстати, и первый учитель Репина.

– А, – протянул Химик, – ну кто не знает Репина и его картину "Бурлаки приплыли".

Я не знаю, – сурово ответил Историк, – во-первых не бурлаки, а монахи, во-вторых, не приплыли, а не туда заехали, и в-третьих, не Репин, а Соловьев. Так вот, Худояров крепостной из Иркутской губернии, что выбился в люди и осел в Санкт-Петербурге. Селфмейдмен. Рисовал и мамку, и папку нашего, и пейзажи, но больше делал копии известных картин. Его работы представлены во многих уральских музеях.

– Ты мой кумир, профессор, – кисло сказал Химик, – для мещанского понимания: почем его картины известные стоили?

– От десяти до шестидесяти трех тысяч долларов, – прикинул Историк.

– Не очень, – выразился Химик, – я уж думал Николай ему попозирует.

– Ой, все, – чертыхнулся Историк, – летом в Дании, вызовем к себе Ван Гога, он как раз будет шататься эти два года между Бельгией и Нидерландами. Удовлетворит ли это твое тщеславие?

– Вполне, – польщенно произнес Химик, в то время как Историк, представляя, как он удивится, увидев разницу портретных работ между художником-академистом и постимпрессионистом, пытался подавить приступ смеха.

Работа была организована Николаем по конвейерной схеме. Володька и обе фрейлины нарезали альбомные листы на квадратики и передавали их великим князьям и их матушке. Мария Фёдоровна подписывала открытку цветным карандашом пафосными строками о славе русского оружия под Плевной со своей подписью, Николай с Жориком добавляли свои имена и передавали Худоярову. Художник мастерскими движениями карандаша в несколько взмахов очерчивал холмы, мазанки и православный крест над очертаниями города. Александра Петровна усердно раскрашивала в цвете благолепие в виде неба и солнца.

Мария Фёдоровна умудрялась подшучивать над обеими фрейлинами за раз. У Александра, в будущем Третьего, на службе состоял молодцеватый адъютант, князь, штабс-ротмистр Владимир с тройной фамилией Оболенский-Нелединский-Мелецкий. Лукаво поглядывая на вспыхивающую Апраксину, неравнодушную к щеголеватому адьютанту, и Куракину цесаревна нехитро забавлялась, что княжной быть хорошо, а княжной с тройной фамилией еще лучше.

Жорик не разменивался на мелочи. Высунув язык, он с усердием малевал свой автограф для челяди. Володька, исполненный сознанием высокого долга, резал бумагу словно рождественский торт: неистово и тщательно. Апешечка умиротворенно мурлыкала, приголубливая карандашами открытку. Радциг летал на крыльях преданности, словно заправский чемпион по фрисби, таская вазочки с карандашами для царственной семьи.

– У нас тут своя атмосфера, – хотелось высказаться Николаю, но он благоразумно молчал, наслаждаясь минутами счастья.

Аха, – влез Химик, – сравнил Радцига с псом, я такой санкции не давал.

Поговори мне еще тут, – пригрозил Историк, – тут, тут и вот тут, где галочка.

***

Сервизная Аничкова дворца представляла собой двухэтажное здание в виде подковы, пристроенное позже Карлом Росси к основному зданию. Второй и первый этажи были соединены с главным корпусом, но если через второй лакеи поднимались с едой, предназначенной для царственной семьи, то проход на первый этаж служил челяди пропуском в большой зал для приема пищи. Именно у входа в зал, за столиком с кумачовой скатертью раздобытый Радцигом, расположились ребята, встречая заходящих на ужин слуг открыткой и добрым словом в честь взятия Плевны.

– Прямо прием в монархомол, – язвил Историк, – не хватает бюста Александра Второго и черно-желто-белого штандарта.

– И лозунга, – засуетился Химик, – политического лозунга со смыслом! Хватит турфирмам набивать кассу – монархия поможет отдохнуть в Турции трудящемуся классу!

– Смех – смехом, – сказал отхохотавший Историк, – но в свидетельствах современников русско-турецкой войны: врача Боткина, полковника Газенкампфа, писателя Амфитеатрова, художника Верещагина мы видим, как удивлялись русские воины, вчерашние крестьяне, богатству болгарского стопанина. И вот эта бесконечная, неумелая война, в то время как у нас самих в хозяйстве неладно, какое-то родовое проклятие России.

Вся церемония заключалась в благолепной, коротенькой речи Николая, затем Жорик доставал из стопки, лежащей под охраной Володьки, открытку и вручал её человеку. Некоторые чересчур сознательные подданные все порывались целовать руку царевичу, но Николай попытки пресекал, ласково предлагая не задерживать мероприятие.

– Вот и Хоменко, – среагировал первым Химик, как более сосредоточенный на обстановке, пока Историк занимался очередным служкой.

– Приваландал аспид, – подделался под простонародный говорок Историк, – скоро будем стричь под гребенку.

Хоменко получив свою открытку расцвел, подкрутил ус и распылился к любви к царствующему дому. Борода его мелко тряслась, нос преданно раздувался в такт речи, щеки неистово алели, но глаза смотрели цепко и внимательно, словно у дилера на Новый Год с невыполненным планом.

Что в мешке у Санты? – обозвал этот взгляд Химик, – антидепрессанты!

– Была бы голова – отрастет и борода, – милостиво согласился Николай универсальной поговоркой с вышеизложенной речью пристава и махнул неопределенно рукой.

Хоменко сменил следующий служитель Аничкова дворца. Наградив открытками для верности еще двоих человек Николай, – заметив краем глаза, как Хоменко присел за столик и предался гастрономическому эпикурейству – решился.

– Николай Александрович, выручай, мне необходима ретирада, – безапелляционно заявил царевич камердинеру. – Жорик, заменяешь меня, толкаешь коротенькую речь. Радциг, ты вручаешь открытку. Володька, как и прежде, стережет наши бесценные письмена. Я – скоренько!

С этими словами Николай размеренными шагами устремился к дверям.

Операцию "Фляжка, опий, много бабла" прошу считать открытой, – анонсировал Историк. Химик начал про себя отчет.

Опоздавшие тянутся ко входу в столовую. Таких осталось несколько человек. Николая они встречают приветственными "ваше высочество, позвольте выразить...", но Николай с улыбкой отмахивается, показывая что некогда и ускоряет шаг.

Поворот. Здание дворца буквой "Н" и хоромы Хоменко находятся на противоположной перекладине буквы от столовой. Удобное место и лифта рядом нет, не шумно. Николай оглядывается – пусто. Замирает – тихо. Вытаскивает из кармана отмычку – не подведите родные.

Вороток входит бесшумно и упирается. Гвоздь начинает цеплять пластины. Несколько подходов. Первая пластина отходит, а мундирчик Николая можно уже выжимать.

– Зато ступора нет, – говорит Химик – со страха потеет, адреналиновый гипергидроз. Ничего и он пройдет с такими приключениями быстро.

Вторая пластина щелкает, и Николай быстро поворачивает ручку. Есть! Он в квартире Хоменко. Нисколько не интересуясь обстановкой Николай, первым дело осматривает гостиную. Вот гардеробный шкафчик – то что нужно. Вот шинель господина пристава, вот и фляжка во внутреннем кармане – один в один с его, "волшебной".

Николай взвешивает на руках обе. Хм, разница не чувствуется. Можно не переливать свою, полную – приводя к стандарту объема хоменковской фляжки. Все оказывается гораздо проще чем ожидалось. Николай подменяет фляжки, засовывает хоменковскую за голенище, приправляет штаниной, подходит к двери. прислушивается – тихо.

Он выскальзывает в коридор, словно мыло из рук пьяной барышни. Проделывает обратную процедуру запирания замка.

– Сколько? – спрашивает Историк у Химика.

– Три минуты, – отвечает тот, – как у Чукувера, но у того квартира рядом с игровой, а тут через весь дворец идти. Бежим обратно?

Николай летит стрелой: легко и свободно. Как там у классика – в такое время жаль, что я не родился бабочкой. Парадной вход во дворец – половина пути. Еще немного и Николай, остановившись и отдышавшись, поворачивает направо и входит в зал.

А неврученные открытки еще остались. В очереди к столику три человека. Жорик что-то смешно пищит, а Радциг подает открытку. Николая он уже заметил и шепчет на ухо Жорику, тот жалобно смотрит на брата – доколе?

– Горжусь тобой, – показывает Николай на пальцах и спешит к столу.

– А неплохо все прошло, – обращается Историк к Химику, – и аутентичненько так. Худояров очень помог. Вообще, даже скульптор коняшек на мосту Клодт, помогал открытки царской семье для рождественской лотореи расписывать в свое время.

– Немного не по себе, – признался Химик, – с этой фляжкой и миллионами, чувствую себя в каком-то триллере.

– Жизнь в России сплошное кино, – отзывается Историк, – а в этом веке оно еще и короткометражное. Второй вариант отъема денег у Хоменко понравился бы тебе еще меньше.

– Какой вариант? – не понимает Химик.

– Тот самый из поговорки, – отвечает Историк, – стукни по голове молотом, не отзовется ль золотом.

***

Часов у Николая в комнате нет. Приходится полагаться на внутреннее чувство. Фляжка, очищенная от анисовой водки, наполнена чаем с лаймом. Это Николай, заранее, попросил стакан чая и орехи принести Радцига, и теперь перелитый чай плескается в фляжке, а в кармане шелушится, теряя верхний слой, арахис.

Николай стоит у окна. Все готово для самого важного пока шага в этой жизни.

– Чувствую себя агентом ноль ноль семь, – замечает Историк.

– Не соглашусь, – возражает Химик – скорее, тогда агент ноль запятая три, учитывая емкость фляжки.

Николай мягко улыбается. Предстоящая ночь изменит все.

Ранец, в нем: фляжка, гвоздодёр, спички. Набор начинающего взломщика. Этой стране нужен новый герой. Он уже пришел, вот храбрец, стоит у порога. Фигура его невзрачна, мала, но разве имеет размеры добродетель? Герой нашинкует справедливость дольками и отмерит каждому.

"Алексей Александрович, Государь приказал передать свои сожаления, что не может приказать расстрелять вас за ближайшим сараем. Ваше дело рассмотрит Главный военный суд".

"Александр Агеевич, учитывая ваше физическое состояние и преклонный возраст суд постановляет освободить вас от каторжных работ по сооружению Беломор-канала. Вы будете валять валенки в тюремном пошивочном цехе до истечения срока вашего наказания".

"Дмитрий Иванович, позвольте сразу вам сказать: граф Дмитрий Толстой мудак, а вы гений. Мне очень жаль, что я не могу позволить отправить его подопытным экземпляром для студентов Императорской военно-медицинской академии. Но у вас в настоящем будет свой университет, а у него заведование школой деревеньки Маково, за пределы которой ему запрещено выезжать."